Когда умирают боги Красько Дмитрий

– Для тебя же, дурака, старался, – объяснил Михалыч. – Думал, хоть это тебя остановит.

– Ничего меня не остановит.

– Оно-то и плохо.

Переправить меня к указанной точке было поручено как раз Михалычу. Вторым пилотом оказался толстощекий румяный парень лет двадцати двух-двадцати пяти. По всему было видно, что опыта полетов у него маловато – он все время таращился то на приборы, то в стекло, и ни на что другое не реагировал.

За усатого же Михалыча все делали его умные руки, а сам он почти не закрывал рта. Рассказал кучу баек из своей летной биографии, которые я слушал в пол уха – они меня не интересовали. Лишь в самом конце полета он начал говорить что-то существенное:

– Мы тебя на тросе спустим. В той точке, что ты указал, сесть невозможно – тайга, сопки, площадок нет.

– На тросе, так на тросе.

– Все-таки дурак ты, парень. Не боишься?

– Спускаться на тросе? Не в первый раз.

– Нет! Соваться сюда в одиночку?

– С чего вы, вообще, взяли, что эти базы кто-то посторонний сжег? Может, сторожа сами перепились и пожар устроили?

– Так и думали, когда первая база полыхнула. А потом, когда вторая сгорела, стало ясно – не они. Все четверо одно и то же твердили, и сговориться промеж собой не могли. Рассказывали, что сами пытались огонь погасить, да их от реки собаки оттеснили. Похожие на лаек, но здоровые – раза в два больше волков. Не бросались на них, а просто не давали к воде подойти. И все время ухмылялись – клыки показывали. А глаза умные, почти человеческие. Похоже на белую горячку, только на обоих базах одно и то же видели.

Если у меня еще оставались какие-то сомнения относительно присутствия Артемиды в обозначенном квадрате, то после этих слов они окончательно развеялись. Псы были ее. Без них она не показывалась нигде и никому. И я не видел причин, которые бы вынудили ее сменить традицию. Псы – не копье, не щит с головой Горгоны и не пучок молний. Люди сами держали их, так что Артемида в этом плане не очень выделялась. В былые времена, в Греции, ее сопровождала еще свора различного зверья – от медведей до ланей. Вот этим атрибутом ей, скорее всего, действительно пришлось пожертвовать. Но не псами.

Я не знаю, где она брала этих тварей. Как и совы Афины, они были смертны. Однако никто и никогда не видел Артемиду без ее здоровенных псов с по-человечески умными глазами. Некогда у меня даже возникла теория, согласно которой она оставалась девственницей не совсем по своей воле. Просто едва ли найдется мужчина, способный заняться с ней сексом под надзором здоровенных зверюг. Пожалуй, даже у Приапа в таких условиях впервые в жизни случился бы приступ импотенции.

Вертолет завис над живописным склоном, поросшим вековыми кедрами, и щекастый парнишка, надевший на меня «пояс верности», защелкнул на животе карабин с тросом. Потом сдвинул дверь и ободряюще улыбнулся:

– Все в порядке?

– В полном, – заверил я и, подняв с пола рюкзак, покинул борт.

Мне действительно было не в первой это делать. С середины девятнадцатого века войны сильно изменились, и личная доблесть в них больше фактически ничего не решала. И я предпочел получать адреналин, занимаясь другими делами – не менее опасными, но более индивидуальными. Зато как колотилось сердце, когда отрывался от земли на дурацких аэропланах, сконструированными полусумасшедшими недоучками-энтузиастами! Или как перехватывало дыхание, когда испытывал первые парашюты и не знал, раскроется ли над головой купол! А тут – всего лишь спуститься на тросе с пятидесятиметровой высоты. Детский лепет.

Сняв пояс, я дважды дернул трос, и он быстро исчез в вертолетном чреве. Похожая на стрекозу машина легла на обратный курс и скоро исчезла в безоблачном небе. Я осмотрелся. Места действительно были девственные, нехоженые. Подумалось, что выбор Артемиды понять можно. Хотя, признаться, мне самому едва ли захочется провести здесь хотя бы день сверх необходимого. Но наши с Артемидой вкусы сильно разнились, и для нее, пожалуй, не было лучшего пейзажа на всей земле.

Вековые кедры в три, пять и больше обхватов упрямо тянулись куда-то вверх, абсолютно не обращая внимания на то, что творилось внизу. А внизу ничего не творилось, потому что своими могучими кронами они почти полностью заслонили небо. Внизу были сырость, толстенный слой отслужившей свое хвои, и лишь кое-где пытались пробиться к солнцу потомки этих великанов.

Первым делом я вынул из рюкзака чехол с карабином и собрал оружие. Я не Геракл, и в случае встречи, скажем, с медведем, не сумею порвать ему пасть голыми руками.

Повесив карабин спереди на шею, я сверился по кальке и, забросив за спину рюкзак, пошел вниз по склону – туда, где была обозначена река. Вернее, ручей, потому что, согласно заявке, меня забросили в самые верховья.

Километра через два сплошной кедрач уступил место смешанному лесу, и идти стало намного сложнее. Кое-где приходилось продираться сквозь чапыжник, местами – двигаться по сплошному ковру синеватого мха, доходившего до лодыжек, а то и до середины голени. Мох пружинил, что не способствовало скорости передвижения. Стали попадаться лианы дикого винограда и актинидии. Некоторые экземпляры имели в диаметре сантиметров по пятнадцать и даже больше. Кишмиш – вещь хорошая. Пожалуй, единственная, из-за которой я согласился бы посетить местную тайгу не из чувства долга, но стоял май, и до ягод было еще месяца четыре. Я сглотнул слюну и потопал дальше.

Согласно кальке, получалось, что до реки оставалось еще километра три. За какое время я пройду это расстояние, предсказать было невозможно. Все зависело от того, по какой местности придется идти. Кто знает – может, берега сплошняком поросли кустарником, который нужно обходить, потому что живым сквозь него не продерешься.

