Полночная библиотека Хейг Мэтт
Последнее сообщение включало эмодзи[26] китов и волн.
Нора ощутила тепло. Не только от фотографий, которые, безусловно, были чудесными, но и от контакта с Иззи.
Когда Нора отменила свадьбу с Дэном, Иззи настаивала, чтобы они отправилась в Австралию вместе.
Они проложили маршрут, спланировали жить в Байрон-Бей и найти работу на судне, которое возит туристов смотреть китов.
Они просмотрели множество видео с горбатыми китами в предвкушении этого приключения. Но потом Нора засомневалась и дала задний ход. Так же, как она отошла от карьеры пловчихи, от группы, от свадьбы. Но, в отличие от тех занятий, у нее даже не было причины. Да, она начала работать в «Теории струн», и да, она ощущала потребность ухаживать за могилами родителей, но она знала, что остаться в Бедфорде – ее худший вариант. И все же она выбрала его. Из-за странной предсказуемой ностальгии, которая зрела вместе с депрессией и говорила ей, что она, в конце концов, не заслужила быть счастливой. Что она причинила Дэну боль, и жизнь в родном городе, состоящая из моросящего дождя и уныния, – это ее наказание, и ей не хватает воли или ясности, или, черт возьми, сил на что-то еще.
Так что, по сути, она променяла лучшую подругу на кота.
В своей настоящей жизни она никогда не ссорилась с Иззи. Никакой драмы. Но после того как Иззи улетела в Австралию, отношения их охладели настолько, что от дружбы остался только дым случайных лайков в Facebook или Instagram и наполненных эмодзи поздравлений с днем рождения.
Она просмотрела переписку с Иззи и поняла, что, хотя между ними больше десяти тысяч километров, в этой версии реальности у них все еще замечательные отношения.
Когда она вернулась в паб, на этот раз с доской, Дэна нигде не было видно, так что она заперла заднюю дверь и постояла немного в коридоре, пытаясь понять, где лестница, не уверенная, хочет ли она в действительности идти к подвыпившему якобы-мужу.
Она нашла лестницу с задней стороны здания, за дверью с надписью «Только для персонала». Ступив на бежевый ковер из рафии и направившись к ступеням, начинавшимся сразу после постера в рамке к их любимому фильму с Райаном Бейли «Чему учишься в темноте», который они смотрели вместе в кинотеатре «Одеон» в Бедфорде, она заметила картинку поменьше на милом узком подоконнике.
Это было их свадебное фото. Черно-белое, в стиле хроники. Они выходили из церкви под дождь конфетти. Сложно толком разглядеть их лица, но они оба смеялись, и это был их общий смех, и они казались – насколько фотография могла это передать – влюбленными. Она вспомнила, как ее мама говорила про Дэна: «Он хороший. Тебе так повезло. Держись за него».
Она увидела и брата, Джо, побритого налысо и выглядящего искренне счастливым, с бокалом шампанского в руке и своим роковым парнем рядом – недолго прожившим инвестиционным банкиром Льюисом. Иззи тоже там была. И Рави, похожий скорее на бухгалтера, чем на барабанщика, стоял рядом с женщиной в очках, которую она никогда раньше не видела.
Пока Дэн был в туалете, Нора вычислила спальню. Хотя им явно не хватало денег – и тревога по поводу встречи в банке это подтверждала, – комната была обставлена дорого. Изящные жалюзи. Широкая уютная постель. Пуховое одеяло, хрусткое, чистое белое.
По обе стороны кровати лежали книги. В своей реальной жизни она не держала книг у кровати как минимум полгода. Она ничего не читала уже шесть месяцев. Может, в этой жизни ей лучше удавалось сосредоточиться.
Она взяла в руки одну из книг – «Медитация для начинающих». Под ней лежала биография ее любимого философа – Генри Дэвида Торо. Были книги и на прикроватном столике Дэна. Последнее, что он читал, насколько она помнила, – биография Тулуз-Лотрека «Крошечный гигант»[27], но в этой жизни он изучал книгу по бизнесу, которая называлась «Из нулей в герои: как управлять успехом на работе, в игре и жизни», и последнее издание «Путеводителя по хорошим пабам».
Она ощущала себя иначе в своем теле. Более здоровой, сильной, но напряженной. Она погладила живот и поняла, что в этой жизни больше занимается спортом. Прическа тоже другая. Нора чувствовала густую челку и, потрогав волосы, обнаружила, что сзади они длиннее привычного. В голове ощущался легкий дурман. Должно быть, она выпила как минимум пару бокалов вина.
В этот момент она услышала смыв в туалете. Раздалось бульканье. Оно казалось чуть более громким, чем того требовала процедура.
– Все хорошо? – спросил Дэн, войдя в спальню.
Его голос, поняла она, звучал иначе, не таким, каким она его помнила. Более пустым. Более холодным. Может, из-за усталости. Может, из-за стресса. Может, из-за пива. Может, из-за их брака. Может, еще из-за чего.
Было трудно вспомнить в точности, как он звучал прежде. И каким именно он был. Но такова природа памяти. В университете она написала эссе, сухо озаглавив его «Основы памяти и воображения по Гоббсу»[28]. Томас Гоббс в целом ставил знак равенства между памятью и воображением, и, узнав об этом, она уже больше никогда полностью не доверяла своим воспоминаниям.
За окном желтый свет уличного фонаря лился на пустынную деревенскую дорогу.
– Нора? Ты ведешь себя странно. Что ты стоишь посреди комнаты? Ты укладываешься спать, или это какая-то стоячая медитация?
Он рассмеялся. Счел это смешным.
Подошел к окну и задернул занавески. Затем снял джинсы и повесил их на спинку стула. Она уставилась на него и попыталась ощутить влечение, которое испытывала когда-то. Это потребовало титанических усилий. Такого она не ожидала.
Жизнь любого человека может развиться в бесконечное число вариантов.
Он тяжело упал в постель, как кит в океан. Взял «Из нулей в герои». Попытался сосредоточиться. Отложил. Поднял с пола в кровать ноутбук, засунул наушник в ухо. Возможно, собирался послушать подкаст.
– Я просто кое о чем думала.
Она ощутила слабость. Словно пребывала тут лишь наполовину. Она вспомнила, что миссис Элм говорила про разочарование в жизни, которое вернет ее в библиотеку. Она вдруг подумала, что слишком странно будет ложиться в одну постель с человеком, которого не видела два года.
Она заметила время на электронном будильнике: 12:23.
Все еще с одним наушником в ухе, он вновь на нее взглянул.
– Вот что, слушай, если не хочешь сегодня делать детей, можешь просто сказать, ты ведь в курсе?
– Что?
– В смысле, я знаю, что мы должны ждать еще месяц до твоей следующей овуляции…
– Мы пытаемся завести ребенка? Я хочу ребенка?
– Нора, что с тобой? Почему ты такая странная сегодня?
Она сняла туфли.
– Вовсе нет.
Она вспомнила кое-что, связанное с футболкой «Челюсти».
Мелодия. «Прекрасное небо».
В день, когда она купила Дэну футболку с принтом фильма «Челюсти», она сыграла ему песню, которую написала для «Лабиринтов». «Прекрасное небо». Она была убеждена, что это ее лучшая песня. И более того, это была счастливая песня, отражавшая ее надежды в тот период жизни. Песня, вдохновленная ее новой жизнью с Дэном. И он прослушал ее с неприязненным безразличием, которое больно укололо ее тогда, и она обязательно обсудила бы это с ним, если бы не его день рождения.
– Да, – сказал он. – Ничего так.
Она удивилась, почему это воспоминание забылось и возникло только сейчас, как большая белая акула на его выцветшей футболке.
И другие воспоминания возвращались к ней тоже. Его чрезмерная реакция, после ее рассказа о покупателе – Эше, хирурге и гитаристе-любителе, который приходил в «Теорию струн» за песенником, – между делом спросившем Нору, не хочет ли она как-нибудь выпить с ним кофе.
(«Конечно, я отказалась. Прекрати кричать».)
Хуже, однако, было, когда агент крупной звукозаписывающей компании (или, скорее, маленькая бывшая компания для инди-групп, за которой стояла Universal) хотел подписать контракт с «Лабиринтами». Дэн тогда заявил ей, что их отношения вряд ли продолжатся. Он также узнал жуткую историю от одного из своих университетских друзей, который играл в группе, подписавшей подобный контракт: компания ободрала их до нитки, и они остались безработными алкоголиками или вроде того.
– Я могла бы взять тебя с собой, – сказала она. – Я прописала бы это в контракте. Мы могли бы везде ездить вместе.
– Извини, Нора. Но это твоя мечта. Не моя.
Вспоминать это было еще больнее, зная, как упорно – до свадьбы – она пыталась воплотить его мечту о пабе в деревенском Оксфордшире и сделать ее своей.
Дэн всегда говорил, что заботится о Норе: у нее начались панические атаки, когда она стала петь в группе, особенно когда нужно было выступать на сцене. Но забота была как минимум отчасти манипулятивной, поняла она сейчас.
– Мне показалось, – проговорил он теперь, – что ты начинаешь снова мне доверять.
– Доверять тебе? Дэн, с чего мне тебе не доверять?
– Сама знаешь.
– Конечно, знаю, – соврала она. – Я лишь хочу услышать это от тебя.
– Ну, из-за тех делишек с Эрин.
Она уставилась на него, словно на пятно Роршаха, в котором не могла разглядеть отчетливый образ.
– Эрин? С которой я говорила сегодня?
– Меня всю жизнь будут жрать за один глупый пьяный случай?
Ветер на улице усиливался, завывая в деревьях, словно пытался заговорить.
Это была жизнь, по которой она так страдала. Это была та жизнь, которую она не осмелилась прожить, за что все время себя винила. Это было время, подумала она, о несуществовании в котором она сожалела.
– Одна глупая ошибка? – отозвалась она.
– Ладно, две.
Все усложнялось.
– Две?
– Я был в тяжелом состоянии. Под давлением. Из-за паба. И очень пьян.
– Ты занимался сексом с другой и даже не пытаешься хоть как-то… искупить вину.
– Серьезно, зачем это все вытаскивать? Мы уже все обсудили. Помнишь, что сказал психотерапевт. О том, что нужно сосредоточиться на том, куда мы хотим прийти, а не где мы были.
– Ты когда-нибудь думал, что, может, мы просто не подходим друг другу?
– Что?
– Я люблю тебя, Дэн. И ты можешь быть очень добрым человеком. И ты был очень заботлив к моей маме. И у нас были, в смысле, бывают, увлекательные беседы. Но тебе никогда не казалось, что мы упустили что-то? Что мы изменились?
Она села на край постели. Как можно дальше от него.
– Ты когда-нибудь чувствовал, что тебе повезло со мной? Ты понимаешь, как близка я была к тому, чтобы оставить тебя за два дня до свадьбы? Ты хоть представляешь, как бы у тебя все пошло наперекосяк, если бы я не появилась на свадьбе?
– Ух ты. Серьезно? А у тебя весьма высокая самооценка, Нора.
– Разве это плохо? Разве так не должно быть у всех? Почему самооценка – это плохо? К тому же это правда. Есть и другая вселенная, в которой ты шлешь мне сообщения в WhatsApp о том, как хреново тебе без меня. Как ты заливаешь горе алкоголем, хотя, похоже, ты пьешь и со мной тоже. Ты пишешь мне, что скучаешь по моему голосу.
Он издал презрительный звук – то ли смешок, то ли кряхтенье.
– Ну прямо сейчас я определенно не скучаю по твоему голосу.
Она не смогла продолжать раздеваться. Она поняла, что ей трудно, может, даже невозможно, снять еще что-то из одежды перед ним.
– И прекрати попрекать меня выпивкой.
– Если ты используешь ее как предлог, чтобы с кем-то трахаться, я могу тебя ею попрекать.
– Я сельский житель, – фыркнул Дэн. – Так поступают все сельские жители. Я весел и жизнерадостен и готов пробовать множество разных напитков, которые мы продаем. Боже.
С каких пор он так разговаривает? Он всегда разговаривал так?
– Черт возьми, Дэн.
Его это даже не смутило. Он ни капли не благодарен за вселенную, в которой живет. А она так винила себя в том, что эта вселенная не материализовалась. Он дотянулся до телефона, все еще с ноутбуком на одеяле. Нора смотрела, как он просматривает сообщения.
– Вот так ты себе это воображал? Исполнение мечты?
– Нора, давай не будем о грустном. Просто залезай в эту чертову постель.
– Ты счастлив, Дэн?
– Никто не счастлив, Нора.
– Некоторые счастливы. Ты раньше был счастливым. Ты загорался, когда мы говорили об этом. Помнишь, о пабе. Когда у тебя его еще не было. Это была жизнь, о которой ты мечтал. Ты хотел меня, и ты хотел это, и все же ты оказался неверным, и пьешь как сапожник, и, думаю, ты ценишь меня, только когда меня нет рядом, а это не лучшее качество в человеке. Как насчет моей мечты?
Он почти не слушал. Или пытался показать, что не слушает.
– Большие пожары в Калифорнии, – сказал он почти про себя.
– Что ж, по крайней мере, мы не там.
Он отложил телефон. Закрыл ноутбук.
– Ты ложишься в постель или как?
Она уменьшилась ради него, но ему все равно не хватало места. Уже нет.
– Икосагон, – сообщила она ему.
– Что?
– Вопрос. Ты задавал. Двадцатисторонний многоугольник. Что ж, двадцатисторонний многоугольник называется «икосагон». Я знала ответ, но не сказала, не хотела, чтобы ты надо мной смеялся. А теперь мне все равно, потому что не думаю, что мои знания должны тебе досаждать. И к тому же я собираюсь в ванную.
И она оставила Дэна с открытым ртом, мягко выйдя по широким доскам пола из комнаты.
Вошла в ванную. Включила свет. Ее руки, ноги, туловище била дрожь. Она исчезала из этой жизни и была уверена в этом. Ей недолго оставалось. Разочарование было полным.
Это была внушительная ванная комната. В ней висело зеркало. Нора ахнула, увидев свое отражение. Она выглядела здоровее, но старше. Ее прическа делала ее незнакомкой.
Это не та жизнь, какой я ее себе представляла.
И Нора пожелала себе в зеркале: «Удачи».
А мгновение спустя она вернулась в Полночную библиотеку, и миссис Элм смотрела на нее с небольшого расстояния с любопытствующей улыбкой.
– Ну, как все прошло?
Предпоследний пост, который Нора опубликовала до того, как оказалась между жизнью и смертью
Вы когда-нибудь задавались вопросом: «Как я здесь очутилась?» Словно вы в лабиринте и совершенно запутались, и все по вашей же вине, ведь это именно вы всякий раз сворачивали не туда? И вы знаете, что существует множество маршрутов, которые помогли бы вам выбраться, ведь вы слышите всех этих людей снаружи, которые уже вышли, и они смеются и улыбаются. А порой вы даже видите их сквозь изгородь. Мимолетные фигуры через листву. И они кажутся такими чертовски счастливыми, что вышли оттуда, и вы не злитесь на них, но злитесь на себя – за то, что не справились. Бывает у вас? Или этот лабиринт только для меня?
PS. Мой кот умер.
Шахматная доска
Полки в Полночной библиотеке снова стояли смирно, словно никогда не приходили в движение.
Нора почувствовала, что они теперь в другой части библиотеки – но не в другой комнате, ведь это, похоже, был единственный, бесконечно просторный зал. Трудно сказать, действительно ли она очутилась в другой части библиотеки, ведь книги по-прежнему были зелеными, хоть ей и показалось, что она теперь стоит ближе к коридору, чем прежде. И отсюда она могла разглядеть сквозь стеллаж нечто новое – рабочий стол и компьютер: похоже на обычный импровизированный офис открытой планировки, расположенный в коридоре между полок.
Миссис Элм за столом не было. Она сидела за низким деревянным столиком прямо перед Норой и играла в шахматы.
– Было не так, как я себе представляла, – сообщила Нора.
Миссис Элм, похоже, была в разгаре игры.
– Трудно предсказать, верно? – спросила она, безучастно глядя перед собой, перемещая черного слона по доске, чтобы взять белую пешку. – Что именно сделает нас счастливыми.
Миссис Элм перевернула доску на сто восемьдесят градусов. Теперь, похоже, она играла против себя.
– Да, – сказала Нора. – Так и есть. Но что будет с ней? Со мной? Как все закончится?
– Откуда мне знать? Я знаю лишь сегодняшний день. Я знаю много о сегодняшнем дне. Но я не знаю, что случится завтра.
– Но она там в ванной, и не знает, как в ней оказалась.
– Ты когда-нибудь входила в комнату, гадая, зачем пришла? Когда-нибудь забывала, что только что сделала? Выпадала из реальности или не могла вспомнить, чем только что занималась?
– Да, но я провела там полчаса той жизни.
– И другая ты не будет об этом знать. Она будет помнить все, что ты сказала и сделала. Но так, будто это была она сама.
Нора глубоко вздохнула.
– Дэн не был таким раньше.
– Люди меняются, – заметила миссис Элм, все еще глядя на доску.
Ее палец замер над слоном. Нора передумала.
– Или, может, он был таким, просто я не замечала.
– Итак, – спросила миссис Элм, глядя на Нору, – что сейчас чувствуешь ты?
– Все еще хочу умереть. Я хотела умереть уже довольно давно. Я тщательно рассчитала, что боль от меня живущей, от чертового ходячего несчастья, гораздо больше, чем боль, которую кто-либо почувствует, если я умру. Вообще, я уверена, что все лишь ощутят облегчение. Я никому не приношу пользы. Я плохой работник. Я всех разочаровала. Если честно, я просто лишний углеродный след. Я причиняю боль людям. У меня никого не осталось. Даже бедняги Вольта: он умер, потому что я не смогла за ним как следует присмотреть. Я хочу умереть. Моя жизнь – катастрофа. И я хочу, чтобы она закончилась. Я не создана для жизни. И нет никакого толку в том, чтобы устраивать для меня это все. Я явно обречена быть несчастной и в других жизнях тоже. Дело во мне. Я ничего не приношу людям. Я погрязла в жалости к себе. И хочу умереть.
Миссис Элм внимательно смотрела на Нору, словно перечитывала абзац в книге и внезапно углядела в нем новый смысл.
– «Хочу», – произнесла она размеренным тоном, – какое любопытное слово. Оно означает нехватку. Порой, если мы восполняем этот недостаток чем-то иным, изначальное желание полностью исчезает. Может, у тебя проблема недостатка, а не проблема желания. Может, существует жизнь, которую ты действительно хочешь прожить.
– Я думала, это была она. Та жизнь с Дэном. Но нет.
– Нет, это не она. Но это лишь одна из твоих возможных жизней. А единица по сравнению с бесконечностью – это такая малость.
– В каждой из возможных жизней есть я. Так что технически это не каждая возможная жизнь.
Но миссис Элм не слушала.
– Итак, скажи, куда ты хочешь отправиться теперь.
– Пожалуйста, никуда.
– Тебе нужно снова взглянуть в «Книгу сожалений»?
Нора наморщила носик и слегка качнула головой. Она вспомнила, как задыхалась от обилия сожалений.
– Как насчет твоего кота? Как его звали?
– Вольтер. Несколько пафосно, а он не был манерным котом, так что я для краткости звала его Вольтом. Иногда Вольтиком в припадке нежности. Но это было редко, конечно. Я даже с именем для кота не могла определиться.
– Ты сказала, что плохо заботилась о коте. Что бы ты сделала иначе?
Нора задумалась. Она чувствовала, что миссис Элм играет с ней, но очень хотела увидеть снова именно своего кота, а не просто того, которого зовут так же. По правде, она хотела этого больше всего на свете.
– Ладно. Я бы хотела увидеть жизнь, в которой я держала бы Вольтера взаперти. Моего Вольтера. Я бы хотела жизнь, в которой не пыталась бы убить себя, а была хорошей хозяйкой своему коту и не выпускала его на улицу прошлой ночью. Я бы хотела такую жизнь, пусть и ненадолго. Она ведь существует?
Единственный способ научиться жить
Нора огляделась и обнаружила себя в собственной постели.
Проверила часы. Минута за полночь. Она включила свет. Это была в точности ее жизнь, только лучше, ведь Вольтер будет жив. Ее настоящий Вольтер.
Но где же он?
– Вольт?
Она выбралась из постели.
– Вольт?
Она обыскала всю квартиру, но не могла его найти. Дождь стучал в окна – это не изменилось. Ее новая пачка антидепрессантов лежала на кухонном столе. Электропиано молчаливо стояло у стены.
– Вольтик?
Вот ее юкка и три крохотных кактуса на книжных полках, в точности та же мешанина из философских трактатов, романов и нечитаных руководств по йоге, биографий рок-звезд и научно-популярных книг. Старый выпуск National Geographic с акулой на обложке и журнал Elle, вышедший пять месяцев назад – она купила его в основном из-за интервью с Райаном Бейли. Ничего нового за долгое время.
Стояла миска, полная кошачьего корма.
Она обшарила везде, зовя его по имени. Но увидела, только вернувшись в спальню и проверив под кроватью.
– Вольт!
Кот не шелохнулся.
Руками не получалось дотянуться, так что она подвинула кровать.
– Вольтик. Ну же, Вольтик, – шептала она.
Но в мгновение, когда она прикоснулась к его холодному телу, она уже все понимала и ее переполняли грусть и смятение. Она тут же обнаружила себя в Полночной библиотеке перед миссис Элм, которая на этот раз сидела в удобном кресле, глубоко погруженная в одну из книг.
– Я не понимаю, – сказала ей Нора.
Миссис Элм удерживала взгляд на странице, которую читала.
– Впереди еще много непонятного.
– Я попросила жизнь, в которой Вольтер еще жив.
– Вообще-то нет.
– Что?
Она отложила книгу.
– Ты просила жизнь, в которой ты держала его взаперти. Это совсем другое.
– Разве?
– Да. Совершенно. Видишь ли, если бы ты попросила жизнь, в которой он еще жив, мне пришлось бы тебе отказать.
– Но почему?
– Потому что ее не существует.
– Я думала, существует любая жизнь.
– Любая возможная. Видишь ли, оказывается, у Вольтера серьезный случай, – она внимательно прочла в книге, – рестриктивной кардиомиопатии, очень тяжелый недуг, он с ним родился, и это должно было вызвать остановку сердца в молодости[29].
– Но его сбила машина.
– Есть разница, Нора, в том, чтобы умереть на дороге или быть сбитым машиной. В твоей осевой жизни Вольтер прожил дольше, чем в любой другой, за исключением этой, в которой он скончался три часа назад. И хотя у него было трудное детство, год, прожитый с тобой, был его лучшим. У Вольтера были жизни гораздо хуже, поверь мне.
– Несколько минут назад вы даже имени его не знали. С чего вы взяли, что у него была рестриктивная кардио – как ее там?
– Я знала его имя. И это было не несколько минут назад. А прямо сейчас проверь часы.
– Зачем вы солгали?
– Я не врала. Я спросила тебя, как зовут твоего кота. Я не говорила, что не знаю его имени. Ты понимаешь разницу? Я хотела, чтобы ты назвала его по имени, чтобы ты что-то почувствовала.
Нора разгорячилась.
– Это еще хуже! Вы отправили меня в ту жизнь, зная, что Вольт мертв. И Вольт был мертв. Так что ничего не изменилось.
Глаза миссис Элм снова блеснули.
– Кроме тебя.
– В смысле?
– Ну, ты больше не считаешь себя плохой хозяйкой кота. Ты заботилась о нем так, как только можно было заботиться. Он любил тебя так же сильно, как ты любила его, и, может, он не хотел, чтобы ты видела его смерть. Видишь ли, коты знают. Они понимают, когда их время на исходе. Он вышел на улицу, потому что готовился к смерти, он знал о ней.
Нора пыталась это переварить. Теперь, поразмыслив, она поняла, что на теле кота не было внешних повреждений. Она просто приняла версию Эша. Что мертвый кот на дороге погиб из-за дороги. А если так решил хирург, обычный человек принимает его версию. Два плюс два равняется наезд машины.
– Бедняга Вольт, – прошептала Нора скорбно.
Миссис Элм улыбнулась как учительница, которая увидела, что ее урок усвоен.
– Он любил тебя, Нора. Ты заботилась о нем не хуже, чем мог бы заботиться кто-то еще. Иди посмотри последнюю страницу «Книги сожалений».
Нора обнаружила, что книга лежит на полу. Села на коленки рядом с ней.
– Я не хочу снова ее открывать.
– Не бойся. На этот раз будет безопасней. Просто взгляни на последнюю страницу.
Перелистнув последнюю страницу, она увидела, что ее последнее сожаление – «Я плохо заботилась о Вольтере» – медленно исчезает. Буквы растворялись, словно незнакомцы, уходящие в туман.
Нора закрыла книгу, пока не успела почувствовать еще что-то плохое.
– Итак, видишь? Порой сожаления вовсе не основываются на действительности. Порой сожаления – это просто… – она искала уместное слово и нашла его: – Полное фуфло.
Нора пыталась вспомнить учебу в школе, чтобы свериться, произносила ли когда-то миссис Элм слово «фуфло», и была вполне уверена, что нет.
– Но я не понимаю, зачем вы позволили мне войти в ту жизнь, если знали, что Вольт все равно будет мертв? Вы могли бы предупредить меня. Могли бы просто сказать, что я не такая плохая хозяйка, как мне казалось. Почему вы этого не сделали?
– Потому что, Нора, порой единственный способ научиться – это прожить.
– Звучит непросто.
– Садись, – сказала ей миссис Элм, – по-человечески. Нехорошо, что ты на полу на коленках.
Читать бесплатно другие книги:
