Безумный Макс. Поручик Империи Ланцов Михаил
26 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии
После захвата особняка события пошли как-то скомканно.
Взятие в плен шофера. Подтягивание звена Хоботова с пулеметом. Осмотр пустого подвала. Допрос водителя.
Оказалось, что один из убитых унтер-офицеров был переводчиком. Это и объясняло их странное количество. Видимо, его выдали в усиление отряду, которому требовалось изымать документы на русском языке.
После допроса план со спокойным отдыхом накрылся медным тазом.
Водитель рассказал, что колонна с пленными отошла всего час назад. Из офицеров там был только один полковник. Да и тот – тяжело раненный. Его оставили при эвакуации свои же, не успев вывезти.
– Сколько всего пленных?
– С полковником?
– Да.
– Двенадцать человек.
– А конвоя?
– Шесть кавалеристов.
Началась спешная подготовка новой операции. Бойцы, конечно, немало устали, но не возражали. Третий успех за день поднял их боевой дух до небывалых высот. Причем в этот раз обошлось вообще без потерь.
Пока Хоботов и Васков осматривали особняк, собирая патроны и прочие полезные вещи, поручик занялся грузовиком при активном содействии водителя. Ну а куда тому деваться-то? Тем более что он оказался чехом и вообще военным не являлся. Находился в Пруссии по коммерческим делам. Вот тут-то его грузовик и реквизировали на военные нужды, не принимая никаких возражений. Вместе с ним.
Ничего сильно хитрого Максим решил не делать. Просто стянул верх кабины крепкой веревкой в несколько витков. А потом, демонтировав колеса с пулеметного станка, закрепил это огневое средство на крыше. Врастяжку. Вышел натуральный «колхоз», но держалась эта конструкция относительно неплохо и позволяла вести огонь в передней полусфере. Охватывая те самые сто двадцать градусов, которые давал станок Соколова.
Иными словами, получился классический такой пикап с пулеметом в духе популярных бомж-решений стран Латинской Америки, Африки и Ближнего Востока. Самого кустарного вида, кстати. Да, для линейного боя в условиях начала XX века – средство он представлял собой совершенно непригодное. Но при действии в тылах и на коммуникациях получалась очень даже полезная штука. А главное – неожиданная.
Собрали все ценное. Поели нормальной горячей еды на кухне, которую немцы готовили для себя. Покормив, кстати, и водителя. Ну а что? Не звери же они. Да и нужен он им.
Закинули в грузовик все собранные патроны, пистолеты и винтовки, а также германскую «сбрую» и обувь. Мало ли пленников разули? Или их обувь пришла в негодность. Поставили несколько фляг с горячей едой. Ведерко вареной картошки. Несколько бутылок алкоголя. Сумку с деньгами, часами и прочими ценными вещами. А потом, подпалив особняк, отбыли с чистым сердцем. Оставлять документы дивизии немцам Максим категорически не желал.
Чех по-русски не говорил. Точнее, почти не говорил и объясняться приходилось через пень-колоду. Из-за чего Максим чувствовал себя прорабом из «Нашей Раши», напряженно пытающимся понять, зачем его двум подопечным понадобилась третья «раскривушка». Но выбора не было. Да, его персональный «военный философ» мог вполне сносно беседовать с водителем на немецком языке. Однако доверия Хоботову мало. Очень уж субтильный духом он был пока. Что там дальше будет – надо посмотреть, а сейчас же поручику пришлось провести краткий инструктаж бойцов и полезть на переднее пассажирское сиденье в кабину. К чеху. Контролировать водителя да за дорогой поглядывать.
Разместившись, поручик занялся заполнением боевого журнала. Время уходит – можно и подробности позабыть. А ему только в штабе дивизии удалось наконец-то добыть подходящую тетрадь и пишущие средства. Вот и сел «бумагу марать», занося в журнал боевой путь отряда и сопутствующие сведения. Да внимательно следя, чтобы язык был не только предельно сухим и лаконичным, но соответствовал местной орфографии. Короткие рубленые фразы. Числа. Лаконичные пояснения. Без эпитетов и фигур речи. Только факты. Только hardcore.
Писать было неудобно из-за покачивания грузовика на ухабах, но он справлялся. Благо что карандаш – не перьевая ручка. Клякс не оставляет.
Так и ехали. Полчаса или около того.
– Ваше благородие, – громко произнес Васков, постучав по кабине. – Кажись, догнали.
Максим посмотрел вперед.
– Они? – спросил он у чеха, показывая на идущих впереди людей. Тот яростно закивал, подтверждая сведения. Догадаться о цели вопроса, очевидно, было непросто.