Немного погодя я приметил, что вдоль моего пути, четко параллельно, по ветвям деревьев – метрах в трех над землей – прыгает какое-то человекообразное существо. Насколько я знал, обезьяны в Приморье сроду не водились, да существо и не походило на обезьяну, хотя с ветки на ветку скакало очень бойко. Не подавая виду, что приметил неожиданного спутника, я осторожно скосил взгляд в его сторону.

Больше всего он походил на детскую поделку. В еловую шишку воткнули четыре спички, вместо головы приспособили желудь. Правда, у этого создания желудь был без шляпки и густо поросший волосами. Самое забавное, что оно, кажется, и не старалось как-то себя маскировать. Двигалось бесшумно, но совершенно открыто, словно было абсолютно уверено, что его все равно не заметят.

Стараясь выглядеть естественно, я размял шею – дескать, затекла под тяжестью карабина. Снял оружие и переложил его в правую руку. Еловая шишка продолжал спокойно следовать параллельным курсом. И застыл только тогда, когда я развернулся вправо и направил на него карабин, держа его в вытянутой руке.

– Попробуешь смыться – выстрелю. Проверим, есть ли в твоей шишке орешки.

– Вот елки-метелки! – с досадой крякнул он и осторожно, чтобы я не счел это попыткой к бегству, уселся на ветку. – Заметил. Только не стреляй. Орешков все равно нет. Потому что это не шишка, а одежда моя.

– Забавная у тебя одежда. Ты кто?

– Я леший. И ничего в ней забавного нет. Все лешие такую одежду носят. Это традиция.

Итак, леший. Понятно, почему я его не узнал. Существо из другого мифологического мира. И прежде нам пересекаться не доводилось.

– Как ты меня заметил? – спросил он. – Ты ведун?

– Нет.

– Но обычные люди меня не видят. Только ведуны.

– А с чего ты взял, что я человек?

– Еще один бог, – резюмировал он. – Тоже с Олимпа?

– Совершенно верно.

– Послушайте, вы, которые с Олимпа, все решили сюда перебраться? Сколько вас там? Десять? Пятьдесят? Сто? Предупреждаю сразу – это мой участок. И если здесь станет тесно, я буду драться. И родичей своих позову. На земле и так осталось слишком мало места, чтобы простой леший мог спокойно пожить – человеков расплодилось, что гнуса в дождливое лето. Куда ни плюнь – все в человека попадешь. А тут еще отставные боги из всех щелей лезут.

– Не переживай. Я не Артемида. Я бы все равно не смог здесь выжить. Мне нужно передать ей кое-что. Потом я уйду. Может быть, она тоже уйдет.

– Она пусть остается. Она хорошая, хоть и некрасивая. Она природу любит, как я. Только по деревьям лазать не умеет.

– Некрасивая? – удивился я. – Да уж покрасивее тебя будет.

– Она для меня некрасивая. И ты для меня тоже урод. Ты карабин-то опусти. Рука устанет, палец судорогой сведет.

– У меня не устанет, – успокоил я, но карабин все же опустил. – Ты где Артемиду видел?

– Часов десять вниз по течению идти. Примерно месяц назад.

– Месяц назад? Значит, как ее можно найти сейчас, не подскажешь?

– Не подскажу. Она тоже с лесом связана, как я. Лес ее защищает. Вот тебя я сразу почуял. И людей сразу чую. А ее – не могу.

– Жалко, – заметил я. – Очень жалко. Придется искать самому. Ты не собираешься мне пакостить?

Он весело рассмеялся и, сделав вокруг ветки оборот спиной вперед, снова застыл. Я с трудом удержался, чтобы не вскинуть руку и не выстрелить. Напрасно он так неожиданно выдал этот кульбит.

– Конечно, не буду! – леший азартно почесал бороду. – Зачем мне? Это я спервоначалу думал, что ты плохой человек, пришел сюда зверье почем зря стрелять. Вон, и карабинчик у тебя богатый, и рюкзачок какой здоровый. Дай, думаю, покружу гостя непрошенного. Ну, а раз ты без злых мыслей пришел – то милости просим.

– А скажи мне, абориген, сколько времени нужно, чтобы до ближайшей базы отдыха добраться?

– Часов десять ходу.

– Я на лодке сплавляться буду.

– Нет разницы, – он махнул тонкой, похожей на ветку рукой. – Здесь река еще мелкая, узкая. Перекатов много, заломов тоже. Придется вручную лодку перетаскивать. Так что, как ни крути, выходит десять часов.

– Я, пожалуй, все равно к реке пойду. На лодке все-таки легче спускаться. Даже по заломам с перекатами.

– Удачи тебе, бог в отставке! – леший вдруг сорвался с места и, прыгая с ветки на ветку, скрылся с глаз с такой скоростью, что заставил меня усомниться – а сумел бы я не промахнуться, попытайся он убежать сразу, как только понял, что обнаружен?

Леший не соврал. Заломов было действительно много. Первый встретился сразу, стоило только выйти к реке. Огромный дуб, надломленный бурей у основания, упал поперек ручья, который в этом месте был едва-едва шире четырех метров. Со временем течение прибило к нему невероятное количество веток – толстых и не очень, в результате чего получилась изрядных размеров запруда.

Глубина реки даже в самом глубоком месте не превышала полуметра, так что я не увидел особого смысла надувать лодку. Пошел прямо по воде, время от времени обходя заломы. Вода была холодная, но меня это не смущало – наши пороги чувствительности сильно отличались от человеческих. В том числе и в температурном отношении.

После примерно четырех часов подобной ходьбы я вышел к месту слияния реки с ручьем почти такого же размера. Дальше русло становилось заметно глубже, так что лодку уже вполне можно было использовать по назначению.

