Чужак в стране чужой Хайнлайн Роберт
— А этот самый временный призыв из запаса они могут засунуть в подобающее для него место. Да кто оно такое, это самое правительство, чтобы указывать нам, о чем можно говорить, а о чем — нельзя. Мы летали на Марс, а они тут кресла просиживали.
— Ладно, Свен, стихни. Я и сам скажу — ведь тут наши братья по воде. Только ты, Бен, имей в виду, что это — не для печати.
— Если хотите, капитан, я уйду к Майку и девушкам.
— Не надо никуда уходить. Так вот, с этой колонией правительство крупно вляпалось. Каждый из волонтеров подписал отказ от своих ларкинских прав в пользу государства. Появление Майка спутало все карты. Я не юрист, но все равно понимаю, что отказ Майка, о котором тут говорил Бен, позволил бы правительству распоряжаться по собственному усмотрению, когда придет время делить ценности.
— Да какие там ценности, — махнул рукой Какстон. — Послушай, шкипер, я совсем не собираюсь преуменьшать ваш успех, но, судя по всему, что я слышал, марсианская недвижимость не представляет для людей особого интереса. Или есть еще какие-то материалы, до сих пор засекреченные, с грифом «сдохнуть до прочтения»?{55}
— Нет, покачал головой ван Тромп. — Никакие научные материалы не засекречивались. Но ведь знаешь, Бен, Луна, когда до нее только добрались, была уж совсем никчемным булыжником.
— Туше, — поднял руки Какстон. — Жаль, что дедушка не покупал акции «Лунар Энтерпрайзес». Но не будем забывать, — тут же добавил он, — что Марс обитаем.
— Да, — заметно помрачнел ван Тромп. — Но… Вонючка, расскажи лучше ты.
— На Марсе, — начал Махмуд, — уйма свободного места, и, насколько я понимаю, марсиане не станут мешать земным колонистам. Мы уже подняли свой флот и потребовали статуса экстерриториальности. Не исключено, что в действительности наше поселение ближе по статусу к одному из тех муравейников под стеклянным колпаком, которые ставят в школьных живых уголках, но точно я ничего не знаю.
— И я тоже, — кивнул Джубал. — Я не имел ни малейшего представления о ситуации, но видел: правительство прямо горит желанием захапать эти самые якобы права. А поэтому сделал разумное предположение, что они знают не больше моего, и бросился в бой. Дерзай, всегда дерзай.
Джубал самодовольно ухмыльнулся.
— Как-то в школе я выиграл диспут цитатой из постановления «Британского мореходного управления». Оппоненты не сумели меня опровергнуть — ибо «Британское мореходное управление» никогда не существовало в природе.
— Примерно такую же бесстыдную наглость я проявил и сегодня. Правительство хотело получить Майковы «ларкинские права» и до смерти боялось, что мы снюхаемся с кем-нибудь другим. Я использовал их жадность и беспокойство, чтобы довести их же бредовую юридическую теорию до логического апогея — до признания в не вызывающем никаких сомнений протокольном ритуале, что Майк — действительно суверен и что с ним нужно обращаться соответствующим образом!
— И тем самым, — сухо заметил Бен, — вырыл себе яму, из которой пришлось потом выкарабкиваться.
— Бен ты Бен, — укоризненно покачал головой Джубал. — Руководствуясь твоей собственной логикой, они короновали Майка. Нужно ли говорить, что, несмотря на старую побасенку о головах и коронах,{56} лучше быть официально признанным королем, чем подпольным претендентом? Несколько музыкальных аккордов плюс старая, да к тому же беспощадно испорченная простыня заметно улучшили положение Майка. Но оно оставалось сложным. Силой юридического бреда, известного как «ларкинское решение», он стал — на некоторое время — признанным сувереном Марса, получил власть жаловать концессии, торговые права, земельные участки, ad nauseam[11]. Пути было два: либо вести себя соответственно роли — и его тут же затоптала бы толпа просителей, либо отречься от престола, после чего ларкинские права перешли бы к колонистам, а значит, к Дугласу.
— Но меня, — поморщился Джубал, — не устраивало ни то ни другое. Джентльмены, я просто не мог допустить, чтобы мой клиент участвовал в подобном фарсе. Следовало аннулировать ларкинское решение применительно к Марсу, упредив возможное решение Верховного суда.
— Для создания соответствующей теории мне пришлось врать, — он самодовольно ухмыльнулся, — до посинения. Майку оказали государственные почести, это видел весь мир. Но государственные почести оказываются как самому суверену, так и его полномочному представителю, послу. Поэтому я бесстыдно заявил, что Майк никакой не игрушечный король, возникший силой дурацкого и не имеющего отношения к делу прецедента, но самый настоящий посол великой марсианской нации!
— Блеф, конечно, стопроцентный, — пожал плечами ушлый юрист, — но кто же мог его вскрыть? Я справедливо надеялся, что все остальные, в частности Дуглас и Кун, знают истинное положение вещей не лучше меня. Но этого мало. Я осмелился блефовать только потому, что к нам присоединились вы, братья Майка. — Джубал обвел глазами гостей. — Все зависело от вас: если участники экспедиции не оспорят мою брехню — значит, Майк марсианский посол, а ларкинское решение можно хоронить со всеми подобающими почестями или без оных.
— Давно пора, — на лице ван Тромпа не было ни тени улыбки. — Только я совсем не воспринимал твои слова как ложь.
— Как это? Да я же плел там невесть что, нес чистую околесицу.
— Какая разница, если в итоге сказал правду? Только вот… — капитан «Чемпиона» на секунду задумался. — Только я, пожалуй, не стал бы называть Майка послом — он, скорее, экспедиционный корпус.
У Какстона отвисла челюсть.
— Это каким же таким, позвольте узнать, образом? — поинтересовался Джубал.
