Суровые времена Кук Глен
– Я чувствую дыхание богини.
Тут и я на миг почуял нечто, помимо вони испражнений, немытых тел и мертвечины.
– О, – шепнул Зиндху. – Вот оно…
Я взглянул, куда он указывал.
«Оно» происходило в большом шатре, принадлежавшем Хозяину Теней. В воздухе вспыхнули огни странного цвета.
– Наверное, приготовил что-то особое…
Может быть, выследил Госпожу…
Зиндху всхрюкнул. Похоже, ему местные условия шли лишь на пользу.
Сполохи сверкали довольно долго, но не привлекли ничьего внимания. У меня возникли подозрения. На мне все так же лежало Гоблиново заклятье от сонных чар. Значит?..
Я подполз к загородке и, не получив удара древком копья, понял: лагерь вправду зачарован.
Вода, принесенная Зиндху, быстро придала мне сил и заставила мозги ворочаться быстрей. Очевидно было, что теперь, когда никто не мешает, самое время прекратить злоупотреблять Тенекрутовым гостеприимством. Я начал протискиваться меж брусьев ограды.
Желудок протестующе заурчал. Я не обратил на это внимания. Зиндху схватил меня за руку. Хватка у парнишки оказалась железной.
– Подожди.
Что за черт? Ладно, жду. Рука-то – одна из моих любимых. Не хотелось бы лишаться ее общества.
Громадный желток луны выполз на небо с востока. Зиндху, не отпуская меня, глядел в сторону большого шатра.
Откуда-то с высоты раздался пронзительный вопль.
– Ети-ит-т-твою. Только не это… – пробормотал я.
Удивленный Зиндху отпустил меня и уставился в небо.
– Это – Ревун, – пояснил я. – Плохо дело. По части жестокости Тенекруту у него еще поучиться стоит.
Тут откинулся полог Тенекрутова шатра, и наружу вырвались люди. Некоторых из них я узнал – как не узнать дикую русую шевелюру Лозана или же Госпожу, под чьими мягкими волосами гнездится столь жестокий разум… На шаг позади нее блестела в лунном свете эбеново-черная кожа Ножа. Прочие были мне незнакомы. В руках они держали нечто, оказавшееся при более внимательном рассмотрении частями человечьего тела.
Сонные чары, наведенные на скорую руку, рассеялись. Южане повскакали с мест, спрашивая друг у друга, что стряслось. Едва они нашарили свое оружие и доспехи, залязгало железо.
Один из спутников Госпожи, здоровенный шадарит, залопотал что-то о преклонении пред истинной Дщерью Тьмы.
Зиндху хмыкнул. Похоже, ничем этого парня не проймешь. Все слопает, не подавившись.
Он более не держал меня, однако для бегства не оставалось ни сил, ни желания.
60
Госпоже с ее треклятой шайкой удалось добиться своего. Наглость – второе счастье. Проникнув в лагерь, они убили Тенекрута, а будучи схвачены, поведали южанам, что вся их затея обречена и далее им не стоит предпринимать ничего. Я не присутствовал при их общей беседе: кишки взяли верх над любознательностью.
Наши бывшие стражи решили выслужиться перед Госпожой и повели к ней.
Нож узнал нас сразу.
С виду он вполне мог показаться одним из наров – высокий, черный, мускулистый, без единой унции жира. Немногословен, однако выглядит внушительно. Происхождение его был неясно. Он пришел в Таглиос с Лозаном и Корди Мотером, спасшим его от крокодилов где-то в семи тысячах миль к северу от таглиосских земель. Одно все знали наверняка, да и сам Нож не скрывал своей ненависти к жрецам – всем вместе и каждому в отдельности. Было дело, я считал его атеистом, ненавидящим саму идею богов и веры, но потом убедился, что ненависть его распространяется лишь на последователей религии. Наверное, было что-то такое в его прошлом…
Но теперь это неважно. Нож забрал нас с Зиндху у стражей.
– Несет от тебя, Знаменосец.
– Так позови служанок, пусть приготовят ванну.
Я и вспомнить не мог, когда в последний раз мылся. В Деджагоре воды на подобное баловство не было.
Теперь-то, конечно, можно мыться, сколько хочешь. Хотя вода наверняка не чиста.
Нож снабдил нас чистой одеждой, изъятой у южных офицеров, дал возможность помыться и отвел к недоученным полевым лекарям, коих Ворчун пытался натаскать для таглиосских частей. О том, как лечить понос, они знали еще меньше моего.
Госпожа приняла нас лишь днем. Она уже знала, что пленные – беглецы из города.
– Почему ты бежал, Мурген? – резко спросила она.
– Я не бежал. Мы решили, что кто-то должен пойти и разыскать тебя. Этим кем-то и посчастливилось стать мне… – Она была в скверном настроении и, похоже, сама чем-то захворала, значит, шутки надо оставить. – Одноглазый с Гоблином посчитали меня единственным достойным доверия и имеющим шанс пробраться к тебе. Сами они уйти не могли. Ну а я не справился.
– Отчего вообще возникла нужда посылать кого-либо?
– Могаба вообразил себя живым богом. Вода окружила нас, преграждая южанам путь к городу, и теперь ему нет нужды уживаться с теми, кто не согласен.
– Черные уверены, что служат богине, госпожа, – сказал Зиндху. – Но ересь их смешна. Они – даже хуже неверующих.
Я навострил уши. Может, узнаю побольше о его единоверцах? Не слишком они мне нравятся. И еще не выяснено, не они ли похитили меня и пытались убить Могабу.
Однако я не мог представить, для чего бы им это понадобилось.
Зиндху переговорил с Госпожой. Ответы Зиндху на ее вопросы ничего для меня не прояснили.
Один раз Госпожа прервала допрос из-за тошноты. Маленький, тощий старикашка по имени Нарайян, вертевшийся поблизости, отчего-то несказанно обрадовался этому. Кстати, Зиндху оказывал старикашке заметное почтение.
Радоваться было нечему. То немногое, что знал я о их культе, убеждало: не хочется мне, чтоб они влияли на моих капитанов.
Допрос завершился. Дружки Ножа увели меня, поместив к Лебедю с Мотером. Это означало, что можно, наконец, поговорить на нормальном языке, однако вскоре я почувствовал себя всеми забытым.
– Что дальше будем делать? – спросил я.
– Не знаю, – отвечал Лебедь. – Мы с Корди просто тащимся за Ее Сиятельством, делая вид, что вовсе не наблюдаем за ней по поручению Прабриндраха Драха с Радишей.
– Делая вид?
– Что толку от соглядатая, который каждой собаке известен? Хотя это в основном заботы Корди. Это он у нас с Бабой в ладушки играет…
– То есть это не просто сплетни? Он вправду с этой самой Радишей?..
– Что, трудно поверить? Да, рожа у нее… Эй, Корди! Где там картишки? Тут объявился пижон, который думает, что умеет в тонк…
– Думает? Лебедь, если ввяжешься со мной в игру, так еще решишь, что это я ее изобрел…
Мотер был довольно скромным типом порядочного роста, с волосами цвета имбиря, выделявшимся на общем фоне лишь оттого, что был белым в стране, где разве что гаремных девочек с рождения прячут от солнца.
– Опять у Лозана язык вперед головы забегает? – спросил он.
– Надо думать. Да я карьеру сделал, благодаря исключительно тонку. Если не можешь обыграть бродячего шулера, рискуешь из Отряда вылететь.
Мотер пожал плечами:
– Ну, так ты живо Лозану шею своротишь. Держи, сдавай. А я схожу узнаю: может, и наш могучий генерал Нож с нами сядет.
– Отсюда ему Госпожу будет не видно, – проворчал Лебедь.
По тону очень уж походило на реплику относительно того, что зелен виноград… Усмешка Мотера подтвердила мои догадки.
– Да что в ней такого? – спросил я. – Всякий, кто хоть пять минут возле нее покрутится, тут же слюни развесит, язык вывалит и все вокруг перестает замечать. Вот я – сколько лет был с ней, и вижу, что все у ней при ней и все на месте, так что лучше не надо, однако все равно не мог бы до такого дойти, даже не будь она Госпожой и женой Старика.
Ну, последнее не совсем верно: через меч перепрыгнуть они так и не удосужились…
Лебедь стасовал колоду.
– Снимешь?
Сниму. Всегда снимаю. Одноглазый приучил.
– Неужто ты вправду не чувствуешь? – спросил он. – Стоит ей мимо пройти, у меня в голове все плывет. А раз она теперь вдова…
– Не думаю.
– Что?
– Какая же она вдова, Костоправ-то жив.
– Ч-черт, и тут не везет… А хочешь, сложим сейчас колоду так, чтоб Корди поначалу решил, что выиграет, и разденем его?
Стоило мне покачать головой, он пожелал узнать, отчего я считаю, что Ворчун жив. Некоторое время я уклонялся от определенного ответа, и тут вернулся Мотер.
– Нож занят. Ищет позицию, с какой удобней рассматривать нашу колдунью. Лозан, ты небось снова колоду подмешал? Баловство это пустое; пересдай.
– Ну не история ли всей моей жизни? – проворчал я. – Глядите.
У меня на руках были два туза, две десятки и тройка. Автоматический выигрыш; такой расклад не бьется.
– И ведь совершенно честно…
– Неважно, – хихикнул Лебедь. – Все равно оно тебе ничего не стоило.
– Это точно. А чего бы вам, ребята, не навестить Деджагор? Я бы вам по кружечке пивка поставил. Одноглазый у нас варку наладил…
– Ха! Конкуренция?
Лебедь с Мотером, едва прибыв в Таглиос, занялись пивовареньем. Сейчас они это дело оставили. Одной из причин было то, что жрецы всех конфессий запретили пастве употребление спиртного.
– Это вряд ли. Проку от его пива – только доход в его карман.
– То же было и с тем, что мы варили, – сказал Мотер. – Папочка мой, пивовар, в гробу переворачивался всякий раз, как мы закупоривали новый бочонок.
– Однако ни капли даром не пропало, – возразил Лебедь. – Едва оно дозревало, мы снимали пену и все выливали в таглиосские глотки. Ты не шибко-то верь насчет папочки. Старик Мотер был податным чиновником и таким тупым, что даже мзды не брал.
– Заткнись и сдавай. – Мотер сгреб свои карты. – Домашнее-то он варил. А вот Лебедев старик вообще был угленосом.
– Зато симпатичным и всеми любимым. И я унаследовал его лучшие черты.
– Ты скорее в мамашу пошел. Если чего-нибудь со своей шевелюрой не сделаешь, тебя скоро кто-нибудь в гарем утащит.
С этой стороны я их раньше не видел. Однако слишком расслабляться в их компании не стоит – это не Отряд. Потому я молча сосредоточился на игре; пусть рассказывают, как жили, пока не осела на их башмаки пыль больших дорог, заставив пуститься по свету.
– А ты, Мурген? – спросил Лебедь, поняв, что выигрываю я куда чаще, чем проигрываю. – Сам-то ты откуда родом?
Я рассказал им, как рос на ферме. В жизни моей не бывало ничего интересного, пока я не решил, что не желаю крестьянствовать. Тогда я записался в одну из армий Госпожи, понял, что и там мне не нравится, дезертировал и поступил в Черный Отряд, где только и мог укрыться от разыскивавших меня профосов.
– Жалел когда-нибудь, что ушел из дому? – спросил Мотер.
– Каждый божий день. Каждый… Выращивать картошку – скучно и утомительно, зато она не воткнет нож в спину. Дома я вряд ли когда голодал, всегда жил в тепле, да и помещик нас особо не прижимал. Он, прежде чем взять, что причитается, всегда глядел, достанет ли арендаторам на зиму… Да и жил-то немногим лучше нашего. А магию мы видели только ту, что бродячие фокусники на ярмарке показывают…
– Так чего ж не вернешься домой?
– Не могу.
– Если держаться с оглядкой, не выглядеть богатым и никого не задевать, можно почти везде пройти без задоринки. Мы же прошли…
– Не могу, потому как дома-то больше нет. Через пару лет после моего ухода там прошла армия мятежников.
А после – и Отряд, по дороге из какого-то мерзкого места в другое, тоже не обещавшее радостей. Вся страна была превращена в пустыню во имя свободы от тирании империи Госпожи…
61
Госпожа прислала за мной только через шесть дней. За это время я избавился от насекомых и малость отъелся, заново набрав несколько фунтов, но все же выглядел, словно из ада сбежал. Собственно, примерно так оно и было…
Госпожа тоже выглядела не бог весть как. Утомленная, бледная, подавленная – наверное, до сих пор превозмогала хворь, от коей ее в прошлый раз рвало. Она не стала тратить времени на пустую болтовню.
– Я посылаю тебя назад, в Деджагор, Мурген. Мы получили тревожные вести о Могабе.
Я кивнул. Сам уже кое-что слышал. Каждую ночь озеро пересекали новые плоты. Дезертиры и беженцы – все как один удивлялись, узнав, что Тенекрут мертв, а армией его, тоже изрядно истощенной повальным дезертирством, командует Госпожа.
Госпожа – дамочка серьезная. По-моему, она просто не хотела снимать проблемы, чтоб Могаба решал ее сам. Невзирая на то, во что это обойдется Таглиосу и Черному Отряду.
– Зачем?
Не слишком-то умно было бы так – любой ценой. Все наши таглиосцы оставили дома родню. Многие – люди видные и состоятельные, таким-то прежде всего выгодно защищать родную землю…
– Мне нужно, чтобы ты просто вернулся и продолжал начатое. Но – записывай все. Оттачивай мастерство. Держи Отряд в сплоченности. И будь готов ко всему.
Я хмыкнул. Не то бы хотелось услышать, учитывая, что осаду можно прекратить хоть сей момент.
Госпожа почувствовала мой скрытый протест, слабо улыбнулась и внезапно взмахнула рукой.
– Спать, Мурген.
И я рухнул, где стоял.
Все та же старая, зловещая…
В голове клубилась густая муть. Таглиосцы, помогавшие мне выбираться из Деджагора, вовсе были словно зомби. Все время молчали и даже, казалось, не замечали ничего вокруг.
– Ложись! – негромко приказал я. – Патруль идет.
Они выполнили приказ, но двигались, словно до предела накурившись дури.
Патрулей стало немного, и избегать их внимания не представляло труда. Да и все равно – в их задачу не входило задержание тех, кто бродит вокруг. Берега озера мы достигли без происшествий.
– Отдыхаем, – распорядился я. – Ждем темноты.
Я не был уверен, стоило ли пересекать холмы днем. Просто не помню, как мы вышли.
– Я что, очень странно себя вел? – спросил я.
Таглиосец, что повыше ростом, медленно, неуверенно покачал головой. Он понимал в происходящем еще меньше моего.
– Я себя чувствую так, словно лишь пару часов назад вышел из непроглядного тумана, – сказал я. – Помню, как нас схватили. Помню что-то вроде боя. А вот как ушли – не помню…
– Я тоже, господин, – сознался тот, что пониже. – Только у меня такое чувство, что надо поскорей вернуться к товарищам. Уж не знаю почему.
– А ты что скажешь?
Высокий, сдвинув брови, кивнул. А ведь так старался вспомнить, что жила чуть не лопнула от натуги.
– Наверное, – предположил я, – Тенекрут что-то сделал с нами и отпустил. Об этом стоит помнить. Особенно если возникают побуждения, коим сам удивляешься.
После наступления темноты мы прошлись вдоль берега, нашли плот и, погрузившись на него, устремились к Деджагору. И немедленно поняли, что на шестах никуда не придем. Слишком уж было глубоко. Кончилось дело тем, что мы приспособили шесты и обломки досок под некое подобие весел. Полночи ушло на переправу, а затем, естественно, все пошло к чертям.
Одноглазый, стоя на часах, коротал время с возлюбленной своей баклажкой пива. Услышав плеск воды и оклики с просьбой помочь подняться, он вообразил, что все орды зла ополчились на него, и принялся пускать в воздух огненные шары, так что любой стрелок средней руки легко нашпиговал бы нас стрелами.
Одноглазый узнал меня почти сразу – мимо просвистело от силы три стрелы. Он заорал, приказывая прекратить стрельбу, но было поздно. Нары с башни над Северными воротами заметили нас.
Мы были довольно далеко, чтоб им удалось разглядеть и лица. Но сама возможность наличия у Старой Команды связей с внешним миром, несомненно, привлечет живейший интерес Могабы.
– А-а, рад видеть, – заговорил Одноглазый, когда я вскарабкался на стену. – Мы-то тебя уж мертвецом числили. Через несколько дней поминки собирались устраивать, ежели время найдется. Замешкался я с этим, потому как дел было много. Раз ты был формально мертв, мне пришлось продолжать вести Анналы.
Он щедро протянул мне свою, две недели не мытую, кружку с пивом. Я от такой чести отказался.
– Да и все ли с тобой в порядке?
– Не знаю. Может, ты сможешь понять.
Я рассказал ему, что смог вспомнить.
– У тебя снова был припадок?
– Если так, то и у двоих прочих – тоже.
– Интересненько… Ладно, завтра об этом поговорим.
– Завтра?
– У меня смена через десять минут, и я намерен малость ухо придавить. Да и тебе поспать не мешает.
Ох, дружище… Что бы я делал, кабы Одноглазый не заботился обо мне?
62
Разбудил меня Бадья.
– Мурген, один из Могабиных людей явился. Говорит, Его Величество желает видеть тебя.
Я застонал.
– Ну откуда столько света?
Накануне я поленился спуститься в подземелья.
– Он здорово зол. Мы-то делали вид, что ты здесь, просто не можешь с ним говорить. Гоблин с Одноглазым иногда двойников твоих на стену выставляли, чтоб нары видели.
– А теперь настоящий Мурген вернулся, а вы и рады его волкам скормить…
– А… Э-э… Так он же никого другого не звал.
То есть от Гоблина с Одноглазым он желает держаться подальше…
– Найди-ка этих друзей и скажи, что они мне нужны. Немедля.
Конечно, ведуны наши, по обыкновению, не торопились.
– Кладите меня на носилки, – велел я, – и волоките в цитадель. Мы сознаемся, что вы обо мне врали, но только оттого, что я был очень серьезно болен. Плот вчера ночью предназначался, исключительно чтоб помыться. А ты подумал, что выйдет смешно, если запустить парочку огненных шаров, пока я без штанов.
Одноглазый собрался было заныть, но я рыкнул, не дав ему начать:
– Я к Могабе без прикрытия не пойду! Ему больше нет надобности с нами нежничать.
– Он будет в плохом настроении, – напророчил Гоблин. – Тут бунты начинаются. С едой стало действительно плохо. Теперь он и рис по зернышку отсчитывает. Даже его отборные таглиосские сержанты разбегаются.
– Значит, все у него распадается на части… Он-то намеревался поразить мир славными победами, а подчиненные не соответствуют его железной воле…
– А мы – что-то вроде филантропического братства? – проворчал Одноглазый.
– Мы никого не убивали, кто сам не напрашивался. Идемте. Пора. И будьте готовы ко всему. Оба.
Однако вначале мы поднялись на стену – и затем, чтобы я мог поглядеть на город при дневном свете, и для того, чтобы нары лишний раз увидели меня больным.
Вода, поднявшаяся даже выше, чем предсказывала Хонь Тэй, не доставала до зубцов лишь на восемь футов.
– Внутри много затоплено?
– Могаба как-то законопатил ворота. Где просачивается – поставил отряды джайкури с ведрами.
– Неплохо. А внизу?
– Каплет кое-где в катакомбах. Немного; ведрами вычерпаем.
Я хмыкнул, глядя на Тенекрутово озеро. Трупов было – не счесть.
– Это что, из насыпей повсплывали?
– Могаба швырял бунтовщиков со стен, – пояснил Гоблин. – Некоторые могут быть с плотов, что перевернулись или сломались в пути.
Я сощурился. Там, за гладью озера, был почти виден конный патруль. Один из плотов с кучей джайкури день застал еще в пути. Люди на борту, отчаянно стараясь уйти в сторону от поджидавшего их патруля, гребли ладонями.
Тут появился и Тай Дэй. Значит, нюень бао до сих пор наблюдают, что происходит в городе. Я решил, что он хочет пригласить меня к Глашатаю, однако он безмолвствовал. Я велел носильщикам:
– Тащите к Его Светлости.
Когда мы подошли к цитадели, я заметил:
– Да она выглядит, словно из какой-нибудь байки о призраках.
Что да, то да, особенно со всеми этими тучами в небе и стаями ворон, кружащими над вершиной. Деджагор превратился в какой-то вороний парадиз. Так разжирели, что и летают с трудом. Ну, может, и мы их мясцом подкормимся.
Нарам, стоявшим на часах при входе, вздумалось не пускать Гоблина с Одноглазым внутрь.
– Тогда тащите обратно, – скомандовал я.
– Подожди!
– Кончай, приятель. Мне нет нужды в Могабиной ерунде. Лейтенант жив, и капитан, вероятно, тоже. Могаба больше дерьма не стоит, кроме как в собственном воображении.
– Может, хоть поспоришь с ними? Мы бы отдохнули малость…
Одноглазый принялся разворачиваться, дабы начать спуск.
Очиба догнал нас, не успели мы спуститься на улицу.
– Прими извинения, Знаменосец. Быть может, ты передумаешь?
– Чего там передумывать – мне не шибко хочется видеть Могабу. Он тут, может, волшебными грибами питался или же корешок счастья пожевывал, а из меня уж вторую неделю кишки с поносом вылазят. Нет у меня сил развлекать безумцев, одержимых манией убийства.
Что-то мелькнуло в темных глазах Очибы. Может, он был согласен со мной. Может, в его голове шла его собственная война – война между верностью величайшему из наров Джии-Зле и верностью своему человеколюбию.
Я не собирался продолжать разговор. Малейший намек на заинтересованность подтолкнет колеблющихся к обычному: «Не нами такой порядок заведен…»
Часовые тем временем тихонько обсуждали политику Могабы. Если уж эти ребята в нем усомнились, дела обстоят даже хуже, чем я думал…
– Как пожелаешь, – сказал Очиба. – Пропустите носильщиков.
Никто не поглядел, кем были мои носильщики.
И я впервые почувствовал за собою некоторую силу. Уютное чувство…
63
Был ли Могаба рад видеть Гоблина с Одноглазым в столь добром здравии? Уж поверьте, нет. Однако неудовольствия выказывать не стал. Просто добавил кое-что к своему мысленному счету. Он доставит мне еще больше неприятностей, чем задумал. Позже.
– Сидеть можешь? – спросил он, словно заботясь о моем здравии.
– Это да. Я проверял. Отчасти из-за этого и задержался. Да еще хотел проверить, не повредился ли в уме.
– Вот как?
– Более недели меня мучили приступы лихорадки и понос. Прошлой ночью меня спустили на плот и окунули в воду, чтоб охладить. Помогло.
– Вижу. Присаживайся к столу.
В зале заседаний присутствовали, кроме Могабы, Зиндаб с Очибой да нас трое. Сквозь окно за спиною Могабы мне были видны холмы и вода. И вороны. Они кишмя кишели возле окна, хотя ни одна не пыталась проникнуть внутрь. Красные глазки белой пронзили меня особо злобным взглядом.
Наверное, мы выглядели слишком голодными.
На какой-то миг я узрел этот же самый зал, только в другое время, с Госпожой за этим самым столом и еще кое-кем из присутствовавших. Только Могабы там не было. И позади них за окном все сплошь было серо…
Одноглазый ущипнул меня за мочку уха:
– Мурген, не время.
Могаба пристально наблюдал за нами.