Приманка для моего убийцы Уайт Лорет Энн
Эйс, ранчо и Майрон образовали скелет, позвоночник, вокруг которого она могла выстроить новую жизнь. Теперь она теряла Майрона и с максимальной вероятностью свой дом тоже. Даже Эйс потихоньку угасал. Оливия гадала, не растечется ли она бесформенной лужей без поддержки этих «костей».
Оливия вывела пса из домика и повела к озеру, где раньше оставила подушечку с запахом в начале тропы со следами. Эйс энергично натягивал поводок.
Ветеринар в Клинтоне сказал, что в течение года пес, вероятно, полностью ослепнет. И хотя он успешно искал предметы и без поводка шел по следу человека, Оливия опасалась, что он может свалиться с утеса или подвергнуть себя какой-то другой физической опасности. Поэтому она начала натаскивать его на поводке, Эйсу приходилось идти медленно, опустив нос, чтобы методично переходить от одного предмета к другому. Чаще всего это было только развлечением. Они просто проводили время вместе. И эта забава совпадала с той страстью, которую Оливия питала к поискам следов.
Она открыла большой пакет на застежке. В нем был свитер, который она уже надевала, она дала его понюхать Эйсу.
– Ищи, Эйс, ищи.
Он сунул нос в пакет, запоминая запах, который ему предстояло найти, затем понюхал землю вокруг, ища совпадения, громко втягивая ноздрями воздух. Когда пес почуял подушечку, которую оставила для него Оливия, он натянул поводок и устремился вперед, опустив нос к земле, зигзагами передвигаясь от одного запаха к другому по покрытой инеем траве.
Оливия не выпускала поводок и бежала следом, ее дыхание превращалось в пар, растворяясь в белом тумане. Они быстро двигались вдоль берега озера, а затем вверх, на поле, где она оставила «коробку» и «лстницу» с запахами. Эйс легко справился с углами «коробки». Оливия следила за псом, дожидаясь того момента, когда он потеряет запах. Это случилось в конце «лестницы». Как только Оливия поняла это по его позе, она ослабила поводок, позволяя Эйсу работать по более широкой дуге, пока не увидела, что он поймал запах на вершине следующей «лестницы».
– Хороший мальчик, Эйс. Отлично работаешь, – задыхаясь, произнесла Оливия, двигаясь следом.
Пес замедлил бег и неожиданно лег. Между его лапами, у кончика носа лежала перчатка, первый предмет из тех, которые она оставила.
– Да! Молодец, парень! – Оливия подняла перчатку и убрала ее в мешок, потом снова опустила руку к земле. – Ищи, Эйс. Продолжай искать.
Они добрались до упавших сухих деревьев. Эти ели погубил короед, они стали сухими, ломкими и внушающими суеверный ужас. Появление женщины и собаки напугало двух огромных серых оленей, которые рванулись через сухие ветки к болотистому участку.
За каждый найденный предмет Оливия щедро хвалила Эйса. Они прошли почти четверть мили, уже преодолели гребень, когда Оливия увидела другие следы на замерзшей траве.
Мужские следы.
Она замедлила бег, чтобы рассмотреть их. Следы от сапог. Большого размера.
Судя по примятой траве, человек шел в том же направлении, что и она, когда оставляла следы для Эйса. Размер обуви примерно двенадцатый[3]. Широкий шаг. И трава примята недавно. Оливия подняла глаза, рассматривая линию следов. Они шли параллельно ее сложной системе следов в форме «коробки» и «лестницы». Волосы на затылке встали дыбом.
Оливия сказала себе, что это всего лишь совпадение.
– Вперед, Эйс, ищи.
Пес снова натянул поводок. В душе остался неприятный осадок. Что-то было не так. Эйс нашел следующий предмет, обнюхал его и прошел мимо.
– Эй, полегче, мальчик! Вернись. Ты пропустил предмет.
Оливия натянула поводок и присела на корточки, чтобы подобрать пропущенный предмет. Шарф. Не ее.
Не ее запах. Вот почему Эйс не отреагировал.
Шарф был мягкий, кашемировый, сочетание цветов – жженый оранжевый, золото, охра, рисунок – стилизованный узор из кактусов и плоских холмов. На крошечном ярлычке, вшитом в шов, было написано «Ручная работа, Лулу Дизайн, Аризона». Оливия похолодела. Огляделась.
