Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2 Ротфусс Патрик
– Сегодня твой папа будет одним из счастливейших людей на свете, – сказал я. Потом решил, что лучше быть честным. – Может, он, конечно, и рассердится тоже. Но только потому, что последние восемь дней он не находил себе места от страха.
Крин это, похоже, слегка успокоило, но Эл разрыдалась. Крин обвила ее руками и зашептала что-то ласковое.
– Никто на мне не женится! – всхлипывала Эл. – Я же должна была выйти замуж за Джейсона Уотерсона, помогать ему держать лавку. А теперь он на мне не женится! И никто не женится!
Я посмотрел на Крин и увидел в ее влажных глазах тот же страх. Но у Крин глаза были злые, в то время как в глазах Эл застыло отчаяние.
– Мужчина, который так считает, – просто дурак! – сказал я, вложив в свой голос всю убежденность, какую сумел найти в себе. – А вы слишком умные и красивые, чтобы выходить замуж за дураков.
Эл это как будто немного утешило. Она уставилась на меня, как будто искала что-то, во что можно верить.
– Нет, правда, – сказал я. – Все, что случилось, – не ваша вина. Постарайтесь этого не забывать в следующие несколько дней.
– Ненавижу их!!! – бросила Эл, изумив меня этой внезапной вспышкой ярости. – Ненавижу мужиков!!!
Она стиснула поводья Серой так, что костяшки побелели. Лицо у нее исказилось, превратившись в гневную маску. Крин обняла Эл, но, когда она посмотрела на меня, я увидел, что в ее темных глазах молчаливо отражается то же чувство.
– Вы, конечно, имеете право их ненавидеть, – сказал я, испытывая такую ярость и беспомощность, как никогда в жизни. – Но ведь и я тоже мужик. Мы не все одинаковые.
Мы немного посидели там, в полумиле от городка. Попили водички, перекусили, чтобы успокоиться. А потом я повел их домой.
Глава 135
Возвращение домой
Левиншир был городок небольшой. Там жило сотни две народу – сотни три, если считать с соседними хуторами. Когда мы приехали, было время обеда, и проселочная дорога, делящая городок пополам, была тиха и пустынна. Эл сказала мне, что ее дом на том конце городка. Я надеялся провести туда девушек так, чтобы их никто не заметил. Они были измученные и усталые. Меньше всего им сейчас было нужно встретиться с толпой судачащих соседей.
Но увы, не сложилось. Мы дошли до середины дороги, когда в одном окошке что-то мелькнуло. Женский голос вскричал: «Эл!», и через десять секунд из всех дверей хлынули люди.
Проворней всего оказались женщины, и не прошло и минуты, как девушек плотным кольцом окружили десяток теток, гомонящих, плачущих и обнимающихся. Девушки, похоже, не возражали. Может, оно и к лучшему. Теплый прием должен помочь им оправиться.
Мужчины держались в стороне, понимая, что в таком деле от них толку мало. Большинство из них глазели с порога или с крыльца. Человек шесть-восемь вышли на улицу и, не торопясь, наблюдали за развитием событий. Это были люди осторожные, крестьяне и друзья крестьян. Они знали по имени всех, кто живет на десять миль в округе. В таких городках, как Левиншир, чужих нет – я был единственным.
Никто из мужчин не был близким родственником девушек. А даже если и был, они понимали, что в течение ближайшего часа, а может, и ближайшего дня к ним не подберешься. Так что они предоставили всё своим женам и сестрам. Поскольку больше им заняться было нечем, они мимоходом окинули взглядом лошадей и воззрились на меня.
Я поманил к себе мальчонку лет десяти:
– Ступай, скажи мэру, что его дочка вернулась. Бегом!
Мальчишка сорвался с места, подняв облако дорожной пыли, замелькали босые пятки.
Мужчины медленно стягивались поближе ко мне: недавние события вдесятеро усилили их природное недоверие к чужим. Парнишка лет двенадцати был не так осторожен, как прочие, и подошел ко мне вплотную, разглядывая мой меч и мой плащ.
– Тебя как звать? – спросил я.
– Пит.
– Пит, ты верхом ездить умеешь?
Малый обиделся.
– А то!
– Где хутор Уокеров, знаешь?
Он кивнул.
– Туда, на север, в двух милях по дороге на мельницу.
Я шагнул в сторону и вручил ему поводья чалого.
– Поезжай, скажи, что их дочка вернулась. И отдай коня, пусть на нем сюда и приедут.
Он очутился в седле прежде, чем я успел предложить подсадить. Я не отпускал поводья, пока не подтянул стремена: убьется еще по дороге.
– Если смотаешься туда и обратно, не свернув шею ни себе, ни моей лошади, получишь пенни, – сказал я.
– Два пенни! – потребовал он.
Я расхохотался. Он развернул коня и умчался.
Мужчины тем временем подтянулись ближе, окружив меня неплотным кольцом.
Высокий лысеющий мужик с хмурой рожей и седеющей бородой, похоже, взял на себя роль главного.
– А ты кто такой? – осведомился он. Его тон говорил яснее слов: «А ты что за хрен с бугра?»
– Квоут, – любезно ответил я. – А ты?
– По-моему, это не твое дело, – проворчал он. – Зачем пожаловал?
«Какого черта ты сюда приперся, да еще с нашими девками?»
– Матерь Божия, Сет, – сказал ему мужик постарше. – Тебе Бог ума дал меньше, чем собаке. Не стоит так говорить с…
– А ты поперек меня не влазь, Бенджамин! – ощетинился хмурый. – Что мы, права не имеем знать, кто он таков?
Он повернулся ко мне и вышел на несколько шагов вперед всех прочих.
– Ты – из тех ублюдков-комедиантов, что тут давеча проезжали?
Я покачал головой, стараясь выглядеть безобидным.
– Нет.
– А по-моему, да! По-моему, ты как раз сильно смахиваешь на этих эдема руэ! Зыришь по-ихнему.
Стоящие вокруг мужики вытянули шеи, чтобы заглянуть мне в лицо.
– Господи, Сет! – снова вмешался старик. – Среди них не было ни одного рыжего. Такую шевелюру, да не запомнить! Не из ихних он.
– И зачем бы мне привозить их обратно, если бы я был одним из тех, кто их увез? – заметил я.
Мужик помрачнел еще сильнее и снова принялся наступать на меня.
– Что, малый, умничать вздумал? Может, думаешь, мы тут дурные все? Решил, что если привезешь их взад, то получишь награду и погони за вами больше не будет?
Он теперь стоял почти на расстоянии вытянутой руки, и рожа у него была свирепая.
Я огляделся и увидел тот же гнев на лицах всех прочих мужчин, что стояли вокруг. Это был тот гнев, что мало-помалу накипает в сердцах добрых людей, жаждущих справедливости и не способных ее обрести, а оттого рвущихся отомстить первому, кто попадется под руку.
Я попытался придумать способ разрядить ситуацию, но прежде, чем я нашелся, услышал у себя за спиной резкий возглас Крин:
– Сет! А ну, отойди от него!
Сет замялся. Он уже тянул ко мне руки.
– Ну…
Крин уже шла на него. Группка женщин расступилась, пропуская ее, но по-прежнему стояла тесно.
– Он же нас спас, Сет! – заорала она. – Ты, тупой дерьмоед, спас он нас, понял?! А вы все где были, черт вас возьми? Почему вы не попытались нас выручить?
Сет отступил от меня. На его лице боролись гнев и стыд. Гнев взял верх.
– Мы попытались! – рявкнул он. – Под Билом убили коня, ему раздавило ногу. Джима пырнули ножом в руку, старый Каппер до сих пор в себя не пришел, так его отколошматили. Они нас едва не убили!
Я снова огляделся по сторонам и увидел гнев на лицах мужчин. Теперь я видел его подлинную причину. Бессилие, которое они ощущали, не в силах защитить свой городок от бесчинств фальшивой труппы. Они не смогли отстоять дочерей своих друзей и соседей, и им было стыдно.
– Плохо, значит, пытались! – с жаром бросила Крин. Глаза у нее горели. – А вот он сумел нас спасти, потому что он настоящий мужчина! Не то что вы, которые бросили нас умирать!
Молодой человек слева от меня, крестьянин лет семнадцати, не сдержал гнева.
– Ничего бы этого не случилось, кабы ты не бегала за ними, как эдемская шлюха!
Я сломал ему руку прежде, чем сообразил, что делаю. Он с воплем рухнул на землю.
Я взял его за шкирку и поставил на ноги.
– Как твое имя? – рявкнул я ему в лицо.
– Рука, рука! – заохал он. Глаза у него начали закатываться.
Я тряханул его, как тряпичную куклу.
– Имя!
– Джейсон! – выпалил он. – Матерь Божия, рука…
Я взял его свободной рукой за подбородок и развернул его лицом в сторону Крин и Эл.
– Джейсон, – тихо прошипел я ему на ухо, – я хочу, чтобы ты посмотрел на этих девушек. Посмотрел и подумал о том, в каком аду они жили все эти дни, связанные по рукам и ногам в фургоне. Я хочу, чтобы ты спросил себя, что хуже: оказаться со сломанной рукой, или чтобы тебя похитили чужаки, которые насилуют тебя по четыре раза за ночь?
Потом я развернул его лицом к себе и заговорил так тихо, что это был даже и не шепот:
– А когда ты об этом подумаешь, помолись, чтобы Бог тебе простил то, что ты сейчас сказал. И если ты будешь молиться искренне, Тейлу сделает так, чтобы твоя рука зажила и вновь стала цела и невредима.
Глаза у него были испуганные, на мокром месте.
– И после этого, если ты только позволишь себе подумать недоброе про любую из них, рука твоя заболит, как будто в кость ткнули каленым железом. А если ты скажешь недоброе слово, у тебя начнется лихорадка и костная гниль, и руку придется отрезать, чтобы спасти тебе жизнь.
Я усилил хватку, видя, как глаза у него расширились.
– А если ты что-нибудь сделаешь кому-то из них, об этом узнаю я. И я вернусь сюда, и убью тебя, и повешу твой труп на дереве.
Теперь по щекам у него катились слезы, хотя от чего именно – от стыда, от страха или от боли, – сказать трудно.
– А теперь поди и извинись перед ней за свои слова.
Я отпустил его, убедившись, что он твердо стоит на ногах, и указал ему в сторону Крин и Эл. Женщины окружили девушек, как будто защитным коконом.
Парень осторожно держался за сломанную руку.
– Я был не прав, что сказал это, Элли, – всхлипнул он. Он выглядел куда более несчастным и полным раскаяния, чем, я предполагал, можно быть даже со сломанной рукой. – Это какой-то демон говорил через меня. Но я правда с ума сходил, клянусь! Все мы тут с ума сходили от беспокойства. И мы правда пытались вас выручить, но их там было много, они напали на нас на дороге, и нам пришлось тащить домой Била, а то бы он помер из-за ноги.
Имя парнишки вдруг показалось мне знакомым. Джейсон? Уж не сломал ли я руку жениху Эл? Виноватым я себя при этом отчего-то не чувствовал. На самом деле, для него так лучше.
Оглядевшись по сторонам, я увидел, как гнев с лиц исчезает, как будто я только что одним махом смел все запасы гнева, что были в городе. Вместо этого они смотрели на Джейсона в некотором смущении, как будто парнишка извинялся за них за всех.
Тут я увидел крупного, пышущего здоровьем мужчину, который бежал по улице вместе с еще десятком местных. По выражению его лица я угадал, что это был отец Эл, мэр городка. Он протолкался через толпу женщин, подхватил дочку на руки и закружил.
В городках вроде этого бывает два вида мэров. Один – это лысеющие упитанные дядьки в годах, которые умеют наживать деньгу и ломают руки, когда случается что-то непредвиденное. Второй – это высокие, широкоплечие мужчины, чьи семьи мало-помалу разбогатели в результате того, что они пахали как проклятые на протяжении двадцати поколений. Отец Эл был как раз этого сорта.
Он подошел ко мне, одной рукой обнимая дочурку за плечи.
– Я так понимаю, это вас надо благодарить за то, что вы вернули наших девочек?
Он потянулся пожать мне руку, и я увидел, что предплечье у него перевязано. Однако рукопожатие у него было крепкое, несмотря на рану. Он улыбнулся самой открытой улыбкой, какую я видел с тех пор, как расстался с Симмоном в университете.
– Как ваша рука? – спросил я, не сознавая, как это прозвучит. Его улыбка слегка поувяла, и я поспешно добавил: – Я немного учился на лекаря. И знаю, что такие раны могут быть весьма коварными, когда их лечат не дома.
«И когда живешь в деревне, где ртуть считают за лекарство», – подумал я про себя.
Он снова расплылся в улыбке и пошевелил пальцами.
– Двигается плоховато, а так ничего. В мясо попало, и то слегка. Они нас врасплох застали. Я одного было ухватил, а он меня ткнул и удрал. Как же вам-то удалось отбить девочек у этих безбожных ублюдков руэ?
– Это не были эдема руэ, – сказал я. Голос мой звучал более напряженно, чем мне хотелось бы. – Это даже не были настоящие актеры.
Его лицо снова начало вытягиваться.
– Вы что имеете в виду?
– Это не были эдема руэ. Мы не делаем того, что сделали они.
– Послушайте, – напрямик сказал мэр, понемногу начиная злиться, – уж мне ли не знать, что они делают, а чего не делают! Они сюда явились этакими милыми и славными, поиграли, попели, заработали пару пенни. А потом принялись куролесить. А когда мы велели им убираться, они забрали мою дочку!
Произнося последние слова, он только что пламенем не пыхал.
– Мы? – слабо переспросил кто-то у меня за спиной. – Джим, он сказал «мы»!
Сет вылез из-за спины мэра и, насупившись, снова уставился на меня.
– Говорил я вам, что он выглядит как они! – торжествующе провозгласил он. – Уж я-то их знаю! Их всегда по глазам видно.
– А ну, постой, – медленно произнес мэр, словно не веря своим ушам. – Так ты, говоришь, из этих?
Лицо его сделалось угрожающим.
Прежде чем я успел объясниться, Эл повисла на его здоровой руке.
– Ой, папочка, не зли его! – поспешно сказала она, словно пытаясь его оттащить подальше от меня. – Не говори ничего такого, что бы его рассердило! Он не с ними. Он меня назад привез, он меня спас!
Мэр, похоже, слегка смягчился, однако от его радушия не осталось и следа.
– А ну, объясни! – угрюмо сказал он.
Я вздохнул про себя, осознав, какую кашу я заварил.
– Это были не актеры и уж точно не эдема руэ. Это были разбойники, они убили моих родичей и украли их фургоны. Они только притворялись актерами.
– Зачем кому-то притворяться эдема руэ? – спросил мэр, как будто сама эта мысль не укладывалась у него в голове.
– Да затем, чтобы делать то, что сделали они! – бросил я. – Вы пустили их к себе в город, а они злоупотребили вашим доверием! Эдема руэ никогда бы так не поступили.
– Ты не ответил на мой вопрос, – сказал он. – Как ты отбил девочек?
– Я с ними разобрался, – коротко ответил я.
– Он их убил, – сказала Крин достаточно громко, чтобы слышали все. – Он убил их всех.
Я чувствовал, что все смотрят на меня. Половина из них думала: «Всех? Он убил семерых мужиков?» Вторая половина думала: «С ними были две женщины, он убил и их тоже?»
– Ну ладно…
Мэр долго смотрел на меня сверху вниз.
– Хорошо, – промолвил он, как будто только что принял решение. – Это хорошо. Это сделало мир лучше.
Я почувствовал, как все слегка расслабились.
– Это их лошади, – я указал на двух лошадей с нашими вьюками. – Теперь они принадлежат девушкам. Милях в сорока к востоку вы найдете фургоны. Крин может показать, где они спрятаны. Они тоже принадлежат девушкам.
– В Темсфорде за них дадут неплохие деньги… – задумчиво проговорил мэр.
– Вместе с инструментами и одеждой можно выручить кругленькую сумму, – согласился я. – Если поделить на двоих, выйдет приличное приданое, – твердо добавил я.
Он встретился со мной взглядом, медленно кивнул в знак того, что понял.
– Ну да.
– А как насчет того, что у нас награбили? – возмутился крепкий мужик в фартуке. – Они вломились ко мне и сперли два бочонка моего лучшего эля!
– У тебя дочки есть? – спокойно спросил я. Судя по пришибленному выражению, которое внезапно появилось на его лице, дочки были. Я посмотрел ему в глаза. – Тогда, думаю, ты дешево отделался.
Мэр наконец обратил внимание на Джейсона, держащегося за сломанную руку.
– Что с тобой такое?
Джейсон потупился, и Сет ответил вместо него:
– Да наговорил всякого, чего не следовало.
Мэр огляделся по сторонам и увидел, что добиться более внятного ответа на вопрос можно будет только под пыткой. Он пожал плечами и оставил эту тему.
– Хочешь, шину наложу? – по-свойски предложил я.
– Нет! – воскликнул Джейсон, потом поспешно сдал назад: – Я лучше к Бабуле схожу.
Я бросил взгляд на мэра.
– К Бабуле?
Мэр тепло улыбнулся.
– Бабуля нас всех штопает, когда мы разобьем коленку.
– А Бил тоже у нее? – спросил я. – Тот человек, кому раздавило ногу?
Он кивнул.
– Она с него еще целый оборот глаз не спустит, если я ее хоть чуть-чуть знаю.
– Давай провожу, – сказал я вспотевшему парнишке, который бережно баюкал руку. – Хочу поглядеть на ее работу.
Здесь, вдали от всякой цивилизации, я ожидал, что «Бабуля» окажется сгорбленной старушонкой, пользующей своих пациентов пиявками и царской водкой.
Увидев ее дом изнутри, я изменил свое мнение. Стены были увешаны пучками сушеных трав, на полках стояли пузырьки с тщательно наклеенными ярлыками. На небольшом столе лежали три тяжелых кожаных фолианта. Один из них был открыт, и я признал в нем «Гербарику». На полях виднелись рукописные пометки, некоторые статьи были исправлены или вычеркнуты полностью.
Бабуля оказалась совсем не такой старой, как я думал, хотя седых волос у нее хватало. И сгорбленной она не была – по правде говоря, она оказалась выше меня, с широкими плечами и круглым улыбчивым лицом.
Она повесила над огнем медный котелок, что-то мурлыча себе под нос. Потом достала ножницы, усадила Джейсона, аккуратно ощупала его руку. Бледный и вспотевший, парнишка непрерывно тараторил, пока она методично резала на нем рубаху. Не прошло и нескольких минут, как он безо всяких расспросов подробно, хотя и не по порядку выложил ей всю историю возвращения Эл и Крин.
– Какой аккуратный, чистый перелом, – заметила она наконец, перебив его. – Как это ты ухитрился?
Джейсон дико стрельнул глазами в мою сторону и тут же отвернулся.
– Да так, ничо, – быстро ответил он. Потом осознал, что на вопрос-то он не ответил. – Ну, то есть…
– Это я ее сломал, – сказал я. – Я подумал, что мне как минимум следует проводить его и посмотреть, не смогу ли я помочь ее выправить.
Бабуля взглянула на меня.
– А ты уже имел дело с такими вещами?
– Я учился медицине в университете, – ответил я.
Она пожала плечами.
– Ну, тогда ты, наверно, сумеешь подержать шину, пока я буду бинтовать. У меня тут есть девочка-помощница, но она удрала на улицу, когда услышала шум.
Джейсон нервно косился на меня, пока я крепко прижимал к его руке деревянные рейки, но Бабуле потребовалось меньше трех минут, чтобы наложить шину со скучающим и привычным видом. Наблюдая за ее работой, я пришел к выводу, что она стоит больше, чем половина студентов, которых я знал по медике.
Когда мы управились, она посмотрела на Джейсона сверху вниз и сказала:
– Повезло тебе, ничего вправлять не пришлось. Береги руку, ничего ею не делай в течение месяца, заживет и будет как новенькая.
Джейсон удалился как можно поспешнее, а Бабуля, после некоторых уговоров, разрешила мне осмотреть Била, который лежал у нее в задней комнате.
Если у Джейсона перелом был чистый и аккуратный, то у Била – настолько неряшливый, насколько вообще таким может быть перелом. Обе кости голени были сломаны в нескольких местах. Под повязками было не видно, но нога жутко опухла. Выше повязок кожа посинела, покрылась пятнами и натянулась, как туго набитая колбаса.
Бил был бледен, но бодр, и было похоже, что нога у него уцелеет. Много ли от нее будет проку – вопрос другой. Может, он всего лишь охромеет, но за то, что он сможет снова бегать, я бы не поручился.
– Ну что это за люди такие, погубить человеку лошадь, а? – негодующе говорил он. Его лицо блестело от пота. – Кто ж так делает-то?
Лошадь, разумеется, была его собственная. А городок был не из тех, где у людей имеются лишние лошади. Бил был молодой мужик, недавно женился, у него был свой маленький хутор, и, возможно, он больше никогда не сможет ходить – все только потому, что пытался сделать то, что следовало. Больно было об этом думать.
Бабуля дала ему две ложки какого-то лекарства из коричневого пузырька, и глаза у него закрылись. Она выпроводила меня из комнаты, вышла сама и затворила дверь.
– Перелом открытый? – спросил я, как только дверь закрылась.
Она кивнула и поставила пузырек на полку.
– А чем вы пользуетесь для того, чтобы избежать заражения крови?
– Это в смысле чтобы рана не загнила? – переспросила она. – Бараньей колючкой.
– В самом деле? – спросил я. – А не марантой?
– Марантой! – фыркнула она, подбросила дров в очаг и сняла с него закипающий котелок. – Ты хоть раз пробовал уберечь рану от загнивания марантой?
– Нет, – признался я.
– Ну, тогда имей в виду, а то еще загубишь кого-нибудь.
Она достала пару деревянных чашек.
– От маранты никакого проку нет. Есть ее можно, коли хочешь, и все.
– Однако мазь из маранты и бессамера считается идеальным средством…
– Бессамер – еще туда-сюда, – признала она. – Но баранья колючка лучше. Я бы, конечно, предпочла красный клинок, но не всегда под рукой есть то, что хотелось бы. Я использую мазь из матушкиного листа и бараньей колючки, и, как видишь, он себя неплохо чувствует. Маранту просто нетрудно добыть, и она растирается в однородную кашицу, но никаких особых целебных свойств не имеет.
Она покачала головой.
– Маранта и камфара. Маранта и бессамер. Маранта и соляная лоза. Маранта ни от чего не лечит. Она просто хороший наполнитель для действенных лекарственных средств.
Я открыл было рот, чтобы возразить, потом огляделся, посмотрел на стены, на исчерканный экземпляр «Гербарики»… И закрыл рот.
Бабуля налила горячей воды из котелка в обе чашки.
– Присядь, посиди, – сказала она. – А то у тебя такой вид, будто ты на последнем издыхании.
Я с вожделением поглядел на стул.
– Да нет, мне, наверно, надо вернуться… – сказал я.
– Ну, уж чайку-то ты выпить можешь! – сказала она, взяв меня за руку и решительно усадив на стул. – И перекусить по-быстрому. Ты бледен, как высушенная кость, а у меня тут завалялся кусочек сладкого пудинга, и съесть его некому.
Я попытался вспомнить, обедал ли я сегодня. Девушек кормил, это я помнил…
– Да нет, я не хочу причинять вам лишних хлопот, – сказал я. – Я уж и так задал вам лишней работы.
– А, этому парнишке давно пора было что-нибудь сломать! – небрежно заметила она. – А то язык у него такой, что прямо беда.
Она протянула мне деревянную чашку.
– На-ка, пей, а я тебе пудинга положу.
Над чашкой поднимался на удивление душистый пар.
– Что это? – спросил я.
– Шиповник. И бренди яблочное – сама гнала!
Она широко улыбнулась, вокруг глаз разбежались лучики морщинок.
– Если хочешь, могу еще и маранты положить!