Когда палач придет домой Риттер Алекс

ГЛАВА 15

Земную жизнь пройдя до середины,

Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

Не помню сам, как я вошел туда,

Настолько сон меня опутал ложью,

Когда я сбился с верного следа.

Данте Алигьери. «Божественная комедия»

Будь всегда верен долгу своей службы и никогда ни о чем не задумывайся.

Габриэль Сансон. «Записки палача»

– Я пришел, – сказал я.

– Последняя проведенная тобою операция вызвала у меня несколько вопросов, – не поздоровавшись со мной, мрачно сказал сэр Найджел, не отрывая взгляда от лежавших на столе документов. Потом он поднял глаза и, пристально посмотрев на меня, спросил: – Кто это тебя так отделал?

– Полковник Барт, – ответил я, без разрешения усаживаясь в обитое натуральной кожей кресло.

Лысый Дьявол несколько секунд молча рассматривал мое лицо, потом спросил:

– Как это произошло?

– Я намеревался устроить ему засаду в его квартире, но, к сожалению, мне не удалось использовать фактор внезапности в должной степени, – сказал я. – Барт заметил засаду и напал сам. Мне удалось оглушить его в рукопашной схватке, но и он меня здорово отделал. Первоначально я собирался имитировать самоубийство в виде повешения, но после нашей драки это было невозможно, так как даже самый тупой коронер не поверил бы в версию самоубийства из-за многочисленных внешних и внутренних повреждений, нанесенных мною Барту во время драки. Поэтому я изменил план и сымитировал самоубийство в виде прыжка с балкона.

– Барт жил на шестьдесят четвертом этаже? – спросил сэр Найджел.

– Да. Около двухсот метров. После падения с такой высоты ни одна экспертиза не сможет установить, какие повреждения он получил за час до прыжка, а какие в момент смерти. Я оглушил Барта ультразвуковым разрядником, так что он ничего не почувствовал. В квартире никаких следов моего пребывания не осталось.

Сэр Найджел помолчал, глядя в окно, потом сказал:

– В общем-то ты все сделал правильно. Спасибо.

Я промолчал, ожидая, что еще скажет мне шеф.

– После такой операции я, конечно, должен дать тебе отдых, но ты сам знаешь, какая у нас сейчас ситуация. Волна инфицирования очень мощная, на сегодняшний день у нас в памяти компьютера заложено почти семьдесят потенциальных жертв.

Я едва удержался от возгласа изумления. Семьдесят потенциальных жертв в одновременной разработке! Такого еще никогда не было в истории нашего бюро.

– Так что дать тебе отдых я не могу, – продолжил Лысый Дьявол размеренным голосом. – Мы едва справляемся, боюсь, нам придется привлечь помощь со стороны, хотя ближайшие наши соседи тоже загружены. Если б не эта проклятая катастрофа с пульсаром… – Сэр Найджел тяжело вздохнул и покачал головой.

– Можете располагать мною в любое время суток, – сказал я.

– Спасибо, Бен. Я знал, что на тебя можно положиться. – Шеф вновь посмотрел в окно. – Да, и еще. Твоя работа? – сказал он спустя несколько секунд и сунул мне под нос сегодняшнюю газету.

Я прочитал жирный заголовок на первой странице: «Умер последний романтик Земли». Пониже более мелким шрифтом было напечатано: «Сегодня ночью в результате несчастного случая погиб последний романтик Земли Джонатан Эшби, известнейший поэт Великобритании, в течение долгих лет публиковавшийся под псевдонимом Альберт Мередит».

Я быстро пробежал глазами текст, в котором описывались биография и обстоятельства смерти поэта, приводились отрывки его стихотворений. Одновременно автор статьи замечал, что в судьбе Эшби-Мередита много странных, почти мистических деталей, как, например, то, что он погиб в результате несчастного случая буквально через несколько минут после того, как покончил жизнь самоубийством его сосед, отставной полковник войск специального назначения.

– Это никак не может быть моя работа, потому что я ушел из квартиры Барта минут за десять-двенадцать до этого несчастного случая. Во всяком случае, если верить напечатанному в газете времени смерти Эшби, – сказал я с самым честным выражением лица, на какое был способен. – И никого на лестничной площадке я не видел. Хоть я не люблю лифты, но ходить пешком на шестьдесят четвертый этаж не по мне.

– Ладно, не горячись. Никто не обвиняет тебя в смерти этого поэта. Это ведь был несчастный случай. – Сэр Найджел пронзил меня взглядом, как рапирой, но я его выдержал. – А теперь иди в отдел информирования. Можешь затребовать любую необходимую информацию по этому делу, – сказал спустя несколько секунд сэр Найджел, протягивая мне листок бумаги. – Это дело желательно завершить еще сегодня, потому что больные находятся в красной зоне заражения.

Красная зона заражения – это заключительная фаза переходного периода от Гамма-вируса к Дельта-вирусу. То есть инфицированные через два-три дня станут больными и начнут заражать всех подряд. Кроме того, в красной зоне Гамма-вирус может передаваться людям, с которыми инфицированный находится в постоянном контакте, например, членам семьи или близким друзьям. Короче говоря, в таких случаях надо было действовать как можно быстрее.

