Хозяйка старого дома Обухова Елена
Она наклонилась и потрепала поскуливающего пса по загривку, тихонько обещая ему, что они скоро пойдут домой. Соболев как раз подошел к ним и пожал руку Петра Григорьевича в безмолвном приветствии.
– А на кладбище Тишке, значит, нравится? – удивленно уточнил он, без приглашения вклиниваясь в беседу. – Я думал, собаки не любят покойников.
Женщина смерила его недовольным взглядом и дернула плечом.
– Так на кладбище покойнички упокоенные, а тут… – она резко замолчала, поджав губы.
Соболев вопросительно посмотрел на Петра Григорьевича, но тот только развел руками, мол, понятия не имею, о чем она говорит.
– А тут беспокойные? – уточнил Соболев с улыбкой, которую многие женщины назвали бы неотразимой.
Но свидетельница к ним не относилась. Она только отвернулась, заранее на что-то обидевшись. Наверняка предпочла бы сразу уйти, да не хотела неприятностей с полицией.
– Мы к усадьбе стараемся не ходить, – изрекла наконец сдержанно, глядя в сторону дворца. – Чтобы Хозяйку не гневить. Не любит она, когда тут шастают всякие.
– Хозяйка? – переспросил Петр Григорьевич. – В смысле, нынешняя владелица Грибово?
Женщина презрительно хмыкнула и махнула рукой.
– Да разве ж это хозяева? Купили все, а теперь сами не знают, что с этим местом делать. Отреставрировать хотели да снова санаторий организовать, так не дала она. Не нужны ей тут чужие.
– Кто не дал? – не понял Соболев, чувствуя себя немножечко глупо. – Хозяйка?
– Она самая, – вздохнула женщина. – Вот, ей-богу, сама во все это не верила никогда, просто на всякий случай стороной обходила усадьбу. А сегодня, когда Тишку сюда понесло, прям почувствовала неладное. Так прям сразу и поняла: случилось здесь что-то. А когда девчонку увидела…
Она снова вздохнула, перекрестилась и, понизив голос, добавила:
– Утопила она ее, вот, ей-богу, утопила. Вы проверьте – и сами убедитесь.
Соболев с Петром Григорьевичем переглянулись. Они давно работали вместе, и им часто не требовались слова, чтобы понять друг друга. Взгляд Соболева красноречиво вопрошал: «Что, неужели причина смерти – утопление?» Петр Григорьевич в ответ только чуть скривил рот и едва заметно кивнул на вход. Мол, иди и сам посмотри, что там как. Соболев так и сделал, услышав напоследок, как за спиной напарник флегматично уточнил:
– Значит, вы обычно гуляете по кладбищу, а сегодня собака потянула вас к усадьбе?..
Что ответила женщина, Соболев уже не услышал: старый дом успел его проглотить. Он дохнул в лицо гнилой прохладой и на несколько секунд как будто оглушил. По крайней мере, Соболеву показалось, что звуки вдруг исчезли. Должно быть, особенность старых строений: даже в полуразрушенном виде в них звукоизоляция лучше, чем в современных квартирах.
Куда идти, он понял не сразу. Лишь когда слуха коснулось эхо знакомых голосов, определился с направлением. За голосами последовал характерный звук фотосъемки, а после пары поворотов коридора забрезжил и свет, указавший пункт назначения.
Погибшая лежала в одном из наиболее удачно сохранившихся помещений. Как минимум, здесь не преследовало ощущение, что потолок вот-вот рухнет тебе на голову, и пол везде был целехонек, в отличие от коридора, в котором Соболев едва не покалечился, вовремя не заметив провал.
На вид девушке было лет двадцать-двадцать пять. Красивая, ухоженная. В вечернем платье. Или как это называется, когда платье вычурное, но короткое? Тонкие руки раскинуты в стороны, длинные стройные ноги широко разведены, отчего платье задралось, демонстрируя нижнее белье. То было на месте, целое. Значит, изнасилования не было, даже попытки.
«Раскинулась звездочкой», – промелькнула неуместная мысль, и только после этого мозг осознал то, что глаз, конечно, увидел сразу.
Девушка лежала в начерченном на полу круге, идеально повторяя позой вписанную в него пятиконечную звезду. Соболеву стало не по себе.
– А я думал, что вас называют оперативниками, потому что вы все делаете оперативно.
Вслед за насмешливым замечанием худощавого, высокого и совсем седого, хотя еще и совсем не старого, эксперта-криминалиста и судмедэксперта в одном лице раздался щелчок фотоаппарата, в помещении полыхнула вспышка.