— Вношу поправку, — с прежней серьезностью пояснил ван Тромп, — «экспедиционный корпус» — это слишком уж драматично. В моем представлении Майк — разведчик марсиан, изучающий здешнюю обстановку. Не поймите меня превратно, я люблю этого мальчишку не меньше вашего, но при этом хорошо понимаю, что у него нет ровно никаких причин относиться к нам с любовью и преданностью — не к нам, конечно же, а к Земле. — По лицу капитана пробежала тень. — Все почему-то считают, что человек, найденный на Марсе, обеими руками схватится за возможность «вернуться домой» — только ведь ничего подобного не было. Верно, Свен?
— Да, — подтвердил Нельсон, — Майк никуда не хотел улетать. Мы и приблизиться-то к нему не могли, боялся — и все тут. Его послали с нами марсиане, он послушался… но ты бы на него только посмотрел, совсем как необстрелянный солдатик перед боем, — поджилки трясутся, а приказ выполнять надо.
— Секундочку, — возмутился Какстон. — Вторжение на Землю — с Марса? С Марса? Да это же все равно, что мы пойдем войной на Юпитер. Тяготение у нас в два с половиной раза больше, чем на Марсе, а на Юпитере — в два с половиной раза больше нашего. Примерно также обстоит дело и с различиями в температуре, атмосферном давлении и так далее. Мы не смогли бы жить на Юпитере, и я не понимаю, каким образом марсиане смогут выдержать наши условия. Разве не так?
— Близко к правде, — кивнул ван Тромп.
— Ну и зачем же тогда нам нападать на Юпитер? Или марсианам на нас?
— Бен, ты видел разработки по плацдарму на Юпитере?
— Какие там разработки, одни праздные мечтания. Совершенно непрактично — трудно, дорого, а главное — бессмысленно.
— А давно ли стали практичными космические полеты? Согласно оценкам, наш опыт глубоководных исследований в сочетании с механизированными скафандрами позволит справиться с Юпитером. А марсиане никак нас не глупее, скорее, наоборот. Видел бы ты их города.
Какстон задумался.
— О’кей, но только я все равно не понимаю, зачем бы им это понадобилось.
— Капитан?
— Да, Джубал?
— Есть еще одно возражение. Вы знакомы с классификацией культур на «аполлоновские» и «дионисианские»?{57}
— В самых общих чертах.
— Так вот, мне кажется, что марсиане назвали бы дионисианской даже культуру зуни. Ты видел все своими глазами, а я беседовал с Майком. Его воспитала аполлоновская культура, а такие культуры не агрессивны.
— М-м-м… я бы не очень на это рассчитывал.
— Ты знаешь, шкипер, — неожиданно вмешался Махмуд, — а ведь у теории Джубала есть подтверждение, хотя бы — косвенное. Характер культуры отражается в ее языке — а у марсиан нет слова «война». Во всяком случае — насколько я знаю. Нет слова «оружие», слова «борьба». А если в языке нет слова — значит, культура никогда не сталкивалась с его референтом.{58}
— Ну что ты там мелешь, Вонючка? Животные дерутся — у муравьев бывают самые настоящие войны. У них что, есть слово «война»?
— Было бы, — не сдавался Махмуд, — умей они говорить. Вербализующая раса имеет слово для каждого понятия; при появлении новых понятий она создает новые слова либо придает новые значения словам старым — иначе просто не бывает. Знай марсиане, что такое война, они имели бы и слово «война».
— Да чего мы тут спорим, — снова подал голос Джубал. — Позовем Майка — и сразу все выясним.
— Подождите, — возразил ван Тромп, — я уже много лет как закаялся спорить со специалистами. И так же давно понял, что вся история человечества это длинный список специалистов, ошибавшихся с точностью до наоборот — извини, Вонючка.
— Ты совершенно прав, только в данном случае я не ошибаюсь.
— Мы выясним у Майка одну-единственную вещь: знает ли он слово для некого понятия. А вдруг это то же самое, что просить двухлетнего ребенка дать определение понятия «интеграл»? Чем что-то там предполагать и угадывать, давайте поговорим о фактах. Свен? Я хочу рассказать про Агню.
— Как знаешь, — пожал плечами Нельсон.
— Ну, джентльмены, это строго между нами, братьями по воде. Лейтенант Агню был нашим младшим врачом. Блестящий, если верить Свену, специалист. Вот только марсиан он и на дух не переносил. Как только мы убедились в миролюбии туземцев, я запретил ношение оружия. Агню нарушил приказ — люди, видевшие его последними, говорят о пистолете на поясе, к тому же мы так никогда и не нашли этого пистолета. В бортовом журнале ничего этого нет, там записано только: «Пропал без вести, очевидно погиб». Двое наших видели, как Агню вошел в расселину между двумя скалами; заметив, что туда же направляется марсианин, они побежали следом — пунктик молодого доктора был общеизвестен. Раздался выстрел. К этому времени один из членов экипажа достиг уже расселины; он утверждает, что успел еще увидеть Агню, а через мгновение тот исчез. Второй подбежал чуть позже, он видел только, как марсианин вышел из расселины, проплыл мимо и удалился. Расселина оказалась тупиком — и в ней никого не было. Вот, собственно, и все. Вполне возможно, что Агню допрыгнул до края скалы — тяготение на Марсе низкое, а тут еще страх придает силы, хотя лично мне это не удалось, сколько я ни старался. Нужно еще заметить, что все мы пользовались кислородными масками — на Марсе иначе нельзя, а при гипоксии нельзя особенно полагаться на свои чувства. У меня нет ровно никаких доказательств, что первый член экипажа был пьян от недостатка кислорода, просто легче поверить в это, чем в его рассказ о мгновенном исчезновении Агню. Я высказал предположение, что ему просто померещилось, и приказал проверить дыхательную маску. Я был уверен, что Агню явится с минуты на минуту, и заранее предвкушал, как намылю ему шею за нарушение приказа. Но мы его так и не нашли. С этого дня начались мои опасения. Марсиане уже не казались мне просто такими вот большими, дружелюбными, безобидными существами, хотя ссор с ними по-прежнему не было и они безотказно давали нам все, чего мы ни попросили — лишь бы Вонючка сообразил, как именно нужно просить. Случай этот я постарался замять — паника на борту недопустима, тем более когда находишься в сотне миллионов миль от дома. Конечно же, я не мог замять сам факт исчезновения доктора Агню — в поисках участвовала вся команда. Зато я в корне подавил любые предположения о какой-то там таинственности. Да и то сказать — а вдруг он заблудился и умер от недостатка кислорода? А труп занесло песком… Ссылаясь на такую возможность, я отдал приказ передвигаться только группами, непрерывно поддерживать радиоконтакт с кораблем, ежедневно проверять дыхательное снаряжение. Я не стал приказывать тому парню, чтобы держал язык за зубами, а только намекнул ему, что вся эта история про человека, испарившегося в воздухе, выглядит смехотворно, тем более что его товарищ ничего подобного не видел. Думаю, официальная версия одержала полную победу.
