Эшафот под Новый год Капранов Валерий

– И в чем же выгода, стесняюсь вас спросить? – настороженно поинтересовалась Анна.

– Да, абсолютно во всем, – и тут слуга на ходу начал загибать пальцы и перечислять: – Во-первых, казнь проходит в городе на главной площади – а это привлекает уйму зевак из числа горожан, крестьян с окрестных деревень и гостей нашего города. Во-вторых, там, где суетно и многолюдно, должна быть бойко налажена уличная торговля, чтобы всех обеспечить угощениями и всевозможными напитками. Вы, наверное, слышали выражение, когда «народ требует хлеба и зрелищ». А это значит, что подобные казни способствуют процветанию экономики. Торговля дает возможность заработать лавочникам, мануфактурщикам и ремесленникам – флажки, свистульки, значки с портретами его светлости и прочая сувенирная продукция. Все это пользуется огромным спросом. И это еще не все. Переходим к следующей выгоде – в-третьих… там, где идет торговля, как правило, собирают приличные налоги. А налоги, как вы сами понимаете, это основной источник пополнения казны. Чем больше денег в казне, тем весомей и могущественней королевство. Снаряжать экспедиции осваивать новые земли, завоевывать новые территории – это все неимоверно затратно, непомерно суетно и хлопотно. Казни – вот источник беспроигрышного и надежного дохода. И самое главное, что при этом и тратиться ни на что не надо – разве только, на жалованье судье и палачу. Но по сравнению с поступающей от налогов прибылью – это сущие пустяки. О них даже и упоминать смешно. Если у вас все в порядке с математикой, то вы без труда сможете подсчитать, насколько выгодными могут быть такие казни.

– Да уж, – сказала я. – Как по мне, так это какая-то тирания.

Тут Анна метнула на меня внушительный взгляд и поспешила перевести разговор в другое русло, чтобы ни я, ни Милица не ляпнули еще чего-нибудь лишнего.

– А как сегодня себя чувствует его светлость, – как бы невзначай поинтересовалась она у слуги, дабы прощупать почву и понять, как при нем себя вести. – В каком он расположении духа? Не следует ли нам приготовиться к чему-нибудь эдакому?..

– О, что вы мадам, не извольте беспокоиться. Его светлость наш герцог Маркус Лакруа сегодня пребывают в бодром и приподнятом настроении, – поспешил заверить ее слуга. – Они с утра с загонщиками вернулись с удачной псовой охоты. Им удалось добыть вот такого кабана – секача, с вот такими огромными клыками. Теперь их светлость довольны и целый день напевают себе под нос бравурные марши. Ждут с нетерпением, когда наш повар приготовит добытого кабана под его излюбленным фирменным соусом из горчицы, тимьяна, меда и белых трюфелей. Уверяю вас, блюда, которые готовит Жерар – это настоящая гастрономическая симфония. Среди поваров ему нет равных – он виртуоз, композитор вкусов и непревзойденный гений, Второго такого, как наш Жерар не сыскать во всем королевстве. Впрочем, что я вам рассказываю, вы и сами сейчас все увидите. Причем не только увидите, но и попробуете. Сразу хочу вас предупредить, все будет безумно вкусно, но вы не налегайте. Поберегите себя для десерта. Его десерты – это вообще нечто божественное и невероятное. Чего только стоит одно мороженное «оближю снежю дю шоколатт».

Он проворно взбежал по широким мраморным ступеням, распахнул перед нами высокие двери, инкрустированные белой эмалью и позолотой, пополам сложился в низком поклоне и торжественным жестом предложил нам войти.

Затем, видно о чем-то вспомнил и хлопнув себя по лбу, виновато улыбнулся.

– Прошу простить глупого старика за то, что пока мы шли позабыл вас спросить о самом главном. Как мне представить вас его светлости? Не соблаговолите ли назвать мне свои имена и перечислить титулы, звания, род занятий?

Из всего перечисленного у нас были только имена и род занятий. Что же касается титулов и званий, то по этой части все обстояло намного хуже. В окружении помпезного лоска и вопиющей роскоши их отсутствие выглядело так унизительно, как заплатка на самом видном месте или как дыра в кармане. Навряд ли обрадуется его светлость, когда узнает, что пригласил на обед нетитулованных простолюдинок, да еще и в сопровождении говорящего зверинца – такому сброду самое место не за графским столом, а на ярмарочном балагане или в каком-нибудь бродячем шапито.

Благо, Анна не растерялась и быстро сообразила, как представить нашу компанию так, чтобы не ударить в грязь лицом и при этом не оскорбить достоинства его светлости. Если вдруг вы когда-нибудь попадете в такую же ситуацию, и от вас будут ждать чего-нибудь эдакого, то вот вам совет – запоминайте: не важно какое вы блюдо им подадите, и уж тем более не важно, что оно будет состоять из обыкновенных и простых продуктов, даже то, что вы почти не умеете готовить – это тоже не беда. Главное – это придумать для него заковыристое и красивое название с претензией на что-нибудь эдакое невообразимо модное, да заправить его каким-нибудь острым или пикантным соусом, и тогда уж поверьте – успех будет вам обеспечен.

– Я Анна Андреевна Соболевская, – представилась она в соответствии с дворцовым этикетом. – Художница, специализируюсь на скульптуре, графике и живописи, преподаю изобразительное искусство юным дарованиям. Кстати, это моя ученица Аня, очень талантлива, подает большие надежды в росписи фресок. Это новое направление в урбанистическом искусстве называется граффити. В ваших краях мы проездом. Мы не планировали здесь задерживаться и поэтому путешествуем налегке. А это наши верные спутники и проводники. Лису зовут Милица, а кота Вениамин…

Услышав, как Анна произносит его имя, Вениамин принялся чихать, словно у него разразился приступ аллергии. И тут она вспомнила, о чем он нас всех просил…

– Как-как, вы говорите его зовут? – переспросил слуга, намеренно делая вид будто не расслышал.

Повисла неловкая пауза. Анна растерянно с виноватым видом посмотрела на кота и перевела взгляд на слугу. Тот подал корпус вперед и замер в чутком ожидании – от чего стал похож на охотничью легавую, которая учуяла дичь, но пока еще толком не поняла, куда бежать и в каком направлении искать.

– Ве-ни-амин, – произнес вместо Анны кот, громко и по слогам, с ярко выраженным иностранным акцентом.

За время пути к поместью он так ловко поработал над своей внешностью, что теперь вместо привычного нам бойкого кота, представлял из себя обрюзгшего подслеповатого котяру с обвисшими усами и замусоленными бакенбардами. В общем, приложил все усилия для того, чтобы его не узнали. И я замечу, у него это недурно получилось.

– А скажите, любезный, – как бы невзначай поинтересовался у него слуга, – некий кот по имени Бенджамен, вам случайно не родственник?

Вениамин на секунду задумался, близоруко прищурился, словно хотел разглядеть его получше.

– Нет, – произнес он с налетом грусти и сожаления. – На этом свете я одинок, как перст. И об этом, как его там… Бенджамене, впервые слышу. А вы … простите, с какой целью интересуетесь?..

– Да, так… собственно, ни с какой, – пожал плечами слуга, но по тому, как забегали его глаза, стало заметно, что он что-то недоговаривает. – Просто, был тут когда-то на службе у его светлости один кот. Кстати, такой же как вы – тоже рыжий… Вот я и подумал, а вдруг он ваш родственник, мало ли – в жизни чего только не бывает. Уж больно сильно наш герцог скучает по тому котику. Иногда даже так сильно, что места себе не находит. Нет-нет да и вспомнит: как он там его любимый кот, где поживает, что поделывает, … не надумал ли случаем вернуться. Ведь он и для нас был всеобщим любимцем. Все здесь в нем души не чаяли. Но раз вы о нем никогда не слышали, то, к сожалению, вам этого не понять. Не принимайте мои слова на свой счет. Вы уж простите старого слугу за сентиментальность.

Тут он тихо всхлипнул и утер рукавом слезу, высморкнув в кружевную манжету.

– Ничего не могу с собой поделать… – выдавил из себя слуга. – Если бы вы только знали, как нам его не хватает, нашего милого Бенджамена…

По рассказам и байкам, которыми нас развлекал Вениамин, мы все знали, что в прошлом он несколько раз нанимался на службу к высокопоставленным особам и неким знатным господам. И с этим было связано немало забавных историй и курьезных случаев – что было вполне в его духе. В какие только переделки и авантюры он не ввязывался, но почти отовсюду ему удавалось выйти сухим из воды – причем, зачастую еще и с неплохим наваром. Вот только об этом герцоге Маркусе Лакруа он не обмолвился нам ни словом. Как-то странно все это и на нашего Вениамина не похоже. Хотя, возможно, на то была особая причина – о которой мы видно скоро узнаем.

Слуга заложил руки за спину и торжественным шагом провел нас в холл, минуя который мы попали в просторную галерею.

После теплого осеннего солнца здесь было заметно свежо, я бы даже сказала прохладно. Свет едва проникал в помещение. Высокие витражные окна были завешены кремовым воздушным тюлем, обрамленным тяжелыми бархатными портьерами пурпурового цвета, по краям которых шли оборчатые кружева. Ламбрекены портьер были подхвачены витыми золотыми шнурами со стеклярусом и кистями, как на гусарских аксельбантах.

Галерею специально затенили от прямых солнечных лучей. Сделано это было для того, чтобы уберечь развешанные здесь картины.

Если судить по полотнам и по роскошным золоченым рамам, в которые они были помещены, то можно было сделать вывод, что владелец поместья был тем еще коллекционером и ярым поклонником высокого искусства – потому как ни в чем себе не отказывал и не скупился на предметы роскоши.

Порядок, в каком содержалась коллекция, и то, как тонко сочетались между собой полотна, говорил о том, что его светлость обладает хорошим вкусом, а его увлечение картинами было не данью капризной моде, а его подлинной и ненасытной страстью.

– Ну, вот мы и пришли, – сообщил слуга, когда, миновав галерею, мы подошли к дверям обеденного зала.

– Приведите себя в порядок, – посоветовал он, хаотично жестикулируя от волнения. – Так… хорошо… Вы готовы?..

Он произнес это так, будто нам предстоял не обед (на который мы, между прочим, не напрашивались), а выход в зрительный зал, где нас ожидала нетерпеливая и требовательная публика, которую нам предстояло ее развлекать.

Убедившись, что мы готовы, слуга удовлетворенно кивнул, и перед тем, как доложить о нас герцогу, сам посмотрелся в большое зеркало, поправил парик, одернул камзол, разгладил расшитые золотом лацканы, убедился в безупречной белизне манжет и смахнул платком пылинки с узконосых туфель с невероятно огромными бронзовыми пряжками.

Озабоченность на его лице сменилась в миг на выражение лучезарного счастья и безграничного обожания. В этом новом перевоплощении он распахнул перед нами двери, вошел в обеденный зал, низко почтительно поклонился… и громко, торжественно, чуть ли не распев представил нас его светлости сочным, громогласным голосом.

Пока слуга объявлял его светлости кто мы такие, чем занимаемся и откуда прибыли, я осторожно выглянула из-за его спины, чтобы хоть краешком глаза посмотреть, что же там за герцог такой, перед которым все так лебезят.

Первое, что я увидела – это был огромный стол. Он стоял в середине обеденной залы и от края до края был загроможден салатницами, супницами, соусницами и разнокалиберными тарелками, и блюдами со всевозможной снедью. Перечислять все закуски и яства не стану, чтобы не утомлять вас и попусту не тратить ваше время. Да и к чему распалять ваш аппетит – кто знает, вдруг вы еще не обедали.

Но в виду вышесказанного слугой, я должна вам сообщить одну деталь – в самом центре стола среди гор спелых фруктов, корзинок с румяными булочками, круассанами и хрустящим хлебом, красовался огромный серебряный поднос с возлежащей на нем зажаренной на вертеле кабаньей тушей, украшенной дольками апельсина и лимона, кольцами репчатого лука и запеченными в меду яблоками.

Благоухающий пряными ароматами кабан как бы спал – он уснул так и не доев дольку сочной дыни. Его хрустящая корочка золотистой карамельной глазури была обильно присыпана свежей рубленой зеленью. По краям туша кабана была обложена ломтиками нежного и еще дымящегося картофеля.

Как вы уже поняли, это и был тот самый кабан, которого его светлость добыл сегодня утром на охоте.

Сам же герцог, вопреки моему ожиданию не произвел на меня особого впечатления. Со слов дворецкого я представляла себе, что увижу надменного и властного вельможу с горделивой осанкой и суровым аристократическим профилем.

Вместо этого, перед нами оказался невысокого роста, коренастый, средних лет мужчина. По телосложению похожий на пузатый бочонок с пухлыми губками и с выдающимся животиком. Его острый нос с горбинкой, чем-то напоминал птичий клюв. Но не орлиный, поменьше – может быть совиный или какого-нибудь небольшого попугая. Глаза его светлости, карие и немного на выкате, не находили себе покоя – они то и дело бегали, как у профессионального воришки или как у шулера, подмечали вокруг, что где лежит… кто где стоит…, кто почесался… кто к кому повернулся…кто, что взял… – в общем, герцог улавливал любую мелочь.

Я попробовала повторить этот финт с глазами – так для себя, ради интереса – но из этой затеи у меня ничего не получилось. Хорошо, что еще не закружилась голова. Не хватало еще на званном обеде рухнуть в обморок.

– Ну, а меня, как я понимаю, Валентин вам уже представил, – вместо приветствия, не переставая жевать, самодовольно произнес герцог.

Тут мы догадались, что Валентином, судя по всему, звали дворецкого, который нас сюда привел.

– Поди понарассказывал вам про меня черт знает что. А…, Валентин?..– постоянно мечущийся и, не знающий покоя взгляд Маркуса Лакруа на секунду остановился на слуге и едва не просверлил в нем дырку.

– Да что вы, помилуйте, ваша светлость, как можно, – взволновано стал оправдываться слуга. – И в мыслях не было, сказать про вас что-либо дурное. Только все самое наилучшее… все, как и есть. Уж кому-кому, а мне-то уж точно грех жаловаться на вас, ваша светлость.

Пока он перед ним подхалимничал, неугомонный пытливый взор герцога отлип от слуги и молниеносно переметнулся на нас. Это произошло так быстро, что я даже не успела толком заметить на кого из нас конкретно он смотрит. На меня… на Анну… на Вениамина… на Милицу…, потом снова на одну из нас… потом снова на кота… и это все за какие-то доли секунды.

– Как замечательно, что вы так вовремя объявились в моих владениях, – его светлость, как ни в чем не бывало, жуя, вел беседу, и без всякого стеснения впился зубами в кусок сочной кабанины. – Не люблю, знаете ли, обедать в одиночестве, – прочавкал он и вытер салфеткой стекающий с подбородка жир. – Приятная и непринужденная беседа, вот чего зачастую не хватает этому столу. Очень мило с вашей стороны, что вы любезно согласились составить мне компанию. Проходите, рассаживайтесь, угощайтесь. Не стесняйтесь, кушайте все, чего только душа пожелает.

Валентин услужливо поочерёдно выдвинул перед нами четыре стула. Мы с благодарностью поклонились и уселись рядком напротив герцога.

Маркус Лакруа снисходительно улыбнулся, и с интересом принялся наблюдать за тем, как мы пытаемся разобраться с многообразием вилок, ложечек, ножей и других малознакомых нам столовых приборов.

– Ах, оставьте, не заморачивайтесь, я и сам иногда их путаю и не понимаю, какие из них для чего предназначены, и в чем между ними разница, – сказал его светлость и в знак солидарности отложил в сторону столовый нож и двузубую вилку. – Не обращайте внимания на этикет – это все такие условности. Сам бы отправил на виселицу того, кто его придумал. Будьте, как дома и ешьте, как вам удобно, не стесняйтесь.

Ловким движением он оторвал небольшой кусок мяса от кабаньей ноги и прямиком отправил его в рот. Облизав жирные пальцы, вытер их о льняную салфетку, потянулся к графину, налил в серебряный кубок темно-красного вина, с упоением вдохнул его терпкий аромат, после чего отхлебнул, зажмурился и расплылся в улыбке с выражением неописуемого блаженства.

– Берлиментийское… – произнес он, смакуя изысканный вкус божественного напитка. – Выдержанное в бочках из обожженного рованийского дуба. Урожай семьсот семнадцатого года. Достаточно редкое. В тот год от пожаров погибла большая часть королевских виноградников и урожай выдался ничтожно маленьким. С тех пор вино из благодатной Берлиментийской долины стало настоящей редкостью, теперь его поставляют исключительно только на королевский двор. То которое сейчас на столе, досталось мне за баснословную цену – только представьте себе, целых восемьсот золотых гиней за одну винную бочку. Но признаюсь вам по секрету, оно того стоит. Не вино, а нектар с ароматом черных фиалок, привкусом спелых ягод розаники, послевкусием урвайскй корицы, борского можжевельника и при этом бархатное и плотное, как дымная драконья кровь. Не желает ли кто-нибудь из вас попробовать?..

Герцог поднял графин и окинул нас вопросительным взглядом.

– Нет, спасибо, как-нибудь в другой раз, – деликатно отклонила его предложение Анна.

– Вы уверены, что не хотите? – герцог Лакруа не поверил своим ушам. – Ведь вино очень редкое. Другого такого раза может и не представиться.

– Ничего, ваша светлость, мы это как-нибудь переживем, – как можно мягче ответила ему Анна. – Вино затуманивает разум и ударяет в голову. А нам простите, предстоит еще долгий путь. В путешествии, сами понимаете, нужно быть готовыми ко всему. Так что с вашего позволения мы бы предпочли бы сохранить свои головы ясными.

И чтобы у герцога больше не возникало на этот счет никаких сомнений, она взяла небольшой кувшин, стоявший рядом с пустой глубокой чашей, убедилась, что в нем не вино, и налила его содержимое в наши кубки.

На цвет напиток был нежно розовым, на вкус теплым, с ароматом пряностей и спелых фруктов – возможно каких-то цитрусовых: грейпфрута, лайма или лимона.

– За ваше здоровье, – провозгласила она и чокнулась со мною кубком.

Я сделала пару глотков и тут почувствовала, как на языке и в горле стало нестерпимо печь. Внутри разгорался такой пожар, что я словно рыба, которую выудили из воды, стала жадно ртом заглатывать воздух, чтобы хоть как-то остудить полыхающее огнем дыхание, и тут заметила, что Анна тоже оказалась в таком же положении. Открыв рот, она принялась махать на него ладонью, а из глаз ее по щекам покатились слезы.

– Воды… – с придыханием произнесла она сдавленным голосом.

– Ни в коем случае, – категорически запротестовал герцог. – Это вас не спасет. От воды будет только хуже. Вино вам право тоже уже не подойдет, – тут его взгляд заметался по расставленным на столе кувшинам, графинам и бутылкам. – После того, что вы выпили, вы даже вкуса этого божественного вина не почувствуете. Только даром добро переводить… А вот пару глотков хорошего крепкого бренди – это, пожалуй, именно то, что сейчас вам нужно. Валентин, плесни-ка им в бокалы бренди…

Герцог Лакруа указал дворецкому на пузатую бутылку.

– Не нужно, – выкрикнул Вениамин и жестом остановил на пол пути, устремившегося к столу Валентина. – Обойдемся без бренди. Он им ни к чему. А для юного организма девочки алкоголь все равно что яд. Есть не менее действенное средство.

В два прыжка кот очутился на столе, и из подставки с соусами выудил пузатую склянку с узкой горловиной.

– Например вот это, не в пример бренди, более мягкое и безопасное. А ну-ка милочки, давайте…

Вениамин влил нам во рты по чуть-чуть оливкового масла, которое тут же смягчило жжение и обволокло воспаленный язык и горло.

Я попробовала глубоко вдохнуть и убедилась, что теперь чувствую себя намного лучше.

– Ну как же вы так неосторожно, – посетовал дворецкий, убирая на поднос кубки с отвратительным напитком.

– Что это было? – спросила Анна, когда оправилась от спазмов в горле.