Соболев поморщился. Да, он, судя по всему, приехал на место последним. Эксперт Логинов вовсю работал, молодой следователь, на которого никто не мог смотреть без улыбки, тихо заполнял протокол, притулившись на раскладном стульчике у стены. В тускло освещенное помещение уже успели притащить лампы.
– Пробки, – коротко изрек Соболев, не желая объяснять реальные причины задержки. – Я был далеко, когда меня вызвали.
Логинов только хмыкнул в ответ, не поверив. Конечно, за это время можно было и из Москвы доехать, а Соболев находился на местном стадионе, когда ему сообщили. Просто была суббота – выстраданный день, в который он водил сына на занятия в футбольную секцию вот уже целый месяц без срывов, вопреки мрачным предсказаниям бывшей. С походом в кафе после тренировки. Посиделки за пиццей и так пришлось сократить, но жертвовать ими полностью Соболев не стал. И объяснять это никому не хотел, предпочитая сразу сосредоточиться на работе.
Его взгляд скользнул выше, к лицу жертвы. На лицо ему до сих пор приходилось заставлять себя смотреть. Остальные части мертвого тела почему-то не вызывали неприятное, сосущее ощущение внутри, в районе живота, а вот лица – да. Лица превращали мертвые тела в мертвых людей.
Это лицо – молодое, узкое, в обрамлении очень светлых волос – было спокойным, умиротворенным. Как будто принадлежало спящей, а не мертвой. Нижняя челюсть безвольно отвисла, рот приоткрылся, а во рту…
Соболев не поверил собственным глазам и наклонился ближе, чтобы посмотреть.
– Эй! Перчатки! – резко окликнул его Логинов, который уже закончил с осмотром и фотографированием тела и теперь фиксировал мелкие детали вокруг. – Слышишь, Соболев? Руками не трогай.
– Димыч, это что, вода у нее во рту? – вместо ответа поинтересовался Соболев.
– Предположительно, – сухо отозвался Логинов. – Точнее скажу после анализа, пробу уже взял. А ты бы все-таки перчатки надел, пока не схватил чего-нибудь.
Соболев послушался, одновременно задавая следующий вопрос:
– Дим, что это за хрень вокруг нее?
– Пентаграмма, – невозмутимо отозвался эксперт, больше не отвлекаясь от своего основного занятия.
– Так у нас тут что, какое-то ритуальное убийство или вроде того?
– Возможно. Но это не точно. Пройдись по зданию, увидишь на стенах и не такое. Пентаграммы, козлиные морды, перевернутые кресты, всякие символы, надписи типа: «Славься, Сатана» и цитаты из глупых песен. Дети шалят. Могли и пентаграмму нарисовать для какой-нибудь своей игры, а убийца потом ею просто воспользовался.
Соболев кивнул, искренне надеясь, что так и было и они не имеют дело с поехавшим на почве какого-нибудь псевдорелигиозного дерьма психом.
– Документы, личные вещи при ней были?
– Да, там вон сумка и все ее содержимое на ящике, можешь смотреть, я все отснял уже. Только осторожно, отпечатки не смажь. Не думаю, что там есть что-то интересное, но мало ли…
– Не учи ученого, – тихо и беззлобно огрызнулся Соболев, присаживаясь на корточки рядом с указанным ящиком, чтобы рассмотреть нехитрое имущество жертвы в тусклом освещении.
Свет с улицы сюда проникал с трудом: вымахавшие деревья и кусты закрывали пустые окна от солнечных лучей, а лампы искусственного освещения были направлены на тело и место вокруг него, чтобы при осмотре не пропустить ничего важного. Ящик с содержимым сумки стоял в сторонке.
Впрочем, рассматривать было особо нечего: паспорт, банковская карта, помада, немного наличности, смартфон. Не очень новый, но все-таки целый «айфон».
«Не ограбление», – машинально отметил Соболев и непроизвольно покосился на тело внутри пентаграммы. Только бы пронесло…
Он ткнул в экран смартфона. Аппарат не потребовал никакого кода, спокойно показал россыпь иконок приложений. Стандартный набор: несколько соцсетей, музыка, камера, браузер, сообщения, звонки.
Через тонкий латекс перчатки экран воспринимал команды хуже, но все-таки послушно высветил список последних вызовов.
– А у нас есть предполагаемое время смерти?
– От половины третьего до половины пятого утра, точнее пока сказать не могу, – угрюмо отозвался Логинов.
