Сердце маски 2 Калинин Алексей
– Понял. Потому я и здесь.
– А Ми Лу?
– Она всегда со мной, – Ши Ло вытащил из-за пазухи искусно вырезанную фигурку девушки с палец длиной.
Нефритовая статуэтка была как живая. Казалось, что она сейчас оживет и начнет порхать по столешнице, минуя пиалы с чаем и сладости. Кажется, такие фигурки называли нэцкэ…
Три девушки уже плакали навзрыд, расчувствовавшись от истории Ши Ло. Глу Пыш сидел с плотно сжатыми губами и только при взгляде на статуэтку произнес:
– Всё равно я не люблю скорпионов!
Я оглядел своё небольшое войско. Каждый кивнул на мой немой вопросительный взгляд. Слова Ши Ло не вызвали во мне отвращения – он не лгал.
– Я принимаю тебя в наш клан, – сказал я как можно торжественнее. – Может быть удастся освободить твою любимую из плена нефрита… И ты мне всё равно останешься должен двадцать монет!
Глава 29
«Старый дракон облака не испортит»
Хихитайская народная мудрость
Я рассказал Ши Ло о нашем клане, мы скрепили его вступление в клан кровью. Немного неприятно было осознавать, что в моих венах теперь протекает ещё и кровь демона. Но формальность есть формальность.
Рассказал о четырех Богах, которые успели сложить головы, потому что слишком высоко их подняли. Рассказал о наших приключениях с Сись Ли. Да многое рассказал, о чем вы уже знаете.
– Если бы я знал, что вы занимаетесь истреблением Низших Богов, то пришел бы раньше! – воскликнул Ши Ло.
– Ага, и нарвался бы ещё на одного Низшего Бога, – раздался голос у дверей.
Мой клан никак не среагировал на голос Низшего Бога, а вот Ши Ло вскочил с места и потянулся за кинжалом.
– Это Низший Бог из нашего клана, – успокоил я его, остановив движение ладони. – Он помогает нам бороться со своими собратьями.
Пришлось рассказать и о Прыг Миге. О его вкладе в дело незаметной революции. Показал превращение девушек в Низших Богов. Ши Ло только присвистнул, когда на месте ладных красоток возникли пухлые Боги. Потом рассказал Прыг Мигу о Ши Ло. Они обменялись мудрами почтения.
– Как у вас всё схвачено. И меня можете обратить? – спросил Ши Ло, когда представления были закончены.
– Тебя не могу, – со вздохом сказал я. – Только Изгоев и получается. Такое вот у меня приобретенное Умение…
– Жаль, а может быть попробуете? – улыбнулся Ши Ло.
– Ой вэй, таки что тебе стоит попробовать, Сиджар ? Ведь ты же превращаешь оборотней, а он тоже был оборотнем – скорпионом, – напомнила Жа Ло.
Я пожал плечами – почему бы и нет. Подошел к молодому человеку и положил руку на его плечо. Попробовал представить Ни Зги. Особенно и представлять ничего не пришлось, так как чтобы представить невидимку, надо ничего не представлять. Увы, Ши Ло не шелохнулся. Он как стоял парень парнем, так и остался стоять.
– Не получилось, – выдохнул Глу Пыш.
– Жаль, – философски пожал плечами Ши Ло. – Но тогда я могу показать одного из Изгоев, который обитает возле Закатной горы. Правда, он очень много пьет…
– О майн готт, а мы его знаем, – захлопала в ладоши За Кинь. – Это же слепой гроссфатер Бух Ло. Ну, помните мы говорили о нем, перед смертью Ни Зги?
Я что-то такое припоминал. Вроде бы это старый слепой алкоголик, которого не трогали только потому, что он никому не мог нанести вреда. Только себе, если сорвется во сне с края ущелья.
– И нам как раз нужно будет пойти к Закатной горе, – улыбнулся я. – Вот как всё сходится. Прямо один к одному…
– Я можу проводити, – сказала молчавшая до этого Сись Ли.
– Я буду только рад такому обществу, – тут же отозвался Глу Пыш.
Я вздохнул. Мда-а-а с тех пор, как в нашем клане появилась Сись Ли, мой друг потерял покой. Не проходило и дня, чтобы он не упомянул эту красотку. Стоило ли ему говорить о том, что в своём ином облике она напоминала сиськоёлку? Я думаю, что пока не стоит. Потом… Когда-нибудь… Если захочет…
– Тогда пойдем, а то обеденное время уже прошло, а нам нужно не только к Закатной горе подойти, но ещё и мой меч забрать, – сказал я.
Да-да, свой обломившийся меч-цзянь я отдал на починку мастерам кузнечного дела. Мне их посоветовал Прыг Миг, как непревзойденных умельцев стального искусства. Правда, когда я принес на починку меч, то на меня взглянули, как на дурака и предложили пару медных монет за то, чтобы я ушел с обломками и больше никогда не показывался. Я сумел настоять на своём. Сумел убедить кузнецов мне помочь. Я был искусен в словесных кружевах и убеждениях, был невероятно обаятелен, но всё-таки вышел из кузни с небольшой досадой на то, что все мои усилия оказались напрасны, зато блеск золотых монет заставил головы кузнецов наклониться в согласии.
– Я тоже немного знаю дедушку Бух Ло, поэтому могу помочь вам в разговоре с этим старым пер… мудрым человеком, – поправился Ши Ло.
Я взвесил все за и против. Если я отправлю Глу Пыша с Сись Ли к Бух Ло, то рискую вообще их не дождаться – она не против секса, а у брата-монаха может сердце остановиться, когда во время акта Сись Ли обернется большой грудью. А если с ними отправится Ши Ло, то честь монаха останется неприкосновенной. И сердце будет биться как прежде.
– Хорошо, идите втроем, а я забегу к кузнецам и догоню вас. Постарайтесь сильно не задерживаться, а то я знаю брата Глу Пыша – как начнет соловьем хихитайским разливаться, так не переслушаешь, – улыбнулся и встал.
– Да я… Да чтобы я… Да я вообще всю дорогу буду размышлять о боге нашем Кодле и о ступенях на Закатной горе, – возмутился Глу Пыш.
У меня тут же кольнуло в боку, так бывает, когда ребро заходит за ребро. Ага, вот значит, как я распознаю ложь. Хотя, глядя на простодушную рожу монаха и на его плутоватые глазки можно и так было догадаться о том, что он сейчас врет. А уж как он пялился на чуть распахнутую верхнюю часть кимоно Сись Ли…
– Я охотно верю тебе, брат Глу, и ни капли не сомневаюсь в твоих словах. Ши Ло, не отставай от них и не позволяй им отставать, – кивнул я как можно мягче.
Ши Ло ответил полупоклоном и отправился к выходу. Недовольное лицо Сись Ли меня ни капли не смутило. Пусть лучше так… Брат Глу Пыш ещё не готов к перевоплощению своего объекта страсти. Они вышли, я тоже начал собираться.
– Брат Ни, у меня к тебе есть небольшое дело, – напомнил о своём существовании Низший Бог Прыг Миг.
– Да?
– До меня дошли слухи, что Низший Бог Глянь Ка всё чаще стал появляться на улице Цинь, – сказал Прыг Миг. – Явно это не просто так. Я должен был вас предупредить.
– Глянь Ка? – переспросил я. – А ведь я даже не знаю, где у него находится точка Чо.
– Это вообще не проблема, – отмахнулся Прыг Миг. – Она у него находится за левым ухом, как раз под мочкой. Но вот то, что он здесь крутится… Это должно насторожить.
– А что должно насторожить? Вдруг у него здесь какая-нибудь либен фрау завелась? – кокетливо захихикала За Кинь.
– Лучше всё же быть осторожнее, – сказал Прыг Миг. – Если предупрежден о грядущем землетрясении, то успеешь выбежать на улицу.
Я создал мудру внимания и отправился по делам. На улице в эту пору было многолюдно – повозки, запряженные медведями, везли богатых купцов по домам. Автобусозавры тащили за собой двухэтажные повозки автобусов, где было битком набито люда победнее. Иногда на страусах проносились полицейские. Самые бедные люди шли пешком.