У самого устья на галечной косе привольно развалился медведь-белогрудка. Он пожирал тайменя длиною побольше метра, – я даже не думал, что такая крупная рыба может подниматься так высоко по течению, – и при моем появлении издал предостерегающий рев. Ему не хотелось делиться добычей, но я на нее и не претендовал. Мне нужна была галечная коса, на которой он устроил себе праздник живота. Поэтому я снял с шеи карабин и, наведя его на зверя, приказал:

– Уходи.

Общение с животными мне никогда особо не давалось. Артемида-то была докой в этом вопросе. У Зевса тоже всегда получалось находить с ними общий язык. Я же подобным даром похвастаться не мог. Но медведь удивил меня, с ворчанием подобрав остатки рыбины, перешел ручей и, треща сучьями, скрылся в зарослях на противоположном берегу.

Расположившись на косе, я тоже подкрепился, после чего накачал лодку и, спустив ее на воду, освободился наконец от изрядно надоевшего рюкзака. Больше не нужно было тащить его на себе – в моих руках было куда более легкое пластиковое весло, которое я время от времени заменял предусмотрительно вырубленным длинным шестом. Правда, заломы по-прежнему попадались довольно часто, и тогда лодку приходилось перетаскивать по берегу, иногда густо поросшему кустарником. И все же это было неизмеримо легче, чем шлепать по ручью с тяжелым рюкзаком за спиной почти по колено в воде.

К вечеру, как и предупреждал леший, я добрался до первой базы. Привязав лодку у деревянного пирса, взял карабин и пошел на разведку. Со слов вертолетчиков, сторожей с двух уцелевших точек эвакуировали, но не мешало убедиться в этом самому.

То, что база отдыха строилась исключительно под вип-персон, было видно невооруженным глазом. Огромную территорию огородили свежим частоколом, вдоль которого насадили малину. Она разрослась, но, сдерживаемая оградой, стояла довольно компактно. Повсюду были разбиты клумбы. Метрах в двадцати от реки стояла сложенная из кругляка баня, перед которой имелся отделанный гранитом бассейн. В самом дальнем углу участка притулилась вертолетная площадка. Еще здесь имелась большая беседка с П-образным столом для многолюдных посиделок на свежем воздухе, и несколько сарайчиков для хознужд. Сортира на улице не было, из чего я заключил, что в главном помещении устроена примитивная канализация. Само же здание главного помещения представляло собой двухэтажный особняк с балконами. На крыше была тьма-тьмущая антенн, от круглой телевизионной, до тонюсенькой, задранной на высоту десяти метров – очевидно, для спутниковой связи. Особняк выглядел весьма колоритно – этакая барская усадьба. Правда, без барина и челяди – окна были темны, и тишина, царившая вокруг, навевала уныние.

Солнце медленно скрывалось за кронами деревьев, вечер постепенно вступал в свои права. В одном из подсобных сарайчиков я обнаружил генератор и запустил его. Здесь же стояло пять двухсотлитровых бочек с горючим, так что просидеть без электричества весь вечер мне не грозило.

Как ни странно, входная дверь оказалась запертой. Покидая базу и налагая мораторий на ее посещение на неопределенный срок, владельцы тем не менее возжелали перекрыть доступ и случайным посетителям. Довольно глупое решение, надо сказать – посреди тайги никакой замок не в состоянии остановить того, кто захочет попасть на охраняемую этим замком территорию.

Выстрел из карабина в сердечник легко сломал сопротивление замка, и я оказался в большом холле. Найдя электрощит, не стал разбираться, какой блок для чего предназначен и включил все шестнадцать. Двор залило ярким светом, я удовлетворенно кивнул и отправился искать место для ночлега. По всему, проблем с этим не должно было возникнуть – вряд ли высокопоставленные особы, которых привозили сюда отдохнуть, все, как один, предпочитали спать лицом в салате.

Ночь я провел в условиях, для самого сердца девственной тайги неожиданно приятных. Номера предусмотрительно обустроили с высочайшим комфортом, чтобы высокие гости ни в чем себе не отказывали – от шикарной ванной комнаты до двухкамерного холодильника, в котором, правда, ничего не было. Зато в мини-баре обнаружилась целая коллекция элитного спиртного. Что касается провианта, то, прояви я настойчивость – и, уверен, нашел бы, чем отужинать из местных кладовых. Наверняка с вип-отдыхающими сюда доставляли и поваров. Не будут же сильные мира сего лично шинковать салаты и разделывать рыбу. Не барское это занятие, в самом деле. А где есть повара, там должна быть и кухня с кое-какими запасами.

Но вместо поисков кухни я спустился к лодке и забрал рюкзак. Подкрепившись собственной снедью и запив ужин бокалом бренди, я отошел ко сну.

Спал крепко, без сновидений, и утром, с первыми лучами солнца, был уже на ногах. Покидая комнату, прихватил бренди с собой – неизвестно, сколько еще придется провести в тайге в полном одиночестве. В таких условиях алкоголь поможет подлечить душу, если уж совсем тоска одолеет.

Электричество отключать не стал, сочтя это излишней предосторожностью. Просто заглушил генератор и, поправив висящий на плече карабин, пошел к лодке. День только начинался, обильная роса еще вовсю блестела на траве, и было довольно прохладно. Но выжидать, пока солнце прогреет воздух, не хотелось – напрасная трата времени.

Однако, обогнув угол главного корпуса, я уперся взглядом в огромную лайку, что сидела на дощатом помосте напротив лодки. Псина ехидно усмехалась, глядя на меня умными, почти человеческими глазами.

Прежде, чем я сообразил, откуда здесь взялся этот зверь, карабин соскользнул с плеча и удобно устроился в ладони. Но выстрелить я не успел. Где-то за спиной прозвучал подзабытый, но все равно легко узнаваемый голос:

– Я бы на твоем месте бросила карабин, Арес. Если не хочешь получить стрелу между лопаток.

Я уронил карабин в траву и медленно обернулся. Артемида стояла в беседке, скрытая до пояса бортиком, и держала в руках лук с наложенной на тетиву стрелой. Тетива была не натянута, но я не стал обманывать себя – в стрельбе из лука Артемида равных не знала.

– Привет, – не смотря на ее грозный вид, я не выдержал и расплылся в улыбке. Даже не ожидал, что мои поиски завершатся так быстро и так успешно. – Вижу, сохраняешь верность старому оружию? Огнестрельное не признаешь?

– Лук бесшумнее и благородней, – холодно сказала она.

– Ты бы его опустила, – попросил я. – А то я себя не очень уютно чувствую, когда меня держат на прицеле. Особенно, когда это делаешь ты.

– Потерпишь, – отрезала Артемида. – Я не собираюсь становиться твоей следующей жертвой. – Она трижды коротко свистнула в сторону. Рядом со мной тут же появились два пса. Не сводя с меня пристального взгляда, Артемида обронила: – Отнесите карабин в лес и бросьте там.

Один из псов взял оружие в зубы, в два прыжка оказался у частокола и перемахнул через него без видимого напряжения. Второй же уселся передо мной, вывалив язык и обнажив зубы. В его глазах отчетливо читалась насмешка.

– Я чего-то не понимаю? – спросил я. – Зачем ты в меня целишься? Почему ты заговорила о каких-то жертвах?

– Не прикидывайся ягненком. За последние три месяца были убиты Зевс, Аполлон и Афродита. Я перестала их чувствовать. Я специально ушла в тайгу, но ты меня и здесь нашел.

– Погоди-ка. Ты хочешь сказать, что считаешь убийцей меня?

– Разумеется.

– Это как же ты пришла к такому выводу?

– А не нужно особо напрягаться, чтобы понять, кто их убил. Вряд ли это по силам человеку. Пусть наше могущество стало намного меньше, чем было две тысячи лет назад, но мы все-таки боги. И справиться с тремя из нас может только равный по силам. А ты был единственным чужаком на Горе, Арес. Ты так и не сумел стать своим. И всех нас за это ненавидел. Завидовал – и ненавидел. Вот только напрасно взялся убивать. Неужели непонятно было, что рано или поздно столкнешься с тем, кто окажется сильнее и проворнее тебя? Здесь, в лесу, я дома, Арес. А ты чужак. И ты проиграл.

– Не спеши, Артемида. Я действительно пришел поговорить с тобой об этих убийствах. Но их совершил не я. Зачем мне это надо? Я спорить не буду – особой любви к вашему семейству никогда не испытывал. Но меня устраивало положение, сложившееся после исхода с Горы. Я никого из олимпийцев не видел и не вспоминал. И был, между прочим, вполне доволен жизнью.

– Не верю, – она покачала головой. – Если ты не при чем, если ты никого из наших не видел, то откуда знаешь, что брат, Старик и Афродита погибли?

– От Афины. Ко мне заявился Шустрый Гера и пригласил на общее собрание. Во Владивостоке, оказывается, собралось аж пятеро наших. Ты была бы шестая, но ты ушла в тайгу. Гермес попытался тебя найти, но не сумел.

– Меня в тайге найти невозможно, если я сама того не захочу. Хотя Гермес… А, ладно. Ты говоришь, во Владивостоке пятеро наших. Ты, Гермес, Афина. Кто еще?

– Геракл и Прометей. Можно подумать, ты сама не знаешь. Вы же друг дружку чувствуете.

– Тогда почему здесь стоишь ты, а не кто-нибудь из них? – она предпочла пропустить мое замечание мимо ушей, продолжив гнуть свою линию.

– Потому что мы с Афиной так решили, – меня начало охватывать раздражение. – Они отправились по белу свету искать остальных олимпийцев, чтобы сообща придумать, как нейтрализовать врага. А я решил найти тебя. На ограниченной территории у меня хотя бы шансы были. А в пределах целого континента я бесполезен. У меня, в отличие от вас, нет локатора, с помощью которого я могу чувствовать остальных.

Снова свободно преодолев частокол, во двор вернулся второй пес. Артемида молча указала ему рукой на меня, и он присоединился к своему сородичу. И только после этого их владычица положила лук.

– Разберемся. Ты сейчас немного сбил меня с мысли, и мне еще раз нужно все хорошенько обдумать. А пока стой спокойно, иначе мои псы порвут тебя.

Она вынула из складок туники моток бечевки и покинула беседку. Теперь я видел ее целиком. Помимо туники, на ней были черные гетры по колено, что отличалось от того наряда, в котором она щеголяла в Греции. Зато, как и там, она была босая – шла по траве изящной, почти невесомой походкой. Не шла, а летела. Юная, независимая, целеустремленная – и прекрасная, чего уж там. Артемида мне всегда нравилась. Тем неприятнее был прием, оказанный нынче ею.

Подойдя вплотную, она сдернула с моего плеча рюкзак и ловко и быстро связала руки за спиной – от запястий и до локтей. При таком подходе никаких шансов освободиться у меня не оставалось.

Развернув в сторону лодки, Артемида легким толчком в спину придала мне начальное ускорение, и я послушно побрел к пирсу, сопровождаемый торжественным кортежем из двух огромных псов и их хозяйки, не забывшей прихватить мой рюкзак – совсем не легкий, надо сказать.

Псов, впрочем, она в лодку не пустила. Сбросила на дно вещмешок, аккуратно помогла спуститься мне и приказала зверям:

– Вы идите по берегу. Вниз по течению, далеко не отрывайтесь.

Зверюги послушно и совершенно бесшумно перескочили частокол и исчезли в прибрежных зарослях.

Устроиться в лодке со стянутыми за спиной руками оказалось непросто. Надувная посудина была слишком легка и нужной остойчивостью не обладала. Неудобств добавляло и быстрое течение. Неуклюже повозившись, я все-таки принял сидячее положение, но не удержался и завалился плечом на борт. Попытку выправить ситуацию сразу отмел, как безнадежную, и продолжил путь в такой вот неудобной позе.

Артемиде, судя по всему, на мои затруднения было плевать. С деловито-безразличным видом она вывела лодку на середину реки и, ловко орудуя веслом, повела ее вниз по течению.

Минут десять я наблюдал за ее размеренными движениями, потом еще раз попробовал внести ясность в обстановку:

– Все-таки, не понимаю, Артемида. Мы, вроде, всегда с тобой неплохо ладили. С чего ты взяла, что именно я – убийца?

– «Неплохо ладили»? – она даже не посмотрела в мою сторону. – Лучше скажи – «не так часто ссорились». Потому что я на Горе редко появлялась.

– Можно и так сформулировать, – я не стал спорить. – Но почему я – и вдруг убийца? Хочется услышать веские доводы, а не эмоции вроде того, что я – чужак.

– Это не эмоции, – холодно отрезала Артемида и, наконец, взглянула на меня. Взгляд ничего хорошего не предвещал. Чувства в нем отсутствовали. Для себя она уже все решила. Оставалось выяснить, в чем заключалось ее решение. – Это один из тех доводов, что ты хотел услышать. Мне он нравится, потому что кажется крепким. Но есть еще один довод – я никогда не доверяла тем, кто живет на Олимпе. Все вы там погрязли в интригах и готовы были глотки друг другу перегрызть.

– Даже я, чужак?

– Тем более ты, чужак. Против остальных олимпийцев работает только один довод. Против тебя – оба. Для меня это достаточно веская причина подозревать именно тебя.

Определенная логика в этих словах присутствовала, хотя, признаться, я мог бы привести пару не менее веских доводов в свою защиту. Но, глядя на упрямое выражение ее лица, решил, что это бесполезно. Артемиде все казалось ясно и просто. На всякий случай я все же уточнил:

– Насколько я понял, пытаться что-нибудь тебе доказать – затея безнадежная?

– Ты верно понял, – ответ был вполне ожидаемым.

– А ты упрямое создание. Именно поэтому у тебя с Гераклом любви и взаимопонимания не случилось?

– Не у меня с Гераклом, а у Геракла со мной! – раздраженно бросила она. – И вообще – это не твое дело!

– Точно, не мое. А вот что ты собираешься со мной делать? Это, кажется, мое дело?

– Убью, – она быстро взяла себя в руки и посмотрела на меня уже абсолютно спокойно. – Нанесу превентивный удар.

– Понятно, – я кивнул. – Я и сам начал догадываться, что к этому идет. Мне другое непонятно – зачем ты везешь меня куда-то? Убить можно и здесь.

– Не хочу, чтобы лешие и местные лесные духи видели, как ссорятся два олимпийца, – «ссориться» – это, на мой взгляд, было слишком мягко сказано, но Артемиду приблизительность выражения не смутила. – Отвезу тебя поближе к селеньям. Там людей много, там духи стараются не появляться.

– А то, что ты сейчас вслух сообщила, что убьешь меня – это нормально? – я криво усмехнулся. – Твои знакомые духи могут услышать. Что они о нас подумают?

– Не услышат, – спокойно возразила она. – Течение сильное, вода шумит громко. А мы с тобой не кричим, спокойно разговариваем.

Спокойно, да. Вот только продолжать этот спокойный разговор мне показалось бессмысленным. Дальше, если я хотел жить, нужно было переходить к действиям. Хотя со связанными руками ни о каких действиях с моей стороны и речи быть не могло. Но я не хотел оставлять мир без своего замечательного общества, а потому решил подумать, каким образом освободить себе руки. Для начала. А там видно будет.

По моим расчетам, – весьма приблизительным, потому что кальки, как и всего остального имущества, волею пленившей меня Артемиды я был лишен, – до тех мест, где она сочтет возможным убить меня, мы должны были добраться лишь к вечеру. Так что времени на раздумья еще хватало. И я, переключив внимание со своей спутницы на проплывающий мимо пейзаж, принялся размышлять.

Занятие, как оказалось, в данном случае бесполезное. Два часа мы плыли вниз по течению, и я с тем же успехом мог бы не думать вообще, целиком сосредоточившись на созерцании природы. Тем более – посмотреть было, на что. Все та же девственная тайга, но, по мере удаления от Сихотэ-Алиньского хребта, становившаяся разнообразнее и пышнее. Окажись я здесь при других обстоятельствах – и залюбовался бы, честное слово. Хотя обычно к такому занятию склонности не имел – я не фанат нетронутых ландшафтов. Однако ситуация к наслаждению пейзажем не располагала. Правда, один раз я увидел на берегу дикого кабана изрядных размеров. Тот тоже увидел нас, проводил безразличным взглядом маленьких красноватых глазок и снова опустил рыло в воду. До путешественников ему дела не было – сюда он явился с куда более важной целью: утолить жажду. А что при этом будет проплывать мимо – какая разница? Хоть мамонт-альбинос с курительной трубкой в зубах.

Между тем удача все же улыбнулась мне. Через два часа неторопливого плавания мы подошли к залому, и Артемида, несколькими уверенными ударами весел загнав лодку носом на берег, скомандовала:

– Выбирайся.

Сделать это было не так просто. От того, что нос лодки оказался на берегу, устойчивости у нее не прибавилось ни на грош. Но я сумел справиться с задачей, после чего, стоя уже на твердой земле, осмотрелся и сказал:

– Ты бы мне руки развязала.

– Даже не надейся, – жестко отрезала она.

– Залом-то большой, метров сорок верных. Или ты одна будешь перетаскивать по кустам лодку, рюкзак и оружие?

– Ничего, я справлюсь. А тебя пока мои псы постерегут.

– Тем более, – подначил я. – Чего тебе с такой охраной бояться?

– С чего ты решил, что я тебя боюсь? Поворачивайся!

Я оборотился к ней спиной, и Артемида принялась возиться с веревками. Эффект получился именно тот, на какой я и рассчитывал. Артемида была столь же упряма, сколь и себялюбива. Мой намек на то, что она должна меня побаиваться, не на шутку задел ее.

– Только сбежать не пробуй, – предупредила она. – Не забывай, что у меня лук. А псы, если прикажу, и карабин принесут. К тому же они тебя все равно выследят и остановят, даже если я промахнусь. Но я не промахнусь.

– Не сомневаюсь, – заверил я. – Ты бы, кстати, позвала своих зверей. Зачем лишний раз понапрасну рисковать?

Я надеялся, что дух противоречия и на сей раз сыграет в мою пользу, но маневр не прошел. Не переставая возиться с веревками, Артемида издала длинный призывный свист. Однако это не помогло – псы есть псы, какими бы умными они ни были. Они задержались где-то по своим животным делам и, пока выясняли, в какую сторону побежал заяц или что за птичка нагадила на этот цветочек, руки у меня оказались свободны.

Как только это произошло, я оттолкнул Артемиду в сторону и прямо через лодку нырнул в реку. Здесь было мое единственное спасение. Ни на секунду не показываясь над водой, с силой работая руками и ногами, я устремился в сторону залома, от души надеясь, что он не окажется, подобно настоящей плотине, перегорожен от поверхности до самого дна.

Проплывать под заломом я не боялся – мог обойтись без воздуха и десяток минут, а чтобы преодолеть его, понадобится не больше трех-четырех. Риск был в другом. Я не обманывался относительно скорости реакции Артемиды и ничуть не кривил душой, говоря, что не сомневаюсь в ее меткости. Правда, лишь при стрельбе из лука. В отношении огнестрельного оружия она себя явно переоценивала. Отсутствие опыта и пренебрежение, которое она испытывала ко всяким новомодным штучкам вроде карабина, не могли не сказаться.

Но карабина у нее под рукой не было. Верный пес заныкал его где-то в тайге, и Артемиде пришлось пользоваться луком. Как ни быстра она была, но момент упустила. Что неудивительно – стрелы, как я успел приметить, за два с лишним часа неспешно уползли под банку, их нужно было сперва аккуратно извлечь оттуда, потом – приладить колчан на плечо, потом – вынуть из него стрелу… Все это требует времени, а при существующем дефиците на него оказалось, что я успел отплыть довольно далеко. А стремительно мчащаяся вода, под которой я укрывался, сильно смазывала картинку, мешая нормально прицелиться даже такому мастеру стрельбы, каковым являлась Артемида.

Тем не менее она успела выстрелить дважды, прежде чем я ушел под защиту залома. Но обе стрелы прошли на вполне безопасном расстоянии, примерно в полуметре. Я видел, как они обгоняли меня, увлекая за собой потоки воздушных пузырьков. А потом я оказался надежно укрыт толстым слоем плавника над головой. Укрыт и от выстрелов, и от острого нюха псов. При желании можно было подняться к поверхности и глотнуть воздуха. Только у меня такого желания пока не возникало. Возможно, к счастью. И ведь чувствовал – еще как чувствовал! – что чужеродная деталь в их механизме, и все равно полез. Помочь решил. Как бы до смерти не напомогаться!

Преград под заломом, к счастью, не оказалось. Пару раз ткнувшись в топляк и слегка скорректировав курс, я благополучно проплыл мимо, продолжив движение к первоначальной цели – краю запруды, расположенному по диагонали от того места, где состоялось наше с Артемидой весьма прохладное прощание.

Расчет был прост – недалеко от намеченного мною места над водой нависали густые прибрежные заросли. Они помешают Артемиде прицелиться. К тому же расстояние для ее лука будет уже великовато – она пользовалась отнюдь не английским вариантом этого оружия. А стрельбы из карабина я не боялся – вряд ли псы успели подсуетиться и доставить оный. Опять же, если Артемида решит пройтись по берегу вдоль залома, чтобы выйти на прицельную позицию, ей потребуется никак не меньше пяти минут – кусты на ее берегу росли весьма и весьма густо, это я успел четко приметить. Пересекать же реку по залому она вряд ли решится – не мост, в самом деле, а очень непрочное и довольно коварное сооружение, с которого второпях и свалиться недолго. И хорошо, если просто под воду уйдет – без воздуха она продержится не меньше моего. Но может случиться и так, что ее бревнами раздавит.

Нет, со стороны Артемиды и ее страшного лука опасности ждать пока не приходилось. Сложнее было с псами, один из которых вполне мог поджидать меня уже на этом берегу. Тут-то я и порадовался, что она была вынуждена приспосабливаться к жизни среди людей, и вместо двенадцати псин, которых ей некогда подарил Пан, держала всего двух. Но и при таком урезанном количестве выход на берег оставался делом рискованным. Однако шансы, и даже неплохие, имелись – во-первых, возможных мест моего появления было как минимум три, а во-вторых, участок, намеченный для выхода на сушу, находился метрах в тридцати-сорока ниже по течению от залома. Я осторожно просунул голову в шалашик из сухих сучьев березы, которую лет пятьдесят назад то ли ураганом сюда уронило, то ли вместе с берегом подмыло, втянул воздуха и, снова погрузившись в воду, поплыл.

Если пес и караулил меня, то я его не заметил. Протиснулся меж ветвей, стараясь держаться как можно неприметнее, выбрался на берег и, отыскав относительно свободный от кустарника участок, побежал прочь.

Было понятно, что долго такие гонки не продлятся. Как только псы обнаружат след, как только преследовательница переберется на этот берег, погоне хватит нескольких минут, чтобы настичь меня. Я бегал быстро, но в скорости передвижения по лесу значительно уступал Артемиде. Не говоря уже о ее зверях. Поэтому, пока была возможность, следовало оторваться как можно дальше и, если по пути не встретится какая-нибудь притока, снова воспользоваться Бикином для того, чтобы постараться затруднить поиски следов. Сколько смогу так продержаться, я не знал. Хотелось верить, что успею добраться до какого-нибудь селения, где Артемида не решится продолжить свою нелепую охоту. Хотя, с учетом их превосходства в скорости передвижения, с учетом того, что я остался без припасов, без оружия и даже без кальки эта надежда выглядела наивнее, чем ночные мечтания прыщавого юнца о какой-нибудь мисс мира.

Но кое-что все-таки осталось при мне. Я это понял, когда действительно вышел к притоке и, стоя на берегу, соображал, куда лучше двинуться, чтобы ловчее замести следы – вверх по течению или вниз, к Бикину, чтобы уже там воспользоваться его возможностями.

И тут в голову пришло, что необязательно шлепать куда-то по воде. Потому что в нагрудном кармане таежной куртки обнаружились герметично упакованные сигареты и красный молотый перец – те самые ингредиенты, что используются для приготовления индийского порошка, лучшего средства от идущих по следу собак. И сигареты, и перец были мной очень любимы, – каждый в своей области, – поэтому я и запаковал их в целлофан поплотнее. На случай дождя или незапланированного падения в воду – на скользких камнях да при сильном течении это вовсе не исключено.

Вынув и то, и другое, я быстро выпотрошил сигареты, всыпал табак в перец и тщательно перемешал их. В порошке остались обрывки сигаретной бумаги, но я этим не смутился – Артемида и не должна была думать, что постарался очень тщательно замести следы. Пусть лучше недооценит меня, сочтя, что все делалось в страшной спешке и ни на что другое, даже на «подумать», времени не оставалось. В такой ситуации, как правило, избирается самый очевидный вариант, а им было бегство по ручью – вверх или вниз по течению. Но такая двойственность для преследовательницы с двумя псами будет легкоразрешимой задачкой.

Рассыпав порошок вокруг, я оказался у росшего на берегу двуствольного дуба, уже сильно покрытого листвой. Присыпав следы остатками смеси, положил целлофановый пакет в карман и полез наверх. Ветвей у дуба хватало, и сложностей, хоть и не был ни обезьяной, ни давешним лешим, я не испытал. Пристроившись на одной из них метрах в четырех от земли, постарался укрыться понадежнее и стал ждать развития событий.

И дождался – минут через пять, что оказалось даже раньше, чем я предполагал. С такой смешной форой нечего было и надеяться на удачный исход побега.

Псы, выскочившие на берег первыми, заметались у края посыпанной порошком поляны, быстро задрав морды повыше от земли и разочарованно поскуливая. Но, насколько я знал, индийская смесь неплохо отбивает и верхнее чутье, так что пока бояться было нечего.

Артемида появилась примерно через минуту. Налегке, с одним только луком. Стало быть, я не ошибся и псы не притащили ей карабин.

Она сразу поняла, что произошло. Окинула взглядом берег и с недоброй интонацией проговорила:

– Так! След присыпал. Вы, оба – живо к воде! Нюхайте ее. Но не пить! А то забьете нюх совсем…

Псы быстро оказались у ручья и стали жадно втягивать носом сырой воздух. Лакать воду даже не пытались – действительно умные твари.

– Что ж ты, Арес, так торопился, что даже бумажки не выбрал? – Артемида присела и, подобрав один из сигаретных обрывков, мельком глянула на него и небрежно отбросила в сторону. – Когда ты здесь прошел? Минут десять назад. Значит, недалеко ушел. Эй, красавцы! – Псы синхронно обернулись к ней, и она, ткнув пальцем в одного из них, приказала: – Ты иди вверх по ручью. Через пять минут переходи на другой берег и двигайся обратно. Если учуешь запах перца – проверь по окружности. Там должен быть его след. Тебе, – она перевела палец на второго, – такое же задание, только в направлении реки. Пробежишь минут десять по течению, потом переплывешь на тот берег и вернешься. Он еще не должен выйти из этой зоны!

Псы ринулись исполнять ее приказ, а Артемида, подойдя к берегу ручья, снова присела и приложила пальцы к земле.

– Нет, Арес! – пробормотала она. – Ты тут даже не десять минут назад прошел. Пять, не больше. От меня ты, может, и убежал бы, но псы твой след возьмут.

Я понял, что она обнаружила отпечаток ноги. Настолько неприметный, что сам бы я его ни за что не нашел. Но ведь она не зря сказала, что я здесь не более чем гость, а у нее вся огромная жизнь с лесами связана.

И тут мне подумалось, что мое укрытие не такое уж надежное. Возможно, я неплохо спрятался от ее глаз за листвой, может быть, славно придумал со средством против собачьего чутья. Но ее лесные товарищи – местные лешие и духи – вполне могли меня заметить. И предупредить Артемиду. Ведь у них, насколько я понял со слов давешнего аборигена, сложились неплохие отношения.

Артемида все так же сидела на корточках у ручья, пристально глядя вверх по течению, куда умчался один из ее псов. Лук с одной стрелой лежал рядом на земле. Остальные стрелы были в колчане за правым плечом, но это неважно – что они без лука? А мне и одной хватит. И я прыгнул.

Несмотря на то, что свалился с четырехметровой высоты, она даже не потеряла сознания. Я просто уронил ее в воду, схватил лук со стрелой и, перекатившись по земле, принял сидячее положение.

Потом встал. Не оборачиваясь, поднялась и Артемида. Недовольно передернула плечами и сообщила мне вещь, которую я уже знал и без нее:

– Выходит, ты перехитрил меня, Арес.

– Конечно, – подтвердил я. – Я ведь хитрый и коварный бог войны. Кстати, именно твои родственники доказали мне под Троей, что на войне хитрость и коварство иной раз важнее силы и доблести. Впрочем, ты сама все прекрасно помнишь – мы же тогда в одном лагере были.

– И что дальше? – она осторожно повернулась ко мне.

– Поговорим? – предложил я, на всякий случай накладывая стрелу на тетиву.

– Любишь поболтать с будущими жертвами?

– Обожаю. Между прочим, мне перед отправлением позвонил из Афин Прометей. Он разобрался со смертью Старика. Уверяет, будто это чистая случайность. Найдешь, что возразить?

– На эту чушь? Даже искать не собираюсь. Все это только слова. Если ничего лучше придумать не смог – лучше вообще промолчал бы.

Я скрипнул зубами, но на грубость не ответил – не успел. У ручья, метрах в тридцати выше по течению, мелькнуло что-то серое с подпалым. Возвращался пес.

– Прикажи ему оставаться на месте. Если придется стрелять, я не промахнусь. Я не так хорошо владею луком, как ты, но тоже недурно.

– Сидите на месте! – возвысив голос, властно произнесла Артемида. После такого приказа у меня самого возникло желание присесть на пятую точку, которое я, признаться, преодолел с немалым трудом. Серая тень, снова появившаяся в поле бокового зрения, послушно застыла. Возможно, пока невидимая для меня, где-то неподалеку застыла и вторая. Все-таки, приказ был обращен к обоим.

– А теперь сними колчан и брось мне под ноги. Я не хочу неожиданностей.

– Ты действительно хитрый и осторожный, да, Арес? – она медленно стянула с плеча колчан и так же медленно бросила его в мою сторону.

– Нет. Просто я не такой самоуверенный болван, как большинство обитателей Горы, и стараюсь предусмотреть все.

Это был камень в том числе и в ее огород. Но она решила на него не реагировать. Твердо посмотрела мне в глаза и сказала:

– Ну что ж, стреляй. Ты своего добился, добрался до меня.

– А я не хочу стрелять.

– А я не хочу разговаривать с убийцей. Так что стреляй.

– Что ж вы все такие упрямые?! – я рассердился. – Ты даже не представляешь, насколько тяжело мне было с вами общаться! Если что вобьете себе в голову – потом тараном не вышибешь. А когда я пытался свою точку зрения отстаивать, то сразу становился чужаком, неспособным прислушаться к голосу разума. Да откуда у вас голос разума? Много ли вы сами разумного совершили?! Ты просто пойми, что я с самого начала не собирался тебя убивать. Мне нужно только поговорить!

Горячность, с какой я выплеснул свое раздражение, заставила ее призадуматься. Во всяком случае, во взгляде появилось нечто вроде сомнения.

– Если это не ты убивал – тогда кто?

– Откуда я знаю?! Давай, я тебе на два момента укажу, может быть, они тебя убедят. Я воин, а не убийца. Я предпочитаю честный поединок лицом к лицу, а не нож в спину. Это раз. Второе. Если бы я был убийцей, то, живя во Владивостоке, начал бы с Афины. Да, у меня были напряженные отношения со Стариком. Да, Прометей тоже может ошибиться и принять хорошо спланированное убийство за случайность. Но моим главным оппонентом была Афина. Зачем бы я стал добираться за тридевять земель – и ладно бы, только до Зевса? Но при чем тут Афродита? И тем более амеба Аполлон? Извини, конечно, я понимаю, что вы с ним близнецы, но он действительно амеба. Нелогично, не находишь?

– Я знаю, каким был Аполлон, – огрызнулась она. – Я от него тоже не в восторге. Но, раз уж ты заговорил о логике… То, что ты объявился здесь и даже сумел меня разыскать – это, по-твоему, логично? Ведь ты не мог меня чувствовать.

Она явно осознала свою неправоту, но из чистого упрямства не хотела сдаваться. Все-таки, это у них семейное. Тот же Прометей, откормивший своей печенью орла до такой степени, что того впору было на царский стол подавать. Или Геракл, который предпочел вычистить Авгиевы конюшни, – не совсем подходящее занятие для героя, – но поражения не признавший. А ведь Геракл – наполовину человек и, по идее, должен быть вполовину менее упрямым. Но, раз уж мне удалось – в случае с Артемидой – сдвинуть дело с мертвой точки, нужно было продолжать.

– Может, и нелогично. Потому что тебя даже Шустрый Гера не нашел. Но я, на самом деле, не так уж много сделал. Я просто вычислил квадрат, в котором ты, с наибольшей вероятностью, могла находиться. Кстати, для человека, знакомого со стратегией, это не такая уж проблема. А я, согласись, разбираюсь в стратегии немножко лучше Гермеса, у которого одна бухгалтерия на уме. По поводу квадрата я оказался прав, а уж нашла меня ты, а никак не наоборот.

– А я тебя тоже не искала, – внезапно усмехнулась она. – Я пришла сжечь базу, и вдруг увидела, что там кто-то есть. Вот и решила дождаться утра, чтобы узнать – кто.

– Неплохой поворот, – я тоже усмехнулся. – Ну что – мир?

– Наверное, мир, – она умудрилась сказать это так неуверенно, что я не выдержал и расхохотался. Чем вызвал, ко всему, еще и приступ недоумения. – Ты над чем смеешься?

– Держи, – я протянул ей лук, поднял и передал колчан со стрелами. – Надеюсь, по назначению они нам больше не понадобятся.

– Так о чем ты хотел поговорить?

– Идея, в общем, довольно дурацкая, я с самого начала был против нее. Вернее, я был против того идиотизма, что предложил Шустрый Гера. Но потом Афина немножко модифицировала его мысль, и я, с грехом пополам, согласился.

– А что придумал Гермес?

– Он придумал, что нам нужно пробежаться по планете и предупредить всех, кто так или иначе имеет отношение к Горе, о том, что происходит. Абсолютно бесперспективная затея, ты сама в этом убедилась. Когда мы только встретились, ты уже знала, что Старика, Аполлона и Афродиты больше нет.

– А что предложила Афина?

– Она предложила не просто предупредить, а выработать совместный план, как можно устроить убийце засаду или каким-нибудь другим способом остановить его.

– По-моему, тоже не самая лучшая идея, – скептически заметила Артемида. – Мне вот в голову ничего не приходит. И сомневаюсь, что придет что-нибудь Гефесту, Деметре или Гере. Мы ведь ничего об этом убийце не знаем.