Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2 Ротфусс Патрик

Глава 133

Сны

У меня ушел час на то, чтобы загнать фургоны в самую гущу леса и спрятать их там. Я ликвидировал знаки эдема руэ и выпряг лошадей. Седло нашлось только одно, так что на двух других лошадей я навьючил припасы и прочее движимое имущество, какое нашел.

Когда я вернулся с лошадьми, Крин с Элли уже ждали меня. Точнее, ждала одна Крин. Элли просто стояла рядом с отсутствующим лицом и пустыми глазами.

– Верхом ездить умеешь? – спросил я Крин.

Она кивнула, и я вручил ей повод оседланной лошади. Она вставила ногу в стремя, остановилась, покачала головой и медленно поставила ногу на землю.

– Я пешком пойду.

– Как думаешь, Элли удержится в седле?

Крин оглянулась на блондинку. Одна из лошадей с любопытством ткнула ее мордой – та никак не отреагировала.

– Возможно. Но, думаю, ей от этого будет плохо. После…

Я понимающе кивнул.

– Значит, пойдем пешком все вместе.

– Что лежит в сердце летани? – спросил я у Вашет.

– Успех и правое дело.

– А что важнее, успех или правота?

– Это одно и то же. Если поступать хорошо, успех придет.

– Но ведь иные могут преуспеть, поступая дурно, – заметил я.

– Дурные поступки никогда не ведут к успеху, – твердо сказала Вашет. – Если человек поступает дурно и преуспевает, это не путь. Без летани не бывает истинного успеха.

– Сударь! – окликнули меня. – Сударь!

Мой взгляд сфокусировался на Крин. Волосы у нее растрепались на ветру, юное лицо выглядело усталым. Она робко смотрела на меня.

– Сударь, уже темнеет…

Я огляделся и увидел, что с востока наползают сумерки. Я смертельно устал и задремал на ходу после того, как мы в середине дня устроили привал, чтобы пообедать.

– Крин, зови меня просто Квоут. Спасибо, что дернула меня. А то я задумался.

Крин набрала хворосту и развела костер. Я расседлал лошадей, накормил и почистил их. Я потратил несколько минут на то, чтобы поставить палатку. Обычно я не обременял себя такими вещами, но на лошадях место было, а я подозревал, что девушки не привыкли ночевать под открытым небом.

Управившись с палаткой, я сообразил, что захватил всего одно запасное одеяло. А ночь обещала быть холодной, если я в этом что-нибудь смыслю.

– Ужин готов! – окликнула Крин. Я забросил в палатку оба одеяла, свое и запасное, и вернулся к костру. Она неплохо использовала то, что было. Картофельный суп с грудинкой и поджаренным хлебом. Еще на углях пеклась зеленая летняя тыковка.

Меня тревожила Элли. Она весь день вела себя одинаково: безучастно шагала вперед, не говоря ни слова и не отвечая, когда я или Крин обращались к ней. Она провожала взглядом то, что видела, но мысли в ее глазах не было. Мы с Крин на собственном горьком опыте убедились, что, если ее предоставить самой себе, она либо остановится, либо свернет с дороги, если что-нибудь привлечет ее внимание.

Когда я сел, Крин вручила мне миску и ложку.

– Вкусно пахнет! – похвалил я.

Она слабо улыбнулась и налила вторую миску, для себя. Принялась было наливать третью, потом остановилась, сообразив, что Элли сама есть не может.

– Элли, хочешь супу? – спросил я как ни в чем не бывало. – Пахнет вкусно!

Она тупо сидела у костра, глядя в никуда.

– А моего супу хочешь? – спросил я, словно это было самым естественным делом на свете. Я подсел поближе и подул на ложку, чтобы остудить суп. – Давай-ка, ешь!

Элли механически проглотила суп и слегка повернула голову в мою сторону, за ложкой. В ее глазах отражались пляшущие языки пламени. Глаза были как окна опустевшего дома.

Я подул на вторую ложку и протянул ее белокурой девушке. Рот она открыла, только когда ложка ткнулась ей в губы. Я вытянул шею, пытаясь разглядеть что-нибудь за пляшущими бликами огня, отчаянно надеясь увидеть хоть что-нибудь. Что угодно.

– А дома тебя небось зовут просто Эл, да? – спросил я тоном дружеской болтовни. Я посмотрел на Крин. – Как уменьшительное от Элли?

Крин беспомощно пожала плечами.

– Мы с ней особо не дружили. Просто Элли Энвотер. Дочка мэра.

– Путь мы сегодня прошли неблизкий, – продолжал я тем же непринужденным тоном. – Как твои ноги, Крин?

Крин смотрела на меня своими серьезными темными глазами.

– Натерла немного.

– И я тоже. Жду не дождусь, чтобы скинуть башмаки. Эл, а ты как, ноги не натерла?

Ответа не было. Я скормил ей еще ложку.

– И еще день был довольно жаркий. А вот ночью прохладно будет. Как раз самое оно спать в такую погоду. Правда, хорошо, да, Эл?

Ответа не было. Крин по-прежнему смотрела на меня через костер. Я сам отхлебнул супу.

– Правда, очень вкусно, Крин, – честно сказал я и снова обернулся к безучастной девушке. – Знаешь, Эл, хорошо, что у нас есть Крин, чтобы готовить. А то все, что готовлю я, на вкус выходит совсем как конский навоз.

Крин по ту сторону костра прыснула с полным ртом супу. Результат был предсказуем. Мне показалось, что в глазах Эл тоже что-то блеснуло.

– Вот если бы у меня были конские яблоки, я бы мог испечь на десерт конский яблочный пирог, – предложил я. – Могу прямо сегодня сделать, если хотите…

Я не договорил, превращая фразу в вопрос.

Эл чуть заметно нахмурилась, ее лоб прорезала небольшая складочка.

– Да, наверно, ты права, – сказал я. – Не очень вкусно получится. Может, вместо этого съешь еще супу?

Чуть заметный кивок. Я положил ей в рот еще ложку.

– Только малость пересолено. Ты, наверно, пить хочешь?

Снова кивок. Я протянул ей мех с водой, она поднесла его к губам. Пила она долго, наверно, целую минуту. Она, наверно, умирала от жажды после сегодняшнего долгого перехода. Завтра надо будет тщательней следить, чтобы она пила почаще.

– А ты хочешь водички, Крин?

– Да, пожалуйста, – сказала Крин, не сводя глаз с лица Эл.

Эл механически протянула Крин мех с водой прямо через костер. Наплечный ремень волочился по углям. Крин поспешно подхватила его, потом запоздало добавила:

– Спасибо, Эл!

Я поддерживал эту неторопливую беседу в течение всего ужина. Под конец Эл как следует наелась, и, хотя ее взгляд прояснился, казалось, будто она смотрит на мир сквозь матовое стекло: и видит, и не видит. Но все-таки хоть какое-то улучшение.

Когда она съела две миски супу и полкаравая хлеба, глаза у нее начали закрываться.

– Что, Эл, спать хочешь? – спросил я.

Она кивнула, уже увереннее.

– Отнести тебя в палатку?

Тут она резко раскрыла глаза и решительно замотала головой.

– Ну, может, Крин поможет тебе улечься спать, если ты ее попросишь.

Эл обернулась и посмотрела в сторону Крин. Ее губы слабо зашевелились. Крин взглянула на меня, я кивнул.

– Ну, пойдем баиньки, – сказала Крин, совершенно как старшая сестра. Она подошла, взяла Эл за руку, помогла ей подняться на ноги. Когда они ушли в палатку, я доел суп и сжевал кусок хлеба, который слишком сильно подгорел и для девушек уже не годился.

Вскоре Крин вернулась к костру.

– Спит? – спросил я.

– Уснула, еще не коснувшись подушки. Как ты думаешь, она оправится?

Элли была в глубоком шоке. Ее разум переступил порог безумия, чтобы защититься от того, что с ней творилось.

– Вероятно, это всего лишь вопрос времени, – устало сказал я, надеясь, что это правда. – Молодые быстро выздоравливают.

Я невесело хмыкнул: девочка-то небось была всего на год моложе меня. Но в тот вечер мне каждый прожитый год казался за два, а некоторые и за три.

Несмотря на то что меня будто в свинец одели, я заставил себя подняться на ноги и помочь Крин помыть посуду. Я ощущал ее растущее напряжение, пока мы заканчивали прибираться и переставляли лошадей на новое место, на свежую травку. Напряжение сделалось еще сильнее, когда мы подошли к палатке. Я наклонился, открыл ей вход.

– А я, пожалуй, у костра переночую.

Ее облегчение было почти осязаемым.

– Ты уверен?

Я кивнул. Она юркнула внутрь, и я опустил полог. Из-за него почти сразу высунулась голова Крин: она протягивала мне одеяло.

Я покачал головой:

– Они вам понадобятся оба. Ночь будет холодная.

Я закутался в шаэд и лег прямо у входа в палатку. Мне не хотелось, чтобы Эл посреди ночи выбралась наружу и потерялась или покалечилась.

– А ты не замерзнешь?

– Да нет, нормально!

Я так устал, что готов был уснуть верхом на скачущей лошади. Более того – под копытами скачущей лошади.

Крин убралась в палатку. Вскоре я услышал, как она шуршит одеялами. И все стихло.

Я вспомнил изумленный взгляд Отто, когда я перерезал ему глотку. Услышал, как Аллег слабо сопротивляется и бранит меня, пока я волоку его назад к фургонам. Вспомнил кровь. Ощущение крови на руках. Густой и липкой.

Я еще никогда никого так не убивал. Хладнокровно, лицом к лицу. Я вспомнил, какой теплой была их кровь. И как орала Кита, когда я гнался за ней по лесу. «Если бы не их, то меня! – истерично визжала она. – У меня не было выбора! Если бы не их, то меня!»

Я долго лежал без сна. А когда наконец уснул, сны были еще хуже.

Глава 134

Путь в Левиншир

На следующий день мы прошли мало: нам с Крин приходилось вести трех лошадей, да еще и Эл в придачу. По счастью, лошадки были добронравные, как почти все лошади, воспитанные эдема руэ. Если бы они были такие же непредсказуемые, как бедная дочка мэра, мы бы, наверно, вообще не добрались до Левиншира.

Но все равно с лошадьми было едва ли не больше возни, чем они того стоили. Особенно с упитанным чалым: он так и норовил свернуть в подлесок, чтобы попастись. Мне уже трижды приходилось выволакивать его из кустов, и мы были злы друг на друга. Я прозвал его Шилом по очевидным причинам.

Когда мне пришлось вытаскивать его на дорогу в четвертый раз, я начал всерьез подумывать о том, чтобы отпустить его на волю и избавиться от хлопот. Разумеется, я этого не сделал. Хорошая лошадь – все равно что деньги в кармане. И доехать обратно, в Северен, верхом будет быстрее, чем идти пешком всю дорогу.

На ходу мы с Крин, как могли, старались занимать Эл разговором. Это, похоже, немного помогало. К полудню, когда мы устроили привал, она как будто уже осознавала происходящее. Почти.

Когда мы собирались снова отправиться в путь после обеда, мне в голову пришла идея. Я подвел к Эл серую в яблоках кобылу. Золотые кудри Эл сбились в один сплошной колтун, и она пыталась расчесать их пятерней, а ее взгляд рассеянно блуждал по сторонам, как будто она не вполне понимала, где находится.

– Эл!

Она обернулась и посмотрела на меня.

– Ты знакома с Серой? – я указал на кобылу.

Она слабо, растерянно кивнула.

– Мне нужно, чтобы ты помогла ее вести. Ты когда-нибудь водила лошадей под уздцы?

Кивок.

– Ей надо, чтобы кто-нибудь о ней заботился. Ты это можешь?

Серая поглядела на меня большим глазом, словно давая понять, что она нуждается в том, чтобы ее вели, не больше, чем я в колесах, чтобы ходить. Однако потом она опустила голову и по-матерински ткнула Эл носом. Девушка почти машинально подняла руку, чтобы ее погладить, потом взяла у меня повод.

– Думаешь, стоит это делать? – спросила Крин, когда я вернулся навьючивать остальных лошадей.

– Серая добрая, как ягненок.

– То, что Эл безмозглая, как овца, еще не делает их хорошей парой, – язвительно заметила Крин.

Я слегка улыбнулся в ответ.

– Ну, мы за ними последим часок-другой. Не сработает, так не сработает. Но иногда лучшая помощь, которую можно оказать человеку, – это дать ему возможность помочь кому-то другому.

Поскольку спал я плохо, сегодня я чувствовал себя вдвое более усталым. Живот болел, и я чувствовал себя каким-то ободранным, как будто с меня наждаком сняли два верхних слоя кожи. Я испытывал большое искушение подремать в седле, но не мог заставить себя ехать верхом, пока девушки идут пешком.

Так я и брел, ведя под уздцы свою лошадь и клюя носом. Однако сегодня я никак не мог погрузиться в уютную полудремоту, к которой обычно прибегал на ходу. Меня мучили мысли об Аллеге. Я гадал, жив ли он еще.

Со времен учебы в медике я знал, что такие раны в живот, как та, что я ему нанес, смертельны. Знал я и то, что смерть эта долгая. Долгая и мучительная. При надлежащем уходе он мог бы прожить еще целый оборот. Но даже и один, в глуши, он умрет от такой раны только через несколько дней.

Неприятных дней. По мере распространения заражения у него начнется горячка и бред. При каждом движении рана будет раскрываться снова. Встать он не сможет: у него перерезаны поджилки. Значит, если он захочет двигаться, ему придется перемещаться ползком. Сейчас его, наверное, уже терзают голод и жажда.

Но от жажды он не умрет. Нет. Я оставил рядом с ним целый мех воды. Я положил его там перед уходом. Не по доброте душевной. Не ради того, чтобы сделать его последние часы более сносными. Я оставил его, потому что знал, что с водой он проживет дольше и страдать будет сильнее.

Этот оставленный мною мех был самым ужасным поступком, который я когда-либо совершал, и теперь, когда мой гнев перегорел и улегся, я жалел об этом. Насколько дольше он проживет из-за этого? На день? На два? Не больше, чем дня на два, это точно. Я старался не думать о том, какими будут эти два дня.

Но даже когда я прогонял из головы мысли об Аллеге, на меня набрасывались иные демоны. Я вспоминал эпизоды той ночи, все, что говорили фальшивые актеры, пока я их убивал. Те звуки, с которыми мой меч вонзался в их тела. Запах горелой кожи, когда я их клеймил. Я убил двух женщин. Что подумала бы о моих деяниях Вашет? Что подумали бы другие?

Измученный тревогой и недосыпом, я весь день снова и снова возвращался все к тем же мыслям. Лагерь я разбил по привычке, разговор с Эл поддерживал чистым усилием воли. Время спать наступило прежде, чем я был готов к этому. Я снова улегся, закутавшись в шаэд, перед палаткой девушек. Я мельком замечал, что Крин начала смотреть на меня с той же озабоченностью, с какой смотрела все эти два дня на Эл.

Прежде чем уснуть, я целый час пролежал с раскрытыми глазами, гадая, как там Аллег.

А когда я уснул, мне снилось, как я их убиваю. Во сне я бродил по лесу мрачной смертью, не ведая колебаний.

Но на этот раз все было иначе. Я убил Отто, и его кровь брызнула мне на руки, как раскаленный жир со сковороды. Потом я убил Ларена, и Джоша, и Тима. Они стенали и вопили, корчась на земле. Их раны были ужасны, и отвернуться я не мог.

А потом лица изменились. Я убивал Терена, бородатого бывшего наемника из моей труппы. Потом я убил Трипа. Потом я с обнаженным мечом гонялся по лесу за Шанди. Шанди кричала и плакала от страха. Когда я наконец ее догнал, она вцепилась в меня, сбила с ног и уткнулась лицом мне в грудь, всхлипывая и умоляя: «Нет, нет, нет! Нет, нет, нет!»

Я пробудился. Я лежал на спине, охваченный ужасом, не понимая, где кончается мой сон и начинается явь. Несколько секунд спустя я понял, в чем дело. Эл выползла из палатки и свернулась клубком, прижавшись ко мне. Она уткнулась лицом мне в грудь, ее рука отчаянно цеплялась за мой локоть.

– Нет, нет! – всхлипывала она. – Нет, нет, нет, нет, нет!

Потом голос у нее пресекся, но тело содрогалось от беспомощных рыданий. Моя рубашка промокла от горючих слез. Она расцарапала мне руку до крови.

Я принялся бормотать что-то утешающее и гладить ее по голове. Много времени спустя она затихла и в конце концов погрузилась в тяжелое забытье, по-прежнему крепко цепляясь за меня.

Я лежал совершенно неподвижно, боясь разбудить ее неосторожным движением. Зубы у меня были стиснуты. Я думал об Аллеге, Отто и остальных. Я вспоминал кровь, вопли, запах горелой кожи. Я вспоминал все это и мечтал о том, чтобы сделать с ними что-нибудь похуже.

Больше мне кошмары не снились. Временами я думаю об Аллеге – и улыбаюсь.

На следующий день мы добрались до Левиншира. Эл пришла в себя, но по-прежнему оставалась молчаливой и отстраненной. Однако теперь дело пошло быстрее, особенно после того, как девушки решили, что достаточно оправились и могут по очереди ехать верхом на Серой.

Прежде чем устроить полуденный привал, мы миновали шесть миль, и девушки мало-помалу начали приходить в возбуждение, узнавая знакомые места. Холмы на горизонте. Кривое дерево у дороги.

Но по мере того как мы приближались к Левинширу, они становились все тише.

– Он вон за тем холмом, – сказала Крин, слезая с кобылы. – Садись теперь ты, Эл.

Эл посмотрела на нее, на меня, на свои ноги. Она покачала головой.

Я посмотрел на них.

– С вами все в порядке?

– Папа меня убьет…

Крин говорила почти шепотом, на ее лице отражался неподдельный страх.