Хроника Убийцы Короля. День второй. Страхи мудреца. Том 2 Ротфусс Патрик

Глава 148

Сказки камней

Во время долгого пути обратно в Имре мы с Денной болтали о сотнях разных пустяков. Она рассказывала мне про города, которые повидала: Тинуэ, Вартерет, Андениван. Я рассказал ей про Адемре, показал несколько жестов из их языка.

Она дразнила меня моей растущей славой, а я рассказывал ей, что на самом деле стояло за всеми этими легендами. Я рассказал ей, как обернулось дело с маэром, и она всерьез рассердилась из-за меня.

Но о многом мы не говорили. Ни она, ни я ни разу не упомянули о том, как мы расстались в Северене. Я не знал, уехала ли она в гневе после нашей ссоры или решила, что это я ее бросил. Расспрашивать казалось мне опасным. Подобное обсуждение вышло бы в лучшем случае неловким. А в худшем спор мог разгореться заново, а этого я готов был избегать любой ценой.

У Денны была при себе арфа и большой дорожный сундук. Я предположил, что она дописала свою песню и теперь выступает с ней. Мне не нравилась мысль, что она споет эту песню в Имре, где бесчисленные певцы и менестрели подхватят ее и разнесут по всему миру.

И все-таки я ничего не говорил. Я понимал, что разговор этот будет непростым и нужно было тщательно выбрать для него подходящее время.

Не стал я упоминать и о ее покровителе, хотя то, что говорил Ктаэх, не шло у меня из головы. Я думал об этом постоянно. Мне это во сне даже снилось.

Еще одной темой, которую мы не обсуждали, была Фелуриан. Сколько Денна ни шутила насчет того, как я спасал разбойников и убивал девиц, про Фелуриан она не упомянула ни разу. Она, наверно, слышала песню, которую я написал: она была куда популярней всех прочих историй, которые Денна, похоже, так хорошо знала. Но она ни разу о ней не упомянула, ну, а я был не настолько глуп, чтобы самому заговаривать об этом.

Так что, пока мы были в пути, многое между нами осталось недосказанным. И, по мере того как дорога бежала назад под колесами, между нами нарастало напряжение. В разговоре появлялись паузы, которые слишком затягивались, и другие паузы, короткие, но ужасно глубокие.

Мы как раз застряли на дне одной из таких пауз, когда наконец приехали в Имре. Я высадил ее у «Кабаньей головы», где она намеревалась остановиться, помог ей отнести сундук наверх, но там молчание давило еще сильнее. Поэтому я поспешил заговорить, сердечно простился с Денной и сбежал, даже не поцеловав ей руку.

В ту ночь я думал о десяти тысячах вещей, которые мог бы ей сказать. Я бодрствовал, глядя в потолок, не в силах заснуть до самой глубокой ночи.

Проснулся я рано. Мне было тревожно и как-то не по себе. Я позавтракал с Симмоном и Фелой, потом отправился на симпатию для продолжающих, где Фентон, воспользовавшись случаем, одолел меня три раза подряд и вырвался в первый ряд впервые с тех пор, как я вернулся в университет.

Поскольку занятий у меня сегодня больше не было, я принял ванну и долго рассматривал свою одежду, прежде чем остановился на простой рубашке и зеленом камзоле, который, как говорила Фела, подчеркивал цвет моих глаз. Я превратил свой шаэд в короткий плащ, потом решил не надевать его вовсе. Мне не хотелось, чтобы Денна во время моего визита думала о Фелуриан.

И наконец, я сунул в карман камзола колечко Денны и отправился за реку, в Имре.

Придя в «Кабанью голову», я не успел дотронуться до ручки двери, как Денна сама отворила ее и вышла на улицу, вручив мне корзину для пикника.

Я был более чем изумлен.

– Откуда же ты узнала?..

Она была в бледно-голубом платье, которое ей очень шло. Она обаятельно улыбнулась, беря меня под руку.

– Женская интуиция!

– А-а! – протянул я с умным видом. Ее близость была почти мучительна. Ее теплая ладонь на моей руке, ее запах, запах зеленой листвы и воздуха перед летней грозой… – Так ты, наверное, знаешь и то, куда мы идем?

– Нет, только то, что отведешь туда меня ты.

Говоря это, она обернулась ко мне лицом, и я ощутил шеей ее дыхание.

– Я охотно вверяю себя в твои руки.

Я обернулся к ней, собираясь сказать одну из тех умных фразочек, что выдумал прошлой ночью. Но когда я встретился с ней глазами, то лишился слов. Меня охватило восхищение. Я не могу даже сказать, долго ли это длилось. На тот долгий миг я был весь ее…

Денна рассмеялась, вырвав меня из забытья, которое длилось то ли мгновение, то ли целую минуту. Мы вышли из городка, болтая так беспечно, как будто нас никогда ничто не разделяло, кроме солнца и весеннего воздуха.

Я отвел ее в то местечко, которое обнаружил этой весной: небольшую лощинку, укрытую стеной деревьев. Ручеек струился, огибая серовик, лежащий на земле плашмя, и солнце озаряло полянку с яркими маргаритками, вздымающими лица к небу.

Когда мы миновали гребень холма и Денна увидела раскинувшийся перед нею ковер из маргариток, она затаила дыхание.

– Я так долго ждал, чтобы показать этим цветам, какая ты красивая! – сказал я.

Я был вознагражден крепкими объятиями и поцелуем, который обжег мне щеку. И то и другое завершилось прежде, чем я осознал, что оно началось. Ошеломленный и ухмыляющийся, я повел ее через маргаритки к серовику у ручья.

Я сбросил башмаки и носки. Денна стряхнула туфельки, подобрала свои юбки и выбежала на середину ручья, где вода была ей выше колен.

– А ты знаешь тайну камней? – спросила она, наклоняясь к воде. Подол платья окунулся в воду, но ее это, похоже, не волновало.

– Какую тайну?

Она достала со дня ручья гладкий черный камушек и протянула его мне.

– Иди, посмотри!

Я закончил закатывать штаны и вошел в воду. Она показала мне камушек, с которого капала вода.

– Если сжать его в ладони и прислушаться…

Она так и сделала, зажмурив глаза. Она долго стояла неподвижно, запрокинув лицо к солнцу, точно цветок.

Меня тянуло поцеловать ее, но я сдержался.

Наконец она открыла свои черные глаза. Они улыбнулись мне.

– Если прислушаться достаточно внимательно, он расскажет тебе сказку!

– И что же он тебе рассказал? – спросил я.

– Жил да был однажды мальчик, который пришел к ручью, – начала Денна. – Это история о девочке, которая пришла к ручью с мальчиком. Они разговаривали, и мальчик швырялся камнями, как будто хотел выбросить их подальше. У девочки камней не было, поэтому мальчик дал ей несколько своих. Потом она отдалась мальчику, а мальчик выбросил ее как камень, и ему было все равно, больно ли она ушибется.

Я немного помолчал, не зная, договорила она или нет.

– Так это грустный камень?

Она поцеловала камушек и уронила его в воду, проводив его взглядом, пока он не лег на песок.

– Нет, вовсе не грустный. Но его как-то раз бросали. Ему знакомо ощущение полета. И ему тяжко лежать на месте, как все прочие камни. Иногда он передвигается с места на место, воспользовавшись помощью воды.

Она подняла взгляд на меня и простодушно улыбнулась.

– И когда он двигается, он думает о том мальчике.

Я не понимал, к чему эта история, и попытался переменить тему.

– Как ты научилась слушать камни?

– О-о, ты удивишься, как много можно услышать, если только дать себе труд прислушаться!

Она указала на дно ручья, усеянное камнями.

– Попробуй сам. Никогда не знаешь, что можно услышать.

Не зная, что за игру она затеяла, я огляделся, нашел камень, засучил рукав рубашки и опустил руку в воду.

– Теперь слушай! – серьезно сказала она.

Благодаря своим занятиям с Элодином я выработал большую терпимость ко всяким глупостям. Я поднес камень к уху и зажмурился. И что теперь? Сделать вид, будто я тоже услышал сказку?

И тут я очутился в воде, мокрый насквозь, отчаянно отплевываясь. Отфыркиваясь, я поднялся на ноги, а Денна хохотала до упаду, сгибаясь в три погибели.

Я шагнул было к ней, но она с визгом метнулась прочь и расхохоталась еще сильнее. Так что я бросил за ней гоняться и принялся напоказ вытирать воду с лица и рук.

– Что, сдаешься? Так быстро? – дразнилась она. – Неужто ты так скоро размок?

Я опустил руку в воду.

– Я хотел снова отыскать тот камень, – сказал я, делая вид, будто ищу его.

Денна захохотала и замотала головой.

– Нет уж, ты меня так не подманишь!

– Нет, я серьезно, – сказал я. – Я хотел дослушать его сказку.

– Какую сказку? – поддела она, не спеша подходить ближе.

– Это сказка о девочке, которая вздумала шутить шутки с могущественным арканистом, – сказал я. – Она издевалась над ним и дразнила его. Она с презрением высмеивала его. И вот как-то раз он застал ее в ручье и складными стихами заставил ее забыть о своих страхах. И девочка перестала остерегаться, и это принесло ей много горя!

Я ухмыльнулся и вынул руку из воды.

Денна обернулась навстречу набегающей волне. Волна была невысокая, ей по пояс, но этого хватило, чтобы сбить ее с ног. Денна ушла под воду, пуская пузыри, путаясь в юбке и в собственных волосах.

Течение принесло ее ко мне, и я, хохоча, поднял ее на ноги.

Из воды она вынырнула, как трехдневная утопленница.

– Ну-у, так некрасиво! – негодующе фыркнула она. – Это некрасиво!

– Протестую! – возразил я. – Ты – самая красивая русалка, какую я надеюсь встретить сегодня.

Она плеснула в меня водой.

– Льсти сколько хочешь, Бог-то правду видит! Ты сжульничал. А я честно обвела тебя вокруг пальца.

Тут она попыталась меня утопить, но я был готов к этому. Мы немного поборолись, и оба приятно запыхались. И только тут я осознал, как близко она ко мне. Какая она прелестная. И какая это незначительная преграда – мокрая одежда…

Денна, похоже, осознала это одновременно со мной, и мы слегка отстранились друг от друга, словно вдруг застеснялись. Налетел ветер, напомнив нам, какие мы мокрые. Денна проворно выбежала на берег и, ни секунды не колеблясь, стянула с себя мокрое платье и развесила его на серовике, чтобы сохло. Под платьем у нее была белая рубашка, плотно облепившая тело, когда она снова спустилась к воде. Она игриво толкнула меня, проходя мимо, и забралась на гладкий черный валун, лежавший в воде посреди ручья.

Это был идеальный камень для того, чтобы греться на солнышке, гладкий базальт, черный, как ее очи. Белое тело Денны и рубашка, которая совершенно ничего не скрывала, отчетливо выделялись на его фоне, такие яркие, что смотреть больно. Она откинулась на спину и раскинула волосы на камне, чтобы сохли. Капли воды, растекшиеся по камню, вычертили имя ветра. Она закрыла глаза и подставила лицо солнышку. Сама Фелуриан не могла бы быть прелестней, не могла бы держаться непринужденнее.

Я тоже вышел на берег и стащил с себя промокшую рубашку и камзол. Мокрые штаны пришлось оставить на себе: больше на мне ничего не было.

– И что же рассказывает тебе тот камень? – спросил я, чтобы нарушить молчание, расстилая свою рубашку рядом с ее платьем.

Она провела ладонью по гладкой поверхности камня и ответила, не открывая глаз:

– Этот рассказывает мне о том, каково это: жить в воде, не будучи рыбой.

Она потянулась, как кошка.

– Будь добр, принеси сюда корзинку, а?

Я взял корзинку и пошел к ней вброд, медленно, чтобы не слышалось плеска. Она лежала, совершенная и неподвижная, как будто уснула. Но я увидел, как ее губы растянулись в улыбке.

– Крадешься! – сказала она. – А я все равно чувствую, что ты там, по запаху чувствую.

– Надеюсь, от меня не особо воняет?

Она чуть заметно покачала головой, по-прежнему не открывая глаз.

– От тебя пахнет засушенными цветами. И чужеземными благовониями, тлеющими в жаровне, которая вот-вот вспыхнет.

– Ну, и речной водой, насколько я могу догадаться.

Она снова потянулась и улыбнулась беспечной улыбкой, показав идеальные белые зубы, идеальные розовые губы, и слегка подвинулась на камне, словно давала мне место. Почти. Я подумал, не лечь ли рядом. Валун был достаточно просторен для двоих, если они готовы лежать, прижавшись друг к другу…

– Да, – сказала Денна.

– Что – да? – не понял я.

– Ответ на твой вопрос, – сказала она, повернув лицо в мою сторону, все еще не открывая глаз. – Ты ведь собирался меня о чем-то спросить. Так вот, ответ – да.

Ну и как это понимать? Чего мне просить? Поцелуя? Или чего-то большего? А если это окажется слишком много? Что это – испытание? Я понимал, что, попросив слишком много, я рискую ее оттолкнуть…

– Я хотел спросить, не подвинешься ли ты чуть-чуть, – осторожно сказал я.

– Да.

Она еще раз подвинулась, освободив побольше места рядом с собой. Потом открыла глаза, и они распахнулись, когда она увидела, что я стою над ней голый по пояс. Она опустила взгляд и успокоилась, увидев штаны.

Я расхохотался, но этот ее испуганный взгляд предупредил меня, что следует быть осторожным. И я поставил корзину туда, куда собирался лечь сам.

– О чем это вы подумали, госпожа моя?

Она смущенно зарделась.

– Ну, я не думала, что ты из тех мужчин, кто способен принести девушке обед совершенно голым.

Она слегка пожала плечами, посмотрела на корзинку, на меня…

– Но мне нравится видеть тебя таким! Мой личный раб, обнаженный по пояс…

Она снова закрыла глаза.

– Где моя земляника?

Я принялся кормить ее земляникой, и так мы и провели весь день.

Еда в корзине давно кончилась, мы успели высохнуть на солнце. Впервые со времен той ссоры в Северене я чувствовал, что между нами все хорошо. Досадные паузы больше не чернели вокруг, как ямы на дороге. Я понимал, что надо терпеливо ждать, пока не развеются остатки напряжения.

Когда день начал мало-помалу клониться к вечеру, я понял, что сейчас самое время поднять тему, о которой я так долго заставлял себя молчать. Я видел бледно-зеленые старые синяки у нее на плечах, след вздувшегося рубца у нее на спине. На ноге над коленом у нее был шрам, достаточно свежий, чтобы краснота просвечивала сквозь рубашку.

Все, что мне было нужно, – это спросить о них. И, если тщательно сформулировать, она признается, что да, это ее покровитель. А уж потом будет несложно ее разговорить – убедить ее, что она достойна лучшего. Что, что бы он ей ни предлагал, это не стоит подобных унижений.

Сейчас, впервые в жизни, я имел возможность предложить ей выход. С открытым кредитом Алверона и моей работой в фактной проблем с деньгами у меня больше не будет. Впервые за всю жизнь я был богат. Я открою ей путь к бегству…

– Что у тебя со спиной? – тихо спросила Денна, прервав ход моих мыслей. Она по-прежнему возлежала на камне, а я стоял, прислонившись к нему, ногами в воде.

– Чего? – переспросил я, бессознательно развернувшись.

– У тебя вся спина в шрамах, – мягко сказала она. Я почувствовал, как прохладная рука коснулась моей нагревшейся на солнце кожи, провела вдоль одного из рубцов.

– Я поначалу даже и не поняла, что это шрамы. Они красиво смотрятся, – она провела пальцем вдоль другого шрама. – Как будто какой-то великаний ребенок принял тебя за лист бумаги и рисовал на тебе буквы серебряным пером.

Она отвела руку, и я обернулся к ней.

– Откуда они у тебя? – спросила она.

– Ну… я набедокурил в университете, – смущенно признался я.

– Тебя что, высекли? – недоверчиво спросила она.

– Дважды.

– И ты остался там? – спросила она, словно не веря своим ушам. – После того, как с тобой так обошлись?

Я пожал плечами.

– На свете есть вещи похуже порки, – сказал я. – Мне больше негде научиться тому, чему учат там. А когда мне что-то требуется, нужно нечто большее, чем немного крови, чтобы…

Я только теперь сообразил, что я несу. Меня высекли магистры. Ее бьет ее покровитель. Но мы оба предпочитаем остаться. Как теперь ее убедить, что у меня ситуация совсем другая? Как уговорить ее оставить его?

Денна смотрела на меня с любопытством, склонив голову набок.

– Так что же бывает, когда тебе что-то требуется?

Я пожал плечами.

– Я просто хотел сказать, что меня так просто не прогонишь.

– Да, я про это слышала, – сказала Денна, понимающе взглянув на меня. – Многие девушки в Имре говорят, что рядом с тобой не так просто остаться невинной.

Она села и принялась сползать с камня. Белая рубашка мало-помалу задиралась все выше вдоль ног.

Я собирался что-то сказать насчет ее шрама, надеясь, что еще сумею перевести разговор на ее покровителя, когда обнаружил, что Денна остановилась и смотрит, как я смотрю на ее голые ноги.

– Да? И что же еще про меня говорят? – спросил я, скорее затем, чтобы что-нибудь сказать, чем из любопытства.

Она пожала плечами.

– Некоторые говорят, что ты намерен собрать десятину с женского населения Имре.

Она сдвинулась ближе к краю валуна. Рубашка поползла еще выше, отвлекая меня.

– Это, в смысле, переведаться с каждой десятой? – сказал я, пытаясь обратить все в шутку. – Это, пожалуй, даже для меня чересчур!

– Это утешает, – сказала она. – А ты им тоже всем даришь х-х…

Она негромко ахнула, съехав с валуна вниз, и нашла точку опоры как раз когда я потянулся, чтобы ее подхватить.

– Что-что я им дарю? – переспросил я.

– Розы, дурак! – бросила она. – Или ты уже перелистнул эту страницу?

– Тебя отнести на берег? – спросил я.

– Да, – сказала она. Но прежде, чем я протянул к ней руки, Денна окончательно соскользнула в воду, ее рубашка задралась совсем уж неприлично, пока она не встала на ноги. Вода дошла ей до колен, замочив подол.

Мы вернулись к серовику и молча облачились в свою просохшую одежду. Денна сердилась из-за промокшего подола рубашки.

– Знаешь, я ведь мог бы тебя донести, – тихо сказал я.

Денна прижала тыльную сторону кисти ко лбу.

– Ах, еще семь волшебных слов, я прямо падаю!

Она принялась обмахиваться другой рукой.

– И что же делать бедной женщине?

– Полюбить меня.

Я намеревался сказать это самым что ни на есть игривым тоном. Поддразнить. Превратить все в шутку. Но, говоря это, я совершил ошибку: посмотрел ей в глаза. Они отвлекли меня, и, когда эти слова вылетели из моих уст, они звучали совсем не так, как я намеревался.

Всего лишь на миг она посмотрела мне в глаза с глубокой нежностью. А потом печальная улыбка коснулась уголка ее губ.

– О нет! – сказала она. – Эта ловушка не для меня. Я не стану одной из многих.

Я стиснул зубы, раздираемый смятением, смущением и страхом. Я был чересчур смел, я все испортил, как все время и боялся! Когда же это я утратил контроль над разговором?

– Прошу прощения? – тупо переспросил я.

– Есть за что!

Денна одернула одежду, двигаясь с несвойственной ей скованностью, и запустила пальцы в волосы, заплетая их в толстую косу. Ее руки сплетали пряди в замысловатые узелки, и на секунду я разобрал, ясно, как день: «Не разговаривай со мной».