— Ты знаешь, — медленно заговорил Махмуд, — а ведь я впервые услышал о какой-то там тайне. И по-прежнему верю в «официальную» версию — я несуеверен.
— Того я и добивался, — кивнул ван Тромп. — Эту дикую историю слышали только мы со Свеном. И все-таки, и все-таки… — капитан нахмурился и даже словно постарел. — Иногда я просыпаюсь среди ночи и спрашиваю себя: так что же случилось с Агню?
Джубал воздержался от комментариев. Интересно, рассказала ли Джилл Бену про Берквиста и этого, второго — как его там, Джонсон? И описал ли ему кто-нибудь Сражение при Плавательном Бассейне? Вряд ли, они же все слышали телефонный разговор с Дугласом, а потому знают «официальную» (опять!) версию: первая группа так и не появлялась.
Кой хрен, а что тут еще оставалось делать? Только молчать в тряпочку, да стараться вдолбить Майклу, что он не должен «исчезать» каждого не приглянувшегося ему незнакомца.
Его тягостные раздумья прервала Энн.
— Начальник, там пришел мистер Брэдли. Ну, это тот, который называл себя «старший помощник мистера Дугласа».
— Но ты его, конечно, не пустила.
— Конечно. Мы пообщались через переговорное устройство. Говорит, что принес тебе бумаги и будет ждать ответа.
— Пусть просунет в щель. Это помещение все еще является марсианским посольством.
— Так что, так и оставим его за дверью?
— Энн, я знаю, что ты девочка из приличной семьи и очень трепетная натура, но только на этот раз нам придется показать себя хамами. Мы ни на вот столько не сдвинемся, пока не получим все, что нам нужно.
— Слушаюсь, начальник.
В объемистом пакете оказался всего один документ, зато во множестве экземпляров; Джубал раздал их всем присутствующим.
— За каждую лазейку, ловушку, зацепку или двусмысленность выдаю петушка на палочке.
Наступило молчание, прерванное, в конце концов, самим же Джубалом:
— Честный политик — единожды продавшись, дальше не продается.
— Похоже на то, — согласился Какстон.
— Остальные?
Претендентов на петушка на палочке не нашлось, Дуглас только придал устному соглашению аккуратную юридическую форму.
— Ну, значит, так тому и быть, — весело сказал Джубал. — Теперь каждый заверит каждый из экземпляров. Мириам, вытаскивай печать. Кой черт, запустите сюда Брэдли, пусть тоже подписывает, а потом налейте ему. Дюк, сообщи там, что мы съезжаем. Позвони в «Грейхаунд», пусть присылают свою таратайку. Свен, шкипер, Вонючка — мы покидаем этот город, как Лот покинул Содом, — почему бы вам не съездить на природу и не отдохнуть. Кроватей хватает, кухня отличная, забот никаких.
Доктор Махмуд принял приглашение, а женатые попросили перенести его на другой день. Заверяли соглашение довольно долго — Майклу очень понравилось писать свою фамилию, каждую букву он вырисовывал тщательно, не торопясь, с поистине артистическим наслаждением. К тому времени, как он кончил работу над последним экземпляром и Мириам последний раз поставила печать, остатки снеди были уже погружены в автобус, а рассыльный гостиницы доставил счет.
Небрежно скользнув взглядом по весьма и весьма солидной сумме, Джубал наискось написал: «К оплате — Дж. Харшоу за В. М. Смита» и протянул листок Брэдли.
— Пусть этим займется ваш шеф.
— Сэр? — недоуменно моргнул старший помощник.
— А, понимаю. Вне всякого сомнения, мистер Дуглас поручит это Главе протокола. В таких делах я полный профан.
Брэдли взял счет.
— Да, — задумчиво сказал он, — тут нужна виза Ла Рю, ему я и передам.
— Благодарю вас, мистер Брэдли. За все.
Часть третья
Его эксцентричное воспитание
22
В некоторой галактике, в малом спиральном витке, а именно в том, в котором мы живем, не далеко, не близко от звезды, широко известной в узких кругах как «Солнце», взорвалась (а по-ученому говоря — «стала новой») некая другая звезда. Она засверкает на небосводе Марса через тройку преисполненную (729) лет, а на небосводе земном — через тысячу триста семьдесят лет, что, как вы и сами прекрасно понимаете, одно и то же. Старики отметили пароксизмальную пертурбацию как полезную для поучения подрастающего поколения, не оставляя оживленного обсуждения поэтических проблем парадоксального произведения, портретирующего приснопамятную пульверизацию пятой планеты.
Отметили они и отбытие «Чемпиона», без особых, правда, комментариев. За чужим детенышем, отправленным на корабле, продолжали присматривать, но не более того — только после ожидания сможет принести плоды огрокивание результата. Оставшиеся на Марсе люди вели борьбу со средой, смертельно для них опасной (стоит ради справедливости заметить, что в Свободной Стране Антарктике условия жизни еще труднее). Болезнь, называемая иногда «тоской по дому», заставила одного человека развоплотиться. Старики взлелеяли израненную душу, а затем направили ее по месту принадлежности для прохождения дальнейшего исцеления. Не считая этого прискорбного эпизода, марсиане в дела землян не вмешивались.
Для людей взрыв звезды прошел незамеченным — в те времена возможности земных астрономов были еще ограничены скоростью света. Прилетевший с Марса человек стал сенсацией, но ненадолго. В Сенате Федерации лидер меньшинства призвал «смело, по-новому» подойти к проблемам перенаселения и недоедания в Юго-Восточной Азии, в частности для начала увеличить пособия семьям, имеющим пять и более детей. Миссис Б. С. Сучке возбудила гражданское дело против городского совета Лос-Анджелеса, пять дней атмосферной инверсии безвременно свели в могилу ее любимого пуделя Пиделя. Синтия Дачесс объявила о своем намерении произвести на свет Идеального Младенца при содействии научным образом подобранных донора и вынашивающей матери. В настоящее время эксперты рассчитывают момент зачатия, долженствующий с гарантией обеспечить чудо-ребенку равно гениальные способности буквально во всех искусствах — от музыки и живописи до управления государством. Кормление грудью (с помощью, естественно, гормональной терапии) будущая мать отважно брала на себя. С разрешения (а точнее, по настоянию) Синтии интервью, посвященное, в основном, психологическим преимуществам естественного вскармливания младенцев, иллюстрировали снимки, наглядно демонстрировавшие высокую — и обширную — ее одаренность по этой части (этим частям).
Верховный епископ Дигби заклеймил честолюбивую девицу как Вавилонскую блудницу и строго запретил всем фостеритам (-ткам) принимать участие в осуществлении ее проекта. «Я не имею счастья быть знакомой с мисс Дачесс, — сказала Алиса Дуглас, — но этой женщиной просто нельзя не восхищаться. Ее отважное начинание должно вдохновить всех матерей, где бы они ни жили».
Джубал повесил журнальный снимок будущей матери будущего величайшего гения всех времен и народов у себя на кухне — и уже через день беззлобно хихикал, глядя на голую, начисто отмытую от клея стенку. Последнее время жизнь не давала ему особых поводов для хиханек и хаханек. Прошла неделя, сенсация подвыдохлась, репортеры от Человека с Марса отстали, но тысячи людей и не думали о нем забывать. Дуглас сделал все возможное, чтобы обеспечить своему «работодателю» спокойствие — наряды СС патрулировали маленькую усадьбу в Поконах снаружи, машина СС, непрерывно висевшая над ней, давала от ворот поворот всем непрошеным воздушным гостям. Присутствие охраны доводило Джубала до белого каления, но деваться было некуда.
Секретарская служба — пришлось воспользоваться и таковой — отказывала в предоставлении телефонной связи всем, кроме лиц из коротенького, составленного Харшоу списка; кроме того, домашний телефон по большей части стоял на автоответчике.
Но вот от почты спасения не было.
Джубал решил, что Майклу пора бы и поработать; пусть для начала займется хоть собственной своей корреспонденцией.
— А ты, Джилл, ему поможешь. Только не лезьте с каждой идиотской бумажкой ко мне — у меня самого таких по горло.
Из хорошей вроде бы идеи ничего не вышло — письма шли лавиной, а Джилл не знала, что с ними делать.
Попросту рассортировать — и то вспотеешь кувыркаться. Джубал позвонил сперва местному почтмейстеру (по нулям), а затем Брэдли (и получил предложение «поуменьшить поток»). Но в дальнейшем почта Майка поступала рассортированной на первый, второй, третий и четвертый классы{59}, а почта для всех остальных — в отдельном мешке. Второй и третий классы безо всякой задержки отправлялись на теплоизоляцию овощного погреба.
Вскоре появилась опасность остаться вообще без погреба, с одной теплоизоляцией, и Джубал велел Дюку использовать подобную корреспонденцию для укрепления канав от эрозии.
С четвертым классом возникли трудности. Одна из посылок взорвалась на почте, разнесла в клочья кучу объявлений «Разыскивается полицией» и табличку «Обращайтесь в соседнее окошко», — по счастью, почтмейстер очень вовремя удалился попить кофе, а его помощница, пожилая дама с больными почками, — в туалет. Джубал решил уже было вызвать для проверки посылок взвод саперов.
Обошлось и без этого — Майк прекрасно определял, в каком из пакетов есть «неправильность», даже к нему и не прикасаясь. С этого времени весь четвертый класс вываливали у ворот. Майк просматривал кучу с почтительного расстояния и «исчезал» из нее опасные свертки, после чего Ларри кидал все остальное в грузовичок и вез домой.
Содержимым посылок Майкл не интересовался, но зато очень любил их распечатывать. Дары, не нужные никому из «семейства», шли прямо на помойку. Сюда же отправлялось и все съестное, Джубал совсем не был уверен, что Майкл понимает «неправильность» ядов — однажды тот выпил ядовитый фотораствор, оставленный Дюком в холодильнике, и только скромно пожаловался, что у «охлажденного чая» был не очень приятный вкус.
Джубал разрешил Джилл оставлять все что угодно, но при этом ни в коем случае: а) ни за что не платить; в) не посылать никаких благодарностей; с) ничего не возвращать — что бы там ни писалось в сопроводительных посланиях. Иногда в пакетах оказывались подарки, но чаще — разнообразные, никем не заказанные товары. По мнению Джубала и в том и в другом случае вся эта непрошеная хурда-мурда присылалась с единственной целью — попользоваться именем Человека с Марса, а потому никаких благодарностей не заслуживала.
Единственное, но очень важное исключение: всю живность Джубал посоветовал возвращать назад — разве что Джилл возьмет на себя уход и кормежку, а также будет следить, чтобы оная живность, способная сверзиться в бассейн, туда не сверзилась.
Хуже всего было с первым классом. Проглядев бушель, или около того, писем, Джубал установил для них следующую классификацию:
A. Просьбы — на борьбу с эрозией.
Б. Угрозы. Не отвечать, но и не выкидывать. При повторных угрозах — передавать СС.
B. Деловые предложения — пересылать Дугласу.
Г. Бредовые письма. Что посмешнее — пускать по рукам, остальные — на борьбу с эрозией.
Д. Дружественные письма. Если приложен конверт с маркой и обратным адресом — отвечать, используя стандартный бланк за подписью Джилл. (Письма, подписанные Человеком с Марса, представляли собой некоторую ценность и могли увеличить поток никому не нужной макулатуры.)
Е. Письма дремучего характера — передавать Джубалу (который заключил сам с собой пари, что ни одно из них не будет содержать ни малейших следов литературного таланта и новизны) для употребления по назначению (в помойку).
Ж. Брачные предложения — и предложения менее формального характера. Откладывать.
3. Письма из научных и образовательных учреждений — см. параграф Е. Отвечая, использовать бланк с объяснением, что Человек с Марса не доступен ни для каких целей. Если Джилл покажется, что в каком-то конкретном случае грубо отшивать корреспондента неудобно, — передавать Джубалу.
И. Письма от знакомых Майка, скажем — от членов команды «Чемпиона» или от президента Соединенных Штатов. Если Майкл хочет — пусть отвечает; поучиться владеть пером дело весьма полезное, а научиться искусству человеческих отношений — и тем паче. (Если нужен совет — пусть не стесняется.)
Систематика — великая вещь; к вящему своему удивлению, Джилл обнаружила, что для сортировки суточной почты вполне хватает одного часа, отвечала же она буквально на несколько писем в день, а Майкл — хорошо если на одно. Первые четыре категории продолжали оставаться обширными, категория Ж, бывшая в самом начале, после телерепортажа из Дворца, очень большой, быстро усохла до тоненькой струйки. Джубал особо предупредил Джилл, что, хотя Майкл не должен отвечать на письма незнакомых людей, вся почта, адресованная ему, ему же и принадлежит.
На третий день после введения системы Джилл негодующе ворвалась к Джубалу в кабинет и выложила на стол какие-то бумажки. Леди и прочие особы женского пола (плюс заблудшие особы пола мужского), поставлявшие письма категории Ж, прикладывали обычно снимки со своим (хотя кто их там проверит, чьим именно) изображением. Некоторые из этих фотошедевров оставляли очень мало простора для догадок и фантазий.
В данном конкретном случае воображению и вообще делать было нечего — зато оно весьма стимулировалось к созданию других, еще более интересных картин.
— Вот, полюбуйтесь, — почти прошипела Джилл. — Ну и что ты на это скажешь?
Джубал пробежал письмо глазами.
— Да, девушка знает, чего она хочет. А что сказал Майк?
— Майк эту гадость не видел.
Джубал еще раз взглянул на снимок.
— В молодости мы говорили про таких — «все на месте». Ну что ж, пол ее, слава богу, сомнений не вызывает, да и высокий жизненный тонус — тоже. Только чего ты мне-то ее показываешь? Я и получше видел.
— Такого случая твои инструкции не предусматривали. Письмо — кошмар, ну а уж картинка — просто омерзительная. Так что, порвать и выкинуть?
— А что было на конверте?
— Ничего, только адрес и обратный адрес.
— И какой же, позвольте вас спросить, это был адрес?
— Чего? Мистеру Валентайну Майклу Смиту, Человеку с…
— Действительно? В таком случае это письмо прислано не тебе.
— Еще бы, какие тут могут быть…
— Слушай, давай-ка разберемся с этим раз и навсегда. Ты Майку не мамаша и не дуэнья. Если он хочет читать всю эту макулатуру — за ради бога, и никто не вправе ему помешать.
— Ну да, он почти все и читает. Но зачем же ему смотреть на такую похабщину? Он же такой невинный!
— Действительно? Не помню, сколько там человек успел он угробить?
Джилл закусила губу и опустила глаза.
— Похабщина! Мерзость! Да ты бы лучше втолковала ему, что наше общество относится к убийствам, ну, скажем, неодобрительно. Иначе, выходя в люди, он будет привлекать к себе слишком много внимания.
— Ну… не думаю, чтобы он так уж рвался «выходить в люди».
— А вот я намерен выпихнуть твоего красавчика из гнезда, как только он чуть-чуть научится трепыхать крылышками. Я не позволю, чтобы он год за годом жил взаперти, словно слабоумное дитятко. Да я и не мог бы этого позволить — Майк переживет меня на много и много лет. Но в чем-то ты права; он действительно невинен. Послушайте, медицинская сестричка, вы видели когда-нибудь Пастеровскую стерильную лабораторию?
— Только читала.
— Самые здоровые в мире животные — только вот они не могут выйти наружу, сразу заболеют и сдохнут. Пойми, девочка, Майк должен познакомиться с такой вот и какой угодно еще похабщиной, только тогда он приобретет иммунитет. За хвост человека не удержишь — когда-нибудь он встретит эту девицу или ее духовных, с позволения сказать, сестричек, а имя им — легион. Кой хрен, такая знаменитость, да еще с такой внешностью — он может только и делать, что скакать из кровати в кровать. Как было уже замечено, за хвост ты Майка не удержишь. И я не удержу — тут во всем его воля. Более того, я бы и не захотел его удерживать, хотя, конечно же, перспектива была бы глупой до предела — одни и те же экзерсисы снова и снова, и так всю жизнь. Или ты так не думаешь?
— Я… — Джилл покраснела и смешалась.
— Возможно, тебе они и не покажутся однообразными, так или иначе — не мое это дело. Но если ты не хочешь, чтобы Майка заваливала каждая баба, которая сумеет остаться с ним один на один, — не бери на себя неблагодарную роль цензора. Письма, вроде этого, научат его малость остерегаться. Кинь эти бумажки вместе с остальными, будут у Майка вопросы — ответь, только постарайся не краснеть до свекольного цвета.
— Знаешь, начальничек, ты своей логичностью кого хочешь достанешь.
— Да, логика в диспуте — прием грубый и нечестный.
— Ну а потом, когда Майк посмотрит эту похабень, я ее все-таки порву!
— Да что ты, как можно!
— Почему? Она что, тебе понадобилась.
— Господь упаси и помилуй! А вот Дюк — он такие картинки коллекционирует. Так что, если Майку она ни к чему, — пусть отдаст Дюку.
— Дюк собирает такую гадость? Ну никак бы не подумала, такой вроде бы приличный парень.
— И не «вроде бы», а на самом деле.
— Но… нет, чего-то я тут не понимаю.
— И не поймешь, — вздохнул Джубал, — объясняй я тебе хоть до вечера. Милая моя, разнополые существа нашей породы просто не способны прийти ко взаимопониманию по поводу некоторых аспектов половой жизни. Иногда, очень редко, особо одаренным личностям удается эти аспекты огрокать, но слова тут абсолютно бесполезны, Ты просто прими как данность: Дюк — истинный рыцарь, и в то же время эта картинка ему понравится.
— Но сама я Дюку ее не дам — еще что-нибудь подумает.
— Бояка. И что там еще хорошенького пишут?
— Да ничего, обычная бодяга. Кто-то там хочет, чтобы Майк одобрил какой-то там товар, кто-то желает торговать какой-то «официально подтвержденной Человеком-с-Марса» хренью; нашелся даже один тип, возжелавший получить пятилетнюю монополию на имя, бесплатно, — и чтобы Майк к тому же финансировал дело.
— Вот что значит цельность натуры! Нужно ответить, что идея очень привлекательная, это помогло бы Майку уменьшить потери от налогов, — ну и спросить, в каком объеме предусмотрено финансирование.
— Ты что, серьезно?
— Нет, а то ведь воспылавший надеждами жулик заявится сюда самолично, со всеми своими чадами и домочадцами. Но зато у меня появилась идея рассказа. К ноге!
Майкла фотография заинтересовала. Он грокал (теоретически) символическое значение такого письма и такой к нему иллюстрации, а потому изучал «омерзительную бабу» с не меньшим восторгом, чем самую красивую бабочку. Бабочки и женщины вызывали у Майкла колоссальный интерес, да и весь остальной грокающий мир тоже, мир его завораживал, Майкл хотел испить его во всей возможной полноте, огрокать его до предела.
Майкл понимал механические и биологические процессы, предлагавшиеся ему в этом и подобном письмах, Майкл настолько удивлялся, почему каким-то чужакам потребовалась его помощь в оплодотворении яиц? Он знал (но еще не огрокал), что земной народ превратил эту простую жизненную необходимость в ритуал, во «взращивание близости», отчасти сходное с ритуалом воды.
Ему очень хотелось все это огрокать.
Но он совсем не спешил. «Спешка» огрокиванию не поддавалась. Выбор нужного времени — это он понимал, и очень хорошо, но — исключительно в марсианском смысле; нужное время наступает только после выжидания. Майкл успел уже заметить, что люди лишены полного понимания времени, а потому ждут зачастую быстрее, чем мог бы позволить себе марсианин. Он не принимал этого близко к сердцу и, чтобы приноровиться к земным своим братьям, научился ждать быстрее — местами, это выходило у Майкла настолько удачно, что посторонний наблюдатель мог бы посчитать его за непоседливого торопыгу. Эдикт Джилл — не отвечать на братские предложения, исходящие от женщин, — он принял без малейшего сопротивления, но только как ожидание; возможно, лет через сто наступит лучший момент. Через сто — не через сто, но сейчас не время, ведь брат Джилл говорит правильно.
Предложение Джилл отдать снимок Дюку тоже не вызвало никаких возражений. Майкл и сам бы так сделал — он успел уже познакомиться с достопримечательной коллекцией своего брата по воде. Не очень, правда, грокалось, почему тот сказал: «Ты на эту, вот на эту посмотри. Морда, конечно же, так себе, но зато ножки — ну, братец ты мой!» «Братец» — это понятно, нормальное, хорошее обращение, но при чем тут ноги? Ноги — они у всех ноги, ну, разве что у марсиан их три, а у здешних земных только две (что совсем не делает их калеками — напомнил себе Майкл).
Если говорить о лицах, самое красивое лицо, конечно же, у Джубала — свое лицо, не похожее ни на одно другое. А эти люди женского пола из Дюковой коллекции — у них же вообще почти нет лиц. У всех молодых женщин одно и то же лицо — и разве может быть иначе?
К лицу Джилл это не относилось, ведь она была и первой женщиной, какую Майкл увидел, и первым его женским братом по воде; он знал наперечет все поры на ее носу, все едва-едва намечающиеся морщинки в уголках ее глаз, знал и возносил им радостную хвалу. Джилл — это Джилл, случай особый, но вот понять по лицу, которая тут Энн, которая Доркас, а которая Мириам было совершенно невозможно — первое, естественно, время. Тогда Майкл различал этих девушек по размерам и окраске — и, конечно же, по голосу, ведь одинаковых голосов не бывает. Ну а в те крайне редкие, но все же случавшиеся моменты, когда все они молчали, очень помогало, что Энн такая крупная, Доркас — такая маленькая, а Мириам побольше Доркас, но заметно миниатюрнее, чем Энн, к тому же ее не спутаешь ни с кем другим — даже если Доркас и Энн отсутствуют — из-за «рыжих» волос; кстати сказать, другие вещи почти такого же цвета нельзя почему-то называть рыжими, они или красновато-коричневые, или темно-оранжевые.
Майкл уже знал, что на каждое почти понятие английский язык имеет несколько слов, а каждое почти слово имеет несколько значений. К такому постепенно привыкаешь, примерно так же, как и к одинаковости женских лиц… а потом, после ожидания, вдруг оказывается, что они совсем и не одинаковые. Теперь Майкл мог представить себе лицо Энн с такой же легкостью, как и лицо Джилл. В сущности, ведь даже яйцо обладает своим неповторимым «я», отличается ото всех остальных яиц и прошлых, и теперешних, и будущих; вот и каждая девушка имеет — потенциально — свое лицо, сколь бы ни были малы различия между ними сейчас.
Майкл отдал снимок и был очень рад радости Дюка. Сам он не лишал себя ровно ничем, ведь это настолько просто — мысленно вызвать перед собой изображение, даже лицо, словно излучающее какую-то непонятную, прекрасную муку. Выслушав благодарность Дюка, он вернулся к своей почте.
Джубала лавина корреспонденции раздражала, а Майкл ею буквально наслаждался, всей без разбора, от рекламных проспектов страховых компаний до брачных предложений. Прочувствовав за время поездки во Дворец огромность и бесконечное разнообразие земного мира, недавний марсианин твердо решил огрокать его во всей полноте. На это уйдут века, придется еще расти, расти и расти, но отсюда отнюдь не следовало, что нужно суетиться и спешить, — он грокал полную тождественность вечности и вечно переменчивого, прекрасного сейчас.
Прежняя мысль перечитать энциклопедию «Британика» была оставлена — почта приносила несравненно более яркие образы этого мира. Майкл читал письма, что мог — огрокивал по ходу дела, а остальное откладывал в память как материал для долгих ночных размышлений. Он чувствовал, что начинает уже грокать «бизнес», «покупку», «продажу» и прочие совершенно не марсианские виды деятельности — в этом отношении «энциклопедия» просветила его очень мало, неявно предполагая (как он сейчас грокнул) наличие у читателя предварительного знакомства с предметом. У него такого знакомства не было, совсем.
Мистер Генеральный секретарь Джозеф Эджертон Дуглас прислал ему пакет, содержавший чековую книжку и еще какие-то бумажки, после чего брат Джубал потратил битый час на попытки объяснить, что такое деньги и с чем их едят. Майкл так ничего и не понял, хотя Джубал и показал ему, как выписывать чек, выдал ему взамен чека бумажки («деньги») и научил их считать.
Но затем наступило до дрожи ослепительное озарение, и он огрокал деньги. Эти бумажки с красивыми картинками и яркими медальонами — совсем не «деньги», они — только символ идеи, охватившей и объединившей весь этот народ, весь этот мир. Но бумажки, предметы — не деньги, равно так же как вода, используемая в водяном ритуале на взращивание близости. Деньги — идея, не менее абстрактная, чем мысли Стариков, деньги — структурированный символ, чье предназначение уравновешивать, исцелять и сближать.
Величественная красота денег ошеломляла и завораживала.
Обмен символов, их сходящиеся и расходящиеся потоки чем-то напоминали игры, побуждающие детенышей вразумляться и взрослеть, они были прекрасны и в малом, но по-настоящему поражала всеохватность этого процесса, отражавшего весь мир в одной-единственной символической конструкции. Создать такую красоту могли только воистину старые Старики; Майкл смиренно ждал, когда же ему будет дозволено встретиться с кем-нибудь из них.
По совету (скорее — настоянию) Джубала он начал тратить деньги — с робким нетерпением юной, неопытной девушки, впервые приведенной к брачному ложу. Джубал предложил Майклу «купить друзьям подарки»; выделенная в помощь ему Джилл начала с установления жестких рамок: один подарок на душу населения, максимальная величина общих расходов — что-то чуть поменьше общей суммы на банковском счете, деленной на тройку наполненную — Майкл намеревался было истратить все до гроша.
Тратить деньги оказалось очень трудно, ведь существовало такое множество вещей, восхитительных и непостижимых. Просматривая каталог от Маршалла Филда и с Гинзы, из Бомбея и Копенгагена, Майкл задыхался от несметности хранящихся на их страницах сокровищ. Даже скромный каталог Сирса и Монтгомери оказался свыше его сил.
— Нет, — мягко вмешалась Джилл, — Дюку не нужен трактор.
— Но ведь Дюк любит тракторы.
— У него уже есть трактор. Не у него, конечно, а у Джубала, но это все равно. Зато Дюку наверняка понравится какой-нибудь из этих маленьких, аккуратных бельгийских одноколесных велосипедов — он сможет то разбирать его, то собирать, и так с утра до вечера. Но даже это слишком дорого. Майк, милый, подарок не должен быть чересчур дорогим — разве что ты хочешь с его помощью уломать какую-нибудь девушку выйти за тебя замуж или еще что в этом роде. И подарок должен показывать, что ты подумал о личных пристрастиях человека. Хорошо дарить что-нибудь такое, что он любит, но вряд ли купит сам.
— А как это сделать?
— Вот тут-то вся и трудность. Слушай, дай-ка я покопаюсь в сегодняшней почте, там вроде было нечто подходящее.