– Последний раз с ее телефона звонили в 3.35, – заметил Соболев. – Но вызов остался без ответа. На тот же номер звонили примерно за час до этого и разговор длился тридцать восемь секунд.
– И кому звонила погибшая? – неожиданно поинтересовался над его головой бодрый голос Петра Григорьевича, присоединившегося к коллегам.
– Некой Юльке. Если, конечно, это она звонила. Надо узнать у Юльки, пожалуй.
Соболев ткнул в иконку вызова номера, но звонок тут же сорвался.
– Здесь прием никакой, – заметил следователь, давая понять, что он все же следит за происходящим вокруг, а не только скребет ручкой в протоколе. – Как в бункере. Лучше с улицы звонить.
– Отпечатки, – строго напомнил Логинов, когда Соболев осторожно взял смартфон за края, чтобы выйти с ним на улицу.
– Я буду нежен и осторожен, – торжественно заявил тот.
В коридоре он вновь едва не провалился в дыру в полу, в последний момент удержал ногу и поставил в другое место.
Сигнал появился еще в паре шагов от выхода, Соболев сразу вызвал интересующий его номер и включил громкую связь, чтобы не прижимать телефон к уху, оставляя на нем лишние следы.
– И где тебя черти носят? – раздраженно спросила трубка после нескольких гудков.
Соболев даже остановился на мгновение, удивленно вскинув брови.
– Это Юлия? – уточнил он.
– Да. А вы кто? – после небольшой паузы ответил теперь уже не раздраженный, а заметно испуганный голос.
– Капитан Соболев, полиция, – сообщил он, выходя на улицу и щурясь от яркого солнечного света. – Полагаю, вы знакомы с владелицей этого номера – Ириной Рязановой?
– Да. Она моя подруга. С ней что-то случилось?
– Где вы сейчас находитесь? – поинтересовался Соболев, отворачиваясь от солнца и шагая вдоль облупленной стены дворца. – Мы хотели бы подъехать, поговорить с вами.
– Я на работе, – девушка без запинки назвала адрес магазина в центре города, который Соболев хорошо знал. – А что все-таки случилось?
Наверное, не стоило этого говорить по телефону, лучше сообщать такие вещи, глядя человеку в глаза, но он все же не стал тянуть:
– Ваша подруга погибла этой ночью.
На том конце ахнули и, кажется, едва не выронили трубку.
– К…как? Как погибла? – сдавленно переспросила готовая расплакаться Юля.
– Мы сейчас подъедем и все вам объясним, – пообещал Соболев, сам не замечая, как дошел до угла здания.
Он нажал на сброс, продолжая аккуратно держать смартфон за бока. Оторвавшийся от экрана взгляд тут же зацепился за то, чего просто не должно было быть впереди, среди деревьев. Нет, там действительно пролегала узкая дорога, на которой едва ли разошлись бы две машины, но ведь въезд на территорию усадьбы был закрыт… Если только его не успели открыть. Но почему-то Соболеву показалось, что машина – тонированный черный БМВ – стоит тут уже некоторое время, а не приехал только что.
Соболев прищурился, пытаясь рассмотреть людей в салоне. Стекла были лишь затемнены, а не закрыты непроницаемой тонировкой полностью, поэтому ему удалось увидеть, что в машине как минимум двое: водитель и пассажир на заднем сиденье. Однако больше не позволяли разглядеть неудачно падающие солнечные лучи, бликующие на стеклах.
Стоило сделать шаг вперед, к машине, как у той ожил двигатель. Водитель торопливо развернулся и поехал прочь, Соболев едва успел подойти достаточно близко, чтобы рассмотреть номер. Запомнить его целиком не удалось, он торопливо вбил свободной рукой в собственный смартфон только три цифры и регион. Номера у машины оказались московскими.
Глава 4
3 сентября 2016 года, 19:23
г. Шелково, Московская область
Юля возвращалась домой, не разбирая дороги и не замечая ничего вокруг. После разговора с полицейскими она впала в такую прострацию, что ее пораньше отпустили с работы. Толку от нее в магазине все равно не было.
Они приехали примерно через полчаса после звонка. Алексей, узнав, что случилось, и услышав про полицию, испарился, не прощаясь. А может быть, он и попрощался, просто Юля не услышала. Она уже после звонка перестала находить себе место, но какое-то время в ней жила слабая надежда на то, что это какая-то ошибка или глупый и очень жестокий розыгрыш.
