Королевство Бездуш. Академия Суржевская Марина

Глава 1

Это был тот октябрь, в котором морозы ломали каменную кладку домов, а птицы замерзали на лету. По крайней мере, именно так писали газетенки различных мастей, предлагая новые улучшенные тепловаторы для обогрева, варежки с жар-нитью и куртки на особой подкладке, призванной защитить обладателя от холодов.

Для меня это был октябрь, в котором я умерла.

Порой самое значительное и судьбоносное событие жизни случается в самый обычный и даже хороший день. И с утра ничто не предвещало моей скорой кончины. Я, как обычно, проснулась на заре, быстро умылась в тесном закутке, где стояло ведро, железная бочка для омовения и узкое сидение для естественных нужд. Потом прошла на кухню и поставила на огонь пузатый чайник, сыпанула в щербатую кружку ложку дешевого чая и сунула в рот кусочек творожной ватрушки.

Настроение было отличным. Мне всего девятнадцать, я молода и полна сил, дядя уже почти неделю не проваливался в очередной приступ, а тетушка Маргарит обещала выделить мне к празднику Костров целых три свободных дня и даже подкинуть монет, чтобы я могла съездить в переулок мастеровых за покупками. Чем не поводы для счастья? Я уже предвкушала покупку новых ботинок – обязательно с небольшим каблуком, платья с модным круглым воротничком и, если хватит синов, лакомств вроде шоколада и конфет с ореховой начинкой. Возможно, настоящий кофе тоже окажется в числе моих приобретений, хотя это, конечно, вряд ли. Да и без него вполне можно обойтись, а монеты лучше потратить на новый иллюзион, который поставят на площади прямо за переулком, где жители Котловины делают важные и приятные покупки.

А после прогулки по лавочкам и магазинчикам можно пройтись вдоль реки и завернуть на зачарованный каток, не тающий даже летом. Поглазеть на лихих ребят, любящих красоваться перед девушками, выделывая на льду невероятные трюки и прыжки. Или мы пойдем туда с Йеном!

Вот на этом этапе мечтаний сердце привычно дало сбой, а потом зачастило, как сумасшедшее. И на миг я застыла с одним ботинком в руке, мечтая о темноглазом парне, который на прошлой неделе подарил мне фиалку и позвал гулять. Приглашение я приняла и теперь с волнением ожидала вечера, чтобы встретиться с дарителем.

Но пока предстоит рабочий день, и я постаралась взять себя в руки и унять расшалившееся воображение.

Однако настроение уже подскочило до невообразимых высот, а после улетело куда-то к звездам. Напевая и подпрыгивая, я влезла в шерстяные чулки и платье, натянула старую обувь, с досадой осмотрела сбитые носы и вздохнула. Вот бы тетушка выделила денег уже сегодня! И тогда я смогла бы купить обновку до встречи с Йеном и пойти в парк, уже щеголяя каблучками. Но тетя и так старается, а у нее больной муж на руках!

Увы, с ботинками придется повременить. Зато пальто у меня новое, в красную и серую клетку! Модное! Агнесса – дочь соседки Матильды – заявила, что пальто почти такое, как носят богачи столицы, те, что проживают за оградой из белого камня и ажурных плетений зачарованной решетки. А уж она – Агнесса – знает наверняка, ведь принадлежит к числу тех счастливец, которым удалось попасть на работу в Королевство Бездуш.

Своим пальто я чрезвычайно гордилась, тем более что сшила его собственноручно. И мне оно невероятно шло, не зря же Йен из всех девчонок обратил внимание именно на меня? Так что выше нос, буду смотреть на пальто, а не на ботинки!

Наряд дополнила шапочка и вязаные варежки, тоже не очень модные, зато теплые. Все-таки на дворе не лето!

Улыбаясь и предвкушая чудесный вечер, я чмокнула в лысеющую макушку дядю, пожелала ему хорошего дня и покинула нашу маленькую квартирку на втором этаже старого дома в Третьем Тупиковом переулке.

Конечно, птицы на лету не замерзали, несмотря на вопли газетенок, хотя было довольно прохладно. Но меня грели предвкушение и азарт, и до мастерской я долетела, не заметив кусающего щеки ветра.

«Платье на заказ, переделка и штопка» – гласила кривоватая надпись над входом. Мастерская находилась недалеко, всего в двух кварталах от дома, и добежала я быстро. А там уже окунулась в привычную атмосферу ниток, иголок, кусочков ткани, вредных и не очень клиенток – всего того, что составляло мою работу. Я была на подхвате, как говорила тетя – девочка на все. Где подать, где убрать, где улыбнуться противной старухе с Вербной Аллеи, которая уже в третий раз требует перешить платье, потому что в нем ее грудь кажется плоской! И не скажешь ведь, что груди у нее нет уже с десяток лет!

Я улыбалась, поила женщину какао и разливалась птичьей трелью, потому что старуха хоть и пакостная, но постоянная клиентка, и возможно, именно на оставленные ею монеты я куплю себе новые ботинки!

А потом, выпроводив успокоившуюся клиентку, я бросилась в мастерскую, и там уже кроила и сшивала до обеда. Ну а после понеслась в чайную старого Пантерса, где меня ожидали ряды грязных чашек, запятнанных скатертей и новая порция жалоб от хозяина заведения. Его я слушала в пол уха, зная наизусть каждый рассказ о жадных посетителях, жалеющих лишний син за чашечку такого восхитительного чая! А ведь господин Пантерс выписывал коробочки из самих предгорий, а заваривал по старинным рецептам своей бабушки! Да разве есть во всей Тритории напиток вкуснее! Да в самом Бездуш не подают такой чай!

Я сочувственно кивала, не забывая драить полы. Иногда мне казалось, что господин Пантерс оплачивает мои уши, безропотно выслушивающие его стенания, а не умение мыть чашки!

Вечером я возвращалась домой выжатая, как несчастный персик, из которого богачи делают сок с мякотью. Зачем делать такой сок и почему просто не съесть сладкий плод – я никогда не понимала, но ощущала себя именно так.

Мысли о предстоящем свидании придали сил, и вдоль темнеющей улицы я понеслась стрелой, надеясь успеть к назначенному времени.

Йен сказал, что будет ждать на месте встречи всех влюбленных – у памятника святому Фердиону.

Вот только до площади мне надо пройти несколько кварталов, а на небе уже загорелись звезды. Я занервничала. Вдруг Йен не дождется? Мы ведь не оговорили точное время! Он сказал – буду ждать вечером, а я кивнула, не веря своему счастью. Но когда наступает этот самый вечер? С первой звездой или десятой?

А может, для Йена и вовсе уже ночь, и он ушел, не дождавшись глупую девчонку в клетчатом пальто, которая не подумала уточнить время!

Ругнувшись про себя, я завертела головой. Можно срезать путь через заброшенный мост. Но я поколебалась на развилке – об этом месте ходили нехорошие слухи, говорили, что каменные опоры подточило время и поэтому мост закрыли для транспорта. Да и ходить по нему не стоило. Не потому, что мост не выдержит мою тонкую фигурку, конечно. Выдержит и стадо буйволов, на мой взгляд. Просто жители города опасались старинного, выгнутого дугой сооружения с жутковатыми фигурами мифических существ по углам. Слева от моста, за рекой, темнел парк, больше похожий на лес, а за ним тянулась витая ограда, отделяющая мир простых смертных от избранных. И не стоит обольщаться ажурностью этой почти невидимой границы. Там, за кружевом из металла, все было по-другому.

Но сейчас я совсем не думала о тех, кто проживал в Бездуш. Все мои мысли были сосредоточенны на Йене и переживаниях о том, дождется ли меня черноглазый красавчик.

Торопясь, я подлетела к мосту. Скалящиеся горгульи, застывшие с двух сторон, меня нисколько не пугали, ходить мимо них приходилось частенько.

Я даже дала им имена. Левая – с отколотым ухом – Пыж, потому что каждый раз пыжится, пытаясь протянуть ко мне когтистые лапы. Правая – Кыш, потому что смотрит презрительно и пренебрежительно, как смотрят любые создания Королевства Бездуш на таких, как я, обыкновенных людей, без капли чар.

Впрочем, мне было наплевать на мнение и Кыша, и Пыжа, потому что, несмотря на холод, я уже предвкушала свидание. Почему-то возникла уверенность, что Йен дождется, а как же иначе? Да и памятник святому Фердиону совсем рядом, вот пробегу мост и окажусь на другой стороне реки, а там дворами да закоулками выберусь на площадь. Конечно, лучше бы по проспекту – и безопаснее, и чище, но время! Время стремительно улетало!

Поэтому, вежливо поздоровавшись с ощерившимися горгульями, я ступила на мост. Напевая под нос любимую песенку, миновала добрую половину пути. В голове вертелись мысли о красивом парне да о новых ботинках, которые – эх, куплю нескоро.

Щеки горели от предвкушения, и я решила пожертвовать минутой, чтобы замереть на краю моста и остыть. Как бы ни нравился мне улыбчивый черноглазый Йен, но незачем ему видеть мое волнение. А то прибегу запыхавшаяся и красная, сразу станет ясно – неслась со всех ног!

Вот еще!

Поэтому я замерла на середине моста, глубоко втягивая воздух и остужая щеки. Огромная круглая луна зависла над лесом белым шаром, заливая реку и мост призрачным сиянием. Полнолуние. Да еще какое! Такая луна – низкая, объемная – редкость, как говорит тетушка.

Казалось – протяни руку и тронешь, так близко белый налитый шар. А дальше – шлейф рассыпавшихся звезд, ярких, синих.

Красиво-то как!

Что произошло дальше, моя память сложила из обрывков цветных и черно-белых картинок.

Первое – звук. Мощный, рычащий, утробный. Так ревут только низкие и хищные мобили, пролетающие вдоль проспекта.

Следом свет – ослепляющий, сбивающий с толка непониманием.

Чувства застыли, ощущения притупились. Время замерло. И в страшный, невозможно растянутый в бесконечности миг пришло понимание – конец. По мосту летел мобиль. По узкому мосту, давно закрытому для проезда транспорта!

Оглохшая и ослепшая, в каком-то жутком стопоре я из последних сил дернулась в сторону, пытаясь избежать неминуемого столкновения с железной махиной. И полетела вниз.

С моста, в стянутую тонким ледком реку.

Тело ударилось, пробивая еще неокрепшую корку, и камнем пошло ко дну. Я закричала – только сейчас, совершенно не понимая, что уже на глубине. В горло хлынул острый поток воды. Тяжелая одежда промокла в миг. От ужаса вскипела кровь, я заколотила руками и ногами, пытаясь сделать хоть один глоток воздуха. Тщетно! Совершенно бесполезно. Вокруг меня была тьма – ледяная и безжалостная. Она обнимала уже почти нежно, утаскивая в свои недра, шептала на ухо: тише, милая, все будет хорошо… просто прекрати бестолково колотить замерзающими конечностями, просто позволь случиться неизбежному… ведь все уже произошло. Тебя уже нет. А через миг река зарастет новой коркой льда, затянет рану, пробитую глупой девчонкой, рухнувшей с неба… И все снова будет по-прежнему. Тихо. Холодно. Спокойно…

Это даже удивительно, как мало времени надо, чтобы живое и сильное тело перестало дышать, а юное сердце – стучать. Лишь миг. Всего лишь краткий миг – неожиданный и даже почти неосознанный, и меня нет.

– Нет!!! – я закричала.

Наверное. Мне хотелось бы думать, что я кричала. Хотя, конечно, это было не так. Но мой крик – настоящий или мнимый – рвал мне слух и оставался единственным живым звуком в царстве воды и льда.

Нет! Я не хочу! Я не желаю умирать в девятнадцать лет! Я не хочу умирать! Я так много еще не сделала, не почувствовала, не попробовала!

Я хочу жить!

– Interitum! – крик прозвучал на грани моего восприятия, и меня подбросило. И ледяная глыба льда встала ребром, выплевывая меня на поверхность.

Я зависла на краю, судорожно кашляя. Воздух! Я дышу! Неужели я дышу?

Снова вопль, и река вспучивается на миг. А потом грузно опадает обратно, ломая ледяной наст.

– Руку!

Что?

– Руку дай, тупица! – голос злой и хриплый.

Я ничего не понимаю. Какую руку? Зачем?

Сознание уплывает, ныряет обратно в ледяные воды Тайвин, норовя спрятаться и от раздирающей боли и от обладателя злого голоса.

– Идиотка проклятая!

Кто это кричит?

Меня хватают за шкирку, словно напакостившего щенка, и куда-то тянут. Тяжело, с усилием, по ломающейся ледяной зыби. Тащат прочь от объятий реки, прочь от острого холода. Смутно осознаю этот факт, но ничего не чувствую.

Темнота…

Тишина…

Шепот…

Vita spirant…

И взрыв обжигающей грудь боли.

Меня трясут и снова кричат. С трудом разлепляю веки. Первое, что изумляет – губы. Чужие губы на моих. Меня целуют? Вряд ли…

Потом – глаза. Зеленые. Как солнечный луг летом, надо же. Красивые глаза, совершенно не сочетающиеся с искаженным от злости мужским лицом. Перекошенные бледные губы, прилипшие ко лбу мокрые пряди светлых волос. Нос. Обычный такой нос – ровный. Детали чужого облика я выхватывала бездумно, и они совершенно не складывались в общую картину.

– Слышишь меня, придурошная?

Жесткие руки встряхнули, больно сжав плечи. Я глотнула воздух, моргнула. Нос, глаза и пряди встали на свои места, а я, наконец, увидела того, кто на меня орал. Незнакомец. Молодой. Жаждущий меня убить.

– Самоубийца проклятая! – продолжал парень, встряхивая меня в подтверждение своих слов. – Ты зачем под колеса лезла, идиотка?

– Пошел… – губы размыкаться не желали катастрофически. Кажется, они навечно склеились ледяной стылостью. Кажется, я вся пропиталась ею до самого донышка.

– Что? Что ты там мяукаешь?

– Пошел… в задницу!

Вот, все-таки разлепились губы. Я не безнадежна.

Зеленые глаза сверкнули губительной тьмой, ладони, сжимающие мои плечи, разжались. И я снова рухнула на землю, с каким-то удивлением понимая, что ноги меня не держат. Осела и нелепо раскинула нижние конечности. Булькнула горлом. Закашлялась. Подняла дрожащую руку.

– А где мое… пальто? – прохрипела я.

Пальто! Где пальто! Оно же совсем новое, лишь месяц назад сшитое! Оно же модное! Я на него полгода деньги собирала! И где оно? Где пальто?

Осталось там, в недрах реки. Видимо, я стянула тяжелую ткань, пытаясь выбраться, хотя совершенно этого не помню.

– Вот дура, – в сердцах сплюнул зеленоглазый.

Он возвышался надо мной, как гора, и почему-то казался нереальным. Фигуру незнакомца я не могла рассмотреть – мешали слезы в глазах.

– Что за невезение! Дернуло меня срезать дорогу… Гадство!

– Пальто, – всхлипнула я. – В клетку…

Жестокие руки снова вздернули, заставляя подняться, перед лицом оказались яркие радужки, которые заливала чернота зрачка.

– Слушай ты, недоделанная, – с угрозой произнес обладатель зрачков. – Мне катастрофически некогда с тобой возиться. Скажи спасибо, что вытащил. – Парень скривился и, кажется, хотел снова сплюнуть. – Теряю время! Надо же так влипнуть… Слушай сюда, пустышка. – Зелени в глазах незнакомца почти не осталось, и это почему-то завораживало. – Я дико опаздываю! Это очень важно! Проклятие! – меня тряхнули и отпустили. – Я оставлю тебе свою куртку и вот это, держи, – в руку опустилось что-то плоское. – И… тебе лучше меня забыть. Ну-ка, посмотри в глаза.

Да я и так смотрела. Пялилась изо всех сил. В лице моего убийцы на миг мелькнула растерянность.

– Смотри, – повторил он. И сразу: – Забудь меня… oblivis

И я своим замороженным и растерянным разумом наконец поняла, кто передо мной. Ну, конечно. У кого еще может быть рычащий хромированный мобиль? Только у богача из Бездуш. У одного из тех, кому повезло родиться в нужной семье. У одного из тех, кому принадлежит этот мир.

Перед глазами поплыло и потемнело. Воздух исчез. Знающие люди, сталкивающиеся с заклинателями, говорили, так бывает от чужих чар. Но такая пустышка, как я, никогда и подумать не могла, что прошлое перекуется ради меня. А вот надо же! Для меня создали иную картинку прошлого. В котором не было никакого незнакомца с зелеными глазами.

Глава 2

Очнулась я все на том же берегу. Сколько прошло времени – не имела понятия. Сознание все еще тормозило, мысли ворочались вяло. Я закашляла и от этого очнулась. Кое-как поднялась, покачиваясь. Растерянно осмотрелась. Мост дугой, Кыш и Пыж – косящиеся сверху. Река, стянутая льдом. Ночь. Холод.

И я – дрожащая и кашляющая на берегу.

Побрела вперед, подчиняясь скорее инстинкту, чем разуму. Но с каждым шагом мысли прояснялись. Я упала в реку. Что-то случилось, и я упала. Надо идти. Надо добраться до дома.

И я пошла. Кашляя, спотыкаясь, кажется, даже падая. Но потом упрямо поднимаясь и снова топая вперед. Людей в это время ночи на улицах не было. Хотя если и были бы, вряд ли я обратила внимание. Сознание порой уплывало, меня трясло. Мокрые волосы повисли сосульками.

Я плохо помню, как оказалась возле своей обшарпанной двери. Сунула руку в карман, растерянно вытащила что-то плоское. Кошелек. Мужской. Открыла и уставилась на пачку денег. Откуда? Что это? В глазах снова темнеет…

***

Когда я очнулась, где-то поблизости тарахтел голос, и я узнала соседку, мать той самой Агнессы.

– …а я иду, думала – опять забулдыга какой залез! Ведь валяется внаглую, даже не стесняясь. И лампа ведь не горит, снова кто-то стащил! Я и струхнула… А потом… потом смотрю – волосенки торчат. И вроде как рука. Присмотрелась да как ахнула! Тинка там лежит, представляешь? Валяется, словно баклажку вина в одиночку выдула! А ведь с виду и не скажешь… Да еще и в куртке с мужского плеча, да дорогой, кожаной! Вот я к ней… а она…

Разлепила глаза. Лежу в своей комнате. На своем продавленном диване. Рядом тетя и соседка – блестят встревоженными глазами и причитают. Ну, все как обычно, в общем.

– Очнулась! – завопила тетушка так, что захотелось снова отключиться. Соседка бросилась ко мне, принялась бестолково поправлять старый плед, дергать подушку – то ли выдернуть хотела, то ли оставить.

– Тина! Вот так учудила, ненормальная ты девчонка! Я же думала, ты умерла! Совсем без дыхания валялась! Мокрая и холодная, как ледышка! Что случилось?

Я облизала пересохшие губы, и тетя понятливо сунула под нос кружку с водой. И уставилась ожидающе.

– Я упала в реку, – выдавила чуть слышно. – Я упала… с моста.

– С моста? На лед? И жива?

Соседка заохала, замахала руками, глядя на меня, как на спятившую.

– Да.

Я устало прикрыла веки. Свет неяркой лампы почему-то жутко раздражал глаза. И горло сохло.

– Дайте еще воды.

– Да у тебя жар, Тина! – тетя прижала ладонь к моему лбу и нахмурилась. Несмотря на любовь к сплетням, которые она с радостью разносила по всем знакомым, злой она не была. И сейчас всерьез встревожилась. – Надо вызвать врачевателя.

– Нет, я просто… устала. Надо… поспать.

– Устала? – вскричала соседка. – Да если ты не врешь и действительно свалилась с моста, то тебе точно нужен лекарь! Тинка, да это вообще чудо, что ты выбралась! Это же… да это же чудо!

Выбралась… я нахмурилась. А как я выбралась? Зажмурила веки, восстанавливая хронологию вечера. Вот я вышла из мастерской. Вот решила срезать путь. Вот – мост. И я иду… а потом?

В висках заломило, да так, что я вскрикнула и прижала дрожащие ладони к голове. Под закрытыми веками заплясали разноцветные круги, горло обожгло так, словно мне в рот насыпали раскаленных углей. Я выгнулась и закричала.

…снова провал.

– Странно. Никогда такого не видел. Любопытно, очень необычный случай… Говорите, она упала в реку? – голос мужской, знакомый.

Память рисует образ – сухой сутулый старик с чемоданчиком. Врачеватель из соседнего дома. Обращалась к нему как-то, берет недешево, но дело свое знает. Что он забыл в моей комнате? Я больна? А если так, то чем платить, ведь услуги специалиста дороги…

А у меня нет синов…. Я оставлю тебе свою куртку. И еще вот это…

В руку ложится что-то плоское. Кошелек из мягкой дорогой кожи. И куртка тоже кожаная, теплая и легкая. Укрывает меня до бедер, прячет от зеленых глаз. Все потому что пальто утонуло. И в нем – девушка. Как же ее звали? Тинка – Тина. Вот так, да.

– Очень, очень странно! Ну, надо же, как необычно… кто бы мог подумать, что такое бывает!

Да вот бывает. Живешь себе, мечтаешь о ботинках и парне с катка, который подарил цветок, а тут вам – бах, и прощай Тина. Нет тебя. И правда, очень необычный случай!

Я открыла глаза.

И ойкнула от яркого света.

Закрылась ладонью.

– Уберите лампу, ну же, госпожа Приния! Посмотрите на меня. Вот так. Осторожно. Вы знаете, кто я?

– Врачеватель, – выдохнула я. – Господин Арьен.

– Прекрасно! – мужчина радостно всплеснул ладонями. – А свое имя вы помните?

– Конечно. Тина.

– Замечательно!

Я перевела взгляд с лекаря на свою тетку, скорбно застывшую на заднем плане, и не выдержала.

– Что происходит? Я заболела?

– Заболела! Да еще как! Несколько дней на грани, мы уж думали, не выкарабкаешься! Ты упала в реку, милая!

В реку? Ну да…

– Вы помните, как это случилось, Тина? – блеснул стеклами очков лекарь.

– Я… поскользнулась, – медленно произнесла я. – А там… нет ограды. Я не удержалась.

– Святые праведники! Сто раз тебе говорила, чтобы не бегала через мост! И вот!

Тетушка потрясла кулаком. Показывая, что именно – вот. Допрыгалась вот, непутевая.

Но я лишь прикрыла веки.

– А куртка? – на тебе была куртка, милая! И деньги! Откуда?

– Что? Я… не знаю. Не помню.

В комнате повисло напряженное молчание.

– Вероятно, кто-то помог девочке дойти до дома. Вряд ли девушка смогла бы осуществить это самостоятельно, вы ведь понимаете? – ровно произнес лекарь. – Но по неизвестной причине этот человек решил остаться безымянным. Что ж. Вы должны его благодарить. Теперь даже я не сомневаюсь в вашем выздоровлении, Тина.

Я промолчала.

Отвернулась к стене, чтобы скрыть усмешку.

Потому что соврала и тетушке, и почтенному лекарю. Я помню того, кто одолжил мне дорогую куртку на меху. И кто небрежно сунул в ладонь пачку купюр. И из-за кого я свалилась в обледеневшую реку.

Я все это прекрасно помню, хотя и не должна.

Ведь незнакомец постарался стереть мне память. Вот только что-то у него не вышло, и мои воспоминания остались при мне.

А еще – зарождающаяся злость. Из-за богатенького придурка я чуть не погибла! Мост закрыли, он не имел права по нему ехать!

И мне очень хочется снова увидеть этого урода, чтобы плюнуть ему в лицо!

Хотя даже сейчас, в своем полубессознательном состояние я понимаю, что это почти невозможно.

И, пожалуй, к лучшему.

***

После нескольких дней темноты я пошла на поправку. Причем так быстро, что врачеватель лишь поднимал куцые брови и многозначительно хмыкал. Навещать меня он перестал через неделю, правда, велел наведываться в лекарскую. Я, как здравомыслящая и ответственная девушка, эти указания честно выполняла. Но вот чего не понимала – это почему каждый раз врачеватель помимо стандартного осмотра ушей, носа и горла, простукивания легких и тому подобных манипуляций, прикладывал ко мне всем известный предмет – блестящий кругляш с несколькими стрелками, измеритель потенциала, или чаронометр, как называли его обыватели.

Не выдержав, я спросила.

– Что вы делаете? Мои данные снимали при рождении, а потом в десять лет, как у каждого ребенка. У меня нет и никогда не было чар, зачем вы снова проверяете показатели?

Лекарь задумчиво поднес к глазам блестящий кругляш, пожевал губы. И снова хмыкнул.

– Видите ли, Тина… Это покажется вам странным… и вполне возможно, напугает… но ваши показатели изменились.

– Что?

Честно говоря, я не сразу осознала сказанное. Чары – это некий внутренний потенциал. Получить его извне невозможно. Счастливчики, родившиеся с ним, относятся к привилегированному обществу, к Королевству Бездуш. Но я всегда была самой обычной, пустышкой – как презрительно именуют остальных людей заклинатели.

– Простите, но ваш прибор просто сломался, – нашла я разумную причину.

– Это вряд ли, – в десятый раздражающий раз хмыкнул лекарь.

– Но я пустая! Всегда была!

– И все же. Посмотрите сами, Тина.

Мужчина протянул мне кругляш. Тонкая стрелка на серебристом циферблате отклонилась на одно деление. Всего таких штрихов девяносто девять, и говорят, у самых сильных заклинателей стрелочка совершает полный оборот. Но такое бывает лишь у чистокровных, и то далеко не у всех.

А у меня – одно деление. Ничтожно мало для обитателей Бездуш. И невероятно много для пустышки с окраины.

– Но это невозможно! – закричала я.

Лекарь убрал чаронометр.

– Вы что-нибудь слышали о случайниках, Тина?

– Случайники? – растерялась я. Кажется, что-то такое нам рассказывали в школе. Признаться, Бездуш с его чудесами тогда был настолько далек от меня, что слушала я невнимательно. – Кажется, это те, чей потенциал возрос в результате несчастного случая? Удара молнией, например.

– Все верно, – довольно улыбнулся врачеватель, словно я продемонстрировала недюжинный ум. – Конечно, большинство заклинателей получают потенциал от рождения. Он передается по линии обоих родителей, как знаете. Поэтому заклинатели так рьяно оберегают чистоту крови. Чем сильнее чары у отца и матери, тем большая вероятность высокого потенциала у ребенка. Но иногда, очень редко, чары пробуждаются в пустом человеке. В результате случайности, рокового события на грани жизни и смерти. Это большая редкость, Тина. Но кажется, вам невероятно, немыслимо повезло. И ваш пустой сосуд наполнился!

Ледяной водой он наполнился, хотела сказать я, но промолчала.

У меня появились чары? Святые праведники, да неужели это возможно?

– Я что же… – ахнула, начиная осознавать. – Я что же теперь… потеряю душу?

Лекарь досадливо поморщился. Конечно, как любой образованный человек, он не признавал неофициальное название столицы нашего королевства.

– Не говорите глупостей, Тина, вы ведь не сельская девчонка! Обладатели чар не бездушны.

– Но все знают, что чары располагаются как раз на месте души, – я растерянно ткнула пальцем себе в грудь. – И ее они отдают взамен способности колдовать!

– Заклинание – сложный процесс и результат работы разума! – недовольно протянул мужчина. Похоже, его мнение обо мне резко скатилось до уровня бездновой впадины. – Разума, а не эфемерной души, существования которой пока никто не доказал!

Он поднялся, недовольно косясь на меня. Похоже, экзамен на тот самый разум я все-таки провалила. Ну и ладно.

– Постойте… я что же теперь… заклинательница?

– Пока вы лишь девушка со слегка подросшим потенциалом чар. Ничтожным, но все же. Без знаний и тренировок он совершенно бесполезен. И вообще может оказаться лишь временным явлением. Ну, а что вам делать… Вам следует сообщить в Магистерию Чар о вашем удивительном случае. В обязательном порядке.

На окончательное осознание новой реальности и моего нового положения ушло еще две недели. Честно говоря, я до последнего думала, что почтенный лекарь ошибается. Или что его чаронометр неисправен. Я не ощущала в себе изменений, лишь порой тянущую боль в груди, словно отголосок той, что пронзила меня во льду. Но это лишь фантомная память – непонятно и заумно объяснил врачеватель. Мои легкие и внутренности были совершенно здоровы. Купание в реке не оставило после себя неприятных сюрпризов.

Только вот чары…

Сколько я ни всматривалась в зеркало, не замечала там новой Тины. Все та же девчонка – глаза светло-карие, с лукавыми золотистыми искорками, волосы светлые, кудрявые и растрепанные, фигура с необходимым набором впадин и выпуклостей. Нос вздернутый, улыбка во все зубы и вечно не к месту. Симпатичная, как мне всегда казалось. Но понятно, невероятно далека от красавиц из-за ажурной ограды. Девушек из Бездуш я видела не так уж и много, ведь они не приходили в мастерскую тетушки за новыми платьями и не покупали булочки в пекарне Хромого Роба. Изредка они проносились по улице на блестящих мобилях, да и то случайно. И в затемненных окнах виднелись горделивые и безупречные красавицы, бросающие на окраину удивленно-снисходительные взгляды. Словно обитательниц шикарных транспортных средств удивляло само существование подобного места, а тем более – людей, бесполезно топчущих брусчатку.

И разве есть у меня с ними что-то общее?

Конечно, нет.

Однако в Магистерию я все-таки пошла. Больше для того, чтобы окончательно удостовериться – нет у меня никаких чар. И продолжить жить, как прежде – спокойной и понятной жизнью.

Со мной собралась тетушка. Моя родственница никак не могла прийти в себя от бед, свалившихся на дитятко – то есть меня. И поглядывала жалостливо, и все норовила подсунуть какую-нибудь вкусность, хотя я давно выздоровела и вообще ощущала себя прекрасно. Отделаться от тети я не смогла, так что с утра в понедельник надела свое лучшее платье – синее, длиной ниже колен, с белым бантом у горла, плотные шерстяные чулки, ботинки со сбитыми носами, и старую куртку. Осмотрела себя в зеркало. Скривилась. Подол висел тряпкой, и мои торчащие из колодок обуви ноги смотрелись тонкими веточками, а потрепанная куртка портила и без того неприглядную картину.

К платью нужно пальто, но оно осталось в недрах ледяной реки…

На миг взгляд остановился на черной коже, качающейся на крючке моей комнаты. Мужская куртка. Чужая. Едва уловимо пахнущая чем-то свежим и горьким. Парфюм из какого-нибудь салона ароматов, где бумажки с ценами пугают рядом цифр. Бархатная подкладка. Скромная бирка известной и дорогой фирмы на изнанке.

За прошедшие дни я изучила куртку вдоль и поперек. Никаких бумаг или опознавательных документов. Незнакомец, столкнувший меня в реку, не оставил следов. Лишь куртка, деньги за причиненные неудобства, и приказ все забыть. Приказ, подкрепленный магическим внушением. Вот только я почему-то помнила.

О том, что на самом деле случилось на мосту, я не рассказала ни лекарю, ни родственникам. Потому что понимала – не стоит. Незнакомый парень принадлежал другому миру, миру Королевства Бездуш, а я с детства усвоила – соваться к таким не стоит. Они сильнее и злее. Не зря кварталы за ажурной оградой прозвали так, ох, не зря. Сильные мира сего не знают жалости, а заклинатели – и подавно.

Но иногда, поглаживая бархат внутри куртки и вдыхая дразнящий аромат, я сжимала кулаки, размышляя о владельце этой дорогой вещицы. Как легко он сбросил ее с плеч! Подачка, призванная заткнуть мой рот!

– Сволочь, – шептала я, надевая куртку и поднимая воротник. – Что б тебя… Попался бы ты мне!

И снова встали перед внутренним взором злые зеленые глаза и искривленный от досады рот.

– Тина, ты готова? – тетя выдернула меня из мрачных мыслей, появляясь на пороге комнаты. – Ты еще даже не одета! Ну что за девчонка непутевая!

Меня мигом закутали в шарф, натянули на лоб вязаную шапку с пушистым помпоном, и решительно потащили на улицу. С утра небо заволокло низкими тучами, осень лениво присыпала город мелким снежком. Я глубоко вдохнула острый воздух и вслед за тетей двинулась к станции. Магистерия находилась на другом конце города, за ажурной решеткой. Ехать пришлось на звенящем от напряжения и магии составе, место в нем дешевле, чем в наемном мобиле. За окном потянулись привычные и родные улочки – кривоватые, не очень чистые, с невысокими домами и завешенными сохнувшим бельем балкончиками. Узкие проулки, ставни, выкрашенные в кирпичный и зеленый цвет, выбитая брусчатка. Скамейка возле чайной, где меня впервые поцеловал мальчик, водонапорная колонка за углом, где я истово терла губы, отмываясь от позора! Мой мир. Привычный и понятный.

Но стоило гудящему вагончику вкатиться по рельсам на территорию Бездуш, улицы волшебным образом преобразились. Словно кто-то стер безжалостной рукой привычное зелено-серое и щедро плеснул многоцветия. Мне редко доводилось бывать за оградой, так что я прилипла к окну, рассматривая величественные здания с витыми колоннами, арками, статуями и витражными окнами, таращась на нарядно одетых пешеходов, а один раз даже увидела виверну – зависшую над открытой галереей, что растянулась между двумя домами.

Правда, потом меня отпихнули от окна более наглые пассажиры, и дальше пришлось разглядывать спины и лица наших спутников, которые, как и мы с тетей, решили сегодня посетить Бездуш.

– Станция Магистерия! – звонко объявил женский голос, тетя подпрыгнула и вытащила меня на улицу.

Вагончик уехал, а мы остались возле огромных кованых дверей, ведущих в святая святых. Здесь измеряли чары. Здесь рушились надежды. Здесь ткались судьбы тысяч людей. Ведь проклятая черточка на блестящем измерителе была способна возвысить человека или облечь на жалкое существование.

Тетушка благоговейно застыла, сложив руки. Я потопталась рядом, тоже пытаясь приобщиться к прекрасному, но выдержала недолго.

– Тетя, ну пойдем уже! Холодно, к тому же мы мешаем проходу! Хватит взирать на эту дверь так, словно она ведет прямиком в чертоги святого Фердиона!

Родственница наградила меня хмурым взглядом и вздохнула.

– И в кого ты такая язва, Тина? Впрочем, знаю, в кого. Конечно, в матушку, да будь благословен ее прах! Мой бедный брат женился на ней, лишь бы та замолчала! И ты такая же!

Я отмахнулась от беззлобного бормотания и толкнула дверь. За ней обнаружился приемный зал, расходящийся паутиной бесконечных коридоров и комнат. Симпатичная служащая в ответ на наше бессвязное блеяние споро заполнила какие-то бланки и сунула мне в руку что-то светящееся.