Игра теней Кук Глен

Глава 27. Ночная гонка

Когда Мурген подскакал ко мне, я одарил его одним из самых злобных своих взглядов. Он понимал, за что. Позже еще поговорим. Замявшись на секунду, он сказал:

— Ты велел глаз с них не спускать…

Тут подъехал и Лебедь.

— Боги мои, ну и ездите же вы! Я уже в седле еле держусь… — Он показал небу непристойный жест. — Мы выехали через пять минут после вас, а вы еще пару привалов сделать успели — и все одно держались впереди! — Он покачал головой. — Железные вы ребята. Корди, я же говорил, что меня не под то делали.

— А где все? — спросил Мурген.

— Не знаю. Мы попали в засаду и разминулись.

Мотер, Лебедь и Нож переглянулись.

— Маленькие такие, смуглые? — спросил Лебедь. — Сморщенные все?

— Ты их знаешь?

— Да, стыкнулись мы с ними на реке, по пути на север. Есть совершенно бредовая идея. Надо поговорить, только пошли спрячемся от дождя. А то люмбаго меня вконец прикончит.

— Какое люмбаго? — спросил Мотер. — Откуда у тебя люмбаго?

— Забыл однажды шляпу дома, и тут дождь пошел. Нож, ты в прошлом году бывал здесь. Есть у них тут постоялый двор или еще что?

Нож, не отвечая, развернул коня и поехал вперед. Странный он тип, безусловно. Однако Лебедь полагал, что с ним все в порядке, а сам Лебедь нравился мне — настолько, насколько вообще может нравиться тот, кто работает на человека, играющего с тобой в подобные игры.

Я хотел было тронуться вслед за всеми, но тут Мурген сказал:

— Постой-ка. Кто-то едет.

Я вгляделся в дождь. С южной стороны к нам приближались фигуры троих всадников. Кони их были так высоки, что не могли оказаться никем, кроме скакунов Госпожи. Лебедь выругался, будучи недоволен задержкой, однако мы придержали коней.

Трое всадников оказались Ведьмаком, Масло и Шадидом. Этот последний был порядком потрепан, а Масло и Ведьмак — ранены.

— Чтоб вас обоих черт побрал! Вы без ран уж и обойтись не можете!

Вот уж около тридцати лет их знаю, и раны они все это время получают раза по три в год. И до сих пор живы. Я уже начал подозревать, что оба они бессмертны, а бессмертие покупают ценою крови.

— Та засада, Костоправ, была прикрытием для другой, — объяснил Ведьмак. — Они оттеснили нас в долинку — прямиком на другой отряд, верхами.

Желудок мой сжался в тугой ком.

— И — что?

Он слабо улыбнулся:

— Пожалуй, им пришлось в этом раскаяться. Мы их порядочно покромсали.

— Где остальные?

— Не могу знать. Мы разъехались. Госпожа велела нам с Шадидом ехать сюда и ждать. А она, мол, уведет этих коротышек.

— Ладно. Нож, показывай наконец, где этот их курятник.

Мурген вопрошающе посмотрел мне в глаза.

— Именно, — тихо сказал я. — Пристроим этих, а сами отправимся.

Место, куда привел нас Нож, оказалось не то чтоб постоялым двором, а просто большим домом, его хозяин прирабатывал, пуская на постой путников. Восхищения от нашего появления он явно не испытывал, хотя он — как и все прочие в мире — знал, кто мы такие. Однако блеск наших монет осиял его день и добавил любезности к его улыбке. И все-таки мне казалось, что пустил он нас лишь из боязни применения силы в случае отказа.

Здесь я заштопал и перевязал Масло с Ведьмаком и прописал им обычный режим, который они уже давно знали наизусть. Хозяин меж тем принес еду, за что Лебедь выразил ему нашу искреннюю признательность.

— Темнеет, Костоправ, — сказал Мурген.

— Вижу. Лебедь, мы едем искать остальных. Хочешь ехать с нами — возьми запасную лошадь.

— Шутите? В такую мокреть да по собственной воле… Черт возьми. Ладно. Пожалуй…

Он заворочался, поднимаясь с кресла.

— Сиди уж, Лозан, — сказал Мотер. — Я поеду. Я в лучшей ферме.

— Уговорил, красноречивый ты сукин сын, — немедля откликнулся Лебедь. — Не знаю уж, как ты это делаешь, ублюдок золотоязыкий… Но я тебе ни в чем не могу отказать. Будь осторожен.

— Вы готовы? — спросил Мотер, слегка улыбнувшись.

— Ага.

Мы вышли наружу и оседлали малость подуставших коней. Я поехал вперед, однако скоро Шадид обогнал меня, сказав, что лучше направляющим будет он, так как знает, куда ехать. День, стало быть, продолжался. Солнце почти скрылось. Погода стояла предельно мрачная. Чтобы отвлечься, я велел Мургену:

— Объясни-ка теперь, что происходит.

— Корди расскажет лучше. Я-то просто увязался за ними.

Седалище Шадида, судя по аллюру, заданному коню, вовсе не было стерто о седло. К тому же я изо всех сил боролся с нарастающим беспокойством. Я старался убедить себя, что она девочка уже взрослая, и сама о себе позаботится, и была взрослой еще при моем рождении, однако мужчина во мне продолжал твердить, что, раз это твоя женщина, именно ты должен заботиться о ней. Что было полностью верно.

— Корди! Я знаю, что ты со своими друзьями работаешь не на меня, у вас свои интересы, однако…

— Мне нечего скрывать, Капитан. До нас дошел слух, что несколько ваших собираются уезжать. Бабу это переполошило. Она решила, что вы намерены всей толпой переправиться через Майн и добыть сведения о Хозяевах Теней путем собственного горького опыта. А вы просто поехали на разведку. Она считала вас глупее.

— Это та старушенция, которую вы везли вниз по реке? Радиша?

— Да. Мы называем ее Бабой. Нож навесил ей эту кличку, еще не зная, кто она такая.

— И она знала, что мы уезжаем, еще до нашего отъезда. Интересно… Вообще не было в моей жизни времени удивительнее, господин Мотер. В прошлом году весь мир как-то пронюхал, куда мы направляемся, а мы еще даже не тронулись в путь. Тут и не захочешь, а занервничаешь.

Мы проезжали мимо каких-то деревьев. На одном я заметил ворону, невероятно перепачканную. Засмеявшись, я вслух выразил надежду, что она выглядит еще хуже моего.

Остальные неуверенно воззрились на меня. Я подумал: а может, начать создавать себе новый образ? Весь мир безумцы приводят в ужас. Если сыграть правильно…

— Эй, Корди, старый мой товарищ и спутник! Ты действительно ничего не знаешь об этих смуглых карликах?

— Все, что я знаю: они пытались остановить нас по пути на север. Никто из нас раньше не видел подобных. Они наверняка из Страны Теней.

— Но отчего Хозяева Теней так боятся нас? — Ответа я, как и ожидалось, не получил. — Корди, ваши ребята серьезно намерены победить их на благо Прабриндраху?

— Я — да. На благо Таглиоса. Здесь я нашел то, что не мог найти нигде. И Лозан тоже, хотя он в этом не признается, хоть ты его жарь на угольях. Насчет Ножа — не знаю. Наверное, он ввязался в это за компанию с нами. Во всем мире у него — лишь полтора друга, и в этом весь смысл его жизни. Так что он просто с нами.

— Полтора?

— Лозан — это целый, а половинка — я. Мы выручили его, когда кто-то бросил его крокодилам. Он с нами, потому что обязан нам жизнью. Но после того, что мы прошли с тех пор, если б даже и вели счет, то не могли бы сказать, кто перед кем в долгу. Поэтому я ничего не могу сказать наверняка о Ноже. Он ни перед кем не раскрывается.

— Но что творится вокруг нас? Или об этом, по-твоему, тебе говорить нельзя?

— Что?

— Да, эта ваша Баба с Прабриндрахом стараются заручиться, нашей поддержкой в отражении Хозяев Теней. Однако здесь — нечто большее. Иначе они не стали бы хитрить, а просто предложили сделку.

Пока он размышлял, мы успели проехать около мили. Наконец он сказал:

— Наверняка не знаю. Думаю, они поступают так оттого, что Черный Отряд прежде воевал с Таглиосом.

— Я тоже так полагаю. Но не знаю, что наша братия сделала здесь. И никто об этом не рассказывает. Кажется, весь Таглиос объединился против нас во всеобщем заговоре молчания. Однако в таком большом городе должен найтись хотя бы один человек, который польстится на подкуп…

— Да вы целый взвод таких найдете, если будете искать в верном месте. Все это будут попы, проводящие целые жизни в поисках способов перерезать глотки конкурентам.

Этим он что-то хотел сказать, однако я не был уверен, что именно.

— Я это запомню. Хотя не знаю, смогу ли поладить со жрецами.

— Да они точно такие же люди и точно так же клюют на блеф.

Сумерки становились все гуще. Однако я так вымок, что уже не обращал на это внимания. Наконец дорога сузилась в тропу, где следовало ехать колонной по одному. Корди с Мургеном пропустили меня вперед, причем Мурген шепнул:

— Я кое-что вызнал. Позже расскажу.

Я догнал Шадида и спросил, далеко ли еще.

Казалось бы, всего день прошел, а вымотался я точно после недельного перехода.

Тут что-то выскочило на тропу — столь неожиданно, что невозмутимая лошадь Шадида попятилась и заржала.

— Что за дьявольщина? — заорал он на своем родном языке.

Я понял его, поскольку еще в молодости запомнил несколько слов.

Сам, я углядел лишь мельком, зверь был похож на громадного серого волка со щенком-уродцем, примостившимся у него на загривке. И он тут же скрылся, так что я даже не смог разглядеть получше.

Интересно. Волки в самом деле носят своих щенков на спине?

Я рассмеялся почти истерически. О чем я, черт возьми, думаю? Не лучше ли подумать о том, бывают ли волки размером с доброго пони?

Подскакавшие Мурген с Корди спросили, что стряслось. Я отвечал, что не знаю, поскольку больше не верю своим глазам.

Однако загадка отложилась в дальнем уголке моего сознания. Ей нужно было дозреть.

Шадид остановился в двух милях от того места, где нас ожидала первая засада. Вокруг уже ничего толком не было видно. Он спешился и принялся читать следы. Вскоре, что-то буркнув про себя, он двинулся налево, в сторону от дороги. По неким признакам то был путь, где они ехали с Ведьмаком и Масло.

Мы устремились за ним.

Еще через полмили тропа спустилась в небольшую долинку. Вдоль нее протекал узенький ручеек. Там и сям из земли выглядывали валуны. Деревья тоже росли поодиночке, без всякого порядка. Стемнело к тому времени настолько, что видимость была — не более двадцати футов. Мы принялись за поиски тел.

Великое множество смуглых карликов полегли за свое дело. В чем бы оно там ни заключалось.

Шадид снова остановился.

— Мы привели их с другой стороны. А вот здесь мы разделились. Мы поехали сюда, а прочие остались, чтобы дать нам оторваться.

Снова спешившись, он принялся обшаривать долину. К тому времени, как он отыскал след, стемнело вовсе. Не успели мы покрыть и мили, темнота стала непроглядной.

— Может, стоит вернуться и подождать, — предложил, Мурген. — Не многого мы добьемся в поисках наобум.

— Если желаешь — возвращайся, — зарычал я с яростью, чему сам подивился. — А я останусь здесь, пока не отыщу…

Я не видел его, но подозревал, что во мраке он ухмыляется.

— Нет, пожалуй, не стоит нам разделяться, — сказал он. — Иначе потом каждого искать придется.

Та ночная езда по незнакомому пути — не самое умное из моих решений. Особенно когда поблизости болтается целая орда врагов. Но боги, наверное, дураков берегут.

Наши кони остановились, прядая ушами. Мой жеребец негромко заржал, а через секунду слева и спереди донеслось ответное ржание. Животные бестревожно двинулись на звук.

Вскоре мы обнаружили Зиндаба и еще одного, укрывшихся под сляпанным на скорую руку навесом из сучьев. Оба были ранены, причем Зиндаб — тяжело. Мы быстро переговорили, пока я накладывал швы и повязки. Оказалось, Госпожа велела им отступать. Гоблин обеспечивал прикрытие, пока погоня не унеслась на юго-восток. Утром они собирались двигаться на север.

Я сказал им, где нас следует ждать, и снова вскочил в седло.

Задница моя была совсем стерта, я еле держался в седле, однако что-то толкало меня вперед. Что-то, чего мне не хотелось рассматривать вблизи, разве что посмеяться над собственной сентиментальностью.

Возражать никто не стал, хотя Мотер, пожалуй, малость усомнился в здравости моей головы. Я слышал, как он шептался с Мургеном и тот велел ему заткнуться.

Я поехал направляющим, бросив поводья и велев коню искать коня Госпожи. Никогда не определял степень разумности этих зверюг, однако попробовать стоило. Конь мой пошел шагом — пожалуй, несколько медленнее, чем хотелось бы мне.

Не знаю уж, сколь долго мы ехали. Не было способа измерять время. Довольно скоро я задремал, затем вдруг проснулся и снова задремал. Насколько я мог судить, то же было и с остальными. Конечно, можно было всех (и меня в том числе) вздрючить и заставить бодрствовать и бдить, но какой в том толк? Хотя, с другой стороны, толковые-то в деревне остались, в тепле, десятый сон наблюдают…

Наконец, сквозь полудрему, я увидел, как гребень холма в полумиле впереди озарился пламенем, словно взорвавшись. Затем — секунда темноты, а после вспыхнули еще несколько акров земли, вместе с людьми и лошадьми. Магией пахло так явно, что даже я чувствовал.

— Вперед, конь мой!

Света было достаточно, чтобы отважиться на рысь.

Через минуту мы достигли участка земли, усеянного дымящимися, корчащимися телами. Смуглые карлики. Целая чертова уйма.

Пылающие деревья высветили во тьме мчащийся силуэт гигантского волка, с волчонком на спине, клыками и когтями вцепившимся в, шкуру старшего.

— Что за дьявольщина?! — воскликнул Мотер.

— Может, это Меняющий Облик? — предположил Мурген.

— Может быть. Вероятно. Он где-то рядом. Госпожа! — крикнул я в сторону полыхавших деревьев. Пожар угасал под дождем. Сквозь треск едва пробился звук, который мог быть ответом на зов. — Где вы?

— Здесь!

Что-то зашевелилось среди россыпи валунов. Я спрыгнул с коня.

— Гоблин! Где ты там, черт тебя подери?

То был не Гоблин. То была Госпожа. И я даже не видел, сильно ли она ранена, — не хватало света. Но ранена она, без сомнений, была. И, как это ни глупо, что мне, как лекарю, надо бы знать в первую очередь, но я присел, подхватил ее на руки и начал укачивать, словно младенца. Совсем из ума выжил.

Стоит человеку записаться в Отряд, и через минуту он начинает заниматься разными бессмысленными вещами; маршировка, учения и муштра приводят к тому, что, едва доходит до дела, нужное действие выполняешь автоматически, без размышлений. Сознание отключается. Вот я и не думал ни о чем и ничегошеньки, кроме утраты, не чувствовал. То есть и нужных действий не совершал.

Счастлив я, что хоть у товарищей моих мозги еще не сквасились.

Они собрали достаточно способных гореть дров, подали мне лекарскую снасть и, посредством рассудительного вопля, принудили оставить ерунду и приниматься за дело.

Впрочем, не так уж она была плоха, как могло показаться в темноте. Несколько порезов, множество синяков и, учитывая полубессознательное состояние, пожалуй, нетяжелая контузия.

Выработанные многолетней практикой рефлексы мои одержали верх над чувствами, и я снова стал военным лекарем.

Вскоре и Мурген присоединился ко мне.

— Я нашел ее коня. Однако от Гоблина — ни слуху ни духу. Как она?

— Лучше, чем кажется. Побита, конечно, но ничего критического. До свадьбы заживет.

Примерно в этот момент она приподняла веки, взглянула на меня, узнала, обхватила руками и зарыдала.

Шадид что-то сказал. Мурген хмыкнул:

— Угу. Пойдем-ка Гоблина поищем.

Корди Мотер, соображавший не так быстро, тоже ушел с ними.

Успокоилась она, надо заметить, быстро. Все-таки не привыкла Госпожа, будучи Госпожой, вот так изливать чувства. Она отстранилась от меня.

— Прости, Костоправ.

— Да не за что. Ты была на волосок от гибели.

— Что произошло?

— Я собирался спросить тебя об этом.

— Они загнали меня в тупик, Костоправ. Я думала, мы ускользнем, но они точно знали, где мы. Они разъединили нас, загнали меня сюда, а потом нападали и откатывались целыми дюжинами. Пытались взять живьем. Пожалуй, мне повезло, иначе я была бы мертва. А после — ничего не помню. Как вы подошли, как их разогнали…

— Мы их не разгоняли. Насколько я помню, тебя спас Меняющий Облик.

Я рассказал ей о внезапном пожаре и о волке.

— Может быть. Но я не знала, что он поблизости.

— Где Гоблин?

— Не знаю. Мы разделились примерно в миле отсюда. Он пытался сбить их с толку иллюзиями. Костоправ, мы сегодня убили, наверное, около сотни человек. Никогда еще не видела таких бестолковых. Но они все шли и шли… Куда бы мы ни бежали, повсюду были засады, и многочисленные. Если мы вступали в бой, они давили нас численным превосходством, и вместо каждого убитого подходили двое новых… Словно в кошмарном сне. Они словно чуяли, где мы. — Она снова прижалась ко мне. — Здесь явно не обошлось без колдовства. Я никогда не испытывала такого страха.

— Ладно, теперь-то все хорошо. Все кончилось. — Это было лучшее, что я только мог выдумать. Нервы мои успокоились, и я снова вспомнил о том, что она — женщина.

В нескольких милях к востоку сверкнуло нечто похожее на молнию. Однако за все время от начала этой мелкой мороси никаких молний не наблюдалось. Я услышал, как перекликаются меж собою Шадид, Мурген и Мотер, а затем — стук копыт их коней.

— Гоблин там, наверное, — сказал я, опираясь о землю и поднимаясь.

Она удержала меня, обняв крепче.

— Они сами справятся.

Я взглянул на нее. Лица ее, за недостатком света, было толком не разглядеть.

— Да, пожалуй.

И, после секундного колебания, я сделал то, чего она хотела.

Наконец, выбившись из сил, я перекатился на бок.

— Слушай, в твоем состоянии ты…

— Заткнись, Костоправ.

И я, заткнувшись, вернулся к делу.

Глава 28. Снова разведка

О чем они только думают, эти безголовые боги?!

Я, понимаете ли, не из скорострелов, и Госпожа тоже, естественно, подустала… Словом, небо вдруг, ни с того ни с сего разверзлось, точно кто-то взрезал его брюхо ножом, и на нас обрушился ливень — сильный и холодный, да вдобавок ветер в качестве предупреждения пару раз дохнул пронизывающим холодом. Я, конечно, и так уже промок до нитки, однако…

Едва мы остановились, дабы найти какое-нибудь укрытие, из тьмы ночной появился Мурген с остальными.

— Верно, — сказал он, — это был Гоблин, только, когда мы добрались туда, он уже смылся. — Подразумевалось, что я понимаю, о чем он говорит. — Костоправ, я понимаю: мы, в Черном Отряде, ребята железные; ни дождь, ни снег, ни черные карлики не помешают нам делать что возжелаем, но этот ливень меня доконал. Привел, как ты выразился тогда в Курганье, в определенное состояние. Словом, с меня на сегодня хватит. Тошнит меня уже со всего этого.

Меня эта ночь также доконала. Особенно теперь, когда стихии разгулялись всерьез. И все же…

— Но как же Гоблин?

— Как Гоблин? Давай, Костоправ, заложимся. Этот скверный поросенок сейчас в полном порядке. А-атнюдь не в пример нам. Споришь?

Вот вам пример случаев, когда должность командующего особенно в тягость. И приходится делать выбор, который по всем ощущениям похож на поиск легкого пути. Тут и начинаешь считать, что манкируешь обязанностями.

— Хорошо. Давайте искать дорогу обратно в город.

Я выпустил руку Госпожи. Мы принялись наскоро приводить себя в порядок. Ребята сделали вид, что ничего не замечают. Наверняка те, кто остался в Таглиосе, узнают обо всем еще до рассвета, уж не спрашивайте, как. Слухи — штука такая.

Эх, черт возьми, жаль только, что слухам-то этим опоры нет!..

С первыми серыми проблесками утра мы добрались до той деревушки. Все вымотались зверски — даже наши сказочные скакуны. Мы запихнули их в конюшню, которой хватило бы от силы на полдюжины обычных лошадей, а сами отправились в тесный дом. Я был уверен, что хозяин до смерти обрадуется новым клиентам, да еще — с виду — всю ночь валявшимся в грязи.

Однако старика видно не было. Вместо него из кухни выглянула пухленькая невысокая женщина. Вначале она воззрилась было на нас словно на вторгшихся в дом варваров, но тут увидела Госпожу.

Вид Госпожи не обещал ничего хорошего в той же мере, что и наш. В той же мере, можно сказать, сулил недоброе. Однако принять ее за парня было никак невозможно. Старая клуша кинулась к ней, закудахтала по-таглиосски, потянулась погладить по спине, и мне даже не понадобилось перевода Корди, чтобы понять: «Ох ты, батюшки-светы, как же это такое возможно…», и далее в том же духе. Мы проследовали за ними на кухню.

В кухне тихо-мирно, уютно развалившись в креслице, задрав ноги на полено, лежавшее у очага, и попивая что-то из громадной кружки, обуютился наш друг Гоблин.

— Взять ублюдка! — воскликнул Мурген, притопнув еще ногой, и направился к нему.

Гоблин так и подпрыгнул, но тут же пискнул:

— Костоправ!

— Ты где был, коротышка? Мы там грязь месим, задницу его спасаем от разных мерзавцев, а он тут сидит, пивко попивает!

Мурген загнал его в угол.

— Э-э! Не надо! Я просто решил сам сюда добраться!

— Где твоя лошадь? В конюшне одной не хватало, когда мы ставили туда своих.

— Там, снаружи, погода такая мерзопакостная; я с лошади слез и — сразу в дом…

— А для лошади, значит, не мерзопакостная? Мурген, выстави его на двор и не пускай обратно, пока не устроит лошадь как полагается.

Собственно, мы и сами проделали не все, что надо бы, однако хоть под дождем животин не бросили!

— Корди! Когда старая курица кончит причитать над Госпожой, спроси, далеко ли до Майна.

— До Майна? Ты еще не…

— Я еще не. Только вот схаваю чего да сосну пару часиков. За этим я сюда пришел и именно это намерен делать. Твои приятели по каким-то своим резонам втягивают нас в свою игру, и мне это не нравится. И я, если только смогу, проведу Отряд здесь, не встревая ни в чьи свары.

Он неопределенно улыбнулся:

— Ладно. Как пожелаешь. Только будь осторожен.

Вернулся Гоблин — сконфуженный, смирный и мокрый.

— Куда дальше пойдем, Костоправ?

— Куда шли. К реке.

— Пожалуй, я сберегу всем силы.

— Сомневаюсь, однако рассказывай. Ты что-то выяснил, пока блуждал в одиночку?

Глаза его сузились.

— Извини. Ночка была — далеко не лучшая в моей жизни.

— Да у тебя, Костоправ, вообще мало хороших времен за последние годы. То ли несварение у тебя от капитанской должности, то ли еще что…

— Да, пожалуй.

Мы уставились друг на друга, и эти «гляделки» я выиграл.

— После того как мы с Госпожой расстались, — начал он, — я проскакал только полмили и тут понял, что карлики не обманулись. Если они не кинулись за мной всем кагалом, значит, у них где-то есть свое колдовство. Я подозревал и раньше — взять хоть, как они всюду поспевали за нами. Тогда я решил: если вернуться к Госпоже не могу, остается только выслеживать того, кто их направляет и руководит. Найти-то его оказалось чертовски легко, и карлики не помешали. Наверное, решили оставить меня в покое, если я брошу Госпожу. Только некоторые держались поблизости. Я к ним обернулся и потратил на них кое-что особенное — для Одноглазого берег, когда в следующий раз с цепи сорвется. Потом дождался, когда перестанут дрыгаться, и пробрался на холм. Там такой холм был, с ямой наверху вроде чаши, и в чаше этой сидели вокруг маленького костерка шестеро. Только было кое-что странное: не разглядеть их никак. Словно смотришь сквозь туман; черный такой туман. Вроде того. Множество маленьких таких… теней, тенечков, что ли. Не больше мыши. Так и кишели вокруг, будто пчелы.

Говорил он так быстро, как только язык позволял, однако я чувствовал, что ему очень трудно описывать виденное. Идеально подходящих для этого слов не было — по крайности, в языках, понятных нам, мирским.