Но потом полицейские появились в магазине. Парочка, словно сошедшая с экрана телевизора: один пожилой (по мнению Юли), невысокий и пузатый с нелепо торчащими в разные стороны ушами, другой моложе и гораздо симпатичнее – высокий, крепкий, с неожиданно мягким, сочувствующим взглядом.
С разрешения менеджера Юля проводила их в подсобные помещения, где находились склад, кабинет руководства и комната отдыха персонала. Там и говорили.
Полицейские расспрашивали об Ире, об их отношениях, о ее ночном звонке. Юля старалась отвечать четко и по делу, ничего не утаивая, но все равно сбивалась и путалась, а иногда просто замолкала, почувствовав, как спазм сжимает горло. И сама удивлялась тому, что до сих пор не ревет в три ручья. Наверное, она до конца так и не поверила в происходящее, все еще считала, что это ошибка или дурной сон.
Ее внимательно слушали, не перебивая и не пытаясь поймать на противоречиях или запутать. Более молодой полицейский заметно удивился, когда Юля упомянула службу эскорта и вечеринку, на которую собиралась Ира. Пожилой только тихо хмыкнул и что-то записал себе в блокнот, как будто ничего другого от Иры и не ожидал. Юлю это покоробило, но она промолчала. Может быть, он просто уже слишком долго работает и всякого наслушался, потому его ничто и не удивляет?
– А название агентства, через которое работала ваша подруга, не знаете? – поинтересовался полицейский помоложе. Кажется, это он представился как капитан Соболев еще по телефону. Он и при личной встрече представился, даже по имени-отчеству, но Юля не запомнила.
Она покачала головой.
– Я и о том, что она там работает, узнала буквально накануне, раньше Ирка о таком не упоминала. Она, наверняка, и работала там не так давно. Она стала регулярно отдавать мне свои смены и тратить заметно больше, чем мы тут зарабатываем, в начале лета. Весной тоже случалось, что она просила выйти за нее, а не поменяться, но я думала, дело в учебе.
Соболев кивнул, а его напарник снова что-то черканул в блокноте.
Они задавали еще какие-то вопросы: о семье Иры, об известных Юле конфликтах, но та не смогла ответить ничего внятного. Семья как семья, а Ирка хоть порой и вела себя как стерва, с людьми в целом ладила и врагов не имела. Странным показался вопрос о том, увлекалась ли подруга оккультизмом или чем-то в этом роде. Юля растерянно пожала плечами.
– Она читала гороскопы, как и все. Раньше, еще в школе, мы иногда гадали на суженного или вызывали Пушкина в темной комнате… Обычные детские игры. Никто из нас особо в это не верил.
– И вам не показалось странным, что она решила на ночь глядя поехать в Грибово, чтобы спросить о будущем у портрета? – поинтересовался Соболев.
Юля застыла, не мигая глядя на него.
– А ее… Она там погибла, да?
Следом ее накрыло внезапное осознание, и Юля, непроизвольно повысив голос, истерично добавила:
– Когда? Во сколько это произошло?
Полицейские переглянулись, старый едва заметно качнул головой, и Соболев ответил уклончиво:
– Точное время смерти пока не определено.
– Она звонила мне. Еще раз где-то час спустя. Но я поставила телефон на беззвучный режим и не услышала.
– Да, мы знаем. Это был последний вызов с ее телефона, – признался Соболев.
Сердце екнуло в груди и зашлось в безумном ритме. Юлю бросило сначала в холод, а потом сразу в жар. Она поняла – и взгляд Соболева это подтверждал – что именно тогда Ирка скорее всего и погибла. Вероятно, второй раз она набрала номер Юли, пытаясь позвать на помощь. Но телефон стоял на беззвучном режиме, потому она его не услышала. И Ирку убили.
С того момента она больше ни о чем не могла думать. Навязчивая мысль крутилась в голове, распаляя чувство вины. Слабый голос разума пытался убедить, что это глупо, что она все равно ничем не смогла бы помочь, что Ире следовало звонить в службу спасения, а не ей, но это едва помогало. Юля впала в прострацию, бесконечно возвращаясь в воображении к ночному звонку, к тому, что и как следовало сказать Ирке. И что можно было бы сделать, если бы подруга смогла до нее дозвониться.
Слезами ее накрыло уже по дороге домой. В одно мгновение да с такой силой, что Юля едва не задохнулась. Словно кто-то резко ударил кулаком в солнечное сплетение, вышибая из легких воздух. Даже в глазах слегка потемнело, хотя это могло быть иллюзией.
