Мой нигерийский муж, или Богатая белая леди Ливай Джулия

Вступление

Этот вирус вы не найдете в списке тропических болезней – но родом он из тропиков.

Количество заразившихся им не опубликуют в новостях – но именно он поражает почти каждого белого, попавшего в Нигерию, а тяжесть симптомов – непредсказуема.

Лечения нет. Если он попал к вам в кровь – вы обречены болеть им до конца ваших дней. Имя ему – Нигерийский вирус.

Необъяснимая, не поддающаяся анализу или смыслу, преследующая вас всю жизнь глухая тоска по этой удивительной стране, в которой вы прожили когда-то кусочек своей жизни, а потом покинули её.

Как бы вы ни кляли её жару, и бедность, и бардак на дорогах, и её малярийных комаров, и перебои с электричеством – вам не вырвать из сердца эту занозу. И как бы ни была прекрасна и благополучна ваша жизнь после – вам не перестать вспоминать ту, прошедшую, снова и снова и неожиданно, не к месту, безо всякой связи, казалось бы, с настоящим задыхаться от ностальгии…

Глава 1.

Воспоминания Ники.

Резать по живому. «Не уходи, любимый!»

Трагедия нерождённого ребёнка. К началу…

– Тунде, возьми меня с собой, пожалуйста!

Ника напрягала последние силы, которых уже не было, чтобы не закричать, не зарыдать в полный голос.

– Не уходи, любимый! Не оставляй меня сейчас одну!

Молодой красивый чернокожий мужчина – её муж, – уже одетый для своего очередного выхода, наводил последние штрихи: чистил туфли. Тщательно, как для рекламы, специальной щёточкой он набирал чуть крема из баночки – для обоих вещей имелось постоянное неизменное место в доме – и полировал свои уже и так идеально чистые чёрные туфли.

Чёрные брюки со стрелками, идеально выглаженная синяя рубашка – её подарок! – облегали стройную высокую фигуру. Выразительное, как с обложки журнала, словно вылепленное лицо, мягкие, большие, тёплые глаза, казалось, прожигали насквозь. Он был ослепительно красив безукоризненной, сладкой, даже чуть нежной красотой.

Чёрная от крема щёточка всё летала по поверхности туфель, управляемая тонкими длинными пальцами. Как бесконечная пытка скользила она, не пропуская ни одного миллиметра кожаной поверхности, ни одной складочки.

Тоска в очередной раз пронзила всё её существо: «Пусть чистит – бесконечно, – только пусть ещё побудет со мной! Только бы не уходил!» Слова-мысли, слова-крики, слова-слёзы метались как сумасшедшие в обезумевшем мозгу, рикошетили дальше – в тело: в сердце, захлебнувшееся от обиды, в горло, в руки, в ставшие вдруг ватными ноги, в живот, где уже почти два месяца зрел плод их любви, такой долгожданный для неё и так дорого ей стоящий.

Но вот он закончил наводить блеск, надел туфли. Потом зашёл в спальню, взял с полки баночку с кремом для лица, тщательно нанёс на свою и так идеальную тёмно-коричневую кожу, остаток намазал на руки. Взял дорогой дезодорант, тоже её подарок, и долго, по нескольку раз, опять и опять брызгал на шею, на одежду. Это был последний штрих.

– Всё, сейчас он уйдёт!

Беременная, замученная токсикозом женщина забилась в невидимой истерике.

– Что сделать, что сказать, как умолить его не уходить или хотя бы взять меня с собой?! Неужели он не понимает, не чувствует, что я за гранью, что я не могу сейчас остаться одна, что я сделаю что-то с собой! Как же он может быть таким бесчувственным! Ведь это же и его ребёнок! Ребёнок, которого он так хотел!

Ника вспомнила, как Тунде любовался малышами на улице, у друзей, даже глядя на плакаты с рекламой памперсов, как шептал ей – вновь и вновь: «Хочу ребёнка!»

«Да, я женщина, – думала Ника, – это я должна выносить его в своём теле, пережить эту сводящую с ума тошноту и ограничение во всём, невозможность спать на животе – любимая поза, – а потом муки родов! И я счастлива, что это моя доля! Я всё смогу, я не боюсь, я сильная, но, бог мой, не оставляй меня одну! Пусть тебе неудобно каждый раз брать с собой жену, пусть дополнительные хлопоты, но ведь тогда, раньше, ты с радостью брал их на себя! Почему же сейчас?»

Ника захлёбывалась от душевной боли, от этого диалога с ним… с собой…

– Не уходи, умоляю! Не оставляй меня одну, возьми меня с собой, я соберусь за две минуты!

В безумной от безнадёжности попытке удержать мужа она встала у него на пути и молила, молила глазами. Тунде стоял, глядя на неё сверху вниз. Холодом веяло от всего его красивого тела.

– Я сказал нет! Успокойся, хватит реветь. Всё, я опаздываю.

И, отодвинув жену в сторону, даже не рукой – плечом, в последний раз взглянув на себя в зеркало, и очевидно, оставшись доволен, вприпрыжку сбежал по лестнице вниз, в гостиную. Через секунду Ника услышала, как хлопнула входная дверь.

