Пособие по игре в прятки Рожкова Анна

Если нужно что-нибудь спрятать, лучше всего положить это на самое видное место, потому что там его искать не придет в голову никому.

Бернар Вербер «Муравьи»

Солнце едва позолотило шпиль старинной ратуши, как из-за полуприкрытой занавески показался остренький носик вдовы Фишер. Ее цепкий взгляд, проигнорировав красоты природы, впился в припаркованный во дворе соседнего дома автомобиль. Сделав стойку, словно почуявшая запах дичи гончая, она кинулась к выходу. «Вернулся полковник Келлер», «Полковник приехал»: новость облетела городок со скоростью лесного пожара.

– Совсем нас полковник позабыл, – укоризненно произнес мэр, поправляя перед зеркалом белоснежную манишку.

– Ах, дорогой, он такой душка, – парировала жена, на минуту оторвавшись от созерцания видавших виды прелестей и мечтательно закатив глаза.

– Душка? – мэр задумчиво пожевал усы. – Пожалуй… и все же он непростительно долго нас не навещал, – мэр любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Новость не на шутку всполошила местное общество, даже невозмутимая гладь Боденского озера пошла рябью. Фрау, с оханьем держась за поясницу, извлекали из недр шкафов пропахшие нафталином платья, вышедшие из моды лет двадцать назад. Брадобрей сбился с ног, обслуживая почтенных герров, выстроившихся в длинную очередь. Фройлян вынимали из пупков пирсинг и безуспешно пытались скрыть подростковое акне неумелым макияжем.

И только виновник сего переполоха, эксцентрик, бонвиван (не путать с павианом) и большой оригинал оставался невозмутим. Закутанный в махровый халат, он расположился на террасе, наслаждаясь ароматом утреннего кофе и нежными лучами весеннего солнца. Полковник пребывал в благодушном настроении, напевал под нос бравурную мелодию и то и дело окунал усы в чашку.

Закат был волшебный, розовые небеса нехотя отдавали уставшее светило океанской волне, ласково шелестел прибой, из близлежащего кафе доносилась музыка.

– Пошли ужинать? – очарование вечера лопнуло, словно мыльный пузырь.

Я молча кивнула и, собрав манатки, мы с подругой, разомлевшие от жары, поплелись к отелю. Наша первая поездка в Таиланд, подарок родителей на мое восемнадцатилетие, море впечатлений, сотни селфи и «все включено». А еще… моя первая безответная любовь. Кажется, не только моя, судя по взгляду подруги, она готова была его съесть. Вместо десерта. Он сидел за соседним столиком и о чем-то мило беседовал с двумя норвежскими или шведскими богинями. Ключевое слово здесь – богини, национальность второстепенна. Обе могли похвастаться блондинистыми волосами, ногами от ушей, грудью третьего размера (что подозрительно при их исключительной стройности) и зубами, которые могли поспорить белизной с унита… с жемчугом. Это я от зависти. Подруга вздохнула и вонзила зубы в какой-то экзотический фрукт. Готова поспорить, в этот момент она представляла шею одной из прелестниц. Взгляды всех мужчин и женщин были устремлены к их столику. Я не чувствовала вкус мороженого, в мечтах я проводила холодным языком по его шоколадной груди, видневшейся в вырезе белой рубашки. Мороженое неожиданно закончилось, я с сожалением поскребла ложкой по дну. Он поднялся. О, боже! Кажется, он идет к нам. Не может быть! Рука подруги с булкой в руке зависла в воздухе. От волнения я сильнее заскребла ложкой о дно. Идет мимо? Нет, к нам.

– Hello, girls? Can I have a seat?

Наши лица говорили красноречивее слов.

– Sure, – пискнула я.

Мы о чем-то говорили, вернее, он говорил. У меня язык прилип к небу, я только глупо улыбалась и кивала невпопад. Улучив момент, показала язык свергнутым с Олимпа богиням. Он заказал нам выпить. Алкоголь усилил нереальность происходящего. Сон. Скоро я проснусь в своей кровати в Западном Сассексе и начну собираться в школу. Мама соберет мне ланч-бокс, папа поцелует в щечку… Он только что меня поцеловал? Что это было? Я хихикнула, щека в месте поцелуя горела, ноги я перестала чувствовать еще полчаса назад. Кстати, его звали Стив. Американец. Приехал… Приехал коллекционировать сердца провинциальных дурочек и носить их на той веревочке, что виднелась на загорелой шее. Потом мы выпили еще и еще… меня совсем развезло. Он что-то спрашивал. Что-то насчет моей экзотической внешности. Он назвал ее экзотической? Не может быть.

– Мама – русская, отец – японец. Да, весьма странная смесь. Живу в Великобритании. «Боже, какая скука». – Сказать что-нибудь по-русски? Охотно! Я тебя люблю. Что я сказала? Давай выпьем еще, конечно.

Томная южная ночь, калейдоскоп огней и его лицо напротив кружились, словно в карусели. Расплата настигла меня почти сразу, как мы с подругой добрались до номера. Как мы, кстати, добрались? Меня вывернуло, едва я добралась до унитаза, голова грозилась треснуть, карусель уже не казалась веселой. Всю ночь я провела, не отходя от белого друга, а наутро обнаружила себя лежащей пластом в постели. Подруга, проворчав что-то насчет того, что «кто-то не умеет пить», поправила очки на толстой переносице и гордо удалилась, громко хлопнув дверью. Я осталась наедине с собой и невеселыми мыслями: «Что он обо мне подумает? Вдруг я его отпугнула». В полдень раздался настойчивый стук в дверь. Видимо, я ненадолго задремала, стук отозвался болью в голове. Я застонала и решила не открывать. Визитер не унимался. После третьего стука я накинула халат и потащилась к двери, бормоча проклятия. За дверью оказался… букет. Шикарный букет из орхидей и каких-то еще цветов, я в них не сильна. Из-за букета появилось улыбающееся лицо тайца. Слава богу, курьер. Я испугалась, что пришел Стив, а я в таком виде… сами понимаете. Пробормотав благодарности и вручив чаевые, после чего улыбка посыльного стала еще шире, я захлопнула дверь и рухнула на кровать: ноги предательски подкашивались, а в голове бил пульс. Букет, источая чарующий аромат, лежал рядом и усиливал головную боль. Я протянула ослабевшую руку за карточкой. Стив: «буду ждать тебя на пляже в семь». Господи, который час? Почти два, а я выгляжу так, что краше в гроб кладут. Не прийти? Ну уж нет, как любит говаривать моя русская мама: «отрубите руки-ноги, я на ж… меняем «ж» на «п», все-таки у нас приличное литературное произведение… попе приползу». Всего-то какое-то похмелье. В половине седьмого я, под недовольные комментарии вернувшейся подруги, которую бросали на произвол судьбы, мерила платье.

– Лучше скажи, какое лучше, белое или зеленое? – Я попеременно подносила к себе то одно, то другое.

– Зеленое подчеркивает зеленый цвет лица, – выдавила подруга, – надевай то, которое удобнее снимать.

– Снимать? – Я грозно глянула на подругу. Надо сказать, я все еще оставалась девственницей и не то, чтобы сей факт меня сильно тяготил.

Без пятнадцати семь я, облаченная в белое платье, летела к своей судьбе, небезосновательно задаваясь вопросом, почему, собственно, я? Иллюзий по поводу своей внешности я не питала: среднестатистическая фигура, обычное лицо. Потом я увидела его и весь здравый смысл выветрился из моей юной, наивной, похмельной головы. Он тоже был в белом, это не просто совпадение, это – знак. Стив подал мне руку. О, господи. Он организовал столик. Прямо на пляже. Все, как полагается: скатерть, официант. Столик поставили на специальный постамент, чтобы ножки не проваливались в песок. Стив помог мне сесть, занял место напротив. До меня доносился запах его парфюма, улыбка обволакивала, легкий океанский бриз мягко овевал плечи.

– Думаю, обойдемся без алкоголя? – заговорщически прошептал Стив, наклонившись ко мне через столик.

Мои щеки были ярче, чем поданный лобстер. «Я все еще здесь? Может, умерла вчера от алкогольного отравления?» Незаметно ущипнула себя под столом. «Какая же я все-таки дура». Подошла очередь десерта. Официант поднес какой-то сладкий шедевр, сзади заиграли музыканты.

– Сюрприз, – пропел Стив, – Ты довольна? – «Довольна ли я? Да я уже в раю». – Выйдешь за меня? – он встал на одно колено, открыл красную бархатную коробочку, обращенное ко мне лицо выражало мольбу. Если я не умерла вчера, это произойдет сегодня, прямо сейчас. Мои глаза увлажнились, и я упала в объятия своего будущего мужа. Исчез официант, испарились музыканты, стихли разговоры туристов. Остались лишь далекие звезды и Стив, такой родной, такой беззаветно любимый. Он привлек меня к себе, страстно целовал, словно усталый путник, припавший к живительному источнику. Стив так долго меня искал, все свои двадцать шесть лет. У нас непременно будет трое детей, маленький домик и собачка.

– Я люблю кошек, – счастливо смеялась я.

– Значит, кошка, любовь моя, – он был со всем согласен. – Пять.

– Детей или кошек? – я еще могла шутить.

Мое белое платье очутилось на песке, а я сама на заботливо постеленном покрывале. Надо же, все предусмотрел. Даже презерватив. «А как же пять детей?» Но я так его хотела, что с детьми можно было повременить.

– Я девственница, – шепнула я.

Он на минуту отстранился.

– Не может быть. Я люблю тебя еще больше, – «Как это трогательно». Хотелось быть на высоте, а не казаться провинциальной дурочкой. Я старалась. Громко стонала и извивалась, как в кине для взрослых. Не знаю, оценил ли мои старания Стив, но луна стыдливо спрятала свой круглый лик за облака. Было… приятно, не более того, из глаз не посыпались звезды, душа не вылетела из бренного тела. Стив был неутомим, то ли он решил произвести на меня впечатление, то ли я перестаралась со своей игрой, но наутро я чувствовала себя как черепашка без панциря. Как себя чувствует черепашка без панциря? Понятия не имею, но, думаю, не очень хорошо. Перспектива совместной жизни стала казаться менее радужной, а вероятность заиметь от любимого пять детей откровенно пугала. Но, чего не сделаешь ради любви? Видимо, эта жертвенность передалась мне по русской линии. Чего только «Анна Каренина» стоит. Вот это чувства, вот это любовь. Или там не о жертвенности? Ладно, вернемся к нашим баранам. Вернее, барану, а если быть совсем точной, овце, которая лежала на тонком покрывале и млела в объятиях мужчины ее мечты. Мы строили планы, Стив рассказывал о своей родне, и я уже видела себя в США – в этой великой, свободной стране. Все было хорошо, только послезавтра мне возвращаться в Англию, которая сразу стала казаться душной и старомодной. Стив уверял, что все поправимо, совсем скоро мы снова будем вместе, нужно только немного потерпеть.

Любимый преданно ухаживал за мной весь день, предвосхищал мои желания и стойко терпел мою подругу.

Наш рейс улетал утром. Стив, несмотря на ранний час, приехал нас проводить. Восхитительный, несмотря на заспанный вид, (ночью мы почти не спали), он привлекал взгляды всех женщин и даже нескольких мужчин. Я была горда, ведь он только мой. Мы стояли в очереди на регистрацию, когда любимый отозвал меня в сторону.

– Дорогая, – начал он с улыбкой, – у меня к тебе небольшая просьба.

– Конечно, – я была заинтригована.

– Неподалеку от тебя живет мой друг, – продолжил он.

– Друг? В Южном Сассексе? – удивленно спросила я.

– Не перебивай, – раздраженно ответил Стив. – В общем, я хочу передать ему небольшой сувенир. Только не спрашивай, что, это сюрприз, для тебя, – он вовремя предвосхитил мои дальнейшие вопросы, – потом все узнаешь. Ты же мне не откажешь? – он заискивающе улыбнулся.

– Конечно, нет, – поспешно ответила я. «Я готова за него жизнь отдать, а тут такая мелочь». Я сунула сверток в чемодан и обняла Стива за талию, купаясь в лучах завистливых взглядов. Первая регистрацию прошла подруга. Подошла моя очередь. Стив помог уложить чемодан на ленту. Что-то пошло не так. Два мужчины в форме схватили меня под локти и практически поволокли через зал. Я растерянно огляделась вокруг в поисках Стива, но его нигде не было видно. Меня завели в заднюю комнату где-то в здании аэропорта и оставили одну. В комнату вошли две женщины: одна в форме, другая в гражданском.

Женщина в форме что-то залопотала на своем птичьем, предположительно тайском. Вторая перевела:

– У вас в багаже было обнаружено двести граммов героина.

– Героин? У меня? – от шока я ничего не соображала.

– Согласно законам Таиланда, вы будете арестованы до выяснения всех обстоятельств. Раздевайтесь. – Переводчик смотрела сочувственно, но ничего не могла поделать.

– Как раздеваться?

– Догола. – «О, боже». Такого унижения я еще не испытывала. Пока тайка в перчатках обыскивала самые сокровенные уголки, по моим щекам катились слезы.

– Воды, – заикаясь, попросила я, когда экзекуция была окончена.

Затем на меня надели наручники и куда-то повели. Из-за застилавших глаза слез все было, словно в тумане. Конвоиры вывели меня из здания и практически силой запихали в машину с зарешеченными окнами. Наручники больно терли запястья, вдобавок, машину сильно трясло, и я то и дело билась всеми частями тела, один раз нас тряхнуло с такой силой, что я больно ударилась головой и, видимо, потеряла сознание. Очнулась я, когда те же два сопровождающих с одинаковыми, ничего не выражающими лицами, вытаскивали меня из машины. Мы оказались перед большим серым зданием. «Тюрьма». Все тело ныло, вывихнутые плечевые суставы ломило, раскалывалась ушибленная голова. Меня вели по длинным коридорам, пропахшим мочой, потом, унижением и страхом. Как я мечтала оказаться в унылой и старомодной Англии. Наконец, меня подвели к одной из камер, молча сняли наручники и толкнули внутрь. Тяжелая железная дверь захлопнулась.

***

Праздник в доме полковника Келлера был в самом разгаре. Раскрасневшийся мэр любезничал с одной из миловидных молодых особ. «Когда они успевают вырасти и так похорошеть?» – благодушно рассуждал он. Супруга азартно играла за одним из столиков в преферанс. Мэр подхватил два бокала с шампанским и протянул один своей визави. «Как приятно угощать даму, особенно за чужой счет», – подумал он.

– А где же наш дорогой хозяин? – вопросил один из гостей, жуя канапе с красной икрой.

– Где же полковник? – засуетились гости.

– Друзья мои, – полковник эффектно появился на балконе второго этажа, – рад снова приветствовать вас в своем доме. – Раздались бурные аплодисменты.

– Позвольте сказать приветственное слово, – мэр откашлялся. – Наш глубокоуважаемый полковник, от лица всех присутствующих хочу поблагодарить вас за столь любезный прием и высказать свое глубочайшее почтение. А также, – он выдержал паузу для пущего эффекта, – пожурить вас за то, что вы, во-первых, так долго нас не навещали, а, во-вторых, не сообщили заблаговременно о своем визите, тем самым лишив нас возможности организовать встречу. – Мэр посмотрел вокруг, ища поддержки.

– Полно вам, господин мэр, – полковник спустился и фамильярно похлопал его по плечу. – Давайте веселиться, – он поднял и резко опустил руку, дав знак музыкантам. Раздались робкие звуки скрипки, подхваченные роялем и контрабасом.

Полковник, по традиции, подошел к супруге мэра и, поклонившись, пригласил на танец. Зардевшись, она вложила свою затянутую в перчатку руку в, на удивление, изящную ладонь полковника. Первая пара закружилась в танце. На паркет стали выходить одна пара за другой.

***

В камере было темно и сыро, в маленькое оконце под потолком едва пробивался солнечный свет. Стояла гробовая тишина, тяжелая дверь не пропускала звуков извне. Кровать у стены, нужник в углу – вот, собственно, и вся обстановка. Я размяла руки и, поборов брезгливость, упала на постель. Еще вчера была счастлива и любима, а сегодня я здесь. Не зря говорят: «От тюрьмы и сумы не зарекайся». Стало жаль себя, я снова заплакала. На смену слезам пришла злость, с мыслью: «Да как они смеют так поступать с гражданкой Британии», я вскочила и стала что есть мочи колотить кулаками в дверь. Конечно, никакого результата это не принесло, кроме того, что к головной боли добавилась боль в руках. Я смирилась со своей участью и вернулась на кровать. Наверное, задремала после всех перипетий, потому что разбудил меня скрежет двери, в окошке показалась миска с какой-то дурно пахнущей баландой и стаканом воды. Воду я выпила, от баланды отказалась.

– Я требую адвоката, – заорала я услышанную в фильмах фразу, но добилась только того, что миска исчезла, а окошко захлопнулось.

Стемнело, наступил вечер. Я жалела, что отказалась от баланды, желудок громко урчал, требуя еды. «Стив? Где же ты?» Я верила, что мой герой в доспехах вскоре явится и заберет меня отсюда, предварительно надавав тумаков обидчикам. Окошко снова заскрипело: появилась миска с жидкой водянистой кашей и стаканом воды. От каши я снова отказалась. От скуки стала представлять, что сейчас делают мама и папа, как они волнуются, что я не вернулась. Подруга уже, наверняка, рассказала о моих злоключениях. Уж мама-то с папой поднимут всех на уши, чтобы вытащить меня. От этой мысли стало легче. Через какое-то время дверь открылась, вошли два конвоира с одинаковыми лицами, штампуют они их, что ли? Мне снова надели наручники и повели по коридору. «Ну, наконец-то. Наверняка, разобрались, кто здесь главный злодей и сейчас меня отпустят», – обрадовалась я. Наручники немного смущали, я не успела придумать разумного объяснения, как оказалась в небольшой комнате. Сердце забилось, я ожидала увидеть Стива, но вместо него сидела какая-то унылая женщина европейской наружности. Меня усадили на стул и, к моему большому облегчению, сняли наручники. Один из сопровождающих остался стоять у двери, буравя глазами стену напротив. Женщина по-английски назвала мое полное имя, и представилась сама: сотрудник посольства Великобритании в Таиланде с таким же длинным и унылым именем, как она сама. Я чуть не прослезилась, увидев соотечественницу в этих мрачных стенах.

– Как так получилось, что у вас нашли героин? – Она достала блокнотик и ручку, приготовившись записывать. Я задумалась, сказать правду – значит подставить Стива. Не сказать правду, значит – выкручиваться самой. Я была уверена, что справлюсь сама. «Вот Стив удивится!» Я решилась.

– Понятия не имею. Мы с подругой… – я начала свой долгий скучный рассказ, от чего длинное лицо представителя посольства вытянулось еще больше.

– Вы отрицаете свою вину? – бесцветным голосом спросила она.

– Полностью, – уверенно произнесла я. – Когда меня отсюда выпустят?

– Деточка, – она подняла на меня удивленные глаза, – боюсь, что нескоро, если выпустят вообще.

– Как? – из меня словно выпустили весь воздух.

– Таиланд – полицейское государство…

– Но, я же гражданка Великобритании, – дрожащим голосом перебила я.

– Вы совершили преступление на территории Таиланда, вас будут судить по законам этой страны. Наркотики – одно из самых тяжких преступлений.

– Судить? – Я решилась, словно в омут головой: – Его звали Стив… – Она внимательно выслушала, сделала пару записей в блокноте и собралась уходить. – Подождите… – с мольбой попросила я. Как же не хотелось ее отпускать, она была словно тонкая нить, связывающая меня с домом, с родителями, со всем, что я любила. – Это как-то поможет?

– Вряд ли. Это сложно доказать, кроме того, вы не знаете об этом Стиве практически ничего. Его уже наверняка и след простыл. Мне очень жаль. Мы сделаем все, что в наших силах, но, вы сами должны понимать… Вы давно ели? – вдруг спросила она. – Мой вам совет – поешьте, для борьбы нужны силы.

Я вняла совету. Мой нынешний образ жизни мало отличался от растительного: поела, полежала, походила, снова легла, растения хотя бы осуществляют фотосинтез, я же бесполезна, с какой стороны ни посмотреть. Злость уступила место апатии. Ночи сменялись днями, никто не тревожил моего одиночества, про меня словно забыли, вычеркнули из всех списков. В один из дней пришла мужик в юбке: пришла или пришел? Снова куда-то повели. Душ. Я с удивлением обнаружила, что от меня воняет. Господи, как же я отвыкла от простых человеческих радостей. Иногда мне казалось, что еще немного, и я сойду с ума. На следующий день меня привели в ту же комнату для свиданий. «Помыли, чтобы не оскорблять нюх посетителя». На стуле сидела женщина неопределенного возраста. Идеальные черты лица, черные блестящие волосы, стильные украшения. Во внимательном взгляде читался ум.

– Хочешь выйти? – просто спросила она. Я насторожилась.

– Это шутка? – я так давно не открывала рот, что не узнала собственный голос.

– Хочешь ему отомстить? – она буквально впилась в меня глазами. Я кивнула. – У тебя будет такая возможность, – она замолчала.

– Но?

– А ты умная, – усмехнулась она, подаваясь вперед. – Понимаешь, что просто так ничего не бывает. Тебе придется отказаться от родины, от родителей, даже от себя самой. Ты перестанешь существовать.

– Это меня не пугает. Я уже перестала существовать.

– Подумай, приду завтра, – она поднялась.

– Согласна, – прохрипела я.

У меня появилась надежда, маааленький лучик. За мной пришли на следующий день, выдали чистую одежду: белье, простое хлопчатобумажное голубое платье, сабо. Даже деликатно подождали за дверью, пока я оденусь. Наручники надевать не стали. На улице ждал автомобиль: легковушка, за рулем таец. Я села в салон, один из конвоиров закрыл за мной дверь. «Какая любезность». Машина плавно тронулась. Я жадно впитывала пейзаж: незнакомый, кричаще яркий. Как же мне не хватало неброской английской красоты: пряничных домиков, сдержанных красок, милой сердцу серости, за которую многие иностранцы недолюбливают нашу страну. Мы ехали довольно долго, наконец автомобиль подъехал к широким воротам, скрывающими огромную территорию. Я вышла из машины и огляделась: взгляду не за что было уцепиться, настолько все было безликим: здания, пальмы, газон, мощеный брусчаткой двор. Двери одного из одинаковых серых зданий плавно разъехались, впуская меня. Меня встретила девушка примерно моего возраста, одетая в такое же голубое платье и такие же сабо. «Секта?» – мелькнула в голове мысль.

– Идем за мной, – прошелестела она. Мы дошли до конца выстланного ковролином коридора и поднялись по лестнице на второй этаж. Девушка открыла одну из дверей и пропустила меня вперед. За большим столом сидела незнакомая мне женщина неопределенного возраста: невыразительные черты лица, ни грамма косметики, никаких украшений, волосы длиной до плеч свисали некрасивыми прядями.

– Рада, что ты с нами, – она улыбнулась, и я с удивлением узнала свою вчерашнюю посетительницу. – Удивлена? – она засмеялась, довольная произведенным эффектом. – Ты сможешь так же, а, может, даже лучше. У тебя идеальная внешность, можно нарисовать все, что угодно. – «Идеальная внешность? Где-то я уже это слышала. Стив». Догадка пронзила меня:

– Стив? – выдавила я. Она кивнула:

– Один из наших вербовщиков.

– Значит замужество, наркотики, тюрьма…

– Даже женщина из посольства, – продолжила она, улыбаясь.

– Да как… – задохнулась я. – Я ухожу, – решительно поднялась.

– Слишком поздно, – она покачала головой. – От нас так просто не уходят.

– Ненавижу… – прошептала я.

– Это хорошо, – она продолжала улыбаться, – ненависть придаст тебе сил.

Я действительно попала в секту. Нас держали в информационном вакууме. Кого, нас? Меня и еще девять девушек. Мы жили в одном из серых двухэтажных зданий, каждая в своей комнате, общаться нам не разрешалось. Телевизора у нас тоже не было. Все дни были расписаны поминутно: помимо школьных предметов мы изучали пять языков, боевые искусства, этикет, маскировку, игру на музыкальных инструментах, занимались танцами, рисованием, экстремальным вождением, пели и вышивали. По своим комнатам мы расходились с наступлением ночи, принимали душ и ложились спать. После девяти вечера включать свет не разрешалось, но это правило было лишним, я засыпала, едва коснувшись головой подушки. В воскресенье был выходной. Мы чинили свою одежду, убирали в комнатах, после обеда разрешалось почитать книгу, одну из рекомендованных учебной программой. В конце года предстояло сдавать английскую литературу, поэтому выбор книг был закономерен. Успешная сдача всех экзаменов гарантировала переход в следующий класс. После первых испытаний две девушки пропали.

– Где Рози и Эстер? – спросила я у Кары.

– Их перевели, – лаконично ответила она, отводя глаза. Я старалась не думать о том, что с ними стало.

Кара была не только директором школы, она преподавала искусство маскировки. На первое занятие в класс вошел старик с палкой, он сильно припадал на одну ногу. Вдруг сильно закашлялся и едва не упал. Я подбежала и ухватила старика за локоть, довела до стула и помогла сесть. Он с облегчением опустился на стул, вытянув больную ногу.

– Спасибо, деточка, – сказал он голосом Кары. Мы обомлели. Старик засмеялся, снял парик, усы, отклеил нос, стер влажной салфеткой морщины, распрямился и даже стал выше ростом. Несмотря на мою ненависть к Каре, ее предмет был самым любимым. Я с нетерпением ждала ее прихода в класс, каждый из которых превращался в шоу: кем она только ни была, всех не перечесть, от простых людей она перешла на известные личности: Мадонна, Мерилин Монро, даже Дональд Трамп. На каждом занятии Кара повторяла: «Ваша способность маскировки может однажды спасти вам жизнь».

– Вы готовы, – торжественно произнесла она, когда минуло четыре года обучения и из десяти нас осталось четверо. – Давайте выпьем за это, – мы подняли бокалы. – Завтра жду вас в своем кабинете.

– Держи, – она протянула мне конверт, – здесь твой паспорт, деньги на первое время, права, техпаспорт на автомобиль, ключи от машины и съемной квартиры в Санкт-Петербурге, билет на самолет, адрес электронной почты. Все остальное будет ждать тебя в квартире. Как только доберешься, зайди на почту. Там тебя будет ждать задание. Желаю удачи!

Я проигнорировала ее протянутую руку.

– А Стив? Вы обещали.

Она кивнула.

– Он мне пока нужнее, чем ты. Докажи, что можешь быть полезнее.

Она отвернулась. Разговор был окончен. Я взяла конверт и покинула школу, в которой провела четыре долгих года. Внутри была пустота, впереди – неизвестность.

Самолет набирал высоту, когда я наконец удосужилась взглянуть в свой паспорт. Меня зовут Анна Ли. Экзотичное имя для девушки с идеальной внешностью. «Что ж, весьма символично». На этом я подоткнула под голову подушку и мирно задремала в преддверии новой жизни.

***

Три почтенные дамы собрались у вдовы Фишер, чтобы обсудить за чашкой чая вчерашний прием у полковника Келлера. Ни одна из них не была удостоена приглашения, но это не мешало им смаковать просочившиеся подробности.

– Вы слышали, у полковника подавали устрицы? – начала одна.

– Говорят, из доставили самолетом из Франции, – тут же подхватила другая.

– Жена мэра изрядно набралась, – выбросила один из козырей вдова.

– А любовник изрядно проигрался в карты.

– Что же делается, что делается, – покачала головой одна из приятельниц, – вот в мою молодость…

Но слушать про молодость соседки никому было неинтересно, в отличие от загадочной фигуры полковника. Фигура у него, надо сказать, была самая обыкновенная: не высокая и не низкая, но подтянутая и стройная, с военной выправкой. Вдова Фишер, которая почувствовала, что разговор зашел не в то русло, вернее, покинул нужное ей русло, перебила товарку:

– Вы слышали, говорят, полковник больше не будет устраивать приемов, – почувствовав интерес подруг, она выдержала театральную паузу и трагическим шепотом продолжила, – говорят, он разорен!

– Как же так?

– Не может быть… – Кумушки не на шутку взволновались.

– Поверьте, информация из проверенных источников, – вдова зачем-то подняла костлявый палец.

Вдруг дверь полковника Келлера отворилась, и на пороге показалась его помощница. Все трое прильнули к окну. Помощница, довольно молодая, но удивительно невзрачная, вытряхнула коврик и захлопнула дверь, едва не прищемив три любопытных носа.

– Я слышала, – сказала после паузы одна из подруг, – что эта девица – его племянница.

– А почему она всегда в черном? – полюбопытствовала одна из почтенных особ.

– В трауре, ясно же, – ответила другая.

– Как я, бедный мой Хайнц, – Фрау Фишер промокнула кружевным платочком набежавшую слезу.

– Любовница она его, вот что я вам скажу, – с уверенностью заявила третья, повергнув в шоковое состояние двух других.

– Не может быть, – выдохнула вдова.

– Точно вам говорю. Он же не ездит без нее никогда, – авторитетным тоном заявила она.

Вдова с неудовольствием почувствовала, что одна из подруг перетягивает одеяло на себя:

– Не верю, – заявила она, ударив сухоньким кулачком по столу, так, что звякнули серебряные ложечки в чашках, а обе подруги испуганно охнули, – Вы ее видели? Она же страшна, как смерть, а полковник – мужчина видный. – Внеся свою посильную лепту, вдова с удовольствием сделала глоток чая.

Никто не видел полковника и помощницу вместе. Последняя была слишком скромна, если не сказать робка.

Тут раздался стук в дверь, и обескураженная вдова внесла в комнату ожидавшим соседкам коробочку свежайших безе, перевязанную большим кремовым бантом.

– От полковника Келлера, – дрожащим голосом произнесла она.

***

Новая жизнь началась с имени на моей электронной почте: «Роман Кротов». Я пожала плечами: имя ни о чем мне не говорило. Вот если бы была написано Чарльз Диккенс или, на худой конец, Уильям Теккерей. А тут какой-то Роман Кротов. Я полезла в Интернет. Страницы пестрили его интервью, скандальными заявлениями, фотографиями. А он ничего, не Стив, конечно, но все же. И что мне с ним делать? Для начала познакомлюсь.

В первый день я ждала его возле студии: девушка с идеальной, ничем не сдобренной внешностью. Мимо пройдешь и не заметишь. А заметив, никогда не вспомнишь. Он даже не удостоил меня взглядом, словно я пустое место. Зато я знала, где он любит обедать, что обычно заказывает и каких девушек предпочитает: конечно же, моделей, кто бы сомневался? Никакого полета фантазии.

На следующий день я основательно подготовилась: короткое платье в обтяжку, шпильки, длинные белые волосы, черты лица а-ля Ким Кардашьян. Ну и что, что я четыре года была изолирована от общества? Я быстро учусь. Вульгарно? Зато мужики всегда клюют: чем примитивнее, тем привлекательнее. За барной стойкой сидеть в платье такой длины крайне неудобно, но эффективно – без внимания не останешься. Я тянула через трубочку коктейль и поглядывала из-под опущенных ресниц на дверь. Роман пришел с каким-то молодым человеком, оценивающе посмотрел. Ага, заметил. Кто бы сомневался? Игра началась. Знать бы еще правила.

Я изучила все его любимые места, зубную пасту, которой он чистит зубы, размер его одежды и обуви, оставалось познакомиться с ним самим. Невзначай оказывалась там, где он. Иногда одна, иногда со спутником. Блондинке с такой внешностью несложно найти себе спутника, ведь правда? Блондинка никогда не смотрела в сторону Романа. Зачем убивать в мужчине охотничий инстинкт? Он подошел спустя неделю:

– Девушка, в последнее время мы часто встречаемся, но до сих пор незнакомы. Спешу исправить эту несправедливость. – Он улыбался и в роли ловеласа был смешон, его интервью нравились мне больше.

– Разве? – я захлопала накладными ресницами.

Роман растерялся, привык, что дамы сами вешаются на шею, а тут – облом. Через секунду взял себя в руки.

– У вас очаровательный акцент? Откуда вы?

– Неделю назад прилетела из Америки. – И ведь не лукавила почти. По паспорту я гражданка США.

– У вас не американский акцент, – он пустил в ход все свое обаяние.

– А вы внимательный, – подыграла я. – У меня мама русская, но я почти всю жизнь провела в США. Только что окончила университет и решила посмотреть мир. Россия! Всегда мечтала здесь побывать: побродить по местам, где некогда гулял Пушкин, а Эрмитаж – что может быть прекраснее? – самой от себя тошно.

– О, как вы прекрасно сказали. Я тоже обожаю Пушкина, особенно… Вас, кажется, ждут? – Сказать, что Роман был разочарован – значит ничего не сказать.

– Кажется, да. Приятно было поболтать, – я мило улыбнулась.

– Надеюсь увидеть вас снова, – удаляясь под руку со своим спутником, я спиной чувствовала взгляд Романа.

Конечно же, мы встретились, еще и еще, потом снова. Через месяц я привела его в свою квартиру: в стаканчике в ванной стояла его любимая зубная паста, в шкафу висел махровый халат его размера, в прихожей ждали купленные ему тапочки.

– Оказывается, мы и в этом похожи, обожаю эту пасту.

– Не может быть. Все мои знакомые ее терпеть не могут. – «И я в том числе».

Роман оказался педантом. Прежде, чем меня взять, он аккуратно снял и сложил на стульчик свою одежду. Наверное, сказывалось тяжелое советское детство. Еще он был брезглив: после секса бежал в душ, запах изо рта выдавал его с головой: он чистил зубы. Мерзость! Но в чем-то Роман был хорош: никогда не оставался на ночь, не скупился на подарки, не лез в душу, был неплохим любовником и с ним можно весело провести время. Меня все устраивало, его, по-видимому, тоже. Где-то через неделю наших «отношений», когда мы, утомленные, лежали в постели, Роман вдруг ляпнул:

– Скоро я буду богат, очень богат, – его лицо приняло мечтательное выражение. Я напряглась:

– Ты играешь с огнем, – предостерегла я. Он не услышал или не захотел услышать, слетел с кровати и, подхватив меня на руки, закружил по комнате:

– У меня будет все, слышишь, все. Что ты хочешь? Феррари, яхту, самолет?

– Я хочу, чтобы ты был жив и, желательно, здоров.

Он, кажется, обиделся, спустил меня на пол и поспешно ретировался. Конечно же, он меня не послушал. Возможность легких денег вскружила кудрявую голову. Спустя несколько дней новостные каналы и всемирная паутина смаковали новость: «Роман Кротов мертв», «Известный журналист найден в своей квартире мертвым». «Эх, Ромка-Ромка, бедовая головушка». Горевать было некогда, на электронку упало письмо, всего одна строчка: флэшка. Видимо, Роман нашел на кого-то компромат и собирался шантажировать или слить информацию другим. Оставалось только узнать, где он хранил злополучную флэшку. «Думай, думай. Нужно действовать быстро, пока не опередили. Если Романа нашли в квартире, значит, квартира опечатана. Так просто туда не попасть. Придется действовать проверенным способом».

На следующий день я в полной боевой готовности крутилась возле полицейского управления, где занимались расследованием убийства Романа. А что это было убийство, я даже не сомневалась. Войдя внутрь, направилась к окошку, стуча каблучками.

– Гражданочка, вам чего? – окликнул меня полицейский. Я скользнула взглядом по погонам. Сержантик. Хорошенький, конечно, но мелковат. Мне бы кого покрупнее. Начальник стар, лыс и аскетичен. Не мой случай. А вот зам – то, что надо.

– Мне б к начальнику твоему попасть, я нагнулась, придвинув содержимое внушительного декольте к окошку.

Бедный сержантик сглотнул:

– К кому именно и по какому вопросу?

– К полковнику Тарасенко.

– По какому вопросу? – сержантик оказался настойчив.

– По личному, – я улыбнулась в тридцать два зуба. – Скажи, подруга жены пришла. Не примет – ему же хуже.

Сержантик аж вспотел.

– Подождите, я доложу.

– Доложи-доложи, так ему и передай, слово в слово.

Он вернулся довольно быстро.

– Товарищ полковник вас ожидает. Проводить? – в его голосе прозвучала надежда.

– Сама справлюсь, – виляя бедрами, походкой от бедра двинулась по коридору.

– Прямо и направо, – сержантик чуть ли не по пояс вылез в окно. Послала ему воздушный поцелуй.

Я вошла без стука. Полковник Тарасенко всей своей невоздержанной в удовольствиях персоной восседал за столом. Его багровое лицо лоснилось, несмотря на то, что в кабинете было довольно прохладно. «Ах ты ж мой кабанчик».

– Петр Ильич, – елейным голосом начала я, – прошу простить мне мою шалость, но ваш подчиненный никак не хотел меня пускать, – я обиженно надула губки.

– Не может быть, – расплылся в улыбке он. – Не хотел пускать такую красивую барышню? Тю. Ну, я ему задам, – он погрозил пальцем, больше похожим на сардельку.

– Не надо, Петр Ильич, зачем вы так? – я молитвенно сложила руки, так, что две мои накладные подруги едва не выскочили из декольте.

Поросячьи глазки полковника стали масляными.

– Ладно. Для вас все, что угодно. Чем могу быть полезен?

– Дело в том, что… – я поднялась со стула и медленно направилась к выходу, давая Петру Ильичу возможность разглядеть мои аппетитные формы сзади. Подойдя к двери, низко наклонилась, от чего моя ультракороткая юбка поползла вверх, открывая кружевную полоску чулок (дома тренировалась перед зеркалом). Пальчиками с длинным острым маникюром повернула в замке ключ. – Так нам будет удобнее вести диалог, ведь правда?

Петр Ильич часто закивал, подбирая со стола слюни. Гадость! Но работа есть работа. Я вернулась к столу, схватила полковника за галстук и, сдерживая поднимающуюся к горлу тошноту, впилась в толстые губы.

– Хочешь продолжения? – я отстранилась. Конечно, Петр Ильич хотел. – Буду ждать тебя вечером возле квартиры убитого журналиста.

Лицо полковника так побагровело, что я испугалась, доживет ли он до вечера или его хватит апоплексический удар.

Я поднялась на четвертый этаж старого дома, поднырнула под желтую полицейскую ленту, нажала ручку, дверь легко поддалась. Как это ни печально, но придется на время проститься с Петром Ильичем, мне он больше не нужен. Я выдохнула и вошла. На полу неопрятной кучей распластался полковник, все перевернуто вверх-дном, ящики с бумагами валялись на полу, дверка развороченного шкафа болталась на одной петле, из разрезанной обшивки бедного дивана клочьями торчал поролон. Я опоздала. Увы и ах! Прошла в другую комнату, видимо, служившую Роману кабинетом. Взгляд упал на календарь. Седьмое апреля обведено красной ручкой. Что было седьмого апреля? Я напрягла память: мы не виделись, Роман пропадал несколько дней. У него была назначена встреча? Может, может… Про машину вряд ли кто-то вспомнил, а ведь у Романа стоял видеорегистратор. В квартире больше нечего было ловить, и я спустилась в подземную парковку. Стук каблуков наполнял пустое помещение гулким эхом. Я поморщилась: «Дурацкие шпильки, кто только их придумал». А вот и черный БМВ Х-6. Можно было поискать ключ в квартире, но, честно говоря, не было никакого желания задерживаться дольше, чем необходимо. Я достала из волос, убранных в высокую прическу, шпильку. Пара минут и замок глухо щелкнул. Удобно устроившись на переднем сидении, нажала кнопку просмотра. Меня интересовало седьмое апреля, четыре дня назад. Только бы у регистратора было достаточно памяти. Если нет, придется подкатывать к охранникам их банка напротив. Повезло! Аэропорт, ну, конечно, Роман куда-то летал. Может, почувствовал, что земля под ним горит и решил спрятать флэшку? А вдруг кого-то встречал? Об этом страшно было даже подумать. В это время из Пулково вылетало три рейса: в Пензу, Париж и Цюрих. Пенза отпадает сразу. Париж или Цюрих? Если это не романтическая поездка, то, скорее всего, Цюрих. Зная педантичность Романа, я склонялась к версии, что флэшку он спрятал где-то в Швейцарии, наверняка, в каком-то банке. Ну, не в землю же он ее зарыл, ведь правда? И, не думаю, что из Цюриха он поехал дальше. То, что он выбрал Швейцарию, меня не удивило. Содержимое банковских ячеек не попадает под систему автоматического обмена информацией между странами. Очень умно. В этой стране есть частные хранилища и для аренды ячейки порой достаточно удостоверения личности. Придется лететь в Цюрих. Я заказала билет на ближайший рейс. Анной Ли уже явно заинтересовались, поэтому полетит… дайте взглянуть – Кара Вонг. Да хоть Мата Хари, блин. Придется поторопиться, если не хочу опоздать.

У входа меня, естественно, пасли. Что ж, ожидаемо. Я нырнула в один из переулков, коих в Санкт-Петербурге предостаточно и… пропала. Не зря я ходила на экскурсии и по крышам в том числе. Из переулка вышли двое: высокая блондинка в умопомрачительном мини и невзрачная дама неопределенного возраста в сером пальто. Преследователи разделились. Конечно же, больше повезло тем, что следили за блондинкой. Она купила в ближайшем ларьке мороженое и расположившись на скамейке, с наслаждением стала его облизывать, покачивая длинной ногой в остроносой туфле. Не работа, а наслаждение. Пока двое шпиков получали эстетическое удовольствие, пара других следовали за удаляющейся в такси серенькой мышкой в сером же пальто. Мышка прошмыгнула на рейс до Парижа, а мороженое у блондинки все не кончалось. К большому неудовольствию наблюдавших, им пришлось оставить свой пост и вернуться к выполнению своих прямых обязанностей по наблюдению за домом скандально-известного журналиста. Какие еще сюрпризы он им принесет?

Ах, как чудесно прогуляться по Елисейским полям в апреле: воздух напоен ароматом цветущих каштанов, оживают дремавшие фонтаны, воркуют влюбленные. Париж кружит головы и влюбляет с первого взгляда. Но нам не нужно в Париж, наш путь лежит в скучноватый и прагматичный Цюрих – родину знаменитых швейцарских часов и не менее знаменитых банков. В одном из них лежит бомба замедленного действия, если она рванет, мир уже не будет прежним. «Ох уж этот мир мужчин – всемирные заговоры, власть – как же это скучно! И почему им не живется мирно? Жили бы как хиппи, носили бы длинные волосы и фенечки, несли бы в мир любовь. Нет же…», – я не успела додумать не претендующую на истину мысль, потому как вошла в первый банк. Мне не пришло в голову ничего другого, как… стать Романом. Не знаю, насколько убедительно получилось, заодно будет возможность проверить. План был прост, как и все гениальное – зайти в банк, заговорить со служащим, спросить сколько времени… шучу, как открыть счет. Ну, не взламывать же банк, ведь правда? Роман открывал ячейку совсем недавно, его должны, просто обязаны узнать. В первом банке меня ждал провал. Пришлось выслушать длинную лекцию о разных банковских опциях, и, потея под толстым слоем грима, кивать китайским болванчиком и улыбаться. Удача улыбнулась мне только в пятом. Слава богу! Я боялась, что грим скоро поплывет и Роман будет выглядеть не так шикарно, как он привык при жизни. Царство небесное! Сотрудница мило улыбнулась, поздоровалась. Явно удивилась, что мистер Кротофф вернулся так рано, но банковская этика не позволила ей произнести свои мысли вслух.

– Не могли бы вы показать свой паспорт? – ее синие очи смотрели просительно, почти умоляюще. Я с готовностью протянула или протянул, сама запуталась, паспорт на имя Романа Кротова. Где взяла? О, все проще простого, просто надо знать места.

– Ключ? А, ключ, – с обескураженным видом Роман принялся рыться по карманам, ключ не находился. Заминочка вышла. Роман развел руками.

Сотрудница улыбалась менее мило, скорее, натянуто. Но на то они и швейцарцы, чтобы быстро решить любую проблему. Она куда-то удалилась, попросив подождать. Ну вот, сейчас меня скрутят и положат фальшивым лицом в настоящий мраморный пол. Спустя минуту, невероятно долгую минуту, девушка явилась в сопровождении управляющего.

– Как же так, мистер Кротофф потерял ключ, – управляющий поцокал языком, – придется взламывать ячейку. – «Есессвенно, за мой счет. Ну, вот, а я хотела обойтись без взлома».

– Позвольте, уважаемый, зачем же взламывать? У вас же есть запасной ключ, – запротестовал Роман. В общем, не положено. Только вскрытие. В присутствии клиента, сотрудника банка и управляющего. Все действующие лица на месте, оставалось дождаться взломщика. Мы расположились, вернее, меня расположили в вестибюле. Время на швейцарских часах на стене тикали нарочито медленно. Такое ощущение, что они вообще не шли. «Но ведь такого не может быть», – воскликните вы, памятуя о хваленой точности и будете совершенно правы. Просто лицо под гримом ужасно чесалось, а бедное тело совсем сопрело под поролоновыми накладками. Наконец, явился взломщик. По его угрюмому лицу можно было заподозрить в нем русского, но отсутствующий характерный запах перегара с головой выдавал в нем швейцарца. Впервые я так радовалась взломщику сейфов и, надеюсь, в последний. Несмотря на недружелюбный вид, работал мужичок сноровисто и вскоре ячейка была открыта. Я, вернее, Роман, правда, моими, нет, казенными, деньгами заплатил в кассу неустойку. Далее было предложено пролонгировать ячейку или забрать содержимое. Ячейку Роман благоразумно пролонгировал, а вот содержимое забрал.

Напротив банка расположилось уютное кафе. Даже слишком уютное, учитывая то, что кафе имело два входа. Роман, под неусыпным надзором нескольких пар глаз выпил чашечку кофе и удалился в туалет. За столик он, разумеется, не вернулся. Из задней двери кафе вышли двое: высокая блондинка в умопомрачительном мини и невзрачная дама неопределенного возраста в сером пальто. Болтая, они не спеша двинулись по улице, на перекрестке обнялись и, распрощавшись, разошлись в разные стороны.

Домой, вернее, в заблаговременно снятую квартиру я вернулась почти ночью. Очень уж долго пришлось избавляться от хвостов, в том числе и от блондинистого, что тоже заняло определенное время.

Роман стоял посреди комнаты, направив на вошедшую пистолет.

– Спасибо, что принесла мне флэшку, прекрасная работа. Я даже носа не мог сунуть в банк, – раздался негромкий хлопок, женщина в сером пальто медленно осела на пол.

– Пожалуйста, – произнесла из-за его спины блондинка, ударив по шее ребром ладони.

Очередное любовное разочарование. Нину, конечно, жаль, хорошая женщина… была, но своя шкура дороже. Я села на кровать, день выдался не из легких, набрала номер полиции. Дальше уже их работа. Блондинка сделала свое дело. Пора от нее избавляться.

Из дома номер три по улице Нордштрассе вышла неприметная женщина неопределенного возраста в сером пальто. Пройдя к набережной, подошла к парапету и, на глазах следующих за ней людей бросила флэшку в воду. Им было невдомек, что в воде ждал водолаз. Первое задание выполнено. Пришло время залечь на дно. А где лучше всего спрятаться? Правильно, на самом видном месте. Настало время полковника Келлера и его робкой помощницы.