— Вот, — торжествующе воскликнула она через несколько минут, — нашла! Слушай внимательно. «Афродита во плоти. Роскошный альбом женской красоты, великолепные цветные стерео-снимки величайших фотографов мира. Внимание: данный товар не высылается по почте. Заказы из ниже перечисленных штатов не принимаются…» М-м-да, Пенсильвания тоже угодила в черный список. Ну ничего, как-нибудь извернемся; насколько я знаю вкусы Дюка, это именно то, что ему нужно.
Альбом был доставлен патрульной машиной СС, а в следующей же рекламе появилась хвастливая добавка: «По специальной договоренности доставлен Человеку с Марса», понравившаяся Майклу, но сильно обозлившая Джилл.
С Дюком все обошлось относительно просто, но вот Джубал… Ну что, скажите на милость, подаришь ты человеку, который и сам может купить все, чего только душа пожелает? Золотую рыбку с тремя желаниями? Источник, так и ненайденный Понсе де Леоном?{60} Бутылку смазочного масла для скрипучих суставов? Один из золотых деньков его молодости? Держать в дому всякую живность Джубал давным-давно закаялся; ты их переживешь — сплошное горе, они тебя переживут (каковая возможность становилась теперь вполне реальной) — еще хуже, несчастные твари останутся сиротами.
Пришлось собрать военный совет.
— А вы что, — удивился Дюк, — сами что ли не знаете? Начальник любит статуи.
— Ты думаешь? — Джилл с сомнением покачала головой. — У вас же тут нет ни одной скульптуры.
— Те, которые нравятся начальнику, не продаются. Он говорит, что все теперешнее дерьмо — самый обыкновенный металлолом и что в наши дни любой придурок, имеющий астигматизм и автогенный аппарат, именует себя скульптором.
— Правильно, — поддержала его Энн. — Посмотрите, какие у Джубала книги в кабинете, и сами поймете.
Три принесенных Энн альбома своим видом ясно (для нее) свидетельствовали, что их открывают наиболее часто.
— Хм-м… Похоже, ему нравится Роден, весь, вдоль и поперек. Слушай, Майк, имей ты возможность купить любую из этих скульптур — что бы ты выбрал? Вот, смотри, какая красивая — «Вечная весна».
Майк взглянул на «Весну» и начал быстро переворачивать страницы.
— Вот эту.
— Что? — содрогнулась Джилл. — Да это же просто ужас! Надеюсь, я не доживу до такого возраста и такого вида.
— Это красота, — твердо сказал Майкл.
— Майк! — Джилл была в полном отчаянии. — У тебя же совершенно извращенный вкус, ты еще хуже Дюка!
Обычно подобный упрек заставил бы Майка замолкнуть, а затем посвятить целую ночь попыткам огрокать свою ошибку. Но на этот раз он был уверен в себе и стоял насмерть. Задержавшая его внимание фигура была как глоток родного, с детства привычного воздуха. Она изображала человеческую женщину — и все равно создавалось впечатление, что где-то тут, рядом, находится марсианский Старик, ее сотворивший.
— Это прекрасность, — не сдавался Майкл. — У нее есть свое лицо. Я грокаю.
— А ты знаешь, Джилл, — задумчиво сказала Энн, — ведь Майк, пожалуй, и прав.
— Чего? Тебе что, тоже это понравилось?
— Лично меня она ужасает. Но альбом раскрывается в трех местах, и на эту страницу чаще, чем на две другие. Вот, посмотри, вторая — «Павшая кариатида, придавленная камнем»; Джубал смотрит ее почти так же часто, но Майк выбрал самую его любимую.
— Я ее куплю, — решительно заявил Майкл.
Сотрудник парижского музея Родена, куда позвонила Энн, не расхохотался — ему не позволила французская галантность. Продать один из шедевров Мастера? Дорогая мадам, они не только не продаются, но даже и не репродуцируются. Non, non, non! Qelleidee![12]
Но Человек с Марса — это Человек с Марса, для него и невозможное возможно; Энн связалась с Брэдли. Все было улажено за два дня; в качестве любезности французского правительства — и под обещание никогда не экспонировать подарок на выставке — Майкл получит полноразмерную, факсимильно точную бронзовую фотопантограмму скульптуры «Бывшая прежде Прекрасной Оружейницей»{61}.
Джилл помогла Майклу подобрать подарки для остальных девушек, а когда тот спросил, что купить ей самой, сказала: «Ничего». Майк уже начал понимать, что, хотя братья по воде и говорят правильно, бывают случаи, когда один из них говорит правильнее, чем другие. Он пошел советоваться с Энн.
— Ну конечно же, дорогой, как еще могла она ответить? Но ты все равно сделай ей какой-нибудь подарок. Х-м-м…
Выбор Энн поверг Майкла в полное недоумение — Джилл и так пахла совершенно правильно, как и должна пахнуть Джилл.
Миниатюрность и совершенно очевидная незначительность доставленного по почте подарка только увеличили это недоумение, а когда Энн предложила Майклу понюхать коробочку, тот окончательно понял, что делает ошибку: этот резкий запах ничем не напоминал Джилл.
Но Джилл пришла от духов в восторг и бросилась своему щедрому пациенту на шею; целуясь с ней, Майкл прогрокал, что подарок все-таки правильный и что благодаря ему они с Джилл взрастили еще большую близость.
Духи произвели совершенно неожиданный эффект; за ужином выяснилось, что Джилл все равно пахнет, как Джилл, но только еще восхитительнее. А уж совсем загадочным оказалось поведение Доркас, которая поцеловала Майкла и прошептала: «Милый, этот пеньюар — просто чудо… но все равно, подари когда-нибудь и мне духи».
Читать бесплатно другие книги:
