Стальные сны Кук Глен

Глава 18

Сны стали более мрачными. О смерти.

Кошмары снятся всем, но никогда в жизни, проснувшись, я не припоминала их с такой ясностью и в таком количестве. Некая могущественная сила завлекала меня, пытаясь то ли завербовать, то ли подчинить своей воле.

Эти сны – не более чем плод больного сознания. И если расчет был на то, что они заинтригуют меня, то сила, внушающая их мне, не знала меня.

Пейзаж безысходности и смерти под свинцовым небом.

Все покрыто слизью, повисшей на нитях причудливого творения пьяного паука.

Безумие. Безумие, безумие. И нигде даже пятнышка цвета.

Среди всего этого тления я видела лица тех, кого хотела бы считать мертвыми. Я ступала по нетронутой земле, как ее властелин. Упыри, окружавшие меня, были воплощениями моей воли.

Этот сон напоминал фантазии моего покойного мужа. Мир, который он мог бы сделать своей обителью.

Сон всегда заканчивается одинаково: в стране кошмаров наступает рассвет как символ надежды, всплески цвета едва окрашивают горизонт.

Вот упрощенная фабула моих сновидений.

Или вот еще сон. Один из немногих, где нет самой смерти и разрушений. Такой же, как и все, черно-белый, он переносил меня в долину камней, где за бесчисленными надгробными обелисками прячутся смертоносные Тени. Я ничего не понимала, но все это пугало меня.

Мои сны были мне неподвластны, но дать им отравить часы бодрствования, позволить им подчинить себя я категорически отказывалась.

– Я передал ваши слова, Госпожа, – сказал Нарайян, отвечая на мой вопрос о новобранцах. Как только заходила речь о его собратьях, мы с ним пикировались. Он еще не был готов к разговору.

– Кому-то нужно следить за обстановкой в Дежагоре, – предложил Нож. Я поняла, что он имел в виду, хотя порой его лаконизм создавал проблемы.

– Гопал и Хаким могут отправиться туда с группой, – заметил Нарайян. – Если их будет человек двадцать, они легко справятся. Сейчас там тихо.

– Вы же послали их следить за нашими соседями, – сказала я.

– Это поручение они уже выполнили. Завязали контакты. Теперь их может сменить Зиндху. К тому же у него высокая репутация.

Выявилась еще одна странность Нарайяна и его друзей. У них существовала собственная скрытая кастовая система. На чем она основывалась, я не знала. Нарайян в ней пользовался наибольшим авторитетом. А флегматичный Зиндху был вторым человеком после Нарайяна.

– Пошлите тогда их. Если у нас повсюду шпионы, почему до сих пор я не получила от них никакой информации?

– Пока нет ничего такого, чего не знали бы все. Есть, правда, одна новость: среди людей Джа много колеблющихся. Примерно треть их может переметнуться к нам, если они получат от вас предложение. Джа повсюду трезвонит, что вы не выполнили свой женский долг, не совершили самосожжения и не предали себя самозаточению, как подобает шадаритке. Он плетет интриги, но у нас нет друзей среди его поверенных.

– Убить его – и дело с концом, – сказал Нож. А Зиндху кивнул одобрительно.

– Зачем? – Политическая победа была бы лучшим вариантом, если мыслить перспективно.

– Не стоит ждать, когда змея укусит тебя, если знаешь, где она притаилась. Лучше ее уничтожить сразу.

Каким бы упрощенным ни казалось такое решение, в нем было нечто заманчивое. Если бы нам удалось нанести ему удар там, где он считал себя наиболее защищенным, это имело бы большой резонанс. К тому же сейчас я не была расположена затевать долгую игру.

– Решено. Но сделать это надо аккуратно. Есть ли у нас в его лагере надежные друзья, которые помогли бы проникнуть туда незаметно?

– Есть, – заверил меня Нарайян. – Надо только выбрать подходящий момент. Нужно, чтоб они были в карауле.

– Уладьте это. А как насчет врагов? Джа – явный, потому что он – рядом. На севере наверняка есть и другие.

– Это будет выяснено, – пообещал Нарайян. – Когда у нас будут люди и время на это. Пока слишком много работы, а рук не хватает.

Это правда. Но я с надеждой смотрела в будущее. Никто не прилагал столько усилий, никто не стремился к цели так, как мы. Я спросила:

– Нельзя ли подобраться к Радише и ее шуту поближе? К колдуну Копченому? Лебедь и Махер в самом деле так преданы Радише?

– Преданы? – удивился Нож. – Нет. Просто они дали слово. И не предадут ее, если только она не предаст их первая.

Об этом стоило подумать. Может, ввести их в заблуждение? Хотя, если обман раскроется, это может обернуться против меня.

Двести воинов Джахамара Джа перешли на нашу сторону, когда им предложили надежное укрытие в моем лагере. Еще пятьдесят человек просто сбежали и скрылись. В тот же день, когда шадариты влились в наши ряды, несколько сотен беженцев из других мест добровольно вступили в отряд. У меня сложилось впечатление, что Радишу это не порадовало.

В тот же день около ста гунниток совершили самосожжение. Я слышала, как на том берегу реки меня осыпали проклятиями.

Я пошла и поговорила с некоторыми женщинами, хотя смысла в этом не было.

Когда я вернулась. Копченый стоял у ворот крепости. Он ухмыльнулся, когда я прошла мимо. Интересно, Радише его будет сильно не хватать?

Бывают моменты, когда человек обнаруживает у себя такие качества, о которых он до сих пор и не подозревал. Это случилось и со мной, когда мы с Нарайяном и Зиндху крались к месту расположения шадаритской конной гвардии.

Я волновалась. Стремилась вперед, как мотылек на пламя. Пыталась себя убедить, что делаю это потому, что вынуждена пойти на этот шаг, а не потому, что хотела этого. Радости я не испытывала. Джа сам был виноват. Его злоба привлекла нашу месть.

Друзья Нарайяна подтвердили, что Джа собирался схватить Радишу и меня и представить все так, будто я похитила ее. Как он собирался это проделать, я не знаю. Думаю, по его плану я должна была убить Радишу. Это выбило бы почву из-под ног ее брата. А затем сама, как хорошая жена, совершила бы самосожжение. С чьей-нибудь помощью.

Поэтому я решила опередить его, действуя даже раньше, чем намеревалась.

Нарайян шепотом обменялся паролем с дозорными – нашими друзьями, которые притворились, что не видят нас, когда мы прошли мимо. Лагерь напоминал свинарник. Как правило, шадариты придают чистоте огромное значение. Так что дух, царивший в войске Джа, боевым назвать было нельзя.

Мы крались, словно тени. Я гордилась собой. Передвигалась так же незаметно, как и мои товарищи. А они удивлялись тому, что женщина способна на такой беззвучный шаг. Мы приблизились к шатру Джа. Он был огромным и хорошо охранялся. Джа понимал, что у многих есть причины ненавидеть его. У каждой из четырех сторон шатра горел огонь и стоял стражник.

Нарайян выругался, затем проныл какую-то мантру. Зиндху что-то проворчал. Нарайян шепнул:

– Приблизиться нет никакой возможности. Эти стражники наверняка из тех, кому он доверяет. К тому же они знают нас.

Я кивнула, отозвала своих товарищей назад и попросила:

– Дайте подумать.

Пока я думала, они шептались. Они от меня ничего особенного не ждали.

Мне было известно одно короткое заклинание, с его помощью можно на какой-то миг ослепить человека так, что он того и не заметит. Сейчас это будет кстати, если, конечно, у меня получится. Целый век я его не использовала. Произнеси я его неправильно, дозорный наверняка увидел бы меня и поднял тревогу.

В конце концов, я рисковала только собственной жизнью.

Я настолько сосредоточилась, словно это было самым опасным вызовом дьявольских сил, который я когда-либо совершала. Я проговорила его трижды, на всякий случай, но и тогда не была уверена, получилось ли. По виду часового определить это было трудно.

Зиндху и Нарайян все еще шептались.

– Идем, – сказала я и вернулась к границе освещенного кострами круга. Кроме дозорного, никого поблизости не было.

Итак, пора проверить заклинание.

Я пошла прямо на часового.

Нарайян и Зиндху выругались оба и попытались окликнуть меня. Я жестом остановила их. Стражник не мог видеть меня.

Он и вправду меня не видел.

Сердце мое часто-часто забилось, как тогда, когда я Вызывала лошадей. Я дала знак Нарайяну и Зиндху, чтобы они оставались вне поля зрения часового. Потом он может вспомнить тех, кого видел. А его непременно подвергнут допросу. Нарайян и Зиндху проскользнули, как псы, им все еще не верилось, что они невидимы. Им отчаянно хотелось узнать, что это такое я сделала и как. И наверняка они не прочь научиться этому трюку. Но мои спутники не произнесли вслух ни слова.

Я чуть-чуть отодвинула полог шатра и не увидела никого. Пространство внутри разделяли небольшие перегородки. Я проскользнула в ту часть, которая, видимо, служила приемной. Достаточно просторная, она была великолепно обставлена – еще одно доказательство того, что Джа ценил собственный комфорт выше благополучия своих солдат и безопасности родины.

Еще ребенком я усвоила одну истину: уважение и преданность людей можно завоевать, если разделяешь с ними общие трудности.

Нарайян, глаза которого еще не вернулись на место от удивления, жестом указал мне на «спальню», о которой он узнал от своих шпионов. Я кивнула. Было очень поздно, и Джа наверняка спал. Кинжалом я отодвинула перегородку, а Нарайян и Зиндху достали свои румели.

Я знала, что движения мои бесшумны. И уверена, что и мои товарищи двигались столь же тихо. Но, когда мы вошли, Джа вскочил со своих подушек и бросился между Нарайяном и Зиндху, раскидывая их в разные стороны. Затем он кинулся на меня. В спальне горела лампа, так что он видел нас достаточно хорошо, чтобы узнать.

Какой же он неисправимый идиот, этот Джахамара Джа. Он даже не закричал. Все, что он сделал, – так это попытался улизнуть.

Рука моя дернулась в сторону желтого треугольника у талии, затем взметнулась вверх и сделала бросок. Словно живой, мой румель змеей обвил его шею. Я схватила свободный конец и, туго затянув петлю, обмотала тканью запястья, ни на минуту не выпуская ее из рук.

Но, будь я одна, мне ничто бы не помогло – ни удача, ни интуиция, ни судьба. Джа обладал огромной силой, он вполне мог бы вытащить меня наружу. Или стряхнуть.

Но Нарайян и Зиндху схватили его за руки и повалили наземь. Дело сделала бычья сила Зиндху, а Нарайян помогал ему заломить жрецу руки.

Упершись коленями в спину Джа, я старалась не дать ему возможности дышать.

Чтобы окончательно задушить человека, требуется какое-то время. Движения опытного душителя обычно столь быстры, что смерть наступает почти мгновенно. Но мне пришлось держать румель довольно долго, пока Джа мучился. У меня затекли плечи и руки, прежде чем он дернулся последний раз.

Нарайян освободил меня. Я дрожала от напряжения, ощущая нечто сходное тому, что испытываешь после оргазма. Ничего подобного тому, что я только что совершила, мне до сих пор делать не приходилось. Я сделала это собственными руками, без всякого волшебства, без обычного оружия. Нарайян усмехнулся. Ему это чувство было знакомо. И он, и Зиндху выглядели неестественно спокойными. Зиндху прислушивался, пытаясь определить, не вызвали ли мы переполох. Мне казалось, мы здорово шумели, особенно когда боролись, но, судя по всему, волновалась я напрасно. Никто не явился. Никому не было до нас дела.

Зиндху бормотал какие-то заклинания. Нарайян на минуту задумался, затем посмотрел на меня и снова ухмыльнулся. Кивнул головой.

Зиндху на четвереньках ползал среди того беспорядка, который мы устроили у Джа. Очистив небольшое пространство, он еще раз осмотрел все вокруг. Пока я наблюдала за Зиндху, пытаясь понять, что он такое затеял, Нарайян извлек из-под темного облачения, которое он надел специально, странный предмет. На конце этого инструмента было что-то вроде молотка и одновременно кайла, и весило оно по меньшей мере фунта два. А может, и больше, если оно было вылито из серебра и золота; очевидно, так и было. По крайней мере складывалось такое впечатление. В его рукоятку из черного дерева, отделанную слоновой костью, были вкраплены рубины. Отражая свет лампы, они сверкали, словно капли свежей крови. Тихо и не очень методично Нарайян стал постукивать им по земле.

Этот инструмент был явно не предназначен для этого. Уж я-то умею отличить инструмент от предмета культа, даже если он мне незнаком.

Нарайян взрыхлил землю. Зиндху с помощью оловянной миски вычерпал землю и высыпал ее на ковер, который он предусмотрительно перевернул, стараясь не сорить вокруг. Я никак не могла взять в толк, что у них на уме. А они были слишком заняты своим делом, чтобы тратить время на объяснения. И все время они напевали что-то вроде литании. Что-то насчет предзнаменований и пророчества ворон, то и дело упоминая Дщерь Ночи и еще кого-то.

Мне оставалось только наблюдать.

Время шло. На минуту я встревожилась, когда снаружи менялась охрана. Но стражники обменялись лишь парой слов, и новый караул не заглянул в шатер. Услышав глухой удар и сдавленный хруст, я повернулась посмотреть, чем заняты мои товарищи.

Они вырыли яму. Почти три фута в глубину и не очень широкую. Для чего – я не могла понять.

Они показали мне.

Повертев перед моими глазами своим инструментом, Нарайян стал дробить молотком своего инструмента кости Джа. Точь-в-точь как тогда в ложбинке делал это камнем Рам с телом убитого мной воина.

– Прошло довольно много времени с тех пор, как я делал это последний раз, но навыка не утратил, – прошептал Нарайян.

Поразительно, но оказывается, можно, раздробив конечности и сложив их, превратить тело огромного человека в малюсенький узелок.

Распоров напоследок живот Джа, они поместили «узелок» в яму. В довершение Нарайян ткнул кайлом в череп мертвеца. Он вытер свой инструмент, и вместе они закидали яму с останками Джа землей, а затем хорошенько ее утрамбовали. Через полчаса не осталось никаких следов. Они положили ковры на место, сложили оставшуюся грязь в узел и в первый раз за все это время взглянули на меня. Мой безмятежный вид их явно удивил. Они ждали, что их действия вызовут во мне ярость или отвращение. Или что-то вроде этого. Одним словом, какие-то проявления женской слабости.

– Изуродованные трупы мне приходилось видеть и раньше.

Нарайян мотнул головой. Похоже, он был доволен. Трудно сказать.

– Нам предстоит еще выбраться отсюда.

Факелы, горящие снаружи, указывали, где находятся стражники. Они были на своих местах. И если мое заклинание сработает опять, нам удастся уйти незамеченными.

По дороге к лагерю Нарайян и Зиндху разбросали грязь из шатра.

– Ваш румель сработал чисто, Госпожа, – заметил вдруг Нарайян и добавил что-то еще речитативом, обращаясь к Зиндху. Тот нехотя кивнул.

– Зачем вы закопали его? – спросила я. – Ведь никто не узнает, что именно с ним произошло. Я хотела, чтоб его смерть послужила уроком для других.

– Если бы мы оставили его как есть, определить убийц было бы легче легкого. Косвенные намеки гораздо страшнее, чем факт. Лучше, если обвинения в ваш адрес ограничатся сплетнями.

Может, они и правы.

– А зачем вы размозжили ему кости и вспороли живот?

– Чем меньше могила, тем труднее ее найти. А живот – чтоб не распух. Если не вспороть, труп так может разбухнуть, что земля вздымается. Или лопается и выделяет газ, и могилу легко найти по запаху. Особенно для шакалов – те просто выкапывают покойников и разбрасывают повсюду куски мяса.

Практично. И, логично. И очевидно, потому что он объяснил предельно четко. Никогда раньше мне не приходилось сталкиваться с проблемой, как и куда следует прятать труп. Теперь я могла опереться на знания вполне практичных и, несомненно, опытных убийц.

– В скором времени нам предстоит с вами разговор, Нарайян.

Он опять состряпал улыбку. Скажет он мне правду, как же.

Мы проскользнули в свой лагерь и разошлись. Спала я отлично. В снах не было ощущения обреченности и отчаяния. В одном из них ко мне подошла красивая смуглая женщина, которая прижала меня к себе и, гладя, хвалила меня за то, что я такая умница. Я проснулась, чувствуя себя отдохнувшей и полной энергии. Утро было прекрасным. И мир казался особенно ярким и разноцветным.

И мои упражнения в колдовстве прошли замечательно.

Глава 19

Бесследное исчезновение такого авторитетного жреца, как Джахамар Джа, – хотя, с моей точки зрения, он был самым заурядным противником, которого я воспринимала лишь как слабую карикатуру на мужчину, – потрясло множество людей, населяющих местность у брода Гойи. Шепотом передавали друг другу, что Джа строил козни против меня и Радиши, и именно это решило его судьбу. Я эти сплетни не распространяла, Нарайян также отрицал свою причастность к ним. Два дня спустя после того, как мы закопали Джа, абсолютно все были убеждены, что его устранение – моих рук дело. Но никто не знал, как именно я с ним расквиталась. Люди были напуганы.

Все это сильно повлияло на Ножа. У меня создалось впечатление, что он решил, будто я прошла через некий обряд посвящения, и теперь он мог полностью отдать себя моему делу. Я была довольна, хотя меня удивляло, почему он столь люто ненавидит жрецов. Я велела Нарайяну распространить слух о том, что мне все еще нужны люди, особенно умелые наездники. И в отряд вступили еще двести шадаритов, а также около пятисот воинов, принимавших участие в сражении при Дежагоре, хотя многие сделали это, желая получать регулярное питание и занять устойчивое положение в иерархической системе. Система каст в Таглиосе способствовала зависимости от иерархии. Из-за повсеместного хаоса отсутствовали абсолютно все блага, которые подразумевает общественная стабильность, зато появилась масса трудностей.

Я велела Нарайяну подумать о том, как можно расширить границы лагеря. Нам становилось тесно. А Ножу я приказала выявить потенциальных командиров. Их тоже требовалось все больше и больше.

Таглианцы не уставали удивлять меня. Хотя в основе своей их мышление оставалось миролюбивым, они восхищались тем, с какой легкостью, не задумываясь, я расправлялась со своими врагами. Чем больше было насилия, тем больше восторга оно у них вызывало. Если, конечно, им самим ничего не угрожало.

На третье утро после гибели Джа Радиша прислала за мной. Беседа наша была краткой и не имела никаких последствий, однако после нее у меня появилась уверенность, что Копченый был больше чем фокусником. Он достаточно ловко сумел проникнуть сквозь завесу времени, чтобы убедиться в том, что исчезновение Джа – моих рук дело. Он казался необычайно вымотанным. И Радишу я впервые видела столь напуганной.

Она понимала, что ситуация выходит из-под ее контроля.

В ту ночь она, Копченый и несколько верных ей людей тайком перебрались через Мейн и отправились на север. Лебедя и Махера она оставила в крепости, чтобы никто не заметил ее отсутствия. Но напрасно она пыталась меня обмануть. Нарайян донес мне о ее действиях, прежде чем она успела подойти к реке.

День был примечателен еще и тем, что в отряд вступили первые новобранцы. Их было всего трое. Двое из них – друзья Нарайяна. Это свидетельствовало о том, что весть об отряде распространяется все дальше и что таглиаццы готовы присоединиться к нам в нашей борьбе.

Боевая подготовка проводилась с удвоенной энергией. Я, как и прежде, старалась, чтобы люди воспитывались в духе преданности товарищам и командиру – остальные привязанности следует забыть.

Большее число добровольцев было из бывших рабов. Они особо отличались на учениях. Им было нечего терять, ибо их мир был уничтожен Хозяевами Теней. Я думала, что надо послать надежных людей в дельту Мейна на поиски тех, кто не имел тесных связей с Таглиосом.

Нарайян и Зиндху сообщили мне, что Радиша строит козни. Выслушав их, я сказала:

– Присядьте. Настало время для разговора.

Они поняли меня. Вопреки моим ожиданиям, на их лицах не было уныния. Они уже переговорили между собой и решили открыться.

– Итак, кто вы такие и каковы ваши планы?

Нарайян набрал в легкие воздух – он избегал смотреть мне в глаза.

– Госпожа. Мы – Обманники. Мы исповедуем культ богини Кины, хотя у нее много имен и много обличий, но единственная истина для ее последователей – смерть. – Он пустился в пространное объяснение сути учения и связи его с культами Таглиоса и соседних государств. Все это было такой же несусветной чепухой, как и теории происхождения и характеристики наиболее мрачных богов. Совершенно очевидно, что представления Нарайяна в этой области не отличались глубиной. Выслушав его разглагольствования, я поняла лишь, что он и Зиндху поклонялись Кине.

После некоторого давления оба признались, что поклонение богине подразумевало совершение убийств. Зиндху осмелился вставить слово:

– Нарайян – джамадар секты Джангдор, он пользуется большим авторитетом среди нас, Госпожа! – Видимо, он решил нарушить возникшую паузу, полагая, что неудобно человеку самому похваляться своими достижениями. – Он помог перейти в рай более сотни душ.

– Ста пятидесяти трем, – скромно и лаконично уточнил Нарайян. Было ясно, что похваляться этим он не считал зазорным. 

– В рай? А поточнее нельзя?

– Те, чьи жизни приносятся в жертву этой богине, освобождаются от Колеса Жизни и прямиком попадают в рай.

Теория Колеса существовала у гуннитов. Согласно ей, жизнь человека идет как бы по кругу, он рождается помногу раз до тех пор, пока его благие деяния не перевесят совершенных им дурных поступков. Только тогда он получает освобождение. Но попадает отнюдь не в рай. Потому что концепции рая у гуннитов просто не было. Они считали, что те, кому удалось вырваться из Колеса Жизни, становились частью производящей силы, создавшей богов Света. Тех самых богов, которые, в свою очередь, являлись защитниками этой силы в бесконечной борьбе против Тьмы. А та может быть побеждена только тогда, когда производящая сила преисполнится нужным количеством добрых душ. Тьма, конечно, противостоит ей, побуждая людей совершать зло.

Рай присутствовал в учении Ведны и первоначально являлся плодом воображения юношей, находящихся в поре созревания, и похотливых старцев. Там было все, о чем только может мечтать мужчина в этом суровом мире. Одна из обещанных утех в нем – девственники и девственницы, готовые во всем услужить вознесшимся, так что поразвлечься в вечности было чем.

По Beдне, женщинам вход в рай был запрещен, ибо душ у них нет. Боги создали женщин для того, чтобы они вынашивали детей, удовлетворяли похоть мужчин, трудились в поте лица до самой смерти, которая, как правило, была преждевременной.

Из всех культов Таглиоса учение Ведны имело наиболее четко выраженный антифеминистский характер, но оно же было и наиболее гибким. В нем присутствовали женщины-святые и героини. Из всех моих воинов наиболее легко подчинялись почитатели именно этого культа, а не гунниты или шадариты. Веднаиты уже возвели меня в ранг святых – покровителей воинов – Исмалла (всего их было три, носили они одно и то же имя, принадлежали к одному роду и жили в одном веке, но в разное время, примерно восемьсот лет назад).

Что касается моих родных мест, то и там дела с религиозными культами обстояли весьма туманно. Я не пыталась критиковать убеждения таглианцев, но мне хотелось разобраться в них. Это многое дало бы мне.

По утверждению Нарайяна, все религии проистекают из культа Кины. И то, что мне приходилось до сих пор видеть, было лишь следствием влияния этого культа-первоосновы.

– Госпожа, известно, что в Книгах отражены истории Детей Кины, относящиеся к древнейшим временам, когда люди только узнали письменность, и что некоторые из этих Книг написаны на языках, на которых уже десять тысяч лет никто не говорит.

– Что это за Книги? И где они находятся?

– Их иногда называют Книгами Мертвых. Полагаю, теперь они утрачены. Детям Кины когда-то здорово досталось. Великий бог войны Редрейнак основал огромную империю. Он оскорбил Кину, и та решила отомстить ему. Но случайно Редрейнаку удалось спастись, и он начал беспощадную войну против нее. Хранителям Книг пришлось тайком бежать. На тех же, кто знал об их местонахождении, Редрейнак обрушил свою ненависть. Потом святой Махтнатан дан Джакель переломал ему шею своим серебристым румелем, но это произошло много позже.

Тут Зиидху произнес что-то вроде поминальной молитвы, мягко и нежно.

– А кто это – Махтнатан? – спросила я.

– Он был единственным, у кого был серебристый румель. Из всех Обманников лишь ему удалось отправить в рай более тысячи душ.

А Зиндху произнес все тем же ласковым голосом:

– Каждый, кто впервые нацелил свой румель и познал экстаз слияния с Киной, стремится достичь высот Махтнатана.

– И пусть удача сопутствует ему, – опять расплылся в ухмылке Нарайян, – ибо Махтнатан не только освободил нас от страшного врага, нашего преследователя, но и остался после этого цел. Он прожил потом еще сорок лет.

Они рассказывали мне одну легенду за другой, одну историю за другой, а я слушала их с тем же интересом, с каким отнесся бы к ним Костоправ. Нарайян не уставал утверждать, что где-то сокрыты правдивые записи этих событий и на протяжении многих поколений пределом мечтаний каждого джамадара является найти их.

– Госпожа, сегодняшний мир немощен. Самыми могущественными в нем являются Хозяева Теней, но и они не сознают, что делают. В Книгах же… Считается, что в них сокрыто много тайн. Описаны утраченные искусства.

Мы опять заговорили о Книгах. Не то чтобы я всему верила. Мне и раньше приходилось слышать легенды о книгах, наполненных потрясающими тайнами. Но меня поразил рассказ о месте, где их спрятали.

Судя по описанию Нарайяна, оно было очень похоже на те пещеры, которые я видела в своих снах.

Может, мне и придется когда-нибудь всерьез заняться изучением культа Кины. После того как я почувствую себя в безопасности в этом мире.

Нельзя сказать, что я только и жила мечтой, как в один прекрасный день явится Нарайян и наконец приоткроет мне тайну Кины, Я немало разговаривала с самыми разными людьми, расспрашивала их и уже составила довольно ясное представление об этом культе, основываясь на мнениях тех, кто не был его последователем.

Каждый таглианец знал о Кине и верил в ее существование. И о Душилах тоже знали все. Но общее мнение о них было таково: они – бандиты и разбойники, а вовсе не фанатически верующие. Почти никто не верил в их существование по сей день. Считалось, что их истребили еще в прошлом веке.

Я сказала об этом Нарайяну. Тот только улыбнулся в ответ:

– В этом наше преимущество, Госпожа. Никто не верит в то, что мы есть. Вы же видите, что ни я, ни Зиндху ничего не скрываем. Наоборот, мы открыто заявляем всем и каждому, что мы – те самые знаменитые страшные Душилы и не дай бог кому-нибудь вывести нас из себя. Но нам никто не верит. Однако нас боятся, потому что рассказы о Душилах все еще ходят среди людей, и кто знает – а вдруг мы выкинем что-нибудь в подражание Душилам прошлого.

– Но есть и те, кто верит в вашу секту. – Подозреваю, что к числу последних относились и Копченый, и Радиша, а также некоторые другие высокопоставленные особы.

– Такие есть всегда. И для нас достаточно и их числа.

Ох, коротышка, ну и злодей. И при всем этом он, весьма вероятно, был и вправду торговец овощами, почитаемый в своей общине как добропорядочный гуннит, заботливый отец и добрый дедушка. Но в сезон, когда нет дождей и большая часть населения Таглиоса занимается торговлей в других краях, он тоже отправляется в путь и со своей бандой, которая ничем не отличается от других путешественников, убивает простых купцов при каждом удобном случае. И, без сомнения, проделывает это весьма ловко. Потому его и чтит Зиндху.

Теперь их кастовая система стала мне понятна. Количество убийств, увенчавшихся успехом, лежало в ее основе.

Вероятно, Нарайян был богатым человеком, хотя и скрывал это. Поклонники Кины не только убивали, но и грабили тех, кто становился их жертвой.

Правда, их можно считать более демократичными, чем представителей других культов. Нарайян принадлежал к низшей касте, к тому же имел шадаритское имя, и все же его избрали джамадаром. Объяснялось это тем, что, по мнению Зиндху, Нарайян был чрезвычайно искусным душегубом и пользовался благосклонностью Кины. Надо понимать, ему сопутствовала удача.

– Ему даже не нужны выкручиватели рук, – добавил Зиндху. – Только лучшие из обладателей черного румеля умеют убивать так быстро и ловко, что в выкручивателях нет нужды.

Значит, мой лейтенант – живая легенда. Интересно, интересно. «Выкручиватели рук!» В устах Зиндху это звучало вдохновенно.

– В банде много специалистов, Госпожа. Новички занимаются рытьем могил и раздроблением конечностей. И если им не удается овладеть искусством обращения с румелем, многие остаются на этом уровне. Те, кто получает желтый румель, относятся к низшей касте, они, так сказать, подмастерья. Убивать им дозволяется редко, в основном же их используют как выкручивателей, помогающих тем, кто владеет красным румелем, а также как разведчиков, выискивающих потенциальные жертвы. Душат же обладатели красного румеля. Но лишь немногие достойны черного румеля. Они становятся жрецами и джамадарами. Жрецы совершают священные обряды, читают знамения, ходатайствуют перед Киной и ведут записи или, хроники своего отряда. Они же, в случае необходимости, совершают и суд.

– Я не был жрецом, – заметил Нарайян. – Чтобы стать им, необходимо образование.

Жрецом не был, а рабом был. И сумел добиться черного румеля. Интересно, не мстил ли он своим угнетателям, тихо переправляя их души в «рай»?

– Иногда да. Если выдавался удобный случай, – признался Нарайян. – Но Кина учит, что убивать следует во славу ее, а не без разбора, в порыве своего гнева. Мы также избегаем убийств по политическим мотивам, если, конечно, речь не идет о безопасности нашего братства.

– Забавно. И как много последователей этого культа, по вашим предположениям? 

– Трудно сказать, Госпожа. – Нарайян почувствовал некоторое облегчение, когда разговор принял характер вопросов и ответов. – Мы объявлены вне закона. Как только мы приносим клятву Кине, мы тем самым подписываем себе смертный приговор. Джамадар знает, сколько человек в его банде, и поддерживает связь с другими джамадарами, но сколько существует Команд и насколько они сильны, он не имеет никакого представления. Есть определенные опознавательные знаки, по которым мы узнаем друг друга, равно как и способы связаться друг с другом, но вместе мы собираемся редко и далеко не все. Слишком велик риск.

А Зиндху присовокупил:

– Нашим великим собором является Фестиваль Огней. Каждая команда посылает на него своих представителей для участия в священных обрядах, которые проходят в роще Предначертания.

Нарайян сделал тому знак помолчать.

– Это большой религиозный праздник, который, в сущности, мало чем отличается от аналогичного праздника шадаритов. На нем присутствуют вожди многих племен, но рядовых членов – немного. И разумеется, на него являются жрецы. Там принимают общие решения, решаются спорные вопросы, но, я предполагаю, лишь одному из двадцати удается попасть на Фестиваль. По моим подсчетам, на сегодняшний день у Кины от тысячи до двух тысяч последователей, причем большинство их живет на территории Таглиоса.

Тогда их не так уж много. И лишь меньшинство можно считать настоящими убийцами. Однако если бы мне удалось завладеть этой темной силой, каким бы мощным оружием я располагала!

– А вот главный вопрос, Нарайян. Так сказать, не в бровь, а в глаз. Мне в этом какая роль уготована? И почему вы присоединились ко мне? С какой целью?

Глава 20

Карканье и шум крыльев разбудили Костоправа. Он поднялся и выглянул наружу. Призрачный рассвет пробивался сквозь сумрачный туман леса.

Вернулась Душелов. Черные жеребцы были взмылены. Им пришлось долго скакать, и гнали их немилосердно. Ведьму сразу атаковали пронзительно вопящие вороны. Ругаясь и отмахиваясь от них, она позвала Костоправа. Выйдя на ее зов, он спросил:

– Где ты была? В твое отсутствие кое-что произошло.

– Судя по всему – да. Я ездила за твоими доспехами. – И она указала на второго жеребца.

– За моими доспехами? Зачем? Так ты была в Дежагоре?

– Затем, что они нам понадобятся. Расскажи лучше, что произошло.

– Как там они? Я имею в виду своих ребят.

– Пока неплохо. Лучше, чем я ожидала… Может, еще какое-то время продержатся. А вот Тенекрут не в лучшей форме. – В ее голосе звучало раздражение. Но через минуту она заговорила, словно капризное дитя: – Так расскажи же. Эти птицы будут каркать целую вечность – как будто можно что-то понять, когда они тарахтят все сразу.

– Вчера тут проехал Ревун.

Она подняла деревянный ящик до уровня глаз, но лицо внутри его ему не показала.

– Ревун? А ну-ка, расскажи поподробней.

Он выполнил ее просьбу.

– Итак, игра становится все более захватывающей. Как это Длиннотени удалось выманить его из болот?

– Не знаю.

– Да это я так, сама себе. Пойдем, Костоправ. Я устала. Меня и так расстроили.

Он пошел вслед за ней.

Ему вовсе не хотелось испытывать ее терпение. Душелов немного потолковала с воронами. Стая была такой плотной, что ее самой не было видно из-за них. Как-то ей удалось внести в этот хаос некоторый порядок. Минутой позже башня задрожала от хлопанья многих тысяч крыльев. Черное облако унеслось к югу.

Душелов вошла внутрь. Костоправ держался в отдалении, помалкивая. На свете существовало мало вещей, которыми его можно было запугать, но зачем дразнить кобру?

Наступило утро. Костоправ проснулся. Душелов, судя по всему, спала еще крепким сном. Он отбросил искушение. Да и соблазнительная мысль о побеге ненадолго задержалась, так, только мелькнула. Эту змею врасплох не застанешь. Она, может статься, вообще не спит. Отдыхает, скорее всего. Или проверяет его. Он вообще ее спящей никогда не видел.

Костоправ занялся завтраком.