Сказка о смерти Грубер Андреас

11

Дверь открылась, и Сабина вышла из лифта. Хоровитц катился за ней в инвалидном кресле. На последнем этаже жилого дома пахло чистящими средствами. Здесь располагалось только две квартиры. Сабина перегнулась через перила и посмотрела вниз в лестничный пролет. Снейдер пешком поднимался по ступеням. Он все еще что-то бурчал в свой диктофон, но Сабина не могла разобрать ни слова.

Лишь достигнув последнего этажа, он выключил прибор и спрятал его в карман пальто.

– Это серийный убийца, – констатировал он.

Хоровитц кивнул, соглашаясь.

– Хотя до сих пор он совершил всего одно преступление? – скептически спросила Сабина.

– Мы не можем сказать этого с полной уверенностью.

– Думаете, этот случай и убийство в Дортмунде как-то?..

– Нет, я так не думаю, – перебил ее Снейдер. – Но я знаю, что он обязательно продолжит. Это только начало.

– Почему вы так уверены?

– Посмотрите на место преступления под мостом, – сказал Снейдер. – Убийца хотел унизить жертву и выставить напоказ. У этого поступка однозначно психологический мотив.

– Каков будет его следующий шаг?

– Если бы мы знали, – вздохнул Хоровитц. – В любом случае он продолжит воплощать в реальность свои идеи и фантазии. Мы должны подождать, что еще он нам покажет, чтобы мы смогли его лучше изучить. – Он передохнул. – А что произошло в Дортмунде?

– Ничего. – Снейдер скривил рот. – Хватить болтовни. Сконцентрируемся на этом деле. – Он указал на дверь квартиры, на которой не было таблички с фамилией. – Это ее квартира?

– Да. – Хоровитц подкатился к двери и постучал. Дверь открыл рыжеволосый мужчина, которого Сабине до этого представили как комиссара Рюти. Он выехал сюда чуть раньше, чтобы точнее проинструктировать команду криминалистов, работавших здесь уже несколько часов. На Рюти были латексные перчатки и бахилы, такую же экипировку получили от него Сабина и Снейдер.

Хоровитц первым въехал в квартиру, за ним последовал Снейдер. Он ненадолго остановился в дверях и провел пальцами в перчатке по замку. Сабина заглянула ему через плечо. Никаких следов взлома!

Затем в квартиру вошла Сабина. Значит, вот где жила директор федпола. Очевидно, Никола Висс не имела пристрастия к безделушкам. Во всей стодвадцатиметровой квартире с крышей-террасой не было ни одной полки с фарфоровыми фигурами, никаких календарей, декоративных салфеток, чего-либо связанного или рукодельного.

Квартира была стерильной и функционально оборудованной. Зона отдыха с кожаным диваном кремового цвета и плоским телевизором, мини-кухня с барным стулом, большие мансардные окна и широкий застекленный фасад, за которым начиналась терраса с навесом. Даже на ней не было горшков с цветами. Повсюду хромированные поверхности и неоновые лампы в футуристическом стиле. Никола Висс производила на Сабину впечатление не самой домовитой хозяйки.

По пути в спальню Сабина прошла мимо стены, увешанной свидетельствами, дипломами и грамотами, и внимательно ее изучила. В этом отношении Снейдер был совсем другим. В его кабинете висела одна-единственная фотография – голландской королевской семьи, – в рамке и с персональной подписью. Похоже, больше Снейдер ничем не дорожил.

В конце стены Сабина наткнулась на фотографию Висс – в парадной полицейской форме во время церемонии награждения. Кто-то пожимал ей руку и вручал скульптуру. У Висс было узкое лицо, резкие черты, и, даже несмотря на торжественный повод, улыбалась она как-то ожесточенно. Сабина заметила, что Висс не носила обручального кольца. На трупе она его тоже не видела.

Сабина снова подумала об убитой судье из Дортмунда. Две женщины-карьеристки на высоких должностях – с одним лишь отличием, что одну убили в спальне собственного дома, а другую повесили под мостом в Берне.

Дверь спальни была приоткрыта, но Сабина не вошла в комнату, потому что криминалисты как раз снимали там отпечатки пальцев с мебели.

Сабина лишь увидела, что простыня и одеяло не были смяты. Простая односпальная кровать. Возможно, прошлой ночью Никола Висс даже не входила сюда, а была похищена уже перед домом, в подземном гараже или на лестничной площадке перед квартирой. Сабина вернулась в гостиную.

Снейдер стоял перед домашним баром рядом со стационарным телефоном и нетерпеливо барабанил пальцами по стойке.

– Вы скоро закончите? – спросил он молодого криминалиста, который с помощью кисточки и магнитного порошка выявлял на кнопках аппарата отпечатки пальцев и снимал их на желатиновую пленку.

– Да, вы можете уже пройти сюда. – Мужчина сделал шаг назад и непроизвольно задел локтем бутылку в баре, которая опрокинулась и затанцевала по стойке.

Снейдер быстрым движением поймал бутылку и поставил на место.

– У вас реакция, как у железнодорожного шлагбаума.

– Извините, я думал, что за мной…

– Вы к тому же хотите втянуть меня в разговор? – напустился на него Снейдер.

Мужчина без комментариев развернулся и исчез. Сабина ненавидела, когда Снейдер приходил в ярость из-за большого количества людей вокруг. В таких случаях от него лучше было держаться подальше.

Она молча встала рядом и смотрела, как он нажал на кнопку автоответчика. Из динамика раздался отстраненно-холодный женский голос со швейцарским диалектом.

«В настоящий момент нас нет дома. Пожалуйста, оставьте сообщение. Мы перезвоним». Затем следовал гудок.

Хоровитц тоже подъехал к домашнему бару.

– Сообщения на автоответчике есть?

Снейдер помотал головой и еще раз прослушал текст. Сабина отчетливо слышала, как на заднем плане лаяла собака.

– Я полагаю, директор Висс была не замужем, и спутника у нее тоже не было, – заключила Сабина.

Хоровитц кивнул:

– Она жила одна.

– Почему тогда в приветствии для автоответчика она говорит «мы»?

– Небольшой психологический трюк. У такой женщины, как Висс, была служебная квартира с засекреченным адресом и телефонным номером. Но на случай, если кто-то выяснит, где она живет, это «мы» должно было отпугнуть возможных грабителей.

– А где собака, которую слышно на автоответчике? – спросила Сабина. – Тоже трюк?

Хоровитц кивнул.

– Когда она наговаривала текст для автоответчика, на заднем плане включили запись с собачьим лаем. Лай должен был отпугнуть сталкеров. В свое время была моя идея. Ее взяли на вооружение многие полицейские.

– Правда, это не особо помогло. – Снейдер повернулся к Рюти и щелкнул пальцами: – Эй, вы! У вас найдется три минуты?

Рюти подошел к ним.

– И даже больше, если нужно. – Он приветливо улыбался.

– Нет, не нужно. Что вы думаете насчет раны на животе трупа?

– Хм, не хотите дождаться заключения судмедэксперта?

– Именно его я ждать не хочу!

– Хорошо. Значит, главврач говорит, что…

– Не позволяйте другим думать за вас, – перебил мужчину Снейдер. – Что вы об этом думаете?

– Ну, я думаю…

Снейдер поднял руку и показал три пальца.

– Если получится – в трех кратких и четких предложениях!

Сабина отвернулась. Ей лучше уйти, иначе Снейдер взбесится. Он не проявлял никакого уважения, даже как приглашенный за границу консультант. Снейдер разделял мнение, что у убийства, не расследованного в течение двух дней, плохие шансы быть раскрытым. Разве что он им займется! Но это обстоятельство не оправдывало хамства и стремления унизить всех и вся вокруг, что было не из Голландии.

– Куда вы направляетесь, Немез? – крикнул Снейдер ей вслед.

– На свежий воздух, от такого количества тестостерона у меня начинает болеть голова. – Она открыла дверь на террасу и вышла наружу.

Квартира директрисы находилась на восьмом этаже. Фасад старинного здания был украшен лепниной, а балконы ниже были далеко не такими современными, как у Николы Висс. Видимо, террасу на крыше достроили во время ремонта дома.

Сабина оперлась на перила и застегнула молнию куртки. С запада через Берн дул холодный ветер. Отсюда открывался чудесный вид на реку Аре, которая змейкой вилась по городу, и расположенные за ней горы. Некоторые вершины даже были белыми. Через месяц или два снег будет лежать и на крышах домов. Никола Висс уже никогда не насладится этим видом, а тот, кто въедет в эту служебную квартиру, унаследует вид на Аре и мост у нижних ворот, под которым висел труп бывшей хозяйки. Наверное, это – как и все детали убийства – также носило символический характер.

Сабина вытащила сотовый телефон и позвонила в центральный офис БКА в Висбадене, попросила, чтобы ее соединили с больницей в Хагене. Спустя минуту ожидания она услышала, как трубку передали дальше.

– Это БКА, – прошептала женщина. – Поговоришь с ними?

Наконец-то на связи была медсестра из реанимации.

– Алло?

– Добрый день, меня зовут Сабина Немез, я коллега Тины Мартинелли. Я знаю, что вы не даете по телефону никаких справок о пациентах, но я по службе нахожусь за границей и хотела только…

– Все в порядке, – перебила ее женщина. – Фрау Мартинелли предупредила меня, что вы позвоните.

Сердце Сабины подпрыгнуло.

– Она в сознании? Как она себя чувствует?

– Ну, вы сами говорите про невозможность предоставления информации по телефону, – пробормотала медсестра. – Фрау Мартинелли назвала мне ваше прозвище, которое преподаватель дал вам…

– Белочка, – тут же ответила Сабина. Это прозвучало как код в плохом фильме про агентов.

– Хорошо. – Было слышно, что женщина заулыбалась, но потом продолжила серьезным тоном: – Стилет серьезно повредил ее легкое и едва не задел другие внутренние органы. Операция продолжалась пять часов. Ночь была достаточно критичной, но сейчас фрау Мартинелли вне опасности. В настоящий момент она спит.

У Сабины все сжалось в груди. Стилет? Легкое? Внутренние органы?

– Спасибо, – выдавила она. – Когда она сможет покинуть больницу?

– В реанимации она останется еще как минимум на два дня, а потом будет видно.

– Спасибо. Когда она проснется, передайте ей, пожалуйста, что я звонила и желаю ей скорейшего выздоровления.

– Конечно.

Сабина положила трубку. «Вот что за проклятье! Всего пару месяцев на службе – и уже такое! Тина, во что ты там вляпалась?»

Она подняла голову, посмотрела на затянутое облаками небо и почувствовала, как ветер сушит слезы, навернувшиеся ей на глаза. Затем она убрала сотовый и вернулась в квартиру.

Снейдер, Хоровитц и Рюти по-прежнему стояли у домашнего бара и беседовали о знаке бесконечности. Очевидно, Снейдер не всегда придерживался своего правила трех предложений.

Снейдер повернул голову.

– Вы закончили свой приватный разговор? – резко спросил он. Его настроение еще больше ухудшилось.

– Как видите, да, – ответила она.

– Тогда, возможно, хотите внести свой вклад в расследование этого дела.

Сабина подошла к мужчинам.

– Нам срочно необходимо заключение судмедэксперта о резаной ране на животе убитой, чтобы сравнить ее со следами разрезов в деле об убийстве Йоаны Бек в Дортмунде. Возможно, речь идет о похожем канцелярском ноже.

Хоровитц поднял глаза.

– Судья Бек мертва?

12

Ветер шуршал листвой деревьев и гнал опавшие листья по липовой аллее. Этот вид напоминал Ханне о детстве. Как раньше, когда маленькой девочкой гуляла вечерами с отцом по осеннему Амстердаму, она бежала сейчас, пиная кроссовками листву.

На Ханне были тренировочные штаны и ветровка. Маршрут ее пробежки проходил мимо маяка и вокруг острова. Теперь она вернулась на плато и как раз достигла конца аллеи. За спиной находился корпус для сотрудников, а впереди главный вход в тюрьму. Багровое солнце опускалось за облака на горизонте. Ханна могла бы поужинать в ресторанчике рядом с железнодорожной станцией. Но она не хотела есть – к тому же на сегодняшний вечер у нее были другие планы.

Она прошла мимо главного входа и свернула на узкую заасфальтированную дорожку, которая вела вокруг тюрьмы к тыльной стороне здания. Рядом с высокой кирпичной стеной росли тощие кустарники и стояли заросшие плющом мраморные скамьи. Липовая аллея и этот участок казались единственными приветливыми местами на плато скалистого острова. Ханне казалось, что повсюду за их пределами уже много десятилетий назад поселились ненависть, страх и безумие.

Она обошла старую кирпичную стену. С другой стороны была площадка для разворота и большие решетчатые ворота, за которыми начиналась зона заключенных. За высокими стенами с камерами и колючей проволокой находился внутренний тюремный двор, как она знала из флаера. Где-то в шестиэтажном кирпичном здании должны быть три этажа камер для сорока двух заключенных. С этой стороны здания решетки на окнах были массивнее, чем на фасаде. Заключенным открывался вид на внутренний двор и, через колючую проволоку, на море. Наверняка в тюрьме найдется еще место для как минимум ста заключенных, но их переведут сюда лишь после успешного завершения пилотного проекта – а это может затянуться на много лет. Как психотерапевт, она хотела внести свой небольшой вклад. Правда, находилась здесь совсем по другой причине. Но об этом никто не должен был узнать.

Ханна дошла до конца разворотной площадки и посмотрела на другую боковую сторону тюрьмы. Вдоль нее можно было бы вернуться на липовую аллею. Теоретически. Тогда она обошла бы здание вокруг. Но это было невозможно, потому что старый корпус, в котором находилась медицинская часть доктора Кемпен с бывшим изолятором, выдавался наружу. Этот корпус располагался на узком мысе, с обеих сторон окруженном скалами, что делало его практически непреодолимым – разве что кто-то был готов рискнуть и совершить смертельно опасный переход по узкой гравиевой дорожке и крутым обрывистым скалам.

Ханна сосчитала окна на втором этаже. Третье справа – должно быть, кабинет доктора Кемпен. Когда Ханна находилась у нее, она видела из окна часть разворотной площадки. К тому же это было единственное окно без решетки. В комнате горел свет, но больше она ничего не разглядела.

Ханна присела на камни и вытащила из кармана куртки телефон. Ветер трепал ее волосы и холодил вспотевший затылок. Она нажала на кнопку быстрого набора «Дом».

После третьего гудка кто-то снял трубку.

– Hoi, met Emma. Met wie spreek ik?[3]

Эмма была ее младшая сестра. Скоро ей исполнялось девятнадцать, а она все еще жила в маленьком отеле их родителей.

Ханна тут же мысленно переключилась на родной язык.

– Как у тебя дела, малышка? – спросила она по-голландски.

– Спасибо, хорошо, – ответила Эмма. – Ты уже?..

– Да, я приехала сюда вчера утром. Все получилось.

Эмма молчала.

– Все не так плохо.

– Ты просто говоришь так.

– Нет, честно, все люди здесь невероятно милые, – лгала Ханна.

– Ты уже спросила, когда у тебя будет отпуск?

Ханна рассмеялась:

– Нет, но через два месяца я возьму несколько отпускных дней и приеду на выходные в Амстердам.

– Папа обрадуется. Ты знаешь, какой он… перед Рождеством.

– Да, знаю, – вздохнула она. Их отец хотел, чтобы вся семья была рядом. Она наверняка найдет время, чтобы заранее съездить на материк и купить каких-нибудь безделушек. Ханна уже знала, что привезет: копченого угря и модель парусного корабля в бутылке для отца, любекский марципан для мамы и снежный шар с маяком для сестры.

– Ты нам что-нибудь привезешь? – спросила Эмма, словно прочитав ее мысли.

– Разве я когда-либо приезжала домой без подарков? Как дела у папы?

– Как всегда в стрессе, но сезон отпусков скоро закончится. Ему тебя не хватает.

«Ему не хватает меня? Или моей помощи с готовкой и уборкой комнат в отеле?»

– Передавай привет маме и папе.

– Лучше не буду, сама знаешь, как папа относится к тому, что ты работаешь в этой тюрьме.

Сейчас она опять заведет свою шарманку. Ханне надоело спорить на эту тему.

– Ты знаешь, что я должна через это пройти.

– Да, ты уже много раз мне это объясняла, – продолжила Эмма, – но я не понимаю. Единственное, через что мы все должны пройти, – это смерть.

«Логика моей сестры!» Ханна вздохнула. Было бессмысленно продолжать эту тему.

– Просто поверь мне, – сказала Ханна. – Так будет лучше всего.

– Будь осторожна.

Ханна откинула волосы назад. Морские волны бились о скалы внизу, ветер подхватывал мельчайшие брызги и поднимал на несколько метров вверх, орошая ее лицо.

– Я и так осторожна.

– Пообещай мне.

– Обещаю.

– Я не хочу потерять еще и тебя.

Ханна увидела, как свет в окне кабинета Кемпен погас. Весь корпус находился в темноте. Солнце тоже полностью скрылось, оставив на горизонте лишь темно-фиолетовую полосу. Ханне было холодно.

– Я должна закончить разговор, – быстро заявила она. – Завтра позвоню тебе снова.

Она нажала на кнопку, сунула телефон в карман и направилась к зданию тюрьмы.

Ханна провела магнитной картой через считывающее устройство на двери больничного отделения. Затаив дыхание, она ждала, чтобы лампочка на стальной двери загорелась зеленым светом.

Ничего не происходило. Черт! Считыватель мигал, и Ханна в панике уже хотела развернуться и уйти, как наконец-то вспыхнула зеленая лампочка и дверь открылась.

С грехом пополам! Ханна проскользнула в отделение и закрыла за собой дверь. Перед ней протянулся темный коридор. Когда она сделала шаг вперед, датчик движения автоматически включил потолочное освещение.

Ханна прислушалась, но в этой части здания было тихо. Она прошла по коридору, повернула направо и остановилась перед кабинетом доктора Кемпен. За матовой стеклянной дверью было темно. Ханна нажала на ручку. Заперто. Чего и следовало ожидать.

К счастью, это был старый замок. Она достала из кармана отмычку, согнула два конца проволоки и просунула их в замочную скважину, мимо пазов для бородки ключа. За время учебы в университете она потеряла сноровку. А в детстве регулярно тренировалась открывать двери гостиничных номеров – что ей прекрасно удавалось, – и вместе с Эммой они тайно проникали в комнаты, где играли в «богатую семью на отдыхе».

На этот раз потребовалось несколько попыток, прежде чем получилось сдвинуть задвижку, и дверь наконец открылась. Она оставила отмычку в замке, чтобы суметь быстро запереть дверь, если понадобится.

Ханна вошла в кабинет и прикрыла за собой дверь. Было безумием так спешить уже на второй день, но зачем ждать? На карьеру ей все равно было наплевать, потому что она не собиралась заниматься этим всю жизнь. «Давай же! Ты ждала этого пять лет. Ты должна найти ответ!»

Она быстро пересекла комнату и включила лампу на письменном столе. Никто не заметит свет в кабинете доктора Кемпен – разве что она сама окажется на разворотной площадке и посмотрит на старое здание, как Ханна двадцать минут назад. На всякий случай она опустила жалюзи.

Затем села в кожаное кресло доктора Кемпен и выдвинула ящики обеих массивных тумбочек из алюминия, которые стояли слева и справа под письменным столом. Врач даже не потрудилась запереть их. Слава богу, потому что, будучи ответственной за безопасность этого учреждения, она наверняка хранила где-то здесь уголовные дела всех клиентов – она ведь покосилась на свой письменный стол, когда Ханна спросила ее об этом.

В одном из ящиков Ханна наткнулась на деревянную шкатулку с ключами. Увесистые, с брелоками, пронумерованными от I-01 до I-10. Неужели это ключи от старых камер в изоляторе? Если да, то они остались еще с тех времен, когда «Штайнфельз» был психиатрической больницей и не имел магнитных замков на дверях.

Ханна задвинула ящик и открыла один из подвесных алюминиевых шкафчиков. Там действительно находились дела – на обложках папок стояли номера от одного до сорока двух. Ханна наугад открыла одно досье и увидела фотографии изуродованных молодых мужчин. Это и есть уголовные дела! Она быстро захлопнула папку. Быстро нашла номер 23, вытащила и положила перед собой на стол.

На первой же странице она увидела лицо Пита ван Луна. На пять лет моложе, но уже тогда в его глазах читались безумие и расчетливый ум. За фотографией лежал диск в прозрачном файле. На нем черным фломастером было написано – резервная копия, ниже – дата. 1 августа этого года. День, когда ее предшественница выбросилась из окна на скалы.

Ханна прикинула, не лучше ли будет стащить всю папку и спокойно изучить ее у себя в комнате. Но если доктору Кемпен понадобится заглянуть в документы, она тут же заметит пропажу. К тому же неизвестно, повезет ли Ханне еще раз, когда она захочет вернуть папку. Лучше прочитать все здесь и затем исчезнуть из кабинета.

Она пролистала дальше и добралась до полицейских протоколов и заключений судмедэксперта. Многие пассажи были вымараны. Очевидно, доктором Кемпен и, вероятно, по причине конфиденциальности. Фотографии жертв и мест совершения преступлений полностью отсутствовали, как и показания очевидцев или признание Пита ван Луна. Ханна надеялась на большее. Разочарованная, она читала те немногие оставшиеся пассажи, которые не сообщали ей ничего нового о Пите ван Луне.

Пять лет назад за пару месяцев он жестоким способом убил нескольких женщин. На теле своих жертв он всегда вырезал какую-то букву. И за это СМИ прозвали его Неучем. Но Ханна не нашла никакой информации, что это были за буквы. Если бы журналисты догадывались, что у Пита ван Луна IQ 158, то придумали бы для него другое прозвище. Возможно, Библиотекарь. Ханна листала дальше. Удивительно, но она не нашла никаких свидетельств о том, что Пит подвергал своих жертв сексуальному насилию, как писали все газеты.

К одному из протоколов была приложена копия газетной статьи пятилетней давности, в которой говорилось, что Пит ван Лун был схвачен полицейским аналитиком, специалистом по случаям похищения людей и судебным психологом-криминалистом Мартеном С. Снейдером, который предотвратил очередное убийство молодой женщины. Снейдер лично наблюдал за этапированием Пита ван Луна в тюрьму строгого режима «Штайнфельз». И эта газета тоже писала: «насильник Пит ван Лун».

Почему они так решили? Ни в полицейском протоколе, ни в судебно-медицинском отчете Ханна не нашла ни одного доказательства.

В конце она наткнулась на заключение судебного психолога, которая много занималась психическим состоянием Пита ван Луна. В этом отчете она все-таки нашла фотографии первых двух жертв, которых обнаружила полиция. Женщинам было около двадцати, с длинными светлыми волосами и очень красивыми чертами лица.

На фотографиях с места преступления было хорошо видно, что на груди у одного трупа каким-то острым предметом была вырезана буква N, а у другого трупа – D. Никакой крови. Видимо, это произошло уже после смерти.

Наверное, судебный психолог использовала обе фотографии в качестве наглядного материала, чтобы подкрепить свою теорию, что Пита ван Луна необходимо направить в тюрьму для психически больных преступников.

Правда, в этом отчете Ханна не встретила ни одной из жутких деталей, характерных для серийных убийц. Здесь не было ни слова об ужасном детстве, поджогах, ночном энурезе, издевательствах над животными или о том, что ребенком Пит на протяжении многих лет подвергался сексуальному насилию со стороны кого-то из родственников. Ничего такого не было. Вообще-то из Пита мог получиться образцовый отец семейства. За исключением того, что родители развелись, когда Питу было пять лет, Ханна не нашла ни одного намека на неблагополучное детство. Какая же сложная штука человеческая психика – и что могло спровоцировать анормальное поведение? Судебный психолог видела причины не в детстве, воспитании или влиянии общества, а исключительно в необыкновенно высоком уровне интеллекта Пита – отчасти унаследованном, отчасти проявившемся как побочный эффект медикаментов, о которых уже упоминала доктор Кемпен. А Пит ван Лун не научился правильно им распоряжаться. Этот стресс годами накапливался и компримировался, как в камере высокого давления, и в результате привел к агрессии, которая нашла единственную отдушину – жестоко убивать и калечить людей.

«Какая чушь, – подумала Ханна. – Это означает, что все вундеркинды и нобелевские лауреаты латентные серийные убийцы. И кстати: что это заключение делает в полицейском отчете?»

Она пробежала глазами текст до конца, но и здесь не встретила ни одного свидетельства о том, что Пит ван Лун изнасиловал своих жертв, прежде чем раздробить их тела молотком и вырезать на коже буквы.

Напоследок Ханна нашла фотографию самой первой жертвы Пита ван Луна, с которой все началось, но которую обнаружили последней: его тогдашняя подруга Сара. Убийство произошло в Роттердаме, чуть больше пяти лет назад, восьмого июня. Сара была привлекательной молодой женщиной – и Пит убил несчастную в день ее рождения. Ханна задумчиво провела пальцами по фотографии. Какой же красивой была Сара!

Тихое пищание заставило ее встрепенуться. Это был звук магнитного считывателя на входе в больничное отделение. Тело Ханны словно одеревенело. Послышалось щелканье замка.

Твою мать!

Она быстро пролистала в начало, инстинктивно вытащила из файла диск, сунула его в карман куртки и поставила папку в подвесной шкафчик. Надеюсь, она стояла на этом месте. Но сейчас Ханну беспокоило другое. Она должна была как можно скорее покинуть кабинет доктора Кемпен.

Через матовое стекло двери она увидела, как в коридоре зажегся автоматический свет. Слышала голоса, но не могла понять, кто говорит. Тут зазвонил телефон, и Ханна вздрогнула. Рингтон доносился из коридора.

Who let the dogs out, woof, woof…

Сотовый доктора Кемпен!

Врач ответила на звонок, но произнесла одно лишь предложение, которое Ханна с трудом разобрала.

– Подойду позже… я сейчас в больничном отделении. – Кемпен закончила телефонный разговор и продолжила прерванную беседу.

Теперь Ханна расслышала, что врач разговаривает с молодым мужчиной. Они направлялись к кабинету. Может, спрятаться в кабинете? Нет, какая идиотская идея! Кемпен обнаружит ее, а директор Холландер немедленно уволит. Она должна придумать, по какой причине находится здесь.

Недолго думая, она положила указательный палец левой руки на металлический край открытого ящика. А затем со всей силы задвинула ящик. Звук был глухой, но ноготь прищемило так сильно, что Ханна чуть не вскрикнула от боли. Она стиснула зубы, высвободила руку из ящика, закрыла его и побежала к двери. От боли на глаза навернулись слезы. Она быстро выключила свет и вышла в коридор.

За углом уже были слышны шаги доктора Кемпен. Ханна закрыла дверь и, стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в указательном пальце, обеими руками ухватилась за отмычку. Черт! Ламели! Она забыла поднять жалюзи. Но сейчас было уже поздно. Кроме того, никак не получалось запереть чертов замок. Ее ладони вспотели, и отмычка едва не выскользнула из пальцев.

«Ну же, дрянь, закрывайся!»

Она пыталась сморгнуть пелену слез, чтобы лучше видеть. Проклятье!

В любой момент доктор Кемпен появится из-за угла, увидит ее, отчитает как школьницу и, вероятно, пригрозит сообщить в полицию. Но пока что она разговаривала с мужчиной с высоким голосом, которого Ханна не знала.

– Я люблю готовить с красным вином, – сказал он.

– И иногда проливаешь его в пищу? – поддела Кемпен.

– Я…

– Послушай, я не буду накладывать тебе на рану ни мазь, ни порошок. Лучше всего помогает холодная вода. Затем ты получишь обезболивающее и стерильную повязку. Ночью рана немного намокнет. Ты прививался от столбняка?

– Да.

– Хорошо, я…

Наконец-то задвижка в замке щелкнула. Только Ханна вытащила отмычку из замочной скважины, как из-за угла появилась доктор Кемпен. Она замерла на месте и с недоверием уставилась на Ханну. Рядом с врачом стоял молодой мужчина в кухонном фартуке. Тыльная сторона его правой руки и запястье были багровые, словно он обжегся на кухне кипящим маслом.

– Хорошо, что я вас встретила, – выпалила Ханна. – Я уже решила, что вы уехали с острова вечерним поездом, потому что ваш кабинет заперт.

– Что вам здесь нужно?

Ханна показала ей палец. Тот пульсировал как сумасшедший. За это время палец успел опухнуть, а ноготь посинел. Можно было и полегче задвинуть ящик. Но в той спешке!

– Вы сломали ноготь? – спросила Кемпен.

Ханна сохраняла спокойствие.

– Если бы. Я прищемила палец дверью шкафа у себя в комнате. У вас не найдется аспирина и пузыря со льдом?

Кемпен недоверчиво оглядела Ханну. Затем ее взгляд упал на другую руку Ханны, которую та сжимала в кулак – в нем все еще была спрятана отмычка. Только бы Кемпен и молодой повар не решили поприветствовать ее за руку.

– Похоже, сегодня не лучший день для новичков, – произнесла Кемпен. – Пойдемте в процедурную.

Час спустя Ханна лежала в своей кровати. У нее оказался ушиб кости. На пальце была повязка с раствором арники, и Кемпен заверила ее, что через день-два ноготь отпадет. Пока что Ханна подложила под палец с повязкой полотенце, а сверху пузырь со льдом.

Таблетки, которые дала ей Кемпен, постепенно начинали действовать, и пульсирующая боль утихала. И ради чего все это?

На коленях у Ханны лежал ноутбук, CD-проигрыватель жужжал. На диске, который она стащила, был сохранен один-единственный видеофайл продолжительностью около часа. Очевидно, запись последнего сеанса Ирены Эллинг с ее тремя клиентами, Осси, Виктором и Питом, прежде чем она выбросилась из окна. Если это резервная копия, значит, где-то должен быть и оригинал. И на вопрос, почему запись находилась именно в папке Пита ван Луна, могла ответить, наверное, одна доктор Кемпен.