Юля остановилась, схватилась за перила моста, по которому шла, и оперлась на них согнутыми в локтях руками, силясь сделать вдох. Получился громкий всхлип. Хорошо, что людей почти не было, а те единицы, что проходили мимо, не имели желания вмешиваться в Юлину драму, какой бы она ни была. Поэтому она могла просто плакать, почти не сдерживаясь, глядя сквозь застилающие глаза слезы на черную воду внизу, расчерченную золотыми дорожками – отражениями уличных фонарей.
Через какое-то время она успокоилась, вытерла лицо руками – сколько ни пыталась себя приучить, платки и бумажные салфетки в сумке никогда не таскала – и пошла дальше, к дому, низко опустив голову, чтобы никто не видел зареванного лица. Впрочем, никто все равно на нее не смотрел: никому не было дела.
Подходя к дому, Юля окончательно успокоилась. По крайней мере, ей так казалось. Только сердце в груди продолжало биться быстрее обычного, как будто она всю дорогу бежала, а не еле тащилась.
В подъезде, к счастью, никого не оказалось, на ее вызов грузовой лифт приехал пустым, почти исключая вероятность ненужных встреч с соседями.
Везение кончилось в последний момент: дверь с привычным скрежетом уже поползла закрываться, но неожиданно громыхнула, остановилась и снова открылась. Быстрый – и от неожиданности немного испуганный – взгляд все прояснил: какой-то мужчина успел поймать дверцу и остановить лифт.
Он вошел и сразу шагнул в дальний угол. Юля продолжала смотреть в пол, все еще не желая демонстрировать окружающим покрасневшее опухшее лицо.
– Нажмите восьмой, пожалуйста, – неожиданно попросил мужчина.
– Он нажат, – машинально отозвалась Юля, поскольку и сама ехала на восьмой.
Голос ее прозвучал простуженно: хрипло и «в нос». А в голове мелькнула раздраженная мысль о том, как порой невнимательны люди: сам, что ли, не видит, что нужная кнопка горит?
– Спасибо, – вежливо отозвался мужчина.
При других обстоятельствах Юлю наверняка заинтересовало бы, кто он и к кому едет, ведь на своей площадке она так или иначе знала в лицо всех соседей, а мужчину видела впервые, но сегодня был не тот день. Она с трудом дождалась, когда лифт дополз до этажа, дернулся, останавливаясь, и снова открыл скрипучую дверь.
Из просторной кабины вылетела, как только щель позволила. На ходу вытащила ключи и торопливо вставила в замок сначала один, потом второй, спеша спрятаться в родной квартире.
Немного просчиталась, поскольку остаться наедине с мыслями и внезапно обрушившемся горем не удалось. Из кухни на звук открываемой двери уже шла мама, вытирая руки маленьким полотенцем.
– Ты чего так поздно? И на звонки не отвечаешь? Семка тебя с трех часов ждет, все глаза проглядел. Вы же погулять договорились… Что случилось?
Последний вопрос был задан уже совсем другим тоном: Юля наконец оторвала от пола взгляд и подняла на маму заплаканное лицо.
– Ирку убили, – с трудом выдавила она, чувствуя, как горло снова перехватывает от этих слов.
– Ох… – только и смогла выдохнуть мама.
А потом шагнула к Юле и обняла ее. Та снова расплакалась.
Стоя в лифте, Влад прислушивался к дыханию юной соседки. В том, что это именно девушка из квартиры напротив, он не сомневался: Игорь видел, как она вошла в подъезд.
Дышала она тяжело, контролируя себя, хотя сама едва ли это замечала. Старалась не шмыгать носом, но тот все равно заметно сопел, как у человека с тяжелой простудой. Или человека, который только что плакал.
Когда дверь лифта распахнулась, девушка стремительно вылетела в коридор, гремя ключами, извлеченными, скорее всего, из кармана куртки.
Влад торопиться не стал, но и трость решил не раскладывать: на этаже он быстро научился ориентироваться. Выйти из лифта, повернуть налево, пять шагов, дверь в общий коридор (обязательно переступить порожек), еще раз налево, здесь уже целых десять шагов, почти до упора. Его дверь снова слева.
Он мог пройти этот путь быстрее, но специально подождал, пока входная дверь соседской квартиры захлопнется за расстроенной девушкой. Только тогда он открыл дверь на этаж и дошел до своей, радуясь тому, что как минимум в этом конце коридора никто не имеет обыкновения выставлять в общее помещение свои вещи.
Звонок на этот раз нашелся сразу: Влад уже привык к тому, как именно нужно вытянуть и согнуть руку в локте, чтобы попасть прямо на мягкую квадратную кнопку.
В квартире разлилась приглушенная стенами трель звонка и послышались шаги, щелкнул замок и петли едва слышно скрипнули. За мгновения до этого Влад успел шагнуть назад, чтобы дать дорогу открывающейся наружу внешней двери.
– Ты уже? – голос сестры прозвучал огорченно, заставив Влада удивленно приподнять брови.
Он-то полагал, что она будет недовольна его задержкой до самого вечера. Все-таки ей еще в Москву возвращаться, а он ушел на весь день, не взяв с собой ключи, чем, как считал, поломал ей все планы.
Шагнув в квартиру – снова осторожно переступив порог, за который можно зацепиться ногой, – и оказавшись на мгновение в объятиях Тины, поцеловавшей его в щеку, Влад понял, в чем дело. Запах знакомых духов смешивался с мятной жвачкой и едва уловимым ароматом алкоголя. Скорее всего, вина, красного, выдержанного, но насчет последнего Влад не был уверен на сто процентов.
– А ты еще не заскучала здесь? – удивился он вслух, делая вид, что ничего не заметил.
Пока говорил, нашел рукой небольшой комод справа, осторожно положил на него сложенную трость и темные очки, снял ботинки и оставил их на коврике, местоположение которого тоже успел запомнить. Повернулся, продолжая держаться рукой за комод, осторожно, медленнее обычного шагнул вперед и безошибочно попал в дверной проем комнаты.
– Помочь? – участливо поинтересовалась Тина, наверняка напряженно наблюдая за его неуверенными передвижениями.
Он не мог видеть ее взгляд, но чувствовал его.
– Нет, спасибо, нужно запоминать, что где, – отозвался Влад, все так же медленно добредая до дивана и опускаясь на него с некоторым облегчением.
– Как съездили? – поинтересовалась сестра.
По ламинату громыхнули, скрипнув, колесики офисного кресла, выдвинутого из-за стола. Подобное «рабочее место» в доме слепого человека едва ли было необходимо, но Влад при переезде настоял на нем, и никто не посмел убеждать его в том, что оно не нужно.
– Бестолково, – признал он, не вдаваясь в подробности. – Завтра поедем снова. Может быть, больше повезет.
Куда он ездил со своим водителем и зачем, Тина не знала, но задавать вопросов не стала. Вместо этого Влад услышал, как по письменному столу что-то быстро шаркнуло. По звуку это не было похоже на изящную ножку винного бокала, скорее на тяжелое дно большой кружки.
– Ужин и обед на завтра я приготовила, продукты в холодильнике разложила, как обычно, – сообщила Тина, меняя тему. – Может быть, мне остаться до завтра? Пока ты окончательно освоишься.
Влад снова удивленно приподнял брови.
– А Олег не заскучает без жены?
У сестры вырвался какой-то странный, но явно неодобрительный звук.
– Он едва ли заметит, что меня второй день нет. У них с Темой сейчас горячая пора: встречи, конференции, презентации. Иногда мне кажется, что Олег женился на нашем старшем брате, а не на мне, так удачно он влился в семейный бизнес…
Тина осеклась, наверняка поморщившись, но Влад только улыбнулся. Олег ворвался в их жизнь тогда же, когда он потерял зрение, и как только стал членом семьи, постепенно успешно заменил его при старшем брате. Свято место пусто не бывает.
– И все же, не стоит, – отозвался Влад. – Займись лучше собой или просто отдохни. Ты и так мне помогла с переездом.
– Уверен, что справишься здесь один?
В ее голосе слышались неподдельные волнение и забота, которые всегда грели сердце. Губы сами собой растянулись в улыбке.
– Пора учиться.
Влад не стал озвучивать, почему пора, сестра и так прекрасно знала, что зрение к нему уже не вернется. Крошечная возможность оставалась, но все врачи в один голос твердили: лучше освоиться с этой жизнью, чем рисковать лишиться всякой.
– К тому же, я не один, – добавил он бодро. – Со мной Игорь и к моим услугам вся сфера обслуживания.
– Которая в Шелково, конечно, цветет пышным цветом, – фыркнула Тина.
Но настаивать больше не стала. Колесики снова прокатились по полу, кресло скрипнуло, а Тина встала, забирая чашку со стола. Влад слышал, как она прошла на кухню, поставила ее в посудомойку, вернулась в комнату и снова подошла к письменному столу. Звуки почти стихли, сестра даже дыхание затаила, но чуткий слух Влада все равно уловил еще один крошечный шорох.
– Ты на машине? – уточнил он отстраненно.
– Да, стоит во дворе.
– Тогда поставь обратно бутылку и набери Игорю, он тебя отвезет.
Тина шумно вздохнула и нарочито резко, с громким стуком поставила бутылку на стол.
– Знаешь, иногда мне кажется, что ты со своей слепотой просто прикалываешься, а на самом деле прекрасно нас всех видишь.
– Набери Игорю, – упрямо повторил Влад. – Или я сам его наберу.
– И что, мне здесь машину оставлять? – капризно возразила Тина.
– Он отвезет тебя на твоей машине, а потом вернется своим ходом.
На это сестра ничего не смогла возразить, просто недовольно зашуршала вещами. Как будто это он заставлял ее пить!
– Может, тебя еще раз провести по квартире? – напоследок предложила она.
– Не нужно, – заверил Влад, поднимаясь, – просто убедись, что везде выключила свет.
Он проводил ее до двери, она снова чмокнула его в щеку и выпорхнула из квартиры. Тина всегда была легкой и порой казалось, что она летает, а не ходит. Такими он и представлял сейчас все ее движения.
Влад закрыл за сестрой дверь, оставив ключ в замке, чтобы не пришлось потом его искать. Вернулся в комнату, подошел к музыкальному центру, стоящему на комоде напротив дивана. У зрячих в таком месте обычно находится телевизор, а у него стояла аудиосистема. Влад был одним из тех людей, которые до сих пор пользуются компакт-дисками. Просто с ними и с кнопочным музыкальным центром было проще управляться на ощупь.
Он точно знал, в какой последовательности стоят диски в подставке. Выбрал третий сверху – сборник легкой классической музыки. Той, что не грузит мозг, а помогает расслабиться и не мешает думать.
Когда музыка зазвучала, переместился к шкафу, в котором стояли винные бокалы. Тина может пытаться обмануть его слух, но ему самому обманывать некого. И даже когда не видишь посуды, из которой пьешь, все равно очень важно, как ее ощущают руки и губы.
С бокалом Влад подошел к столу. Его движения были медленными, плавными, осторожными. К этой аккуратной медлительности он долго привыкал. В прежней жизни он всегда двигался стремительно, резко, но то время прошло и уже не вернется. С этой мыслью он постепенно смирился.
Теперь кресло скрипнуло уже под ним, когда он сел за стол. Рука нашла оставленную сестрой бутылку. Судя по весу и тому, как внутри плескалась жидкость, Тина уговорила почти половину. Влад сокрушенно покачал головой: и после этого она собиралась сесть за руль? Надо бы поговорить с Олегом или Артемом. Муж должен уделять внимание жене, а не только бизнесу. Наверное, Тина просто чувствует себя одинокой и брошенной, потому порой ведет себя неразумно.
В емкий бокал вино плеснулось на слух. Влад снова закупорил бутылку и отставил в сторону. Из ящика стола были извлечены блокнот и простой карандаш, которые жили там постоянно.
Чистый лист лег под правую руку, карандаш удобно устроился в пальцах. Вино – сухое, терпкое и, судя по всему, действительно выдержанное – приятно ущипнуло язык. Из колонок лилась музыка, печально стонущие скрипки ласкали слух. Острый кончик карандаша лениво царапал поверхность листа, а Влад все ждал, когда на него снизойдет «озарение», но ничего не происходило.
Голову забивали обрывочные воспоминания, словно что-то всколыхнуло их, давно похороненных где-то на дне сознания. Мокрое до черноты полотно асфальта снова летело под колеса, дворники время от времени смахивали с лобового стекла капли ненавязчивого дождя, небо впереди постепенно светлело. Шоссе, петляющее между невероятно высокими и наверняка очень древними деревьями, было пустынным. Часы на приборной панели показывали почти шесть утра. Радиоприемник уже вторую мелодию подряд убаюкивал слишком мягким джазом, и Влад помнил, как захотел сменить станцию, чтобы не задремать прямо за рулем.
А больше он не помнил ничего.
Глава 5
4 сентября 2016 года, 14:50
г. Шелково, Московская область
– Причина смерти, как ни странно, действительно утопление, – Димыч, он же Дмитрий Логинов, шлепнул на стол следователя, за которым уже примостился с чашкой чая и баранками Петр Григорьевич, папку со своим экспертным отчетом.
Следователь потянулся за папкой, но Соболев, от переизбытка энергии беспокойно шатавшийся по скромному кабинету, оказался проворнее: подцепил ее за секунду до того, как тонкие пальцы Велесова коснулись угрюмо-синего пластика.
– Она захлебнулась водой из реки? – удивленно уточнил он, пробегая глазами строчки отчета и игнорируя недовольный взгляд смешно надувшегося следователя.
– Так точно, – согласился Логинов, подтягивая к столу еще один стул, на котором и устроился.
– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но от реки до усадьбы минут десять бодрой ходьбы, – заметил Петр Григорьевич, размачивая в приторно-сладком и очень крепком чае очередную баранку.
– Это если по протоптанным дорожкам идти, – возразил Логинов. – А есть место, где река изгибается и подходит к усадьбе ближе, но там берег крутой и лес густой между дворцом и водой. Зато дойти можно минут за пять. Но это не так важно: тело после смерти не перемещали, то есть, погибла девушка в том же помещении, где ее нашли.
– И как именно она могла нахлебаться речной воды во дворце? – поинтересовался Велесов.
Логинов повернулся к нему с невероятно серьезным выражением лица, которому Соболев даже немного позавидовал. Он на нового следователя без улыбки смотреть не мог, хотя тот работал с ними уже с полгода и даже успел показать себя толковым парнем. Проблема была в том, что он оказался самым молодым в следственной группе – ему едва исполнилось двадцать восемь, а щуплая комплекция, небольшой рост и слабенькая растительность на лице заставляли его выглядеть моложе лет на десять. Или хотя бы на восемь.
– Скорее всего, убийца принес воду с собой и утопил жертву в ней. В крови Рязановой просто нереальное количество алкоголя. Проще говоря, она была мертвецки пьяна в момент гибели, вероятно, не осознавала происходящее. Убийце достаточно было сунуть ее голову в ведро или вливать воду в рот, пока девушка не захлебнется. Судя по положению и состоянию тела, я ставлю на второе.
– Ну и зачем вся эта дичь? – снова подал голос Петр Григорьевич, хотя в нем не слышалось ни капли интереса. Казалось, он просто изо всех сил пытается поддержать давно наскучившую ему беседу.
– Часть ритуала убийцы? – предположил Соболев, вопросительно глядя на эксперта. И тут же сокрушенно добавил: – Господи, неужели серийник? Только этого нам не хватало.
– Так, давай только заранее кипишь не разводить! – неожиданно строго велел Петр Григорьевич. – Пока ничто не указывает на серию.
– Но, как я понимаю, кое-что указывает на ритуальное убийство в рамках какого-то… культа? – с затаенным возбуждением, которое показалось Соболеву странным и нездоровым, поинтересовался следователь Велесов.
– Хм… Практика говорит в пользу того, что по-настоящему ритуальных убийств не бывает, – осторожно ответил Логинов. – Как правило, мы либо имеем дело с психом, который прикидывается сектантом, либо не имеем дело с убийствами. Большинство сект и общин создается с одной целью: обогащения организатора. Есть и те, кто просто тащится от контроля над другими и всеобщего обожания, но как правило если дело там и доходит до убийств, то их так не обставляют.
– Но ведь вы нашли на полу пентаграмму, – с нажимом напомнил Велесов. – Кстати, удалось ее в деталях рассмотреть?
– Да, я там продублировал отдельным рисунком, – Логинов кивнул на папку, которую Соболев по-прежнему держал в руках. – Но создается впечатление, что начерчена она была за какое-то время до убийства. За несколько часов или даже за сутки. Возможно, она вообще не имеет отношения к убийству.
– Как ты это определил? – удивился Соболев.
– Песок, – лаконично и слегка высокомерно изрек Логинов, делая паузу.
Сколько Соболев успел повидать экспертов, а все они любили, чтобы их упрашивали объяснить подробнее. Велесов не стал его разочаровывать:
– Что – песок?
– Песок намело поверх линий. Вы же видели там окна? Оттуда дует ветер, песчинки перемещаются по полу там, где нет преград. Эти песчинки я обнаружил поверх линий в разных частях пентаграммы. Даже там, где их не могло быть, если бы тело положили в круг сразу. Какое-то время пентаграмма была просто начерчена и ее заметало мелким песком несколько часов. Ее мог рисовать не убийца.
– Но тело лежало внутри, прекрасно вписывалось в звезду, – возразил Велесов, все-таки отобрав у оперативника папку и найдя в ней нужное изображение, – руки и ноги жертвы были раскинуты четко по лучам. Оно там помещалось.
– Минутное вдохновение? – предположил Соболев. – Убийца увидел пентаграмму, оставленную сатанинским шабашем, и решил положить тело на нее, чтобы запутать следствие.