Эйс в ожидании сел, тяжело дыша. Внимание Оливии вернулось к следам, параллельным проложенному ею маршруту и расположенным слева от него, потом она посмотрела на темный хвойный лес, в который они направлялись.
Солнце еще не взошло, среди деревьев оставались глубокие тени. Оливия пристально посмотрела на эти тени, пытаясь уловить движение.
Ничего.
Она медленно повернулась, тщательно изучая то, что ее окружало. Над головой пролетел ястреб.
Утка в панике захлопала крыльями. Когда крыльями хлопает гривастый тетерев, звук такой же. Перья ворона издавали другой звук в потоках воздуха. На озере из воды выпрыгнула рыба и плюхнулась обратно. Все было нормально.
Оливия еще раз посмотрела на деревья. И на этот раз ее охватил леденящий холод. Что-то находилось в этих деревьях, темное, реальное, и оно смотрело на нее. Она чувствовала это нутром.
Двенадцать лет назад ей следовало бы поверить своему нутру.
Сейчас она ему верила.
– Ладно, Эйс, – шепнула Оливия, опускаясь рядом с Эйсом на корточки, снимая шлейку для поиска и меняя ее на обычный поводок. – Мы закончили. Давай возвращаться, мальчик.
Пес выглядел сбитым с толку, когда Оливия быстро повела его к тропинке, где не было деревьев и на которой ее будет видно из окон хозяйского дома.
Когда они ступили на тропинку, над горизонтом показалось солнце, и на поля легли его теплые желтые и красные лучи. Иней сразу же начал таять, и от травы мгновенно начал подниматься пар. Озеро сменило цвет с тускло-серого на глубокий бирюзово-зеленый, и ранчо вдруг стало идеальной картинкой осени с белыми стволами осин и дрожащими золотистыми листьями. С тропинки Оливия видела лодки, направлявшиеся к кемпингу. Напряжение отпустило ее.
Собственные страхи вдруг показались абсурдными. Настроение улучшилось, и мысли вернулись к горячему кофе, который она оставила вариться, и о завтраке, который она съест перед тем, как отправится по делам.
Но когда они с Эйсом подошли к коттеджу, Оливия заметила что-то на коврике у двери. Она поднялась по ступенькам и задержалась на мгновение, разглядывая маленькую корзинку дикой черники.
Слова, ничем не сдерживаемые, закружились у нее в голове, словно дым, его голос звучал, словно мягкий бархат поверх гравия. Воспитанный, соблазнительный, возбуждающий. Темный…
«На берегу реки в зарослях появились ягоды прекрасной дикой черники, Сара… С ними получится замечательный пирог ко Дню благодарения…»
У Оливии пересохло во рту. Ее мир сузился. Руки затряслись.
На холмах раздался выстрел из охотничьего ружья. Кожа Оливии покрылась потом, несмотря на утреннюю прохладу, спираль времени начала раскручиваться в обратную сторону, вызывая болезненную тошноту. Оливия увидела его глаза. Они смотрели на нее. Светло-янтарные, как у кугуара. Прозрачные, словно мед из иван-чая. Опушенные густыми темными ресницами. Его улыбка – зубы такие белые и безупречные. Дикие черные кудри цвета воронова крыла. «Сара…»
«Нет».
Она вцепилась в перила крыльца.
«Прекрати».
«Никаких возвращений к прошлому».
«Ты не жертва. Не пленница прошлого. Воспоминания под запретом. Он мертв. Его больше нет. Ты в безопасности. Сара умерла вместе с ним. Ты – Оливия. Это твое убежище. Никто не может отобрать его у тебя. Не оглядывайся назад…»
В душе Оливии медленно разгорался гнев. Она подобрала корзинку с ягодами и открыла дверь. Войдя в дом, Оливия разожгла огонь так, что пламя свирепо заревело. Она накормила Эйса завтраком и налила себе крепкий кофе. Сделав долгожданный глоток горячего темного напитка, она позволила ему обжечь горло, и это ощущение вынудило ее вернуться в настоящее.
«Сохраняй спокойствие. Оставайся сосредоточенной».
Появлению шарфа и черники наверняка было простое объяснение. Должно было быть. Она его найдет.
Оливия допила кофе, Эйс покончил с завтраком. Она схватила шарф и корзинку с ягодами и широким шагом направилась к хозяйскому дому.
На полках магазина спортивных товаров и товаров для лесорубов он нашел веревку, болторез, клейкую ленту, тиски для вязания мушек, клещи, пакеты с шерстью бобра, несколько ярких петушиных перьев, перья шотландской куропатки, моток геодезической мерной ленты цвета лайма, пакетик ярко-красных блестящих бусин, дверные крючки с петлями размера 1/0 и 2/0 и моток голографической нити. К этому он добавил походный разделочный нож с небольшим бугорком на лезвии. У лезвия была странная форма в виде листика дерева, но как только его кончик вонзится в подбрюшье животного, достаточно будет легкого движения кисти назад, и шкура снимется легко, словно сливочное масло. Этот разделочный нож отлично дополнит универсальный нож, который уже был у Юджина и хранился в доме на колесах. Этот нож сделал бы намного приятнее все происходившее у реки Биркенхед позапрошлой ночью.
По дороге на ранчо ему удалось стащить в охотничьем лагере оружие: «ремингтон» калибра 308 с продольно-скользящим поворотным затвором, помповый винчестер калибра 12 и несколько коробок патронов. В этой стране владение оружием строго регулировалось. Купить ружье без необходимых документов не представлялось возможным. Юджин был доволен этим приобретением. У ружья был хороший вес, идеальный для охоты на оленя в густом лесу. Юджин оставит себе винчестер, а ружье отдаст ей, как это было и во время их последней охоты. Да, это будет вызовом. Да, он может погибнуть. Но в этом смысл настоящей охоты. Охотник всегда должен предполагать возможность собственной смерти, если он охотится на стоящую добычу.
Женщина за кассой спортивного магазина была очаровательной. Она заигрывала с Юджином, пробивая его покупки и беря кредитку. Продавщица болтал о надвигающейся непогоде и о крупном олене, которого ее брат подстрелил на выходных. Юджин улыбнулся и встретился с ней взглядом. Он смотрел, как в ответ розовеют ее щеки, как расширяются зрачки. Это напомнило ему девушку в библиотеке. Но теперь для него существовала только одна девушка. У него осталась одна игра.
От магазина спортивных товаров Юджин дошел до маленького супермаркета, где купил продукты. Он взглянул на витрину с газетами и журналами.
Никаких новостей о теле. Его послание еще не было получено.
Завтра он еще раз проделает часовой путь до Клинтона, чтобы проверить газеты.
Когда Оливия вошла в холл, экономка как раз поднималась с бельевой корзиной по широкой деревянной лестнице.
– Адель! – окликнула ее Оливия. – Это вы оставили для меня корзинку с ягодами у входа в дом?
Экономка остановилась на полпути, нахмурилась и посмотрела на Оливию.
– Нет. С какой стати? Все в порядке?
Та замялась, неожиданно почувствовав себя неловко.
– Мне… просто стало интересно. Записки не было.
– Сегодня утром Джейсон привез с рынка в Клинтоне несколько ящиков овощей и фруктов. Он купил и лесные грибы. Может быть, он или Нелла оставили ягоды.
Оливия испытала огромное облегчение. Да, разумеется, это Джейсон или Нелла. Она запаниковала без причины и нашла связи, которых не было.
– Я спрошу их, спасибо. А если кто-то спросит о потерянном шарфе, то я нашла вот этот на поле, неподалеку от пустующих домиков работников конюшни.
Она подняла шарф так, чтобы Адель его увидела.
Экономка кивнула и снова двинулась вверх по ступенькам.
Оливия отправилась прямиком на кухню. Толкнула дверь, и ее охватило тепло домашнего очага. Что-то восхитительное кипело на газовой плите. Кастрюли из меди и нержавеющей стали висели на кедровых балках над кухонным «островком» с толстой деревянной столешницей. В глиняных контейнерах на широком, залитом солнцем подоконнике росли душистые травы.
Грейс, покойная жена Майрона, спроектировала эту кухню, когда они впервые открыли хозяйский дом для постояльцев. Майрон никогда сюда не заходил. Он чувствовал присутствие жены даже через столько лет после ее смерти.
Оливия поставила корзинку с ягодами на деревянный стол.
– Джейсон! – позвала она шеф-повара, снимая с шеи шарф и заглядывая в кладовую. Там было пусто. Джейсон не мог далеко уйти, принимая во внимание булькающие на плите кастрюли.
Через заднюю дверь она вышла в огород с травами. Джейсона Чена не было и там. Не оказалось и его дочери Неллы.
Когда Оливия снова вернулась в кухню, до нее донесся глухой стук из холодильной комнаты. Дверь туда была приоткрыта, из нее вырывались клубы холодного воздуха.
Оливия уставилась на дверь и похолодела.
Еще один стук.
– Джейсон! – снова позвала Оливия, направляясь к двери, хотя живот у нее сжимался от желания убежать. Распахнув дверь шире, она вошла внутрь. Половина туши убитого животного неожиданно покачнулась и ударила ее в плечо.
– Черт!
Оливия отпрыгнула в сторону, кровь бешено стучала у нее в ушах.
Половина оленьей туши раскачивалась вперед и назад, крюк, на котором она висела, поскрипывал. Рядом с оленем висели две разделанные индейки и несколько тушек дичи. Оливия не могла отвести взгляд от оленя. Освежеванного, с выпущенной кровью, с белыми сухожилиями.
У нее на коже выступил пот. Перед мысленным взором предстало женское тело с частично содранной кожей, подвешенное за шею на крюк для мяса. У женщины были рыжие волосы на голове и на лобке. Оливия ощутила во рту вкус желчи.
– Оливия? – из-за туши оленя вышел Джейсон. – Я только что достал этого красавца, чтобы нарезать мяса для жаркого из оленины. Оно будет в меню завтра вечером. На ужин в пятницу придет целая толпа.
Ее взгляд не отрывался от крюка для мяса. Кровь отлила от головы. Оливия покачнулась, мир начал вращаться по спирали, увлекая ее в черный туннель памяти. Она не могла дышать.
Оливия отступила назад, зацепилась каблуком и пошатнулась.
– Лив? – Повар поймал ее за руку. – Ты в порядке?
– Я… да. – Оливия развернулась и быстро вышла из холодильной комнаты, сердце громко стучало.
Джейсон вышел следом. От удивления у него на лбу появилась морщина.
– Ты бледная как покойник, – сказал Джейсон, когда Оливия вцепилась в спинку стула, чтобы удержаться на ногах. – Ты действительно в порядке?
Оливия услышала крик гусей. Звук доносился через дверь кухни, которую она не закрыла. Оливии вдруг показалось, что на улице весна. Она ощущала ее запах. Она чувствовала запах человеческой крови.
«Нет!
Гуси летят на юг. Сейчас осень. Ты в Броукен-Бар. Все отлично, черт возьми. Отлично».
Она крепко вцепилась в спинку стула, опустила на минуту голову, стараясь оставаться в настоящем.
– Я… я в порядке. Просто дай мне минуту.
«Не позволяй воспоминаниям возвращаться. Ты не можешь снова дать им волю…»
Кровь снова прилила к голове. Оливия почувствовала, как теплеют щеки. Она медленно подняла голову и выдавила из себя улыбку.
– Прости. Должно быть, я подцепила вирус или что-то еще. У меня на мгновение закружилась голова.
– Дать тебе стакан воды? Или сока? – В узких темных глазах повара появилась тревога.
– Нет, спасибо. Я только хотела поблагодарить тебя за чернику, которую ты оставил сегодня утром у меня на пороге.
Джейсон посмотрел на корзинку с черникой на столе.
– Я этого не оставлял.
Оливия оцепенела.
– Может быть, это сделала Нелла? – Ее голос прозвучал напряженно.
– Не знаю. – Складка на лбу Джейсона стала глубже, когда он посмотрел на Оливию. – Это важно? Я могу ее найти и спросить. Она, вероятно, кормит цыплят или смотрит, как Брэнниган ухаживает за лошадьми.
– Спасибо, не стоит. – Оливия заставила себя коротко рассмеяться, но это далось нелегко.
– Я привез из Клинтона пару подносов с черникой, поэтому Нелла вполне могла это сделать.
– Поблагодари ее от меня, ладно? Я возьму кофе для себя и яблоко для Спирит и уберусь из твоей кухни.
Чувствуя на себе взгляд Джейсона, Оливия налила себе кофе в большую кружку, взяла яблоко из миски на столе и направилась в свой кабинет, расположенный рядом с гостиной.
