Мститель. Дорога гнева Шмаев Валерий
Станцию очень крепко охраняли по периметру, но вот технический въезд в депо охранялся не очень, всего только отделением полицаев. Находился он совсем недалеко от этого дома, но главное, что меня заинтересовало, – то, что все пути были забиты составами. Расположение составов мужик выдавать не хотел, но я был очень настойчив и показал ему пару любопытных фото из личной коллекции, а угрюмый «Ёж» сломал три пальца. Вечно он торопится. После чего достаточно пожилой железнодорожник решился на должностное преступление.
Не повезло Гебитскомсисару с соседом. Зачем сосед зарезал супругу этого почтенного человека, а потом накинулся с ножом на самого хозяина, теперь уже и не узнаешь. Отбиваясь от озверевшего железнодорожника, смертельно раненный мужественный чиновник отоварил нападавшего тяжёлым подсвечником по голове. Короче, и здесь все умерли.
На станцию мы пошли всей толпой. Девочкам опять пришлось переодеваться, остальные пошли так. Форма гестапо очень помогла на подходе к депо, а оружие с глушителями и правильно применённые ножи – при личном общении с охраной. Отличился «Ёж». Замечательно мальчишка кидает ножи. Натаскал его «Рубик» за остаток зимы и весну. Всё своё свободное время «Ёж» проводил с «Рубиком», и теперь и у этого «истинного арийца» есть ножи, сделанные специально для него.
После смены охраны въезда «Фея» и Тая потерялись внутри этого немаленького двора, буквально растворившись в темноте. «Рубик» в своей форме подполковника гестапо остался у ворот работать пугалом, высокомерно подняв нос. Мне, «Чуку» и «Геку» подошла форма полицаев, и мы принялись изображать из себя испуганных холуев важного господина. Ну а «Гном», «Ёж» и «Кубик» пошли «обижать» составы.
Управились они минут за сорок. За это время нам пришлось связать и утащить на задворки троих железнодорожников, не вовремя проходивших через наш пост, и завалить полицая с соседнего поста, сдуру зашедшего за сигаретами. Я уже думал, что придётся принимать бой, потому что торопыга Тая его сначала почти убила. Научили мы её стрелять, на свою голову. Только потом она спросила, чего его к нам занесло. Умирающий полицай честно сказал, что зашёл к свояку за сигаретами. Я не поленился проверить. Действительно, у одного полицая была пара неначатых пачек.
В общем, за этими треволнениями время пролетело незаметно. Пару трупов полицаев мы заминировали гранатами и успели отбежать четыре квартала, когда началось. Если честно, я не оборачивался, мне было как-то не до того. Что я, летающих цистерн не видел, что ли? Я в это время фуражку ловил, которую потерял на бегу. Неудобная форма, сапоги ещё эти с высокими голенищами.
Еле успели добежать до очередной квартиры, про которую нам рассказал недавно почивший высокопоставленный чиновник. Из подъезда, как раз перед нами, теряя на каждом шагу штаны, выскочил полицейский чин, но нам он был абсолютно не нужен. Бежал он по улице даже быстрее нас, но ему было недалеко – работал он на соседней улице. Как только мужик скрылся за углом, мы вылезли из темноты двора и шустренько доскакали до подъезда. Опять пинки в очередную многострадальную дверь, заспанная и весьма привлекательная фемина, грубые гестаповцы и абсолютно невежливые евреи, увидев которых барышня грохнулась в обморок. Очнулась она в маленькой, без окон, комнате типа кладовка, ну а мы затихарились в квартире.
Жили мы в очередном гостеприимном доме почти двое суток. Хозяин вернулся через полтора дня и очень сильно расстроился. Что значит «чем»? Тем, что разыскиваемые всей округой диверсанты живут в его квартире, и тем, что его фемина уже освоилась и строит глазки «Рубику», и не только глазки, надо сказать.
Мне пришлось рассказать этому красавцу о некоторых тонкостях женской души, побыть немного злобным «Вторым», постращать барышню «Гномом», а после всего запустить в комнатёнку «Рубика». После бутылки шампанского из хозяйских запасов и нескольких часов проникновенных разговоров по душам «Рубик» выполз из кладовки сильно измотанным. В результате и «Рубик» удовольствие получил, и мы узнали всё что надо и не надо. Пришлось «Гному» с товарищами сдвигать тяжеленный комод и вскрывать полы, мы сами в жизни бы не догадались, что там основной тайник.
Очень удачно упырь вернулся домой, и очень удачно, что именно он работал в штабе по нашей поимке. Много интересного рассказал, почти всё. Явки, пароли, документами поделился, справочной информацией, рассказал о суточном пароле для патрулей и соседях, живущих рядом. Только вот дурачком оказался. С паролем нас нагрел, а про подчинённого, живущего на первом этаже, проболтался. В результате этой оговорки правильный пароль они нам к середине ночи оба рассказали. В этих квартирах мы не скромничали, оставили листовки и не очень больно казнили хозяев. Они нас видели, а попасть всей толпой в местное гестапо только потому, что подружка полицая стала ещё и подружкой «Рубика», это, знаете ли, не наш метод.
К утру мы вышли из города, хотя патрулей было действительно много. Нельзя было оставаться в квартире, пароль менялся со сменой патрулей. Опять сыграли в театр – связали «Гнома» и «Ежа», но всё равно пришлось убирать два патруля по четыре лица. Машины в пути нам не попались, после въездных постов в смысле, в городе-то их было полно, а возвращаться к грузовику я не стал. Там почти наверняка была засада – искали нас очень тщательно, поэтому уходили мы пригородами, вдоль реки в сторону Краславы, выслав вперёд «Чука» с «Геком».
Уже выходя из города, я осознал, что для подобной развлекаловки группа слишком велика. Но приказ Смирнова был однозначен: без «Рубика» с «Кубиком» и «Чука» с «Геком» из лагеря даже хвост не высовывать. «Гном» с «Ежом», понятно, получили жёсткие наставления от «Сержа» со «Старшиной». Причём приказ у них не менее категоричен, а «Фее» с Таей приказы не нужны – они сами кого угодно построят. От их взглядов даже Смирнова передёргивало.
Зачем я брал с собой девчонок? Ведь они мне были совершенно не нужны. Как ни странно это звучит, для них это тяжёлая, но боевая учёба. Адаптация к обстановке в тылу врага, психологическая совместимость в группе, проверка боевых навыков в обстановке, приближённой к боевой, и ещё десятки параметров, остро необходимых девчонкам и, главное, мне. Нам ведь вместе ещё в Риге работать, и если «Фея» уже прошла необходимую ей практику и полный курс моего обучения, то Тая ещё щенок, в моём понимании. Злобный, слегка натасканный, вооружённый щенок, кусающий даже своих.
Мне пришлось пригрозить девочке, что она всегда будет работать на кухне или я прикажу ей весь рейд целоваться с «Гномом», если она будет так себя вести с бойцами внутри группы. Мужиков Тая люто ненавидит до сих пор, кроме меня. Как она относится ко мне, я не очень понимаю, хотя изо всех сил пытаюсь понять. Мне иногда кажется, что ей хочется меня зарезать, а иногда – что она пытается спрятаться за моей спиной.
То, что я сказал, что Таю научили стрелять, тоже не совсем соответствует действительности. Таю научили попадать в цель с близкого расстояния. Стреляют они с «Феей» из спортивных мелкокалиберных револьверов, рассчитанных на стрельбу не более двадцати пяти метров, но это без глушителя. При использовании глушителя дальность уменьшается, но на такое расстояние в городских условиях стрелять некуда, вернее, не в кого. Стреляют девчонки в упор, поэтому их учили стрелять на расстояние не более десяти метров, но сразу с двух рук. Бронежилетов здесь ни у кого нет, так что стрельба в грудь любым патроном либо смертельна, либо надолго выводит противника из строя.
Маленький калибр револьверов в данном случае минус – останавливающее действие слабое, и при высоком болевом пороге у мишени могут быть проблемы у стрелка. Девчонок так и учили стрелять несколько месяцев: навскидку, в голову и в сердце. В основном они стреляют в голову. У большинства людей документы лежат в левом нагрудном кармане. Ковыряться в документах, залитых кровью, не хочется никому. Но если «Фея» стреляет просто на поражение, то Тая стремится попасть в глаза или, в крайнем случае, в переносицу. И попадает.
Тая меня пугает – она убивает людей абсолютно без эмоций. Я приказал ей проводить все ликвидации, так она ни разу даже не поморщилась. Только глаза чуть прищуривает и лицо мгновенно каменеет. Пока я не знаю, как вывести её из этого состояния, поэтому держу её около себя и «Феи».
«Фея» заботится о ней, как о маленьком ребёнке, даже едят вместе – Тая одна никогда не ест. Один раз я «Фею» на сутки от неё убрал, так она за это время ни крошки хлеба не съела, ни глотка воды не выпила. Откуда у неё это, понять не можем, а раскачивать Таю, как в своё время «Фею», у нас ни времени, ни такого количества людей нет. Тая доверяет только Эстер, Розе, мне и «Фее». То есть тем людям, кто был с ней с самого первого дня её появления в отряде, и тем, за кем она сама ухаживала. Всех остальных с громадным трудом терпит рядом.
Распределив группы и отправив их по своим маршрутам, я остался не у дел, а Смирнов приставил ко мне наиболее подготовленных бойцов. Это я прекрасно понимаю. Вместо «Сержа», которого в своё время пришлось учить по ходу дела элементарным вещам, Смирнов дал мне двоих сработанных с моей группой боевиков и двоих профессиональных разведчиков, которые сделали за меня всю работу. Я только нарисовал им новую тактику действий: относительно безопасное нахождение в населённом пункте в короткий период времени.
Мы нигде не останавливались более чем на двое суток, уничтожали невольных свидетелей и собирали необходимую нам информацию прямо в месте своего нахождения. Такая тактика для «Кубика» и «Рубика» была совершенно незнакома, хотя всё то же самое делает любая разведгруппа, работающая в прифронтовой полосе. Просто в данном случае вместо естественных природных укрытий мы используем квартиры высокопоставленных чиновников, о которых узнаём в процессе хождения по городу.
Переждав день недалеко от небольшой деревушки в десяти километрах от города, мы ночью, украв лодку, переправились на другую сторону Западной Двины. Лодку оставлять не стали, чтобы не палиться, и отправили её поплавать вниз по течению, а сами за ночь отмахали километров десять прямо по дороге, благо здесь она была недалеко от реки. На днёвку встали в лесу у небольшого родника. Надо было передохнуть, выспаться, помыться и почистить оружие. Было у меня ещё одно дело, о котором при планировании операций я никому не говорил.
Сотни тысяч лет назад где-то в этих местах жила суровая банда неандертальцев. Не обладая ни интеллектом, ни силой, ни особенными знаниями и умениями, эти орлы с не прикрытой ничем задницей практически голыми руками забивали всей толпой огромный кусок мяса, обросший шерстью и здоровенными бивнями, да и не только его. Время было суровое, питались они всем, что шевелится, ползает и летает, от лягушек до саблезубых тигров, так что к определённому периоду своей жизни ребята становились универсалами. Цель у мужиков была очень благородная – они кормили своё племя, которое постоянно хотело есть.
Сегодня их потомки, вооружённые только автоматическими винтовками, небольшими знаниями, мизерным количеством времени и желанием выжить, гоняют огромную неповоротливую оккупационную машину, просто охреневающую от наглости этой мелюзги. Впрочем, упыри на сегодняшний день считают, что нас минимум батальон, но никто не собирается их в этом разочаровывать. Именно так я вижу и оцениваю действия своих боевых групп.
В прошлом году мне не хватило ни времени, так как большую часть зимы я провалялся в госпитале, ни опыта удержать и организовать свою толпу малолеток. Этой же зимой процесс тренировки набранной нами толпы юных и не очень «пионеров» лёг на плечи разведгруппы, которая со скуки передавала своим ученикам весь свой опыт, накопленный за сорок первый и сорок второй годы. Так как к нам попали далеко не последние бойцы, то сейчас имеем, что имеем. Ну а упыри пусть привыкают, им ещё до Африки с Южной Америкой бегать.
Двигаясь вдоль дороги, мы не торопясь прошли достаточно далеко, километров пятьдесят, убивая всё, что нам попадалось на дороге. Попадались в основном полицаи, немцы только два раза, оба раза одиночные мотоциклисты с пакетами. Ничего существенного они не везли – местная почта между подразделениями. Оба попались между Краславой и Даугавпилсом. Проторчав на развилке на Краславу больше суток и так никого путного и не дождавшись, я решил дойти по тому же просёлку до Дриссы, в надежде, что там мне попадётся кто-то, располагающий хоть какой-то информацией, и ещё через трое суток нам наконец улыбнулась удача.
Мы всё же переправились обратно через реку, оседлали дорогу Краслава – Дрисса и прождали всего-то до утра. Дорога здесь всё-таки оживлённей, а штабной автомобиль двигался вообще без охраны, не считать же охраной четырёх полицаев на двух мотоциклах. Знать, что мы вышли на тропу войны и двигаться без роты охраны при двух броневиках, – это вообще несусветная наглость. Сами виноваты.
Судя по допросу попавшегося нам гауптмана, в штабе охранной дивизии нехилая паника. Огромный треугольник Резекне – Екабпилс – Даугавпилс оцеплен и просеивается чуть ли не ситом. Только там задействовано два полка охранной дивизии и четыре карательных батальона с различными местными полицаями в качестве добровольно-принудительных помощников. Но, несмотря на все гигантские усилия, за всё время поймали только одну группу из троих человек. Ну как поймали? Видели издали вечером, как группа заходила в небольшой лес. За ночь туда подтянули два карательных батальона, никого не нашли, но нарвались на две растяжки в лесу и две мины ПМП в самой деревне.
Вот это для меня не новость. Ночью группа вернулась в деревню, ползком прошла через посты и отмахала километров десять в противоположную сторону. Именно поэтому они направление в лес и обозначили. Полицаи посчитали, что видели разведку диверсионного отряда, вернувшуюся в лес. Никому и в голову не могло прийти, что это диверсионный отряд в полном составе.
Впрочем, пусть побегают, никого в этих районах уже давно нет. Отработав в своих квадратах не более двух суток, группы ушли по своим маршрутам и уже давно вышли из-под облав. Стрелять они начнут через четыре дня и совсем в других местах. Это тоже оговорено с каждой группой отдельно.
Огромный лесной массив под Краславой, где находился склад горючего, тоже оцепили и четыре дня его обыскивали. В процессе поисков каратели потеряли две группы. Одну с концами, а вторую нашли на свою голову. Знающий «Погранца» как облупленного, я прекрасно представляю, как это было. «Погранец» перебил десяток полицаев, заскочивших на отдалённый хутор поживиться. Причём сделал это после того, как они, ограбив хуторян, возвращались обратно на реквизированной ими телеге.
Привыкшие к нашим приколам, упыри больше не трогают трупы и сразу вызывают сапёров или, укрывшись, стаскивают трупы, привязав верёвки. «Погранец» живописной кучкой накидал упырей на дороге, выпряг лошадок и отправил их пастись. После чего разгрузил телегу от халявных ништяков и поставил колёса телеги на прикопанные «лимонки». Два трупа, семь раненых, так сказать, небольшое дополнение к общим потерям.
Это только маленькие фактики из нашей весьма эмоциональной беседы с трясущимся от страха штабным чиновником. Наслушавшийся слухов о зверствах евреев из отряда НКВД и увидев «Гнома» с «Ежом», гауптман делал всё от себя возможное, чтобы не оказаться в петле. Хорошо, что он не знает, что «Ёж» с пленными делает. Зря гауптман опасался ребят. Зарезала его Тая.
Не менее ценной информацией поделился и полицай из охраны гауптмана, получивший от меня пулю в плечо. Информация касалась группы Давида. Рассказ выжившего тогда упыря здорово дополнил рассказ самого Давида.
Закончив свои проникновенные беседы со свежими покойниками, мы утопили их в ближайшем пруду. Не закапывать же? И так пришлось помахать лопатами – свои трофеи я топить не собирался. Оба мотоцикла и почти новую легковушку мы отогнали километров на восемь в сторону от дороги и спрятали технику в большом перелеске, выкопав для неё капонир и тщательно замаскировав. Здесь же и отдохнули остаток дня.
До конечной точки нашего маршрута оставалось, судя по карте, чуть меньше пятнадцати километров. За ночь и раннее утро мы их преодолели, выйдя из леса почти у Дриссы. До города оставалось всего километров шесть. В этих местах никто из наших групп не работал, и немцы это четко просекли. Именно поэтому наше справочное бюро в виде гауптмана двигалось практически без охраны.
С тех пор как здесь резвился Давид, прошёл почти год. Группу Давида затравили достаточно быстро только потому, что он действовал как неандерталец. Заскочил в район и пошёл как слон по посудной лавке, вырезая местных полицаев в деревнях, а когда дошёл до родной деревни и увидел пепелище на месте домов всех своих родственников, у него окончательно съехала башня. Давид и так-то был не слишком нормален и команду себе подобрал такую же.
Увидев в первой же деревне, что полицаи натворили за год, группа в полном составе моментально съехала с катушек. Упрекать мне этих ребят не в чем. Я и сам сошёл с ума именно в этих местах в начале сорок первого года, а Давид здесь родился, вырос, женился, у него родились дети, и в одночасье он потерял всё, что у него было. Представить себе, что он чувствовал, потеряв всех, кого он знал с самого детства, я просто не берусь.
Местные деревенские жители, на свою беду, мало чем отличались от тех, кому повезло оказаться рядом с убиваемыми еврейскими семьями, и они совершенно не скромничали в своих желаниях ограбить своих соседей, руководствуясь простым правилом: не пропадать же добру. Так что они просто забирали всё, что не выгребли с подворьев полицаи. Видимо, тогда Давид окончательно потерялся в этом мире.
Обнаружив во дворе того самого человека, которого он оставлял в качестве связного для нас, большую часть вещей из домов своих родственников, Давид, ни секунды не сомневаясь, вырезал всю его семью и сжёг его дом, считая того за пособника полицаев. После этого у группы не осталось ни единого шанса на жизнь. Человек был очень авторитетный, и группу Давида принялись травить даже местные жители.
Не знаю, пытался ли кто-то из его бойцов остановить своего командира или они сами были в таком же состоянии, но группа стальным катком прошлась по двум десяткам деревень, убивая всех, кто попадался им по пути. Причём жестокостью группа многократно превзошла местных упырей. Одних только повешенных, по рассказам чудом выжившего полицая, было больше четырёх десятков. Листовки Давид оставлял на каждом трупе, так что о нём очень быстро узнали, а так как Давид никуда не собирался уходить, то и обложили его так же быстро.
Первый раз Давид нарвался недалеко от Освеи. Потеряв половину своей группы, вырвался, сделал рывок на захваченной машине и ушёл аж под Миоры. Где опять очень громко выступил, повесив троих полицаев и втихую вырезав ножами ещё с десяток, поэтому о его выступлении узнали только утром. Из Миор Давид ушёл тихо, не прощаясь, и, делая короткие рывки по дорогам, ушёл сюда, к Дриссе. Именно здесь, совсем недалеко от города, Давид нашёл Таю.
Вот здесь, в этом посёлке, базировалась год назад и расквартирована до сих пор рота украинского карательного батальона. Именно отсюда они делают набеги на окрестные деревушки, уничтожая всех жителей, а вон в том длинном бараке живут от пятнадцати до тридцати местных девчонок, которых насилуют и убивают просто ради собственного развлечения. Здесь четыре месяца жила Тая, и отсюда её забрал Давид, положив остатки своей группы и уничтожив в коротком и безнадёжном бою около взвода карателей. Я узнал всё это от Давида и… от Таи.
Только мне она рассказала об этом. То, что с ней делали, она не рассказала даже «Фее». Рассказала мне. По пьяни. Получив информацию от тогда ещё живого Давида, я отложил это в далёкий загашник своей памяти и достал её только тогда, когда мы вместе с Таей ухаживали за «Феей». Подождав, когда «Фея» в очередной раз забудется тяжёлым наркотическим сном, я напоил девочку до невменяемого состояния и узнал всё.
Нет, я не извращенец. Я просто считаю, что за такое надо наказывать. Причём наказывать так, чтобы от воспоминаний содрогались даже внуки, а сейчас ужаснутся все. Просто все, кто это увидит.
Конечно же, я не безумец. Вдевятером роту мы не вырежем. Мне вырезать их мало. Очень хорошо, что посёлок обособленный. Именно поэтому никому из людей Смирнова я об этом не сказал ни слова и пока никому из моей группы. Кроме Таи.
Завтра сюда подтянется «Погранец» со своими ребятами, рейдовая группа охраны базы и группа Авиэля, которая по странному стечению обстоятельств состоит из хорошо обученных снайперов, вооружённых автоматическими винтовками с глушителями.
Именно поэтому в этой стороне не работала ни одна наша рейдовая группа, именно поэтому группа «Погранца» тащила на телегах некоторое количество напалма, который «Погранец» оставил у озера, и, наконец, именно поэтому я тянул время, тормозя движение своей группы. Никто из моих ребят, в течение двух дней разведывающих подходы к посёлку, до сих пор не знает, что я задумал.
Глава 8
14 мая 1943 года
Хорошо, что Смирнов дал мне этих четверых ребят: капитана осназа НКВД Романа Львовича Вишнякова («Рубик»), старшего лейтенанта осназа НКВД Владимира Николаевича Лапина («Кубик»), лейтенанта осназа НКВД Константина Алексеевича Белозёрова («Гек») и младшего лейтенанта осназа НКВД Остапа Харитоновича Гриневского («Чук»). Я этим ребятам по гроб жизни буду обязан, и весь мой отряд тоже.
Узнав, что я задумал, «Рубик» да и остальные трое вылупили на меня свои зенки и сказали, что они мне запрещают. На что получили вполне предсказуемый ответ, что клал я большой и толстый на их запреты и на запреты Смирнова тоже, если они чего не поняли. Впрочем, я их не заставляю, могут в сторонке постоять, это моё личное дело и личное дело моего отряда, а отряд уже подтянулся. Где? Да вон в соседней роще, копытом бьёт. Ага! Так мы не одни? Тогда другое дело! Тогда ты, «Командир», нам не мешай, мы подумаем. Смирнов сказал помогать тебе во всём, но живыми без тебя не возвращаться. Так мне «Рубик» и выдал.
Я же сказал, что Смирнов дал мне самых подготовленных своих людей. Они всё и сделали. Правда, пришлось ещё сутки подождать, пока «Погранец» со своей бандой сбегает за заныканным нами «Опелем» и раздобудет «Рубику» четыре пятилитровых бутыли с самогоном. Бонусом к заказанным четырём пузырям пошли десяток бутылок водки и три бутылки коньяка, которые они к тому времени уже подрезали. Оказывается, что снотворное у «Кубика» было с собой, вместе с ядом, кстати. Очень подготовленные у меня ребята оказались. На все случаи жизни.
Ужравшийся до невменяемого состояния подполковник гестапо со своими тремя собутыльниками. Простите, конечно же, сослуживцами. Обер-лейтенантом, водителем, ведущим легковой «Опель» зигзагом, от обочины к обочине, и валяющимся на заднем сиденье гауптманом, находившимся в состоянии «полные дрова», произвёл сильное впечатление на командира роты и всех его взводных. В принципе, для карателей картина была не новая. Они и сами периодически бывали в таком состоянии, но они никогда не видели подполковника и обер-лейтенанта гестапо, пьющих коньяк из горла.
Узрев новых собутыльников, невменяемый подполковник восторженно взревел и полез обниматься и дарить подарки. Так как ничего, кроме десятка бутылок водки и четырёх пятилитровых пузырей самогона, у подполковника не было, то внезапно нарисовавшееся начальство потребовало продолжения банкета. Кто же ему откажет?
Попробовали позвонить в город, но связь напрочь отсутствовала, и командир роты оставил внезапно свалившихся ему на голову гестаповцев до утра, справедливо рассудив, что утро вечера мудренее. Ну а утром предсказуемо оказался со всеми своими главупырями в напалмовом костерке, а вся рота в петле. На кол никого сажать не стали, некогда, да и умельцев у меня сейчас таких нет. Перед «пионерским» костром упырей отдали Тае и девчонкам, которых мы освободили из барака, и каратели много раз пожалели, что родились на белый свет.
Впрочем, двое самых молодых упырьков остались живы, но только затем, чтобы передали своим сослуживцам моё личное послание. Я теперь знаю, где все они живут, и обязательно приеду к ним домой, пусть готовятся. Ну и что, что это буду не я? Они же этого не знают, а с раздробленными костями на ногах и переломанными во многих местах руками и пальцами проживут кастрированные упыри недолго.
У них тоже есть и родители, и жёны с детьми, и братья с сёстрами, и остальные родственники. Пусть ждут. Пусть верят, что этот ужас придёт к ним в дом. Семнадцать девчонок выжили, я обязательно отдам им домашние адреса карателей.
Командиру роты полевой жандармерии 284-й охранной дивизии обер-лейтенанту Эриху Пауку.
Рапорт15 мая 1943 года диверсионным отрядом «Второго» уничтожена первая рота девятого батальона особого подразделения полиции, дислоцированная в посёлке Заречье. Все рядовые военнослужащие роты после жесточайших побоев и кастрации повешены. Командир роты обер-лейтенант Тимофей Мелешко, а также все командиры и отделение управления роты сожжены живыми. На месте акции оставлены листовки с именами унтерменшей.
Оставленные живыми двое сотрудников роты показали следующее. Группа бандитов «Второго» хорошо вооружена и экипирована, в основном оружием немецкого производства. Общее количество не менее сорока бандитов, среди которых действительно есть унтерменши, казнившие сотрудников батальона с показной жестокостью.
Вследствие удалённости места дислокации роты от населённых пунктов уничтоженная рота особого полицейского батальона была обнаружена спустя двое суток после произошедшего. В результате чего разыскные мероприятия по поиску диверсионной группы «Второго» были начаты с большим опозданием. Предположительно диверсионная группа движется на захваченных ею грузовых машинах в сторону города Полоцка.
Командир второго взвода роты полевой жандармерии 284-й охранной дивизии лейтенант Эрнст Кламмер.
Вот теперь можно и домой на машинах карателей, в их форме и с их документами, тем более что боятся их все здесь до трясучки. В смысле боялись. Мы обязательно вернёмся. Мы теперь знаем, где стоят ещё две роты этого батальона. Немецкий телефонный провод у нас ещё есть, а мало будет, ещё пару линий обдерём. Успели мы вовремя, эта рота жила здесь последние дни и собиралась передислоцироваться в район города Остров. След они здесь оставили очень кровавый, уничтожая в основном местные гетто.
Кстати, никакого отношения к украинским карательным батальонам этот батальон не имел. Это была сборная солянка из пленных шталаг-340. Сбились они в банду ещё осенью сорок первого, прямо в лагере, но по национальному признаку, то есть весь костяк роты состоял из украинцев. Это потом, уже после сольного выступления Давида, им добавили командира роты и взвод упырей, набранных на Западной Украине.
Сначала эта сборная солянка занималась только расстрелами внутри лагеря и гетто. Затем новообращённые упыри стали делать вылазки в соседние гетто и окрестные лагеря, набирая в свой состав местных предателей из концлагерей. Отметиться они умудрились везде: и в Даугавпилсе, и в Резекне, и в Себеже. В Себежеском лагере они побывали в начале апреля сорок второго, и именно там сформировав из них какое-то военизированное подразделение, немцы перебросили их на уничтожение небольшого гетто. Потом в следующее, и наконец они осели здесь, под Дриссой, выбираясь на карательные зачистки по ближайшим районам. Рота не рота, но чуть больше девяноста штук здесь было. Три взвода по двадцать упырей, взвод особо одарённых палачей и отделение управления, типа штаб.
Теперь можно и домой, на базу. Самогон у нас не переводится, девочек мы освободили, сейчас замутим шашлычка и будем ждать, пока остальные подтянутся. Пикник на природе, блин.
Всё равно я собирался в ту сторону. Может, и получится. Такого цирка никто не ждёт, а выглядеть будет очень оригинально. Под этот цирк мы вырежем всех на своём пути, это к гадалке не ходи. Пусть упыри перед смертью порадуются. Надо только на базу заскочить и забрать бронетранспортёр. Состояние «нет бронетранспортёра», здорово отличается от состояния «есть бронетранспортёр с двумя пулемётами».
Каратели, говорите? А женский карательный взвод не хотите? Они есть у меня, но всё равно необходимо сначала на базу заехать. Надо будет только «Фею» с Таей зарядить и с девочками поговорить. Без их помощи будет не так эффектно, да и форму упырёвскую надо постирать, а то в очередной раз противно.
То, что я сейчас задумал, не сильно отличается от моих обычных приколов. Дело в том, что каратели должны были передислоцироваться под город Остров и вместе с несколькими такими же ротами одной зондеркоманды начать зачистку прифронтовой полосы. Фронт у нас уже недалеко от Великих Лук, вот только простоит он здесь год. За этот год такие зондеркоманды уничтожат здесь огромное количество людей, сгребая из Новгородской и Псковской областей, Эстонии и Беларуси всех от мала до велика в те же концлагеря Латвии и Литвы.
В этих концлагерях уже уничтожили всех, кого загрузили туда в сорок первом и сорок втором годах. Евреев и раненых перебили первыми, пленные почти все поумирали от голода и тифа, гражданских тоже активно морят голодом. Детей вот только больше у матерей не отбирают, а просто держат вместе со всеми.
Уходя из Риги, мы раскидали более четырёхсот листовок с обещанием заняться семьями немецких врачей и обязательством сажать всех замешанных в заборе крови у детей на кол. Мне почему-то поверили на слово. А может, фото Ранке и главного врача госпиталя помогли? Клаус их много сделал. Сорок две фотографии мы в квартирах и видных местах развесили и семьдесят одно фото с повешенными.
По информации Смирнова, зимой в Риге сцепились солдаты испанской «Голубой дивизии» и полицаи охранного батальона. Очень испанцам не понравилась история с концлагерем, да и перспектива оказаться сожжёнными живьём из-за тыловых «героев» не сильно порадовала. Оказывается, в том госпитале сгорело семнадцать испанских солдат и пара офицеров.
Каратели выхватили от возбуждённых таким нерадостным будущим идальго приличных звездюлей. Испанцы очень убедительно объясняли свою позицию и под занавес беседы перешли к огнестрельным аргументам. В результате этого сумбурного и эмоционального разговора семерых карателей уговорили досрочно переселиться на кладбище, а девятнадцать штук отправились в госпиталь с травмами и ранениями различной степени тяжести. Ещё около двадцати упырей с отрихтованными башнями и помятыми боками отделались лёгким испугом. Испанцев было много больше, и они только что прибыли в Ригу на отдых с передовой.
Неожиданно немецкие камрады поддержали своих горячих испанских союзников. Видимо, врачам госпиталей не всем рассказывали, откуда им привозят кровь. Немецким последователям Гиппократа здорово не понравилась перспектива познакомиться с нами поближе, и упыри огребли ещё и в госпитале. Правда, уже от солдат Вермахта. Эсэсовцы, конечно, быстро недовольство погасили, но рекламу мы им сделали замечательную, так что у детей кровь брать перестали.
Спасибо Смирнову. Порадовал. Я и не знал, что вокруг нашего отряда кипят такие страсти. Правда, мой отряд и меня лично теперь ещё и испанцы не любят. Но что же теперь поделать? Как бы мы их в этом госпитале сортировали?
Начать наши покойные каратели должны были с ликвидации небольшого концлагеря в городе Абрене, том самом городе, начальника полиции которого мы так удачно сожгли перед хорошо известным нашему «Ежу» посёлком. Партизанский отряд, который мы создали, жив и здоров, но его вычислили, и вот эта вот рота с усилением из местных полицаев должна была его уничтожить.
Начальник штаба карателей очень не хотел встретиться со своими бывшими пленницами и был предельно откровенен, и в костре с напалмом не хотел оказаться, и на кол тоже ему не хотелось, привередливый какой. Чтобы он не молчал, ему показали, что девчонки с его заместителем сделали, и теперь у меня есть самая полная информация, которую я кручу в голове уже несколько дней.
Под прикрытием формы карателей и на их технике мы ушли к себе на базу. Обстановка была нерадостная. Прифронтовой район, а мне необходимо было именно туда, был напичкан карателями, уничтожавшими мирных жителей и мелкие партизанские отряды. Немцы активно строили укрепрайон на линии городов Невель, Пустошка, Опочка, Остров, засевая пространство перед укрепрайоном минами и уничтожая жителей ближайших деревень. Мне крайне необходимо было в ту сторону, а я пока не мог придумать как.
Просто прогуляться большой группой по дорогам, так как мы делали последние полтора года, не получится. Плотность полицаев, карателей и тыловых подразделений Вермахта очень высока, нарваться можно в первый же день. Ну что ж, значит, и они с кофейком с печенюшечками обломаются. Не хочется, а придётся.
Есть там одна дорога, она не совсем в нашу сторону, но другого выхода я не вижу. С одной стороны, мне рано в тот район, а с другой… Почему бы и нет? Можно начать и оттуда. Без нас этих горе-вояк точно уничтожат. Жалко. «Белка» столько сил и времени потратил на их обучение и тренировку. Надо только отобрать себе группу, а остальных отправить в рейды, пусть идут в сторону Риги, а потом к Зераху.
Почти за год, прошедший с появления в посёлке отряда «Второго», произошло достаточно много событий. Партизанский отряд был выдавлен с места дислокации и ушёл в соседние леса. Появились новые полицаи, начавшие зверствовать с удесятерённой силой. Некоторые родственники ушедших в партизаны людей были расстреляны, а кого-то отправили в концлагерь города Аберне. Вновь созданная комендатура принялась грабить сельчан с утроенной энергией. Появляющиеся наездами в комендатуре фельджандармы избивали и убивали всех, кто хотя бы пытался отстоять своё добро, но такого ужаса, который внушала колонна, въезжавшая в посёлок, сельчане никогда не испытывали.
Колонна карателей появилась в посёлке ближе к вечеру. Впереди шли два гусеничных «Ганомага», каждый с двумя пулемётами, за ним – четыре тентованных грузовика и легковой «Опель». Спереди, прямо на капотах бронетранспортёров и грузовиков, были привязаны молоденькие девчонки, избитые и в разорванной одежде. Каратели, сидящие в переднем грузовике, были в тёмно-зелёной форме со знаком «SS» на петлицах, на фуражках – кокарда с черепом. Были все они молодые, здоровые и все какие-то лоснящиеся, оглядывающие улицы с непонятной, но ужасающей радостью.
Подъехав к комендатуре, колонна развернулась на площади, и из трёх машин посыпались каратели. Выскакивая из машин, они строились по шестеро и тут же молча разбегались по посёлку. Происходило это в полнейшей, жутчайшей тишине. Высокий немецкий обер-лейтенант, вышедший из легкового автомобиля, отдавал команды группам только жестами. Это было очень странно – немцы никогда себя так не вели. Не было ни выстрелов, ни криков, ни громких команд. Остальные три немецких офицера и ещё шестеро карателей не торопясь зашли в комендатуру. Посёлок замер в ожидании. Ничего хорошего от приехавших карателей жители не ждали. Впрочем, прошёл час, начинался второй, на посёлок опускались сумерки, но в деревне не было слышно ни звука.
Группы, разбежавшиеся по деревне, заходили в дома, в которых жили полицаи. Двое всегда оставались на улице, внимательно осматривая окрестности, четверо заходили в сами дома, слышались приглушённые хлопки, совершенно не похожие на выстрелы. Потом четверо выходили, и вся группа уходила в следующий дом. Ещё четыре группы, вооружённые ручными пулемётами, контролировали подходы к посёлку.
Через два часа всё закончилось. Необычные каратели собрались у своих машин, загрузились в них, и колонна неспешно направилась в сторону города Опочка. Не успели грузовики выехать из посёлка, как здание комендатуры вспыхнуло, как стог сена. Что это было, жители посёлка узнали только утром, увидев знакомые всему посёлку листовки на трупах полицаев, уничтоженных отрядом «Второго».
Партизанский отряд мы нашли за трое суток до своего появления в посёлке. Информация начальника штаба уничтоженных нами карателей оказалась верна, сидели они действительно в том лесу и даже не маскировались ни разу. Так что выцепили мы их быстро, отсортировали, повесили информаторов-полицаев и набрали себе новых бойцов.
Ну не было у командира этого отряда моего опыта и своего «Сержа». Принял он троих «бежавших из концлагеря красноармейцев» два месяца назад. Повезло его бойцам, что местные полицаи ждали внезапно скончавшуюся роту карателей. Не дошла до местных полицаев информация об очередном массовом море упырей. Двигались мы до них больше недели, останавливаясь в каждой деревне и физически уничтожая всех полицаев, немцев и сотрудников комендатур, но такая халява продолжаться долго не могла.
Клоунада с привязанными к грузовикам девчонками действовала на всех без исключения, и вылезали упыри прямо изо всех щелей. В отдельных случаях мы собирали полицаев прямо на местах и грузили в свободный грузовик, расстреливая их в тихих местах. Второй бронетранспортёр мы взяли целым на том же переезде, что и первый. У города Лудза, то есть традиционно «обидев» знакомых нам немецких полицейских из полицейского полка 284-й охранной дивизии. Вот никак они не заканчиваются, у нас уже столько документов из этого полка скопилось.
Город мы прошли ночью внаглую, заодно перебили оба поста на мосту, напоследок запалив напалмом и сам мост. После Лудзы были три достаточно большие деревни, в которых «Погранец» уничтожил всех полицаев, это он у нас был обер-лейтенантом.
Мой отряд рос. В пути мы четыре раза набирали местных мужиков, работающих добровольно-принудительным методом, то есть под охраной полицаев убивающих людей даже за косой взгляд. Там же освободили два десятка бывших пленных, чудом выживших в сорок втором году, прибившихся к вдовушкам в деревнях и попавшихся при облавах. Хоть пожили немного мужики нормальной жизнью. Увеличивалось количество машин, и уже перед посёлком мне пришлось отправить две небольшие группы в самостоятельные рейды, правда, пешком и по нужным мне направлениям, вооружив их оружием, набранным в рейде.
После посёлка налево, на город Аберне, пошла группа отвлечения. Задача у них была простая, как полено. Двигаясь на грузовике и бронетранспортёрах, вырезать всех полицаев во всех встречных деревнях, а затем напасть на город. Да, именно так.
Через три дня, разделившись на несколько групп, группа отвлечения должна ночью проникнуть в город, заминировать несколько машин и, максимально нашумев, уходить лесами в сторону Эстонии. Большая часть этой группы были местные партизаны, а остальные – разведчики «Погранца», освобождённые нами девчонки и снайперы Авиэля.
Именно они должны будут проникнуть в город и устроить там Варфоломеевскую ночь. Просто только у них есть оружие с глушителями, только они обучены устанавливать растяжки и фугасы, и только эти группы в состоянии пройти сотни километров по враждебной территории и остаться в живых. Поставив город на уши, эти группы самостоятельно уйдут к Зераху, а все остальные, отметившись у города, останутся в местных лесах.
Другая часть этой группы на двух бронетранспортёрах и двух грузовиках с шумом и стрельбой пойдёт налево, в сторону города Карсава, а затем, расстреляв боекомплект на пулемётах, разрозненными группами уйдёт в рейды по своим маршрутам. Часть людей, в основном девчонок, я оставил с ранеными и врачом на одной из запасных баз, а второго врача забрал с собой.
Мы же, проехав с десяток километров в сторону города Опочка, загнали грузовики в лес и превратились в пешеходов. Сейчас со мной, помимо моей группы, все «старики». Авиэль с пятерыми подготовленными «Рысью» снайперами, «Белка» с напарником, Эстер в компании моих девчонок, и «Погранец» с десятком его бойцов в качестве передового дозора.
Не скажу, что моя идея вызвала восторг у бывших пленниц, но то, что уговаривал их не я, а мои, как я чётко и сразу сказал, жёны, сыграло, наверное, главенствующую роль. Единственное, что сначала вызвало недоумение, – что жены у меня две, на что я сказал, что решать это только нам, и никому больше. К тому же перечисление наших инсценировок здорово развеселило всех, а то, что я сразу предложил всем девчонкам стать бойцами моего отряда, привело в шок в первую очередь «Рубика» с остальной его компанией. Позже он сам понял, насколько эффективно было то, что мы задумали. Подготовка к рейду была очень тщательная. Помимо фугасов мы забрали остатки мин, боеприпасы и запасную рейдовую форму и теперь были экипированы по полной программе.
Двигались мы в этот район просто, но медленно, заезжая во все деревни, останавливаясь в комендатурах и лесозаготовках и физически уничтожая всех полицаев, карателей, немцев и сотрудников гражданской администрации этого прифронтового района. Нарвались на нас и две группы фельджандармов, и два десятка интендантских машин, и неполный взвод сапёров, ремонтирующих небольшой мост. Мост теперь придётся строить новый, а сапёров и фельджандармов присылать из Германии. Грузовики нам пригодились самим, а фельджандармы своим видом радуют лесных зверушек и червей.
Никаких сомнений в принадлежности нашей колонны к карательному батальону ни у кого из встречавшихся нам по пути упырей не было. «Рубик» с «Кубиком» и «Чук» с «Геком», щеголяющие в своей гестаповской форме, были просто неотразимы, а живых свидетелей этого цирка мы не оставляли. Понятно, что и дороги минировали, и связь резали, и жгли всё, до чего могли дотянуться, и два фугаса на железной дороге воткнули. Один сработал почти сразу, мы только на полтора километра отъехали.
Больше всех всем понравились повешенные на обочине дороги немецкие офицеры, внаглую передвигавшиеся до этого на «Опеле». Можно было бы и закопать их по-тихому, но я решил иначе. Немцев раздели догола, накинули им на головы простые мешки и повесили на краю дороги с табличкой «Бандит». Табличку написали на двух языках – так полицаи партизан вешают. В жизни никто не догадается, что это разыскиваемые всей округой пропавшие немецкие офицеры. Понравилось всем это до такой степени, что хохот развлекавшихся в кузовах грузовиков мнимых карателей доносился даже до головного бронетранспортёра, в котором я ехал.
Всё время, пока мы были на базе, «Фея» набирала из оставшихся девчонок свою группу по тем параметрам, которые я ей обозначил, и отобрала четверых. Отобрав последнюю девчонку, она разбила их на пары, и они с Таей принялись натаскивать своих напарниц так, как в своё время натаскивали её. Так что помимо «Феи» у меня теперь пять девчонок, которые учатся теперь у всех понемногу, но в основном у «Феи», «Гнома», «Ежа» и «Рубика» с «Геком». Эстер идёт со своей персональной охраной из двоих бойцов «Погранца», они же и рацию с батареями тащат.
Пешком двигался я крайне осторожно и уничтожал немцев и полицаев, только если удавалось перебить всех без исключения и быстро. Мы замирали без движения, даже если недалеко проходили местные жители, и за всё это время нигде не были обнаружены. Основная сложность заключалась ещё и в том, что мы двигались в прифронтовой полосе, пробираясь параллельно линии фронта и постоянно натыкаясь на различные тыловые части. Хорошо, что с нами была Эстер с рацией, и мне удалось неделю назад связаться со Смирновым, получить последнюю обстановку на фронте и скинуть свои разведданные.
Все мои бойцы недоумевали над моим поведением, единственный человек, который понимал, что я делаю, была «Фея». Только взглянув на извилистый маршрут нашего движения, девочка поняла, куда я иду. Из всех моих спутников она осталась единственным человеком, который знал о блиндаже.
Мы прошли уже более ста километров по лесам, полям, вырубкам и болотам и вчера с огромаднейшим трудом прошли железную дорогу на отрезке Пустошка – Идрица. Я её даже минировать не стал, чтобы не палиться.
Днём мы отсиживались в лесу и кустарнике – двигаться было опасно. Рядом, в Идрице, был аэродром, на котором базировались бомбардировщики, периодически совершавшие облёты территории. Пару раз наблюдатели отмечали, как самолёты что-то бомбили в стороне от нас, поэтому двигались мы только ночами и ранним утром.
Последние ночи я шёл вместе с передовыми дозорами «Погранца», как толкало что-то под руку. Наверное, только это нас и спасло. Ни «Рубик» с «Кубиком», ни «Погранец» со своими подросшими «пионерами» так ничего и не заподозрили.
Места здесь были болотистые, с редкими вкраплениями озёр, прудов, заболоченными лугами и мелкими деревнями, затерянными в густых лесах. Правда, периодически проскакивали свежие вырубки, которые не были отмечены на старых картах, видимо, деятельность тыловых комендатур. Немцы планомерно грабили прифронтовые районы, вывозя в Германию всё, до чего дотягивались их загребущие руки.
Сначала я не понял, что меня остановило, но чем больше я лежал в кустах неподалёку от просёлочной дороги, тем больше мне не хотелось двигаться дальше. Подождав ещё несколько минут, я жестом подозвал «Погранца» и «Рубика».
– Что думаете, товарищи командиры? – спросил я нейтрально, но «Погранец» ощутимо напрягся, а «Рубик», он и есть «Рубик». Он городской разведчик и диверсант, не было у него в инструкторах «Рыси». Правда, «Погранец» тоже сразу не врубился и спросил:
– Объясни, «Командир». – Молоток, сразу понял, что что-то не так.
– Ох, «Погранец»! В гроб ты меня загонишь. Как ты жив-то до сих пор? Прислушайся. Птицы где? В той стороне, куда мы идём, ни одного соловья не слышно. Хоть одна птица вякнуть должна была? Вспомни, что «Рысь» про соловьёв говорил? Гнездятся на расстоянии триста-четыреста метров. Поют с двадцати двух часов и всю ночь до начала пения всех остальных птиц.
Здесь самые места для их обитания. Речки, ручьи, озёра, болотца, разнотравье, кусты. Время два ночи, а ни одного не слышно. С нашей стороны, откуда мы пришли, слева и справа у нас озёра, поют как ни в чём не бывало а впереди нас, километрах в двух, деревня, там как вымерло всё. Где соловьи, «Погранец»? Птицы на местных деревенских так реагировать не могут. Засада там. Вряд ли на нас, нас засечь не могли, я последнее время с вами, всё вроде было спокойно.
«Погранец»! Возьми троих, и уходите вдоль леса к правому озеру и дальше до болота. Только смотреть. Даже если на твоих глазах детей резать будут, если что, пришлёшь гонца. Ждём утра и только смотрим. Пройди вдоль озера насколько сможешь далеко. Осмотри подходы к деревне и тропы в кустах и перелеске. Не нарвись на мины.
«Рубик»! Забирай остальных, и уходите к правому озеру на самый край болота. Если что, завтра ночью будем эту деревню обходить. Со мной остаются «Чук», «Гек», «Гном», «Ёж», «Фея», Тая и Авиэль с напарником. На крайний случай сигнал открытия огня – белая ракета.
Группы разошлись быстро. Пререкаться со мной в рейде не рискует никто, а мы добрались до каких-то кустов и затихарились до утра.
Утро красит нежным светом. Всё красит утро, кроме пепелищ и бронетранспортёров карателей. Три деревни здесь было. В первую «Погранец» ещё ночью упёрся, сгоревшую, но без жителей. Во вторую – «Рубик» днём у озера, та была побольше, жителей тоже куда-то сгребли, а вот дома разобрали. Сгоревших строений крайне мало. Ну и, наконец, третья, та, в которую мы чуть ночью не впёрлись.
Деревня, судя по карте, была большая, и её никак не обойти. Справа от неё – заболоченный луг, плавно переходящий в болото, слева озеро, перед самой деревней тоже заболоченный луг, поросший редким кустарником. Я прямо в этот луг уткнулся и заныкался в этом кустарнике. Крайний бронетранспортёр охранения метрах в пятистах слева от меня. Деревни нет, сожгли её уже давно, а каратели стоят слева на краю озера, вот поэтому-то и соловьёв слышно не было. Угу. Вон оно что. Это не каратели, это сапёры мины ставят и, похоже, заканчивают уже.
Оказалось, нет, целый день немцы по краю леса и по дороге от развилки до деревни мины ставили и лишь под вечер загрузились в грузовик и в сопровождении трёх бронетранспортёров уехали. Самое препоганейшее, немцы уехали налево по дороге. Судя по карте, там несколько деревень и более-менее сухие места и леса. Впереди меня минное поле, а справа – болото. Так что, помаявшись немного, мы всё же ушли искать тропу через заболоченный лес.
В процессе поисков безопасной дороги я снял с десяток немецких и наших противопехотных мин. Заминировали немцы, как оказалось, не только дорогу, но и все сухие тропы в лесу, так что двигались мы, сильно не торопясь. Пришлось сделать щуп и проверять каждый свой шаг. За два дня каторжной работы мне удалось снять больше восьмидесяти мин и ещё столько же обозначить.
Снимал я только нажимные противопехотки и только самые простые, без донных взрывателей. Попадались и такие, но в основном связанные в систему с небольшими ящиками взрывчатки. Снял я и с десяток шпрингмин, которые мы забрали с собой.
Мне это всё жутко не нравилось. Похоже, это самый край укрепрайона. Мины снимал сам, отмахнувшись от всех возражений. Мне совсем не улыбалось накрыться в самый последний момент из-за оплошности своих телохранителей. В отличие от «Гнома» и «Погранца», я не торопился, времени у меня было много.
До блиндажа мы дошли ещё за два дня и притормозили у последней деревни. Той, что сожгли полицаи ещё в сорок первом. Дорога здесь заросла окончательно, сквозь траву пробивается только еле различимая колея. Свежих постановок мин нет, но минное поле укрепрайона мы уже сутки как прошли, поэтому остаток пути двигались спокойно.
Мне, правда, здорово не нравилась вся ситуация в целом, и к озеру я не пошёл, оттянувшись вдоль леса вправо и притормозив на опушке. Правильно сделал, кстати, утром мы услышали приглушённые выстрелы. Не в лесу, нет, а в районе пройденных деревень. Там, куда уехали немецкие сапёры. Стрельба велась из немецких винтовок, наших «мосинок» и крайне редко из немецких автоматов и была именно редкой, не похожей на расстрелы, поэтому я оставил разведку того направления на потом.
Весь следующий день я осматривал лес и наши захоронки в нём. Хорошо ещё, что я в прошлом году оставил здесь закладку для рейдовой группы, в которой, кроме оружия и боеприпасов, были продукты. «Рысь» тоже оставлял в сделанных землянках запасные продукты и боеприпасы, так что от голода мы не помрём, а то в рейде всё своё подъели. Ограбить упырей за весь неполный месяц удалось только девять раз, да и то по мелочам. Последние две недели мы вообще шли по выжженным деревням с напрочь отсутствующими жителями. Картошки только мелкой накопали и зелени на заброшенных огородах надёргали.
С боеприпасами теперь тоже всё в порядке. В прошлом году мы приехали сюда на грузовиках, и готовили нас «Старшина» с Авиэлем, так что месячишко в этом лесу мы продержимся, ни в чём себе не отказывая. Я расконсервировал только две землянки из трёх и прошёлся со щупом по тем местам, которые минировал «Рысь». Свои мины и мины «Рыси» я нашёл все, обследовал и капонир, в который мы тогда загнали грузовик и мотоциклы. Ни оружие, ни продукты с боеприпасами туда год назад мы не убирали и сейчас просто переставили мины и обновили маскировку. Ничего из того, что там лежит, мне не пригодится.
Спокойно прожить нам удалось только четыре дня. Сначала обрадовал «Погранец», притащивший мне сведения о стройке за лесом. Километрах в двенадцати от нас немцы что-то усиленно копали, согнав на эту стройку века всех жителей окрестных деревень. Близко подходить «Погранец» не стал, но помимо немцев разглядел там полицаев, охранявших всю эту немаленькую толпу. Прикинув по карте, я подозвал «Погранца» и сверился с ним. Точно, самый край укрепрайона. Если брать от стройки – мы справа, а дальше за нашей спиной сплошные леса и болота. Воткнуть ДОТ между озёрами, и с этой стороны будет не пройти, поэтому все деревни упыри выжгли и минами всё засеяли.
Вторая неприятность свалилась нам на голову одиннадцатого июля, ближе к вечеру, причём в буквальном смысле этого слова. Прямо на поле перед нами сел на вынужденную наш самолёт Пе-2. Хорошо сел, красиво, даже лётчики не побились, штурман только руку вывихнул. Если честно, обгадил мне этот самолёт с этими пилотами всю малину. Мало того, что за ними почти сразу отправили загонщиков, так я теперь эту поляну для приёма самолётов использовать не смогу, а так классно всё спланировал. Хорошо, что выдернули мы лётчиков из самолёта без проблем, они даже за оружие схватиться не успели.
С другой стороны, сам виноват, это я Смирнову информацию об аэродроме в Идрице слил. Задолбали меня эти «Юнкерсы». Они уже внаглую деревни бомбят, ходят прямо по головам. Один самолёт постоянно прямо над нами разворачивается. Молодых пилотов натаскивают что ли? И ответить нельзя, да и нечем.
Пулемёты, снятые с самолёта, я расположил вдоль леса. Стрелок остался цел, помог снять и установить их. Заодно поучил моих охламонов пользоваться ими, а то они у меня, как и я, специалисты больше по ножам. Башенная турель с пулемётом УБС вообще смотрела в нужную нам сторону. Господствующая высота, мать её за ногу. Топор – величайшее изобретение человечества! Оказывается, если прорубить в хвостовом оперении дыру нужного размера, то получится импровизированная турель для пулемёта ШКАС, при этом бронеспинка штурмана, оторванная практически голыми руками, прикрывает ноги пулемётчика.
Стрелок красавец! Его идея. Вот что с человеком делает желание выжить. Горючку с самолёта пока разливать не стали, но сам самолёт к взрыву приготовили. Не оставлять же его «фрицам». Не в моих это правилах.
Слева от нас минное поле, два озера и заболоченный лес, оттуда упырей можно не ждать. Справа – сплошной лес километров на тридцать, тоже сразу не пойдут, хотя три десятка мин я там воткнул. Полтора десятка мы притащили на себе, и почти два десятка я наших переставил. Немцев я ждал только из леса, напротив себя. Там, за лесом, стройка, на стройке охрана с собаками, а пилоты бомбардировщика, да и сам самолёт это такая вкусная штука, что удержаться они не смогут. В ночь их, конечно, можно было не ждать, а вот с утра припёрлись как по заказу.
Первых загонщиков мы выбили всех до единого, их и было-то только двадцать штук. Два проводника с собаками, ещё трое немцев и пятнадцать местных полицаев. Запустили мы их на поле и расстреляли, как в тире. Троих, как водится, взяли живыми и допросили по-скоренькому.
В ночь на двенадцатое я связался со Смирновым по каналу «Рубика», иначе было никак. Вышел на связь и сказал полуправду, мол, жду здесь связного и уйти до четырнадцатого не могу. Что там наплёл Смирнову «Рубик», не знаю, но нам дали волну для экстренной связи, видимо, Смирнов вылетел на фронт сам. Двенадцатого вечером мне даже пришлось вызвать штурмовиков, которые перемешали роту загонщиков с лесом. Чуть раньше я выдал Смирнову информацию по аэродрому в Даугавпилсе и двум аэродромам подскока, с полной привязкой к местности и ориентирами, но это чисто для того, чтобы облегчить жизнь поддерживающим нас летунам. Утром тринадцатого немцы пошли в атаку в восемь часов утра, но у меня всё уже было готово.
Глава 10
13 июля 2011 года
Звонок прозвучал в пять часов утра, вырвав мужчину из только начинавшегося сна. Номер телефона был незнакомый, но это было неважно, позвонить на этот номер могли только избранные. Ещё не проснувшись, мужчина нажал на кнопку. Незнакомый голос коротко произнёс:
– «Егерю» нужна помощь.
Мужчину словно пробило током. Отпихнув льнущую к нему блондинку, он, не отнимая трубки от уха, резко сел.
– Где ты? – Говорящий мужчина был лаконичен. Голос отчётливо произнёс:
– Псковская область, Невельский район, деревня Миллерово, Нефёдовы-старшие. – Это была та самая деревня, в окрестностях которой год назад нашли джип «Егеря». В быту Егорова Виктора, капитана в отставке, и его бывшего подчинённого, подполковника в отставке Логинова Александра Владимировича. «Стерха».
Год назад почти три недели четыре группы спецназа искали «Егеря». Перетряхнули лес, построили шпану в окрестных городках и посёлках, опросили местных стариков, вышли на ментов и криминал, но не нашли практически ничего. Сложилось впечатление, что «Егерь» вышел из машины и растворился в воздухе. Угнать его машину можно было, только утащив эвакуатором – на машине «Егеря» стояли хитрые секретки, поставленные грамотными людьми. Привезённый на место старенький мастер подтвердил: секретку включал хозяин, а машина приехала на место сама. Это был тупик, и вот через год от «Егеря» позвонил человек.
В Псковскую область «Стерх» с группой прилетел через двенадцать часов военно-транспортным бортом. На взлётном поле их уже ждали два микроавтобуса и джип с мигалками и военными номерами. Несколько часов местами раздолбанной российской действительностью дороги, пыльный просёлок с редкими вкраплениями старого асфальта, и перед глазами «Стерха» раскинулась длинная деревня, зажатая двумя озёрами. Нефёдовых нашли быстро. Чего их было искать? Полдеревни Нефёдовых, а дом старших показал первый же попавшийся мальчишка.
Едва машины остановились у нужного дома, «Стерх» вышел из джипа, вошёл в калитку и пошёл по ухоженной дорожке к старому, но ещё крепкому строению. Впрочем, до дома ему было дойти не суждено. Во дворе за столом, под старой раскидистой яблоней, на простой деревянной скамейке сидел Виталий. Тот самый человек, который пропал вместе с «Егерем» год назад. «Стерх» помнил его. Они виделись несколько лет назад, и даже катались с ним по Москве, решая некоторые скользкие вопросы их общего с «Егерем» работодателя.
Уже подходя к столу, «Стерх» напрягся. Виталий был вооружён, и ствол у него был не один, и, хотя руки он держал на столе, «Стерху» сразу бросилась в глаза одна деталь, резанувшая его как клинком. Виталий изменился. Скромный, добродушный, незлобивый белорус исчез. Перед «Стерхом» сидел человек, вчера вернувшийся с войны. Коротко кивнув подполковнику, Виталий взял со своей скамьи странный кожаный ранец, положил перед ним на стол и сказал:
– Сначала прочти письмо. Всё, что ты увидишь, не розыгрыш. – После чего положил сверху ранца большой, перевязанный бечевой пакет из плотной серой бумаги и, больше ни слова не говоря, ушёл в дом.
Читал «Стерх» долго. Читал и рассматривал фото, в пакете их было двенадцать штук. Фотографии были сделаны ранней весной. «Егерь», Виталий, невысокая, очень красивая девушка с заметно выпирающим животом и группа мальчишек и девчонок. Были и мужчины, такие, какими их фотографировали на старых, ещё военных, фотографиях. Маскхалаты, разгрузки, немецкая форма, немецкие автоматы, СВТ, «трёхлинейки» и немецкие карабины. На автоматах, карабинах и необычной винтовке «Егеря» были навёрнуты толстые трубы глушителей. У всех на поясах пистолеты и гранаты. Вот только именно эти фотографии были новые, как будто недавно напечатанные. Это не было фотомонтажом. На каждой фотографии рукой «Егеря» были написаны пояснения и дата. Двенадцатое апреля тысяча девятьсот сорок второго года.
Прочитав письмо, «Стерх» взял рацию и вызвал группу. Он ожидал чего угодно, но только не такого. «Малыш», здоровенная двухметровая «шпала», один из побратимов «Егеря», ошеломлённо разглядывал фото с улыбающимся другом, остальные угрюмо молчали. «Стерх» отдал им письмо. Это было даже не письмо, а послание с объяснениями для всех оставшихся в живых бойцов его группы, то, что касалось лично его, подполковник оставил себе.
К блиндажу они приехали ранним утром, разложив палатки на околице и переночевав в них. Вечером ехать к блиндажу не было никакого смысла. В пять утра к палаткам подошёл Виталий, оставив девушку у Нефёдовых. Это была та самая красавица, которую «Стерх» видел на фотографиях. Второй шок подполковник получил от истерических слов «Малыша»:
– «Стерх»! Не было здесь никакого блиндажа, я сам песок просеивал. «Туча» привёл. Мы здесь всё облазили и щупами прошлись. Не было его. Чем угодно клянусь! – Содержимое блиндажа удивило уже меньше. Два разобранных мотоцикла «БМВ» без колясок и пулемёты РПД, MG и Льюиса. Немецкие автоматы различных модификаций, ППД и ППШ. Пулемёт «Максим» и лежащий перед ним «Маузер» в деревянной кобуре. Были здесь «трёхлинейки» и немецкие карабины, СВТ и АВС, «Парабеллумы» и «Вальтеры», «Наганы» и даже маленький пистолет «Маузер» с перламутровыми накладками на рукояти. Боеприпасы были в комплекте к каждому стволу – хоть сейчас отстреливай.
Всё, о чём писал «Егерь», с усмешкой, доступной только ему, даривший подполковнику содержимое предбанника. Его бывший подчинённый прекрасно знал, насколько подполковник падок на стреляющие раритеты. Теперь надо было понять, что со всем этим делать. Содержимое самого блиндажа Виталик показал только одному «Стерху». Ни скрывать, ни прятать всё это он совершенно не собирался, сказав фразу, которая поразила подполковника до глубины души:
– «Командир» сказал, верить тебе, как ему. – Эта фраза не только объясняла поведение Виталия, но и слово «командир» было произнесено буднично и обыденно, без напрягов и очень естественно, что в очередной раз подтверждало подлинность происходящего.
Последующие десять месяцев промелькнули достаточно стремительно. Подполковник давно хотел организовать базу отдыха в Астраханской области, да и место у него было, и не одно. Вечно не хватало то свободных денег, то надёжных доверенных людей, поэтому с обустройством и легализацией этой необычной пары проблем не возникло. И Виталий, и Вера, и маленький Виктор, родившийся в положенное ему природой время, переехали на новое место жительства уже в сентябре того же года.
Были некоторые сложности с просьбами «Егеря», но деньги решают если не всё, то очень и очень многое, так что всё возможное было «Стерхом» сделано. Проблема возникла неожиданно и внутри бывшей группы «Егеря», а потом перекинулась и дальше. Удержать информацию о необычном происшествии в пределах собственной организации удалось с огромным трудом.
«Егеря» слишком многие знали. Этот ничем не примечательный в быту молодой капитан, лёжа в госпитале, выступил так, что о его выходке до сих пор говорили с восторгом, а то и с восхищением.
Потеряв в бою половину своей группы и получив пулю в спину, капитан уехал в госпиталь, откуда ожидаемо должен был переместиться в отставку майором, с орденом Мужества, висящим на парадном мундире и в просторечии именуемым «мужиком». Дальнейшее «Стерх» узнал от очевидцев произошедшего.
Награждать «Егеря» приехал расфуфыренный штабной генерал в пошитом вручную дорогущем парадном мундире, с пятаком прихлебателей и десятком прикормленных журналистов. Один из старейших московских госпиталей, неплохой госпиталь, но вот апартаменты у него комфортом не блещут, ибо строились они тогда, когда строилось само здание.
Зайдя в просторную, но мрачноватую палату, где лежали четыре раненых офицера, генерал столкнулся с медсестрой, несшей кювету с использованными шприцами и градусниками. Нет бы спесивому уродцу извиниться или свести всё дело к шутке, так этот генералиссимус сбил медсестру и выматерил её.
Контуженному «Егерю» этого хватило за глаза. Недолго думая капитан вырубил наиболее ретивых прихлебателей оборзевшего генерала. Причём силу ударов он не дозировал, и двое из них несколько позже переселились в соседние палаты. Взял дико, во весь голос, верещащего генерала на болевой приём. Дотащил последнего до недалеко располагавшегося туалета и, согнав сидящего на унитазе, как потом оказалось, капитана из соседней палаты, окунул страдальца головой в гуано. Занавес.
У капитана была диарея, а в просторечье – понос. О чём обалдевший от произошедшего простодушный служака рассказал всему госпиталю и, соответственно, чуть позднее всей стране. Ибо лежали в госпитале представители различных военных округов, а сотовые телефоны к тому времени получили массовое распространение, и уже через пару часов над этим армейским анекдотом ржали все военные нашей немаленькой страны.
От трибунала «Егеря» спасло только то, что терять ему было абсолютно нечего. Отставка у него и так была по ранению, а раздувать историю ещё больше не стали из-за журналистов. Мимо такого скандала пройти мог только слепоглухонемой капитан дальнего плаванья. Так что в отставку «Егерь» так и ушёл капитаном вместо майора, а следом за ним «ушли» и оборзевшего, жидко обделавшегося генерала, справедливо рассудив, что служить дальше тому будет, мягко говоря, очень сложно. Даже спустя уже почти десять лет эту историю рассказывали как анекдот, а позывной «Егерь» до сих пор гуляет по войскам и госпиталям.
Так выглядело внешне. За кулисами этого театра под названием жизнь всё было совсем иначе. Вместе с «Егерем» в отставку ушли ещё полтора десятка человек во главе со «Стерхом», а самому подполковнику пришлось раскидать почти тридцать пять тысяч «евриков», собранных по всем знакомым, чтобы «Егерю» не навесили десяток лет колонии. «Егерь», разумеется, об этом даже не догадывался.
Сам «Стерх» очень скоро перестал жалеть об уходе со службы, организовав свою небольшую армию с не менее жёсткой структурой и проверенными людьми. Официально организация бывших военных занималась сопровождением разнообразных грузов и частной охранной деятельностью, а неофициально – всей остальной деятельностью, сопряжённой с риском для жизни и балансирующей на грани закона и откровенного криминала.
Проблема возникла не из-за необычных просьб «Егеря», с этим как раз проблем не было. Чётко проанализировав ситуацию, «Егерь» категорически отрицал возможность своего возвращения и просил лишь выполнить его просьбы. Проблема была в том, что в блиндаж, вместе с посылкой «Егерю», собрались безвозвратно загрузиться двенадцать бойцов спецподразделений. Почти все они знали «Егеря» лично.
Идея вырвать гланды через заднепроходное отверстие у Мюллера и Бормана, а по пути вырезать максимальное количество нацистов, окопавшихся в далёких странах, была встречена с одобрением. Да и возможность начать жить в новом мире, помочь Родине не наделать ошибок и построить своё государство захватила всех без исключения. И то, что эта Родина находилась в другом мире, офицеров волновало мало.
Так уж сложилось, что приходили в организацию «Стерха» в основном люди одинокие и не нашедшие себя в мирной жизни. Были, конечно, исключения, но они только подчёркивали невольные правила, поэтому утихомирить внезапно вскинувшихся военных было достаточно сложно. Но основного масла в огонь подлила неожиданно позвонившая месяц назад Вера, жена Виталика. По звонку приехав на базу, «Стерх» неожиданно увидел там «Малыша», мрачно сидящего на веранде одного из гостевых домиков. Послушав «Малыша» десяток минут, помрачнел и «Стерх».
Внешне дружная семья Виталика и Веры после рождения ребёнка неожиданно развалилась. Вера уже несколько недель в одиночку управлялась со всё увеличивающимся хозяйством рыболовно-охотничьей базы, а Виталик гульбанил с родственниками в Беларуси, походя заделав ещё одного ребёнка случайной подружке. Известия об этом привёз «Малыш», помогающий Вере на базе последние несколько месяцев и ненавязчиво её опекающий. В результате всего этого Вера, с которой у всех друзей «Егеря» были ровные и дружеские отношения, вдруг заявила, что отправляется обратно. Заявила она это, разумеется, «Малышу», и достаточно категорично.
Пока «Стерх» разговаривал с «Малышом», Вера неслышно подошла, села рядом на массивную сосновую скамью и выжидательно посмотрела на примолкнувших мужчин. «Стерх» давно заметил, что эта совсем юная девушка обладала недюжинной внутренней силой, играючи справляясь с достаточно большим хозяйством рыболовной базы. Руководство шестью седовласыми егерями, самому младшему из которых было сильно за сорок, и всем остальным персоналом тоже не доставляло ей никаких хлопот. Вера общалась с людьми мягко, но лентяев на дух не переносила. Видя, что на неё обратили внимание, Вера по-ученически подняла руку:
– Товарищ полковник! На базе останется Евгений Васильевич с женой и детьми. Мы уже поговорили. Всё нормально, они справятся, а мы с сыном – домой. «Командир» нас в обиду не даст. – Тут Вера задорно улыбнулась: – Я теперь знаю, как вести такое хозяйство, мы уже собрались. Спасибо вам за всё, а то давайте с нами, правда, к жизни там вам будет сложно привыкнуть. – Только тут «Стерх» увидел, что за спиной Веры висит детский рюкзачок, в котором, сладко посапывая, спит её сын. Перехватив его взгляд, Вера улыбнулась опять: – У вас очень удобные вещи. Когда сын за спиной, он всегда молчит, да и мне так удобнее. Я тоже свою базу собирала, Авиэль будет в восторге от моделей одежды и выкроек, да и вообще «Командир» был прав. У вас непривычно легко жить. – Товарищ полковник! Можно мне из моих денег, что «Командир» отдал, купить вещи по моему списку? Там в основном книги, ноутбуки, флешки и жёсткие диски. «Командир» как знал.
«Стерх» молча, как будто впервые увидел, разглядывал Веру. Первым делом, как только они познакомились, девушка попросила его прикрепить к ней учителей и почти весь этот год училась. Даже лёжа в элитном роддоме, она учила английский язык. Обращаться с компьютером и компьютерными программами Вера научилась в самые первые дни своего пребывания, попросив прикрепить к себе грамотного компьютерщика и поначалу здорово удивив этой просьбой «Стерха». Теперь он понимал, о чём говорит Вера.
«Егерь» ничего не пустил на самотёк, проработав с девушкой различные варианты развития событий. Вера тоже получила жёсткие инструкции и чётко их соблюдала. Меньше чем за год эта волевая девушка освоила огромный объём знаний и стала классным специалистом практически во всём, к чему прикасалась. Вере не мешали ни беременность, ни рождение ребёнка, ни всё увеличивающееся хозяйство этого дома отдыха, в котором за последние полгода побывало огромное количество людей.
При этом Вера никогда не ошибалась в подборе персонала, в очень короткое время набрав нужных для работы специалистов, а однажды, без согласования с ним, взяла две семьи отставных военных, о которых узнала через знакомых. Оказывается, она специально расспрашивала приезжающих на базу сослуживцев «Егеря» и своими деньгами помогла не одному десятку человек. Сказать, что Веру на базе любили, – это не сказать практически ничего.
Получается так, что «Егерь» проговорил с ней и такой вариант её будущей жизни, и у неё всегда оставался запасной выход, а вместе с ней, как собачка на верёвочке, собирался уйти и «Малыш», влюблённый в Веру с самого первого дня её появления в этом мире. Подполковник понимал «Малыша». Эта белорусская красавица выделялась бы на любом конкурсе красоты, но главное в ней было не красота, внутреннее обаяние или потрясающая работоспособность. Главное было, наверное, то, что в народе называется «светлая душа». Вера могла легко погасить любой возникающий конфликт и походя решить любое дело, казавшееся до этого невыполнимым.
Весь последующий месяц прошёл в сборах и транспортировке всего того, что заказал «Егерь» в свой новый мир, а заказал он немало. Вера тоже брала с собой полтора десятка титановых контейнеров со своими вещами. Контейнеры были обшиты прочным кевларовым материалом с лямками для удобства транспортировки, и «Стерх» в который раз удивился предприимчивости этой девочки – в контейнерах не оставалось ни сантиметра свободного места. Такой же пуленепробиваемый контейнер был сделан и для Вериного сына.
Впрочем, оставалось ещё одно дело, которым «Стерх» с «Малышом» и ещё с тремя доверенными людьми занимались уже более восьми месяцев. Поначалу, прочитав о просьбе, «Стерх» удивился, но потом, изучив архивные материалы по тому времени, подполковник понял своего подчинённого. «Егерь» просчитывал все варианты развития событий, даже самые негативные, и это была не блажь капитана, а основа выживания всего его отряда. Последний месяц этой необычной просьбой «Егеря» занималось огромное количество людей, и наконец совсем недавно просьба была выполнена, хотя денег, сил, людских ресурсов, а главное, времени она потребовала просто гигантских.
Наконец наступил день перехода. Блиндаж был забит под завязку, пришлось даже заказать лёгкие сборные стеллажи, чтобы то, что заказал «Егерь» и брали с собой запасливые бойцы, прошедшие не одну войну, не сваливать кучей, а аккуратно разложить по полкам. Вместе с «Малышом» и Верой с сыном уходили ещё одиннадцать человек.
Глядя на них, «Стерх» на мгновение пожалел, что не идёт с ними, но, тряхнув головой, отогнал эту крамольную мысль. Его война здесь, и пока она никуда не делась. Занавесив дверной проём камуфлированным пологом и слегка присыпав яму песком, подполковник подошёл к озеру и сел у небольшого костерка, разложенного остающимися бойцами. Сон сморил их одновременно.
«Дочка»
Вера проснулась вместе с «Малышом», головой у него на груди. Она так же, как и все находившиеся в блиндаже люди, уснула почти мгновенно. Рядом с «Малышом» было тепло и уютно. Этот большой, неповоротливый, постоянно смущающийся в её присутствии парень казался неуклюжим увальнем, пока однажды она не увидела, как «Малыш» тренируется. Глядя на быстрые, чёткие, стремительные движения этого мгновенно переменившегося здоровяка, Вера вдруг вспомнила тренировку, которую проводил для них «Командир» в сентябре сорок первого года. С того дня она переменила своё отношение к «Малышу» – стала больше ему доверять. Как командиру. Впрочем, доверие доверием, но своё решение, сформировавшееся сразу после Нового года, Вера не изменила. Виталик пил и останавливаться не собирался, появляясь на базе крайне редко, а «Малыш», он «Малыш» и есть.
«Командир» слишком мало о нём рассказывал. Обжигаться ещё раз она не хотела. И хотя отношения у них были ровные и дружеские, в последние недели Вера чувствовала фальшь в словах и поступках «Малыша». Разбираться во всём этом она не собиралась, держа «Малыша» на всё увеличивающемся расстоянии. Слишком много работы у неё было перед отъездом.
Сейчас «Малыш», чуть отстранив Веру от проёма, взял автомат на изготовку, отодвинул полог, выглянул наружу и замер без движения. Вера, уткнувшись в спину напрягшегося здоровяка, отодвинула его в сторону, протиснулась между ним и просмоленными брёвнами проёма и увидела «Фею», наставившую на них стволы двух револьверов с глушителями. Увидев Веру, «Фея» опустила револьверы и коротко сказала:
– Здравствуй, «Дочка». – Вскинула взгляд вверх и так же коротко приказала: – Свои, отставить, держите периметр.
Сверху, с крыши блиндажа, посыпался песок, прошуршали лёгкие шаги, и всё стихло.
– Поторопитесь, – опять обращаясь к Вере, сказала «Фея». Никакого удивления от её появления и появления незнакомого ей человека «Фея» не высказала.
– Недалеко упыри. Много. Наши все там. Ты привезла, что «Командир» просил? Проход через болото есть? – «Фея» говорила короткими фразами, повернувшись в сторону поля и прислушиваясь.
– Проход через болото есть, – встрял «Малыш». – Где «Егерь»?
Вере почудились в голосе «Малыша» игривые нотки. Он иногда таким бывал. В такие минуты ей казалось, что этот здоровяк играется в жизнь – не воспринимает происходящее с ним серьёзно.
– Я не знаю, где егерь, в лесу, наверное. Здесь нет егеря, есть «Командир». Советую запомнить. Где то, что вы привезли? «Дочка», торопитесь, времени совсем нет. Тая проводит. – «Фея» отодвинулась в сторону, легко поднялась на ноги, и Вера от неожиданности прижалась к «Малышу», инстинктивно пытаясь спрятаться за его спиной. В нескольких метрах за «Феей» стоял немецкий ручной пулемёт.
Вере на мгновение показалось, что у пулемёта её погибшая в сорок первом году сестрёнка, но только на мгновение. Девочка была очень похожа на Катю, но только похожа, это, конечно же, была не она. Только сейчас Вера услышала, как где-то далеко грохочет гром, но это был не гром – это было слышно линию фронта.
Внезапно совсем недалеко резко и громко ударили пулемёты. Стреляли они недолго, не больше десяти минут, короткими злыми очередями, и утихли так же неожиданно. Вера выбралась из блиндажа, и «Малыш» сразу подал ей контейнер с сыном. Пока ребята будут разгружать блиндаж, следовало его покормить и перепеленать. За этим занятием её и застал «Командир» с тенью следующим за ним «Гномом», «Феей» и ещё тремя незнакомыми ей бойцами.
– Здравствуй, «Дочка», – услышала Вера голос, который она узнала бы из тысяч и, стремительно повернувшись, поразилась перемене, произошедшей с «Командиром» всего только за один год. Это, конечно же, был «Командир». Но боже, как же он постарел, и шрам на лице появился, но больше всего Веру поразил его взгляд. «Командир» смотрел как будто сквозь неё. Заговорил командир не с «Дочкой»:
– Ты зачем её привёл, «Малыш»? Вас какого хрена сюда принесло? В страйкбол поиграться захотелось? Твою же мать! Связать её не мог и сам там остаться? – И тут же, почти без перехода, принялся отдавать приказания: – «Малыш»! Гарнитуру мне. Берёшь четыре «броника» и вот с этим кадром на опушку. Ты там мои глаза, надень на всех бронежилеты, сам никуда не лезь, там заминировано.
Мгновенно посерьёзневший здоровяк тут же полез обратно в блиндаж.
– «Гном»! С «Малышом» на опушку. Всем срочно сюда. Оставить «Стрелка» и троих пулемётчиков. Ты лично отвечаешь за «Малыша», хоть задницей его прикрывай.
«Гном» кивнул головой – задницей так задницей. В первый раз, что ли?
– «Фея», с ними, потом обратно провожатым. Веди сюда всю группу.
«Фея» шагнула на несколько метров в сторону и присела на песок. Эта суета её не касалась. Соберутся – отведёт. А сейчас чего метаться?
– Тая! Твои девочки – охранение периметра, охрана «Дочки». Заберёте то, что она отложит в первую очередь.
Тая, наоборот, придвинулась поближе к Вере.
– «Кубик»! Разгружаешь блиндаж. Старшая по разгрузке «Дочка». Переносите всё к землянке Эстер. Не перепутай контейнеры.
Пребывающий в лёгком шоке молодой крепкий парень, глядящий квадратными глазами на людей, вылезающих из блиндажа, вышел из ступора и, стрельнув глазами в сторону Веры, решительно кивнул.
– «Рубик»! Связь со Смирновым. Передай всё, что увидел, своим кодом. Самое позднее через два часа массированный налёт по скоплению упырей и краю леса на нашей стороне. Лес бомбить по километру в обе стороны, чтобы всё с землёй здесь перемешали. Мы натоптали, пусть на след позже встанут. Всё это теперь твоя головная боль, чтобы даже обгорелая спичка не пропала. Разгружаете блиндаж до голых стен. Работайте!
Высокий красивый боец, находящийся в не меньшем шоке, чем крепыш, с трудом понял, что ему сказал «Командир», но энергично кивнул. Похоже, работы у него будет больше всех, и ответственности тоже.
Читать бесплатно другие книги:
