Опера Цюаньшан Нефф Эрих

5

Летом 1849 года, в разгар калифорнийской золотой лихорадки, корабль, битком набитый китайскими иммигрантами, бросил якорь в порту Сан-Франциско. Шлюпки доставили новоявленных аргонавтов на берег. Их встречали изумлёнными взглядами и насмешками; раньше здесь китайцев не видали. Вдоволь натешившись, золотоискатели вернулись к привычным утехам в салунах и палатках портовых шлюх. Похоже, тут всякий стремился тем или иным способом попасть на золотые прииски. А уж там будет не до веселья.

Из Сан-Франциско золотоискатели разбредались по всему штату. Слухи приносили разное: кому-то посчастливилось найти золото здесь, кому-то там. В погоне за удачей люди метались с места на место. Не все из них были старателями, были и такие, кто сопровождал старателей, выполняя разную чёрную работу.

Шан Цюань и три его соотечественника прибились к одной из старательских групп. Они готовили золотоискателям еду, стирали их одежду. Потом и сами попытали счастье на золотом промысле. И им даже повезло – поначалу. Однако старателям-американцам не понравилось, что какие-то косоглазые прачки тоже находят золото. Китайцев тут и за людей-то не считали. Недовольство росло, и кончилось всё тем, что Шан Цюаня и остальных попросту ограбили, отняли всё, что при них было. Пришлось им возвращаться обратно в Сан-Франциско, почти ни с чем. Шан Цюань благоразумно припрятал чуть-чуть золота; он не разбогател, но смог отправить немного денег жене, чтобы она тоже приехала в Америку. И у него ещё осталось, чтобы открыть прачечную. Старатели сорили деньгами направо и налево; из этого богатства изрядно перепадало карточным шулерам, владельцам салунов и проституткам. А Шан Цюань в своей прачечной зарабатывал жалкие гроши.

Ему показалось, что судьба подкинула второй шанс, когда компания Централ Пасифик стала нанимать китайских рабочих на строительство Тихоокеанской железной дороги. Несмотря на то, что за тяжёлый труд на железной дороге платили мало, да ещё постоянно задерживали выплаты, к завершению строительства Шан Цюань кое-что скопил. В 1896 году он вернулся в Сан-Франциско к жене и сыну, которые в его отсутствие продолжали управлять прачечной Цюаньшан.

Шан Цюань скончался в самом начале 1906 года, жена пережила его совсем ненадолго. Прачечную унаследовал их сын, Ван Цюань. В том же 1906 году, в апреле, старое, ветшающее здание было уничтожено сильнейшим землетрясением и произошедшим вслед за тем пожаром.

Помнится, Ван Цюань часто сердился на отца, что тот почти все заработанные деньги обращает в золотые монеты и прячет их в сейфе в подвале прачечной. Ван уговаривал старика, что деньги нужно отнести в банк и положить на счёт, под проценты, но так и не смог его убедить. Но вот, открыв уцелевший сейф посреди тлеющих развалин, Ван Цюань мысленно возблагодарил отцовское упрямство. Правда, золотых монет оказалось не так много, как ему помнилось. Неужели отец втихомолку потратил часть сбережений? И на что? На любовниц? Или проиграл в маджонг? Это было совсем не в духе Шан Цюаня. Впрочем, денег было вполне достаточно, чтобы отстроить прачечную заново. Хватило даже, чтобы привезти жену из Китая.

Ныне Гэри Цюань, правнук Шан Цюаня, владел зданием и семейным бизнесом. В принципе, здание можно было продать и получить хорошие деньги. А что потом? Чтобы открыть новое дело денег потребуется ещё больше.

Но порой ему хотелось избавиться от прачечной. Содержание и ремонт здания влетали в копеечку, не говоря уж о счетах за воду. Да, конечно, прачечная приносила стабильный доход, только он был невелик. Гэри приходилось работать механиком в автомастерской, но там тоже платили не слишком много. Он, как мог, старался скопить денег, однако ремонт крыши с заменой кровли обошёлся в кругленькую сумму, двадцать тысяч долларов, а приобретение нового водонагревательного котла окончательно опустошило его банковский счёт.

6

Прошёл ровно месяц с тех пор, как Энн стала миссис Цюань. Произошло это совершенно обыденно: они вдвоём просто зарегистрировали брак в мэрии Сан-Франциско, а потом Гэри вернулся на работу в автомастерскую на Пасифик-авеню, а Энн вернулась в прачечную. Брачная ночь в качестве законных супругов ничем не отличалась от других ночей: в сексуальной сфере Гэри не мог похвастаться ни особой фантазией, ни выносливостью. Их совместная жизнь, казалось, стала приобретать ровную размеренность.

…Было почти десять вечера, когда из прачечной ушёл последний посетитель. Энн заперла входную дверь и пошла в чулан за ведром и шваброй. Она мыла пол в прачечной каждый вечер, после закрытия, ей нравилось наводить здесь чистоту. Она даже напевала при этом, только тихо, чтобы не отвлекать Гэри. Он был занят важным делом: разбирал дневную выручку. Стоя возле конторки, Гэри раскладывал монеты в столбики – пенни, никели, даймы, четвертаки. Пересчитывал их и складывал в специальные банковские бумажные цилиндрики. На каждую упаковку монет Гэри лепил жёлтый бумажный ярлычок, на котором писал сумму. На подсчёт у него уходило изрядно времени, калькулятором Гэри не пользовался. Энн подумала, что он мог бы поручить ей считать монеты, она бы справилась с этой задачей гораздо быстрее. Но нет, у него и мысли такой не возникало.

– Слишком мало! – вскричал Гэри с внезапным негодованием. – Прачечная приносит слишком мало денег!

Энн поначалу не обратила на его вопли особого внимания. Тут ведь как бывает: в прачечной день на день не приходится – выручка то больше, то меньше. В одном Энн была уверена совершенно точно: с её здесь появлением доходы от прачечной выросли. А всё потому, что она всегда доброжелательно разговаривала с клиентами, и им это нравилось.

Гэри выскочил из-за конторки и встал прямо перед Энн.

– Слишком мало! – повторял он, всё больше распаляясь. – Слишком мало денег!

Энн с опаской посмотрела на его побагровевшее лицо. Может он снова пил? Боже, порой он становился просто невыносим.

– Смотри сюда, – Гэри развернул «Син Тао Дейли», газету на китайском языке, которую они держали в прачечной специально для посетителей. Энн взглянула на газетную страницу с чувством превосходства: Гэри, который учился читать на вэньянь, понимал едва ли половину иероглифов байхуа. Это была страница объявлений с предложениями работы: в основном требовались поварихи, официантки, портнихи и так далее. Но Гэри показывал на объявление в самом низу.

– «Дому упоительной гармонии» Блоссом Вонг требуются девушки, выполняющие изысканный массаж.

Энн воззрилась на него с недоумением. Наверное, он разобрал не все иероглифы и не понял, что на самом деле имеется в виду?

– Я уже звонил им, – сказал Гэри со своей мерзкой самодовольной улыбочкой. – Они ответили, что согласны взять тебя на неполный рабочий день.

Изысканный массаж, господи. Как ни назови подработку проституцией, сути это не изменит.

Гэри крепко взял Энн за плечо.

– Всего несколько дней в месяц, и мы получим дополнительно три или даже четыре сотни, – сказал он.

Нет, это не взаправду, это просто дурной сон. Вот чем обернулся спланированный родителями брак по расчёту: её муж оказался настолько жаден до денег, что готов сплавить собственную жену в так называемый массажный салон. Энн даже мысленно не могла произнести слово «проституция», хотя понимала, ей предстоит именно это.

Гэри сложил газету, запер деньги в сейф и удалился в квартиру. Энн осталась в прачечной, чтобы закончить уборку. Она потратила, наверное, час, протирая стиральные машины и моя пол. Тяжёлая работа помогает избавиться от тяжёлых мыслей. Хотя бы на время.

Когда она вернулась в квартиру, Гэри уже спал. Как будто ничего и не случилось. Энн не стала ложиться в кровать, она села на диванчик – подумать, побыть наедине со своими мыслями.

Энн постаралась представить себе, что она снова в Китае, снова вместе с Лин Чао, в его объятиях. У него такие сильные и такие нежные руки… Вскоре она уснула. Ей снилось, будто она и Лин Чао сидят на берегу озера Байюнь, он ласкает её грудь, целует её в шею, и они смеются, беззаботно и счастливо, как ни разу ей не доводилось смеяться вместе с нежеланным мужем…

Энн проснулась позже обычного. В щёлку между занавесками пробивались лучи утреннего солнца. Гэри уже ушёл на работу в автомастерскую. И хорошо. Энн вспомнила вчерашний сон, наслаждаясь каждым его мгновением. Она прокручивала его в памяти снова и снова, как особенно понравившиеся сцены из любимого фильма. Ей так хотелось, чтобы сон превратился в реальность, так хотелось увидеть Лин Чао наяву.

Но пора было открывать прачечную. Пускай Энн нынче встала позднее, на часах было только восемь утра. Энн отперла входную дверь. На пороге уже ждали ранние пташки: Тэмми и её славные дочурки с большой корзиной, набитой перепачканной детской одеждой. Энн заперла двери, ведущие в квартиру и офис, распахнула дверь прачечной настежь и подложила деревянный клин, чтобы дверь не захлопнулась. Оставив Тэмми хозяйничать в прачечной, Энн взяла с собой две авоськи и отправилась на Стоктон-стрит.

Стоктон-стрит была главной улицей китайского квартала. Здесь было многолюдно, хотя, слава богу, не так, как на Грант-авеню, где среди туристов не протолкнуться. Вывески магазинов были сплошь на китайском; повсюду слышались разговоры на кантонском. Некоторые, впрочем, говорили на мандарине, а английский звучал только в разговорах с гвайло, белыми.

Возле перекрестка с Бродвеем стоял полицейский патруль на мотоциклах. Один из полицейских, голубоглазый блондин, чья бледная кожа резко контрастировала с чёрной формой, помахал Энн рукой. Она улыбнулась в ответ и замедлила шаг.

И отчего это Гэри никогда не улыбается ни ей, ни клиентам? Вместо этого смотрит на всех волком и вечно не в духе.

Энн перешла на другую сторону улицы, повернула налево. Дети играли прямо на тротуаре, бросали в стену баскетбольный мяч, громко смеялись. Дальше по улице был рынок Суньсан.

– Где продают грибы шиитаке? – спросила она у продавца за ближайшим прилавком.

Тот в ответ махнул рукой.

– В самом конце, возле прилавка с капустой бок-чой.

Грибами торговала старая седая китаянка в поношенной крестьянской одежде. Она брала грибы из корзины прямо руками и складывала их в мятый бумажный пакет. При этом она что-то бормотала себе под нос, но едва слышно, слов было почти не разобрать. У неё были тёмные пальцы, и Энн задумалась, а когда в последний раз эта старая женщина мыла руки?

Энн вспомнила свою бабушку, на которую эта старая женщина была совсем не похожа. Вей-Минь Пен принимала участие в Великом Походе и была близко знакома с Председателем Мао. Может быть даже очень близко. И какова в этом случае истинная родословная девочки Сань-Сань? Бабка была суровой женщиной, с низким, почти мужским голосом; держалась всегда по-военному строго и другим членам семьи спуску не давала. Но теперь, будучи в Америке и вспоминая свою прежнюю жизнь в Китае, Энн поняла, что бабушке действительно было чем гордиться. Старая седая крестьянка, грязными руками копающаяся в корзине с грибами, была как живое напоминание о том, какой была жизнь простых людей до Мао. Председатель Мао был прав во всём. Ну, за исключением культурной революции.

Энн вдруг подумала о себе самой. Вот она, пришла на рынок за деликатесами, чтобы ублажить нелюбимого мужа вкусной едой. Чем она лучше этой старой женщины в простой крестьянской одежде? Да, душа её противится такой жизни, но что с того?

Когда Энн вернулась в прачечную, новых посетителей там не было. Прачечная не требовала особого присмотра; она была расположена в глухом переулке, случайные люди сюда не заходили. Порой на дню случались вот такие тихие минуты, и тогда у Энн появлялось некое ощущение, похожее на чувство покоя, которое она испытывала в родительском доме, или вроде того чувства умиротворения, когда она из любопытства заглянула в церковь Святой Девы Марии на Грант-авеню. В церкви в тот момент не было службы, и не было других людей. Энн какое-то время посидела на крайней скамье, глядя на мерцающее пламя свечей, тихонько шепча кому-то незримому пожелания, чтобы жизнь переменилась к лучшему. Наверное, такая была у неё молитва.

В семь вечера Энн вышла из-за конторки и заперла дверь офиса. Входную дверь оставила открытой; прачечная работала до десяти. Вечернее время Энн посвящала домашним делам, готовила мужу ужин. Она как раз перемешивала отваренный рис, когда громко хлопнула дверь квартиры. У Энн скрутило желудок, руки как будто налились свинцом – так реагировало тело на появление родного мужа.

– Пахнет вкусно, – сказал Гэри, ввалившись на кухню.

Он уселся за стол, даже не помыв руки, и накинулся на еду, словно голодная собака. Он ел, низко склонившись над тарелкой, его волосы едва не попадали в еду. Энн, конечно, понимала, что Гэри весь день работал, и ему, может, даже некогда было перекусить, но всё же так нельзя. Надо стараться вести себя по-человечески. Хотя, наверное, она слишком много хочет от этого человека. Энн напомнила самой себе, что и в сексуальной жизни Гэри вёл себя точно так же.

Гэри закончил чавкать и откинулся на спинку стула. Слегка покачался на задних ножках, удовлетворённый ужином, вкус которого вряд ли мог оценить по достоинству. Гэри смотрел прямо на Энн, по его лицу блуждала довольная улыбка. Энн, одетая в любимый чёрный свитер и узкую юбку, знала, что привлекает его, но не показала виду. Она взяла чашку с горячим чаем, отпила глоток. Две чайные чашки из тонкого фарфора Гэри унаследовал от отца, и это были единственные по-настоящему красивые вещи из того, чем он владел. Прочие его вещи были сплошной безвкусицей или настоящим уродством. Кухонная мебель и посуда раньше принадлежали благотворительному фонду, ложки, вилки и ножи – военно-морскому флоту США.

Энн подула на чай, чтобы остудить. Гэри посмотрел на часы и засуетился.

– Уже половина восьмого! – воскликнул он.

– И что? – Энн была непонятна причина его внезапного беспокойства.

– Нам пора идти, – сказал Гэри.

– Куда? – Энн смотрела на него с недоумением.

– Ты что, забыла? Заведение Блоссом Вонг. Ты должна там быть сегодня вечером.

У Энн задрожали руки. Она крепче стиснула чашку, чтобы не расплескать горячий чай. Значит, вот так Гэри решил отблагодарить её за прекрасно приготовленный ужин?

Энн знала, что ей следовало сделать. Надо выплеснуть горячий чай прямо Гэри в лицо и уйти из его дома. Прочь, насовсем. Никогда сюда не возвращаться.

Но куда ей идти? Что у неё есть? Немного мелочи, что осталась после похода на рынок…

Гэри смотрел на неё.

Энн молча села, медленно поставила на стол чашку.

Почему бы ей не проявить бабушкин характер и хоть раз поступить наперекор? Что бы тогда произошло? Вряд ли могло быть что-то хуже, чем это…

Энн слышала, как Гэри говорит по телефону на своём ужасном кантонском. «Да, конечно, мадам Вонг. Мы выезжаем прямо сейчас». Он вернулся на кухню, взглянул на Энн, которая безучастно сидела за столом, недовольно бросил:

– Ты ещё не готова? Поторапливайся.

Готова? К чему она должна быть готова? Что ей следует сделать? Накрасить губы алой помадой, как это делают проститутки? Или взять бритву и распороть сбоку юбку до бедра?

Гэри распахнул дверь и ждал её на пороге. Зачем он вообще спросил, готова ли она? Должно быть, просто не знал, что сказать.

Пока они ехали по Стоктон-стрит, Энн смотрела на людей, что шли по улице, стояли возле магазинов. Что они сказали бы о ней, если бы знали, куда она едет сейчас? Что бы подумали её родители?

Гэри вёл машину молча, сосредоточенно глядя на дорогу. Они проехали по Стоктон-стрит, повернули налево, на Буш-стрит. На перекрёстке с Грант-авеню Гэри остановился на красный. Вокруг была многолюдная толчея. Обитатели китайского квартала, туристы. Люди ходили по магазинам и ресторанам, и все выглядели беззаботными и очень счастливыми.

Пикапу Гэри едва хватило места, чтобы протиснуться по Квинси; он припарковался в дальнем конце переулка. Энн вышла из машины, посмотрела по сторонам. Ужасное место. Старые, ветшающие здания, выщербленные кирпичные стены. Ни одного магазина, ни одного прохожего на улице. Только наглухо закрытые двери.

Энн посмотрела на чёрную лакированную доску, на которой золочёными иероглифами было написано: «Дом упоительной гармонии». За спиной зарычал мотор пикапа; Гэри уезжал прочь, бросая её одну в этом мрачном переулке. Энн побежала было вслед за машиной, споткнулась, встала посреди дороги. Затем повернулась и побрела обратно, к дверям заведения мадам Вонг.

Помедлив, Энн подняла руку и постучала. В двери открылось маленькое окошечко, и на Энн уставился пристально глядящий глаз.

– Имя? – донёсся из-за двери низкий мужской голос.

– Энн Цюань, – она даже едва заметно улыбнулась. Всё выглядело так странно, нереально – словно в тех гангстерских фильмах по телевизору.

Окошечко закрылось, Энн услышала звук удаляющихся шагов. Она ждала довольно долго и уже была готова уйти прочь, как дверь распахнулась. Энн помедлила на пороге, разглядывая открывшуюся взору обстановку. Стены гостиной, освещенной мягким светом, были облицованы панелями из морёного дерева. На стенах висели старинные свитки с китайской каллиграфией и шелковые гобелены со сказочно прекрасными пейзажами. Вдоль одной стены стояли антикварного вида резные кресла и низенькие столики. В креслах сидели китаянки ослепительной красоты. Никогда в жизни Энн ещё не встречала настолько прекрасных женщин. Благодаря урокам истории и музейным экскурсиям Энн знала, что весь этот антиквариат стоит немалых денег. Но она понимала также, что этих женщин, сидящих в дорогих креслах, нельзя получить задёшево.

Рядом с Энн, слева, стоял необычайно рослый китаец. Он был одет в тёмный двубортный костюм в тонкую косую полоску. Наверняка, это был тот самый вышибала, что разглядывал Энн через окошечко в двери.

Навстречу Энн вышла женщина, в которой без труда угадывалась хозяйка заведения. В её гладких чёрных волосах поблёскивали седые пряди. Энн предположила, что хозяйке, наверное, около пятидесяти, может даже больше. Возраст было сложно угадать точнее; её лицо было гладким, без морщин и прочих отметин, что накладывает время. Должно быть, прежде она пользовалась традиционными китайскими средствами по уходу за кожей, а теперь самыми лучшими современными, самыми дорогими. Хозяйка была облачена в золотистое шёлковое пэй, украшенное вышивкой. Пэй было сшито на заказ или даже привезено из Китая; в здешних магазинах такую одежду не купишь.

Протянув руку Энн, хозяйка промолвила на изысканном кантонском наречии:

– Добро пожаловать к нам, Сань-Сань Цюань. Меня зовут Блоссом Вонг. Я рада, что ты к нам пришла.

Энн робко прикоснулась к кончикам её пальцев, с удивлением для себя поняв, что безотчётно склонилась в лёгком церемониальном поклоне. Между тем сама мадам Вонг не теряла времени понапрасну, она внимательно изучала внешность Энн, прикидывая, какого фасона ципао будет к лицу новоявленной «массажистке».

– Прошу запомнить, – сказала мадам Вонг, – за дверями моего заведения ты можешь называть себя Энн Цюань, если тебе так нравится. Но здесь ты всегда Сань-Сань.

Энн огляделась, присматриваясь к обстановке внимательнее. Она восхищалась отделкой гостиной и втайне завидовала ослепительной красоте женщин, непринуждённо расположившихся в креслах. Одна из них читала книгу, роман на китайском. Другая лениво листала глянцевый журнал мод. Третья полировала свои безупречные ногти. Все они были одеты в ципао различной расцветки; их внешний облик, прически и макияж восходили к шанхайской моде тридцатых. Они, в свою очередь, тоже исподволь поглядывали на Энн, изучали её. Она расслышала, как одна из красавиц шепнула другой: «Новенькая. Похоже, пришла на пробу». Энн стояла и чувствовала себя не в своей тарелке из-за того, что была одета в обычную юбку и свитер.

Блоссом Вонг жестом поманила Энн за собой и двинулась вперёд, семеня мелкими шажками. Энн пошла следом за хозяйкой, ощущая, как ноги утопают в роскошном ковре. За массивной дубовой дверью была просторная комната, похожая на зал заседаний какого-нибудь банка.

– Это мой кабинет, – сказала Блоссом Вонг. – Если что-то понадобится – приходи, не стесняйся.

Они пошли дальше, свернули в узкий коридор со множеством закрытых дверей. Блоссом Вонг отворила дверь в одну из комнат.

– Полагаю, ты захочешь принять душ, дорогая, – сказала Блоссом Вонг тоном, не терпящим возражений. – Всегда принимай душ – до и после.

До и после? Как бы Энн хотела никогда не слышать подобных слов, не знать, что они означают. До и после встречи с похотливыми клиентами, совершенно посторонними людьми, пришедшими получить секс за плату. Энн шагнула в пустую комнату. Блоссом Вонг наблюдала за ней, представляя, как элегантно Энн будет выглядеть в ципао.

– Не торопись, – сказала Блоссом Вонг, уходя. – У тебя есть столько времени, сколько нужно.

Энн разделась и пошла в душ, как велено. Стоя под душем, она чувствовала, как тонкие струйки горячей воды щекочут её кожу. На полочке стоял пластмассовый флакон с гелем для душа. Энн налила немного геля в ладонь, принялась с усердием втирать его в кожу. Гель пах лавандой. Энн намылила шею, плечи, грудь. Подставила голову под струи воды; приятный тёплый дождь мягко падал на её лицо, журчала вода, убегающая в слив. Энн вдруг подумала, что едва не упустила главное. Когда Блоссом Вонг велела принимать душ до и после, она, конечно же, в первую очередь имела в виду интимные места. Не стоит строить из себя наивную дурочку, понятно же, зачем она здесь: ради сексуальных утех с клиентами. Надо смотреть правде в глаза. Энн принялась намыливать лобок и промежность.

Под душем она провела едва ли не час. Закрыла воду, сдвинула пластиковую шторку и вышла из душа. Потянувшись за полотенцем, Энн заметила, что кто-то аккуратно свернул её одежду и положил на кресло. Но её белья там не было. И обуви тоже. Всё это обнаружилось в шкафу, где на плечиках висело тёмно-зелёное ципао. Энн прикоснулась к блестящему шёлку, пропустила ткань сквозь пальцы. Такая вещь, должно быть, стоит немалых денег, но Блоссом Вонг, похоже, за ценой не стоит.

Энн накинула на себя ципао; ощущение от прикосновения шёлка к голой коже было восхитительным. Энн посмотрела на себя в большое зеркало. Неужели та женщина в отражении на самом деле она? Та красотка в зеркале похожа на высококлассную распутницу из предвоенного Шанхая. Впрочем, картине для полноты не хватает нескольких штрихов. Энн села за туалетный столик, что стоял в углу. Там было полное изобилие: расчёски и гребни, кисточки для нанесения макияжа, помада различных оттенков, тени для век и румяна, духи и туалетная вода. Названия были по преимуществу французские, и Энн не всегда могла понять, где что. Красота девушек Блоссом Вонг была обеспечена по высшему разряду. Энн причесала волосы, накрасила губы бордовой помадой. Рассмеялась, разглядывая своё отражение в зеркале. Следовало признать, выглядела она отменно.

И как раз в этот момент послышался лёгкий стук в дверь. А вслед за тем голос Блоссом Вонг:

– Могу я войти?

У Энн мелькнула мысль, что, возможно, стоит сказать «нет». Но вряд ли она будет более готовой к тому, что ей предстоит, чем сейчас. И Энн сказала:

– Да.

Блоссом Вонг вошла и тихо притворила за собой дверь. Посмотрела на Энн, одобрительно кивнула.

– Полагаю, пришло время дать тебе кое-какие инструкции, – произнесла Блоссом Вонг ровным голосом. – В каждой комнате на стене есть два выключателя, один над другим. Верхний – для того, чтобы погасить свет, а нижний – на тот случай, если возникнут проблемы с клиентом. Как только щёлкнешь нижним выключателем, через пару мгновений тебе будет оказана требуемая помощь. Но уверяю тебя, в нашем заведении проблемы с клиентами возникают крайне редко. Далее, когда закончишь, уходя, оставь сто долларов под моей дверью. Насчёт уборки в своей комнате не беспокойся, для этого у нас тут есть другие люди. Ну и напоследок кое-какие средства для предохранения от нежелательных последствий…

Энн слушала очень внимательно, словно прилежная студентка на лекции. На прощание Блоссом Вонг ободряюще коснулась руки Энн и сказала:

– Выходи в гостиную, когда почувствуешь, что готова.

Энн снова посмотрела на себя в зеркало. Что же, сама хозяйка одобрила её внешний вид, значит, нечего дальше откладывать. Энн подошла к двери, повернула дверную ручку. Ладонь была влажной от пота.

Несколько кресел в гостиной пустовали; Энн выбрала самое дальнее от входной двери. Она вжалась в кресло, вцепившись пальцами в подлокотники, украшенные резными драконами, но всё равно оставалась на виду. Другие девушки, как Энн могла заметить, держались совершенно непринуждённо, как будто они сидели в гостиной у себя дома. Одна рассматривала китайский журнал мод, другая пила чай, а третья продолжала полировать свои ногти. И хотя все они старательно делали вид, что не обращают на Энн никакого внимания, она чувствовала на себе их быстрые взгляды исподволь. Девица, которая пила чай, шепнула что-то другой, которая подтачивала ногти. Та прервалась на мгновение, покачала головой, тихонько хихикнула, прикрыв рот ладонью, потом снова вернулась к отделке ногтей. Неужели они говорили об Энн? Ей показалось, она расслышала слова: «Новенькая… такая красотка». Возле Энн стоял низкий столик, на котором были разложены модные журналы, китайские и американские. Энн взяла номер «Vogue», пролистала несколько страниц. Ей нравились стильные рекламные фотографии, особенно реклама Коко Шанель. Энн начала читать статью о флорентийских парках.

Во входную дверь постучали. Энн подняла голову, увидела, как к дверям молча идёт плечистый вышибала в тёмном костюме. Он первым посмотрел в окошечко, затем уступил место Блоссом Вонг. Она привстала на цыпочки, чтобы разглядеть стоявшего за дверью, кивнула. Вышибала отпер замок и отодвинул засов. Вошёл элегантный китайский джентльмен; у него были седые редеющие волосы, одет он был в превосходно сшитый костюм с красной гвоздикой в петлице. Инкрустированная перламутром трость, похоже, была ему нужна только как стильный аксессуар – седой джентльмен держался прямо и нисколько не прихрамывал при ходьбе. Он слегка наклонил голову, приветствуя Блоссом Вонг, и поцеловал её протянутую руку.

– Как погляжу, ты все та же шанхайская красавица, – сказал седой джентльмен игриво, потрепав Блоссом Вонг по щеке. Энн заметила, что он, как бы любуясь обстановкой, в действительности оценивает сидящих в гостиной девушек. – Да-да, это заведение выглядит в точности как то, которым ты владела в Шанхае.

– Янь-Юнь, дорогая, – произнесла Блоссом Вонг, – пожалуйста, проводи господина Чжоу в его комнату.

Девушка, которая столько внимания уделяла своим безупречным ногтям, встала из кресла. Она оказалась немного меньше ростом, чем Энн показалось по первому взгляду. Янь-Юнь улыбнулась господину Чжоу так радостно, словно всю свою жизнь ждала именно его. Она двигалась так грациозно и обольстительно в своём ципао. Господин Чжоу отпустил какой-то комплимент, Янь-Юнь рассмеялась нежным смехом.

Энн вернулась к чтению. Фотографии, иллюстрирующие статью, были нереально красивы. Энн задумалась о том, где находится этот древний городок Фьезоле, как вдруг кто-то прикоснулся к её плечу. Энн подняла голову и увидела перед собой улыбающуюся Блоссом Вонг. Позади неё стоял и робко улыбался невысокий мужчина. Он был маленького роста, хорошо одет – ничего другого Энн не смогла бы о нём добавить.

– Дорогая, с тобой хотят познакомиться поближе, – сказала Блоссом Вонг.

Энн отложила журнал, поднялась на ноги.

– Энн, это – господин Чун, большой человек здесь, в китайском квартале, – сказала Блоссом Вонг с льстивой улыбкой.

Большой человек ростом был даже ниже, чем Энн. Она стояла и не знала, что сказать. Просто улыбалась, стараясь делать вид, что очень впечатлена оказанным ей вниманием. Она слышала, как одна из девушек негромко хихикнула. Блоссом Вонг слегка повысила голос:

– Полагаю, ты можешь проводить господина Чуна в комнату номер четыре, это наверху, по левой стороне коридора.

И Блоссом Вонг удалилась.

Энн повела господина Чуна в комнату номер четыре. Она не привыкла носить ципао и чувствовала себя очень стеснительно. Энн поднималась по лестнице не спеша, но господин Чун всё равно отстал. Она остановилась наверху, поджидая его, слыша его свистящее дыхание. Всего четыре лестничных пролёта, и он уже запыхался? Похоже, господин Чун совсем не следил за своим здоровьем. Рыхлый коротышка с избыточным весом; Энн были не симпатичны такие мужчины. Лин Чао был совсем не такой. Он был стройный, широкоплечий, гибкий, как леопард – и неутомимый в сексе…

Неужели ей придётся… Неужели она должна заниматься этим? Как только Гэри такое в голову могло прийти?

Энн повернула дверную ручку. Проклятье, и почему дверь не могла оказаться заперта? Посреди комнаты, на ночном столике стояла статуэтка Будды. Часть комнаты занимала ванна и душ. С другой стороны была низкая кровать, фактически большой матрац на подставке. Кровать была застелена белоснежными простынями, ещё несколько свёрнутых простыней и стопка полотенец лежали на постели в ногах.

Энн обернулась, посмотрела на пухлую фигуру господина Чуна. Как он выглядит без одежды? Уродливо, наверняка. Господин Чун стоял, рукой приглаживал свою жидкую шевелюру и пялился на Энн. Взгляд его был устремлён на её грудь, затем опустился ниже. Должно быть, он тоже представлял себе, как Энн выглядит без одежды, воображал себе её райские кущи – дикие, густые…

– У тебя красивые ступни, – сказал он, глядя вниз.

Энн залилась краской смущения. Красивые ступни? О чём это он?

– Можешь снять туфли? – нерешительно попросил господин Чун.

Снять туфли? Энн примирилась с мыслью, что рано или поздно ей придется снять с себя всё.

Она опёрлась одной рукой о стену, другой стащила с ног тесные туфли.

– Можно мне посмотреть? – деликатно попросил господин Чун.

Энн подняла одну ногу – невысоко, насколько позволял подол ципао.

– Да, так хорошо, – сказал господин Чун. Он неловко опустился на колени – сначала на одно, затем на другое. Склонился к самым ногам Энн, прикоснулся к её пальцам, легонько погладил. – Знаешь, моей матери бинтовали ступни.

Сколько же лет его матери? Сколько лет ему самому, если на то пошло? Энн слышала про старый обычай, когда девочкам бинтовали ноги, чтобы ступня оставалась маленькой. Это считалось признаком благородной дамы, но, на самом деле, было жестоким увечьем: ступня деформировалась настолько сильно, что взрослая женщина не могла ходить без посторонней помощи. От этого жестокого обычая отказались ещё в начале века; Энн почти забыла, что он когда-то существовал. В любом случае, какое это имело отношение к ней?

– И бабушке тоже бинтовали ступни, – прибавил господин Чун.

Он вдруг склонился совсем низко, приник к ногам Энн и принялся лизать у неё между пальцами. Энн, к собственному удивлению, нашла эту странную выходку необычайно приятной. А господин Чун аккуратно взял её ступню, поднёс ко рту и стал обсасывать каждый пальчик. Взирая на его макушку сверху вниз, Энн ошеломлённо подумала, что куда как чаще женщинам приходится брать в рот мужской член. Господин Чун пощекотал кончиком языка её мизинчик и переключился на другую ногу Энн.

Внезапно он прекратил свои необычные ласки, встал на ноги и сказал, тяжело дыша:

– Теперь ты сделай то же для меня.

Что? Облизывать его ноги и обсасывать пальцы? Одна лишь мысль об этом вызвала у Энн тошноту.

– Я возьму с тебя триста долларов за то, чтобы облизать твои ноги, – сказала Энн, рассчитывая на то, что высокая цена заставит господина Чоу передумать.

Он повалился в кресло, отёр испарину со лба. Умаялся, даже стоя на коленях. Неужели он настолько не в форме?

Господин Чун полез в задний карман и вынул туго набитый бумажник. Достав из бумажника три стодолларовых купюры, он протянул их Энн, как будто это были три доллара. Энн спрятала деньги в свою красную шёлковую сумочку, расшитую зелёными драконами – мамин подарок на пятнадцатилетие. Следовало догадаться, что в заведении Блоссом Вонг триста долларов – мелочь.

Господин Чун наклонился вперёд и принялся, пыхтя, развязывать шнурки на ботинках.

– Можешь мне помочь? – попросил он.

– Да, – кивнула Энн. – Конечно.

Пришёл её черёд опуститься на колени. Она сняла ботинки с ног господина Чуна, стянула носки. Вновь мелькнула мысль, что бы сказала мать, если бы увидела всё это.

Разделся господин Чун самостоятельно, тщательно свернул свою одежду и сложил на кресло. Встал прямо перед Энн – толстый, голый. Взял её руку, поцеловал и увлёк на постель.

– Моей матери бинтовали ступни, – зачем-то повторил господин Чун. – Ты знаешь позицию «шестьдесят девять»?

Энн молча кивнула.

– Мы сделаем почти тоже самое, – сказал он. – Только ещё будем облизывать друг другу пальцы ног. Раздевайся.

Энн посмотрела на статуэтку Будды. Она никогда не была религиозной, но сейчас молила о помощи.

Нет, пустое. Надо привыкать подчиняться.

– Сейчас, – сказала Энн. – Подожди минутку.

Она, как могла, старалась тянуть время. Встала и пошла к ванне. Открыла горячую воду, взяла мочалку и как следует намочила. Вернувшись к постели с мокрой мочалкой и сухим полотенцем, Энн опустилась на колени и принялась омывать и осматривать ноги господина Чуна. Бурсит большого пальца на правой ноге. На другой ноге – грибок между двумя пальцами. Но хуже всего – запах. Сколько ни мой ему ноги, от этого не избавиться. Ну за что это ей? За что?

Господин Чун, похоже, нашёл омовение ног весьма эротичным. Энн поднялась, избегая смотреть на его эрегированный член.

– Мне нужно почистить зубы, – сказала она. – Я схожу за зубной щёткой.

Не дожидаясь ответа, она быстро вышла из комнаты, спустилась в гостиную. Парочка девиц, сидевших в креслах, усмехнулись ей в лицо. Энн прошла к кабинету Блоссом Вонг и постучала в дверь.

Мадам открыла дверь. В кабинете был включён телевизор; транслировали китайскую оперу. Блоссом Вонг выглядела недовольной, что её побеспокоили в такой момент. Энн протянула ей стодолларовую купюру. Блоссом Вонг без лишних слов взяла деньги и положила на край стола. Энн поблагодарила хозяйку и вышла из кабинета, отчаянно желая остаться и смотреть оперу.

– Клиент захотел лапши, – бросила Энн девицам, что сидели и чём-то шушукались промеж собой. Она торопливо миновала их, открыла входную дверь и выскочила на улицу. Энн была уверена, что, если промедлит хоть мгновение, одна из девиц скажет: «Лапши? Никаких проблем», – и тут же пойдёт звонить в китайский ресторан. А сейчас они, наверное, говорят о ней: «Новенькая. Ничего ещё толком не знает».

Только ступив на тротуар, Энн поняла, что выбежала на улицу босиком. Но возвращаться она не собиралась. На улице стоял туман, ночной холод проникал сквозь тонкую ткань ципао и пронизывал до костей. И всё же прикосновения тумана были такие нежные, такие деликатные, какими должны были быть прикосновения любящего мужа. Какими были прикосновения Лин Чао.

Энн не привыкла ходить босиком, но вскоре приноровилась ступать так, чтобы грубая мостовая не терзала ноги. Походка её почти не изменилась.

Ноздри Энн уловили ароматы китайской кухни, доносящиеся из ресторана на Грант-авеню. Запахи неожиданно пробудили воспоминания о маминой стряпне, так странно…

По Грант-авеню сновала людская толпа, от туристов было не протолкнуться. Все куда-то спешили. Не хватало только рикш на улице, чтобы картинка стала совсем похожа на довоенный Шанхай или Гонконг. Энн даже услышала мужской голос, звучавший так, словно его обладатель был родом из Гуанчжоу. Она завертела головой, оглядываясь по сторонам, но голос потерялся в шуме толпы. А может, ей просто показалось…

Энн свернула на Пайн-стрит, пошла вверх по холму. По улице катило свободное такси. Махнуть ему? Денег у неё достаточно, двести долларов в сумочке с драконами. Нет, она не станет останавливать такси, она прибережёт эти деньги.

Громадный чёрный «линкольн», проезжавший по улице мимо, замедлил ход и остановился возле Энн. Она разглядела изысканно одетого японца, сидевшего на заднем сиденье лимузина. Стекло передней дверцы опустилось, в окно выглянул шофёр, спросил:

– Желаете прокатиться, мисс?

Энн хотела было ответить «нет», но, повинуясь импульсу, неожиданно для самой себя шагнула к лимузину. Задняя дверь открылась, Энн помедлила мгновение, затем всё же села в машину. Странно, японец даже не удостоил её взглядом, он смотрел в другое окно. Затем он произнёс несколько слов по-японски, очевидно, обращаясь к шофёру, тон сказанного был исключительно властный. Лимузин тронулся и мягко покатил по улице.

Энн откинулась на спинку сиденья и позволила себе немного расслабиться. Сиденье было очень удобным и приятно пахло натуральной кожей. И, раз уж японец продолжал смотреть в своё окно, Энн стала смотреть в своё.

Пожилая китаянка тащила на спине малолетнего ребёнка. Юная парочка брела, взявшись за руки. И повсюду туристы, много туристов. Совершенно обыденная картина для китайского квартала.

Энн почувствовала на себе взгляд японца и обернулась. У него было гладко выбритое лицо, лишь короткая щетина на подбородке изображала бородку. А он был очень даже ничего, симпатичный. И выглядел мужественней, чем Гэри.

Японец улыбнулся и произнёс медленно, тщательно выговаривая слова:

– Мисс, я не очень хорошо говорю по-английски. И совсем не говорю по-китайски.

– А я не говорю по-японски, – сказала Энн.

Японец кивнул и ничего на это не ответил.

Лимузин, как корабль, плыл по Пайн-стрит – мимо прохожих, до которых Энн теперь не было никакого дела. Она просто вжалась в кожаную обивку, наслаждалась этими нежданными минутам покоя и хотела бы остаться в этой роскоши как можно дольше. Она даже задремала на какое-то время, забившись в самый уголок сиденья…

Энн проснулась от звука открывшейся дверцы, посмотрела в сторону своего попутчика, но его уже не было в лимузине. Рядом стоял шофёр, придерживая отворённую дверцу.

– Господин Окамото сказал, что вы можете присоединиться к нему в его номере, если желаете, мисс, – произнёс шофёр по-кантонски с заметным английским акцентом.

Энн молча кивнула и вышла из машины.

Лимузин стоял возле отеля «Кабуки». Энн однажды видела здание отеля издалека, но и представить не могла, что когда-нибудь окажется внутри.

Шофёр проводил Энн ко входу, распахнул для неё дверь и напряжённо ждал, когда она пройдёт. В холле на неё обратились взгляды всех присутствующих, видимо, в отель нечасто заглядывали прекрасные гибкие китаянки, одетые в зелёное ципао. А Энн казалось, что все они смотрят на её босые ноги. Портье за стойкой бросал на неё косые взгляды, старательно делая вид, что изучает книгу регистрации гостей. Два пожилых джентльмена, обсуждавшие некую важную тему, прервали свой разговор. Роскошная рыжеволосая дама, одетая в платье с глубоким декольте, на мгновение остановила на Энн взгляд и тут же отвернулась, сделав вид, что не заметила соперницу. Бизнесмен средних лет, у которого она висела на сгибе локтя, улыбнулся Энн, но рыжая дёрнула его за руку и увлекла прочь.

Энн шла вслед за шофёром, который держался очень уверенно. Она обратила внимание, что он обладает атлетическим телосложением, хотя и выглядит худощавым. Наверняка владеет приёмами рукопашного боя и носит при себе пистолет. Шофёр вызвал лифт. Едва двери открылись, из лифта вывалился крепыш, ростом и комплекцией смахивающий на футбольного полузащитника. Здоровяк чуть не врезался в Энн, если бы не шофёр. Он схватил здоровяка за руку, потянул по ходу движения, как заправский мастер дзю-дзюцу, и, чуть отступив в сторону, буквально вышвырнул его в холл.

Энн поспешила зайти в лифт, двери закрылись. Шофёр стоял рядом, смотрел прямо перед собой и молчал, как будто ничего не произошло. Время тянулось невероятно медленно, пока лифт полз с этажа на этаж. Наконец двери снова открылись. Шофёр вышел из лифта, Энн следовала за ним по пятам. Он вдруг остановился, приложил ухо к двери, прислушался. Затем открыл дверь и жестом показал Энн, чтобы она заходила внутрь. Она подчинилась, дверь захлопнулась за её спиной. Энн оглянулась, шофёра рядом не было.

Стоя у порога, Энн осмотрелась по сторонам. На туалетном столике было много искусно сложенных фигурок-оригами. Господина Окамото в комнате не было, но возле кровати стояли его элегантные чёрные ботинки. Из любопытства Энн заглянула в шкаф. Там было полно одежды господина Окамото, аккуратно развешенной по плечикам, даже нижнее бельё. Внизу, придвинутый к дальней стенке, стоял чемодан из натуральной кожи. Энн удивила и слегка позабавила чистоплотность и аккуратность господина Окамото. Ему вряд ли пришлась бы по вкусу прачечная Цюаньшан.

Энн показалось, что она услышала какой-то шум, доносящийся из ванной. Она вдруг ощутила странную эйфорию и, дерзко улыбаясь, направилась прямиком туда. В большой, прямоугольной формы ванне сидел господин Окамото, спиной ко входу. Он оглянулся на звук открывшейся двери и посмотрел на Энн с таким видом, словно всё это время ждал именно её. Энн закрыла дверь, вернулась в спальню. Сняла с себя ципао, затем лифчик и трусики, повесила одежду на плечики в шкафу.

Как она осмелилась? А почему бы и нет? В конце концов, несмотря на весь внешний лоск, заведение Блоссом Вонг оказалось просто борделем. И пускай она не сделала ничего, лишь позволила облизать свои пальцы на ногах, но всё равно Энн чувствовала себя невероятно грязной. Впрочем, она действительно запачкала ноги, когда шла босиком по улице.

Сперва Энн пошла в душевую кабинку. Пустила воду и отрегулировала так, чтобы она была прохладной. Затем принялась мыть ноги, ощущая облегчение от того, что пыль и грязь китайского квартала покидает её кожу. Господин Окамото может быть и промолчит, но вряд ли ему понравится, если залезть к нему в ванну с грязными ногами.

У господина Окамото перехватило дыхание от восхищения, когда Энн вновь появилась в ванной. Её прелестная, сексуальная фигура превзошла все его ожидания. У неё были острые, похожие на снежные холмики груди, изящно очерченные ноги, соблазнительная густая поросль на лобке. Энн медленно погрузилась в воду; хотя она едва знала господина Окамото, она не чувствовала никакого стеснения, сидя напротив него в ванне. Они посмотрели друг другу в глаза, ловя взгляды. Господин Окамото улыбнулся и протянул Энн кусок душистого мыла. Она намылила одну руку, затем другую, смыла пену. Всё это Энн проделала совершенно естественно, как будто никого не было рядом, как будто никто на неё не смотрел. А потом Энн ощутила прикосновения господина Окамото, теперь он, придвинувшись ближе, намыливал её руки, плечи и грудь. Он что-то сказал по-японски. Энн не понимала, что он говорит, однако ей нравился мягкий звук его голоса. Она взяла мыло и стала намыливать его плечи и спину. У господина Окамото были крепкие, хорошо развитые мускулы. Может, он служил в армии? Или занимался гимнастикой, как Лин Чао?.. Воспоминание о сердечном друге появилось на мгновение и тут же исчезло. Энн опустила одну руку вниз, нежно обхватила член господина Окамото, мягко сжала несколько раз, пока он не окреп, и тогда направила его внутрь себя. Другой рукой она продолжала тереть господину Окамото спину. И он тоже обхватил её своими сильными руками, его ладони скользили по её мокрой спине. Он прижался щекой к её щеке, произнёс: «Наверное, в тебе течёт кровь айнов», – и тихонько рассмеялся. Они тесно прижимались друг к другу, тела их двигались в унисон, вверх и вниз, всё быстрее и быстрее. Вода перехлёстывала через край ванны. Энн ощутила, как бёдра господина Окамото судорожно напряглись, он содрогнулся всем телом. Они стиснули друг друга в объятиях…

А потом объятия распались, и они снова были в ванне порознь.

И хотя Энн не испытала оргазм, она всё же была довольна, что испытал он.

Господин Окамото улыбнулся, снова сказал что-то по-японски и погладил Энн по волосам. Затем он поднялся и выбрался из ванны. Энн расслабленно откинулась на стенку ванны, положив руки на её края. Этот день был такой длинный, столько всего произошло, было так много неожиданных поворотов. Она поработала в прачечной, потом муж принудил её сделаться проституткой в элитном борделе. Хорошо, что первым подвернулся тот клиент с вонючими ногами, иначе она не оказалась бы здесь. Здесь, где её, наконец, обласкали так, как она давно этого желала, так, как это делал Лин Чао…

Он повернула голову и посмотрела на господина Окамото. Он обтирался полотенцем. Энн шевельнулась, перекинула ногу через край ванны. Когда Энн поднималась на ноги, у неё на мгновение закружилась голова.

Энн взяла полотенце из рук господина Окамото и стала сама обтирать его мускулистое тело. Закончив, поцеловала его в плечо. Но господин Окамото воспринял это лишь как знак, что процедура окончена. А, может быть, он просто устал. Он снял с крючка халат, надел его и вышел, оставив Энн одну.

Она присела на край ванны, она была даже рада побыть какое-то время наедине с собой, не беспокоиться ни о чём… Но прошло несколько минут, и Энн почувствовала, что озябла. Она взяла чистое полотенце, вытерлась насухо и нехотя пошла одеваться.

Облачившись в ципао, Энн посмотрела на господина Окамото и улыбнулась. Он лежал в постели, почти с головой накрывшись одеялом, и тихонько посапывал во сне. Энн была не прочь прикорнуть рядом, прижавшись к его широкой спине, но она боялась его разбудить. Он, должно быть, только сегодня прилетел в город, и долгий перелёт его очень утомил. Энн собралась уходить, но вдруг остановилась, подумав о том, что хотела бы увидеть господина Окамото снова. Но не будить же его ради того, чтобы попросить у него визитку? Вдруг он и не захочет давать визитку?

Энн ощущала себя наглой воровкой, когда открывала шкаф с одеждой. Брюки господина Окамото висели на вешалке, идеально выровненные по швам. Энн сунула руку в левый задний карман – пусто. Проверила правый – опять ничего. У неё упало сердце. Энн решила не сдаваться и проверить карманы пиджака. В правом внутреннем кармане обнаружился бумажник. Энн выудила его и на цыпочках прокралась в ванную. Бумажник был набит стодолларовыми купюрами, также было несколько двадцаток. Энн не интересовали деньги господина Окамото, она заглянула в отделение, где лежали кредитные карточки, там же нашлись пять одинаковых визиток, на которых были напечатаны японские иероглифы, и больше ничего. Наверняка это были визитки господина Окамото. Энн решила взять одну; она надеялась, что господин Окамото вряд ли заметит пропажу. А потом она засомневалась: его ли это визитки? Почему они не на английском? Ведь он же, как предположила Энн, приехал в Америку с деловым визитом. Впрочем, других визиток Энн не нашла, так что надо было использовать шанс. Вряд ли стоит копаться в чемодане, рискуя разбудить господина Окамото. Что он подумает, если увидит такое? Разумеется, что Энн мошенница и воровка.

Энн тихонько вернулась в комнату, положила бумажник в тот же самый карман пиджака. Господин Окамото всё так же безмятежно сопел во сне. Исполнив задуманное, Энн подумала, что может стоит поцеловать его на прощание – даже рискуя разбудить. Нет, пожалуй, не стоит. Он выбился из привычного режима после перелёта, пускай отсыпается. Энн бросила последний взгляд на лицо господина Окамото, желая запечатлеть его в своей памяти. Как знать, быть может, они больше никогда не увидятся. Затем, нехотя, она повернула дверную ручку и вышла за дверь.

В коридоре Энн ожидал сюрприз: в кресле, стоявшем у стены справа от двери, сидел давешний шофёр. Рядом с ним, на полу, стояла пара новых чёрных туфель. Энн буквально остолбенела; шофёр не проронил ни слова. Справившись с ошеломлением, Энн примерила туфли. Шофёр почти угадал с размером: туфли были лишь самую малость тесны. Ничего, любой обувной мастер в китайском квартале сможет легко это поправить.

Энн посмотрела на шофёра, ожидая, что он поведёт её обратно. Шофёр не двинулся с места. Помедлив, Энн побрела к лифту. Шофёр пошёл вслед за ней.