Эйс был уже там и спал в своей корзинке в лучах желтого солнечного света. Оливия проверила почту на предмет нового бронирования через сайт. Ничего не было.
Если не считать тех, кто приехал вчера ближе к ночи, то это, скорее всего, конец сезона.
Она прослушала голосовую почту, просмотрела зарезервированные столики, чтобы понять, сколько будет гостей за обедом в выходные.
Прежде чем выйти, она просмотрела ежедневную сводку погоды. И очень удивилась. В ближайшее время ожидалась сильная буря. Снег, который должен был пойти во второй половине дня в понедельник. Предсказывали высоту снежного покрова до двух футов. Все выглядело так, будто зима должна была прийти в этом году рано, сразу после длинных выходных. Надо предупредить гостей. В этих местах снег на дорогах не чистили, и после сильных снегопадов грунтовые дороги становились непроходимыми. Их могло отрезать на несколько дней.
Схватив книгу бронирования и считывающее устройство для кредитных карт, достав из сейфа сумочку с наличными, Оливия свистнула Эйсу и направилась к двери. Она помогла псу забраться в кабину и поехала к конюшням, где Брэнниган, грум, как обычно рубил и связывал в вязанки дрова для кемпинга.
Проведав Спирит и скормив ей яблоко, Оливия надела перчатки, опустила задний борт и начала бросать вязанки в кузов грузовичка. От работы она вспотела и вытерла лоб рукавом. Хорошо! Она уже почувствовала себя крепче. Солнце поднималось, быстро теплело. Что бы ни мучило ее этим утром, это прошло. Она с этим покончила.
Когда Оливия приехала в кемпинг, то увидела, что два места заняты новыми гостями. Ближе к ней стоял серый грузовик «Форд», припаркованный поперек въезда. Оливия оставила Эйса в кабине, обошла «Форд» и направилась по тропинке туда, где стоял дом на колесах, отсоединенный от грузовика. Рядом с домом на колесах работал генератор, от которого питался маленький холодильник. Никого не было. Она собралась уже вернуться и записать номера «Форда», когда заметила кровь, струившуюся по стенке холодильника. Оливия застыла.
В ушах зазвенело.
Перед глазами появилась черная пелена, Оливия почти ничего не видела, кроме крошечных искорок света. И вдруг почуяла его. Он был у нее за спиной, его горячее дыхание на ее щеке, у ее уха, его шепот.
«Gamos, Сара. Это брак… мы соединены…»
Оливия развернулась, сердце едва не выскакивало у нее из груди. Вокруг стояли скрученные широкохвойные сосны. Черные ветки на фоне неба. Темные деревья закружились вокруг нее, быстрее, быстрее в головокружительном калейдоскопе светлого и темного. Сосновые лапы перешептывались и раскачивались. Перед глазами Оливии снова раскачивалось фиолетово-белое тело рыжеволосой женщины, свисающее с поскрипывающего крюка.
Она увидела блеск ножа.
Сквозь щели сарая ей было видно, как он отрезал от тела куски мяса, складывал их в морозильник, и кровь стекала по стенке.
Оливия ухватилась за край стола для пикника. Она пыталась вдохнуть. Но легкие были перенасыщены кислородом. Она торопливо вернулась к своему грузовичку. Ветер налетал порывами. Ветки раскачивались.
Сара… Ссссссара…
Она добралась до машины, отодвинула Эйса, села за руль и захлопнула дверцу. Посидела немного. Руки тряслись, на коже выступили капли пота.
«Оливия. Тебя зовут Оливия Уэст. Он мертв. Ты не можешь позволить воспоминаниям вернуться. Ты не можешь вернуться в прошлое…»
Протянув руку, она включила зажигание, нажала на газ, и гравий полетел из-под колес ее грузовичка. Машина пошла юзом. Оливия слишком быстро ехала вокруг озера, за ней клубилась пыль. Когда Оливия добралась до хозяйского дома, ее рубашка промокла насквозь. Руки все еще дрожали. Во рту поселился кислый вкус.
Это происходило снова. Воспоминания возвращались. И все станет только хуже, если она не найдет способ остановить их.
Глава 5
Пятница, ближе к вечеру.
Ванкувер.
В дверь дома постучали. Тори побежала открывать. На крыльце стоял сержант Мэк Якима в джинсах и кожаной куртке.
– Привет, дружок, – поздоровался он и тепло улыбнулся. – Я приехал за твоим отцом, чтобы отвезти его на большую вечеринку в честь выхода на пенсию.
– Он не хочет выходить на пенсию.
Мэк уставился на Тори. Патовая ситуация. Он откашлялся.
– Конечно же, хочет. – Сержант нагнулся к девочке. – Не говори ему, но мы купили в подарок нахлыстовое удилище, о котором он всегда мечтал. Ему не терпится стряхнуть пыль со снастей. Его ждет нирвана рыболова.
– Папе всего пятьдесят шесть, – парировала Тори. – В пятьдесят шесть лет люди выходят на пенсию, только если что-то не так.
– Может быть, ты скажешь ему, что я здесь? – Мэк прошел за ней в дом.
– Папа! – крикнула Тори, подняв голову к лестнице. – Сержант Мэк приехал.
Она протопала мимо него и уселась перед телевизором.
Ее охватило раздражение. Тори крепко сжала руки. Она любила своего папу. Но маму она любила больше всего на свете. Мама погибла по ее вине, ведь это Тори не сумела вытащить ее из снега. У девочки защипало глаза, она сразу вспомнила, как дергались мамины ноги, когда она тянула ее за лыжные ботинки. Все больше снега падало в яму, и он засыпал маму каждый раз, когда Тори пыталась ее вытащить. Потом целая шапка снега упала с дерева над ними и засыпала их обеих. Как будто это было вчера, Тори ощутила спазм в маминых ногах, потом внезапную страшную вялость. Тори тогда закричала, зовя на помощь, но тут сверху снова упал снег, заглушая ее крики.
– Готов к большой вечеринке? – Мэк шлепнул папу по спине.
Тори, делая вид, что смотрит телевизор, украдкой разглядывала мужчин, стоявших в холле. Она видела, что этот жест фальшивый.
– Что случилось с твоей рукой? – спросил Мэк.
Отец поднял правую руку. Она была перевязана. Раньше Тори этого не замечала.
– Разбил вчера вечером, когда перевешивал книжную полку.
Девочка нахмурилась. Она не слышала, чтобы отец перевешивал какие-то полки. Впрочем, вечером она заперлась в своей комнате и слушала музыку.
Папа заглянул в гостиную.
– Тори, ты уверена, что обойдешься без няни?
– Мне почти двенадцать, – резко бросила Тори, отказываясь смотреть на него. Вместо этого она свирепо смотрела в телевизор. Но она знала, почему папа спрашивает об этом: он беспокоился о ее настроении после того случая в школе.
– Я не знаю точно, когда вернусь, дружок. Не полуночничай, ладно?
Тори не ответила.
Когда мужчины выходили за дверь, Тори услышала, как папа сказал:
– Я еще могу сам водить машину, знаешь ли.
Мэк искренне рассмеялся.
– Нет, после выпивки сегодня вечером ты этого не сможешь.
Дверь хлопнула. Тори услышала, как их шаги прохрустели под окном, увидела макушки отца и Мэка.
Она встала, подошла к окну.
Посмотрела, как они садятся в машину Мэка, выезжают задним ходом с подъездной дорожки и уносятся прочь. Убедившись в том, что они уехали, Тори поспешила наверх, в кабинет отца. Дверь туда не запиралась. Тори открыла ее. Пульс участился, когда Тори направилась к шкафу с папками. Она видела, что отец убирал туда складывающуюся гармошкой папку с вырезками из газет и фотографиями с места преступления. Отец попытался спрятать их от нее, но один снимок упал на пол. Черно-белое изображение женского тела. Тори потянула на себя ящик шкафа. Он был заперт. Она порылась в ящиках отцовского письменного стола. Ключа нигде не оказалось.
Тори постояла, обдумывая ситуацию. Ее отец изменился. Все изменилось с тех пор, как погибла мама. Он прятал какие-то вещи, становился все более странным, вспыльчивым и далеким. Тори это злило. У нее появлялось такое чувство, будто он забывает маму. Забывает Тори. Забывает ту семью, какой они были раньше. Тори овладело безрассудство, подстегиваемое болью.
Она включила отцовский компьютер и застыла, услышав шум колес на мокрой мостовой за окнами. Но автомобиль проехал мимо их подъездной дорожки.
Компьютер отца был защищен паролем. Ни одно из тех слов, что она вводила в окошко, не сработало. Тори выключила компьютер, развернулась во вращающемся кресле и снова задумалась. Потом она встала и быстро прошла в смежную комнату, которая раньше служила кабинетом матери.
Осторожно открыв дверь, Тори вошла внутрь.
В кабинете было холодно, отопление отключено.
Тори все еще ощущала аромат материнских духов. Всюду были книги. На маленьком столике с безделушками, которые мама собирала многие годы, стоял ноутбук. Панорамное окно впускало много света, несмотря на штормовое небо. Скамья для чтения с подушками в розово-зеленый узор из махровых роз занимала всю ширину окна.
Красивая комната. Неяркая и нежная, с акцентами цвета голубоватой фуксии, которые подчеркивали игривость, свойственную матери, а Тори напоминали искорки в ее глазах. И легкую улыбку, которая так часто изгибала мамины губы.
Мама была успешной писательницей. Именно в этой симпатичной, успокаивающей комнате она написала самые мрачные свои романы, детективы и триллеры. Критики утверждали, что они написаны по заголовкам газет и обычно основаны на реальных преступлениях. В романах всегда был настоящий секс. Насилие. Тори не разрешали их читать, но она нашла книги в публичной библиотеке и в Интернете и все равно их прочла.
Учительница английского сказала, что Тори унаследовала от матери талант к писательству. Другие говорили, что она похожа на маму внешне и во многих других отношениях. Тори всем сообщила, что тоже когда-нибудь станет писательницей. У нее щипало глаза, когда она дотрагивалась до вещей матери. Тори взяла рамку с фотографией, на которой они были втроем. Три мушкетера, так их обычно называл папа. Мысли Тори вернулись к словам, которые сказал пастор в церкви на погребальной службе, как он говорил о том, что ее мать теперь в лучшем месте. С Богом.
Какой Бог сотворил такое? Украл человека, которого ты любила больше всего на свете? Почему то место лучше?
С болью в сердце Тори поставила фотографию на место и свернулась калачиком на скамье у окна, где мама обычно читала ей. Крепко прижав к груди маленькую подушечку, Тори смотрела на дождь за окном. Небо было нависшим и серым, как военный корабль. Тори не могла разглядеть горы на другом берегу. Все время ревели корабельные сирены.
Еще крепче прижав к себе маленькую подушку, Тори заснула, ей снились плохие сны. Она проснулась с криком. Сердце билось часто-часто. На улице темнело. Дрожа, Тори встала со скамьи, подняла крышку, чтобы взять мягкий шерстяной плед, который связала мама.
В ящике скамьи на аккуратно сложенном пледе лежали напечатанные страницы рукописи, перетянутые резинкой. Тори включила лампу и взяла рукопись. Прочла титульную страницу.
У Тори перехватило дыхание. После несчастного случая она не открывала скамью и рукопись не видела. Она неуверенно коснулась слов, черных на белом. Более долговечных, чем плоть. Слова, которые ее мать перенесла на бумагу. Слова, которые пережили ее. Тори показалось, что грудь вот-вот разорвется от боли. Мама как-то сказала ей, что слова – это что-то вроде волшебства, древних рун, символов. Если ты знаешь, как открыть их и раскодировать, то в твоей голове появятся заколдованные истории, люди и события.
«Над этим ты работала, мама, когда оставила нас?»
На страницу упала слеза, оставила серый след и напугала Тори: она даже не почувствовала, что плачет. Тори сняла с рукописи резинку и отложила титульную страницу. Под ней оказалась страница с посвящением.
«Посвящается моей дорогой Тори. Эту историю ты прочтешь, когда будешь готова. Я буду всегда любить тебя, даже больше, чем ты сможешь представить…»
У Тори колотилось сердце, когда она читала эти строчки. Почти бессознательно она опустила крышку скамьи и снова села на нее. Завернувшись в плед, она начала читать:
Это началось, как начинаются все встречи, когда пересекаются пути. Молчание, приветствие, взгляд, прикосновение… И вы необратимо меняетесь благодаря этому. Иногда это взаимодействие очень легкое, подобное прикосновению переливающейся стрекозы, присевшей на тыльную сторону руки. Но оно может оказаться и землетрясением, которое покачнет ваш мир, врежется в самые основы и направит вас по новому пути. Этот момент настал для Сары, когда он впервые вошел в магазин.
Звякнул колокольчик, ворвался поток холодного воздуха. Чувствуя, что вошло нечто необычное, она подняла глаза.
Его глаза задержались на ее лице. Он ее рассматривал, и от этого у нее в животе похолодело. Обычно она улыбалась и здоровалась, но в этот раз она инстинктивно отвела глаза и продолжала заниматься счетами. И все же она чувствовала на себе его взгляд: грубый, откровенный, ощупывающий, пока он шел к прилавку, за которым она работала.
– Доброе утро.
Ей пришлось посмотреть в эти внушающие ужас светло-янтарные глаза. Как у кугуара. Дикого хищника.
Он улыбнулся. И это было завораживающе. От этой улыбки в ее животе заворочалось что-то низменное и горячее. Его давно не стриженные волосы были цвета чернил. Но ничего неприятного. Он немного напомнил ей того актера, Руфуса Сьюэлла. Такие же кудри. Такой же напор. Высокий. Загорелый. Скуластый. Красивые пальцы, сильные кисти.
Она помогла ему выбрать бусинки – серебристые, красные – нить, шерсть бобра, перья, крючки. Когда она пробивала его покупки, он позволил своей руке коснуться ее пальцев.
И в этот момент Сара немного обрадовалась тому, что сегодня с ней в магазине не было Этана. Вам знакомы такие моменты? Они для вас ничего не значат. Вы никогда не станете изменять. Но они зажигают в вас искорку. От них мир становится лучше. Они заставляют вас почувствовать себя живой и сексуальной. Короче говоря, они помогают вам ощутить, что вы живете.
Возвращаясь потом к этой минуте, Сара решила, что именно в этот момент он выбрал ее. Отобрал из кучи. Как волк выбирает в стаде свою жертву.
Он не торопился. Играл с ней. С конца лета до осенних холодов он заходил регулярно, дважды в неделю. И почти всегда в те дни, когда Этана в магазине не было. Ей нравилось представлять, что незнакомец намеренно пользуется случаем.
Как же мало она знала. Потому что он действительно следил. Планировал. Все.
Потом, когда до Дня благодарения оставалось совсем чуть-чуть, он сказал ей, что стальноголовый лосось поднимается вверх по реке Стина-ривер.
Она связала для него мушку, используя узор, который придумала сама. Этот узор всегда приносил ей удачу с этой серебристой рыбой, бойцовым стальноголовым лососем.
– У мушки есть название? – спросил незнакомец, когда она отдавала ему мушку.
– «Хищник». – Сара улыбнулась. Слегка смущенно.
Его глаза потемнели, и ее сердце забилось быстрее. Голос мужчины стал низким.
– Отличное название.
Он смотрел на нее несколько тяжелых, молчаливых мгновений. Она почувствовала рефлекторное влечение, даже волоски на ее руках потянулись к нему, словно под действием статического электричества. Он наклонился ниже, и у нее пересохло во рту. И он сказал ей о дикой чернике. На берегу реки.
Она заглотнула наживку.
Она пошла за ягодами.
Домой она не вернулась».
У Тори зачастил пульс, когда она быстро перевернула страницу и положила ее рядом с собой на скамью. Тори начала читать следующую страницу.
Оливия открыла дверь в курятник и вошла. Птицы суетились и кудахтали вокруг ее сапог. Эйс лежал с другой стороны ограды, голова между лапами, и внимательно смотрел, как она наполняет кормушки. День клонился к закату. Ветер изменился, и все краски приобрели теплый оттенок в лучах низкого солнца. Но внутри Оливия ощущала холод. Как будто чернильный яд прошлого просочился в трещины, появившиеся в ее психологических доспехах. И теперь ей придется потратить чертову уйму времени, чтобы избавиться от него.
Наполнив последнюю кормушку, Оливия вышла из курятника. Зазвонил телефон у нее на поясе. Она достала его из чехла и не узнала номер звонившего.
– Оливия, – сказала она, закрывая дверь.
– Восточное поле еще пригодно для посадки? – спросил мужской голос. Фоном был сильный шум мотора или чего-то еще. Оливия застыла, рука на загородке.
– Простите?
– Можно посадить самолет на восточном поле? – Мужчина пытался перекричать шум.
Читать бесплатно другие книги:
