Рассудок маньяка Абдуллаев Чингиз

– И мне приятно, – улыбнулась девушка, выходя из кабинета.

– Красивая, – кивнул Дронго. – Когда в институте узнали, что Сойкина не приедет на работу? Она звонила, предупреждала о своей задержке?

– Да, но она позвонила мне где-то часов в пять. Вообще-то никто не знал, что она не придет. Только я и мой помощник Сережа Носов. Мы подумали, что ничего не случится, если она один день и не выйдет. Я даже Архипову ничего не сказал.

– Понятно. Значит, восемь женщин. А кто были остальные девятнадцать мужчин? Один из них Мастуков, это я уже понял. А остальные восемнадцать человек?

– Кого только в списке не было, – вздохнул Сыркин, протягивая бумагу. – Вы чай пейте, а то остынет.

– Ничего, – усмехнулся Дронго, – я люблю не очень горячий. У вас в списке указаны все мужчины, начиная с Архипова и вас.

– Да, верно. Я тоже в тот вечер задержался на работе, – подтвердил Михаил Михайлович, – мы с помощником оставались примерно до семи вечера в моем кабинете. Как подумаю, что я мог увидеть убийцу, даже не по себе становится.

– С тем самым Носовым, который знал про Сойкину?

– Да, с ним. Но про Сойкину знал и я.

– Носов никуда не отлучался из вашего кабинета с шести до семи вечера?

– Вы его тоже подозреваете? Кажется, один раз он пошел за документами в свой кабинет, на второй этаж. Но быстро вернулся. Его тоже проверяли.

– Значит, троих я уже знаю, если считать вместе с Архиповым.

– Надеюсь, его вы не подозреваете? – усмехнулся Михаил Михайлович.

– Его пока нет. Впрочем, я не подозреваю и остальных. Просто нет никаких оснований. Кто остальные пятнадцать?

– В основном наши сотрудники. Несколько человек из технического отдела, где работала убитая.

– Давайте пока остановимся на них. Кто именно из технического отдела задержался в тот вечер на работе?

– Коренев, Алексанян, Шунько и руководитель отдела Зинков. Они работали практически в одном помещении. Примерно до половины седьмого. И ушли все вместе. У них сейчас много работы, они часто уходят позже обычного. Вообще у нас люди просто золотые. Им деньги месяцами не платят, а они трудятся на одном энтузиазме. Все очень тяжело переживали смерть Хохловой.

– Они работали вместе с Хохловой?

– Нет, они находились в другом конце коридора. Но никто не слышал ни криков, ни мольбы о помощи. Ничего не слышали. Впрочем, это и неудивительно. У них стоял такой шум. А лаборатория находится за первой комнатой. Сотрудники ФСБ проверяли, оттуда ничего невозможно услышать, даже если в комнате, где убили Хохлову, кричали бы изо всех сил.

В этот момент зазвонил телефон. Сыркин поднял трубку и, выслушав сообщение, нахмурился и сказал:

– Пусть зайдет ко мне.

– Что случилось? – спросил Дронго.

– Мастуков приехал. Раньше времени. Хочет со мной поговорить.

– Интересно. Вы разрешите мне присутствовать при вашем разговоре?

– Да, конечно. Он сейчас придет. Ваш чай совсем остыл.

Они успели выпить свой чай, когда в кабинет вошел высокий молодой человек лет тридцати. У него были длинные волосы, закрывавшие уши. Чуть вытянутый нос, небольшие глаза, одутловатые щеки.

– Здравствуйте, Михаил Михайлович, – вежливо поздоровался вошедший.

– Садись, Мастуков. – Сыркин показал на стул. – Ты чего так рано прикатил? Или дело есть?

– Хотел с вами поговорить, – нерешительно начал охранник, взглянув на Дронго.

– Можешь говорить, – понял его взгляд Сыркин, – при нем можно все говорить.

– Я хотел наедине, – упрямо сказал Мастуков.

– А я тебе говорю, что при нем можно, – повысил голос хозяин кабинета, – и кончай темнить. Секреты у него, понимаешь. Говори, зачем пришел?

– У меня к вам личное дело.

– Ну вот и говори про свое личное дело.

– Хотел вам показать вот эту картинку. – Мастуков достал из кармана фотографию и передал ее Сыркину. Тот посмотрел на фотографию, огорченно крякнул и передал ее Дронго. Это была фотография из обычного «Плейбоя». Обнаженная женщина.

– Откуда? – коротко спросил Михаил Михайлович.

– Из мужского туалета. Кто-то «забыл» на подоконнике.

– Когда нашел?

– Два дня назад. Ночью.

– Вот видите, какая гадость, – раздраженно фыркнул Сыркин.

– Держите осторожнее, – предложил Дронго, – там могут быть отпечатки пальцев.

– Не могут, – сокрушенно заметил Михаил Михайлович, – мы проверяли все журналы, которые находили до сих пор. Никаких отпечатков ни разу не нашли. Я даже, используя свои связи, просил проверить в лаборатории на Петровке. Никаких отпечатков.

– Странный маньяк, – задумчиво покачал головой Дронго, – нигде не оставляет отпечатков, словно сознательно вас провоцирует.

– Почему не сказал сразу? – спросил Сыркин у Мастукова.

– Боялся. Думал, опять за меня возьмутся. Два дня мучился. Но потом вспомнил про Пашу. Он ведь тоже боялся и потому сбежал. А его арестовали и до сих пор держат. Вот поэтому и принес это… эти… в общем, эту фотографию.

– А почему вы считаете, что Павел Мовчан ни в чем не виноват? – спросил Дронго.

– Да не убивал он, – упрямо сказал Мастуков. – Я с ним в паре столько ночей вместе провел. Он вообще жену свою очень любил. Не убивал он никого. Напрасно они на него все вешают.

– Раньше журналы были, и к ним цветные картинки. А это какая-то блеклая фотография. Наверно, у подонка просто деньги кончились, – решил Михаил Михайлович.

Дронго посмотрел на фотографию.