– Семья Браунлоу, – прочитал я и поднял глаза на Найджа.

– С богом, Бен. И удачи тебе, – Лысый Дьявол встал и протянул мне руку. Вот это действительно большая честь, поскольку, несмотря на некоторую фамильярность в общении со мной и еще несколькими самыми старыми сотрудниками класса А, дистанцию с нами сэр Найджел сохранял, как британские лорды свои фамильные драгоценности. Немногие могли похвастаться таким рукопожатием. Вот только в голову мне неожиданно пришла довольно нехорошая мысль: «Лысый Дьявол как будто на эшафот меня провожает. Что бы это, черт побери, могло значить?»

Пожав протянутую руку, я молча вышел из кабинета и, пройдя по коридору до конца, уселся на подоконник. Мне хватило трех минут, чтобы пробежать глазами напечатанный на листке текст.

Это было медицинское заключение, в котором говорилось, что все пять членов семьи Браунлоу заражены вирусом Витько и подлежат срочной ликвидации, так как находятся в красной зоне заражения. Пониже от руки было написано несколько строк почерком сэра Найджела – поименное перечисление членов семьи, приказ открыть мне все досье, какие я сочту необходимыми для своей работы, и прочая рутина.

Эти самые обычные строчки, которые не один раз видел и я, и многие другие сотрудники бюро, подали мне интересную мысль. Я долго смотрел на листок бумаги, пытаясь проанализировать возможные варианты, а затем аккуратно, старательно подражая почерку Лысого Дьявола настолько, насколько это было в моих силах, приписал в конце списка имен тех людей, о которых мне была необходима информация, имя Эдварда Хамнера. Я перешел свой Рубикон. Бросив последний взгляд на творение своих рук – не слишком ли сильно последнее имя отличается по написанию от остальных пяти, – я встал и пошел в отдел информации.

Там меня уже ждали.

– Бен Роджерс? – спросил меня один из клерков.

– Да. В чем дело?

– Нам только что звонил лично сэр Найджел Тизермит. Он приказал нам создать для вас максимально благоприятные условия, а также предоставить вам любую информацию, которую вы сочтете необходимой получить.

– Отлично. Мне необходима полная информация о людях, перечисленных в этом списке, – сказал я, молясь про себя, чтобы сэр Найджел не уточнил, о каких именно людях мне нужна информация.

– Сделаем минут через десять, – сказал клерк, пробежав глазами список, – а вы пока можете посидеть здесь. – Он указал на мягкие кресла в приемной.

– У вас тут можно курить? – спросил я.

– Место для курения в конце коридора, – ответил клерк слегка недовольным голосом. – Вообще-то курение вредит здоровью.

– Идите, работайте, – проворчал я. – Со своим здоровьем я как-нибудь разберусь без вас.

Клерк оскорбленно замолчал и ушел. Кажется, я нажил на свою голову еще одного недоброжелателя. Ладно, черт с ним. Не он первый, не он последний. Просто я терпеть не могу, когда мне кто-то пытается указывать, как я должен жить, или пытается давать советы, которые я не прошу. Единственный, от кого я могу стерпеть подобное обращение, – это сэр Найджел.

Я вышел из приемной и прошел по коридору. Место для курения было помечено специальной табличкой, и внутри было пусто, как на кладбище в полночь. Какие правильные люди работают в отделе информирования! Впрочем, это их проблемы.

Я закурил и задумался. Все, что происходило со мной в последние два дня, мне не нравилось, особенно вчерашние события. Впрочем, то, что было позавчера, а также то, что я собирался сделать сегодня, нравилось мне еще меньше. Я сознательно шел на нарушение самых святых правил нашей организации, что каралось смертью, хотя я не мог припомнить случая, чтобы палач в здравом уме и трезвом рассудке нарушал их. Эти законы нарушали только безумцы, которых приходилось так или иначе нейтрализовать. Может, я тоже сошел с ума и не заметил этого? Что-то в последние два дня я стал слишком часто об этом думать. Но ведь проверка, проведенная Дженис, показала, что мое психическое состояние вполне удовлетворительно. Чертовщина какая-то.

Мои мысли, блуждая какими-то непонятными окольными путями в моей голове, перескочили на полковника Барта. Пуская колечками сигаретный дым, я вспоминал первые несколько лет нашего, скажем так, знакомства. Когда я был курсантом на базе спецназа в Коттенхем-тауне, Барт казался мне человеком из стали с куском льда вместо сердца, пока однажды, несколько лет спустя, во время Возвращения, когда чья-то глупая голова решила, что начинается новая волна распространения вируса в слабо охваченной медицинским контролем, более чем на две трети вымершей в годы Великого Мора Северной Африке, я не увидел, как Барт плачет. Он плакал «скупыми мужскими слезами», потому что его отряд по приказу, который он отдал, опираясь на результаты своей разведки, выжег деревню, в которой, как потом выяснилось, не было ни одного инфицированного. Население той деревни состояло в основном из женщин и детей. Тогда мне это показалось забавным – полковник, который плачет. И вообще, война есть война.

Говорят, именно после этой операции Барт ударился в религию, стал уклоняться от выполнения миротворческих операций, протестовал против увеличения военного присутствия Великобритании в Северной Африке и несколько раз подавал прошение об отставке, которое в конце концов приняли.

Я вспомнил выражение его глаз, когда я врал ему о том, что должен доставить его в бессознательном состоянии в Коттенхем-таун. Это был взгляд человека, бесконечно уставшего нести непосильный для него груз. Казалось, он был благодарен мне за то, что я его убил, ведь по законам своей религии он не мог совершить самоубийство, это было бы нарушением воли божьей. Хотя, если подумать, как люди умудряются толковать волю божью? Ведь они всего лишь люди, и не более того. И какими бы мудрыми, могущественными и всезнающими они ни были, они остаются всего лишь людьми, хотя и позволяют себе между делом толковать волю божью и использовать ее в своих интересах. Может, бог, если он есть, как раз и хотел, чтобы Барт покончил жизнь самоубийством. Кстати говоря, примерно это и было написано в той прощальной записке, что я оставил в его квартире.

Он хотел смерти. Именно поэтому он не ушел куда-нибудь, не отправился за подмогой, не позвонил в полицию, когда обнаружил, что в его квартире кто-то есть. Он просто ринулся внутрь, чтобы найти там свою смерть. Синдром могильщика, как говорит Дженис. Когда вокруг тебя все умирают, а ты все еще живешь, живешь, живешь, словно Бог, словно бессмертный, и подсознательно хочешь убедиться в этом. Или в обратном.

Я посмотрел в окно. Мир смерти, где каждый ежесекундно рискует своей жизнью, даже не замечая этого. А я?

Сгоревшая сигарета обожгла мне пальцы, я выругался и выбросил ее в пасть мусоросборника. Тот лязгнул, пахнув на меня дымом все еще тлеющих в его пасти окурков, словно врата ада, поджидающие палачей. Мир закружился и окутался туманом, ноги подкосились, и откуда-то, черт его знает откуда, всплыла мысль: «Ты обречен!» Словно крик жертвы и голос судьи одновременно.

Дьявольским усилием воли я взял себя в руки и торопливо зашагал в сторону информационного центра. Похоже, мне действительно плохо. Пора на отдых. Хотя бы ненадолго, а то нервишки что-то начали шалить. Мысли какие-то дурацкие одолели. Но я не имел права выпрыгнуть из лодки сейчас, когда каждый гребец на счету. Это был мой долг. Вот только куда плывет эта лодка и чего хотят гребцы? В любом случае прыгать за борт мне было уже поздно. Надо будет попросить у сэра Найджела настоящий полноценный отпуск сразу после того, как я разделаюсь с делом Браунлоу.

Выходя из помещения для курящих, я оглянулся, и мне опять показалось, что железная пасть мусоросборника ухмыльнулась, словно капкан, поймавший своими челюстями волка.

Я торопливо вышел и пошел в сторону отдела информирования, чтобы получить нужную мне информацию. Мое безумие подождет, потому что сначала я должен выполнить задание. Это – мой долг.

В отделе информирования все уже было сделано, затребованная мной информация найдена, проверена, систематизирована и отпечатана. Я поблагодарил клерка за быструю и хорошо сделанную работу и тут же ушел. Ноги сами понесли меня вновь в помещение для курящих. Я хотел вновь увидеть эту пасть.

Однако ничего не произошло. Мусоросборник как мусоросборник, ничего примечательного. И ничего того, что я видел несколько минут назад.

– Что, укротил я тебя, стальная глотка! – громко воскликнул я, словно охотник над убитым зверем, пнул его так, что чуть не сломал себе пару пальцев, а затем уселся и, закурив, принялся читать распечатки, данные мне клерком.

Досье на семью Браунлоу я пока отложил в сторону. Сначала я хотел посмотреть досье на Эдварда Хамнера. Я торопливо развернул распечатку и принялся читать, прыгая взглядом со строчки на строчку и время от времени воровато оглядываясь, не видит ли кто-нибудь меня.

«Хамнер, Эдвард Джеймс. Родился в 2003 году в Лондоне… окончил школу с почетной грамотой за особые успехи в области изучения истории и литературы…. литературный колледж в Кембридже… черный пояс по таэквандо, представлял Великобританию на первенстве мира среди школьников…»

«Ого!» – подумал я.

«Занял пятое место… после окончания колледжа служил три года в спецназе, прошел полный курс обучения, младшим лейтенантом участвовал в урегулировании Кубинского кризиса и миротворческой операции в Северной Италии… награжден… демобилизовался… работал газетным репортером, пока не выпустил книгу своих стихов… известный поэт… три сборника… поэма „Шаги смерти“… занимался психологией, издал свою работу „Психология убийцы“… в настоящее время живет исключительно за счет литературных заработков и считается одним из перспективнейших молодых поэтов Великобритании… адрес… телефон…»

Дальше я даже не стал читать. Ни родители Эда, ни его подружки меня не интересовали. Пропустив это место, а также то, где во всех деталях расписывалось его обучение в школе и колледже, я более внимательно просмотрел страничку, посвященную армейскому периоду его жизни. Судя по отзывам его командиров и подчиненных, а также по количеству полученных наград, Эд был отнюдь не последним бойцом. Впрочем, в этом я вчера убедился на собственном опыте. Хамнер явно стоил тех лестных отзывов, которые давали ему его сослуживцы.

«Да, человек не без странностей. То горячо рвался в спецназ, то торопился уйти из него», – подумал я.

Последнюю страничку его досье, где находились наиболее нужные мне сведения, я читал очень внимательно. Матрица поведения в экстремальных ситуациях, распорядок дня, привычки и прочие незначительные на первый взгляд данные. Да уж, не зря ему выдали столько наград и такие лестные характеристики. Серьезный, очень серьезный противник. Упорен в достижении цели, гибок, нестандартно мыслит, великолепная реакция и превосходная физическая подготовка, не говоря уже о том, что он в полтора раза моложе меня.

«Пожалуй, справиться с ним будет не легче, чем с полковником Бартом, – подумал я. – Разве что застать его врасплох или устроить какую-нибудь ловушку. Но такого врасплох вряд ли можно застать, а что касается ловушек, то не на всякую он купится. В конце концов, он ведь тоже, как и я, служил в спецназе, а следовательно, не хуже меня разбирается в ловушках. А мне надо будет попасть с первого раза, иначе мне крышка».

Прочитав досье Эда, я отложил его и вновь погрузился в размышления. Ничего хорошего на ум не приходило, кроме того, что еще не поздно остановиться и не идти туда, откуда возврата не будет. Несанкционированное убийство даже мне не спустят.

Я покосился на мусоросборник, словно дикарь, ожидающий знамения свыше, но ничего не случилось. Я снова посмотрел на досье Эда и решил просмотреть досье на семью Браунлоу, а потом еще раз подумать, стоит ли переходить Рубикон.

Досье на эту семью как бы распадалось на три подпункта – отдельно информация об отце, отдельно о матери, отдельно о детях. Теперь я читал более внимательно, поскольку Эда я хоть видел и приблизительно знал, что он собой представляет и чего от него можно ожидать, в то время как о семье Браунлоу я слышал впервые.

Ничего особенного в этом досье не было. Такая же скупая, сухая речь канцелярских крыс, подробная информация о том, что вас ни в малейшей степени не интересует, почти ничего или совсем ничего о том, что хотелось бы узнать – в общем, обычное досье обычной специальной службы. Вот только троим объектам этого досье не исполнилось еще шестнадцати лет.

К досье подобного рода всегда прикладываются четкие цветные фотографии, чтобы охотник смог без труда опознать свою жертву, не мучаясь со словесным описанием. Я вытащил их и долго рассматривал.

Самая обычная семья, разве что детей многовато – трое, мать не работает, занимаясь только детьми и домашним хозяйством, отец работает пилотом пульсара международной линии воздушного сообщения, совершая полеты в Бельгию и Северную Францию. Самая обычная семья, только эту семью я должен ликвидировать, потому что через несколько дней эта обычная английская семья может стать причиной гибели тысяч, а может быть, и миллионов ни в чем не повинных людей. И сделать это – мой долг, чтоб его.

Я аккуратно сложил досье на семью Браунлоу и засунул во внутренний карман пиджака, а досье на Хамнера скомкал, поджег и бросил в мусоросборник, который продолжал вести себя на удивление прилично.

Потом я выкурил последнюю сигарету, наблюдая за язычками пламени, пляшущими в мусоросборнике, и обдумывая план действий на сегодня. Я не сразу заметил, что совершенно сознательно разрабатываю план ликвидации Эда, прикидывая, какие средства самозащиты он может пустить в ход, носит ли он какое-либо оружие, смогу ли я проникнуть в его квартиру или палату Балтимор стэйт хоспитал без помощи нашего специалиста по замкам и есть ли надежные пути отхода из квартиры Хамнера или больницы. Из больницы уйти будет нетрудно, несмотря на больничную охрану, а вот в квартиру Хамнера в одном из новых фешенебельных районов я вряд ли смогу проникнуть, тем более что помимо первоклассных замков и сигнализации при каждом таком доме постоянно дежурят двое-трое частных полицейских.

Осознав, что старательно разрабатываю план ликвидации Эда, я тут же переключился на семью Браунлоу. Еще раз прокрутив в голове имеющуюся информацию, я выбросил сигарету в мусоросборник, который теперь своим лицемерно-стальным послушанием и спокойствием пугал меня больше, чем раньше, во время той галлюцинации, растер пепел, оставшийся от досье Хамнера, и пошел к сэру Найджелу. Как говорится, чему быть, того не миновать.

ГЛАВА 16

Мне незнакомо слово «жалость»,

Как незнакомо кровопийство.

И умирают гнев и радость.

Когда готовится убийство.

Антон Снегирев. «Ночная тьма»

Большое значение при проведении операции имеет достижение максимальной скученности противника с целью лишить его свободы маневрирования и, таким образом, нанести одним внезапным ударом максимальный урон в живой силе и технике.

Тактика и стратегия действия войск специального назначения в тылу противника

– Досье на семью Браунлоу я получил, информации достаточно, но мне, да и вам, желательно ликвидировать их всех сразу и не откладывая в долгий ящик, – сказал я, без стука входя в кабинет шефа. Тот сидел и задумчиво смотрел в окно.

– Разумеется, желательно, однако как ты собираешься это выполнить, их ведь пятеро? – ответил сэр Найджел, медленно повернув ко мне свою лысую голову.

– Именно по этой причине я хотел бы затребовать дополнительную информацию, – сказал я.

– То есть ты хочешь установить за ними дополнительную слежку силами нашей бригады внешнего наблюдения и дождаться удачного момента, когда их всех можно будет одновременно быстро, безболезненно и тихо ликвидировать? – спросил мой шеф, сверля меня глазами.

– Что-то в этом духе, – ответил я и уселся в кресло.

– Ты представляешь, сколько на это уйдет средств, а главное, людей и времени? – немного подумав, спросил сэр Найджел. – Они же в любой момент могут перейти в стадию Дельта-носителей.

– Не так уж много, как кажется. На все это уйдет день-два, не больше.

– За это время они вполне успеют из вирусоносителей превратиться в смертельную опасность, – проворчал сэр Найджел и снова посмотрел в окно.

– Я так не думаю. Если они постоянно будут под контролем бригады наблюдения, то подобные изменения не останутся незаметными, и в этом случае мы успеем принять соответствующие меры и ликвидировать их в срочном порядке. Кроме того, я думаю, что до этого дело не дойдет. Даже не просто думаю, я уверен в этом, иначе не стал бы предлагать этот план действий. Согласно досье на отца, у него сегодня выходной. Поскольку мать не работает, а дети обучаются на дому, то они наверняка сегодня куда-нибудь пойдут, в стереокино ли, в театр, в парк. Таким образом, мне представится удобный случай ликвидировать их всех сразу.

Сер Найджел несколько секунд размышлял, взвешивая мои слова, а потом сказал:

– Вполне возможно, что так оно и есть.

– Такой план действий позволит нам обойтись минимальным привлечением к этой операции сотрудников класса А, то есть одним мной.

– Каким образом ты намереваешься их ликвидировать? – спросил шеф, подумав еще несколько секунд.

– Сначала я намеревался устроить какую-нибудь аварию с пульсаром, однако после аварии с нашим аппаратом еще одна катастрофа будет выглядеть подозрительно, а потому мне кажется, что наиболее подходящим вариантом будет ветеран-убийца или, скажем, серия несчастных случаев. Правда, авиакатастрофа подходит более всего, потому что тогда их можно будет спокойно ликвидировать одним ударом, не гоняясь за каждым в отдельности. И в исполнении легче, и менее подозрительно для посторонних наблюдателей. Но я еще не решил. Я еще подумаю, может, смогу подобрать что-нибудь более подходящее.

Лысый Дьявол подумал немного и сказал:

– Я сейчас отдам приказ бригаде наблюдения усилить слежку за Браунлоу и проверить твои предположения. Через полчаса, максимум через час, ты получишь необходимую информацию.

– Вот и прекрасно. А я пока пойду обмозгую, как лучше выполнить это задание, – сказал я, направляясь к двери.

– И где ты собираешься это делать? Ведь ты официально в отпуске, и твой кабинет закрыт на все замки.

– В нашем баре, – не задумываясь, ответил я и вышел из кабинета шефа.

Бар сорокового этажа был пуст. Это было вполне понятно. На сороковой этаж допускались только сотрудники, имеющие полный доступ, то есть сотрудники класса А или 0, а они, за вычетом погибших в катастрофе, либо выслеживали своих жертв где-то в городе, либо исполняли свой долг в кабинетах. Я заказал себе стакан пива, уселся за один из столиков и закурил, наслаждаясь тишиной и спокойствием. Несмотря на все мои старания не думать о плохом, мои мысли неотвратимо возвращались то к Эду Хамнеру и тому, что я мечтал сделать с ним, когда утрачивал контроль над собой, то к мусоросборнику в помещении для курящих, который вел себя, словно страшный хищник, который уже один раз прыгнул на свою жертву, а затем затаился, как тигр под бичом дрессировщика. Что-то подсказывало мне, что я уже видел прыжки этого зверя и еще увижу не раз, несмотря на то, что внешне он смирился и подчинился мне.

«Да, нервы совсем ни к черту стали, хорошо хоть, я еще Санта-Клауса у себя в спальне не видел», – подумал я и рассмеялся.

– Сотрудник класса А Бен Роджерс, немедленно подойдите в кабинет заместителя начальника службы безопасности, – прорычал внезапно громкоговоритель на стене.

От его рыка я разлил пиво и выругался. Кажется, матерщина в последние несколько дней стала основной реакцией моего организма на неожиданные подлости жизни. Надо будет попросить отпуск, чтобы подлечить нервы. После того, как волна инфицирования спадет. Я одним глотком допил пиво, которое еще оставалось в стакане, затушил сигарету и пошел.

– Умный парень, – такими словами приветствовал мое очередное появление в своем кабинете сэр Найджел. – У Дженис психологии научился немного.

– Не понимаю вас, сэр, – ответил я. После размышлений о Хамнере и мусоросборнике я действительно не сразу понял, о чем толкует мой шеф.

– Только что пришло сообщение от сотрудника службы наблюдения, приставленного к мистеру Браунлоу.

– И что там? – живо спросил я, мгновенно переключившись на предстоящую охоту.

– Мистер Браунлоу шесть минут назад купил билеты на стереопостановку «Белоснежка и семь гномов».

– Сколько билетов? – спросил я, чувствуя себя, как гончая перед охотой.

– Он купил девять билетов, – ответил сэр Найджел.

– Сколько? – переспросил я, решив, что ослышался.

– Девять.

– Куда ему столько? – удивился я.

– Мне это неизвестно. Бригада наружного наблюдения сейчас это выясняет.

– Возможно, он купил билеты также и для семьи какого-нибудь своего друга? – предположил я.

– Это наиболее вероятный вариант. Именно его сейчас проверяет служба информирования и наблюдения.

Мы немного помолчали, думая каждый о своем. Я думал о Свете, а о чем думал мой шеф, мне было неизвестно, поскольку его лицо, как всегда, абсолютно ничего не выражало, словно даже не знало, что такое чувства.

– Как ты думаешь ликвидировать их? – спросил сэр Найджел, и я едва не закричал, потому что как раз в этот момент обдумывал план ликвидации Эда Хамнера.

– Пока еще не решил, но несчастный случай с пульсаром, по-моему, стопроцентно отпадает, – сказал я, с огромным трудом восстановив контроль над своими голосовыми связками и органами дыхания. – Во-первых, после катастрофы с нашим пульсаром введены дополнительные меры безопасности, во-вторых, их пульсар будет почти все время либо при них, либо в охраняемом гараже стереотеатра, и в таком случае мне будет очень трудно совершить необходимую диверсию, кроме как открытым способом, который может быть засечен; в-третьих, Браунлоу – очень опытный пилот, профессионал, и катастрофа с ним будет выглядеть чересчур подозрительно. К тому же предполагаемый маршрут их полета будет проходить над наиболее плотно заселенными районами города, и в результате непременно будет много случайных жертв. Поэтому мне кажется, ветеран-убийца в данном случае будет наилучшим вариантом.

– Думаешь, ветеран-убийца подойдет для этого дела? – спросил сэр Найджел.

– В нашем случае я уверен, что наиболее подходящим для этого дела будет какой-нибудь маньяк, – сказал я. – А ветеран-убийца для этой цели подходит лучше всего – и стиль подходящий, и место действия.

Для подобных заданий, когда требовалось ликвидировать сразу целую группу людей, стиль маньяка-убийцы подходил лучше всего, если не было возможности сымитировать крупный несчастный случай. Тогда одновременное убийство нескольких человек будет выглядеть не так подозрительно для людей, знающих, куда смотреть. Палачи нашего бюро, в том числе и я, неоднократно использовали стиль работы маньяков, иногда создавая их лично. Психологи до сих пор не могут понять, откуда взялось такое количество маньяков, которые не мучают своих жертв и не издеваются над трупами (ну, или почти не мучают и не издеваются), а только убивают их. Полиция тоже не может этого понять. Надеюсь, ни те, ни другие так и не разберутся в этом, иначе их придется ликвидировать для сохранения режима секретности нашей организации.

А что касается ветерана-убийцы, то он был маньяком, созданным лично мною и уже неоднократно опробованным в массовых ликвидациях больных. В полиции его считали свихнувшимся старым солдатом, который время от времени вспоминает минувшие деньки, берясь за автомат и отстреливая мирных граждан Англии.

– Да, пожалуй, он наиболее подойдет для этого задания, – согласился со мной сэр Найджел.

– Возвращаться они будут поздно вечером, уже будет темно. Самое то для убийцы-ветерана, – сказал я. – Я подожду их на стоянке пульсаров, она расположена довольно далеко от дома, так что охрана не успеет добежать туда прежде, чем я выполню задание и уйду оттуда.

– Что ж. Принимаю этот набросок как план операции, – сказал сэр Найджел, подписал какой-то документ и протянул его мне. – Иди к Биллингему, потом в отдел вооружения, а потом еще раз зайди ко мне. Дело все-таки очень серьезное, да и дополнительная информация к твоему возвращению уже наверняка поступит.

– Конечно, сэр, – ответил я и направился к выходу.

– И не засиживайся больше в баре, иначе мне придется лишить тебя некоторых твоих привилегий, – сказал шеф мне в спину, словно выстрелил.

– Да, сэр, – сказал я, берясь за дверную ручку.

– И не называй меня «сэр»!

– Да, – ответил я и вышел, направив свои стопы в сторону кабинета Апостола.

Биллингем молча выписал мне необходимые документы, не сказав ни слова. Онемел он, что ли?

Я тоже не сказал ему ни слова, забрал подписанные им документы и пошел в отдел вооружения.

ГЛАВА 17

Он наступал как будто на меня.

От голода рыча освирепело

И самый воздух страхом цепеня.

Меня сковал такой тяжелый гнет

Перед его стремящим ужас взглядом,

Что я утратил чаянье высот.

Я был смятением объят…

Данте Алигьери. «Божественная комедия»

Во мне нет страха пред земным,

Но пред тобой, нездешнее созданье,

Я трепещу…

Старинная пьеса

– Давненько ты к нам не заходил, – приветствовал меня Мик Кочински, глава отдела вооружения, когда я вошел к нему в кабинет. – Как дела?

– Отлично, – ответил я, протягивая ему подписанные Биллингемом документы. Кочински медленно и внимательно прочитал их, потом посмотрел на меня и сказал:

– Опять за маньяка взялся?

– А что делать? А ля гер ком а ля гер, как говорят мудрые французы.

– Ладно, сейчас я кого-нибудь отправлю за твоим снаряжением.

– Только маску найдите мне получше. Та, в которой я работал в прошлый раз, здорово натерла мне лицо.

– Будь спокоен, – обнадежил меня Кочински, – сделаем по высшему разряду.

– Буду спокоен, – пообещал я.

– Посиди здесь пока, я схожу в отдел контроля, это минут на семь-восемь, а заодно отдам приказ насчет оружия и прочих деталей имиджа твоего ветерана.

– Ладно, – проворчал я.

Кочински вышел из кабинета, а я поудобнее устроился в кресле. Мои мысли вновь закрутились вокруг старой проблемы. Пытаясь хоть как-то отвлечься, я принялся рассматривать кабинет Кочински. Мое внимание привлекла статуэтка на столе, которой я раньше не видел. То ли не замечал, то ли ее тогда не было.

Это было изображение волка сантиметров пятнадцати высотой, сделанное, несомненно, мастером своего дела. Я не большой специалист в мелкой пластике, но, на мой неискушенный взгляд, эта статуэтка была поистине шедевром. Мастерство, с которым автор изобразил оскалившегося волка, повернувшегося словно для того, чтобы отразить нападение, было достойно всяческих похвал. Серый хищник казался живым, готовым спрыгнуть с пьедестала. От него исходила мощная волна животной ненависти.

Я вжался в кресло, вцепившись руками в подлокотники так, что побелели пальцы, когда фигурка повернула голову и зарычала, уставившись на меня горящими рубиновыми глазами. Ужас неминуемой близкой смерти сжал мое сердце ледяной рукой, сковав руки и ноги. Маленький хищник приподнялся на своем пьедестале-скале, словно готовясь прыгнуть. В разинутой пасти сверкнули крохотные белые клыки.

Мысли путались в моей голове, а она сама словно распухла и отказывалась думать. Рубиновый блеск волчьих глаз гипнотизировал меня, притягивая мой взгляд, словно магнит, а клыки, казалось, вот-вот вопьются в мое горло.

«Это мне просто кажется, – подумал я, пытаясь еще цепляться за реальность. – Просто кажется!»

Но мозг отказывался слушать свой собственный голос, пасуя перед тем, что видели глаза.

Я медленно, очень медленно встал, слыша все нарастающий рык хищника, который пригнулся к своей скале, словно собирая силы для прыжка. Казалось, он и сам испуган размерами своего противника, но не желает отступать. Словно я – его законная добыча, которая не имеет права убежать. Его зубы до дрожи напомнили мне пасть мусоросборника.

Не сводя с него глаз, я медленно расстегнул свой пояс, который всегда носил под пиджаком. Шириной в ладонь, сделанный из натуральной бычьей кожи самого лучшего качества, с тяжелой металлической пряжкой, имеющей острые края и весившей почти килограмм, он представлял собой грозное оружие в руках умелого бойца. Таким оружием я без труда мог разбить человеку череп. Я занес его над головой, примеряясь, как бы ударить маленького хищника, готового вцепиться в меня.

Волк припал к верхушке своей скалы, словно собираясь с силами перед прыжком, а я, крепко сжимая в руке пояс, потряс головой, а потом нажал указательным пальцем под глазным яблоком. Как известно, это самое простое и действенное средство против галлюцинаций, когда все реально существующие предметы должны раздвоиться. Однако против ожиданий волк, продолжавший двигаться на своем постаменте, раздвоился, как и все остальные предметы в кабинете Кочински.

Волк сделал вид, что хочет прыгнуть на меня, и я отступил от стола, покрепче сжав пояс.

«Только двинься, и я снесу твою глупую маленькую башку!» – подумал я с каким-то охотничьим азартом. Теперь мне очень хотелось, чтоб эта тварь прыгнула на меня, и тогда я ее встречу ударом, который будет ее последним ощущением в жизни.

– Ну, прыгай! – выкрикнул я и отступил на шаг, замахиваясь поясом, готовясь встретить прыжок маленького хищника сокрушительным ударом.

Внезапно дверь с шумом распахнулась.

Я резко отступил назад и вбок, чтобы держать под контролем и волка, и внезапно открывшуюся дверь, за которой могла скрываться какая-то новая, неведомая опасность.

– Здорово я тебя подловил? – задыхаясь от хохота, спросил Кочински, вваливаясь в кабинет.

Горло мое пересохло, язык вяло ворочался в нем, словно рыба в пересохшем пруду.

– Подловил? – прохрипел я.

Кочински кивнул на статуэтку волка на столе, которая вновь замерла и приобрела вполне благопристойный вид. Рубиновые глаза погасли, пасть захлопнулась. Волк теперь стоял и задумчиво смотрел на что-то где-то у меня за спиной.

– Что все это значит? – зарычал я не хуже волка, повернувшись ко все еще задыхающемуся от смеха Кочински.

– Только не убивай меня! – выдавил тот сквозь смех и рухнул в кресло, совсем обессилев от веселья.

Я громко выматерился и вновь потребовал от него объяснений, но Кочински явно потерял способность говорить. Он мог только смеяться.

Я вновь уселся в кресло, ожидая, когда эта сволочь перестанет дрыгать ногами от смеха. Мне внезапно пришло в голову, что с проломленным черепом он бы дрыгал ногами еще веселее, и покрылся холодным потом от мысли, что я себя сейчас уже практически не контролирую.

– Хватит ржать! – яростно заорал я и с такой силой ударил ладонью по столу, что проклятая статуэтка едва не свалилась на пол. Потом осторожно положил руки на колени и мысленно досчитал до десяти, одновременно напомнив себе, чем карается незаконное убийство.

– Ладно-ладно, все, прекращаю, – ответил Кочински, и немного успокоившись, уселся за свой письменный стол.

– А теперь объясни мне, наконец, что это за чертовщина.

– Это подарок моих друзей. Одна из игрушек, которые какие-то паразиты делают специально для любителей посмеяться над чересчур впечатлительными людьми и бедных племянников, имеющих богатых тетушек с больным сердцем.

Я посмотрел на волка. Тот по-прежнему стоял совершенно смирно, словно исполнивший свой долг солдат. Потом он вдруг сверкнул глазами и сделал шаг в мою сторону. Я отшатнулся.

– Вот-вот, – рассмеялся Кочински, показывая мне маленький пульт дистанционного управления. – Когда эта штука впервые ожила у меня в кабинете дня через два после моего дня рождения, я чуть с ума не сошел от страха. – Кочински посмотрел в окно, а потом сказал с виноватой улыбкой: – А потом тут же побежал к Дженис, потому что решил, что рехнулся. Она протестировала меня, но не нашла ничего, кроме того, что я только что перенес стрессовую ситуацию. А ситуация действительно была стрессовая. Тогда я пошел к нашему начальнику технического отдела, к Гешиферу, и он осмотрел эту чертову штуку и объяснил мне, в чем тут дело.

– И ты решил сам ею попользоваться? – едва сдерживаясь, спросил я, поскольку еще не забыл свой страх перед этой проклятой игрушкой.

– Да, особенно после того, как мои друзья подарили мне еще и пульт дистанционного управления этой штукой. Но я ею пользовался только пару раз до тебя, ну еще и ты, – он посмотрел на меня, и в его взгляде легко читались уважение, почтение и даже какой-то страх. Помолчав немного, он сказал: – Между прочим, ты – единственный, кто подумал о сопротивлении. Не зря о тебе говорят, что ты самый крутой парень в нашем бюро.

Я с трудом подавил в себе желание взять эту проклятую статуэтку и как следует ударить ею хозяина кабинета по голове. Пришлось снова напоминать себе, чем карается незаконное убийство. Хотя, я думаю, меня бы оправдали. Списали бы все на законную самооборону или в крайнем случае на состояние аффекта.

– А теперь к делу, – холодно сказал я, все еще с опаской косясь то на этого урода, то на его статуэтку. – Так как там насчет моего оружия и снаряжения?

– Все будет в лучшем виде, – заверил меня Кочински. – Лично прослежу.

– Вот-вот. Работай, а не игрушками для сумасшедших занимайся, а то еще, чего доброго, сам рехнешься. И придется тебя отправить на переработку, – сказал я. По моему тону нельзя было сказать, что подобная перспектива меня сильно удручает. – Или несчастный случай какой-нибудь с тобой случится, – продолжил я мечтательным тоном, – например, автокатастрофа. Или маньяку какому-нибудь под руку попадешься. Жалко ведь будет. – Я пристально посмотрел на него и увидел, как бледнеет его лицо.

– Бен, я надеюсь, ты не обиделся на мою шутку? – заволновался Кочински.

– Я напишу это на твоей могиле, – пообещал я с угрюмой улыбкой на лице. – Что-нибудь типа «дорогой Кочински, я вовсе не обиделся на твою шутку». Получится неплохая эпитафия. Я думаю, ее оценят все, кто уже попадался на твою удочку.

Лицо Кочински приобрело цвет бумаги. Он так разволновался, что совсем забыл про дистанционное управление, которое я незаметно подобрал.

– Бен, я надеюсь, ты шутишь? – охрипшим голосом спросил Кочински, медленно подбираясь к столу со скрытой под ним кнопкой вызова охраны.

Рык волка заставил его подскочить с диким воплем страха.

– А знаешь, игрушка действительно неплохая, – сказал я. – Но тебе не мешало бы нервишки подлечить. А то еще, чего доброго, действительно загнешься раньше срока.

Я бросил ему под ноги дистанционное управление волка и пошел к двери, но у самой двери остановился и, обернувшись, сказал:

– Надеюсь, твои разгильдяи не забудут зарядить мой автомат, иначе… – Я не договорил, и в воздухе повисла многозначительная тишина.