Заприметив знакомый автомобиль, конвоиры согнали пленников с дороги. А те и рады. Как-никак – повод передохнуть. Казалось бы, только утром попали в плен, а уже вон какие подавленные и осунувшиеся. Положили носилки с полковником на землю и сами сели, дабы дух перевести.
– Тормози, – громко и отчетливо произнес Максим чеху, когда до группы было метров пятьдесят. Тому уже Хоботов успел растолковать значение этой команды.
Грузовик натужно заскрипел тормозами и, покачнувшись, остановился метрах в двадцати – двадцати пяти от группы людей.
– Огонь! – крикнул Максим и, высунувшись из кабины с запыленным стеклом, начал стрелять из пистолета Люгера. С одной руки, потому что нормально ухватиться было невозможно.
Бух! Бух! Бух!
Поддержали его винтовки с грузовика. Всадники, возвышающиеся над сидящими пленниками, были отличными мишенями. Поэтому на землю они полетели легко и просто. Даже не успели выхватить свое оружие.
Пленники, не будь дураки, ухватили лошадей. Да и разглядели они своих, когда те высунулись и начали стрелять. По форме. Да и крики знакомые.
Максим открыл переднюю дверь и достаточно сноровисто вылез на землю.
– Кто старший? – окрикнул он пленников.
– Я, – тихо произнес тяжело раненный полковник с носилок.
– Здравия желаю, – бодро произнес Максим, подойдя к штаб-офицеру так, чтобы ему легко было его видеть. – Как ваше самочувствие?
– Не представитесь? – удивился полковник, едва заметно выгнув бровь.
– Не имею возможности. Контузия. Очнулся в траншее, засыпанный землей. Ни имени своего не помню, ни родителей, ничего. Зовут Максим. Наверно. На портсигаре вычитал. Отчество неизвестно, но, если пожелаете, зовите Федоровичем. Думаю, оно вполне сойдет.
– Документы?
– Увы… – развел руками поручик.
Полковник промолчал, внимательно изучая поручика. А тот продолжил:
– Придя в себя, принял командование над нижними чинами и прапорщиком Хоботовым.
– Хоботовым? Он тут? – удивился полковник, выдавая знакомство с ним.
– Да, господин полковник, – подтвердил Лев Евгеньевич, подходя ближе.
– Вступили в бой с противником, – продолжил Максим. – Перебили трофейную команду. Откопал и отремонтировал станковый пулемет. Уничтожили из засады маршевую роту немцев. Отбили штаб дивизии. Автомобиль – трофей.
– Что со штабом? – тихо, но напряженно спросил полковник.
– Приказал сжечь, чтобы документы не попали в руки к немцам. Вывести не имел возможности.
Полковник перевел взгляд на Хоботова и тот кивнул, подтверждая слова поручика. Вновь посмотрел на Максима. Внимательно прошелся по его внешнему виду, буквально сканируя каждый шов формы. Потом взглянул в глаза и медленно произнес:
– Максим Федорович, принимайте командование над моими людьми.
– Есть, – козырнул поручик и начал отдавать распоряжения.
Носилки с полковником загрузили в грузовик. Пятеро бойцов сняли с убитых кавалеристов сбрую и оружие, сели верхом. Те, кто из селян и хорошо верхом держался. Остальные набились в грузовик. Превратив его сразу в этакую пародию индийского общественного транспорта. Разве что на подножках не стояли и на крыше не сидели.
Уже смеркалось, поэтому мудрить не стали. Просто отъехали в сторону на несколько километров и, съехав с дороги в небольшой перелесок, встали там лагерем. В темноте автомобиль, стоящий среди деревьев, не разглядеть. А костер можно было развести в небольшом овраге. Там же подогреть еду и вскипятить воду.
– Максим Федорович, – тихо позвал поручика полковник. Так и не представившийся, к слову.
– Слушаю.
– Что делать дальше думаете?
– Злодействовать, – улыбнувшись, ответил поручик. – Как я могу к вам обращаться?
– Андрей Петрович.
– Очень приятно. Андрей Петрович, судя по всему, основные силы корпуса генерала Артамонова организованно отходят с боями на юг. В лучшем случае. В худшем – беспорядочно отступают. Поэтому прорываться к нему я смысла не вижу. Планирую прокатиться по тылам и постараться сорвать немцам снабжение. А если повезет, то оттянуть на себя батальон-другой.
– Дерзко.
– Не вижу другого способа замедлить наступление немцев. Что толку нашим от десятка-другого солдат на передовой? А здесь, в тылу, на грузовике да с пулеметом – мы представляем для немцев несоизмеримую опасность.
– Дерзко, – тихо повторил полковник, а потом добавил с едва заметной улыбкой: – Но я одобряю.
– За Японскую войну? – спросил Максим, кивнув на орден Святого Владимира IV степени с мечами.
– За Мукден, – кивнул полковник, уточняя.
– В штабе мы нашли Анненскую саблю. Не ваша?
Так разговор и завязался. Оказалось, что поносило Андрея Петровича изрядно. Все больше по Дальнему Востоку, где он встретил XX век. Боксерское восстание. Взятие Пекина. Занятие Порт-Артура. Русско-японская война. Революционные события. Подавление мятежей. И вот – шальная пуля. Глупое ранение. Случайное. Он бы еще повоевал…
За разговором полковник и уснул. Сказались и общая слабость, и нервное напряжение. А поручик, проверив, как унтер-офицеры помогают бойцам освоиться с новым вооружением, засел за карту местности. Нужно было придумать хоть какой-то план действий как для себя, так и для отряда.
Основная сложность заключалась в том, что, собственно, Максим был в этом мире чужим, всецело инородным элементом. И если сейчас он хоть как-то вписывался в обстановку, то переход в распоряжение частей Русской Императорской армии радости ему не доставит. Документов нет. Знакомых нет. Связей нет. Ничего нет. Он никто и звать его никак. Конечно, боевые заслуги могут и зачесть, признав офицером и выпустив в войска. Если повезет. Ведь наверняка будут проверять. Конечно, НКВД здесь нет. Но все равно. Он прекрасно знал о той шпионской истерии в Российской Империи, что имела место в годы войны. Так что у него есть все шансы попасть как кур во щи. Но даже если выкрутится, дальше-то что?
Максим не испытывал иллюзий и прекрасно понимал, что если его не убьют в ходе боевых действий, то уж жернова революции и последующей гражданской войны перемолотят только в путь. Все эти высокие идеи свободы, равенства и братства были ему чужды чуть более чем полностью. Для него они звучали как бред восторженных юнцов и экзальтированных идеалистов. Да и к демократии он относился весьма прохладно. А значит, шансов пережить ту кровавую кашу, которая грядет, у него практически нет.
Из чего он делал простой и незамысловатый вывод. Нужно просто исчезнуть. Немецкого языка он не знал. Однако это, на его взгляд, не должно было помешать раствориться на просторах Германии. Взять и в нужный момент исчезнуть, прихватив с собой трофейные пистолеты, деньги и прочие ценности. Дойти до нейтральной Швейцарии. Нелегально перейти границу. Перейти во Францию или Италию. И уже оттуда перебраться в более спокойные места. Благо что английским языком он худо-бедно владел.
Но как это сделать?
Кроме того, нарисовалась еще одна проблема. Вот так сидя возле костра и анализируя день, Максим даже не смог объяснить, зачем он бросился спасать пленных. Это было ему невыгодно. От маленького отряда легче избавиться, просто подставив под убой. А тут раз – и взвалил себе на плечи еще дюжину людей. И с каждым новым человеком бросить отряд и начатое дело становилось все сложнее и сложнее. Чисто психологически. Он ведь видел, что люди доверились ему. Даже освобожденные пленники, на которых уже успел распространиться боевой дух и запал изначального ядра отряда. И вера в своего командира. Странного, но сумевшего достичь значимых результатов в кратчайшие сроки.
Поручик хмуро потер лицо, поймав себя на мысли, что ему стыдно смотреть в глаза своим людям. Просто стыдно. Они ведь ничего не знали и верили ему. Чтобы хоть как-то подавить это чувство, Максим встал и отправился проверять посты, стараясь отвлечься…
Глава 6
27 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии
Утро наступило внезапно.
Максим, не выспавшийся и злой, потянулся и принялся за дела. Требовалось навести марафет: умыться, побриться, надеть уже почищенный китель. Кем-то. Пока он чистил морду лица. Ну а что? Командир отряда он или где?
Полковник же, также проснувшийся с первыми лучами солнца, внимательно за ним наблюдал. Очень уж он казался ему странным поручиком. Да – решительный, уверенный в себе малый. Но насквозь неправильный. Хотя это и не бросалось в глаза явно. Однако какой-то едва заметный флер присутствовал постоянно.
В чем? Сложно сказать.
Что-то проскакивает в его речи такое, что цепляло полковника. На первый взгляд безвредные словечки да обороты, но насквозь незнакомые и непривычные. Из Максима Федоровича со всех щелей выпирала удивительная начитанность и широчайший кругозор, непривычный для пехотного поручика. Оно было и неудивительно. Учебная программа в рамках средней общеобразовательной программы в конце XX века на голову превосходила ту, что имелась в гимназиях начала того же века в России. И по совокупным часам, и по объему сведений. Разве что баланс предметов иной. А ведь у Максима был еще полный курс высшего военного училища, то есть вуз за плечами. И там тоже минувший век оставил самые неизгладимые следы интенсификации и акселерации всего и вся. Ну и увлечения… Поэтому, даже всеми силами сдерживаясь, он все равно светился как новогодняя елка в ночи. Что не могло укрыться от взгляда ни Васкова, ни Хоботова, ни тем более полковника.
Впрочем, странностей и других хватало.
Андрей Петрович в бытность свою видел выступление силачей в цирке. И даже самого Ивана Максимовича Поддубного. Однако, когда поручик снял тельную рубаху для водных процедур, удивился. И было с чего. Максим ведь в той жизни не все время водку пьянствовал да по лесам бегал. Он и своей физической форме уделял немало времени. А культура и техника тренировок в начале XX века только-только делала свои первые, робкие шаги. Вот и удивился полковник разумно прокачанному и подсушенному телу поручика с рельефом мышц и кубиками пресса на животе. Прямо как на античных барельефах…
Бритье также привлекло его внимание. Максим мало практиковался в очистке лица от волос посредством опасной бритвы. Пробовал. Да. Но больше для того, чтобы покрасоваться на людях во время исторических маневров. А так он все больше электрическую или безопасную бритву предпочитал. Поэтому пользовался этим остро отточенным куском металла крайне осторожно… без должного многолетнего навыка.
В понимании же полковника поручик так неуверенно работал бритвой из-за того, что не привык сам себя обихаживать. По цирюльням сидел или еще как решал это затруднение. Косвенно это подтверждала и манера поведения. Он слишком дерзок, слишком самоуверен, слишком спокоен. ТАК не ведут себя поручики из безродных и бедных семей. Но полковник, отслуживший при штабе первого армейского корпуса, его не только не знал лично, но и никогда не видел. А это было странно. Очень странно…
Через час после подъема отряд уже смог привести себя в порядок и позавтракать оставшейся со вчерашнего дня трофейной едой.
А потом начались занятия.
Спешить пока никуда не требовалось, так как ехать в государственные учреждения немцев до открытия – глупо. Вот Максим Федорович и постарался потратить время на изучение нового оружия: винтовок Маузера и пистолетов Люгера. Кто-то уже умел ими пользоваться. Кто-то нет. И если с винтовками все было относительно просто, то с пистолетами пришлось повозиться. Селяне не отличались особенной технической грамотностью и сообразительностью… даже в таких примитивных вещах…
Но время.
Никакого внятного плана действий на день поручик не придумал. Только общую стратегию. Для чего-то большего ему просто не хватало сведений. А значит, что? Правильно. Нужно было брать «языка» или как-то иным способом получать критически важную информацию. Поэтому свернув стоянку около семи часов утра, поручик выступил всем отрядом в сторону ближайшего городка. Там ведь наверняка имелась комендатура…
Грузовик медленно катился по довольно приличной щебеночной дороге. Следом на рысях двигалось пятеро всадников.
Проехали около пяти километров.
Окраина небольшого городка, еще не тронутого войной. Во всяком случае, разрушения визуально не наблюдаются. Да и блокпоста на дороге нет. А главное – люди. Они спокойно прогуливались по улицам, очень неторопливо поспешая по своим делам. На грузовик и пятерку вооруженных всадников они вообще никакого внимания не обращали. Словно так и надо.
Максим удивленно покачал головой. И решил немного нахулиганить. Нет, ну а что? Ходят тут такие важные, словно цапли по болоту…
– Останови, – произнес он чеху, продублировав приказ жестом.
Автомобиль плавно встал, благо что скорость была копеечной. Чуть быстрее пешехода.
– Лев Евгеньевич, – обратился к нему поручик. – Видите вот эту благообразную пару? Спросите у них, может ли в городе где встать на постой батальон русской пехоты?
Хоботов удивленно повел бровью, но, совладав с собой, перевел.
Завязался диалог.
Не моргнув и глазом, Максим заявил прохожим, что он квартирмейстер, ищущий возможности разместить наступающие русские части.
– Наступающие? – немного удивился обыватель.
– Да, – кивнул Максим. Хоботов же продолжал переводить с отсутствующим видом. – К нам подошли подкрепления из Польши. Корпус генерала Франсуа разбит и уже через два-три дня русские полки будут в этих краях. Сами понимаете – издержки тяжелых боев. Нужно привести в порядок обозы, похоронить убитых, определить в лазареты раненых. Это время…
Обыватель оказался довольно толковым мужчиной и, не выдавая своего волнения, дал весьма ценные советы. К кому обратиться. Где посмотреть. Безусловно, не забыв в этом коммерчески значимом деле своих знакомых и родственников.
– А вы молодец, Лев Евгеньевич, – громко произнес Максим Хоботову, когда они закончили и поехали дальше. Разговаривать через фанерную кабину было сложно, но можно. Приходилось скорее перекрикиваться, чем переговариваться. – Я думал, что начнете возмущаться.
– Врать – постыдно, – веско ответил мрачный прапорщик.
– Но вы поняли, для чего я это говорил?
– Да чего тут понимать? Через час уже весь город будет знать о том, что тут скоро придут русские. А к вечеру – и вся округа. Но врать все равно скверно.
– Это не ложь! Это военная хитрость! – возразил Максим. – Представляете, что начнет твориться в штабе корпуса, когда до них дойдут эти слухи? А в штабе армии? Хо-хо!
– Но мы ведь отступаем!
– Вот именно! Это когнитивный диссонанс, мой друг, или разрыв шаблона мышления, если говорить попроще. Суть – удивление. Прямо по старинному учебнику военных хитростей одного древнего мудреца Сунь-Цзы. Впрочем, Суворов Александр Васильевич тоже не брезговал пользоваться этим нехитрым приемом…
Полковник же отмалчивался, погруженный в свои мысли. Ведь поручик опять, опять использовал слишком сложное и не профильное для обычного пехотного поручика словечко. Да к месту. Да так, что для него оно вроде как обыденно. А он, полковник, и слышать не слышал.
Отделение телеграфа.
– Тормози! Хоботов, Петренко, Сидоров – за мной. Остальным держать оборону. За старшего Васков, – крикнул Максим и лихо выскочил из все еще катящегося автомобиля.
Оправил форму и решительно толкнул дверь телеграфа.
Тихая и спокойная конторка. Чисто. Пол из крашеных, струганых досок самым тщательным образом выметен и вымыт. Небольшая стойка с двумя окнами для общения с оператором. Десяток стульев для ожидающих. Два простых стола с чернильницами, перьевыми ручками и бланками телеграмм.
Уверенной походкой с пистолетом в руке поручик прошел через приемное отделение и, открыв ногой дверь, вошел в техническое помещение.
– Hnde hoch! – громко произнес он. Уж что-что, а эту часть немецкого языка он прекрасно знал по старым фильмам.
Трое служащих вздрогнули и, увидев русского офицра, что-то залопотали.
Бах!
Выстрелил Максим в деревянную панель. Чтобы рикошетов не было. И повторил:
– Hnde hoch!
В этот раз сотрудники отреагировали очень резво. Даже несмотря на то что у одного из них имелся пистолет на поясе. А потом, следующие десять минут, они собственными силами демонтировали телеграфные ключи с аппаратов. Достали резервные из ЗИП-комплектов. И сдавали все это вместе с кассой, оружием и боеприпасами в заботливые руки рядового Петренко. Разумеется, составив самую опись реквизированного имущества.
– Проверь, – кивнул Максим Федорович Хоботову на эту бумажку, когда глава смены ее завершил и предложил подписать.
– Все верно, – кивнул прапорщик.
– Отлично, – произнес поручик и, подойдя к столу, размашисто на ней расписался.
Повернулся к жмущимся у стены служащим. Кивнул. И вышел. Следом за ним удалились оба бойца и прапорщик. И только после этого сотрудники телеграфа решились подойти к столу, на котором лежала опись с размашистой надписью «Балбесы» по-русски. С закорючками и прочими украшательствами. Увы, немцы не могли пока осознать всей курьезности ситуации. Русского языка-то они не знали. Для них эта надпись была просто подписью. Нашим же он ее не показывал… ни к чему это…
А дальше их ждала комендатура, которую пришлось брать с боем. Ну как с боем? Грузовик подъехал прямо к зданию. На посту стояли пара бойцов из ландвера. Они попытались вскинуть винтовки и вступить в бой, но были срезаны плотным огнем с грузовика. Прямо на ходу. Даже из пулемета короткую очередь дали. Точность – так себе. Но пошумели славно. Продемонстрировав, так сказать, всю глубину и серьезность намерений.
Пока поручик распоряжался, организовывая оборону, пожаловал комендант с мертвенно-бледным лицом. Упитанный мужчина в возрасте. Форма подогнана – комар носа не подточит. Чисто выбрит. Ухожен. На поясе пистолет. Может, когда-то и воевал, но сейчас он выглядел больше как декорация.
– Хоботов! – крикнул Максим. – Переводи!
– В этом нет необходимости, – вкрадчиво ответил комендант.
– Прекрасно, – кивнул поручик. – Полагаю, что вы уже в курсе, что корпус генерала фон Франсуа потерпел тяжелое поражение и скоро здесь будут русские войска. Я квартирмейстер. И вы мне как пленный без надобности. Вы понимаете?
– Конечно. Прошу, – сделал комендант жест, приглашающий в здание, предварительно сглотнув ком, подкативший к горлу. – В мой кабинет. Я все покажу и расскажу.
– Петров, Кулагин. Идете первыми. Пистолеты к бою.
– Есть! – козырнули бойцы, спрыгивая с грузовика и выхватывая из-за пояса Люгеры. Комендант от этого лишь поморщился, однако дергаться или возражать не стал.
Обошлось.
Кроме самого коменданта в помещении находились три престарелых инвалида «на бумагах», один перепуганный юнец, пара машинисток весьма страшной наружности и суровая, крепкая женщина в возрасте – уборщица. Всех их разоружили, забрав у самого коменданта пистолет, а у Гертруды Шмульке отобрав швабру, очень уж опасной выглядела она в руках этой женщины. И от греха подальше заперли в дальней комнате, приставив постового.
Комендант оказался душкой. Очень мило пообщались. Кое-что Максим конфисковал. Кое-что позволил добавить в список конфискованного. Нет, ну ей-богу, не бесплатно же этот мужчина так старается? Любой труд нужно оплачивать. А разграбление склада комендатуры без вдумчивой помощи могло и затянуться.
Узнав правила игры, комендант проявил недюжинный энтузиазм и сноровку. До такой степени, что Максим Федорович даже про себя окрестил этого упитанного мужчину «Яндексом». Ибо находилось у него все. Нужен бензин? Пожалуйста. Автомобильные свечи? Не вопрос. Лекарства и перевязочный материал? И этого небольшой запасец имелся.
Но главное – в одном из сараев, выходящих во внутренний двор, стоял недавно реквизированный автомобиль Ford Model T Woody Pickup модели 1913 года. Свежак!
Когда поручик его увидел – залюбовался. Не автомобиль – игрушка. Небольшой пикап с деревянным корпусом прекрасно подходил для нужд отряда. Но главное – это крайне простое управление. Это же Ford T с его первой в мире коробкой-автоматом. На него в USA даже отдельные права давали. Дескать, Ford T уже доступен для управления, а до полноценного автомобиля еще расти и расти. Вот за «баранку» этого «пылесоса» вольноопределяющийся Синичкин и сел. Опыт в управлении авто у него, по его словам, был, но крошечный. Час наката или около того. Оставалось уповать лишь на то, что он разберется…
Глава 7
27 августа 1914 года, где-то в Восточной Пруссии
Дела в этом небольшом городке закончились только после того, как удалось нормально обработать рану полковника и перевязать его чистыми бинтами. И пока это делали, Максим смог не раз и не два чертыхнуться. Ругая себя за то, что сразу не глянул. Ведь Андрея Петровича фактически бросили умирать, даже не потрудившись по-человечески перевязать.
– Что вы такой хмурый? – поинтересовался полковник после того, как Максим с трудом снял перевязку. Андрею Петровичу даже пришлось зажать палку между зубами и терпеть. Отдирать присохшие бинты от раны – то еще удовольствие. А обезболивающих нет. Так – влили стакан водки и дали сочную, свежую палку на закуску.
– Вас же бросили умирать, да?
Тот нервно дернул глазом, но ничего не ответил.
– Не забудьте им в лицо плюнуть, при случае. Если бы мы сейчас не озаботились, вы бы почти наверняка воспаление подхватили бы. Они рану даже не пытались чистить. Лучше бы пристрелили. Смерть в горячке – поганая смерть.
А вот дальше выяснилось, что Максим тот еще садист. И, если бы бойцы не держали Андрея Петровича, пришлось бы выдавать тому порцию наркоза кулаком в ухо. Возможно даже не один раз. Ну а что прикажете делать? Осколком в рану занесло куски мундира. Да-да, именно крупным осколком, а не пулей, как сам раненый говорил.
Вот поручик и полез со свиным рылом в калашный ряд. Предварительно отмыв в спирте найденные у коменданта инструменты эскулапа. Не оперировать, конечно. Нет. Рану чистить. Заодно и до осколка дотянулся и смог его вытащить. Крупный он был и зашел неглубоко. Потом промыл рану. Стараясь кипяченым слабым солевым раствором вымыть из нее всякий мелкий мусор. Для чего приспособил банальную клизму, только маленькую. Не факт, что он все делал правильно. Не его профиль. Так – действовал больше по наитию.
Максим Федорович серьезно рассчитывал на то, что Андрей Петрович потеряет сознание от боли и можно будет уже спокойно все сделать. Однако не вышло. Полковник держался. Выл жутко, скорее даже больше мычал, чем выл. Грыз зажатую палку нещадно. Дергался, да так, что дюжие солдаты едва удержали. И даже под себя сходил комплексно. Но не отключился. Крепкая у него была психика. Поручик же с самым невозмутимым видом продолжал делать свое дело. Зачем? Да черт его знает. Видимо, сказывалась его слегка «протекающая крыша». Ведь полковник мог умереть от болевого шока. Но в тот момент Максим о том не думал… ему почему-то хотелось покопаться металлическими предметами в ране…
Завершил чистку. Швов накладывать он не умел, да и нечем было. Так что ограничился плотной повязкой. Влил в полковника еще один стакан водки. Не подействовало. Еще один. Отключился. Теперь можно было позволить солдатам привести тушку полковника в порядок и загружать ее в грузовик. Обмыть там и портки сменить.
– Вы учились на врача? – спросил поручика Хоботов, когда они уже погружались в грузовик.
– Нет. А почему вы спрашиваете?
– Вы… вы хоть понимали, что делали?
– Лев Евгеньевич, я же вам говорил уже – у меня контузией выбило из головы всю личную информацию. Знания, умения, навыки – остались. И прочая белиберда вроде песенок или анекдотов тоже. А где я учился – увольте, не знаю.
– Но…
– Увидел рану и понял, что нужно делать. Хотя уверенности в руках не чувствовал. Видимо, это не то, чем я обычно занимался. Но если бы оставил все как есть, у полковника началось бы воспаление, и он в течение нескольких дней скончался бы. Теперь, думаю, если повезет, выживет. Мужчина он крепкий, должен выдержать./p>
– Извините, – буркнул Хоботов и полез в грузовик.
Ну а что прикажете делать? Говорить, что видел операции только в видеозаписях? Что были знакомые, не раз и не два рассказывающие байки? Что он импровизировал, опираясь на свои невеликие знания и навыки? Зачем? Пусть лучше думают, что действительно что-то умеет, и надеются на лучшее. С этими мыслями поручик и пошел к кабине, где его поджидал чех.
Постояв немного возле кабины, Максим плюнул и приказал пятерке всадников тоже забираться в грузовик, бросая лошадей. Да, им удалось захватить еще один автомобиль. Однако очень уж был компактным Ford T. Да и носилки с раненым полковником занимали прилично места. Рискованно получалось. Слишком рискованно. Вплотную просто. Но оставлять в отряде лошадей Максим не решился. Они радикально снижали скорость движения отряда. Он терял мобильность и маневр. Тем более что лошади даже рысью больше четырех-пяти километров идти не могут без чрезмерного утомления. Точнее, могут, но только в фильмах и книгах художественного содержания. В этом деле его уже просветили солдаты, призванные из села.
Поручик тяжело вздохнул и полез в кабину. Его ждали великие дела. Только уж больно все карикатурно пока получалось…
Без лошадей поехали намного бодрее. Благо что ровная дорога из уплотненного щебня вполне позволяла уверенно двигаться со скоростью в тридцать – тридцать пять километров в час, а местами и быстрее. Даже на этих колымагах.
Короткий рывок. И вот уже через какие-то четверть часа два автомобиля подъехали к временному полевому складу трофеев. Тот находился точно там, где его комендант и указывал.
– К бою! – крикнул поручик на подъезде.
Дистанция стремительно уменьшалась. Впрочем, приближение двух автомобилей обывателей этого временного склада не смущало. Вон один грузовик и так стоял чуть в стороне. И пара мужчин, приподняв его домкратом, возились с передним колесом.
– Тормози! – рявкнул Максим чеху, когда до противника оставалось шагов тридцать-сорок. А потом остальным скомандовал: – Огонь!
Застрекотал пулемет, дав длинную очередь по скоплению противника. Заухали винтовки. На этой дистанции можно было бы и из пистолетов стрелять, но солдаты, привычные к длинноствольному оружию, работали именно им.
Отряд Максима действовал очень дерзко и довольно глупо.
Ни разведки, ни рекогносцировки он не проводил. Сколько здесь было войск, знал только примерно и со слов коменданта. А вдруг тот соврал? Или не владел точными сведениями?
Немцы попытались отвечать. Но здесь были не молодые резервисты и не регулярные части. Сюда в охрану выдвинули ландвер, по возрасту уже почти что ландштурм, который оказался психологически не готов к такому столкновению. Они относились как раз к тому поколению, которое служило после Франко-прусской войны, а потому они не имели ни внятного боевого опыта, ни современных навыков. Крепкие служаки мирных дней… давно минувших и совершенно непригодных, неприменимых к окружавшей боевой обстановке.
Бой был скоротечным.
Расстреляв ленту с пулемета, Васков, а за агрегатом стоял именно он, принялся ее спешно менять. А остальной личный состав продолжил ухать винтовками, добирая визуально наблюдаемые мишени. Но только тех, кто бегал с оружием в руках.
– Пошли! Пошли! Пошли! – крикнул поручик.
Он уже сам к тому времени выскочил из грузовика и, прикрываясь капотом, вел огонь из пистолета. Чех же лежал на полу кабины и старался не отсвечивать.
Васков остался с одним бойцом у пулемета. Остальные стали стремительно продвигаться по территории полевого склада. Всех, кто оказывал сопротивление, убивали на месте, остальных сгоняли к грузовику и связывали. Впрочем, работники, возящиеся на территории склада, при первых же звуках перестрелки бросились кто куда. Здесь хватало гражданских. Так что зачистка носила больше формальный характер.
Удалось захватить и тех двух мужчин, что возились с колесом грузовика. Опять гражданские и опять реквизированный автомобиль. В этот раз поляк и немец. Причем поляк по-русски разумел.
– Так, Васков, – крикнул поручик, когда все затихло и пленных связали.
– Я!
– Пусть Йозеф грузовик немного повернет. А ты приготовься и контролируй вон ту дорогу, – указал он младшему унтер-офицеру. – Если появится кто – подпускай шагов на сто и срезай очередью. Понял?
– Так точно! – произнес Федот Евграфович и повторил приказ.
– Исполняй!
А сам, поставив еще двух бойцов в охранение, остальных увлек за собой потрошить добычу.
Что собой представлял такой временный полевой склад?
Это был своего рода накопительный пункт с предварительной сортировкой. Трофейные команды лазили по разбитым позициям и стаскивали сюда все, что было похоже на оружие, боеприпасы, амуницию и что-то хоть как-то похожее на полезное военное имущество. Даже шинели с сапогами, и те для первичной сортировки свозили сюда. Подводами преимущественно. Грузовиков в 1914 году в германской армии практически не имелось. Только с началом войны на местах их стали активно реквизировать для решения транспортных проблем.
Чего тут только не было… даже пушки с пулеметами! Но главное – гранаты!
О да! Гранаты!
Максим прекрасно знал о том, что в 1912 году на вооружение Русской Императорской армии поступила ручная граната Рдултовского, известная также как РГ-12. Увесистая такая жестяная коробка прямоугольной формы, да с крепкой ручкой и взрывателем с ударником и замедлителем. В общем – классика, пусть и невероятно уродливая на вид. Ну а что вы хотите от самых первых серийных конструкций?
Собственно, ручные гранаты массово на начало войны имелись только в русской и германской армиях. Одна беда – их никто и не воспринимал как средство для полевых сражений. Они находились на складах в крепостях и имелись у саперных подразделений, предназначаясь строго для крепостной войны. Грубо говоря, практику и тактику полевого применения гранат в годы Первой мировой войны и придумали. Если не считать старинные опыты XVI–XVIII веков. Поэтому радости Максима при виде этих четырех ящиков с РГ-12 его бойцы не оценили. Не осознали пока они еще своего счастья.
Три часа. Долгих три часа шла возня возле этого склада. Васкову даже разок пришлось пустить в дело пулемет, расстреляв подводу трофейной команды.
– Ваше благородие! – обратился к подошедшему поручик младший унтер-офицер и, указав на дорогу, добавил: – Еще едут.
Максим глянул в указанную сторону и грязно выругался. Это были не одна и не две подводы, а целый караван из семи штук. Да человек при них с неполные две дюжины.
– Дистанция триста, – произнес он для Васкова, рассматривая гостей в бинокль. – Длинной очередью – бей!
– Есть! – бодро ответил унтер и высадил все две с половиной сотни патронов ленты в сторону колонны гужевого транспорта. Люди при первых же выстрелах бросились в придорожные лопухи, благо что их хватало. А вот лошадей поубивало на месте.
Ба-бах!
Что-то взорвалось на предпоследней подводе. Гранаты или, может быть, снаряды везли.
– Прокрути-ка им еще одну ленточку, Федот Евграфович, – произнес поручик, когда Васков перезарядил пулемет. – Только короткими очередями, да по тем лопухам, что у дороги. Пусть уже в лес бегут, если выжили. А то, не дай бог, постреливать из винтовок в нас вздумают. Нечего дурными мыслями им голову забивать.
Тот гаркнул уставной ответ и начал работать осторожными, экономными очередями по три-пять патронов. Боеприпасы теперь можно было не беречь.
– Что у вас? – поинтересовался Максим, подходя ко второму грузовику. Тому самому, что ремонтировали по их прибытии.
– Все готово, Максим Федорович, – доложился Хоботов. – Колесо заменили, пулемет установили.
– Водитель готов с нами сотрудничать?
– Разумеется.
– Что, поляк вот так взял и согласился?
– Ваше благородие, – подал голос водитель. – А что поляк?
Читать бесплатно другие книги:
