Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2 Ротфусс Патрик

Глава 131

Черная в лунном свете

Френ с Джошем отлично потрудились. Палатка оказалась достаточно высокой, чтобы в центре можно было стоять, но сейчас, когда там находились я и две девушки, в ней все равно оказалось тесновато. Я мягко толкнул златовласку Элли на постель, устланную толстыми одеялами.

– Садись, – мягко сказал я.

Видя, что она не реагирует, я взял ее за плечи и усадил. Она позволяла двигать себя как угодно, но ее голубые глаза были расширены и пусты. Я осмотрел ее голову в поисках ран. Ран я не обнаружил и понял, что она просто в глубоком шоке.

Я порылся в дорожном мешке, высыпал в чашку немного толченого листа, добавил воды из своего меха. Сунул чашку в руки Элли, она машинально взяла.

– Выпей, – подбодрил ее я, пытаясь воспроизвести тон, которым иногда говорила Фелуриан, добиваясь моего безоговорочного подчинения.

Может, это подействовало, а может, она просто хотела пить. Как бы то ни было, Элли осушила чашку до дна. Взгляд у нее остался таким же отсутствующим, как и прежде.

Я отсыпал в чашку еще немного толченого листа, наполнил чашку водой и протянул питье черноволосой девушке.

Мы стояли так несколько минут, я с протянутой рукой, она с руками, опущенными вдоль боков. Наконец она моргнула, ее взгляд сфокусировался на мне.

– Что ты ей дал?

– Толченую велию, – тихо ответил я. – Это противоядие. В рагу была отрава.

Судя по ее взгляду, она мне не поверила.

– Я рагу не ела.

– В эле тоже была отрава. Ты пила, я видел.

– Это хорошо, – сказала она. – Я хочу умереть.

Я тяжело вздохнул.

– Она тебя не убьет. Тебе просто станет плохо. Тебя стошнит, и ты пару дней будешь мучиться от судорог.

Я снова протянул ей чашку.

– А тебе не все равно, убьют они меня или нет? – монотонным голосом спросила она. – Не убьют сейчас – убьют потом. Я бы лучше умерла, чем…

Она стиснула зубы и не договорила.

– Это не они тебя отравили. Это я их отравил, но и тебе немного досталось. Мне очень жаль, но это питье облегчит твои страдания.

Взгляд Крин слегка дрогнул и снова сделался жестким, как сталь. Она взглянула на чашку, потом устремила глаза на меня.

– Если оно безвредное, выпей сам!

– Не могу, – объяснил я. – Оно меня усыпит, а мне многое нужно сделать нынче ночью.

Крин метнула взгляд на меховое ложе, раскинутое на полу палатки.

Я улыбнулся самой что ни на есть мягкой и грустной улыбкой.

– Нет, не в этом смысле.

Она по-прежнему не шелохнулась. Мы долго стояли так. Из леса послышались сдавленные звуки – кого-то тошнило. Я вздохнул и опустил чашку. Посмотрев на постель, я увидел, что Элли уже свернулась калачиком и уснула. Ее лицо выглядело почти спокойным.

Я глубоко вздохнул и снова посмотрел на Крин.

– У тебя нет причин мне доверять, – сказал я, глядя ей прямо в глаза. – После всего, что с вами случилось. Но я надеюсь, что ты мне все же доверишься.

И снова протянул ей чашку.

Она, не моргнув, встретила мой взгляд и протянула руку за чашкой, осушила ее одним глотком, слегка поперхнулась и села. Глаза у нее оставались жесткие, как мрамор. Она смотрела в стенку палатки. Я тоже сел, чуть в стороне от нее.

Пятнадцать минут спустя она уснула. Я укрыл их одеялом и посмотрел в их лица. Во сне они были даже красивее прежнего. Я протянул руку, чтобы смахнуть прядь волос со щеки Крин. К моему удивлению, она открыла глаза и посмотрела на меня – не холодным мраморным взглядом, как прежде, но темными глазами юной Денны.

Я застыл, не отводя руки от ее щеки. Секунду мы смотрели друг на друга. Потом ее глаза снова закрылись. То ли снадобье подействовало, то ли ее собственная воля подчинилась сну.

Я сел у входа в палатку и положил на колени Цезуру. Гнев полыхал во мне огнем, и вид двух спящих девушек был как ветер, раздувающий угли. Я стиснул зубы и заставил себя думать о том, что здесь произошло, разжигая пламя все сильнее, наполняя себя его жаром. Я глубоко дышал, готовясь к тому, что мне предстояло.

Ждал я три часа, прислушиваясь к звукам лагеря. До меня долетали приглушенные звуки беседы: общий тон фраз, но не отдельные слова. Беседа затихала, смешиваясь с проклятиями и звуками блевания. Я глубоко и медленно дышал, как учила меня Вашет, расслаблялся, медленно считал вдохи и выдохи.

Потом я открыл глаза, посмотрел на звезды и решил, что пора. Я медленно встал, распрямился, старательно потянулся. В небе висел широкий серп луны, и вокруг было очень светло.

Я медленно пошел к костру. Костер прогорел до тусклых углей, которые почти не освещали пространства между двумя фургонами. Там, привалясь своей огромной тушей к колесу, сидел Отто. Пахло блевотиной.

– Квоут, это ты? – невнятно спросил он.

– Да, – я по-прежнему шел в его сторону.

– Анна, сука, баранину не доварила! – простенал он. – Как бог свят, меня еще никогда в жизни так не тошнило!

Он взглянул на меня.

– Ты-то в порядке?

Цезура коротко сверкнул в лучах луны и рассек ему глотку. Отто вскинулся на одно колено, потом рухнул на бок, схватился за шею, руки у него почернели. Я оставил его истекать кровью, черной в лунном свете, не способного даже вскрикнуть, умирающего, но не мертвого.

Я бросил кусок железа в угли костра и направился к другим палаткам.

Ларен застал меня врасплох, когда я огибал фургон. Он изумленно вскрикнул, увидев, как я выхожу из-за угла с мечом в руках. Однако яд сделал его медлительным, и он едва успел поднять руки, как Цезура вонзился ему в грудь. Ларен с придушенным воплем рухнул навзничь, корчась на земле.

Из-за отравления никто из них не спал особенно крепко, так что на крик Ларена все высыпали из фургонов и палаток, спотыкаясь и дико озираясь по сторонам. Из открытого сзади ближайшего ко мне фургона выпрыгнули две фигуры – видимо, Джош и Френ. Одного я ударил в глаз прежде, чем он коснулся земли, второму выпустил кишки.

Это увидели все, и вот теперь поднялся настоящий вой. Большинство, пошатываясь, бросились в лес, некоторые падали на бегу. Но высокая фигура Тима кинулась на меня. Тяжелый меч, который он точил весь вечер, сверкнул серебром в лунном свете.

Но я был готов. Я стиснул в руке второй длинный и хрупкий осколок мечевого железа и пробормотал связывание. А потом, как раз когда Тим подбежал на расстояние удара, я переломил осколок в пальцах. Его меч разлетелся на куски со звоном разбитого колокола, и обломки потерялись в темной траве.

Тим был опытнее меня, сильнее, и руки у него были длиннее. Даже отравленный и с обломком меча в руках, он неплохо показал себя. У меня ушло почти полминуты, прежде чем я обошел его блок «любовником, прыгающим в окно» и перерубил ему руку в запястье.

Он рухнул на колени, хрипло ревя и держась за обрубок. Я нанес ему удар в грудь и бросился в лес. Бой занял немного времени, но у меня на счету была каждая секунда, потому что прочие уже рассеялись по лесу.

Я устремился в ту сторону, где в последний раз видел одну из темных фигур. Я был неосмотрителен, и потому, когда Аллег бросился на меня из тени дерева, он застиг меня врасплох. Меча у него не было, только короткий ножик, который сверкнул в лунном свете, когда он кинулся на меня. Но убить человека можно и ножом. Он пырнул меня в живот, пока мы катались по земле. Я ударился головой о корень и почувствовал вкус крови.

На ноги я поднялся прежде его и перерезал ему поджилки на ноге. Я пырнул его в живот и оставил лежать на земле и браниться, а сам бросился в погоню. Я знал, что скоро боль настигнет меня и после этого я, наверно, проживу недолго.

Это была долгая ночь, и я не стану утомлять вас дальнейшими подробностями. Я отыскал в лесу их всех. Анна сломала себе ногу во время безоглядного бегства, а Тим сумел уйти почти на полмили, несмотря на отрубленную руку и рану в груди. Они кричали, бранились, молили о пощаде, когда я преследовал их, однако ничто из того, что они говорили, не могло меня умиротворить.

Это была жуткая ночь, но я отыскал их всех. В этом не было ни чести, ни славы. Однако тут была своего рода справедливость, кровь за кровь. Наконец я принес их тела обратно.

Когда я вернулся к своей палатке, небо уже начинало приобретать привычный голубой оттенок. В нескольких дюймах пониже пупка горела острая жгучая полоса боли, и, судя по тому, как там неприятно тянуло при каждом движении, рубаха пропиталась кровью и присохла к ране. Я изо всех сил старался не обращать внимания на все это, зная, что все равно ничего не смогу для себя сделать с трясущимися руками и в отсутствие нормального освещения. Придется дождаться рассвета, чтобы посмотреть, насколько серьезно я ранен.

Я пытался не думать о том, что знал со времени работы в медике. Любое глубокое ранение кишок – долгий и мучительный путь к могиле. Опытный медик с нужными инструментами еще мог бы что-то сделать, но я был как нельзя более далек от цивилизации. Все равно что кусок луны пожелать.

Я вытер свой меч, уселся в мокрую траву у палатки и принялся думать.

Глава 132

Разорванный круг

К тому времени, как солнце наконец показалось над деревьями и начало выжигать росу с травы, я трудился уже больше часа. Я отыскал плоский камень и использовал его в качестве импровизированной наковальни, чтобы перековать запасную подкову. Над костром булькал котелок с овсяной кашей.

Я как раз заканчивал возиться с подковой, когда краем глаза увидел движение. Из-за фургона выглядывала Крин. Видимо, я разбудил ее звоном молотка по наковальне.

– О господи! – она ошеломленно зажала рот и сделала пару шагов в мою сторону. – Ты их убил.

– Да, – коротко ответил я. Мой голос звучал как мертвый.

Крин окинула взглядом мое тело и уставилась на порванную, окровавленную рубаху.

– Ты… – голос у нее пресекся, она сглотнула. – Ты в порядке?

Я молча кивнул. Когда я наконец набрался храбрости осмотреть свою рану, то обнаружил, что плащ Фелуриан спас мне жизнь. Нож Аллега, вместо того чтобы выпустить мне кишки, всего лишь оставил длинный неглубокий порез. Ну, и рубаху хорошую испортил. Из-за этого я не особенно переживал, учитывая все обстоятельства.

Я осмотрел подкову, потом мокрым кожаным ремнем туго привязал ее к концу длинной и прямой ветки. Снял с костра котелок с кашей и сунул подкову в угли.

Крин, похоже, отчасти оправилась от шока и медленно подошла поближе, рассматривая ряд трупов по ту сторону костра. Я ничего с ними делать не стал, только выложил рядком. Зрелище было неаппетитное. Тела были в крови, зияли раны. Крин смотрела так, будто боялась, что они вот-вот снова встанут.

– Что ты делаешь? – спросила она наконец.

В ответ я вынул раскалившуюся подкову из углей костра и поднес к ближайшему трупу. То был Тим. Я прижал раскаленное железо к тыльной стороне оставшейся кисти. Кожа зашипела, задымилась, прилипла к металлу. Секунду спустя я отвел подкову, оставив на бледной коже черный ожог. Разорванный круг. Я отошел к костру и снова принялся калить подкову.

Крин застыла как вкопанная, слишком ошеломленная, чтобы как-то реагировать. Хотя, наверно, в такой ситуации и нельзя нормально реагировать. Но она не завизжала и не пустилась бежать, как я ожидал, только посмотрела на разорванный круг и снова спросила:

– Что ты делаешь?

Когда я наконец заговорил, мой голос казался чужим мне самому.

– Все эдема руэ – одна семья, – объяснил я. – Единый круг. Неважно, что некоторые из нас не знакомы друг с другом, все равно мы все семья, все мы близкие. Иначе нам нельзя, мы ведь чужие везде, куда ни приходим. Мы рассеяны по свету, люди нас ненавидят.

У нас есть свои законы. Правила, по которым мы живем. Когда один из нас делает нечто непростительное и непоправимое, если он подвергает опасности честь эдема руэ, его убивают и клеймят разорванным кругом, чтобы показать, что он больше не один из нас. Это бывает редко. Редко возникает нужда.

Я вынул железо из огня и подошел к следующему трупу. Отто. Я прижал подкову к его запястью, вслушиваясь в шипение.

– Это были не эдема руэ. Но они притворялись нами. Они делали такое, чего ни один эдема бы не сделал, и я забочусь о том, чтобы мир знал: они не из нашей семьи. Руэ не делают того, что творили эти люди.

– А как же фургоны? – возразила она. – Как же инструменты?

– Это были не эдема руэ, – твердо повторил я. – Возможно, это были даже не настоящие актеры, просто шайка воров, которые перебили труппу руэ и попытались выдать себя за них.

Крин посмотрела на трупы, потом снова на меня.

– Так ты их убил за то, что они притворялись эдема руэ?

– За то, что они притворялись руэ? Нет.

Я снова положил железо в костер.

– Вот за то, что перебили труппу руэ и украли их фургоны, – да. За то, что они сделали с вами, – да.

– Но если это не руэ… – Крин взглянула на ярко раскрашенные фургоны. – То кто?

– Самому любопытно, – сказал я. Я снова вытащил из огня разорванный круг, подошел к Аллегу и вдавил железо в его кисть.

Фальшивый актер дернулся, взвыл и очнулся.

– Он не мертвый! – взвизгнула Крин.

Я уже успел осмотреть его рану.

– Мертвый, мертвый, – холодно сказал я. – Просто пока еще шевелится.

Я обернулся и посмотрел ему в глаза.

– Ну, Аллег? Как же вам удалось раздобыть два фургона эдема руэ?