Смертельные тайны Брындза Роберт

Я взглянула на Элену. Глаза ее покраснели, под ними проступили синяки.

– Как это случилось? – спросила я, снова поворачиваясь к Матео.

– Предполагают, что Карлос сопротивлялся. В него стреляли с близкого расстояния, не внутри пикапа.

– Вскрытие будет?

Матео встретился со мной взглядом, но промолчал.

– Мотивы?

– Ограбление.

– Ограбление?

– На этом участке дороги постоянные проблемы с бандитами.

– Молли говорила, что их преследовали от самой столицы.

– Я об этом сказал.

– И?

– У Молли каштановые волосы, светлая кожа – явная гринго. Копы полагают, что, похоже, их взяли на прицел еще в столице, как пару туристов, а потом сели на хвост, пока машина не оказалась в подходящем для засады месте.

– У всех на виду, на главном шоссе?

Матео промолчал.

– На Молли остались драгоценности и наручные часы, – сказала я.

– Полицейские не смогли найти их паспортов и бумажников.

– Погоди-ка. Грабители преследовали их два часа с лишним, а потом забрали бумажники и оставили драгоценности?

– S, – сорвался он на испанский.

– Разве такое типично для ограблений на дороге?

Он поколебался, прежде чем ответить.

– Их могло что-то спугнуть.

Появилась сеньора Саминес с моей яичницей. Я поковырялась там, ткнула вилкой кусочек картошки. Неужели Карлоса и Молли застрелили из-за денег?

Я приехала в Гватемалу, опасаясь бюрократов из правительства, кишечных инфекций, нечестных таксистов, карманников. Почему же меня так шокировала мысль о вооруженном ограблении?

Америка – лидер по числу убийств с применением огнестрельного оружия. У нас лишают жизни на улицах и на работе. Подростков расстреливают за их фирменные кроссовки, жен – за поздно поданное жаркое, учеников – за обед в школьной столовой.

В год от пуль погибают больше тридцати тысяч американцев. С помощью огнестрельного оружия совершается семьдесят процентов убийств. Каждый год Национальная стрелковая ассоциация разворачивает свою пропаганду, и Америка с готовностью ее проглатывает. Оружие свободно распространяется, бойня продолжается. Стволы больше не дают преимуществ силам правопорядка, они лишь равнивают их с преступниками.

Но Гватемала?

Картошка по вкусу напоминала прессованную древесину. Отложив вилку, я потянулась к кофе.

– Они считают, что Карлос вышел из машины? – спросила я.

Матео кивнул.

– Зачем было заталкивать его обратно?

– Авто в кювете привлекает меньше внимания, чем тело на обочине.

– И подобный сценарий ограбления кажется тебе разумным?

У Матео по скулам заходили желваки.

– Всякое бывает.

Элена кашлянула, но ничего не сказала.

– И что дальше?

– Сегодня Элена поедет в больницу, а мы продолжим работу в Чупан-Я. – Он выплеснул остатки кофе на траву. – И все будем молиться.

Моя бабушка говорила, что физический труд – Божье средство от горя. Еще она считала, что жабы вызывают бесплодие, но это уже другой вопрос.

За следующие шесть дней наша команда употребила мегадозу бабушкиного эликсира. Мы работали в колодце от рассвета до заката: таскали снаряжение вверх и вниз, копали землю совками, поднимали наверх ведра и просеивали почву сквозь сита.

Вечером выбирались из гостиницы в какой-нибудь ресторан на берегу озера Атитлан. Мне нравилась возможность хоть немного отдохнуть от мыслей о смерти. Темнота скрывала воду и древние вулканы на дальнем берегу, но я чувствовала запах рыбы и водорослей, слушая, как волны бьются о шаткую деревянную пристань. По берегу бродили туристы и аборигены. Проходили женщины-майя с невероятных размеров свертками на головах. Где-то далеко играл ксилофон. Жизнь продолжалась.

Иногда мы ужинали молча, слишком уставшие, чтобы разговаривать. В другие вечера говорили о нашем проекте, о Молли и Карлосе, о городе, где временно жили.

История Панахачеля столь же цветиста, как ткани, что продают на его улицах. В древности здесь было поселение майя из племени какчикель, а после того, как испанцы победили своих соперников, воинов-тцутухилей, их сменили предки нынешних жителей. Позднее францисканцы основали в Пане церковь и монастырь, использовали поселок как базу для миссионерских операций.

Дарвин был прав. Жизнь – это шанс. Потеря одних – удача других.

В шестидесятые и семидесятые город стал прибежищем для всевозможных гуру, хиппи и личностей без определенных занятий. Слухи о том, что озеро Атитлан – одна из немногих «энергетических воронок» в мире, вызвали нашествие космических целителей и ясновидящих.

Сегодня Панахачель – смешение традиционной майяской, современной гватемальской и ничем не выдающейся западной культур. Здесь можно встретить роскошные отели и дешевые гостиницы, европейские кафе и местные «комедорес», банкоматы и уличные рынки, гюльпили и футболки, марьячи[10] и Мадонну, майяских колдунов и католических священников.

К вечеру среды мы закончили раскопки в Чупан-Я. Всего из колодца извлекли двадцать три жертвы. Среди скелетов нашли тринадцать пуль и гильз, а еще два сломанных лезвия мачете. Каждая кость и предмет были тщательно описаны, сфотографированы, упакованы и опечатаны для отправки в лабораторию ФСАГ в Гватемале. Культурный антрополог записала двадцать семь историй и взяла образцы ДНК у шестнадцати родственников.

Тело Карлоса перевезли в столичный морг, где вскрытие подтвердило мнение местной полиции: смерть наступила от огнестрельного ранения, выстрелили с близкого расстояния.

Молли оставалась в коме. Каждый день кто-то из нас отправлялся в больницу Сан-Хуан де Диос в Сололе и сидел у ее постели. Все говорили одно и то же: никаких изменений.

Полиция не обнаружила отпечатков пальцев или каких-то улик. Не нашлось и свидетелей или подозреваемых. Расследование продолжалось.

После ужина в среду я сама поехала навестить Молли. Два часа держала ее за руку и гладила по голове, надеясь, что самим фактом своего присутствия проникну туда, куда ушла ее душа. Иногда я говорила с ней, вспоминая годы до того, как Гватемала снова свела нас вместе. Рассказывала, как продвигаются наши дела в Чупан-Я и о ее роли в предстоящей работе. А иногда просто сидела молча, вслушивалась в приглушенное гудение кардиомонитора и молилась о ее выздоровлении.

Утром в четверг мы под безразличным взглядом сеньора Амадо загрузили пикапы и джип и выехали из Панахачеля в столицу по извилистой горной дороге. Небо было безоблачным, словно голубой атлас. Лучи солнца сверкали через листья деревьев в паутине ветвей над головой.

Когда мы совершили крутой поворот над озером Атитлан, я взглянула на вершины на дальнем его берегу.

Вулкан Сан-Педро. Вулкан Толиман. Вулкан Атитлан.

Закрыв глаза, я произнесла еще одну безмолвную молитву, надеясь, что Бог услышит.

«Пусть Молли останется в живых».

Штаб-квартира ФСАГ находится во второй зоне города Гватемала. Симпатичный тенистый район, построенный на полоске земли между крутыми утесами, или barrancas, когда-то был территорией состоятельных людей. Но большой старый квартал знавал и лучшие времена.

Сегодня деловые и общественные здания стоят вплотную – будто присосавшись – к жилым домам. В дальнем конце улицы Симеона Каньяса возвышается Национальный бейсбольный стадион, а по обеим ее сторонам у разукрашенных граффити навесов останавливаются разноцветные автобусы. Фастфудом торгуют с тележек и из металлических ларьков с раздвижными окнами. В одном – пепси. В другом – кока-кола. Тамалес[11]. Чучитос[12]. Хот-доги простые. Хот-доги «шуко» с соусом гуакамоле[13] с авокадо и капустой.

Лаборатории и административные помещения ФСАГ располагаются в здании, раньше принадлежавшем семье Симеона Каньяса, – двухэтажном, с бассейном и огороженным двориком. Напротив, через улицу, стоит такой же дом, где находится Отдел борьбы с организованной преступностью Министерства внутренних дел.

Подъехав к комплексу, Матео посигналил. Через несколько секунд ворота распахнула молодая женщина с лицом совы и длинными темными волосами. Мы припарковались на гравийной площадке справа от входной двери. Следом – второй грузовик и джип, а после женщина закрыла и заперла ворота.

Выйдя из машин, мы начали выгружать снаряжение и картонные коробки, на каждой из которых были отмечены место, дата эксгумации и номер захоронения. В последующие недели нам предстояло изучить каждую кость, зуб и артефакт, чтобы установить личность и причину смерти всех жертв Чупан-Я. Я надеялась завершить работу до июня, когда профессиональные обязанности потребуют возвращения домой.

Я шла назад с третьей коробкой. Матео отвел меня в сторону.

– Хочу кое о чем спросить.

– Конечно.

– «Чикаго трибюн» собирается писать статью о Клайде.

Клайд Сноу – один из величайших профессионалов, основатель судебной антропологии как дисциплины.

– Да?

– Некий репортер хочет взять у меня интервью об участии старика в нашей здешней работе. Я пригласил его несколько недель назад, а потом совсем забыл.

– И? – Обычно я весьма неохотно общалась с прессой, и мне не нравилось, куда он клонит.

– Парень у меня в кабинете. Очень обрадовался, узнав, что ты здесь.

– Откуда он знает, что я в Гватемале?

– Возможно, я об этом упоминал.

– Матео!

– Ладно. Я ему сказал. Иногда английский меня подводит.

– Ты же вырос в Бронксе! И прекрасно владеешь английским.

– Твой английский все равно лучше. Поговоришь с ним?

– Чего он хочет?

– Как обычно. Если будешь общаться, я могу заняться разборкой находок из Чупан-Я.

Я предпочла бы заболеть корью, чем сидеть полдня в обществе «обрадованного» репортера, но моя задача была оказывать самую разную помощь.

– Я твой должник. – Матео сжал мою руку.

– Это я перед тобой в долгу.

– Gracias.

– De nada[14].

Но интервью так и не суждено было состояться.

Репортер сидел в кабинете Матео на втором этаже, ковыряясь в носу. Когда я вошла, он прекратил свое занятие и притворился, что почесывает неряшливые усики над верхней губой. Сделав вид, будто только заметил меня, он вскочил на ноги и протянул руку:

– Олли Нордстерн. В смысле, Олаф. Друзья называют меня Олли.

Я прижала ладони к груди, не желая прикасаться к носовым изысканиям акулы пера.

– Разгружала машины, – улыбнулась смущенно.

– Грязная работа. – Нордстерн опустил руку.

– Да. – Я указала ему на стул.

Парень был весь в синтетике – от напомаженных волос до туристических ботинок из «Кей-марта». Голова его держалась на шее размером с мое плечо. Судя по всему, юноше было года двадцать два.

– Итак… – одновременно начали мы.

Я знаком показала Нордстерну, что право первого слова за ним.

– Такая радость с вами познакомиться, доктор Бреннан! Я так много слышал о вас и о вашей работе в Канаде! И читал о ваших свидетельских показаниях в Руанде.

– Суд на самом деле заседает в Аруше, в Танзании.

Нордстерн имел в виду мое выступление перед Международным уголовным судом ООН касательно Руанды.

– Да, да, конечно. А еще вы участвовали в расследовании дела монреальских «Ангелов Ада» – мы внимательно следили за ним у себя в Чикаго. Знаете, в Городе ветров тоже есть байкеры.

Подмигнув, он ущипнул себя за нос. Я надеялась, что внутрь «археолог» не полезет.

– Вы ведь не за этим сюда пришли. – Я поглядела на часы.

– Простите, отвлекся.

Нордстерн извлек из одного из многочисленных карманов камуфляжной жилетки блокнот, открыл его и занес ручку над бумагой.

– Хотелось бы узнать все возможное о докторе Сноу и ФСАГ.

Прежде чем я успела ответить, в открытых дверях появился смуглый незнакомец с нависшими бровями и горбатым, слегка свернутым в сторону носом. Над левой бровью у него протянулся тонкий белый шрам. Незнакомец был небольшого роста, но мускулистый, без единой капли жира. Мне сразу же вспомнилась песня «Убийцы среди нас».

– Доктор Бреннан?

– S.

Вошедший показал свой значок. СИКА – Особый отдел по расследованию преступлений Национальной гражданской полиции Гватемалы.

Внутри все оборвалось.

– Меня направил сюда Матео Рейес.

Он говорил по-английски без акцента, и, судя по тону, пришел отнюдь не со светским визитом.

– Да?

– Я сержант-детектив Бартоломе Галиано.

Господи… Неужели Молли умерла?

– Это как-то связано с расстрелом возле Сололы?

– Нет.

– Тогда в чем дело?

Галиано посмотрел на Нордстерна, потом снова на меня:

– Тема весьма деликатная.

«Плохо, Бреннан». Чем я могла заинтересовать СИКА?

– Подождете несколько минут?

Ответом мне был пустой взгляд.