– Как же так произошло, как я дошла до такого унижения? Что это – нескончаемый кошмар? И если да, то как проснуться?! И разве это я, я – красивая, молодая и гордая женщина, умная, сильная, самостоятельная, – я ползаю на коленях перед мужчиной, которого сама же и содержу, пусть он даже на семь лет моложе и хорош собой?! Что со мной? Мама! Помогите проснуться, помогите вырваться из этого кошмара! Мама, мама!!

Она кричала, упав на колени, протягивая руки, молясь неизвестно какому богу.

– Мама-а-а!!

Уже не крик пополам со слезами рвался из её горла – Ника чувствовала, как душа, словно разорванная чёрными когтями, кровавыми кусками рвалась наружу.

– Так не бывает! Нет, такой боли не бывает!

Ника вспомнила, как рожала своего первого сына. В памяти почему-то стали всплывать случаи, когда было больно, физически и морально, – а они были, как у всех, – но эта боль не была похожа ни на одну из тех, прошедших.

– Наверно, в такие вот моменты люди и сходят с ума или режут вены. Что угодно, только прекратить эту муку!

Ника ползала на четвереньках по полу, прикасаясь к мебели, вещам, перилам в безумной надежде найти средство от этой муки. Словно эти, такие обычные и простые, предметы могли отвлечь её от душевной боли, вернуть её душу из ада отчаяния в такую благословенную сейчас банальность. Она вспомнила: «Таблетки! У неё было снотворное! Но ребёнок, мне же нельзя, я беременна».

– Что, ребёнок?! – Эта мысль как током пронзила всё её существо. Она вдруг поняла, что всё будет ещё страшнее, больнее, гораздо больнее, чем сейчас.

– Да разве может быть ещё хуже?

– Может! – страшно, словно из подсознания, как предвидение, как приговор, прозвучал ответ. Сейчас ещё не поздно – срок небольшой, ещё есть возможность не совершить ошибку. И она представила себя беременной в пять, семь, девять месяцев, когда будет уже действительно поздно, выхода уже не будет.

Как она – подурневшая от страданий, беспомощная, без денег – кто возьмёт тут беременную женщину на работу, – станет полностью зависимой от обаятельного, красивого как бог и такого же жестокого темнокожего мужчины с ангельским голосом.

Как будет сидеть вечерами, ночами, в этом доме, где так страшно быть одной, когда в очередной раз отключается свет, в этой стране, где белой женщине опасно даже просто выйти погулять.

Представила, как она будет видеть его – красивого, улыбающегося, безупречно одетого, будет каждый вечер наблюдать, как он чистит туфли – не для неё… и брызгает себя дезодорантом – не для неё… Как он смотрит на себя в зеркало, как виновато чмокает её в губы, уже на бегу обещает позвонить, а после концерта – сразу домой, и как не выполнит ни одно из обещаний.

Как потом она будет сидеть одна, смотря на телефон и часы по очереди, медленно сходя с ума. Как пройдут все сроки – когда закончится концерт, и даже с поправкой на «не сразу заплатили», «не было такси», «пробки», «дождь» и так далее, он всё равно не придёт.

А потом пройдёт ещё час, и два, и она, в который раз переступив через гордость – не ври себе – она давно умерла, твоя гордость! – начнёт ему звонить, раз, два, три…

– Нет, он не отключил телефон, неправда, просто связь плохая, – начнёт она сама себе врать. Как потом, под утро, раздастся звонок в дверь. Как она босиком сбежит вниз по лестнице чтобы открыть. Как, засунув своей гордости кляп в рот и завязав ей глаза, будет стараться не сорваться, чтобы не стало ещё хуже.

Как будет улыбаться ему, как обнимет, как почувствует запах алкоголя с сигаретами и ещё чем-то в придачу. Как выслушает его очередное враньё – если в этот раз ему вообще захочется что-то объяснять, – что не было ни одного такси, и что ему пришлось ждать в баре почти до утра – одному, растягивая бутылку пива, и что села батарейка у телефона…

А потом родится ребёнок. ЕГО ребёнок, который нужен ему лишь на словах. Ради которого он не может даже быть чуть заботливее с его матерью! И она будет сидеть уже с этим младенцем, прижимая его к груди, ночами, и давясь плачем, смотреть на телефон и на часы!

Что за судьба ждёт этого, ещё не родившегося, малыша! А потом, может быть, очень скоро – Ника вдруг это ясно поняла – она всё равно уйдёт, больная, постаревшая от стресса, без копейки денег и с надорванной душой, – и уже с двумя детьми – старшим сыном от первого брака и чёрным младенцем – останется одна.

Ника ясно представила себе эту картину. Нет, не представила, прожила, действительно, реально!

«Путешествия во времени, оказывается, возможны», – горько, но как-то некстати подумалось ей. И от понимания неизбежного, но такого мучительного для неё решения она закричала – в последний раз в эту ночь, – отчаянно, страшно, как будто можно было тем криком что-то изменить, исправить, вернуть надежду…

Обессилев от крика и отчаяния, она стонала, скрючившись, уткнув лицо в ворох одежды, будто пыталась спрятаться от этого жестокого мира…

Таблетка начала действовать. Нет, боль не прошла, но постепенно как-то стала тупеть, как будто уходила внутрь, в подсознание. А на смену ей оттуда же – из памяти – будь она проклята! – пришли воспоминания двухлетней давности…

Глава 2.

«Элитный» ночной клуб в Лагосе. Экспаты и ночные бабочки.

Белый = богатый.

Единственная женщина в мужском коллективе.

«Я тоже хочу чёрного мальчика», или

Назвался груздем – полезай в кузов

В тот вечер она с двумя сослуживцами пошла в ночной клуб. Сослуживцы – израильтяне, обоим хорошо за пятьдесят – жили и работали в Нигерии уже не первый десяток лет. И развлечения у белых стареющих, впрочем, не только, мужчин в этой стране были затягивающие, как наркотик, хотя и довольно однообразные: женщины.

Молодые, до двадцати пяти, редко чуть старше. Маленькие и высокие, стройные и с округлыми формами. По одной, по две, по три сразу. На ночь, на месяц, на год или на пять минут, между делом, на кухонном столе или в моторной лодке. Покажите мужчину за пятьдесят, который откажется от молодой красивой женщины, что клянётся ему в вечной любви и обещает сделать «очень хорошо»!

Чёрные как смоль или с чуть выбеленной специальными кремами кожей. В париках всех цветов и фасонов – зависть к длинным послушным прямым волосам европейских женщин. А под париками и накладными хвостами у всех одинаковая «причёска»– мелкие, жёсткие, непослушные, чёрные колечки.

Нет, они не вызывали нареканий своим внешним видом, наоборот: стройные, ноги от ушей, с аппетитно торчащей попой, берущие простой, диковатой, безкомплексной сексуальностью. С красивой экзотической разных оттенков шоколада кожей. Но всех или почти всех нигерийских подруг белых мужчин объединяло одно – и мужчины это ясно чувствовали – жажда денег. Эти женщины охотились за богатством.

А по нигерийским понятиям любой белый человек, работающий в их стране по контракту, – богач. Кто-то из бабочек просто называла цену за ночь и наутро, получив честно отработанные гроши, отправлялась приводить себя в порядок к следующей охоте.

Кто-то поступал умней и, не требуя сразу же плату, а находя ключик к сердцу одинокого – не всегда – мужчины, задерживался на более долгий срок. И там уже прибыль была на порядок выше.

А кое-кому посчастливилось женить на себе белокожего принца, и тут вообще открывались захватывающие дух перспективы – уехать в далёкую прекрасную страну, получить паспорт, а потом и послать подальше выполнившего свою миссию супруга.

Разомлевшие от сладкого мужчины, тем не менее, достаточно ясно представляли себе истинные чувства юных чернокожих богинь, и для них всё это постепенно утрачивало остроту новизны. Появиться среди друзей с потрясающей 18-летней красоткой не добавляло престижа и не говорило ни о чём: ни о красоте, ни об уме, ни о выдающихся мужских качествах, ни даже о толщине кошелька.

И поэтому практически каждый неженатый или находящийся в Нигерии без жены европеец, за редким исключением, втайне или вслух мечтал о белой женщине. Ведь каждому мужчине хотелось, чтобы женщина его любила по-настоящему, а не за деньги, которые он платит. Даже если эта любовь только на одну ночь, хочется чувствовать настоящую, а не показную страсть.

К тому же иметь белую любовницу в Нигерии считалось престижным, а белых одиноких женщин можно было пересчитать по пальцам – в основном бывшие жёны нигерийских мужчин, как правило, из опять-таки бывшего Советского Союза, – с одним, двумя, тремя, а иногда и больше, кому как «повезло», смуглыми детишками.

Туристы в эту страну нечасто заглядывали – сервис зашкаливал в отрицательную величину, а представить, чтобы белая европейская женщина приехала сюда одна на работу…

И всё же чудеса случаются – в международную израильскую строительную фирму по контракту приехал программист – женщина!

На конкурс красоты Нику, пожалуй, не взяли бы. Рост – немного меньше высокого стандарта, талия и грудь в самый раз, а вот бёдра – чуть больше, чем положено. Немного выдающиеся скулы. Высокий лоб. Серо-голубые, менявшие цвет под настроение и загар, глаза. Пышные кудрявые волосы.

И хотя в стандарты красоты она и не вписывалась, но было в ней что-то, что заставляло мужчин поворачивать головы ей вслед… Стройная, с горделивой походкой, женственная, но не мягкая и покорная, а с вызовом – Ника и среди соотечественников вызывала повышенный интерес у противоположного пола, а уж здесь, да ещё единственная белая женщина в мужском коллективе, явилась чуть ли не Афродитой!

Естественно, что она тут же была окружена заботой и вниманием холостяков, а женатые под дружное шипенье прекрасных половин боялись даже лишний раз взглянуть на «программиста». Для более полного понимания картины следует пояснить, что «холостяками» в иностранных компаниях в Нигерии называли как собственно неженатых белых мужчин, так и тех, чьи жёны по каким-либо причинам находились вдали от мужей.

– Да тут малинник, – усмехнулась про себя Ника, параллельно входя в курс работы. В свои тридцать четыре года она имела в архиве два неудачных замужества, восьмилетнего сына и бесконечный шлейф романов разной продолжительности и накала, несколько из которых вспоминала периодически со сладостью или тихой грустью – в зависимости от настроения. А из большинства остальных не вспомнила бы не только имён, но даже и лиц, столько их было.

Чувственная, легко воспламеняющаяся от мужского взгляда, Ника наслаждалась любовью во всех её проявлениях. Хотя за внешней смелостью и раскованностью скрывалась чувствительность и даже, как это часто случается, неуверенность в себе.

Она привыкла к мужскому вниманию и комплиментам и к тому особому блеску в глазах представителей сильного пола, что появлялся в её присутствии. Она получала откровенное удовольствие, чувствуя себя желанной многими. Да и какая женщина, не покривив душой, скажет, что мужское внимание ей неприятно?

Но заводить роман на работе – а все доступные в данный момент мужчины были сослуживцами – ей не хотелось.

«Мало ли, вдруг не понравится, или поссоримся, или ещё какая-нибудь ерунда, а нам ещё работать вместе. Я уже молчу, какие сплетни пойдут обо мне в этом муравейнике», – думала Ника. Кроме того, если признаться честно, ей жутко хотелось «попробовать» темнокожего. Это её желание основательно подогревала атмосфера, царившая в коллективе.

Деликатно отвергнутые сослуживцы, повздыхав, приняли женщину в свою среду на правах «товарища по работе». То есть стали вести себя при ней так, как привыкли – в частности, не стесняясь, рассказывать друг другу о своих похождениях.

Ника изнывала, выслушивая истории тысяча и одной ночи – кто с какой или с какими чернокожими красотками прошлой ночью чем, как и где занимался. И сколько это стоило, и какие кульбиты она или они вытворяли.

И по довольным, сытым глазам мужчин она чувствовала, что эти рассказы не выдумка. Да и частые походы по злачным местам в компании с сотрудниками не оставляли никакого места для сомнений. Молодые девушки в мини-юбках и полупрозрачных коротеньких маечках, на шпильках и с боевой раскраской – одна лучше другой – толпой обступали белых мужчин, заглянувших в бар или ночной клуб.

Купить – и за какую смешную плату! – можно было почти любую, не обязательно проститутку. В этой богом поцелованной стране, богатой людьми и нефтью, солнцем и землёй, имеющей выход в океан и на мировые рынки, основная часть населения была унизительно бедна. Многомиллиардные нефтяные реки текли через карман горстки имевших счастье – или наглость – оказаться у кормушки. А остальные жили в нищете.

Даже «счастливчики» – те, кому удалось найти работу, получали зарплату, на которую, жестко экономя, можно было разве что не умереть с голоду. А ведь надо ещё платить за жильё, за проезд, за электричество. Покупать одежду, лекарства, плюс школа для детей, а потом, если получится, – университет.

Про естественные для нас поездки в отпуск или тем более за границу речь даже не шла. Вот так и получалось, что если средняя семья, отказывая себе во всём, отправляла дочь в университет, то на содержание её денег просто не оставалось, дай бог заплатить за очередной семестр.

И часто за соседней партой сидела дочь обеспеченных родителей, которую на учёбу привозил личный шофёр и которая могла позволить себе модные платья и туфли к каждому под цвет – в отличие от нашей «золушки», что не то что на новые платья, но и на еду часто не хватало денег. А по улицам проезжали сытые, нарядные, как из другого мира, дамы и господа на шикарных машинах. Заманчиво горели огнями и опьяняли музыкой ночные бары и рестораны…

Тот ночной бар был одним из самых популярных в Лагосе – бывшей столице и крупнейшем городе в Нигерии. Экспаты любили его за особую, полускандальную атмосферу и поистине царский выбор бабочек всех сортов и размеров.

Любой, даже самый старый, толстый, маленький и некрасивый белый мужчина чувствовал себя там, по меньшей мере, султаном Брунея. Длинноногие красотки с алыми губами и упругими ягодицами не дожидались приглашения – подходили сами. Обнимали, призывно заглядывали в глаза, прижимались полуобнажённой грудью, то есть всячески давали понять, насколько поразил их своей «красотой», «умом» и «обаянием» данный представитель мужского племени.

Оказавшись в очередной раз в этом малиново-медовом раю, Ника поняла – если она сейчас кого-нибудь не «снимет», у неё поедет крыша. О своей крыше Ника привыкла заботиться, поэтому, увидев, что её сослуживцы собираются выходить на охоту, остановила их полушутливым, но, тем не менее, категоричным вопросом: «А как же я? Я тоже хочу чёрного мальчика! Почему вы думаете только о себе?!»

Мужики переглянулись – с таким им ещё сталкиваться не приходилось. Но делать нечего – назвался груздем, полезай в кузов! И они, как старшие товарищи и лучше ориентирующиеся в джунглях, решили помочь неопытной коллеге получить свою долю удовольствия.

Через несколько минут знакомая одного из мужчин подвела к ним красивого темнокожего парня. Если бы Ника могла хоть на секунду представить, во что выльется это знакомство, она бы убежала из этого бара, не оглядываясь, прямо в ночь…

Глава 3.

Первое знакомство с Тунде.

А вам слабо снять плейбоя на глазах у всех?!

Шальная ночь

 Бархатные глаза заглянули, казалось, в самую душу.

– Тунде, – представился мужчина, и нежное лицо его осветилось обаятельной улыбкой.

«Какой-то он уж очень сладкий, приторный, – подумала Ника. В её эротических мечтах африканец обязательно был здоровым, полудиким, с могучим торсом и бьющей в глаза грубой сексуальностью. – Хотя красив – ничего не скажешь…»

Ей хотелось этого мужчину. Подтянутое, «без капли жира», как говорила её массажистка, безукоризненное тело белой женщины изнывало от желания. После месяца на голодном пайке она согласна была и на гораздо менее соответствующий её эротическим фантазиям экземпляр.

– Можно пригласить тебя выпить что-нибудь? – спросил Тунде, взяв Нику за руку.

«А вот это уже совсем ни к чему, – усмехнулась про себя женщина, – я могу сама пригласить тебя выпить, да ещё и полить шампанским за мой счёт. Мне нужно от тебя кое-что другое!» Но вслух сказала:

– Да, конечно, бокал вина.

Крепко держа Никину руку в своей, Тунде повёл её сквозь толпу танцующих к бару. Заказав бокал вина и усадив женщину на стул, он шепнул: «Подожди здесь минутку», и направился к сцене, где нигерийская певица под аккомпанемент группы музыкантов – так называемые лайф-банд были очень популярны в ночных клубах и ресторанах Лагоса – веселила публику. Переговорив о чём-то пару минут с музыкантами, Тунде дождался конца песни и взял микрофон.

– Ох, ну только этого мне сейчас не хватало, – вздохнула Ника. – Я хочу быть с мужчиной, сидеть рядом, пить, танцевать, флиртовать, а не торчать тут одной и любоваться на его таланты! Или он меня таким образом пытается обольстить? Что я – певцов не видала! Не надо меня обольщать, я сама прекрасно знаю, чего хочу!

Поглощённая этими мыслями, Ника почти не смотрела на сцену. Ну вот наконец он закончил петь и подошёл к ней. А через несколько минут Ника увидела пробирающихся к ней сквозь толпу сослуживцев.

– Нам пора идти.

Обдумать ситуацию и наметить план действий не заняло у неё слишком много времени.

«Так, обычная схема развития событий сюда не подходит. Загадочно улыбнусь… Он попросит телефон. Потом позвонит, мы ещё раз или два встретимся перед тем, как перейти к следующей стадии… Нет времени на всё это, да и к чему? Роман я с ним заводить не собираюсь, он мне нужен сейчас, на одну ночь. Что он подумает – мне абсолютно наплевать. Я для него – богатая белая леди, и могу позволить себе любой каприз. Могу купить себе сразу троих чёрных мальчиков, если захочу!»

– Я ухожу, – обратилась она к новому знакомому, – хочешь пойти со мной?

Тунде не задумываясь ответил: «Да». «Ещё бы ты сказал нет, – усмехнулась про себя Ника, – для тебя такой шанс, быть может, первый и последний!» Они встали и пошли к выходу. Сослуживцы уже ждали в машине. Увидев Нику с чёрным кавалером, переглянулись, но, ничего не сказав, подвинулись и освободили им место. Глядя на их обалдевшие лица, она от души веселилась про себя:

– Ничего, ничего, кобели, проглотите эту пилюлю! Вы же привыкли снимать девочек, чего же на меня так уставились? Чем я хуже вас?!

Недолгая поездка до гостиницы прошла в почти абсолютном молчании. Никин приятель, инстинктивно чувствующий оригинальность ситуации, но, вероятно, не совсем понимающий, что к чему, сидел тише воды ниже травы.

Перед тем как разойтись по комнатам, сослуживцы сказали друг другу: «Спокойной ночи», и, подмигнув Нике, пожелали ей хорошо провести время. «Уж будьте уверены», – усмехнулась взглядом женщина и, взяв слегка оробевшего парня за руку, ввела его в комнату».

«Да, разогреться не успела, – думала Ника, оставшись наедине с темнокожим мужчиной, – даже не потанцевали как следует!»

Это был далеко не первый случай в её богатой приключениями жизни, когда она собиралась заняться любовью с мужчиной в первый вечер. Но первый – после такого короткого знакомства!

Тунде ей нравился, явно нравился, но вот так сразу, без предварительной игры… Впрочем, в этой стране, находящейся на другом континенте, так разительно отличающейся от всего, что ей приходилось видеть до сих пор, всё было перевёрнуто с ног на голову, так что прежние правила и привычки здесь не действовали.

– Я скоро вернусь. – Ника лизнула взглядом ночного гостя и исчезла в ванной. Сильно пахнущее сигаретами вечернее платье было сброшено на пол. Туда же отправились лифчик и хутини – ажурные маленькие трусики, – других она не носила. И через секунду Ника уже стояла под горячей водой.

Она обожала воду в любом виде. Море, озеро, бассейн, наконец, ванна были её излюбленными местами, но сегодня она значительно сократила процедуру купания – её ждали не менее интересные занятия! Жёсткие горячие струйки душа сладко массировали всё её изящное тело – грудь, бёдра, аппетитную попку… Ника увеличила напор воды и направила струю между ног. Сладкое, жаркое, тянущее ощущение не заставило себя долго ждать.

– Нет, не сейчас. – Ника с трудом убрала струю. – Не буду наедаться перед обедом!

Вылезла из ванной, бросила одно из полотенец под ноги, а другим принялась осторожно вытираться, стоя перед зеркалом. Она любила своё тело, любила смотреть на себя в зеркало. Полная самокопания и неуверенности в себе юность осталась далеко позади…

Закончив процедуру и завернувшись в большое мохнатое полотенце, Ника вышла из ванной. Тунде сидел на кровати в той же позе, в которой она его оставила 10 минут назад, и не отрываясь смотрел на неё. «Наверно, я у него первая белая женщина, – подумала Ника, – интересно, что он чувствует? Может быть, тоже немного смущён и не знает, как себя вести?»

– Теперь твоя очередь.

Ника уже начала владеть ситуацией.

– Не задерживайся, я тебя жду.

За те несколько минут, что мужчина пробыл в ванной, она успела придать комнате кое-какой интимный вид: выключила основной свет, оставив лишь небольшую подсветку в коридоре, – получилось очень даже ничего. Потом расправила постель и, достав из сумки упаковку презервативов, положила её на тумбочку у кровати.

«Неплохо бы ещё свечи, бутылку вина и шоколад, – подумала она, – но ничего, и так хорошо». Она сняла полотенце, кинула его на кресло и легла в кровать, соблазнительно полуприкрывшись лёгким одеялом. Ника любила красиво обставлять интимные встречи, и это у неё получалось легко, между делом. В эту секунду дверь ванной распахнулась, и её гость вошёл в спальню.

Ника смотрела на него во все глаза. Высокий, под метр девяносто, стройный, даже худой, Тунде представлял собой её любимый мужской тип. Нет, ей, конечно, нравились «сильные» мужчины, с крепким накачанным торсом и широкими плечами – этакий эталон мужественности, но худощавое тело казалось ей более сексуальным.

Ника вспомнила вдруг, почему ей нравился именно этот тип, – давняя история, больше десяти лет назад… Но она не стала углубляться в прошлое. Оно было и уже умерло, хотя и оставило неизгладимый след… К чёрту его, прошлое, когда настоящее, такое сладкое и манящее, с полотенцем вокруг бёдер, стоит на пороге!

Нигериец стоял в дверях ванной и смотрел на белую женщину.

«Кто там сожалел, что шоколада сегодня не будет?!» – Ника захлебнулась от восторга.

– Иди ко мне, – прошептала она парню и, не в силах больше ждать, откинула одеяло и сама двинулась ему навстречу. Они встретились на полпути к постели, и их тела от соприкосновения пронзило током. Они жадно изучали друг друга – руками, губами, всей своей – светлой её и тёмной его – кожей.

«Вот оно, это всегда волнующее чувство узнавания, – подумала Ника, гладя блестящие чёрные плечи, грудь, покрытую мелкими чёрными кудряшками, – О, только не обмани, ты обещаешь так много, мой мальчик!»

Но каким-то седьмым чувством, всем своим женским опытом Ника уже знала, что эта ночь будет великолепна, что её смелый, даже отчаянный поступок, будет вознаграждён!

Не отрываясь от его губ – господи, каких мягких и нежных, – Ника размотала полотенце, до сих пор скрывающее его бедра, и лёгкими движениями, едва касаясь пальцами, стала исследовать неизведанную территорию. Бёдра, гладкие, нежные, мускулистая попка, и опять по кругу.

Она не спешила. Её увлекала эта игра – медленно, сантиметр за сантиметром, изучать это тело. Но вот пальцы её, горячие от желания, в очередной раз описали круг и, скользнув по упругому животу, пошли вниз и нашли то, что давно искали, желали, но будто боялись найти… Член был просто великолепен: твёрдый, в полной боевой готовности, крупный! Ника зажала его сразу двумя руками – он не оставлял ни малейших сомнений в возможностях его хозяина. Она застонала, сжимая это великолепное орудие любви.

Тунде тоже изучал её. Не отпуская губ, он, казалось, вбирал её в себя, жадно гладил всё её такое необычное для него белое тело. Всё так же не отрываясь друг от друга, словно боясь, что чудесный мираж вдруг развеется, они подошли к кровати и, оказавшись вдвоём на этом островке любви, вдруг окончательно поняли, что это реальность, что этой ночью они принадлежат друг другу!

Тела их сплелись ещё крепче, они жадно целовали друг друга – в губы, в лоб, в шею, будто вырывали друг у друга право доставить другому больше удовольствия, свести с ума.

Нет, не только они ласкали и любили друг друга в эту ночь. Две расы, чёрная и белая, две планеты, два разных мира, два полюса, плюс и минус, да и нет – в своём неистовом переплетении высекали огонь, служа древней как мир богине любви.

И бесконечно длилась эта шальная ночь… Ника перестала считать, сколько раз она почти теряла сознание от острого, как нигерийская еда, наслаждения. Оргазмы шли один за другим. Иногда они кончали вместе и, замерев на несколько секунд после стремительного падения – взлёта? – качались на волнах, как катамаран, – две половинки одного корабля. И тут же продолжали свой путь. Тунде, казалось, не уставал. Ему не нужно было приходить в себя после очередного оргазма – его член не ослабевал даже на секунду.

«Как это может быть?» – недоумевала обалдевшая от наслаждения женщина. За свою богатую событиями и любовными приключениями жизнь она сталкивалась с разными мужчинами, некоторые были очень хороши в постели, но такое…

«Да! Нигерия нравится мне всё больше! Чёрт возьми, что же я раньше делала, потеряла почти месяц! Но ничего, теперь наверстаю…»

Небо уже начало светлеть, когда они, уставшие, впитав друг друга каждой клеточкой своего тела, наконец уснули, всё так же не выпуская друг друга из объятий.

Ника проснулась через пару часов. Осторожно сняла смуглую руку со своей груди и приподнялась. Тунде спал. Его длинное тело цвета тёмного шоколада лежало посреди кровати. «Где же я спала, – подумала Ника, – если он занял всё пространство? Ах ты, гадкий мальчишка, только вошёл в мою жизнь, а уже занял в ней почти всё место! Вот уж поистине – протяни чёрному палец, он всю руку возьмёт». Она осторожно перелезла через спящего мужчину и пошла в ванную.

Глава 4.

Продолжение воспоминаний.

Одна – во всём мире. Прости, сынок…

Ника лежала на кровати, одна – в пустом доме, одна – в этой незнакомой стране на другом конце Земли, одна – во всём мире. «Как хорошо, что Даник сегодня в гостях у друзей и останется у них ночевать!» У неё не было сил смотреть в глаза сыну. Она не хотела, не имела права делить с ним эту боль.

– Мой маленький мужчина, лучший и единственный друг! Невольный свидетель агонии моей любви. Прости меня, солнышко моё! Я всего лишь хотела, чтобы у нас была нормальная семья.

Хотела, чтобы в доме, рядом с нами, был мужчина. Ведь папа твой, мой бывший муж, если честно, не так уж часто уделяет тебе внимание.

Я хотела родить тебе братика или сестричку, а лучше обоих, ведь ты сам уже давно просил меня об этом.

Я хотела, чтобы у тебя был старший друг, взрослый, умный, надёжный, с которым ты мог бы посоветоваться, ведь маме не обо всём расскажешь.

Я хотела, чтобы у тебя перед глазами был пример хорошей семьи, любви между мужчиной и женщиной, наглядный пример заботы, теплоты, верности…

Я хотела…

Все эти годы, после развода с твоим отцом, я пыталась – насколько могла – не дать тебе почувствовать неполноценность и недостаток в чём-либо!

Никогда – никогда! – ни разу не обвинила я твоего отца ни в чём. Никогда не пыталась помешать вашему общению и не манипулировала, как другие женщины, его или твоими чувствами. Наоборот, когда тебя не было рядом, звонила ему и напоминала, чтобы он уделял сыну больше внимания, говорила, как ты его любишь и нуждаешься в нём.

А когда он не звонил долго, – в ответ на твой вопрос, – пыталась оправдать его в твоих глазах. Как в праздники или его день рождения напоминала тебе, что нужно сделать подарок. А когда он второй раз женился – вру, уже не второй – третий, а тебя пригласили на свадьбу, я купила золотую цепочку и медальон в подарок его новой жене. Сколько женщин на моём месте поступили бы так же?

Я работала как заводная, день и ночь, я делала карьеру и зарабатывала деньги, чтобы мы с тобой могли снимать отдельную квартиру. Чтобы у тебя была своя комната, новая красивая мебель, компьютер. Чтобы мы не экономили, не считали каждую копейку. Чтобы мы могли ездить отдыхать, и чтобы ты мог иметь любую игрушку, какую захочешь.

Я хотела, чтобы ты гордился своей мамой! Одного только не получалось все эти годы – построить новую семью. Моя ли в этом вина? Да, наверно, моя…

А ты подрастал, ты всё понимал, мой маленький философ! Ты сам начал говорить мне, что пора выйти замуж, что ты хочешь братика. Другие дети ревнуют маму и боятся, что придёт чужой дядя и заберёт её, а ты сам хотел, чтобы я нашла своё счастье. И ты понимаешь, ты сам был свидетелем, как радостно забилось у твоей мамы сердце, когда оно, это счастье, показалось возможным! Мы оба, мой сын, мы оба полюбили этого человека! Ты помнишь?

Глава 5.

На следующий день.

«Как трудно расстаться с тобой»…

Когда тебе принадлежит весь мир.

Нонсенс – подарок от нигерийца

.

Когда Ника вышла из ванной, Тунде уже проснулся. Он лежал всё так же на спине, по диагонали на кровати, и смотрел на неё, ещё влажную после душа, завёрнутую в полотенце. Вдруг резко сел, притянул женщину к себе. Полотенце упало, и она оказалась в его объятиях.

– Иди ко мне, – прошептал он, сжимая всё крепче её обнажённое тело, прижимая к себе жадно, но в то же время как-то робко.

Ника с трудом, словно просыпаясь, отодвинулась от темнокожего любовника и, сжав его голову двумя руками, глядя в тёплые глаза, прошептала: «Мне пора идти. Сейчас завтрак, меня уже ждут, а потом мы сразу же уезжаем. Я живу в другом городе. Нам ещё ехать два часа, а опаздывать нельзя – сегодня на работу».

Его чёрная гладкая кожа выглядела ещё черней сейчас, при свете дня, и Нике казалось странным её ощущение: ей хотелось смотреть и смотреть на это чёрное тело, трогать, гладить, лизать его как конфету из жжёного сахара. Тунде снял с руки простенький бронзовый браслет и надел на руку Нике.

– Я тебя ещё увижу? – волнуясь слегка, спросил он.

– Дай мне твой телефон, я позвоню, – ответила она, уже одеваясь к завтраку.

Ника записала номер в книжку из тиснёной коричневой кожи – страсть к изысканным вещам – и положила её назад в сумку. Тунде, уже одетый, стоял у порога. Они опять обнялись.

– Как трудно расстаться с тобой, – прошептал он ей едва слышно. Ника открыла дверь.

– Я тебе позвоню. Хорошего дня!

После ухода нигерийца Ника быстро собрала двухдневный багаж – они с коллегами приезжали в Лагос на выходные, – причесалась, слегка подкрасила ресницы, любуясь своим отражением в зеркале.

Она любила смотреть на своё лицо после ночи любви. И сейчас, несмотря на явный недосып, она выглядела великолепно.

Кожа с нежным румянцем казалась бархатной, губы были ярче, чем обычно, – ещё бы, после стольких поцелуев! В глазах горел тот особый, пряный и в то же время чуть ленивый огонёк, который бывает только после хорошего секса и на который, как мухи на мёд, даже не понимая причины, летят попавшие в зону влияния представители мужского племени.

– Ох, какое великолепное ощущение, как будто всё можешь, всё получится, всё принадлежит тебе, весь мир, и – никаких проблем, ничего не страшно! Как будто паришь в небесах, божественное чувство…

Нике нравилось это ощущение полёта, силы, лёгкости, которое бывало наутро после страстной ночи. Присутствие и накал этого ощущения были своего рода лакмусовой бумажкой «качества» мужчины, с которым она провела ночь. И на сей раз бумажка однозначно показывала «отлично».

Завтрак проходил, как, впрочем, и всякая совместная трапеза, параллельно со сплетнями и обсуждением предстоящей работы.

Когда молодая женщина появилась в столовой, коллеги, они же товарищи, уже сидели за столом. Оставшиеся в этот раз без «сладкого» мужчины в качестве компенсации жаждали узнать подробности Никиных похождений.

Но ведь женщина, хоть и товарищ, всё же женщина, и её не спросишь вот так, напрямую, как прошло боевое крещение. Впрочем, лица их были достаточно красноречивы, и Ника всё же не решилась быть настолько жестокой, чтобы уж совсем обойти молчанием своё ночное приключение, конечно, не вдаваясь в подробности.

Лениво намазывая масло на хлеб, она поиграла браслетом.

– Вот, подарок. Наверно, граммов на триста золота потянет, – блестя глазами, пошутила она.

Мужчины переглянулись.

– Чтобы нигериец что-то подарил?! Обычно происходит наоборот.

Этот странноватый комплимент достоинствам её любовника разрядил напряжённо-выжидательную атмосферу, и остаток трапезы прошёл под обсуждение и сравнение достоинств повара в Лагосе и в компаунде в Ибадане, где они жили и куда собирались возвращаться.

Глава 6.

Назад, на работу.

Самая большая деревня в Нигерии.

Что общего у нигерийской женщины и Шварценеггера.

«Динозавры» нигерийских дорог

Ибадан – город, расположенный в полутора часах езды от Лагоса – при условии отсутствия пробок, – в общем-то, городом было назвать трудно.

Израильтяне окрестили его «самой большой в Африке деревней». И действительно, тёмно-красные неприглядные постройки вперемежку с глинобитными примитивными строениями тянулись на километры.

На человека, приехавшего из цивилизации, этот вид производил довольно сильное впечатление. Две-три центральные дороги, заасфальтированные настолько выборочно, что после небольшого опыта вождения по ним водитель мог с закрытыми глазами преодолеть трассу Париж – Дакар. При полуторамиллионном населении, точнее никто, пожалуй, сказать бы не мог, – полное отсутствие понятий «адрес, улица, номер дома».

Гугл-карты в те благословенные времена ещё не появились, так что объяснить своё местонахождение можно было лишь примерно так: «За центральным рынком, если ехать от супермаркета, направо, а там через двести метров длинный коричневый забор с чёрными воротами. Как зайдёшь – пятый дом слева».

Но больше всего поражало местное население. Большинство в экзотической одежде; мужчины – в просторных цветных штанах и длинных рубахах, женщины – в длинных юбках: огромный кусок цветастой или одноцветной, но, как правило, очень яркой ткани, обёрнутой вокруг тела и завязанной на талии, и широких рубахах, почти платьях, заправленных под юбку либо выпущенных наружу. У многих к спине были привязаны младенцы.

Поддерживаемые большим куском ткани, наподобие платка, который завязывался на животе, темнокожие детишки болтались за спинами мамаш в сидячем положении, с ногами, задранными чуть ли не выше головы. Но, несмотря на кажущуюся европейцу неестественность позы, очевидно, чувствовали себя вполне комфортно, по крайней мере, плач и капризы здесь были из ряда вон выходящим явлением.

Большинство женщин несли поклажу на голове. Некоторые демонстрировали просто чудеса эквилибристики – куда там цирку! Идёт этакая мадонна с младенцем за спиной, а на голове огромный таз, доверху заваленный товаром. Поднять такую бандуру, не будучи Шварценеггером, нереально. А нигерийка несёт всё это на голове, при этом умудряясь не уронить ничего, да к тому же балансируя между машинами.

Понятие тротуара в Нигерии отсутствовало как таковое. Впрочем, как и понятие правил дорожного движения. Машины по разухабистым нигерийским дорогам умудрялись носиться на бешеной скорости. По правой стороне трассы, по левой, навстречу движению, причём, по любой полосе, поперёк дороги, задом…

Здесь можно было увидеть такие экземпляры, которые в другой стране не взяли бы даже на запчасти. Полувековой давности, облезлые, с готовыми отвалиться в любую секунду или уже отвалившимися колёсами. С привязанными кое-как дверьми или вовсе без дверей. С кузовом, изъеденным коростой до такой степени, что невозможно определить марку машины. Без фар. Без тормозов. С рулём, прикрученным проволокой.