В воздухе раздавался запах жареных лепешек и вареного мяса. Деревянные и каменные постройки Мосгава смотрели на меня слепыми бельмами затянутых рисовой бумагой окон. То тут, то там раздавались громкие крики мальчишек-новостников – за медную монету у них можно было узнать последние новости. Город жил своей привычной жизнью. Город не обращал никакого внимания на одинокого монаха в оранжевом кимоно.
Мне это было на руку. Я шел с таким одухотворенным лицом, как будто у меня чесалась правая ягодица и я отчаянно мечтал её почесать.
В голову лезли слова Прыг Мига о Низшем Боге Глянь Ка. Его периодическое появление на улице Цинь вряд ли было связано с обычными прогулками под вечерним небом. Скорее всего это был повод задуматься о том, чтобы перенести штаб-квартиру для собраний клана «СНГ» куда-нибудь в более защищенное место.
Низший Бог Глянь Ка был весьма своеобразной личностью – поговаривают, что он обладал истинным взором и мог смотреть через любую стену и через любую преграду. Мне бы такую способность – я бы сейчас посмотрел вон на ту красивую девушку… Да-да, и ткань кимоно не была бы мне преградой.
Ой, как будто вы не хотели бы такую способность. Ну не надо так думать – любой человек хотел бы увидеть, чем занимается сосед за стеной. А вдруг он деньги считает? Или ещё чем занимается? Любопытство сгубило кошку, но оно же двигает вперед прогресс…
С такими мыслями я дошел до улицы Стального звона. Улицу так прозвали в честь древних кузнецов – когда они работали, то грохот стоял как на концерте рок-музыкантов. Это сейчас стены кузни закрывают звукопоглощающими тканями, а раньше об этом не задумывались, и многие кузнецы были глухими, как еловые шишки в безлунную ночь.
Вот и кузница, где трудились над моим мечом. Возле ступенек сидели два брата: Дзинь и Дзянь. Они щурились на послеполуденное солнце и важно почесывали поджарые животы. Оба брата чумазыми физиономиями походили на демонов, вылезших из жерла печи. Мускулистые, плечистые, испачканные золой с головы до пят. Только белые зубы сверкали ярче речного жемчуга, да белки глаз вторили им хулиганским светом.
– Здоровья и процветания вашему кузнечному делу! – воскликнул я, подходя ближе.
– О! Странный монах! – расплылся в улыбке Дзинь. – Пришел забирать своё барахло?
Или это был Дзянь? Не могу точно сказать – всегда их путаю.
– Как мой древний и бесценный меч? Он готов? – с поклоном спросил я.
– Да, забирай свой мусор. Ох, и пришлось же нам с ним повозиться – легче выковать новый меч. Я думаю, что наш труд достоин ещё трех золотых монет, – сказал Дзянь.
Или это был Дзинь?
– Бог Кодла добавит, братья, – смиренно ответил я. – И где же мой драгоценный меч, который надо было чуть-чуть почистить наждачной бумагой?
– Чуть-чуть? – вскинулся Дзянь… или Дзинь. – Да мы всю ночь на него угрохали! Надо бы добавить за работу…
– Торг тут неуместен, братья, – тут же прервал его я. – Мы договаривались на заплаченную сумму, так что будьте добры отдать мой меч. Вы же не будете грабить нищего монаха?
Дзинь и Дзянь переглянулись и дружно расхохотались.
– Конечно же не будем. Пойдем, нищий монах с золотыми монетами, мы отдадим тебе меч.
Внутри кузницы было дымно и пахло металлической стружкой. Один из братьев, я даже не буду пытаться угадать его имя, вытащил из-под стола длинный предмет, завернутый в рваную ткань. Когда же он развернул тряпьё, то в скудном свете запыленных ламп передо мной возник ничем не примечательный меч-цзянь.
Серое навершие тускло поблескивало, черная рукоять обернута воловьей кожей, прямой обоюдоострый клинок длиной около метра красовался чистой сталью, без единого пятнышка ржавчины. Мохнатая кисть, привязанная к навершию, была краснее крови.
Обычное скромное оружие нищего монаха. А что? Должны же мы защищаться? Хотя бы от тех же воришек на рынке.
Я взял меч и почувствовал, как холодная волна прошла от стали в ладонях к позвоночнику. Меч словно поздоровался с хозяином. Даже мурашки побежали по коже.
– За кузницей есть небольшой зал, где мы подбираем балансировку и пробуем остроту оружия. Ты можешь там испытать свой меч, монах, – один из братьев махнул рукой в сторону двери подсобки. – Как наиграешься – выходи.
Я поклонился кузнецам и прошел в комнату за кузней. Залом комнату можно было назвать с большой натяжкой. Тут хранился различный железный хлам, сваленный как попало и где попало. Но всё-таки было расстояние, где можно взмахнуть мечом, а посреди пола торчали несколько бамбуковых шестов.
После взмаха меча я удивился – насколько легок он был в руке и как приятно с ним было обращаться. Меч словно стал продолжением моей руки – он менял направление движения по одному только мысленному приказу. Я попробовал рубануть по бамбуку и… не почувствовал никакого сопротивления!
Сначала даже слегка удивился – неужели промазал? Но секундой позже бамбуковый стебель сдвинулся в сторону и показал идеальный срез. Ни одно волокно не расщепилось!
Я попробовал рубануть ещё пару раз и результат был таким же. Надо ли говорить, каким я был довольным? Из ржавого куска металла кузнецы сделали великолепное оружие, которым можно даже бриться!
Эх, таким мечом можно запросто сопротивляться атакам меча-дао, а за счет обоюдоострого лезвия ещё было преимущество.
Что это?
Я едва не выронил меч!
На его навершии появился красный рубин. Он сверкнул и…
Стоило мне подумать о мече-дао, как цзянь окутался золотистой дымкой, а секунду спустя лезвие расширилось, гарда расплылась и в моей руке оказался другой меч. Меч-дао!
Ого! Вот это было неожиданно.
Меч по одному моему мысленному образу изменил свою форму!
А если я подумаю о нунчаках?
В тот же момент меч снова окутался золотистой дымкой, согнулся посередине, а потом я обнаружил, что держу боевые нунчаки, с острыми шипами на окантовке.
Копьё?
Без проблем!
Вилы?
Тоже пожалуйста!
Меч изменял свою форму по одному моему мысленному приказу. Я вспомнил слова огненного феникса о пере Жар-птицы – так вот ты какой, подарок феникса…
– Меч Тысячи Воплощений… – раздался за спиной голос Дзяня. – Я думал, что это всё бабушкины сказки! А он в самом деле существует! Монах, тебе несказанно повезло!
– Повезло? – спросил я.
– Да! Меч Тысячи Воплощений раз в столетие находит себе нового хозяина и верно служит ему до самой смерти. Только в твоих руках он будет становиться тем оружием, какое ты пожелаешь.
– А в твоих? – протянул я принявший обычную форму цзянь.
Рубин тут же исчез с рукояти. Меч превратился в обычный, ничем не примечательный дешевый клинок.
Кузнец взял меч, пару раз взмахнул им, сощурился, напрягся, покраснел, но меч как был холодным беспристрастным оружием, так им и остался. Даже кисточка из навершия не шевельнулась.
– А у меня он обычный меч, – со вздохом сказал кузнец. – Не могу поверить, что держал в руках такой артефакт и он не выбрал меня. Эх, повезло же тебе, монах! Это меч Небесного Рыцаря, который жил тысячи лет назад. Правда, у него есть небольшой секрет – меч может рубить только виноватого и вооруженного врага. Безвинное и безоружное существо убить не получится, как ты не старайся.
– А давай, попробуем? – хитро взглянул я на брата-кузнеца. – Ты взял у меня много золотых монет – если не чувствуешь себя виноватым, то меч тебя не поразит, а если…
– Брат монах, – перебил меня кузнец. – У нас ещё очень много работы. Так что ты ступай себе с миром… Счастливчик!
Много работы… Меня кольнуло под ребрами, но я не стал упрекать кузнеца во лжи. Я улыбнулся в ответ, достал из безразмерного оби серебряную монету и купил у кузнеца самые простые ножны для меча. За золотую монету купил молчание кузнеца. Попросил его никому не рассказывать о мече. Дзинь или Дзянь обещал быть безмолвным, как карп по весне.
Чтобы не стать виноватым…
Закрепив цзянь за спиной, я отправился к Закатной горе. Братья-кузнецы остались ожесточенно шептаться у порога кузни. В моей душе пели соловьи – надо же, какое неожиданное богатство на меня свалилось. Я даже от избытка чувств погладил по ножнам, а в ответ получил легкую вибрацию, как будто кошка заурчала под рукой заботливого хозяина.
Всё-таки феникс мне не приснился и перо Жар-птицы превратилось в Меч Тысячи Воплощений…
Неподалеку от Закатной горы я всё-таки догнал бредущую троицу.
Глу Пыш что-то увлеченно рассказывал Сись Ли, та также увлеченно смеялась и успевала строить глазки не только Глу Пышу, но и Ши Ло. Правда, бывший демон никак не реагировал на её потуги, но она всё равно не собиралась сдаваться, чем дико бесила Глу Пыша.
В руках Ши Ло был замасленный сверток. От него пахло жареной курицей. Это был явно подарок для старика.
– Друзья мои, вот и вы! – я присоединился к идущим.
– Брат Ни, а ми вже соскучились, – обаятельно улыбнулась Сись Ли, чем вызвала недовольную складку между бровей Глу Пыша. – Ой, у тебе появився меч?
Показал меч, но не стал рассказывать о его свойствах – покажу позже, когда все будут в сборе.
Мы подошли к лачуге, стоящей неподалеку от горы. От неё за добрых сто метров тянуло запахом саке и человеческого пота.
– Дидусь Бух Ло! – крикнула Сись Ли, когда увидела сидящего на чурбачке старика. – Ми прийшли к тоби у гости!
– А выпить… ик… принесли? – отозвался старик. – Если не принесли, то валите прочь, грязные ублюдки!
Седые лохмы беспорядочно вырывались из-под круглой замасленной шапочки, красный нос был словно вымазан женской помадой. Одежда старика представляла собой собрание из всевозможных клочков грязной ткани, какую только можно себе представить. Казалось, что с нами разговаривает ожившая помойка возле ткацкой фабрики.
Его слепые бельма таращились на свет. Лицо было словно собрано из морщин.
– Ну и воняет от тебя, старикан, – сморщился Глу Пыш. – Тебе бы надо помыться!
С этими словами мой друг подхватил стоящую под водопроводным желобом кадку и выплеснул её на старика. Волна воды окатила Бух Ло, едва не скинув его с чурбачка.
– Да ты… Да я тебе… Да ты сейчас… – начал отфыркиваться старик, отряхивая лохмотья от воды.
Он вскочил и нанес несколько ударов по воздуху. Удары пришлись в разные стороны. К счастью, они никого не зацепили.
– Не ругайся, дедушка Бух Ло, – улыбнулся Глу Пыш. – Мы тебе принесли покушать…
Он выхватил сверток из рук Ши Ло и подал старику.
Во как! Похоже, что Глу Пыш красовался перед Сись Ли и взял на себя роль лидера. Ну что же, пусть немного попробует тяжесть этой ноши. Я же остался смотреть, как старик развернул курицу, втянул ноздрями запах от ароматной корочки. Даже слюна пробежала по языку, когда старик оторвал от курицы бедро и протянул его Глу Пышу. Я видел, как волокна отделяются друг от друга, как парок шел от треснувшей корочки.
– Отравить меня вздумали? Укуси-ка сам эту курицу… ик… а только потом её попробую я, – сказал старик.
– Да ты что, старик? Мы же к тебе с хорошими новостями! – горделиво ответил Глу Пыш и взял предложенное мясо.
Мой друг не заметил красного порошка, слега просыпавшегося из рукава Бух Ло. Да, брат Глу Пыш продолжал играть роль лидера – я не стал ему мешать этого делать. Пусть покрасуется…
Глу Пыш откусил кусок и с довольным видом начал жевать. Почти сразу же у Сись Ли удивленно взлетели брови – лицо Глу Пыша покраснело так, что сравнялось по цвету с кистью Меча Тысячи Воплощений. Он выплюнул курицу и закричал:
– Остро! Очень остро! Запить! Быстрее запить! Всё горит!
– Ты же выплеснул воду, – сказал Бух Ло и поднялся с кряхтением. – Но у меня осталось немного в доме.
– Быстрее, старик! Быстрее! Мой язык горит! – Глу Пыш начал носиться по площадке перед лачугой.
Похоже, что старик сыпанул самого острого перца на кусок Глу Пыша. Я старался хранить каменное выражение лица – монах сам выбрал долю лидера, пусть вкусит её сполна.
Бух Ло вынес две пиалы. Глу Пыш тут же подлетел и выпил сначала одну, а потом вторую – после этого он чуть выдохнул. Мне показалось, что из его рта вылетел дымок.
– Ну и курица, – простонал Глу Пыш. – Надо же как наперчили… Старик, а почему у тебя в пиалах такая вода? Вкус у неё разный…
– Ещё бы ей не быть разной, – кашлянул Бух Ло. – В одной воде я мыл ноги, а во второй задницу…
Глаза Глу Пыша едва не выкатились наружу. Он дернулся раз-другой, а потом побежал к краю площадки возле дома. Содержимое его желудка начало выплескиваться наружу. Ни о каком лидерстве он уже не думал. Не думал даже о том, как выглядит перед Сись Ли.
Я улыбнулся, когда заметил хитрую улыбку Бух Ло. Он подмигнул мне слепым глазом:
– Ну что, брат Ни, рассказывай, зачем приперся?
А ведь я себя не называл. Видимо, он уже про меня немало знает. Не так-то прост этот алкоголик. Похоже, что со стариком мы сработаемся.
Глава 30
«Если тебя ударили по одной щеке, то отсеки руку бьющего,
чтобы другим неповадно было»
Хихитайская народная мудрость
Дед Бух Ло оказался занятным типом. Он был Изгоем, но не оборачивался ни червяком, ни птицей – он пил саке вместо воды и обладал идеальным слухом. Слух заменял ему зрение. Вот такой вот у него был интересный пунктик. А уж извечное опьянение являлось побочным эффектом от утоления жажды. Посмотрел бы я на вас, если бы ежедневно приходилось выдувать не меньше двух литров саке.
Бух Ло выслушал меня, потом Сись Ли и Ши Ло. Глу Пыша он почему-то слушать не стал, а монах и не настаивал.
– Дружище, я думаю, что мы справимся с Низшими Богами. У меня на них тоже есть зуб… кстати, где он? – старик начал щупать по карманам, потом развел руками. – Похоже, что в дырку вывалился и потерялся.
– Зуб? – на всякий случай уточнил я.
– Он самый. Мне его недавно Глянь Ка выбил, когда я поинтересовался – какого хрена он в моём районе трется? Он предпочел не отвечать.
– То есть мы можем на тебя рассчитывать?
– В любое время. Но лучше за пару дней, чтобы я успел прийти в себя, – произнес Бух Ло и откусил от тушки курицы изрядный кусок. Он прожевал и уставился бельмами на Глу Пыша. – И плескать в меня больше не надо. А то чем-нибудь ещё посыплю угощение.
– Не очень-то и хотелось, – пробурчал Глу Пыш, скрещивая руки на груди.
– А чем ты его посыпавши, дидо Бух? – спросила Сись Ли.
– Перцем Кристального Демона. Люблю, знаете ли, иногда поострее, – захихикал Бух Ло.
– Подарите щепотку? – спросил я. – У меня друзья в монастыре есть, которые тоже любят острое.
– Да забирай, у меня ещё есть, – протянул замызганный мешочек Бух Ло. – Не нюхай, а то можешь себе всю нюхалку испортить.
Я кивнул и спрятал мешочек в безразмерном оби. Пригодится. После этого мы душевно расстались со стариком, который пообещал принять участие в следующей авантюре. Сись Ли отправилась на улицу Цинь в сопровождении Ши Ло, а мы с Глу Пышом поспешили обратно в монастырь. Да, Глу Пыш был недоволен – он сам хотел проводить Сись Ли, но я напомнил о том, что нам может влететь, если вдруг не успеем вернуться до заката. Скрепя сердце и скрипя зубами Глу Пыш согласился.
Солнце уже клонилось к горизонту, когда мы вступили на белые камни площади. Бей Тень вальяжно развалился в кресле возле ног статуи бога Кодлы и лениво посматривал на вечерние занятия. Когда же в его поле зрения попали наши фигуры, то глаза настоятеля вспыхнули двумя карбункулами. Он поманил нас. Мы, склонив головы, как нашкодившие школьники, пошли держать ответ.
Поднявшись на ступени, мы накрыли левыми ладонями правые кулаки и замерли, как два внимательных дуба.
– Братья монахи, как ваши успехи? Вы нашли то место, откуда завтра начнете делать лестницу? – спросил Бей Тень с такой подленькой улыбочкой, что я сразу почувствовал желание убежать как можно дальше.
– То есть как – начнете делать лестницу? – упавшим голосом спросил я.
Бей Тень только улыбнулся ещё подлее.
– Мы искали весь день, но так и не смогли найти такое место, от которого вверх устремится каменная лестница, – с повинным видом произнес Глу Пыш.
– То есть вы искали весь день, исследовали гору вдоль и поперек? – спросил Бей Тень.
– Мы честно искали самое удобное место, чтобы было видно улицы Мосгава и чтобы подход ничем не закрывался, – подал я голос.
– Честно? Вот честно-честно? А я что-то не верю. Эй, Под Лизь, а ну подойди сюда! – позвал Бей Тень одного из ханинов.
– Да, настоятель? – тут же подбежал младший ученик.
От остальных учеников его отличало отсутствие правого глаза. Зато левый сверкал так ярко, что мог запросто заменить оба. Я сначала не понял – почему его взяли, но потом, когда по его кляузам начали нести наказание монахи, нехитрые числа сошлись в простом уравнении.
– Скажи, видел ты этих двоих на Закатной горе?
– Никак нет. Просидел почти до вечера, но ничего похожего на два оранжевых кимоно не увидел, великий настоятель Бей Тень, – с поклоном ответил Под Лизь.
– Значит, они меня обманывают? – всё с той же подленькой улыбочкой спросил настоятель, поглаживая здоровой рукой протез.
– Да, великий настоятель Бей Тень, – снова согнулся в поклоне ханин.
Бей Тень вздохнул, как будто разочаровался во всём земном и немножечко в небесном. Он взглянул на нас глазами, полными сострадания и жалости:
– Братья-монахи, я же учил вас всегда говорить правду, а вы… Вы солгали мне, причем по ерундовому поводу. А что будет, если повод станет куда более серьезным? Вы об этом подумали? Вы тогда, не моргнув глазом, уничтожите весь монастырь?
Узкие глаза стали ещё уже, превратившись в щелочки. И теперь эти щелочки гневно взирали на нас. Если вы когда-нибудь видели гневные щелочки, то поймете – о чем я говорю. Мне не было страшно, но вот Глу Пыш побледнел.
– Простите, Великий настоятель, – проговорил Глу Пыш. – Мы были неподалеку от горы, но так и не смогли выбрать место. Мы обязательно завтра пойдем, и вы…
– Брат Глу Пыш, я наказываю тебя спаррингом с есотином, – жестко отрезал Бей Тень. – А ты, брат Ни Кто… Для тебя у меня будет другое наказание. Под Лизь, позови На Лима. Скажи, что настоятель желает убедиться в его владении боевыми искусствами.
Мы с Глу Пышом склонились в почтительном поклоне. Ученик в синем кимоно был предпоследней ступенью ученичества монахов, поэтому шансы Глу Пыша на счастливое завершение боя отсутствовали напрочь. Я видел, как губы моего друга задрожали.
Мда, попали же мы в ситуацию. И ведь коварный Бей Тень не дал наказания для меня, но направил своё недовольство на друга. Хитрый настоятель точно знал, что я не боюсь драки, а вот мой друг…
Мой друг отчаянно боялся, что его когда-нибудь побьют и всегда старался избежать боя. А сейчас ему явно собрались надавать люлей.
Евгений внутри меня недовольно сдвинул брови. Нет, я сам не видел, но почувствовал, что мои кулаки сжались так, что ногти впились в ладони. А я не давал им такого приказа.
Да-да, русский парень, чье тело я сейчас занимал, был недоволен таким развитием событий…
От группы монахов в синем кимоно, следом за Под Лизем, выдвинулся незнакомый крепыш. Его глаза сверкали агатовым блеском, на щеке красовался вертикальный шрам, половина левого уха была точно кем-то откушена. Роговые наросты на костяшках кулаков чернели набалдашниками смерти. Он тут же накрыл левой ладонью правый кулак в мудре внимания и склонился в поклоне перед настоятелем.
– На Лим, я позвал тебя для наказания ученика Глу Пыша, – важно произнес настоятель. – Его вина состоит в неповиновении, как ты считаешь – достоин ли этот ученик хорошей взбучки?
На Лим с выражением предельного внимания на лице слушал настоятеля. Он только раз стрельнул глазами в сторону Глу Пыша, продолжая внимать каждому звуку Бей Теня, как будто тот проповедовал настолько важные вещи, что от них зависела жизнь всего монастыря.
– Достоин! – рявкнул На Лим, стоило только Бей Теню закрыть рот. – Он достоин не просто наказания, а унизительного наказания. Разрешите сделать это так, чтобы другим ученикам было неповадно? Чтобы другие десять раз подумали прежде, чем отлынивать от приказов!
На Глу Пыша было жалко смотреть. Он весь поник, осунулся и побледнел так, что кожей мог соперничать с лепестками черемухи в цвету. Надо выручать парня, а то ведь так и забьют до смерти. В назидание другим…
– Гав! Гав-гав-гав! Гав-гав! Гав-гав-гав! – залаял я так звонко, что Глу Пыш отшатнулся и пахнул ароматом страха. Другие ученики обратили на нас свои взоры. – Вот что я слышу, когда ты говоришь, На Лим. Один собачий лай… Если ты считаешь себя таким сильным и мудрым, то сразись со мной. Я принимаю на себя вину Глу Пыша! Если вините меня – наказывайте тоже меня!
На Лим покраснел и собрался было что-то произнести, но настоятель взмахом руки остановил его:
– Нет-нет, не стоит поддаваться на подначки брата Ни Кто! Его ждет другое наказание, куда более серьезное. Брат На Лим, что ты можешь предложить? Я хотел бы увидеть хороший спарринг…
Снова удар кулака в ладонь и снова лающие слова готовности:
– Великий настоятель монастыря Чаокинь, позвольте наказать брата Глу Пыша на Шестах Ярости? А чтобы наказание стало более унизительным, я буду сражаться одной левой рукой.
Шесты Ярости? Ого, с фантазией у На Лима все в порядке!
Глу Пыш посмотрел с тоской, а мне оставалось только развести руками – я сделал все, что мог.
Шесты Ярости были редким наказанием и использовались только в исключительных случаях. В специальные пазы вставлялись бамбуковые шесты разной длины и толщины. Двум бойцам завязывали глаза, они запрыгивали на бамбук и били друг друга до тех пор, пока один не упадёт. Если до падения разрешалось только бить, то после можно было бороться. И если на бамбуке у Глу Пыша был какой-то мизерный шанс остаться целым, то на камнях такого шанса уже не было.
Понимал это и Бей Тень, который с удовольствием посмотрел на трясущиеся руки моего друга. Настоятель степенно огладил бородку и кивнул:
– Я согласен, На Лим. Пусть завтра состоится урок. Пусть все братья увидят, что бывает за непослушание. На рассвете свершится наказание!
Я мог бы броситься в бой, мог бы попытаться побить На Лима, но это ничего не даст – вместо него встанет другой. Оставалось только скрежетать зубами и смотреть, как монах сотворил мудру почтения и отправился к своим.
На рассвете!
Настоятель продумал и это. Если Глу Пыша наказали бы немедленно, то он просто отлежался и через недельку смог ходить, но ему ещё дали целую ночь на раздумья, а хуже этого и представить трудно.
По опыту прошлой жизни могу сказать, что ожидание казни гораздо хуже самой казни. Понимал это и настоятель, который с улыбкой отправился прочь. Он даже не ответил на наши поклоны – вот как обиделся.
– Что же будет, брат Ни? – с дрожью в голосе спросил Глу Пыш.
– Наваляют тебе, брат Глу, – с горечью ответил я. – Наваляют и не помилуют…
– Но как же так?
– Да вот так… – развёл я снова руками. – Крепись, брат.