Двериндариум. Мертвое Суржевская Марина

Глава 1. Незнакомка

Ржавчина говорил: «Желай тихо. Твои желания тебя слышат».

Я никогда не задумывалась, что именно это значит. Впрочем, тогда я не задумывалась о многом, а Ржавчина любил ввернуть «умную фразу». И чем непонятнее она была, тем больше поражала нас – слушателей – и добавляла самодовольства самому говорившему. Однажды Ржавчина обмолвился, что в семь лет стянул со стола настоятеля книгу «Афоризмы на каждый день». И был так впечатлен своим поступком, что даже научился читать, чтобы расшифровать непонятные символы под обложкой. Ну и понятно, выучил эти фразы наизусть, чтобы потом вставлять по каждому поводу с видом снисходительного превосходства.

Сейчас я отдала бы многое, чтобы рядом оказался Ржавчина и снова брякнул что-нибудь эдакое.

Я по привычке запустила ладонь в волосы и дернула себя за короткие прядки, пытаясь не думать о прошлом. Хотя именно из-за него я сейчас здесь, возле кибитки памяти. Повозка со всех сторон была обклеена желтыми листами с нарисованными на них лицами. Я пошла вокруг, всматриваясь. Вдруг увижу знакомых?

Порой мне даже казалось, что в ворохе листов мелькают родные черты. И я подпрыгивала, дергала бумагу, смотрела. Но нет. Портреты были чужие. Я никого не узнавала.

– Желаете оформить поиск, красавица? – Ко мне, шаркая, приблизился кибитчик и по совместительству – рисовальщик.

Не вытаскивая руку, я пальцами пересчитала в кармане несколько монеток. Скудно. И кто-то сказал бы, что тратиться на никчемный поиск – глупо. И все же…

– Да, – я медленно кивнула.

– Кого рисовать? Вы ищете или вас ищут? – оживился старик. – Прошу сюда.

Он шустро разложил передо мной шаткий тряпичный стульчик, кряхтя, сел на ступеньку кибитки. Изнутри тянуло слегка подгоревшей кашей и жареным луком. Я задумчиво повертела в пальцах монетку, задумавшись над вопросом. Двойной поиск стоит дороже.

И со вздохом положила в коробку с мелками и графитными стержнями два медяка.

– Я ищу. И, надеюсь, ищут меня. Поэтому два портрета. Мой и… одного парня. Правда, последний раз я видела его четыре года назад. Он мог измениться. Но он довольно приметный. Ржавый… Ну то есть… рыжий. Рыжий, да.

Старик кивнул и отложил черный грифель, потянувшись к цветным мелкам.

– По описанию или образу?

– Вы видите образы? – Я подняла брови. Надо же!

Рисовальщик кивнул, а я снова вздохнула. Открывать воспоминания – неприятно, хотя я и знаю, что рисовальщик увидит лишь то, что я покажу. И все же каждый раз я нервничала и сопротивлялась. К тому же, после снова разболится голова, это я тоже знала. Но и портрет получится достоверным, со слов такое невозможно.

– Давайте начнем с вашего портрета, милая, – понятливо кивнул старик, и я благодарно улыбнулась.

Работал он быстро. Сухие руки, усыпанные коричневыми пятнышками, порхали над листом дешевой бумаги. Я же пока рассматривала аллею памяти и редких посетителей этого места. Такие аллеи были в каждом городе империи. Здесь стояли столбы с объявлениями о купле, продаже и аренде, предложениями о работе. Здесь же останавливались кибитки с рисовальщиками. Сюда приходили, чтобы поболтать и обсудить новости с приезжим людом.

Я тоже наведывалась на аллею и оставляла портреты на кибитках, надеясь, что это поможет. Но увы… Пока это ни к чему не привело.

Зябкий осенний ветер растрепал мне волосы и забрался под воротник грубого свитера. На самом деле уже пора надевать пальто, одна беда – у меня его нет. Мне нужны обновки – шерстяная юбка взамен полотняной, теплые ботинки, верхняя одежда… И стоит купить все это до наступления морозов. Вот только в моем кармане уныло перекатываются лишь несколько монет, а после аллеи памяти их станет еще меньше. Надо срочно найти другую работу – в магазинчике старых книг, где я обрела пристанище, платили слишком мало.

Ну или пора уезжать. Вот только куда?

– Готово, красавица, – окликнул меня старик.

Я вздрогнула и перевела взгляд на серый лист. С него смотрело мое отражение. Темные кудряшки до плеч, лицо сердечком, прямой нос и упрямо сжатые губы. Взгляд то ли хмурый, то ли грустный. Художнику удалось поймать даже цвет глаз – темно-серые, тревожные.

– Ого, – удивилась я. – У вас талант!

– Да, я рисовал с детства. А потом повезло, в молодости посчастливилось открыть Дверь, – с гордостью пояснил рисовальщик.

– Дверь? В самом деле? – еще больше изумилась я. От этого слова привычно зазнобило.

– Да, я везунчик, милая госпожа. Правда, пришлось продать родительский дом, чтобы оплатить вход… Но это того стоит, вы ведь понимаете, – он довольно подмигнул. – Благодаря Двериндариуму я прожил прекрасную жизнь, милая госпожа! Жил в столице, пил вино с прекрасными женщинами, любил многих… Один раз мне даже посчастливилось попасть в Лигу Рисовальщиков, вы представляете? Мы расписывали купол в Хранилище Благости! Если бы вы видели эту божественную красоту!

Рисовальщик закатил глаза и вытянул губы трубочкой, изо всех сил живописуя восторг. Я скрыла улыбку.

– Как же вы оказались в кибитке памяти? Да и Лурден находится довольно далеко от столицы империи.

– Ах, это все моя неугомонная женушка, будь она здорова! Потянуло ее к приключениям на старости лет! Говорит – хочу посмотреть империю, ну а раз ты рисуешь, купим кибитку памяти, чтобы не колесить зря! – с досадой крякнул мой собеседник. И слегка испуганно обернулся – не слышит ли упомянутая женушка.

Я рассмеялась, не выдержав. Старик тоже улыбнулся, демонстрируя беззубый рот.

– Хотя я не жалею. И правда, что сидеть на одном месте? Вот доедем до Грязного Моря и повернем обратно. Сколько мы мест повидали, моя дорогая! Да каких! Буквально неделю назад мы смотрели на Девичьи Косы – это изумительный водопад к северу от Лурдена. А уже завтра будем возле Рыбьего Хвоста, вы видели это ущелье? Ах, какая красота! Знаете, я ведь не просто так разъезжаю, а составляю иллюстрированный атлас империи! – Старик гордо огладил куцую бороденку. – Настанет день, и все услышат о рисовальщике Мистреоли! Так вы будете заказывать второй портрет?

Я кивнула, слегка ошарашенная резким переходом.

– Да. Значит, способность заглядывать в воспоминания – это Дар Двери?

Рисовальщик кивнул, доставая новый лист.

– Думайте о своем любимом. Представляйте его как можно четче.

Любимом? Я хотела поправить, но не стала. Зачем что-то объяснять…

Прикрыла глаза и вспомнила Ржавчину. В тот день он был непривычно задумчив. Не зубоскалил, как обычно, не подначивал. Он сидел у окна столовой, уставившись на грязное стекло, словно желал что-то за ним рассмотреть. Хотя на что там было любоваться? Каменная стена соседнего здания, ветки засохшего клена – вот и вся картина. Уж точно не купол в Хранилище Благости…

Тогда тоже была осень, и жидкий свет лился на темно-рыжую голову Ржавчины, на его губы и ресницы, скрывающие рыже-карие глаза. Подчеркивал пятнышки веснушек, которые парень терпеть не мог, и высвечивал пробивающуюся на подбородке щетину. В тот день ему исполнилось семнадцать, и в моих глазах он был совсем взрослым.

Я помню, что сидела в углу столовой, украдкой глядя на парня. Мне хотелось, чтобы он улыбнулся и пошутил, мне всегда становилось легче, когда он так делал. Но Ржавчина молчал, кусал губы и смотрел на грязное стекло. А потом, словно почувствовав мой взгляд – повернулся, глянул на меня. И я вздрогнула. Столько звериной тоски было в том взгляде…

До боли прикусив щеку, я оборвала воспоминание. Старик уже рисовал, перенося образ из моей головы на лист бумаги. Я вытянула шею, рассматривая. Да, выходило похоже и узнаваемо, рисовальщик и правда видел воспоминания. Закончив, протянул мне оба портрета.

– Повесьте вон там, под козырьком, – посоветовал старик. – Там дольше провисит, а то скоро дожди обещают…

Поблагодарив, я добавила на портреты свой адрес и имя, разместила их под указанным козырьком и распрощалась с рисовальщиком. Уже вечером его кибитка отправится в путь, увозя портреты людей, которых кто-то ищет. Они будут колесить по городам и деревням, на них будет смотреть множество глаз. Вдруг среди них окажутся нужные?.. Это уже двенадцатая кибитка, проезжающая Лурден. И на каждой я оставляла портреты. Правда, далеко не все рисовальщики оказывались такими способными, как старик Мистреоли. На некоторых невозможно распознать оригинал, но кибитчики всегда берут плату вперед.

Надеюсь, что хоть в этот раз мне повезет!

Ежась под порывами ветра, я двинулась вдоль реки. Двериндариум… Рисовальщику повезло там оказаться. Если бы и я могла… Но увы. Это невозможно.

За мостом находился книжный магазинчик, в котором я и работала, и проживала. Хозяйка магазинчика была ко мне добра, и мне нравилось это место. Нравился запах кожи, старых книг и древесины, нравились тихие звуки и улыбчивые, воспитанные посетители. Продавать книги – точно лучше, чем бегать с подносом в какой-нибудь сомнительной таверне. Но вот монет на такой работе я получала катастрофически мало.

Неужели скоро придется покинуть тихий магазинчик, в котором мне было так уютно? Пожалуй… На то, что платит мне достопочтенная госпожа Фитцильям, я не переживу предстоящую зиму. А еще этот поиск… Может, надо забыть прошлое? И перестать разыскивать Ржавчину?

Нет… Я передернула плечами. Я буду его искать, буду! Я должна его найти. Хотя бы для того, чтобы убедиться – он жив.

Над дверью книжного магазинчика приветливо звякнул колокольчик, когда я вошла. Изнутри потянуло сыростью и тонким запахом плесени: госпожа Фитцильям экономила на дровах. А о новых искровых печках, которые можно заказать у промышленников, и вовсе мечтать не приходилось.

– Госпожа Эмма, я вернулась! – крикнула я, повернув голову к узкой винтовой лесенке на второй этаж. Там располагались две тесные комнатушки – моя и хозяйки дома.

– Я как раз заканчиваю приготовление к утреннему чаю, милая, – донесся из-за темных полок и стеллажей голос госпожи Фитцильям. – Поторопись, пока нет посетителей.

Я промолчала, что о наплыве покупателей нам можно только мечтать. Над Лурденом набухали противные осенние тучки, а это значит, что и наших редких визитеров мы можем не дождаться. В дождь жители этого тихого провинциального городка предпочитали сидеть дома у каминов, а не тащиться через мост в захудалый старинный магазинчик.

Но конечно, я не стала этого говорить. Лишь поправила свой старый свитер, разгладила подол юбки, осмотрела башмаки в поисках налипшей грязи и шагнула за стеллажи. Госпожа Фитцильям при виде меня поставила на круглый столик фарфоровую чашечку и мягко улыбнулась. Эта женщина была олицетворением благородства и изящества, пожалуй, она могла бы поспорить в этом и с самой императрицей Викторией. И совершенно неважно, что платье Эммы Фитцильям давно вышло из моды, а две фарфоровые чашечки – это все, что осталось от прошлого богатства. Хозяйка продолжала следовать традициям и… улыбаться. Я восхищалась этой женщиной. И была ей безмерно благодарна.

– Хороший чай из красивой чашки способен исцелять тело и душу, – произнесла госпожа привычную фразу.

– Похоже, сегодня снова будет дождь, – бодро сказала я, усаживаясь за столик и стараясь держать спину прямо.

– Ах, осень – весьма неприятное время, – изрекла моя собеседница. – Ты ходила за мост?

– Да, взяла свежий хлеб и газету, как вы просили.

Кибитку поиска я упоминать не стала. Даже милой старой госпоже я не рассказывала о себе всей правды. Я не рассказывала о себе никому.

Некоторое время мы пили чай и говорили о погоде и новостях. На мой взгляд, стоило бы обсудить заканчивающиеся дрова, текущую крышу и способы привлечения новых клиентов, но госпожа была слишком хорошо воспитана для таких разговоров. А я давно поняла, что не стоит советовать тогда, когда совета никто не спрашивает.

– Милая Вивьен, пожалуй, я сегодня навещу госпожу Риту. Ты ведь справишься одна?

– Конечно, не волнуйтесь, – кивнула я.

– Тогда – увидимся вечером, дорогая. – Хозяйка магазина чинно поднялась и напомнила: – И прошу, будь осторожна с чашками.

Я снова кивнула. А когда госпожа Фитцильям ушла, ополоснула фарфор под тонкой струей воды в помывальном закутке, обернула каждую чашку мягкой тканью и сложила в коробку. Этот ритуал повторялся каждое утро.

Мой день покатился по привычной колее. Убрать, помыть, переставить, починить, подлатать, встретить редких покупателей, объяснить, показать, убрать…

В обед перекусила хлебом с сыром и, пока магазин был пуст, присела в старое кресло. Рассеянно открыла книгу, но чтение не заладилось. Меня одолевала тревога. Необходимо принять решение и двигаться дальше. Я благодарна этому месту и старой госпоже, но я не могу навечно остаться в этом магазинчике. Моя отработка окончена, и мне пора уезжать. Вот только куда?

Может… в столицу? Слова старого рисовальщика так и звенели в ушах. Рутрием – город больших возможностей, город волшебства и людей, открывших Дверь… Все стремятся в Рутрием. Все дороги ведут в Рутрием. Так, может, и мне пора отправиться туда?

Сердце испуганно трепыхнулось, стоило задуматься. И снова перед глазами встало воспоминание. Ржавчина сидит на стуле, перевернув его спинкой вперед. Его темные глаза блестят, словно смола на солнце, а губы мечтательно улыбаются.

«Ты знаешь, куда я отправлюсь, как только мне исполнится семнадцать, малявка? В Рутрием!»

«И что ты будешь там делать?» – хмыкаю я.

«Богатеть, что же еще! – Ржавчина хохочет, как умеет только он – заразительно и лихо. – В столице столько богатеев, что они точно поделятся со мной монетами! И стану я не Ржавчиной, а Золотом, вот увидишь!»

«Дурак, – бурчу я. Мне неприятно думать, что парень уедет в столицу, бросив меня одну. – Нужен ты кому в том Рутриеме! Нищеброд приютский! Там и своих желающих хватает».

«Много ты понимаешь, малявка!» – снова смеется парень и щелкает меня по носу.

И я стучу по его рыжей макушке, дергаю за волосы, вымещая страх и обиду… И словно почувствовав, Ржавчина вдруг обнимает меня.

«Не бузи, мелочь. Я разбогатею и заберу тебя, вот увидишь. Думаешь, я тебя брошу? Глупая».

И я затихаю, осторожно втягивая его запах и тепло…

Звон колокольчика выдернул меня из прошлого, и я едва не вылила на себя горячий чай, который пила из самой обычной глиняной кружки. Фарфоровый ритуал позволялся лишь в присутствии хозяйки.

Выругавшись себе под нос и прикусив язык, надеясь, что посетитель не услышал, я метнулась к двери. Губы сложились в самую доброжелательную улыбку из всего моего арсенала. А когда я увидела гостя, вернее – гостью, к ней добавилось искреннее изумление.

Девушка, стоящая на пороге, точно не была жительницей Лурдена. И вряд ли ее мог вообще заинтересовать этот убогий магазинчик старых потрепанных книг. Она словно только что вышла из самого модного салона того самого Рутриема, о котором я мечтала минуту назад.

Ее лицо прикрывала густая вуаль, волной спускающаяся от круглой меховой шапочки.

С любопытством я осмотрела дорогой дорожный костюм незнакомки. Красивая и совершенно непрактичная светло-зеленая юбка и короткий жакет с меховым воротником и такими же манжетами. Из-под подола виднелись носы дорогих бежевых ботинок. Беж! В осеннюю грязь! Да как можно? От ног мой взгляд метнулся к муфточке из серебристого меха, которую держала девушка. И к ее маленькой круглой сумочке, в которую не поместится и расческа.

Непрактичность – первый признак истинного богатства. Ни один бедняк не наденет на себя такую одежду.

А потом гостья откинула вуаль. И я… отшатнулась.

Она рассмеялась моему изумлению.

– Да, я вот тоже не поверила, когда увидела твой портрет, – голос у девушки оказался чуть тоньше моего. – Это довольно странно – увидеть свое собственное лицо на какой-то поисковой кибитке. Я была уверена, что кто-то ищет меня. Но потом рассмотрела прическу и край воротника… увидела надпись и имя. И поняла, что где-то в Лурдене живет девушка, изумительно похожая на меня! Ну просто как сестра-близнец! Может, так и есть?

– Вряд ли, – хрипло от потрясения произнесла я. – Мои родители погибли, когда мне едва исполнилось пять. И у меня не было сестер.

Все еще не веря, я рассматривала лицо незнакомки, так изумительно похожее на мое. При детальном рассмотрении сходство слегка рассеивалось, я замечала различия. Иной цвет глаз – светло-зеленый, а не темно-серый, крошечная горбинка на носу, которой у меня нет, родинка над губой. Гостья выглядела старше и была полнее. Ее глаза сверкали озорством, а в моих таилась грусть.

Ну и конечно – волосы. Мои темные волнистые прядки едва достигали плеч, а светлые кудри незнакомки спускались из-под кокетливой шляпки до самой поясницы.

– Это что же, книжный магазин? – Она наконец оторвала от меня цепкий взгляд.

– Так и есть. – Я тоже очнулась и вспомнила о своих обязанностях. – Это книжный магазин госпожи Фитцильям. У нас небольшой выбор новинок, но есть просто удивительные издания прошлого… Хотите посмотреть?

– Занятно, занятно, – пробормотала девушка, проходя к стеллажам. Ее взгляд пренебрежительно скользнул по свиткам и фолиантам, но интереса в глазах не возникло.

Я лихорадочно оглянулась, пытаясь понять, что предложить нежданной богачке.

– Вы проездом в Лурдене?

Она поморщилась, глядя на древние напольные часы в углу. Окошко с кукушкой в них сломалось, да и механизм барахлил, но стекло все еще сияло, а красное дерево радовало изящным узором.

Вот только для заезжей столичной модницы это всего лишь старая рухлядь.

Внезапно стало обидно и захотелось, чтобы незнакомка ушла. Зачем она здесь? Уж точно явилась не за томиком «Благих изречений»!

– Я приехала к тебе. – Гостья отвернулась от часов и посмотрела мне в глаза. – У меня к тебе предложение, Вивьен.

– Вы знаете мое имя?

– Я спросила у местного булочника. Лурден такой… милый городок. Все друг друга знают.

– И зачем вы меня искали?

– Давай присядем, – она по-хозяйски кивнула на гостевые кресла, накрытые кусками синего бархата. Так я старалась придать хоть немного лоска потертым сидениям. – Меня зовут Иви-Ардена. Иви-Ардена… Левингстон. Я предпочитаю второе имя.

Легкая заминка и быстрый взгляд из-под ресниц. Но мне ничего не говорила эта фамилия, и девушка улыбнулась.

– Это довольно известная фамилия. Знаешь, даже приятно встретить человека, который ничего не знает о Левингстонах. Так вот… месяц назад я увидела твой потрет на одной из кибиток. Удивилась, не поверила, а потом подумала… что ты могла бы мне помочь, Вивьен.

– Чем это? – насупилась я.

Ардена рассмеялась.

– Какая же ты колючая… а не стоит. Ведь я приехала, чтобы сделать тебе невероятное, волшебное предложение. Тебе невероятно повезло, Вивьен. Можно сказать – твое лицо обеспечило тебе пропуск в богатую и счастливую жизнь.

Я снова нахмурилась. Жизнь в приюте как-то отучила меня верить в бесплатный сыр.

– Я узнала кое-что о тебе, – улыбаясь, продолжила гостья. На старом кресле она расположилась с аристократичным изяществом. Впрочем, несомненно, она и являлась представительницей высшего общества.

Я скопировала ее позу, не желая ударить лицом в грязь.

– Вивьен Джой, девятнадцати лет от роду. Сирота, выпускница местного приюта. С семнадцати распределена в этот книжный магазин для помощи хозяйке. По сути – служанка и рабыня.

– Это не так! – взвилась я.

Но гостья остановила мои возмущения.

– Ах, не стоит. Я понимаю, что значит такое распределение. Приют отдал тебя в услужение, тебя купили за жалкие медяки. Ты работаешь за кров и скудную еду. Впрочем, тебе повезло, здесь лучше, чем в каком-нибудь… салоне.

Она усмехнулась, а я покраснела. Да, я знала, что бывает и такое. Сирота не может выбирать, где отрабатывать два года после выпуска. И мне действительно повезло. Меня купила приличная вдова Фитцильям, а не владелец швейной лавки, о котором ходили дурные слухи. Например, что девушки шьют днем, а ночами занимаются совсем другим делом.

– Вас это не касается.

– Конечно, – спокойно произнесла Ардена Левингстон. – Твое прошлое меня волнует лишь до определенного момента. Скажи, ты ведь умеешь читать и писать?

– Конечно, – вспыхнула я.

– Замечательно. И держишься весьма… неплохо! Если тебя привести в порядок… Худа только. И почему ты такая худая, словно с рождения не ела! Но лицо… глаза… Ах! Я не верила… Какая удивительная удача! Для тебя, понятно, – спохватилась гостья.

– О чем вы говорите? Что вам надо?! – не выдержала я.

– Ты должна стать мной, – торжественно объявила гостья. – Заменить меня на год.

– Что?

Мне послышалось? Или незнакомка – сумасшедшая?

– Где заменить?

Ее глаза сверкнули в свете керосиновой лампы.

– В Двериндариуме.

Глава 2. Предложение

Гром не грянул и пол не провалился под моими ногами, но ощутила я себя именно так. Слово, произнесенное Арденой Левингстон, повисло в тесной комнатке между стеллажами и заискрилось, словно и оно обладало волшебной силой.

«Желай тихо. Твои желания тебя слышат».

Давно ли я думала о Двериндариуме? О том, что именно там есть ответы на мои вопросы. Что именно там я смогу, наконец, понять, что произошло с Ржавчиной?

Вот только попасть на заветный остров Двери для такой, как я, практически невозможно.

Нет, теоретически это может сделать каждый житель империи в возрасте от семнадцати до двадцати пяти лет. Вот только для того, чтобы открыть Дверь, надо пройти обучение и… заплатить кучу монет. По слухам, в этом году даже одноразовое открытие Двери стоит больше, чем самый роскошный особняк в Лурдене. Даже если продать этот книжный магазин вместе с фарфоровыми чашками, не хватит на Двериндариум.

Слово отозвалось внутри болью, ужасом и каким-то сладостным предвкушением.

– Вы надо мной смеетесь. – Я вскочила, но гостья снова рассмеялась и успокаивающе махнула рукой. Перчаток она так и не сняла.

– Думаешь, я проделала такой длинный путь, чтобы поиздеваться над незнакомкой? Поверь, у меня есть дела поважнее. Сядь, прошу. Я не смеюсь над тобой.

Я медленно опустилась обратно в кресло. Ардена выглядела серьезной и грустной. И мне стало любопытно.

– Видишь ли, Вивьен… я ведь могу называть тебя по имени, правда? Вот ты смотришь на меня и кого видишь? О, не отвечай, я знаю. Богатую аристократку из столицы, вот кого. Не спорю, так и есть. Но помимо этого, ты видишь самую несчастную девушку в империи, – гостья скривилась, и в ее глазах блеснули слезы. – Все думают, что богатство – это счастье. Что ж, с этим тоже не спорю. Но это еще и обязательства, которые невозможно отменить. Я так несчастна, Вивьен!

– Но почему? – растерялась я.

– Потому что обязана целый год провести в проклятом Двериндариуме! – выдохнула она. – Это обязанность всех отпрысков старших родов! Отвратительная повинность!

Проклятом? Обязанность? Разве это не привилегия? Я моргнула. Да ради такого многие люди готовы отдать последнюю рубашку!

Или…

Я задумалась. Остров Двери – это возможность. Невероятная, волшебная возможность для людей. Но и… риск. Об этом не говорят, а случаи неудачного открытия Двери не афишируют. Но они есть. Не все получают Дар Двери. Иногда люди на той стороне умирают… Или возвращаются искалеченными.

Поговаривали, что многие из привилегированных отпрысков не желали рисковать собой. Поэтому для них империя сделала открытие Двери обязательным, опасаясь, что правящий класс однажды может оказаться вообще без Даров.

Для меня Двериндариум – это шанс на лучшую жизнь. А что он для Ардены Левингстон, у которой, похоже, и так есть все, о чем можно мечтать?

– Но это ведь волшебство… это… – Я неуверенно примолкла.

– И ужасающий риск. – Гостья надула губки. – И потом… Буду откровенна, Вивьен. Как ты знаешь, остров Двери – это закрытое место. Туда не могут попасть посторонние. И я обязана провести там целый год! Но у меня есть… любимый! Понимаешь? – Она мечтательно закатила глаза. – Это самый потрясающий мужчина на земле! Мы любим друг друга! И не хотим расставаться ради какой-то старомодной традиции! Увы, я не могу отказаться, я обязана провести в Двериндариуме год, и пять раз открыть Дверь!

– Пять раз? – ахнула я. Пять раз! Да это… невероятно!

– Целых пять раз! – скривилась Ардена. – А я просто хочу быть счастливой со своим любимым! Я хочу замуж! Мне не нужна эта Дверь!

– Но вы можете встретиться с вашим любимым после… – начала я. – Через год.

– А если он не дождется? Если встретит другую? Год! Я умру от тоски! Я не хочу расставаться с ним ни на минуту, ты понимаешь меня? – Девушка схватила мои руки. Я дернулась, но Ардена держала крепко, проникновенно заглядывая мне в лицо. Ее прекрасные глаза блестели от непролитых слез. – Скажи, ты когда-нибудь любила, Вивьен? Был в твоей жизни человек, ради которого ты готова пойти в огонь и воду? Без которого жизнь не мила? О, я вижу, что был! Ты тоже любишь!

Я осторожно вытянула из ее ладоней руки. Прикосновение кожи перчаток было неприятно. И не стала отвечать. Но видимо, что-то в моем лице уверило собеседницу в ее правоте.

– Ты знаешь, что такое любовь, а значит, поймешь меня! Ну и потом… это ведь и правда невероятная удача для тебя, Вивьен. Ты ведь понимаешь это. Ты будешь изображать меня, но ведь Дверь откроешь именно ты. И все останется с тобой, Вивьен. Навсегда. После Двериндариума ты просто уедешь и счастливо проживешь свою жизнь. Ты станешь свободной и богатой, Вивьен. Пять раз. Ты откроешь Дверь пять раз. Ты ведь понимаешь?

Я кивнула, не в силах говорить. Сердце билось так быстро, что становилось больно. Мысли неслись галопом, а дыхание срывалось. Нет, это не может быть правдой. Это слишком невероятно!

– Твое лицо, Вивьен, – Ардена улыбнулась, неотрывно глядя на меня. – Тебе просто повезло родиться похожей на меня. Считай, что творец решил наградить тебя за годы лишений. Думаю, жизнь в приюте была несладкой. Но после Двериндариума все изменится. Ты получишь все, о чем мечтала. Достойную работу, деньги, сможешь купить свой дом. Ты ведь хочешь свой собственный дом, верно? Не чужой и сырой чулан, а собственный дом… Вернешься сюда, в твой Лурден, купишь то поместье за рекой. С белыми колоннами. Неплохо для сироты из приюта, ведь так? Ну или выберешь любой другой город империи. Ты больше не будешь прислуживать…

Голос Ардены журчал ручейком. Она говорила и говорила, описывая жизнь, о которой я всегда мечтала. А я думала о том, чего Ардена не знала. Двериндариум… Дар Двери. Дар. Дар Мертвомира людям. Дар невероятный, порой пугающий, но дающий такие возможности, о которых человек может лишь мечтать.

И еще…

Перед глазами снова встало искаженное лицо Ржавчины. В ту последнюю ночь он разбудил меня. От него пахло дешевым вином. А слова казались бредом умалишенного. Ржавчина запинался, иногда начинал смеяться и путался в словах. Конечно, его слова не могли быть правдой.

Или… могли?

Я не знала. Я лишь вздрагивала, когда слышала слово – Двериндариум. Ведь Ржавчина тоже говорил о нем.

– Вивьен, так ты поможешь мне? – Ардена снова схватила мои руки. Край перчатки загнулся, показав темное пятнышко на ее запястье. Но девушка тут же поправила манжет.

Я осмотрелась. И словно вдруг увидела привычные вещи чужими глазами. Сколы и царапины на круглом столике. Одинокий огонек в лампе – мы экономили не только на дровах, но и на масле. Моя юбка – старая и слишком тонкая для осени. Стертые башмаки. Загрубевшая кожа на руках, короткие ногти. Дешевая глиняная чашка, которую я не успела убрать.

Все чужое. Нищее. Скудное. Что ждет меня завтра? Ни дома, ни семьи, ни монет в кармане… Что мне делать и куда идти? Может, Ардена – это ответ на мои молитвы? Может, и правда – удача и помощь? Ведь должно и мне повезти, ну хоть раз?

И я кивнула.

Гостья из столицы выдохнула и откинулась на спинку кресла.

– Я знала, что ты не глупа. Девушка с моим лицом не может быть дурочкой! – Она рассмеялась. И деловито вытащила из своей крохотной сумочки записную книгу и ручку в золотом корпусе.

Я озадачено покосилась на торбочку, первый раз увидев такую вещь. Нет, я не совсем дремучая и слышала об изменителях, способных создавать так называемые пустые карманы. А потом размещать их в сумках или даже домах, создавая огромное пространство за тесной оболочкой. Слышала. Но видеть не доводилась.

– Первое и самое главное – прекрати таращиться на все с таким недоумением, – оборвала Ардена. – Это провинциально. И совсем на меня не похоже. Нам придется над этим поработать. Над этим… и многим другим. – Она окинула меня скептическим взглядом и тяжело вздохнула. – Да, работы море… а времени совсем мало. Ты должна стать мною. Никто не должен догадаться о подмене.

Что? Я похолодела.

– Догадаться? Это значит… О-о-о… В Двериндариуме будут ваши знакомые?

– Неблизкие, не волнуйся, – поморщилась девушка. – Если ты кого-то там встретишь, то можешь просто с ними не общаться. Никто не удивится, поверь. Я, то есть ты – теперь Ардена Левингстон. Ты можешь позволить себе любые капризы!

– Но как же менталисты, – прошептала я страшное слово. – Февры, способные проникать в разум! В Двериндариуме наверняка есть хоть один! Что, если он захочет увидеть мои воспоминания?

Ардена рассмеялась.

– Глупая девочка! Не забывай, кто я! Представителей старшего рода можно проверить лишь по предписанию Верховного Совета Законников. Так что можешь не беспокоиться.

Она помолчала, задумавшись.

– Есть лишь один человек… от которого стоит держаться как можно дальше.

– И кто же это?

– Мой старший брат.

Я моргнула и рассмеялась.

– Брат? И вы надеетесь его обмануть? Это совсем не смешно. Он поймет с первого взгляда, что я – не вы!

– Успокойся. Мы с братом не виделись тринадцать лет. Мы вообще встречались лишь раз в жизни, и ему тогда было десять лет, а мне и того меньше. У нас с Кристианом общий отец, но разная жизнь. Не переживай, нашего с тобой сходства достаточно, чтобы обмануть и его. Мы с ним практически незнакомы. У тебя будет мое лицо и мои документы, никто даже не заподозрит, что ты – не я. Никому это и в голову не придет! Просто… держись от него подальше.

– Вы не общались с братом?

– У нас разные взгляды на жизнь, – прищурилась Ардена. – Очень разные. Мой старший брат слишком… слишком… Он просто проклятый выродок, понимаешь? Чудовище!

Я не понимала, и девушка капризно надула губы и опустила ресницы, скрывая блеск глаз. Я терпеливо ждала, размышляя, насколько же плох этот неизвестный Крис, что Ардена не сдержала бранного слова.

Гостья повертела в руках свою муфточку.

– Не буду скрывать, мы с Крисом не ладим. Он считает меня… легкомысленной. Я его просто терпеть не могу. Мы никогда не были близки, никаких семейных ужинов и прочего, если ты понимаешь. Мы не интересуемся жизнью друг друга. Но сейчас все это нам лишь на руку. Поверь, Крис тоже будет держаться от тебя как можно дальше. Все, что нам надо сделать – это немного тебя подправить.

– То есть как это, подправить? – не поняла я.

Ардена лишь рассмеялась.

Я даже не успела осознать изменения своей жизни, как меня закружил ураган по имени Ардена Левингстон. Право, эта девушка могла бы служить двигателем на том огромном стальном корабле, который недавно спустили на волны Грязного Моря. И на энтузиазме и энергии Ардены этот гигант вполне мог бы добраться до Колючего Архипелага, за которым зиял пропастью конец земли.

Не спрашивая моего мнения, гостья потащила меня на второй этаж, в тесную комнатушку, которую я гордо считала «своей». Ардена окинула презрительным взором узкую кровать, заправленную выцветшим покрывалом, трехногий столик, сундук и вешалку в углу. Это была обстановка моего жилища.

– Собирай вещи, нам надо торопиться. Хотя можешь ничего не брать, если твои наряды сродни тому, что сейчас на тебе. Ну, что смотришь? Поторопись!

Командные нотки в ее голосе резанули слух, и я огрызнулась:

– Я не ваша служанка. И прежде мне надо поговорить с госпожой Фитцильям…

– Срок твоей отработки закончился, так что можно не объясняться… – Девушка задрала подбородок и окинула меня быстрым взглядом. – Но я рада, что у тебя есть зубки. Так будет больше схожести между нами. А что касается твоей старой госпожи… – Внизу звякнул колокольчик, и Ардена хмыкнула. – Я сама с ней поговорю. Мы уезжаем через десять минут, Вивьен. И я не люблю ждать.

Взметнув вихрь юбок и опустив вуаль, аристократка хлопнула дверью.

Я растерянно присела на край кровати. Голова слегка кружилась. Неужели все происходящее – правда? И прямо сейчас я возьму холщовую сумку со своими скудными пожитками, выйду из магазинчика и отправлюсь в новую жизнь? Нет, я и сама собиралась это сделать, но вот так…

Неужели я попаду в Двериндариум?

К горлу подкатил комок.

Я даже не понимала, что чувствую. Радость? Скорее, растерянность.

А с другой стороны, что мне терять? Окинула взглядом комнату. Ничего. В Лурдене нет ничего и никого, что могло бы меня здесь задержать.

И внутри словно что-то переключилось. Я сорвалась с кровати, сунула в сумку футляр с портретом, вторую юбку, комплект скромного белья, расческу… И остановилась. Неужели это… все? На столике лежит книга, но она не моя. Я лишь читаю ее украдкой, потому что вечером нельзя долго жечь лампу, надо беречь масло. Что еще? Кувшин с водой, покрывало, которое я штопаю для госпожи Фитцильям, ее же шаль, в которой нужно поправить спущенные петли, и ботинки – их требовалось отнести в мастерскую за мостом.

Ардена права – я жила здесь на правах служанки. И только.