Каштановый человечек Свейструп Сорен

107

Дело о кровавой бойне на Мёне в 1989 году весьма обширно. Однако начавшийся несколько лет назад процесс оцифровки документов архива вордингборгского отдела полиции продвинулся настолько, что Хесс имеет возможность просматривать материалы на мониторе компьютера, а не рыться в окружающих его запыленных папках. Впрочем, последнее было бы для него предпочтительнее. Сгорая от нетерпения, он прислушивается к звонкам ожидания на своем мобильнике и скользит взглядом по полкам. Непостижимо, сколько забытых историй человеческих страданий, зафиксированных государственными органами с течением времени, хранится в различных архивах, реестрах гражданской регистрации и на серверах…

– Вы седьмой в очереди.

Бринк проводил его в подвал и отпер дверь архива – неказистого, насквозь пропыленного помещения, с выстроившимися в ряды стеллажами, уставленными коробками и папками. Окон здесь нет, лишь длинные допотопные люминесцентные лампы, каковые Хесс в последний раз наблюдал, когда еще сидел на школьной скамье. Так что вид комнаты сам по себе напомнил ему, сколь сильно он ненавидит подвальные и вообще подземные помещения.

По словам Бринка, объем документов по делу настолько велик, что его решили оцифровать в первую очередь, чтобы освободить побольше места на стеллажах. Благодаря этому Хессу теперь приходится читать материалы на экране старого, производящего страшный шум компьютера. Бринк предложил ему свою помощь и чуть ли даже не настаивал, чтобы остаться, но Хесс предпочел поработать в одиночестве, не отвлекаясь на внешние раздражители. Ему, естественно, звонили несколько раз на мобильный – в первую очередь Франсуа, который, видимо, уже понял, что Хесс в Бухаресте не появился, – но Марк на вызовы не отвечал.

Он точно знал, что именно ему надо найти, но все же история захватила его и Марк стал вникать в детали. Самое яркое впечатление оставило описание первой встречи оперативников с близнецами. Когда их нашли, они сидели, тесно прижавшись друг к другу, и мальчик обнимал сестру. Девочка вела себя апатично, будто находилась в шоковом состоянии. Мальчик воспротивился, когда их разлучали, чтобы поодиночке отвести к «Скорой». И вел себя как «дикое животное». По результатам обследования врачи подтвердили, что детей подвергали издевательствам и насилию, для чего, собственно, и было оборудовано подвальное помещение. Их попытались допросить, но это оказалось делом совершенно невозможным. Мальчик все время молчал – да так и не вымолвил ни слова. Девочка же, напротив, была необычайно словоохотлива, но отвечала невпопад; видимо, просто не понимала суть вопросов. Присутствовавший при этом психолог пришел к выводу, что она, скорее всего, старалась вытеснить из памяти нежелательные воспоминания и жила как бы в параллельной реальности. Судья освободил их от участия в последовавшем затем судебном разбирательстве, и к тому времени двойняшек уже поместили во временно замещающие семьи в разных районах страны. Власти решили разлучить близнецов, чтобы им легче было дистанцироваться от прошлого и начать жизнь с чистого листа. Хесс не был готов назвать это решение мудрым.

Первым делом он, разумеется, выписал на клейкий листочек имена близнецов – Токе и Астрид Беринги, – а также их номера гражданской регистрации. Правда, информация о прошлом детей была весьма скудна. Из справки сотрудника службы соцзащиты следовало, что их подкинули на ступеньки родильного дома в Орхусе в 1979 году, когда им было не более двух недель от роду. Не вдаваясь в подробности, автор справки далее сообщал, что до того, как за два года до кровавых событий появиться в «Каштановой усадьбе» – так называлась ферма Эрумов, – близнецы проживали и в других приемных семьях. С каждой новой прочитанной строкой Хесс все больше и больше чувствовал, что приближается к разгадке тайны. Однако предчувствие успеха улетучилось, когда он забил регистрационные номера близнецов в полицейский спецреестр, желая выяснить, где они проживают в настоящее время.

– Вы третий в очереди.

Спецреестр фиксирует данные всех прочих архивов, которые могут представлять интерес для полицейских органов следствия, в частности, сведения о том, по какому адресу и когда зарегистрирован тот или иной гражданин. В реестре в хронологическом порядке располагаются данные о смене места проживания граждан, а также о времени переезда. Кроме того, он содержит сведения об изменениях в социальном статусе гражданина: состоит ли тот в браке, разведен ли, выдвигались ли против него обвинения, был ли он осужден или выслан, и прочее, что может заинтересовать следственные органы.

Однако то, что казалось Хессу пустой формальностью, задает ему новую загадку.

По данным реестра, проведя какое-то время в государственном приюте для социально неустроенных детей, Токе Беринг в двенадцатилетнем возрасте был помещен в приемную семью на острове Лангеланн. Затем – в семью на острове Альс. Затем он проживал еще в трех других временно замещающих семьях, но вскоре после достижения им семнадцати лет следы его теряются. То есть никаких других сведений о месте проживания или его жизни реестр не содержит.

Если б Токе Беринг умер, об этом обязательно имелась бы отметка, а так записи просто прервались. Хесс позвонил в Центральную регистрационную палату, чтобы прояснить ситуацию, однако сотрудница палаты лишь подтвердила то, что ему уже было известно. Впрочем, она предположила, что Токе Беринг просто проживает теперь в другой стране.

Пользуясь случаем, Хесс навел справки и о сестре Токе, но и о ней никаких иных сведений, кроме уже известных ему, сотрудница сообщить не смогла. Астрид Беринг после «Каштановой усадьбы» также воспитывалась в приемных семьях, но в какой-то момент специалисты по социальным вопросам и детские психологи решили изменить стратегию ее реабилитации и стали направлять Астрид в учреждения для психически больных молодых людей. Записи о ее месте проживания с восемнадцати до двадцати семи лет отсутствуют, и это может означать, что эти годы она провела за границей. После этого, однако, один за другим следуют адреса учреждений для психически нездоровых молодых людей. Однако менее года назад, в тридцативосьмилетнем возрасте, она исчезла в никуда. Поэтому Хесс позвонил в последнее учреждение, где побывала Астрид Беринг, но за это время там сменился руководитель, а новый понятия не имел, куда она подевалась после выписки.

– Вы второй в очереди.

Хесс решает действовать по методу «ржаного хлеба». Он предполагает обзвон всех приемных семей близнецов с целью выяснить, получали ли они от парня или девушки какие-либо известия с тех пор, как расстались с ними, и не известно ли им их нынешнее местожительства. Марк начал обзванивать приемные семьи в хронологическом порядке, то есть сперва те, в которых близнецы жили до «Каштановой усадьбы». Первые два разговора ничего нового не дали. Нет, люди охотно соглашались помочь, но связь с близнецами после расставания не поддерживали.

– Муниципалитет Одсхерред, отдел по делам семьи. Чем могу помочь?

Старый городской номер приемной семьи Петерсенов заблокирован, поэтому Хесс звонит в муниципалитет. Он представляется и объясняет, что разыскивает Поуля и Кирстен Петерсен, проживающих по адресу Церковная улица, 35, в Одсхерреде. Возможно, они могут сообщить ему некоторые сведения о находившихся у них на попечении в 1987 году близнецах.

– Только если у вас есть связь с Господом. По данным на моем компьютере, Поуль и Кирстен Петерсен перешли в мир иной. Он умер семь лет назад, а она – два года спустя.

– Как они умерли?

По старой привычке Хесс поинтересовался причиной смерти, однако собеседница усталым голосом сообщает, что таковая в акте не указана. Впрочем, если мужу на момент ухода из жизни было семьдесят четыре, а жене – семьдесят девять, и умерли они с разрывом в пару лет, то его вопрос можно считать несущественным.

– А дети? Были ли у них тогда дети? – Хесс спрашивает об этом, потому что братья и сестры, будь то родные или приемные, вполне могут поддерживать связь с близнецами даже и после смерти родителей.

– Нет, насколько я могу судить.

– О’кей, спасибо. До свидания!

– Нет, подождите. У них до этого была приемная дочь, которую они удочерили. Ее звали Роза Петерсен.

Хесс уже был готов закончить разговор, когда прозвучала последняя реплика. Это, конечно, может быть простым совпадением, ведь на свете живут тысячи женщин по имени Роза. И все же чутье подсказывает ему, что этот вопрос стоит уточнить.

– У вас есть регистрационный номер Розы Петерсен?

Получив номер, он просит собеседницу подождать у телефона, а сам поворачивается к экрану компьютера. Через мгновение спецреестр выдает информацию: пятнадцать лет назад Роза Петерсен вышла замуж и взяла фамилию мужа. Всё, у Хесса больше уже не остается сомнений: Роза Петерсен и Роза Хартунг – одно и то же лицо. Он чувствует, как внутри него нарастает тревожное ощущение, и едва может усидеть на месте.

– Есть ли что-то конкретное о пребывании близнецов в семье Петерсенов в восемьдесят девятом году?

– Ничего. Могу лишь сказать, что они пробыли у них примерно три месяца.

– А почему не больше?

– Об этом ничего не сказано. И, кстати, у меня начинаются выходные.

Инспектор отдела по делам семьи кладет трубку, а Хесс по-прежнему сидит, приложив мобильник к уху. Итак, близнецы пробыли у Поуля и Кирстен Петерсенов и их приемной дочери Розы всего три месяца. Потом их поместили в семью Эрумов на Мён. Больше Хессу ничего не известно, но тем не менее цепочка выстраивается: пребывание в семье Петерсенов – мальчик в подвале «Каштановой усадьбы» – каштановые человечки на местах убийств – жертвы, изуродованные и расчлененные так, что напоминают фигурки, – преступник, вырезающий из человеческих тел своего собственного каштанового человека.

Руки у Хесса дрожат, а в голове сменяют друг друга картины, каждая из которых должна занять свое законное место. А ведь все с самого начала выводило их на Розу Хартунг. Отпечатки пальцев раз за разом указывали на нее, только он не понимал, по какой причине. И вот теперь ответ найден. Осознание этого заставляет его подняться с места, и вдруг на сцену падает мрачная тень, ибо ему становится ясно, что еще ждет их впереди.

Он сразу же звонит Розе Хартунг. Длинные гудки сменяет ее голос на автоответчике, и Хесс отменяет вызов. Он собирается перезвонить, но в этот момент на его мобильник поступает звонок с не известного ему номера.

– Это Бринк. Извини, если помешал. Я тут пообщался кое с кем из местных, но никто не знает, что сталось с близнецами.

– Спасибо, но у меня нет времени.

Бринк предложил Хессу кое-что разузнать у местных, и тот принял его предложение, только чтобы остаться в одиночестве. Вот почему позвонивший не вовремя с отчетом Бринк сейчас его раздражает.

– И в системе о пацане ничего нет, вообще ничего. Я еще младшую дочку сестры спросил, она тогда в одном классе с близнецами училась. Племяшка тоже не смогла с ними связаться, когда пару лет назад класс собирался на юбилей окончания школы.

– Бринк, мне нужно бежать.

Хесс заканчивает разговор и снова набирает номер Розы Хартунг, нетерпеливо переминаясь возле компьютера. Она по-прежнему не отвечает. Он наговаривает ей сообщение и решает позвонить ее мужу, но тут сам получает эсэмэску. Сначала он думает, что это Роза Хартунг наконец-то откликнулась, но, оказывается, сообщение прислал Бринк.

Фотография 5-го «А» класса, 1989 год. Не знаю, понадобится ли она тебе. Племянница говорит, что девочка, видимо, была больна в тот день, а парень здесь, он крайний слева в первом ряду.

Хесс сразу же касается прикрепленного фото и внимательно разглядывает его. На выцветшей карточке менее двадцати учеников – возможно, потому, что школа сельская. Во втором ряду ребята стоят, а в первом – сидят на стульях. На всех одежда в пастельных тонах, некоторые девчонки в перманенте и в платьицах с плечиками, а ребята – в кроссовках «Рибок» и курточках «Каппа» и «Лакост». В переднем ряду сидит девочка с искусственным загаром и огромными серьгами и держит в руке табличку с надписью «5 А». Большинство ребят улыбаются, словно кто-то – может быть, фотограф – только что рассказал что-то смешное. Но выделяется среди других именно крайний слева парень в первом ряду. Для своего возраста он невысок. И на вид развит не так, как другие его одноклассники. Одежда на нем обтрепанная и несвежая. Но взгляд у него жесткий и строгий. Парень тоже смотрит прямо в объектив фотокамеры, но на лице его нет и намека на улыбку, точно он, единственный из всех, не слышал только что рассказанной шутки.

Хесс внимательно разглядывает его: волосы, скулы, нос, подбородок, губы – все то, что так радикально изменится в последующие годы. Он и узнает это лицо, и не узнает. И только когда укрупняет снимок и затеняет лицо, так что остаются видны только глаза, он понимает, кто это. Он знает этого человека, и это настолько же очевидно, насколько и невозможно. Но факт, что называется, налицо, и первым делом Хесс думает, что борьбу они уже проиграли.

108

Лодыжки у нее тонкие, изящные и чудесно смотрятся, когда на ней туфли на высоких каблуках. Ему уже давно нравится рассматривать их, как и сейчас, когда она выходит из зала для пресс-конференций и идет по коридору. Она оборачивается, что-то говорит ему, и Нюландер кивает, а на самом деле разрабатывает план операции: он уже принял решение завести с нею шашни. И сегодня, ближе к вечеру, самое время для стартового выстрела. Можно, к примеру, просто пригласить ее на чашечку кофе в лобби одного из близлежащих отелей, чтобы потом и все остальное сделать по-быстрому. Он поблагодарит ее за помощь, а потом они поговорят о перспективах ее в качестве специалиста по связям с общественностью в полицейском ведомстве. Впрочем, если он правильно просек ситуацию, особых усилий, чтобы залучить ее в гостиничный номер на часок-другой, не потребуется. Ну а уже потом можно будет направить свои стопы домой и приготовить аперитив для гостей традиционной пятничной вечеринки, организуемой его супругой. Нюландер давно уже поставил крест на любви к жене или, по крайней мере, на мечте о счастливой семейной жизни. Она погрязла в заботах о детях, делах родительского комитета и создании видимости крепкой и дружной ячейки общества. Так что ничего страшного в том, чтобы провести часть свободного времени в свое удовольствие вдалеке от любопытствующих глаз, он не видит. И как раз сегодня с утра в голове у него крутится мысль, что он вполне заслуживает вознаграждения за переживания и тяготы прошедшей недели.

Последняя пресс-конференция осталась позади, результаты расследования представлены публично, и таким образом в деле поставлена окончательная точка. И такая жирная, как того желал Нюландер. Лишь немногие понимают, каких усилий стоило ему соблюдать хрупкий баланс между серьезностью и доверительностью в медийном пространстве. Впрочем, Нюландер давно уже осознал, что тщательно подготовленные публичные высказывания вполне можно использовать и для продвижения своих интересов по другим темам, будь то в управлении полиции, в прокуратуре или в Министерстве юстиции. И еще он заметил, как повышается его статус в управлении с каждой секундой, проведенной им на различных экранах и платформах. Оппоненты были поставлены на место, и плевать он хотел на тех, кто считал, будто он чересчур выпячивает себя и свои заслуги. Сам же Нюландер полагал, что ничуть не поскупился на похвалы своим людям, и в первую голову Тиму Янсену. Хотя при этом не посчитал нужным выделить ни Хесса, ни Тулин. Да, конечно, это Тулин обнаружила отчлененные фрагменты тел убитых, но зато она нарушила его запрет на общение с Линусом Беккером. Не далее как сегодня утром он подумывал, как здорово было бы расстаться с нею. Пусть катится, пусть даже в этот свой ненаглядный НЦ-3. Скоро отделу придадут новые силы, и в перспективе такого добра, как эта баба, у них наверняка будет навалом. Хотя, конечно, не признать, что эта маленькая странная птичка обладает недюжинными способностями, нельзя…

А вот о Хессе ничего хорошего он сказать не может. Правда, Нюландер до небес вознес его таланты в телефонном разговоре с каким-то начальником из Европола, но лишь с целью поскорее распрощаться с ним. После раскрытия убийств Хесс ни разу не появился в управлении, и Нюландеру даже пришлось засадить Тулин и других коллег за отчет о проделанной рабте на участках, за которые тот нес ответственность. В общем, его порадовала новость, что этот придурок отправился прочь из Дании. И потому он немало поразился, увидев, что именно Хесс звонит ему на мобильный.

Поначалу, увидев его имя на экране телефона, Нюландер, разумеется, собирался сбросить звонок, но потом сообразил, в чем дело, и принял его. Только что один из сотрудников сообщил, что звонил некий француз из Европола и интересовался, почему Хесс не появился в условленном месте. Правда, Нюландер его не дослушал, посчитав информацию не заслуживающей внимания. Теперь же он представил себе, как Хесс начнет объяснять, почему проморгал рейс на Бухарест, и станет канючить, умоляя Нюландера позвонить в Гаагу и спасти его, придумав какую-нибудь отговорку. Хотя на самом деле Хесс вполне заслуживал, чтобы его вышибли с работы с концами. Обдумывая, каким образом ему избежать возвращения Хесса под свое крыло, Нюландер подносит мобильник к уху.

Три минуты и сорок восемь секунд спустя разговор заканчивается. Продолжительность его с точностью до секунды зафиксирована на дисплее, на который тупо смотрит Нюландер. Перед ним разверзается пропасть. Мозг отказывается воспринимать сказанное Хессом. Хотя в глубине души он понимает, что, скорее всего, тот ничего не выдумывает. Нюландер вдруг с удивлением замечает, что рядом стоит и что-то лепечет сотрудница пресс-службы, затем срывается с места и мчится в отдел, где командует первому попавшемуся на глаза оперу:

– Собирай группу захвата! И свяжи меня с Розой Хартунг! Живо!

109

В коттеджном районе, где в поисках следов дочери бродит Стиин Хартунг, снова пошел снег, и он промок до нитки. Единственное средство для сугрева хранится у него в маленьких бутылочках, но скоро они закончатся, и он напоминает себе, что надо заехать в магазинчик на Бернсторффсвай. Небыстрым шагом Стиин идет по очередной заметенной снегом садовой дорожке. По обеим сторонам от нее выставлены подготовленные к Хеллоуину припорошенные снегом тыквы. Он нажимает кнопку еще одного звонка. В ожидании ответа оглядывается на свои следы на белом покрывале и рассматривает крупные снежинки, хаотично крутящиеся среди домов, словно внутри огромной снежной сферы. Где-то ему открывают, где-то нет, и долгое ожидание подсказывает, что эта дверь не откроется для него никогда. Уже повернувшись и сделав шаг вниз по ступеням крыльца, он вдруг слышит звук отпираемого замка. Глаза открывшего ему дверь мужчины кажутся знакомыми. Стиин его не знает, но вроде бы как узнаёт. Впрочем, он устал, он уже несколько часов безрезультатно бродит по кварталу, и у него уже больше не осталось сил верить своим глазам. Он начинает осознавать, что поиски его имеют целью лишь одно – утишить все никак не проходящую боль. Стиин изучает карты и схемы, звонит в двери чужих домов, но в глубине души уже чувствует, что все это напрасно.

Открывшему дверь мужчине он сбивчиво объясняет цель своего визита. Рассказав о ситуации в целом, выражает надежду, что хозяин дома может вспомнить хоть что-нибудь из произошедшего во второй половине дня восемнадцатого октября прошлого года, когда его дочь предположительно проезжала на велосипеде по этой улице. Стиин показывает фото дочери, намокшее от попавших на него снежинок, так что на лице появились разводы, словно по нему размазалась тушь для ресниц. Он еще не успевает договорить, а мужчина уже отрицательно покачивает головой. Выждав мгновение, Стиин снова пытается объясниться, но хозяин дома вновь качает головой и собирается закрыть дверь.

Стиин уже не может держать себя в руках.

– По-моему, я видел вас раньше. Кто вы? Я уверен, что видел вас!

В голосе Стиина звучит недоверие, будто он узнал в собеседнике подозреваемого. Хартунг ставит ногу на порог, чтобы хозяину не удалось захлопнуть дверь.

– И я помню вас, и это, блин, не так уж удивительно. Вы же в прошлый понедельник заходили и задавали ровно те же вопросы, что и сейчас.

Миг – и до Стиина доходит, что мужчина прав. Сгорая со стыда, он просит прощения, в полном смятении спускается по ступенькам и идет к дороге. Слышит, как хозяин дома спрашивает, всё ли с ним в порядке, но не удостаивает его ответом. Чуть ли не бегом пробирается сквозь снежные вихри и останавливается только в конце дорожки у машины, где, подскользнувшись, опирается рукой на капот, чтобы не грохнуться наземь. Жалкий дурак, думает он о себе, так тебе и надо, нечего цепляться за прошлое. Стиин садится за руль, его сотрясают рыдания. Он сидит в темноте в припорошенном снегом автомобиле, рыдая, точно дитя, и едва ощущая вибрацию мобильника во внутреннем кармане. Решив, что это Густав, достает телефон, видит массу пропущенных вызовов, и его охватывает страх. Но, оказывается, звонит не Густав, а домработница, и Стиин уже готов прервать разговор, не говоря ни слова. Однако Элис сообщает, что ему надо немедленно разыскать Розу, потому что случилась беда. Понять, о чем речь, он не может, но слова «каштановые человечки» и «полиция» заставляют его с головой окунуться в новый кошмар.

110

Три машины спецназа с ревущими сиренами пролагают себе путь в пробке на черной слякотной мостовой Обульвара. Нюландер сидит в одном из следующих за ними автомобилей и весь путь из центра до указанного адреса старается найти доводы, опровергающие версию Хесса, на которой тот настаивал в телефонном разговоре. Нюландер получил сброшенную ему Хессом на телефон фотографию класса и всю дорогу не отрывает от нее взгляда. Хотя он и узнает лицо стоящего крайним слева мальчика, но все никак не может поверить в правоту Хесса.

На некотором расстоянии от цели сирены вырубают, чтобы ненароком не спугнуть подозреваемого. Подъехав к входу в здание экспертно-криминалистического отдела, отряд распределяется согласно разработанному плану. В течение сорока пяти секунд полицейские окружают здание в форме улья. Любопытствующие уже выглядывают из окон, а Нюландер сквозь снежную пелену идет к главному входу, где все выглядит как обычно. В дежурке звучит приглушенная музыка, коллеги обмениваются планами на уик-энд через стойку, на которой красуется корзина с фруктами. Источающая лимонный запах дежурная с готовностью сообщает, что Генц проводит срочное совещание у себя в лаборатории. Услышав ее, Нюландер костерит себя на чем свет стоит за то, что поверил Хессу и забил тревогу. В нарушение правил внутреннего распорядка он проходит мимо ящика с выложенными для посетителей по случаю снегопада голубыми бахилами и вместе с тремя оперативниками, под любопытствующими взглядами сидящих за рабочими столами в стеклянных клетках экспертов, направляется в лабораторию. Нюландер часто бывал в этом огромном помещении, когда желал самолично убедиться в том, что доказательный материал соответствует предъявленному в отчетах или в телефонных переговорах.

Однако в лаборатории пусто. Как и в прилегающем к ней личном кабинете Генца. Что успокаивает, так это обстановка и в том, и в другом помещении – везде чисто и убрано, и лишь пластиковая чашка с остатками кофе мирно стоит на столе перед большим экраном.

Проводившая их в лабораторию дежурная не без удивления констатирует отсутствие шефа на рабочем месте и отправляется на его поиски. Она уходит, а Нюландер начинает строить планы, как лучше испортить Хессу жизнь и карьеру за то, что втянул его в эту постыдную акцию. Вот сейчас Генц придет и все объяснит, и, может быть, даже громко расхохочется и скажет, что на фотографии вовсе не он. Что его никогда не звали Токе Беринг. Что это не он потратил столько лет на то, чтобы разработать и воплотить в жизнь план мести. Что, разумеется, он не имеет ничего общего с психопатом-преступником. И тем самым опровергнет версию Хесса.

Но тут его взгляду открывается все объясняющая картина. Нюландер стоит в центре лаборатории, но может обозреть оба помещения сразу. На пустом письменном столе в кабинете Генца лежат его удостоверение личности, ключи, служебный телефон и пропуск, на которые он не обратил внимания, когда заходил туда. И разложены они так аккуратно, словно их хозяин хотел показать, что они ему более не понадобятся. Но не личные вещи Генца заставляют Нюландера содрогнуться. А маленький каштановый человечек, стоящий на спичечном коробке рядом с ними.

111

Хесс дозвонился до Нюландера, когда выехал на последний перед Копенгагеном участок скоростной магистрали. Он и до этого звонил ему несколько раз, вот только эта дубина не брал трубу, да и теперь особого расположения говорить с ним не выказывает.

– Тебе чего? Я занят.

– Вы нашли его?

В лаборатории его не было. Отсутствовали и какие-либо следы Генца. Если не считать его подписи, то есть каштанового человечка, которой он как бы приветствовал своих преследователей. Сотрудники показали, что он вроде бы отправился на научную конференцию куда-то в Ютландию. Однако, обратившись к организаторам, сыщики выяснили, что Генц у них даже не зарегистрировался.

– А по домашнему адресу?

– Мы сейчас как раз там. Большой пентхаус в новом жилом комплексе в районе Северного порта. Но он пустой. Я имею в виду, совсем пустой: ни мебели, ни личных вещей, и даже отпечатков пальцев, наверное, нет.

Видимость на магистрали не превышает двадцати метров, и все же Хесс еще чуть сильнее жмет на акселератор.

– Но вы хоть с Розой Хартунг связались? Все дело в ней, и если…

– Ни с кем мы ни хрена не связались. Никто не знает, где она, а ее телефон выключен, и мы не можем его отследить. И муж ничего не знает. Только домработница говорит, что она уехала на машине, после того как нашла какое-то украшение из каштановых человечков перед входной дверью.

– Что за украшение?

– Я его не видел.

– А Генца нельзя выследить? Его телефон или машину?

– Нет; он оставил служебный телефон в кабинете, а в машинах криминалистов нет видеорегистраторов. Есть еще клевые предложения?

– А компьютер в лаборатории? Пусть Тулин взломает код, посмотрим хоть, что там есть.

– У нас уже работает группа, ребята пытаются получить доступ.

– Тулин вызови! Она это сделает за…

– Тулин нет.

Что-то зловещее послышалось Хессу в словах Нюландера. Ему слышно, что тот со товарищи спускается по лестнице и шаги их эхом отдаются в подъезде. Выходит, обыск в пустой квартире Генца закончен.

– Что ты имеешь в виду?

– Она, судя по всему, приехала сегодня к экспертам в отдел и встретилась с Генцем. Слесарь в гараже пару часов назад видел, как они вышли из запасного выхода, сели в машину Генца и уехали. Больше мне ничего не известно.

– Пару часов назад? Но вы хоть ей позвонили?

– Пытались. Мне только что сообщили, что ее телефон нашли в урне возле экспертно-криминалистического.

Слова Нюландера ошеломляют Хесса. Он притормаживает в стремительно несущемся потоке машин, съезжает на заснеженную обочину, едва успев увернуться от мчащейся по правой полосе фуры, и наконец останавливается.

– Генцу она не нужна. Не исключено, он просто подвез ее куда-то. Может, она дома или где-то со своей…

– Хесс, мы ведь всё проверили. Тулин нигде нет. У тебя есть еще предложения? Насчет того, где он сейчас может быть?

Марк слышит вопрос. Мимо с шумом проносятся автомобили. Но его словно парализовало. Он старается выйти из этого состояния, но единственное, что еще двигается в машине, – это «дворники», скользящие вверх и вниз по лобовому стеклу.

– Хесс?

– Нет. Я не знаю.

Он слышит, как хлопает дверца, связь прекращается. Не сразу отнимает руку с телефоном от уха. Мимо по размякшей снежной массе спешат машины. «Дворники» продолжают свое движение.

Ему следовало позвонить ей. Ему следовало позвонить ей из аэропорта, сразу, как только он понял, что у них на пороге беда. Если б он позвонил ей, она сейчас занималась бы снимками с мест преступлений, на которых зациклился Линус Беккер, и ей и в голову не пришло бы ехать к Генцу. Но он не позвонил, и подступающие к горлу слезы подсказывают ему, что причин ее визита к криминалисту было больше, чем ему хотелось бы.

Хесс старается направить мысли в рациональное русло. Время у него пока еще есть. Но нет точного ответа на вопрос, зачем Тулин поехала к Генцу. Так, если она добровольно села в его машину, значит, не знала, кто он такой. Выходит, у Генца не было никаких причин причинить ей зло, не говоря уж о том, чтобы тратить на нее время. Да, но вдруг Тулин что-то нарыла и поехала к Генцу как к союзнику, посоветоваться?

Мысль устрашающая. Но Тулин для Генца не более чем «лежачий полицейский» для водителя, и он не свернет с дороги, ведущей к его цели. А цель у него – Роза Хартунг. Вот что всегда было его целью – Роза Хартунг и прошлое.

Внезапно Хесса пронзает мысль. Он знает теперь, что ему делать. Правда, это как выстрел в тумане, скорее наитие, нежели рациональная версия. Но все другие версии либо неправдоподобны, либо уже проверены Нюландером и коллегами в Копенгагене. Он оборачивается через плечо, вглядываясь в свет противотуманных фар несущихся стройными рядами автомобилей, разбрызгивающих почерневший снег во все стороны. И когда возникает двухсекундная пауза, во всяком случае, достаточная, чтобы машины следующей волны могли избежать столкновения с ним, Хесс выжимает педаль газа и пересекает дорогу в направлении того места, где из-за дорожных работ разделительное ограждение снято. Машина буксует, Хесс уже думает, что сейчас его закрутит и он останется на месте, словно кегля в боулинге, но вот резина сцепляется с поверхностью, он пересекает разделительную полосу и вываливается на встречку. Он не учел интенсивности движения по ней, сигналит изо всех сил, успевает проскочить между двумя грузовичками и только уже на обочине выравнивает свою машину.

Хесс едет теперь в противоположную сторону. Через мгновение стрелка спидометра показывает сто сорок километров в час, и он оказывается впереди всех на полосе обгона.

112

– Замечательный день для лесной прогулки, но, насколько я могу судить, здесь сплошь самые обычные буковые леса.

Услышав замечание Генца, Тулин еще внимательнее вглядывается в окружающий пейзаж. Да, похоже, эксперт прав. Даже если б вокруг не мело, все равно было бы весьма сложно углядеть среди буков каштаны. А сейчас, когда мёнский ландшафт присыпан белой пудрой, это все более и более представляется Найе невозможным.

Они едут по узкому извилистому шоссе. Сидящий за рулем Генц поглядывает на часы.

– Ну что ж, попытка не пытка, но мне уже пора. Я довезу тебя до моста, и там ты возмешь попутку до станции в Ворденборге. А я рвану дальше на Ютландию. О’кей?

– Ага…

Да, поездка оказалась бесполезной. Тулин откидывается на спинку сиденья.

– Извини, я у тебя столько времени отняла…

– Да ерунда, все нормально. Ты же сама сказала, что мне все равно по пути.

Найя старается улыбнуться в ответ на улыбку Генца, но это у нее слабо получается: она мерзнет и вообще жутко устала.

Они быстро связались с экспертом, консультировавшим криминалистов по поводу вида каштанов с отпечатками пальцев Кристине Хартунг. Профессор Ингрид Кальке с факультета естественных и бионаук Копенгагенского университета оказалась весьма молодой для столь высокого звания, примерно лет тридцати пяти. Однако эта хрупкая женщина говорила голосом, не оставлявшим сомнений в авторитетности ее мнения. Сидя в своем кабинете, она по скайпу подтвердила, что представленные для экспертизы плоды не относятся к самому распространенному в Дании виду – конскому каштану.

– Каштаны, из которых изготовлены фигурки, относятся к съедобным. Вообще-то климат в Дании слишком холоден для съедобных каштанов, тем не менее они встречаются у нас – к примеру, в районе Лимфьорда. Если быть совсем точной, этот вид является гибридом европейского и японского каштанов и относится к роду так называемых Castanea sativa x Castanea crenata. На первый взгляд он принадлежит к сорту «Маригаль», который сам по себе к редким не относится. Необычно же то, что в данном случае он скрещен с сортом «Буше де Бетизак». Большинство специалистов полагают, что как раз этот гибридный сорт в Дании вымер. Я, например, в последний раз слышала о нем много лет назад, когда еще оствавшиеся представители этого сорта оказались поражены определенного рода грибком. Но ведь я уже рассказывала вам об этом.

Да, она уже посвятила в примечательные детали произрастания каштанов в Дании связывавшегося с ней помощника Генца. И Тулин отметила, что Генц промолчал, когда профессор напомнила ему об этом. Ну понятно, наверное, принял ее замечание на свой счет, как критику в адрес своего отдела, ведь следователям этот факт стал известен только сейчас.

На этом консультация и закончилась бы, если б Тулин не задала еще один вопрос:

– Не подскажете, где каштаны сорта «Маригаль-Бетизак» в последний раз регистрировались на территории Дании?

Профессор Ингрид Кальке дважды переговорила с одним из своих сотрудников и выяснила, что последние зарегистрированные каштаны этого сорта произрастали в некоторых местах на острове Мён. При этом она повторила, что сорт этот считается вымершим. Тем не менее Найя записала названия соответствующих местностей на Мёне у пролива Грёнлунн, что между Мёном и Фальстером, и попрощалась с профессором. После чего ей пришлось потратить некоторое время, чтобы объяснить Генцу значение полученной информации.

Смысл находки, по словам Тулин, заключался в следующем. Раз плоды с отпечатками пальцев Кристине Хартунг не принадлежат к виду конского каштана, они не могли оказаться в ее с Матильде киоске, и, таким образом, происхождение их становится еще более таинственным. Теперь уже логически не объяснить, как они, а тем паче с отпечатками пальцев Кристине, могли оказаться в руках Бенедикте Сканс и Асгера Неергора. И получается, что версия Нюландера поставлена под сомнение. Однако Тулин весьма вдохновил тот факт, что каштаны такого же сорта, как и те, с отпечатками дочери Хартунгов, можно встретить лишь в немногих местах в Дании, а точнее – лишь в некоторых местах на острове Мён. Если сорт действительно так редок, как утверждает профессор, поиски его в тех местах могут принести существенные для следствия результаты. А в лучшем случае сообщить новые данные о преступнике и судьбе или хотя бы местонахождении Кристине Хартунг.

Генц только теперь сообразил, куда клонит Тулин. Она хочет сказать, что дело об убийствах, может быть, не раскрыто. Что Хесс, возможно, прав. Не исключено, что кто-то инсценировал их так, чтобы подозрение пало на молодую пару.

– Да ладно. Ты шутишь, что ли?

Генц рассмеялся и отказался подбросить ее на Мён искать там каштаны. Хотя она и старалась убедить его, что ему все равно надо в ту сторону, если он едет на Ютландию. То есть, по крайней мере, ему почти по пути. Генц все отрицательно качал головой, но потом понял, что она в любом случае отправится туда. И тогда уступил ее уговорам, за что Найя была ему весьма благодарна. С одной стороны, потому, что не могла сегодня воспользоваться служебной машиной. А с другой – потому, что рассчитывала на его помощь, когда потребуется опознать и верифицировать сорт каштана, если, конечно, они его вообще отыщут.

К сожалению, дела у них с самого начала не задались, хотя Генц оказался классным водителем и они, несмотря на снегопад, домчались до указанного профессором места на Мёне всего за полтора часа. Однако вместо лесных массивов они обнаружили там либо припорошенные снегом пни, либо новые жилые дома. Оставался последний шанс, и Тулин уговорила Генца съехать с магистрали и отправиться в обратную сторону к мосту на Зеландию по извилистому шоссе, с одной стороны которого тянется лес, а с другой – простираются поля. Генцу все труднее и труднее становилось преодолевать снежные заносы, и хотя он не терял бодрости духа, в какой-то момент стало ясно, что им придется завершить свое предприятие.

Тулин вспомнила о дочери и деде. Праздник у них в школе, видимо, давно закончился, и она решила позвонить им и сообщить, что едет домой.

– Ты мой мобильник не видел?

Найя обыскала все карманы, но телефона так и не нашла.

– Нет. Зато у меня есть версия, каким образом каштаны редкого сорта с Мёна могли оказаться у Хартунгов и их дочери. Просто они всей семьей выезжали на Мён полюбоваться видом утеса, ну и по дороге собрали немного каштанов и взяли с собой домой.

– Что ж, не исключено.

В последний раз Тулин доставала свой телефон в лаборатории Генца, где положила его на стол. И теперь ее смущает мысль, что она там его и забыла, ведь такого с ней никогда прежде не случалось. Найя уже собирается снова порыться в карманах, но тут взгляд ее привлекает что-то почти у самой обочины. Секунду Тулин сомневается, но картина остается у нее перед глазами, и ей становится ясно, что она разглядела на опушке. Мысли ее завертелись в ином направлении:

– Стоп! Останови здесь! Стой!

– Почему?

– Стой, я говорю!

Генц наконец-то нажимает на тормоз, и машина, слегка вильнув, останавливается. Тулин распахивает дверцу и в наступившей тишине вылезает на обочину. Времени около четырех, но солнце уже клонится к закату. Справа от нее расстилаются покрытые снегом поля, на горизонте они сливаются с небом. А слева – густой темный лес, где тут и там наметены сугробы. А чуть позади машины, почти у самой обочины высится огромное дерево. Оно выше соседних собратьев. Ствол у него толщиной с бочку, а в высоту оно достигает двадцати, а может, даже и двадцати пяти метров. Большие тяжелые ветви припорошены снегом. На обычный каштан оно не сильно похоже. Ветки совершенно голые, вся листва с них уже опала, и все же Тулин уверена, что не ошибается. Она приближается к дереву, снежок поскрипывает на холодном воздухе. Под нижними ветками, где снежный покров не так плотен, Найя сразу же видит маленькие шарики. Она без перчаток, и подбирает несколько упавших в снег плодов голыми руками.

– Генц!

Тулин раздражает, что эксперт все так же стоит возле машины и не разделяет ее восторга. Она очищает каштаны от снега и видит, что холодные темно-коричневые шарики на ее левой ладони похожи на те, с отпечатками Кристине Хартунг. Найя старается вспомнить характеристики разных сортов каштана, подсказанные консультантом.

– Подойди-ка и посмотри. Вполне вероятно, это они самые и есть!

– Тулин, даже если это они самые, ничего это не доказывает. Хартунги ездили на Мёнский утес, а домой возвращались этой дорогой, вот дочка и собрала эти каштаны.

Найя не отвечает. Раньше, когда они ехали вдоль леса, она не обращала на это внимания, но теперь замечает, что лес-то на самом деле не такой уж и густой, как казалось. И неподалеку от одинокого каштана начинается извилистая лесная дорога, покрытая свежим нетронутым снегом.

– Давай съездим туда, посмотрим, что там есть.

– Зачем? Ничего там такого нет.

– Откуда ты знаешь? Да и что с нами может случиться? Разве что застрянем в снегах.

Тулин бодрым шагом возвращается по снежной целине к машине. Генц все так же стоит возле дверцы со стороны водителя и смотрит на нее. Но когда она проходит мимо него, чтобы, обогнув автомобиль спереди, сесть на свое место, он устремляет взгляд в какую-то невидимую точку в конце узкой лесной дороги и произносит:

– Ну и ладушки. Раз уж ты сама захотела…

113

Осень 1987 года

Руки у мальчика грязные, под ногтями траурные полоски. Он неуклюже старается проделать шилом дырочку в каштане, и Розе приходится показать ему, как это делается. Дырочку надо не прокалывать, а пробуравливать. Прокручивать шило вокруг его оси, пока оно не достигнет мякоти каштана. Сначала надо проделать дырочку для шеи на обоих плодах, потом прочно вкрутить половинку спички в один из каштанов и насадить на нее другой. Затем снова пробуравить дырочки для ручек и ножек, и лучше всего сделать их поглубже, чтобы спички прочно сидели в гнездах.

Девочка научилась нехитрому ремеслу первой. Кажется, будто пальцы у мальчика неумелые, негибкие, и раз за разом плоды выпадают у него из рук на мокрую лужайку, и Розе приходится поднимать их, чтобы он мог повторить попытку. Роза и девочка смеются над ним, не желая обидеть, да он и не обижается. Хотя, может, сначала и обижался – ну, может быть, первые пару раз, когда они собиралиплоды под огромным каштаном в лесных зарослях. Потом, как и сейчас, сидели в саду за домом на крылечке домика для игр посреди желтых и красных опавших листьев, и когда Роза посмеялась над неловкими попытками мальчика изготовить каштанового человечка, вид у него сделался испуганный. То же произошло и с его сестренкой. Но потом Роза помогла им обоим, и они поняли, что подсмеивалась она над ними беззлобно.

– Каштановый человечек, входи, входи, каштановый человечек, входи…

Роза напевает песенку и одновременно показывает мальчику, что ему надо сделать, чтобы собранный им каштановый человечек присоединился на деревянной полочке к другим уже готовым фигуркам. Она успела рассказать им, что чем больше фигурок они изготовят, тем больше денег заработают, когда будут продавать их в самодельном киоске у дороги. Раньше у Розы не было ни братика, ни сестренки, и хотя она знает наверняка, что они не останутся у них навсегда, а пробудут, скорее всего, только до Рождества, вспоминать об этом ей не хочется. Так здорово, что они здесь, думает она, просыпаясь. Ранним утром в субботу и воскресенье, когда не надо в школу, она может зайти в гостевую комнату, что находится по другую сторону от родительской спальни. Хотя ее приход будит их, близнецы на нее не серчают. Они протирают глаза, прогоняя остатки сна, и ждут ее предложений, чем будут заниматься сегодня. С любопытством слушают рассказы Розы о разных играх, и ее ничуть не задевает, что сами близнецы по большей части молчат и никаких предложений не высказывают. Она безумно счастлива всякий раз, когда показывает им какую-нибудь новую игру, которую сама же и придумала. И ей даже кажется, будто воображение у нее развивается и в голову легче приходят всякие забавные идеи и придумки – теперь, когда у нее появилась другая публика, помимо матери и отца, которые только и могут, что вскрикивать «о!», «ах!» или «мы такого раньше никогда не видали!».

– Роза, подойди-ка к нам на минуточку.

– Мам, мы играем!

– Нет, подойди. Ненадолго.

Роза бежит мимо огородных грядок, где между картофельным полем и кустами крыжовника торчит воткнутая в землю отцовская лопата.

– Что случилось?

Роза в нетерпении останавливается у входа в пристроенный к небольшому коттеджу сарайчик, но мать просит ее снять резиновые сапожки и войти внутрь. Роза немало удивлена, что родители встречают ее с какой-то странной улыбкой на лице. Они, наверное, уже давно так стоят, догадывается она, и наблюдают, как дети играют в саду.

– Тебе нравится играть с Токе и Астрид?

– Да, а что? У нас времени нет.

Ей обидно, что приходится торчать в сарайчике в дождевике, а близнецы в это время ждут ее у игрового домика. Если они закончат с каштановыми человечками утром, то успеют забрать из гаража ящики с фруктами и открыть торговлю из киоска еще до обеда, так что времени у них в обрез.

– Мы решили оставить Токе и Астрид у нас навсегда. Как ты на это смотришь?

Загудела стоящая за спиной отца стиральная машина. Родители смотрят на Розу.

– Им пришлось хлебнуть горя; теперь же им нужен хороший дом, и нам с папой кажется, что им будет хорошо у нас. Если тебе тоже так кажется? Как ты думаешь?

Такого вопроса Роза не ожидала и даже не знает, что ответить. Она думала, родители спросят, не хотят ли они черного хлеба с маслом или фруктовой воды, или пару печенюшек «Мария». Но оказалось, речь совсем о другом… И Роза отвечает так, как и ожидают от нее улыбающиеся родители:

– Да, конечно, отлично.

Через мгновение родители, не накинув хотя бы теплые куртки, выходят в мокрый сад: мать в резиновых сапогах, отец в деревянных сабо на босу ногу. Роза видит, что они довольны ее ответом. Родители идут к игровому домику, на ступеньках которого сидят поглощенные изготовлением каштановых фигурок близнецы. Роза остается в дверях сарайчика, как будто ей приказали. Мать с отцом присаживаются к близнецам и долго беседуют с ними. Роза не слышит, о чем они говорят, лишь видит лица близняшек. Внезапно девочка бросается в объятия к родителям. А мальчик вскоре срывается в плач. Просто сидит себе и плачет. Мать обнимает и утешает его, они с отцом переглядываются и улыбаются друг другу такой улыбкой, какой она за ними сроду не замечала.

Внезапно небеса разверзаются, и на землю льются потоки воды. Роза все стоит в дверях сарайчика, а остальные забираются под небольшой козырек и громко смеются.

– Мы полностью поддерживаем ваше решение. Где они?

– В гостевой комнате. Я их сейчас приведу.