Под музой Огудин Валентин
– Но ты, же обещал истолковать сон.
– Но не бредовый же!
Великий Шаман прослушал рассказ Табунца.
– Да-а-а, странно и загадочно все, туманно и вычурно.
– Может быть это ничего не значит?
– Значит, как не значит, да знать бы что значит.
– Ну, если Великие не могут ничего сказать, пойду ка я к своим Сивым Кобылам.
– Ну и катись колбаской!
– Мне тоже самое и Дух сказал.
– Верно! Так вот она отгадка! Сгоняй до дому, тащи колбасу разную, да побольше.
– Ну ладно, сейчас схожу.
Табунец приволок мешок конской колбасы и вывалил ее перед шаманом. Тут были круглые как шары, набитые мясом желудки. Были и круглые, и длинные как палки, заполненные желтым конским жиром куски кишечника. Часть вареная, часть копченая, а часть вяленая. По всей хижине распространился запах здоровой сытной еды. У Великого Шамана заурчало в брюхе, но он не показал вида и велел со всей своей деловитостью: – «Складай обратно все в мешок и пошли на соседний холм». Взобрались на самую вершину. Шаман извлек из мешка колбасный шар, положил его на землю и легонько подтолкнул. Понятное дело, шар покатился по склону, набрал скорость и, подпрыгивая, проскочил сквозь кусты, остановившись где-то у подножья холма.
– Ага! – глубокомысленно изрек шаман. – Взял на этот раз из мешка палку колбасы, уложил ее на землю и толкнул вниз. Она покатилась вяло, набирая скорость только на уклонах, и вскоре застряла в кустах.
– Вон оно как! – задумался шаман, не забывая при этом отгрызать кусок за куском от колбаски, невесть как очутившейся в его руках.
– Ну-ка, ложись на край, – велел он Табунцу. Тот улегся на спину, свесив ноги вниз.
– Да не так, а боком, поперек склона, – и раз, катнул его. Однако тот далеко не укатился, повторив путь колбасной палочки.
– Нет, так дело не пойдет, – сказал шаман. – Вылазь обратно, садись на корточки, прижми голову к коленям и обхвати их руками.
Табунец обреченно принял нужную позу.
– Раз, – толкнул его шаман.
– И-и-и-и-и, – затих у подножья холма испуганный писк конятника, куда он долетел, подпрыгивая, что тот колбасный шар.
– Вот так и катайся, как наказал Великий Дух, – назидательно изрек шаман, – А я домой, делать ему колбасное подношение.
– Етить твою колотить! – выругался долбанувшийся Табунец.
Покрытый синяками конятник приплелся в свою хижину, понурив голову. Нахрена я к ним ходил, – думал он. Один ни с того ни с сего обзываться стал, другой – мало того, что нажрался моей колбасы, так меня же чуть не искалечил. Тоже мне, вещий сон, проку от него никакого, одни неприятности.
Потемну при свете лучины семья уселась вечерять. Все наелись каши, а на закуску нарезали детям калясиками последнюю оставшуюся колбасу. Те разбаловались и начали катать друг другу жирные кругляши.
– А ну не играть едой! – скомандовал Табунец, – Мать, проследи за ними, не хотят есть, пусть спать отправляются.
– Ну, папа! – заныл самый младший, – Посмотри, как весело. А если между двумя калясиками веточку воткнуть, такая катуша получается.
– Что? – подпрыгнул Табунец, – Как ты сказал, катуша?
– Да я нечаянно! – испугался малец, – Я больше не буду!
Но отец его уже не слушал, его накрыло истинным смыслом слов, услышанных в странном сне: «катись, колбаской».
– Так! – лихорадочно соображал он, – От толстого бревна отрезаю два кругляка, долблю в их середине круглые дыры, втыкаю в них оглоблю, подвожу под волокушу, привязываю сыромятными ремнями, и, … и, катуша готова! Завтра же сделаю! – И в его горячей голове сложился девиз: КАТИТЬСЯ, А НЕ ШОРКАТЬ!
Замыслено – сделано. Табунец стоял, держа вожжи на готовой катуше, запряженной в Бурку, посреди селища и вещал своим родовикам.
– Братья и сестры, вы только посмотрите, что велел мне изготовить Великий Дух.
Родовики испуганно пялились на странное сооружение.
– Чего это? – раздалось из толпы.
– Это катуша, для вас она, – ответствовал Табунец.
– А что с ней делать?
– Да разное. Можно сено возить, можно воду в баклажках, можно дрова.
– Так мы и так все возим на волокушах, зачем нам такое?
– Брюхом по земле и камням вы елозите, а здесь вот кругляки. И коню легче.
– Што нам тот конь. Пускай таскает.
– Вот и я говорю, – выскочил откуда-то сбоку Великий Шаман, – Предки ясно велели – волокушу таскать, а не катать! Только Дух Великого Солнца может по небу перекатываться, больше никому это не дано!
– Мне лично Великий Дух велел катиться колбаской.
– Ты вообще кто такой?
– Я Табунец! – начал заводиться конятник.
– На тебя что – закон не распространяется?
– Нет такого закона, чтобы катуши не делать!
– Есть!
– Где?
– Закон, это я! Так Предки велели.
– Ну, все! – вскипел Табунец, – Я поехал.
– Нет, ни за что не пущу! Убери с дороги свою катушу. В костер ее, в костер! – взвизгнул шаман, повисая на морде коня. Нервы бедного животного не выдержали этого неистового порыва, и он рванул вперед. Конятник не успел его сдержать, натянув вожжи, и шаман угодил, прямо под кругляк. Так случилось первое в мире колесное дорожно-транспортное происшествие с обещанными вслед отягчающими последствиями.
– Держите его! – возвопил перееханный. Да где там! Катуша унеслась, громыхая кругляками по полю в сторону леса и подпрыгивая на кочках.
Табунец был счастлив. В лицо ему ударяла тугая струя воздуха. Кругляки катились, поскрипывая. Солнце сияло, прорывая лучами облака. Голова наполнялась мечтами: – «С такой скоростью, я могу объехать целый свет. Пущусь вслед за Солнцем, посмотрю, что там за горизонтом. Я свободен! Слава Великому Духу!»
Тут ненадежная деревянная ось треснула, кругляк сорвался и покатился, вихляя, вперед, обогнав Бурку, а неопытный водила улетел головой прямо в колючий бурьян. Родовичи извлекли Табунца из колючек и сказали, – «Ну, ты это… того… выдал!
А молодежь, сбившись плотной кучкой, шушукалась. Изредка долетали обрывки фраз, произнесенных возбужденными голосами: – «…гонки на катушах …» и «… кто последний, тот …».
Дух Времени. Великая Грамотуха
Вечерело. С полей веяло прохладой, с яблонь облетал густой цвет. Великий Мудрец созерцал первую сияющую звезду и неторопливо размышлял, не пора ли ему уже пойти в хижину и возжечь жалкое подобие Небесного Огня – коптильник. Как всегда, вдруг примчался запыхавшийся отрок и возопил не своим голосом.
– Великий Шаман крякнул!
– Слава Предкам, – непроизвольно вырвалось у Мудрейшего.
– Я дальше побежал, – рванулся было с места отрок.
– Стой, что значит крякнул? Откуда такие словечки берутся.
– Да помер он, помер!
– Ну, так бы и говорил. А то – крякнул. Утка он что ли.
– Да нет вроде.
– Так как он помер? Отвечай внятно и членораздельно.
– А я знаю? Сказывали, духи его возлюбили.
– То есть?
– Великим глиняным идолищем Великого Духа Земли его замочило! – выпалил отрок и умчался дальше распространять потрясающую новость.
– Ну, замочило, а помирать то с чего? – не понял Мудрейший и отправился к капищу.
Придя на капище, Великий Мудрец к своему удивлению столкнулся с измазанным глиной Великим Шаманом.
– Оп-па, тебя же того!
– Чего того?
– Замочило.
– Не дождетесь! А вот Татуха, Слава Предкам, кончился достойно, под идолищем. Вон откапывают.
– Кто это?
– Татуха-то – придурок равных не было.
– Например?
– А-а-а! Сказывать противно!
– Говори, даже интересно стало.
– Сам знаешь, среди молоди нашей пошел такой заморок, загогули всякие на роже рисовать или на спине да ляжках накалывать. И главным среди них был этот самый Татуха. Правда, раньше его иначе звали – Головастик из рода Перемудрых.
– Ну и что такого? Ты тоже, когда молодой был, морду белой глиной мазал. Говорил – так, мол, больше похож на Великого Предка.
– Ты и сравнил!
– Да! А как тебя в виде эдакого умертвия увидела в ночи Балабоха, да разродилась аж двойней стремительно, это ничего? Как по-твоему?
– Было да прошло! Дальше слушай. Татуха, мало что себя самого с ног до головы разрисовал, так он на большее позарился. Вон, грит, на плато подгорном Великая Мать Земля вширь раскинулась. Негоже ей, грит, неприкрытой быть. Навалимся-ка всем миром и нанесем на ней загогули таинственные. И что ты думаешь, нанесли.
– Вот это прыть!
– Ага, была, к счастию. Набрал кодлу таких же как он бездельников и начали они загогули выписывать почем зря. Одну другой страшнее. Все зубастое, разлапистое, стозевное. Каждая загогуля в тысячу шагов, что в длину, что в ширину. Туда и так никто не ходил, так теперь даже вороны залетать бояться.
– Да уж, учудил бездельник!
– О, откопали его, пойдем, посмотрим.
Пришли. Смотрят – лежит ком глины, и не поймешь, где зад, где перед.
Вдруг с одного конца глинка треснула, и голос молвил: – «Есть тут кто-нибудь? Если есть, отворите мне очи, да откройте мне уши».
Раскопщики протерли ему зеньки по-быстрому, из ушей пробки глиняные вынули, посадили.
– Ты как под идолище попал? – поинтересовался Великий Мудрец.
– Это же Дух Великий, негоже ему без татух-то быть. Вот и полез исправлять. Только приспособился, глядь, а рядом Великий Шаман крутится. Пошел, – говорит мне, – отсюда.
– Было дело? – обратился к шаману Мудрейший.
– Было, только я сзади идолища стоял, ничего особого не видел. А про себя подумал, – только подтолкнул его маленько.
– Дальше сказывай, – велел Татухе Мудрейший.
– Не послушался я, не ушел. Только приспособился загогулины наносить, как идолище сам покачнулся, пошел на меня, обхватил руками, прижал к животу необъятному, и … все!
– Нет, не все, – встрял шаман. – Меня тоже Великий Дух захватил, закружил, понес, замесил, затянул, поглотил. Только и успел я крикнуть, – ЗАДАВИ.И.И..! Вот теперь и все!
– Ладно, замочите-ка придавленного в ручье, пусть глинка-то отмокнет. А утром ведите ко мне, побеседуем.
Наутро доставили провинившегося к Великому Мудрецу. Вскоре сюда явился и Великий Шаман в чистой рубахе.
– Ну и что ты скажешь в свое оправдание Татуха? – начал Мудрейший процедуру судилища над осквернителем капища.
– Меня теперь не Татуха звать, а Писец!
– Что в тебе песцового-то. Шкура вовсе не такая. У того пушистая, а у тебя вся загогулинами непотребными измарана.
– Да не песец, а Писец, я сказал!
– Ну и что это за зверь такой?
– Это тот, кто пишет, – пояснил задержанный.
– Пашет, знаю, пишет, не знаю. Поясняй!
– Попал я в темноту темную. Ни рукой, ни ногой шевельнуть не могу. Дышать тоже не могу. Слышу вдруг голос такой таинственный. Вопрошает: – жить хочешь? Очень, – отвечаю. Слушаться будешь? Буду, – говорю. Исполнишь, что велю. Исполню, куда денусь.
– Кто это там с тобою разговоры разговаривал? – перебил Великий Шаман.
– Кто, кто? Великий Дух конечно. Ты, говорит, кончай дурью маяться, долы загогулями расчерчивать. Пользы от этого никакой ни людям, ни Земле-Матери. Красивее, чем она есть, никак не сделаешь. Вложу-ка я тебе в головенку твою расписную буки разные. Сам научись писать их и других научишь. Зваться теперь Писец будешь!
– Полный писец! – брякнул оторопевший шаман.
Великий Мудрец сохранил самообладание.
– Ну, и что это за буки такие?
Писец изобразил палочкой на песке то, чему его научили в Безвременье.
– Это Аз – прибьет за раз, это Буки – на все руки, это Веди – что ведьмеди …. И так прошелся по всему алфавиту. – А это Ять – сказал в конце, – всем букам мать.
– На кракозюбры похожи.
– Без привычки конечно! Как они у меня в голове появились, думал жуки в уши поналезли. К утру пообвыкся.
– Ну ка, писни что-нибудь.
– Ма-ма мы-ла мор-ду мы-лом. Мор-да ди-ко верес…. А как правильно написать, верестчал или вирищал?
– Да кто же его знает. Пиши – оказывал сопротивление!
Великому шаману стало скучно. Кроме того, ему не нравилось все происходящее.
– Вы тут развлекайтесь пока, а я с Великими Предками посоветоваться должон.
И покинул место несостоявшегося судилища.
Великие Предки не знали, что и ответить. Развели кто лапами, кто крылами, кто хвостом взмахнул неопределенно. Но противится содеянному не стали. Великому Духу кто ж перечить будет. Тут Великий Шаман и сдулся.
Писец же развил бурную деятельность. Исполняя наказ Великого Духа, собрал он под дубом разновеликую молодежь и стал обучать, как мог, начертанию бук на бересте и чтению по слогам. Назвал он свое поприще высокопарно – Великая Грамотуха. Однажды отправился он к Великому Мудрецу, посоветоваться.
– О Мудрейший, хочу я Духа Времени поймать.
– На кой он тебе?
– Да без него никак нельзя, нынешнее поколение уже не помнит, что в предыдущем деялось.
– И как же ты это делать собрался?
– Да вот завел я себе книжицу берестяную, буду в нее по летам бывальщину записывать.
– И уже написал чего?
– А как же!
– Читай тогда.
– В лето, когда ветра дули свирепые и галки летали хвостом наперед, вылез из подворотни торокан страховидлый, растопчу, проглочу, не помилую, грит.
– Что ты чушь-то несешь, это же наш Алкан был с перепоя.
– Сам знаю, что Алкан, да события надо записывать высокопарным штилем.
– Зачем?
– Для потомков, дабы предками гордились.
– Ну а дальше что напишешь?
– А вот так: нашелся герой из рода Воробьиных, взял и тюкнул великана, и не стало торокана.
– Это, как я понял, наш Хворобей ему в рожу приложил, чтоб не бесчинствовал.
– Так неинтересно, кому она нужна, голая правда, такая?
– М-да! Надо хоть какие закорючки напридумывать, лета расставлять по порядку, а то «галки задом наперед».
– Да все уже за нас придумано, вот: один палец – голова, два пальца – плечи, три пальца – руки, четыре пальца – тулово, пять пальцев – задок, шесть пальцев – передок, семь пальцев – ляжки, восемь пальцев – берцы, девять пальцев – стопы, десять пальцев – голова пустая.
– А десять пальцев по десять пальцев как будет?
– Голова пустая пустая, но так далеко мы пока считать плохо могём.
– А как тогда будет два раза по десять пальцев да еще пять?
– Плечи пустые задок.
– Мудрёно-то как!
– А то! Это же мать-и-матица – матерей мать!
– Бр-р-р! От чего лета тогда отмерять будем?
– От Творения Земли нашей.
– Когда ж это было то, и не упомнишь!
– Это было тьму лет назад?
– Да, верно.
– Так и запишем, тьма, это все что больше есть головы пустой пустой пустой и добавим голову.
– Почему голову?
– Потому что счет лет поведем от нынешнего, иначе запутаемся.
В это время безграмотный Великий Шаман отловил недоросля, усердно выводящего что-то на заборе.
– Ты что тут написал, паршивец?
– Не скажу!
– Читай вслух!
– Не буду, – покраснел недоросль.
– А ну!!! – надавил шаман.
– Срамной уд, – потупив очи, прошептал провинившийся.
– Да как ты мог додуматься до такого? Срамной уд рисовать надо в полный рост. Тогда он силу великую имеет.
– Ага, легко говорить. Для этого рисовать надо уметь, а написть теперь, как напсать, каждый дурак могет.
– Да что там уметь-то? Вот смотри, – схватил пучок травы и мигом изобразил на заборе грандиозную фигуру Прародителя.
– Да-а, у тебя Великий хорошо получается, а я пробовал, так выходит он на Мудрейшего похожим. Такой же длинный, лысый и пузатый.
– Хе-хе! – посмеялся шаман, и добавил, – Учись остолоп, овладевай знаниями!
Дух Безделья. Великая Веселуха
Пришла к Великому Мудрецу женщина из рода Яжемать с целым выводком детей мал мала меньше. Те держались за мамкин подол, пускали сопли и слюни, жевали какие-то красные корешки. Также одновременно хныкали, пукали, вякали, толкались, гомонили, словом, сразу раздражали одним своим видом и поведением.
– Пожаловаться, говорит женщина, на своего мужа хочу.
– Ну, жалуйся по-быстрому, разрешил недовольный беспокойными посетителями Мудрейший, имеешь право.
– Пошто при живом муже дети сиротами остались? Кто им слово ласковое скажет? Кто припрет на ужин толстую глупую куропятку? Кто коров подоит, двор подметет, ягод насобирает, горшки вымоет, коз из огорода выгонит, поле засеет, за дровами съездит, крышу починит, мусор наконец выкинет?
– Ну, ты, наверное. Такая твоя женская доля.
– Все вы мужики одинаковые, покрываете друг друга. Как что, так жена. А я ночей не спала, детей рожала, кормила, растила, воспитывала. Чтобы выросли они не такими бесчувственными чурбанами, как их папаша.
– Такова ваша доля, так определил Великий Отец.
– А что, Великая Мать тоже всю Землю на себе тащит?
– Конечно!
– А что делает тогда Великий Отец?
– Как что? Все остальное!
– Что, остальное?
– Ну-у-у, – не нашелся что ответить Мудрейший и приказал, – Молчи, женщина! Забыла, с кем разговариваешь.
– Я молчи? Как не совестно-то! И не надо меня затыкать! Я только говорить начала!
Положение спас ребятенок.
– Ма, я пи хо, – озвучил он.
Тут, и другие детки заодно опомнились.
– Я пи, и я пи, пи, пи, пи, пи, пи.
– Ой, дитаньки, да скорее ж, скорее вон в те кустики.
Побежали, вроде успели.
– Ну, так я продолжу, – попыталась вернуться к животрепещущей теме женщина.
Но Мудрейший тут же постарался увильнуть в сторону.
– Как зовут твоего мужа, женщина?
– Свинья он последняя, а не муж!
– Что? Так и зовут?
– Да нет, зовут этого недотепу Ложкарь.
– Ну, хорошее достойное имя. Слыхал про него, песельник преизрядный.
– Ага! Только петь да ложками греметь умеет, да детей делать горазд.
– Сама видела за кого шла.
Читать бесплатно другие книги:
