Кафка на пляже Мураками Харуки
– Что ж у тебя ни друзей, ни семьи нет?
– Нет. Была кошка, но кошки совсем другую еду едят.
– Да-а, – протянул Хосино и добавил: – Но все равно вкусно. Особенно вот это, вареное.
– Очень рад, что вам понравилось. Наката неграмотный и из-за этого иногда такие ошибки делает… Страшно, что может случиться. Поэтому Наката всегда одно и то же готовит, из одних и тех же продуктов. Умей он читать, может, и что-нибудь другое бы смог.
– Ну, мне и так хорошо.
– Хосино-сан? – выпрямившись, серьезно произнес Наката.
– Чего?
– Вы знаете, как тяжело быть неграмотным?
– Да уж, я думаю, – согласился Хосино. – Но вот на диске написано: Бетховен-то был глухой. Такой великий композитор… А еще, говорят, в молодости был в Европе первым пианистом, очень большую славу имел. Но потом заболел и оглох. Почти ничего не слышал. Страшное дело! Представляешь: музыку сочинять надо, а ты не слышишь ничего! Как тебе?
– Да, понимаю.
– Глухой композитор – все равно что повар, который вкуса лишился. Лягушка без перепонок. Шофер, у которого права отобрали. Как пелена на глазах. Так? Однако Бетховен не сломался. Не-е… расстроился, наверное, но не сдался. В общем, натерпелся человек. А музыку все равно сочинял. Как оглох, у него даже лучше стало получаться. Глубже как-то. Вот так. Возьмем «Эрцгерцога», к примеру, – я его как раз слушал. Он эту штуку сочинил, когда уже почти ничего не слышал. Поэтому, отец, неграмотному, конечно, неудобно, тяжело, но это ж еще не все. Вот ты читать не умеешь, зато умеешь, чего другие не могут. Понимать же надо. Например, с камнем можешь разговаривать. Скажи?
– Это правда. Наката немножко умеет с камнем разговаривать. А до этого с кошками мог.
– Кроме тебя, так никто не может. Точно тебе говорю. Возьмем обычного человека. Можно сколько угодно книжек прочитать, а с камнями и кошками разговаривать все равно не научишься.
– Но вы знаете, Хосино-сан, Накате в последнее время часто сон снится. Будто он вдруг научился читать. И с головой наладилось. Не так плохо стало. Наката обрадовался, пошел в библиотеку, набрал книжек. Какое это удовольствие – читать. Наката стал читать, одну книжку за другой. Но тут вдруг свет погас, и в комнате стало темно. Кто-то свет выключил. Кругом темно. Читать стало нельзя, и Наката проснулся. Как здорово уметь читать книги.
– М-да, – хмыкнул Хосино. – Хотя вот я, к примеру, грамотный, а книжек не читаю. Не получается как-то.
– Хосино-сан? – опять подал голос Наката.
– Чего?
– Какой сегодня день?
– Суббота.
– Значит, завтра воскресенье?
– Должно быть так.
– Завтра с утра поедем?
– Поедем. Только куда?
– Наката не знает. Поедем, тогда и подумаем.
– Может, ты не поверишь, – сказал Хосино, – но другого ответа я и не ждал.
На следующее утро Хосино проснулся в восьмом часу. Наката уже колдовал на кухне с завтраком. Парень пошел в ванную, умылся холодной водой, побрился электробритвой. На завтрак были горячий рис, мисо с баклажанами, вяленая ставрида и маринованные овощи на закуску. Хосино все съел и попросил добавки риса.
Пока Наката убирал посуду, парень снова включил новости. На этот раз об убийстве в Накано несколько слов все-таки сказали.
– Со времени преступления прошло уже десять дней, однако следствию так и не удается выйти на след убийцы, – равнодушным голосом вещал диктор. На экране появился дом с шикарными воротами. У ворот стоял полицейский, была натянута веревка с табличкой «Вход воспрещен». – Поиски пятнадцатилетнего сына жертвы преступления, исчезнувшего перед самым убийством, по-прежнему не дают результата. Его местонахождение пока не известно. Разыскивается также проживающий в районе, где совершено преступление, мужчина за шестьдесят лет, который явился в полицейский участок и заявил об убийстве. Пока не ясно, существует ли какая-либо связь между разыскиваемыми. Судя по тому, что беспорядка в доме не обнаружено, можно предположить, что мотивом преступления стала личная неприязнь. Полиция тщательно изучает круг друзей и знакомых потерпевшего господина Тамуры. В Токийском государственном музее современного искусства в знак признания заслуг господина Тамуры в области искусства…
– Отец! – окликнул Хосино копавшегося на кухне Накату.
– Да-да?
– Ты случайно не знаешь сына этого… ну, кого убили в Накано? Малому пятнадцать лет, говорят.
– Нет, сына Наката не знает. Наката уже рассказывал: он знает только Джонни Уокера и собаку.
– М-да. Похоже, полиция его тоже ищет. Сына. Он у него один был. И матери нет. Он перед самым убийством из дома сбежал и пропал.
– Вот как?
– Ничего в этом деле не поймешь, – констатировал парень. – Но полиция, на самом деле, больше знает. Просто не говорит. Полковник Сандерс сказал: им известно, что этот парень здесь, в Такамацу. И еще – что один симпатичный парень, похожий на меня, притащился сюда вместе с тобой. А журналистам не рассказывают. Думают, мы смотаемся, если узнаем, что они про нас знают. Вот и делают вид, что не знают, где мы. Гады…
Полдевятого они сели в стоявшую перед домом «фамилию». Наката налил в термос горячего чаю, надел помятую тирольскую шляпу, с которой никогда не расставался, прихватил зонтик и брезентовую сумку и устроился впереди, рядом с водителем. Хосино надвинул было на лоб свою любимую кепку «Тюнити Дрэгонз» и мельком взглянул на себя в зеркало, висевшее в прихожей. Полиции как пить дать известно, что «молодой мужчина», которого она ищет, носит кепку «Тюнити Дрэгонз», зеленые очки «Рэй-Бан» и гавайку. В Кагаве * таких кепок – по пальцам пересчитать, а если еще прибавить гавайку и зеленые очки… Слишком запоминающаяся внешность. Полковник Сандерс это учел и приготовил синюю тенниску, чтобы в глаза не бросалась. Все предусмотрел! Хосино решил оставить «Рэй-Бан» и кепку в квартире.
– Ну, куда поедем? – поинтересовался он.
– Все равно. По городу поездим.
– Значит, все равно?
– Да. Поезжайте, куда хотите, Хосино-сан. А Наката будет из окна глядеть.
– У-у-у… – застонал Хосино. – Вообще-то, я в себе уверен, когда за рулем. Все-таки уже столько шоферю. И в силах самообороны, и на транспортной фирме… Но ты знаешь, если я сел за баранку – значит, должен куда-то ехать. Прямиком к месту назначения. Уже такая привычка выработалась. Мне никто никогда не говорил: «Поезжай куда хочешь». У меня от этого прицел сбивается. Чего делать – не знаю.
– Извините.
– Да ладно тебе. Все в порядке. Давай попробуем. – С этими словами Хосино сунул диск с «Эрцгерцогом» в плейер. – Покрутимся по городу, а ты в окно смотреть будешь. Лады?
– Очень хорошо. То, что надо.
– Увидим то, что надо, – сразу: «Стоп машина!» Тогда и разговор другой пойдет. Правильно?
– Да, может, так и получится, – предположил Наката.
– Хорошо бы, – проговорил парень, разворачивая на коленях карту города.
И они стали колесить по Такамацу. Хосино делал маркером пометки в карте. Объехав один квартал и убедившись, что не пропустили ни улицы, перемещались в другой. Время от времени Хосино останавливал машину, чтобы выпить чаю и перекурить. Диск с «Эрцгерцогом» заканчивался и начинался снова. В обед заехали в кафе, съели рис с карри.
– Что же ты все-таки ищешь, Наката-сан? – покончив с едой, спросил Хосино.
– Наката и сам не знает. Это такое…
– …что поймешь, когда увидишь, а не увидишь – не поймешь.
– Совершенно верно.
Хосино с обреченным видом покачал головой:
– Я и без этого знал, как ты ответишь. Просто убедиться хотел.
– Хосино-сан?
– Чего?
– Может, сразу не найдем. Через некоторое время только.
– Ну и наплевать. Будем делать, что можем. Уж раз сели в лодку, отчалили…
– А мы еще на лодке поплывем? – заинтересовался Наката.
– Нет. Обойдемся пока, – ответил парень.
В три они заехали в кофейню – Хосино захотелось кофе. Наката после долгих колебаний попросил стакан молока со льдом. Из-за этого рейда по городу Хосино чувствовал себя выжатым как лимон, разговаривать не хотелось. «Эрцгерцог» уже порядком надоел. Крутиться по улицам было не в его характере. Скука… Толком не разгонишься, всю дорогу в напряжении. Несколько раз им навстречу попадались патрульные машины, Хосино старался не встречаться взглядом с полицейскими и объезжать подальше полицейские будки. «Фамилия», конечно, машина неприметная, но если несколько раз попадешься им на глаза, могут и привязаться. И нервы на пределе – только и гляди, как бы какую-нибудь машину не зацепить.
Пока Хосино, сверяясь с картой, вел машину, Наката, как прилежный ребенок или хорошо воспитанный пес, не меняя позы, не отрываясь смотрел в окно. Судя по всему, он в самом деле что-то искал. Так они проездили до самого вечера, каждый погруженный в свое, почти не разговаривая.
– Что же мы ищем… – с надрывом затянул парень песню Ёсуя Иноуэ *, но сбился – не знал дальше слов – и закончил куплет стихами собственного сочинения:
- Ищем, ищем – толку чуть,
- А на улице стемнело.
- Кружим, кружим – глаза на лоб лезут
- У Хосино живот подвело.
В шесть компаньоны повернули домой.
– Завтра продолжим, Хосино-сан? – предложил Наката.
– Да уж сегодня почти все объездили. Завтра тогда – что осталось, – сказал парень. – Я вот еще спросить хотел…
– Что?
– Если в Такамацу ничего не найдем, что дальше делать будем?
Наката потер ладонью голову.
– Если не найдем, думаю, будем искать за Такамацу.
– Понятно. А если опять не найдем, что тогда?
– Если опять не найдем, будем дальше искать, – ответил Наката.
– То есть будем расширять круг, пока не обнаружим? По принципу: собака всегда себе палку найдет?
– Да. Наверное. Только Наката что-то не понимает, причем здесь собака. Почему она палку найдет? Уж если раз получила, больше близко к палке не подойдет.
Хосино задумался и сказал:
– Вообще-то верно. Я раньше об этом как-то не думал. Чего это она должна палку искать?
– Странно как-то.
– Ну и хрен с ней, – решил Хосино. – Если обо всем этом думать, можно черт знает до чего договориться. Отложим пока собаку и палку в сторону. Хочется знать, до каких пор мы этот самый круг расширять будем. Так ведь можно и в соседней префектуре оказаться. В Эхимэ или Коти. Кончится лето, осень наступит…
– Все может быть. Но Накате все равно, Хосино-сан. Осень, зима – он все равно должен найти. Конечно, вы не можете все время помогать. Дальше Наката как-нибудь один искать будет. Пешком.
– Ну не знаю… – пробормотал Хосино. – Но и твой камушек мог бы войти в положение: рассказал бы поподробнее, где искать. Хоть примерно, в общем.
– Извините, но камень не говорит.
– Вот оно что… Не говорит… Хотя и по виду догадаться можно. Значит, не говорит – а с плаваньем, верно, у него еще хуже. Все, хватит! Сейчас спать, завтра продолжим.
На следующий день все повторилось. Хосино по изобретенной им системе все так же прочесывал город – теперь западные районы. От его маркера на карте появлялось все больше желтых пятен. Было только одно отличие – зевота разбирала сильнее, чем накануне. Наката по-прежнему не отрывался от окна. Они почти не разговаривали. Хосино крутил баранку, озабоченный тем, как бы не налететь на полицейских, неутомимый же Наката все что-то высматривал. Но безрезультатно.
– Сегодня понедельник? – спросил он.
– Ну, вчера было воскресенье, значит – понедельник, – отозвался парень и, на ходу сочинив мотивчик, отчаянно заголосил:
- Сегодня понедельник,
- Значит, завтра вторник.
- Муравей – известный работяга,
- Глазки строит ласточка.
- А над высокой трубой
- Заходит солнце красное.
– Хосино-сан?
– Чего?
– На муравьев, когда они работают, сколько угодно можно смотреть и не надоедает.
– Точно! – ответил парень.
Пообедали в закусочной, где готовили угря, – съели по порции рыбы с рисом. В три заехали в кофейню, выпили кофе и чаю с морской капустой. К шести часам карту сплошь покрывали желтые пометки, а в городе практически не было ни одного закоулка, где не оставили бы следа самые обычные, неприметные шины «фамилии». Однако все было напрасно.
– Что же мы ищем… – снова обессиленно затянул Хосино.
- Ищем, ищем – толку чуть,
- Город весь объездили.
- Отсидел всю задницу.
- Не пора ли отдохнуть?
– Если так дело пойдет, я песни научусь сочинять, – сказал он.
– Почему?
– Нипочему. Просто так. Шутка.
Поняв, что сегодня уже рассчитывать не на что, они выехали из города на шоссе и двинули домой. По дороге Хосино задумался и повернул не туда. Хотел выехать обратно на шоссе, но запутался в лабиринте улочек, которые изгибались под самыми невероятными углами, да еще многие – с односторонним движением. Они оказались в незнакомом жилом квартале. Рядами стояли старые изящные особнячки, обнесенные высокими стенами. Было удивительно тихо, вокруг ни души.
– Наш дом где-то тут недалеко должен быть, но в какой стороне – понятия не имею, – признался парень, остановив машину на незастроенной площадке. Он выключил мотор, потянул рычаг ручного тормоза и развернул карту. Посмотрев на закрепленную на фонарном столбе табличку с названием улицы и номером дома, поискал это место на карте, но глаза уже устали и ничего не хотели видеть.
– Хосино-сан? – подал голос Наката.
– Чего?
– Извините, что отрываю. Вон вывеска на воротах. Что на ней написано?
Хосино оторвался от карты и посмотрел, куда показывал Наката. Немного впереди в высокой стене он увидел старинные черные ворота. Сбоку висела большая деревянная вывеска. Ворота были плотно закрыты.
– «Мемориальная библиотека Комура»… – прочитал Хосино. Интересно – библиотека в таком тихом месте… Да и на библиотеку не похоже. Обыкновенный особняк.
– Ме-мо-ри-аль-на-я биб-ли-о-те-ка Ко-му-ра?
– Ага. Наверное, библиотеку устроили в память о каком-то Комуре. Кто он такой, интересно?
– Хосино-сан?
– Чего? – откликнулся Хосино, рассматривая карту.
– Это здесь.
– Что «здесь»?
– Вот что Наката все время искал. Это место.
Хосино поднял голову и покосился на Накату. Сдвинул брови и посмотрел на ворота библиотеки. Еще раз прочитал иероглифы на вывеске. Потом достал из пачки сигарету, сунул в рот и прикурил от пластмассовой зажигалки. Медленно затянулся и выпустил дым в открытое окно.
– Ты серьезно?
– Да. Ошибки быть не может.
– Вот что такое случай. Страшное дело, – проговорил парень
– Совершенно верно, – согласился Наката.
Глава 39
Второй день в горах протекал неспешно и гладко, ничем не отличаясь от прочих. Бывают дни – почти как близнецы, только погода разная. А если еще и погода одинаковая, тогда вообще чувство времени сразу теряется. Толком не поймешь: вчера или сегодня, сегодня или завтра. Время, как сорвавшийся с якоря корабль, скитается в морском просторе.
Сегодня должен быть вторник, высчитал я. Саэки-сан, как обычно, проводит экскурсию по библиотеке – если, конечно, желающие найдутся. Как в тот день, когда я впервые переступил порог Мемориальной библиотеки Комура. Она поднимается по лестнице в туфлях на шпильках. Их цоканье звонким эхом разносится по дому. Чулки с отливом, белоснежная блузка, маленькие сережки-жемчужинки, ручка «Монблан» на столе. Сдержанная, затененная смирением улыбка. Каким далеким все это кажется. Почти нереальным.
Я сидел в хижине на диване, принюхивался к вылинявшей обивке и опять думал о том, как у нас это вышло. Вспоминал по порядку, прокручивая в голове. Вот Саэки-сан медленно снимает с себя одежду. Ложится в постель. У меня, понятное дело, встает, напрягается, как палка. Но уже не болит, как раньше. И краснота вдруг исчезла куда-то.
Устав от сексуальных фантазий, я вышел на крыльцо и решил заняться физкультурой по своей системе. Покачал пресс на перилах, в темпе сделал приседания, растяжки. Весь взмок, обтерся смоченным в лесном ручье полотенцем. Вода была холодная, и возбуждение спало. Устроившись на крыльце, я включил плейер и стал слушать «Рэдиохед». Последнее время, как уехал из дома, я все время слушал одно и то же: «Kid А» «Рэдиохед» и лучшие хиты Принца. Ну и еще иногда Джона Колтрейна – «My Favorite Things».
В два часа – в библиотеке в это время как раз начинаются экскурсии – я отправился в лес. Пройдя той же самой тропинкой, оказался на уже знакомой поляне. Присел на траву, оперся спиной о ствол дерева и стал смотреть на круглый кусочек неба, который нависавшие со всех сторон ветви оставляли открытым. В этом окошке виднелись хлопья белых летних облаков. Вот тут и пролегала граница зоны безопасности. Отсюда еще можно без проблем вернуться в хижину. Лабиринт для новичков, первый уровень компьютерной игры, который проходишь запросто. А вот дальше начинался другой лабиринт – куда более запутанный и интригующий. Тропинка становилась все уже, теряясь в море буйно разросшегося папоротника.
И все же я решился пройти еще немного вперед.
Посмотрим, как далеко у меня получится. Я понимал, что в лесу затаилась опасность. Но хотелось своими глазами убедиться, так ли серьезна эта угроза, узнать, что она из себя представляет. На своей шкуре почувствовать. Иначе я не мог. Меня точно в спину кто-то подталкивал.
Осторожно ступая, я двинулся дальше. От тропинки осталось одно название. Деревья становились все внушительнее, воздух загустел и потяжелел. Ветки переплелись так, что неба за ними почти не было видно. Витавшее надо мной едва уловимое ощущение лета куда-то испарилось. Казалось, времен года здесь не существует. Не сбился ли я с дороги? Толком не поймешь. Вроде бы вот она, тропинка, а вроде и нет ее – только кажется. В тяжелом душном аромате зелени все понятия расплывались, становились зыбкими. Что правильно, а что нет? Это справедливо или несправедливо? Все смешалось в одну кучу. Где-то над головой во все горло закаркала ворона. Может, захотела меня о чем-то предупредить? Я остановился, внимательно огляделся. Дальше так, без всякого снаряжения, идти опасно. Надо поворачивать.
Но не тут-то было. Обратная дорога, пожалуй, будет потруднее. Как у Наполеона при отступлении. Тропинку вообще не разглядеть, деревья стоят на пути сплошной черной стеной. Странно: стало слышно собственное дыхание – я громко пыхтел у себя под самым ухом. Точно с другого конца света потянуло сквозняком. Огромная, размером с ладонь иссиня-черная бабочка, трепеща крылышками, мелькала передо мной. Она мне напомнила пятна крови на белой майке. Бабочка выныривала из тени деревьев, порхала не спеша и снова исчезала. После этого лес становился еще мрачнее и холоднее. Я запаниковал: неужели заблудился? Над самой головой опять каркнула ворона. Похоже, та же самая. Я застыл на месте и посмотрел вверх, но птицы не увидел. Настоящий ветер, время от времени налетавший, будто вдруг вспомнив что-то, угрожающе шелестел под моими ногами почерневшей листвой. За спиной несколько раз быстро мелькали какие-то тени, но стоило обернуться, как они тут же пропадали.
Каким-то образом мне все же удалось выйти обратно на круглую поляну, вернуться в ту самую зону безопасности, где можно чувствовать себя спокойно. Я снова опустился на траву и сделал глубокий вдох. Глядя на яркий кружок настоящего неба над головой, я снова и снова убеждался, что вернулся в покинутый мною мир. Здесь царило лето, я успел по нему соскучиться. Солнечные лучи словно обволакивали меня мягкой пленкой, согревали тело. Однако страх, вцепившийся в меня, когда я выбирался из чащи, еще долго жил во мне, как живет в дальнем уголке сада не желающий таять снежный холмик. Сердце то и дело сбивалось с ритма, по коже пробегали мурашки.
В ту ночь, затаив дыхание, я лежал в темноте с широко открытыми глазами в ожидании чьего-то появления. Ждал и молил бога, чтобы это произошло. Не понимая, будет от моей мольбы толк или нет, я все же собрал в кулак всю свою волю, все чувства. Мне очень хотелось этого. И я надеялся, что из моего сильного желания родится нечто, способное повлиять на ход событий.
Но надежды не сбылись. Желания не исполнились. Как и в прошлую ночь, Саэки-сан не появилась. Ни настоящая – во плоти, – ни призраком, ни в обличье пятнадцатилетней девочки. Кругом простиралась лишь бесконечная тьма. Я уже начал было засыпать, как вдруг почувствовал страшное возбуждение. Такой эрекции у меня еще не было. Но мастурбировать я не стал. Захотелось на какое-то время сохранить в неприкосновенности память о том, как мы с Саэки-сан любили друг друга. Я погружался в сон, сцепив руки. В голове промелькнуло: вот бы увидеть ее во сне…
Но мне приснилась Сакура.
Хотя, может, это был вовсе не сон – уж больно ясной и последовательной показалась мне картинка. Предельно четкой. Если не сон, то что тогда? Не знаю. На явь, конечно, тоже не похоже. Квартира Сакуры. Она спит на кровати. Я лежу в своем спальном мешке. Все как в ту ночь, когда я остался у нее. Время отмоталось назад, и я оказался как бы на перепутье.
Я просыпаюсь среди ночи от невыносимой сухости в горле. Вылезаю из мешка попить воды. Пью стакан за стаканом – пять или шесть подряд. Кожу покрывает тонкая пленка испарины, и я снова зверски возбуждаюсь. Член прямо-таки рвется из трусов. Будто живет и действует отдельно, сам по себе, подчиняясь особым законам. Я пью, а он раздувается, еле слышно всасывая в себя воду.
Отношу стакан в мойку, прислоняюсь к стене. Какой сейчас может быть час? Где же часы? Не иначе, самая середина ночи. Такое время, когда часы – и те куда-то пропадают. Подхожу к кровати, на которой лежит Сакура. Свет от уличного фонаря просачивается в комнату сквозь занавески. Сакура крепко спит, повернувшись ко мне спиной. Из-под тонкого одеяла высовываются две маленькие симпатичные пятки. У меня за спиной будто кто-то тихонько щелкает выключателем. Слышится слабый сухой звук. Деревья жмутся друг к другу, перекрывают мне поле зрения. Даже не разберешь, какое сейчас время года. Набравшись смелости, лезу к Сакуре под одеяло. Узкая односпальная кровать скрипит под двойной тяжестью. Вдыхаю аромат волос у нее на затылке, легкий запах пота. Тихонько обнимаю сзади за талию. Сакура чуть слышно стонет во сне, но не просыпается. Каркает ворона. Я поднимаю глаза, но ничего не вижу. Ни птицы, ни даже неба.
Задрав на Сакуре майку, я касаюсь ее нежной груди, покручиваю пальцами сосок. Таким же движением вращаешь ручку настройки на радиоприемнике. Напрягшийся член прижимается к мягкому бедру девушки. Но ей хоть бы что – молчит, дышит спокойно, будто ничего не происходит. Точно, спит! – думаю я. Ворона опять подает голос, как бы желая мне что-то сообщить. Вот только – что?
Тело у Сакуры теплое и такое же влажное от пота, как у меня. Я пробую повернуть ее, изменить позу. Осторожно переворачиваю на спину. Девушка громко выдыхает, но так и не просыпается. Приложив ухо к плоскому, как альбомный лист, животу Сакуры, пытаюсь уловить отзвуки ее сна.
Эрекция не проходит. Можно подумать, она будет у меня вечно. Я медленно стягиваю с Сакуры хлопчатые трусики, провожу рукой по обнажившемуся лобку и украдкой скольжу ниже, в тепло и манящую влагу. Проникнув туда, легонько шевелю пальцем. Но Сакура не просыпается. Только опять глубоко вздыхает.
В это же время в моем теле, устроившись в какой-то ложбинке, нечто старается выбраться из своей скорлупы. У меня внутри вдруг открываются глаза, и я вижу все, что происходит во мне, хотя пока не понимаю, какое оно, это нечто – хорошее или плохое. В любом случае, остановить его не в моих силах. Оно еще не сформировалось. Так, какая-то слизь. Но в конце концов оно вылупится, примет подходящий облик, сбросит с себя желеобразный прикид. И тогда я увижу его истинное лицо, пойму, что оно собой представляет. А пока это всего лишь не имеющий определенной формы знак. Вот оно протягивает еще не ставшие руками руки, пытаясь разбить скорлупу в самом податливом месте. Я наблюдаю, как бьется в чреве этот плод.
Я решаюсь.
Нет, не то. Чего тут решать, в самом деле? Просто у меня нет выбора. Я снимаю трусы, выпуская член на свободу. Обнимаю Сакуру, раздвигаю ей ноги и вхожу в нее. Легко, без малейшего труда. Ведь она такая мягкая, а я такой твердый. И боли уже нет. Член эти дни – все время под напряжением. Сакура по-прежнему спит, и я погружаю в ее сон свое тело.
Неожиданно она открывает глаза и сразу все понимает.
– Эй, Тамура! Это что такое? Ты что творишь?
– Да так, просто, – говорю я.
– Ты что, совсем? – В горле у нее совсем пересохло. – Прекрати немедленно! Я что сказала?
– Я ничего не мог с собой сделать.
– Хватит уже! Вынимай, тебе говорят! А ну, быстро!
– Нет, – качаю я головой.
– Послушай, во-первых, у меня есть парень. И я его люблю. А во-вторых, ты же в мой сон залез. Без спроса. Разве можно так?
– Да знаю я.
– Послушай, еще не поздно. Ну залез, но не дергался же, не кончал. Просто лежишь тихонько и все. Будто думаешь. Правильно?
Я киваю.
– Тогда вылезай, – увещевает меня Сакура. – И все забудется. Я забуду, и ты тоже забудь. Я же твоя сестра, а ты мне брат. Младший. Мы брат и сестра. Ну и что с того, что не кровные? Все равно брат и сестра. Понимаешь? Родственники. Нам этого нельзя.
– Уже поздно, – говорю я.
– Почему?
– Потому, что я так решил.
– Потому, что ты так решил, – говорит парень по прозвищу Ворона.
Ты больше не хочешь, чтобы тебя дурачили. Не хочешь продолжения хаоса. Ты уже убил отца. С матерью такое сделал… А теперь еще и с сестрой. Если на тебе в самом деле Проклятие, нечего дергаться и сопротивляться. Пусть все кончается поскорее, раз так запрограммировано. Надо быстро стряхнуть с плеч эту тяжесть и жить дальше так, чтобы не зависеть от чьего-то умысла. Самому по себе. Вот чего тебе хочется.
Она закрывает лицо руками и тихо плачет. Тебе жаль девушку, но ты уже не можешь ее выпустить. Твой член становится все больше, все тверже. Он будто пустил корни в ее теле.
– Понятно. Больше мне сказать нечего, – говорит она. – Но учти. То, что ты делаешь, называется «изнасилование». Ты мне нравишься, но я не хочу так. Может, мы больше никогда не увидимся, как бы нам потом этого ни хотелось. Тебя это устраивает?
Ты оставляешь вопрос без ответа, отключаешь все мысли. Прижимаешь ее к себе и начинаешь движения бедрами. Сначала робко, осторожно, потом все сильнее, резче. Стараешься удержать в памяти попадающиеся на пути деревья, чтобы найти дорогу обратно, но они тут же сливаются в однородную вязкую массу. Закрыв глаза, Сакура подчиняется ритму твоих движений. Без сопротивления, не говоря ни слова. Лежит на боку, а на лице застыло напряжение. И тем не менее ты чувствуешь, что ей приятно. Ее физическое удовольствие продолжается в тебе. Ты знаешь это. Деревья жмутся друг к другу сплошной черной стеной, перекрывают тебе поле зрения. Птица больше не шлет вестей. И тут ты кончаешь.
Я кончил.
Открыл глаза. На кровати рядом никого. Глубокая ночь. Темно – хоть глаз выколи, все часы куда-то пропали. Встав с постели, я прошел на кухню и стал замывать трусы. Белый, тяжелый, густой комок – будто незаконнорожденный ребенок, произведенный на свет мраком. Я выпил подряд несколько стаканов воды, но сухость во рту осталась. Ужасно одиноко. Так, что дальше ехать некуда: темная ночь, кругом лес… Здесь не бывает ни времен года, ни света. Я вернулся к кровати, сел, сделал глубокий вдох. И темнота окутала меня.
Та самая штука внутри тебя уже дает о себе знать. Сейчас она притаилась черной тенью, давая себе передышку. От скорлупы не осталось и следа – разбита на мелкие кусочки и выброшена за ненадобностью. К твоим рукам что-то прилипло. Похоже, человеческая кровь. Ты подносишь руки к глазам, но ничего не можешь разглядеть – света не хватает. Слишком темно – и внутри, и снаружи.
Глава 40
Рядом с вывеской «Мемориальная библиотека Комура» висела доска с информацией.
– Выходной – понедельник; часы работы – с 11 до 17 часов; вход – бесплатный; по вторникам для желающих проводятся экскурсии, начало в 14 часов, – прочитал для Накаты Хосино. – А сегодня как раз понедельник. Не работает, – добавил он и посмотрел на часы. – Хотя какая разница? Все равно поздно уже.
– Хосино-сан?
– Чего?
– Эта библиотека совсем другая. Не похожа на ту, куда мы раньше ходили.
– Точно. Там публичная библиотека, большая, а эта частная. Совсем другое дело.
– А что такое «частная библиотека»?
– Ну, например, какой-нибудь состоятельный человек книжки собирает. Потом возьмет и устроит такое местечко, где все могут ими пользоваться. Бери и читай на здоровье. Серьезное заведение. Классное. Одни ворота чего стоят!
– А «состоятельный человек» – это кто?
– У кого денег много. Вроде богача.
– А между богачом и состоятельным человеком какая разница?
Хосино задумался.
– Разница? Даже не знаю. Мне кажется, состоятельный образованнее простого богача. Что-то в этом роде.
– Как это – «образованнее»?
– Ну, вот есть у человека деньги. Значит, он богач. Будут у нас деньги, у тебя или у меня, – и мы богачи. Но состоятельным так не станешь. Для этого время требуется.
– Это трудно.
– Конечно, трудно. Но нам с тобой это не грозит. Мы и на простых богачей не вытянем. Без шансов.
– Хосино-сан?
– Ну?
– В понедельник библиотека не работает, но если завтра мы приедем сюда к одиннадцати, будет открыто, да? – спросил Наката.
– Конечно. Завтра же вторник.
– И Наката тоже сможет войти?
– На вывеске же написано: «Открыто для всех». Значит, и для тебя.
– И тем, кто читать не умеет, тоже можно?
– Можно, не дрейфь. Там на входе не спрашивают, грамотный или нет, – ответил Хосино.
– Тогда Наката хотел бы сюда войти.
– Какие проблемы? Приедем завтра с утра и войдем, – сказал парень. – Я вот что хотел спросить, отец. Это что? То самое место? Тут та важная штука, которую мы искали?
Наката снял свою тирольскую шляпу и провел ладонью по коротким волосам.
– Да. Должна быть.
– И больше можно не искать?
– Да. Больше искать не надо.
– Слава богу, – облегченно вздохнул Хосино. – А то я уж боялся, до осени провозимся.
Вернувшись в квартиру Полковника Сандерса, Хосино и Наката легли пораньше спать и на следующее утро в одиннадцать отправились в библиотеку Комура. До нее было пешком минут двадцать, и они решили прогуляться. Хосино успел съездить к вокзалу и сдал машину в пункт проката.
Ворота библиотеки были уже открыты. День обещал быть жарким и душным. Улицу недавно поливали – асфальт еще не высох. В глубине за воротами виднелся ухоженный сад.
– Отец? – обратился к Накате Хосино, когда они подошли к воротам.
– Да. Что такое?
– Вот мы войдем и что будем делать? Заранее хочу спросить, чтобы не мычать, если какой-нибудь разговор начнется. Подготовиться же надо.
– Наката тоже не знает, что делать, – подумав, ответил старик. – Но раз уж здесь библиотека, может, пока книжки почитаем? Наката выберет с фотографиями или с картинками. Вы тоже что-нибудь возьмите.
– Понятно. Будем читать, раз в библиотеку попали. Логично.
– А что дальше делать, подумаем.
Читать бесплатно другие книги:
