Немая девочка Русенфельдт Ханс

Торкель кивнул. Она права. Притворяться не имеет смысла. У него так много вопросов. Но один заслоняет все остальные.

Что она делала дома у Себастиана?

То была не просто случайность. В этом он не сомневался.

Он тщательно изучил все протоколы допросов Эллинор Бергквист и Себастиана из полицейского расследования. Они представляли собой 149 плотно исписанных страниц. Из допроса в допрос Эллинор утверждала, что долгое время состояла с Себастианом в интимных любовных отношениях. Они полюбили друг друга с первого взгляда, и он попросил ее переехать к нему. Дальше Эллинор страница за страницей описывала их с Себастианом быт, который больше всего напоминал типичный семейный уклад пятидесятых. Она готовила еду и украшала квартиру, каждую пятницу покупала цветы, а он зарабатывал деньги, приходил домой к накрытому столу и желанному сексу. Так продолжалось месяцами вплоть до того, как он однажды вышвырнул ее и сменил замки, следствием чего и стало то, что она приставила пистолет к глазку на его входной двери. Ее целью было показать Себастиану, что с ней нельзя обращаться как угодно. Она хотела ранить или убить его. Раз за разом она повторяла, что не знала о том, что в квартире находился кто-то еще.

Тот Себастиан Бергман, который представал из этих 149 страниц, Торкеля удивил. Он совершенно не узнавал человека, которого когда-то называл другом и полагал, что все-таки хорошо его знает. Поначалу, прочитав только допросы Эллинор, Торкель не сомневался, что она лжет. Со всей очевидностью следовало, что у нее не все дома. Результат большой судебно-медицинской экспертизы еще не был готов, но Торкель нисколько не сомневался в том, что, когда примерно через месяц начнется судебный процесс, Эллинор приговорят к принудительному психиатрическому лечению.

Однако допросы Себастиана, по большому счету, подтвердили все сказанное ею, хотя он по-другому объяснял, как она оказалась у него дома. Она переехала к нему, чтобы быть в безопасности от Эдварда Хинде, и потом вроде как осталась. Но в остальном он полностью подтвердил ее рассказ. Себастиан, который в принципе никогда не встречался с женщиной больше одного раза, долгое время имел постоянную сожительницу.

Себастиан чувствовал себя очень плохо и выражал во время допросов большое беспокойство, но, тем не менее, ни разу не посетил Урсулу в больнице. Во всяком случае, насколько знал Торкель. Возможно, испытывал слишком большой стыд и был не в силах. Торкель не имел представления. Чтение протоколов допросов только подтвердило то, что он знал и так: он совершенно не понимает Себастиана Бергмана.

Он почувствовал необходимость задать вопрос.

– Себастиан тебя навещал?

– Один раз.

Торкель видел по Урсуле, что ей хочется сменить тему, но все-таки продолжил. Не мог не разобраться.

– Как такое возможно? Я его не понимаю.

– А я понимаю, – ответила она с некоторой печалью в голосе. – Он мастер избегать всего, что причиняет боль.

– Не слишком хорошее качество.

– Я думаю, это скорее некий защитный механизм, и обычно утешаю себя тем, что от этого, наверное, больше всего страдает он сам.

Она опять взяла его руку. Торкель почувствовал, что у него горят щеки. Она его, по крайней мере, понимает. Он долго жил мечтой об Урсуле. Можно пожить так еще немного.

Быть понятым – лучше, чем ничего.

Но она была дома у Себастиана. Не у него.

Он попытался отбросить эту мысль и сосредоточиться на тепле, исходящем от ее руки. Хотя прикосновение должно бы приносить успокоение, но нет. Даже отсутствуя, Себастиан стоял между ними.

Его мысли прервал звонок телефона.

Минивэн ехал по шоссе Е20 в западном направлении.

За рулем, как всегда, сидел Билли. Он, как всегда, ехал слишком быстро. Раньше Торкель обычно просил его сбавить скорость. На этот раз нет. Он смотрел в окно, наблюдая за окружавшими дорогу с обеих сторон рядами сосен. Стоит покинуть крупные населенные пункты, как кажется, что Швеция состоит исключительно из этого: лес, лес и снова лес. На последнем сиденье сидели Себастиан и Ванья. Рядом. Торкель находил это удивительным. В последний раз, когда он видел их вместе, Ванья подчеркнуто сторонилась Себастиана. Что-то, вероятно, произошло.

Перед ними, на сиденье, где обычно ездила Урсула, стоял их багаж.

Вдруг Торкель услышал, как Себастиан усмехнулся. Похоже, Ванья рассказала что-то забавное. На месте Урсулы стоит багаж, а Себастиан смеется так, будто ничего не случилось. Снова обратив взгляд к бесконечному лесу, Торкель ощутил еще большее раздражение.

Через несколько часов они свернули на дорогу 62, которой предстояло довести их до городка Турсбю, в северной части Вермланда. Билли там еще никогда не был и подозревал, что никому из остальных там тоже бывать не доводилось. На домашней страничке муниципалитета гордо сообщалось, что именно в Турсбю Свен-Йоран «Свеннис» Эрикссон и Маркус Берг[2] впервые выполняли дриблинг и что здесь имеется единственный в Швеции специальный туннель для лыжных гонок. Свенниса Билли знал в основном по разным историям с женщинами, которые читал в вечерней прессе, кто такой Магнус Берг представления не имел, а на равнинных лыжах не бегал с тринадцати лет.

«Я просто пошутила. Я пошутила, дорогой».

Билли очень хорошо помнил эти слова. Они тогда раскрыли дело с массовым захоронением в горах Йемтланда. Он застрелил Чарльза Седерквиста. Однажды утром он вручил Мю ключ от квартиры. Когда она обняла его, она прошептала, что следующий шаг – женитьба. В мае. Она увидела его изумленную и, видимо, испуганную физиономию. Поэтому она снова обняла его.

«Я просто пошутила. Я пошутила, дорогой».

Именно так она и сказала.

Дословно.

Но когда двумя месяцами позже она пришла со списком приглашенных из 150 человек и спросила, не хочет ли он помочь ей немного укоротить список, он понял, что свадьба в мае уже больше не шутка, а в высшей степени реальность.

Мю.

Он любит ее. В этом он не сомневался.

Но все произошло так быстро.

К празднику середины лета они будут год как знакомы. И уже больше месяца женаты.

Его попытки замедлить движение к алтарю были бесплодными и представлялись жалкими по сравнению с ее страстной убежденностью в том, что для них это правильный шаг. Не дать согласия на общее будущее казалось мелочным, будто он не любит ее.

Он любил ее очень сильно.

Любил все, от ее неиссякаемой энергии до ее особенного взгляда, когда они лежат рядом в постели. Ему нравилось, что она доводит до конца все, за что берется. Ему нравилось, что она заставила его расти. Вместе с ней он чувствовал себя единственным мужчиной на свете, а для человека, который всегда воспринимал себя лишь сторонним наблюдателем, это потрясающее ощущение.

Поэтому он сдался, устыдился своей осторожности.

По правде говоря, он не мыслил себя человеком, который когда-либо женится. Вероятно, на него наложил отпечаток развод родителей. Ему было тогда девять лет, и он много раз чувствовал себя взрослее родителей, когда те настраивали его против друг друга. Впрочем, основная проблема заключалась в том, что все произошло очень быстро. Это было не в его правилах. Он привык вдумчиво структурировать и анализировать, а Мю непрерывно предлагала ему посмотреть новые залы, примерить новую одежду, высказать мнение по поводу новых идей приглашения. Под конец он сдался, понял, что их главный совместный момент станет исключительно ее моментом. Что он опять стоит немного в стороне и анализирует вместо того, чтобы принимать полноценное участие. Так оно и было. Он уговаривал себя, что все нормально. Правда, все-таки надеялся, что раскрыть убийства в Турсбю окажется просто и он сможет уехать обратно, чтобы продолжить планировать вместе с ней. Однако этого ничто не предвещало. Уничтожена целая семья. Доказательства против единственного подозреваемого, насколько он понял, слабые. Обычно по пути на задание он был сосредоточен и рвался в бой, но сейчас был рассеян. Словно в настоящий момент, где бы он ни находился, он был не в том месте.

Билли попытался отбросить эти мысли и сосредоточиться на однообразной дороге. Машин мало, спидометр проскочил за 140 км/час. Билли, по собственному почину, слегка сбавил скорость. Обычно Торкель обращал его внимание на превышение скорости, но он почти всю поездку сидел молча и в основном смотрел в окно. Торкель за последнее время, казалось, несколько постарел. Возможно, ничего удивительного, то, что произошло с Урсулой, Билли тоже потрясло. Она, наряду с Торкелем, была в команде ведущей фигурой, и не хватать ее будет не только Торкелю, а всей группе, и особенно ему самому. Ему придется держать под контролем все технические вопросы, и он не знал, достаточно ли он готов в одиночку отвечать за столь важную функцию. Команда тоже в каком-то смысле лишилась глаза.

Парочка на заднем сиденье, однако, вовсе не казалась особенно удрученной. «Странно», – подумал Билли, бросив на них взгляд в зеркало заднего вида. Когда он в последний раз видел Ванью, она была страшно зла на Себастиана и убеждена в том, что он пытается испортить ей жизнь.

Сейчас же они выглядели как двое детей, направляющихся в лагерь.

В последнее время Билли все больше убеждался, что постоянные попытки Себастиана подружиться с Ваньей связаны с тайным интересом. Все началось с того, что Себастиан попросил Билли поискать адрес некой Анны Эрикссон, когда они впервые встретились в Вестеросе. Анна Эрикссон в декабре 1979 года написала письмо матери Себастиана, и тому требовалось ее разыскать. Тогда Билли не придал этому особого значения, но позже сообразил, что мать Ваньи зовут Анна Эрикссон. В следующий раз ее имя всплыло в списке потенциальных жертв убийцы, которых объединяло только то, что они все когда-то занимались сексом с Себастианом. Следовательно, тот имел связь с матерью Ваньи, а Ванья родилась в июле 1980 года, примерно через семь месяцев после написания того письма.

Но окончательно Билли убедился в том, что Себастиан приходится ей отцом, когда им с Ваньей сообщили, что Вальдемар таковым не является.

Явный перебор случайностей.

Чем дольше Билли думал, тем больше находил подтверждений. Себастиан использовал любой шанс для сближения с Ваньей. Но всегда без сексуальных помыслов. Билли доводилось видеть, как Себастиан обхаживает других женщин. Тот действовал открыто. Не скрывая своих намерений. Он флиртовал даже с Урсулой. А с Ваньей никогда. Никогда. Тем не менее, он все время стремился находиться возле нее.

Внезапно Билли почувствовал, что ему необходимо узнать, правда ли это. На сто процентов. Он не может просто спокойно продолжать жить с этой мыслью и ничего не предпринимать.

Он заметил, что скорость опять превышает 140. На этот раз он не стал ее сбавлять. Уж лучше доехать до Турсбю и взяться за дело.

Свернув с дороги, чтобы, согласно указаниям, припарковаться позади дома 22 на Бергебювэген, они увидели, что перед домом собралось человек десять. Камеры и микрофоны подсказали Торкелю, что это журналисты. Кроме того, он даже узнал одно из лиц. Аксель Вебер из газеты «Экспрессе». Их взгляды мельком встретились, когда минивэн сворачивал в открытые ворота. Торкель успел заметить, что Аксель отошел немного в сторону и сунул руку в карман. Десятью секундами позже у Торкеля зазвонил телефон. Он ответил простым «да».

– Вы в Турсбю? – напрямик спросил Вебер, даже не поздоровавшись.

– Возможно.

– Тогда что вы можете сказать об убийстве семьи?

– Ничего. – Торкель открыл дверцу и вышел из машины. Хотя по пути все они сидели удобно, размять ноги после поездки было приятно. Он увидел, что из задней двери появился мужчина лет пятидесяти и быстрым шагом направился к ним. – Я еще даже не встречался с ответственным следователем, так что вам придется немного подождать.

– Но вы смогли бы позвонить после встречи с ним?

– Нет, вероятно, не смогу. – Торкель закончил разговор и сунул телефон в карман, и тут к ним как раз подошел мужчина из дома.

– Здравствуйте, Эрик Флудин. Хорошо, что вы смогли приехать. – Он легким кивком приветствовал всех, но руку протянул Торкелю.

– Торкель Хеглунд, – сказал Торкель, пожимая руку.

Остальные члены команды тоже представились новому коллеге, и все вместе вошли в здание, которое Торкель при первом взгляде посчитал бывшим помещением для проведения техосмотра.

Собрав всех на кухне, Эрик начал с извинений за отсутствие кофе, затем выразил радость по поводу того, что Госкомиссия согласилась им помочь, после чего быстро рассказал о том, что им известно об этой семье и четырех убийствах. Билли, Ванья и Торкель внимательно вслушивались в отчет, иногда задавая уточняющие вопросы. Себастиан отключился. На этом этапе работы, когда местная полиция передавала им дело, он обычно пил кофе где-нибудь в стороне и слушал вполуха. Но поскольку в этой богом забытой дыре невозможно было даже раздобыть немного горячего напитка, слушать он тоже не стал и просто сидел, погрузившись в собственные мысли.

– Как вы хотите действовать? – голос Эрика Флудина вернул его обратно к действительности. Передача дела закончена, и с этого момента дальнейшая работа возлагается на Торкеля.

– Значит, у вас есть один подозреваемый, этот Седер? – вслух уточнила для себя Ванья.

– Ну, то есть… – Эрик сомневался. – Он угрожал семье, но сейчас складывается впечатление, что у него, возможно, есть алиби.

– Ванья и Себастиан, возьмите его на себя, – распорядился Торкель, вставая. – Мы с Билли поедем на место преступления.

– Я прослежу за тем, чтобы с вами поехала Фредрика, – сказал Эрик и покинул их.

Себастиан смотрел на Торкеля, который собирал разложенные перед ним по столу бумаги.

Торкель и Билли.

Он сам и Ванья.

Ему это подходило идеально, но не хотел ли Торкель подчеркнуть таким образом свое негативное к нему отношение?

За проведенное в машине время, по пути в Турсбю, они сказали друг другу довольно мало. Пожалуй, предложений десять. Себастиан попытался припомнить, разговаривали ли они раньше во время поездок больше, но пришел к выводу, что нет, не больше. В прошлый раз, насколько ему помнилось, было примерно так же. По пути из Эстерсунда до горной турбазы, название которой он забыл. Кроме того, с точки зрения их профессиональных качеств, Торкель сделал совершенно правильный выбор. На месте преступления Себастиан приносил мало пользы, почти никакой. Зато в ситуации допроса они с Ваньей составляли практически непобедимую команду.

Однако его все-таки не покидало ощущение, что когда-нибудь им придется поговорить о том, что на самом деле произошло в тот вечер.

Поговорить об Урсуле.

Но не сейчас.

Они сидели в комнате, которая вообще-то была слишком мала, чтобы именоваться офисом, но все-таки в ней стояли пять письменных столов. Четыре стола располагались возле окон напротив друг друга, по два, и еще один находился сразу налево от двери. Себастиан сидел возле одиночного стола, рассеянно глядя на прикрепленные скотчем детские рисунки и фотографии чьей-то жены и детей, и слушал уже проведенный допрос Яна Седера.

На пленке говорили об угрозах и украденных ружьях, а теперь явно углубились в страховки. Пока ничего интересного. Себастиан взял со стола ручку и пририсовал одному из моллюсков перед собой большой пенис. Улыбнулся про себя. Вроде глупая выходка, но все равно здорово.

«Где вы были вчера?» – послышался на пленке вопрос Эрика в будничном тоне, и Себастиан увидел, как Ванья навострила уши. Сам он отложил ручку и откинулся на спинку стула. Задумался, может ли кому-нибудь не понравиться, если он положит ноги на стол, решил наплевать на это, и незамедлительно поймал на себе неодобрительный взгляд Эрика, который благополучно проигнорировал.

«Вчера?»

«Да, вчера», – повторил Эрик.

«Я был в Филипстаде», – сразу ответил Седер.

«Когда вы туда отправились?»

«Во вторник вечером».

«А вернулись обратно?»

«Сегодня. В первой половине дня. Я пробыл дома около часа, когда вот она приехала и забрала меня».

– Вот она – это он указывает на Фредрику, – вставил Эрик.

Ванья кивнула. Сделала запись в лежавшем перед ней блокноте. Если Седер сказал правду, то в день совершения убийства его не было поблизости от Турсбю.

«Как вы добирались туда и обратно?» – спросил на пленке Эрик.

«На триста третьем до Хагфорса и потом на триста втором до Филипстада».

– Здесь он дает нам вот это, – сказал Эрик, когда запись опять смолкла. Он протянул пластиковый пакет с какой-то бумажкой. Ванья взяла пакет. Смятый билет транспортной компании Вермланда.

Туда и обратно.

Туда – позавчера. Обратно – сегодня.

«Что вы там делали?» – продолжился допрос из громкоговорителя.

«Был у приятелей».

«Все время?»

«Да, мы немного погуляли, так что… да, все время».

«Дайте мне, пожалуйста, имена и номера телефонов приятелей».

На пленке послышался треск, когда Фредрика протягивала ему блокнот и ручку.

«А в чем, собственно, дело?» – послышался потом вопрос Седера.

На некоторое время наступила тишина, будто полицейские в допросной взвешивали, как им поступить, насколько много следует рассказывать, но пришли к выводу, что рано или поздно придется сообщить Седеру, почему его арестовали.

«Семью Карлстен убили, – сказал Эрик. – Их застрелили из дробовика. Что вы можете об этом сказать?»

Эрик выключил магнитофон.

– Об этом он ничего сказать не мог. Во всяком случае, без присутствия адвоката. – Он вынул пленку и сунул обратно в футляр. Потом опять повернулся к Ванье.

– Фредрика звонила тем, кого он назвал, и те показания Седера подтвердили. У него есть алиби.

– Тогда почему он все еще сидит здесь? – поинтересовался Себастиан.

Эрик посмотрел на него – по-прежнему несколько неодобрительно, как это истолковал Себастиан. Он снял ноги со стола, встал и принялся расхаживать по свободному пятачку тесной комнаты.

– Насколько я понял, Седер считается алкоголиком с плохим самоконтролем, – продолжил он. – Ты ведь, кажется, так выразился?

Он остановился и посмотрел на Эрика вопросительно.

– Да.

– А теперь ты утверждаешь, что он спланировал все до малейших деталей, что он обзаводится фальшивым алиби и для подкрепления своей истории покупает автобусные билеты в Филипстад?

Эрик не ответил, поэтому Себастиан продолжил.

– Если он такой организованный, то он, наверное, не стал бы открыто угрожать семье накануне дня, когда собирался поехать к ним домой и расстрелять их.

– Я же говорю, что в настоящий момент складывается впечатление, что у него есть алиби, – строго сказал Эрик с плохо скрываемым раздражением. – Но мы по-прежнему можем обнаружить на его руках или одежде остатки пороха или крови. Если мы найдем пропавшее ружье, у нас для сравнения есть гильзы из дома. Мы еще не опрашивали соседей Карлстенов, кто-нибудь мог видеть Седера поблизости от их дома. Тогда мы снова будем на коне.

Себастиан покачал головой и не смог сдержать улыбки.

– Или же мы вернемся обратно во времени, встанем перед домом и увидим, кто их убивает. Это звучит более реалистично.

– Себастиан, хватит!

Ванья встала. Себастиан повернулся к ней. Ее взгляд потемнел. Себастиан слишком хорошо знал этот взгляд. Она на него злится. Ванья не спускала с него глаз еще несколько секунд, а затем обратилась к Эрику.

– Я прошу прощения, он… иногда ведет себя как идиот.

– Я с таким уже сталкивался, – ответил Эрик гораздо более мягким тоном, не отрывая взгляда от Себастиана. – С людьми, которые думают, что мы ни черта не умеем делать правильно, поскольку мы не из Стокгольма.

– Дело не в том, что ты живешь в захолустье, – любезно объяснил Себастиан. – Некомпетентность в крупном городе тоже не слишком популярна.

Ванья мысленно вздохнула. Вообще-то она не удивилась. Она знала, что Себастиан высокомерно плюет на то, что о нем думают, но работу местной полиции при первом удобном случае всегда критиковала Урсула. Себастиан обычно вел себя невыносимо по отношению к свидетелям и родственникам. Они как бы делили обязанности. А в отсутствие Урсулы Себастиан, похоже, собирался в одиночку настроить против них всех окружающих.

– Где сидит Седер? Мы хотели бы с ним поговорить, – снова обратилась она к Эрику.

Эрик, не сказав ни слова, прошел мимо Себастиана в коридор.

Когда они вошли в комнату, женщина лет сорока встала и протянула им руку.

– Флавия Альбректсон, адвокат Яна Седера.

Ванья поздоровалась и представилась, после чего выдвинула один из стульев с противоположной стороны стола и села.

– Флавия – необычное имя, – сказал Себастиан, удерживая ее руку, на взгляд Ваньи, излишне долго.

– Да.

– И красивое, – с улыбкой продолжил Себастиан, наконец выпустив руку. – Откуда оно происходит?

Ванья закатила глаза. Если бы адвокатом оказался сорокалетний мужчина по имени Флавий, Себастиану было бы совершенно наплевать на происхождение его имени.

– Не можем ли мы разобраться с этим потом? – как можно спокойнее поинтересовалась Ванья и улыбнулась Флавии, а затем подняла взгляд на Себастиана.

– Надеюсь, что сможем, – сказал Себастиан и тоже улыбнулся адвокату, которая на этот раз улыбнулась в ответ.

Себастиан выдвинул стул рядом с Ваньей и сел. Флавия тоже. Себастиан принялся ее рассматривать. Темные коротко подстриженные под пажа волосы обрамляют круглое открытое лицо. Вокруг глаз и на губах деликатный макияж. Поверх ворота тонкого серого шерстяного джемпера под костюмным жакетом жемчужное ожерелье. Маленькая грудь. На левой руке обручальное кольцо. Это чаще всего означало больше усилий. Большее начальное сопротивление, менее предсказуемый результат. Если уж он действительно собирается переспать с кем-нибудь в Турсбю, пожалуй, стоит начать с чего-нибудь попроще.

Посмотрев на Себастиана, Ванья поняла, что он не намерен вести допрос, и переключила внимание на слегка съежившегося мужчину рядом с корректно одетой женщиной. Он выглядел усталым.

– Расскажите нам о Карлстенах.

– Что, что я должен о них рассказать? – спросил Седер, пожимая плечами.

– Какого вы о них были мнения?

Седер фыркнул и покачал головой, что рассказало уже почти все, но он еще облек это в слова.

– Они были из любителей обниматься с волками и из таких членов партии зеленых с претензиями, чтоб и тут, и там было экологически чисто. Чертовы полицаи, из-за них в лесу нельзя было даже спокойно пописать.

– Поэтому вы угрожали Эмилю Карлстену возле бассейна.

– Я был пьян.

– Расскажите, что вы после этого делали, – продолжила Ванья, открывая блокнот. – Вплоть до того, как вас забрала из дома полиция.

– Он уже рассказывал, – вставила Флавия.

– Не нам.

Седер скрестил руки на груди.

Сделал глубокий вдох.

И начал.

Ванья и Себастиан сосредоточенно слушали. Ванья периодически вставляла вопросы или просила об уточнении. Минут пятнадцать спустя Седер умолк, с чуть ли не изнуренным видом. Он развел руками, показывая, что больше ничего сказать не может, и уткнулся подбородком в грудь. Ванья сверилась со своими записями. Все сказанное, похоже, совпадало с первоначальным допросом.

Она вздрогнула, когда Себастиан внезапно встал.

– Ружье.

– Что с ним? – поинтересовалась Флавия, следя за Себастианом взглядом.

– Это единственное, во что я не верю в твоем рассказе, – сказал Себастиан, опираясь о подоконник затемненного окна. – Что ружье украли, а ты об этом не заявил.

– Он же объяснил, почему так поступил, – возразила Флавия.

– Знаю, но я ему не верю. – Себастиан переключил внимание с Седера на его защитницу. Вероятно, он уничтожает шанс на секс, но тут уж ничего не поделаешь.

– Но это единственное, чему вы не верите? – уточнила Флавия и наклонилась вперед с видимым удовлетворением. – Означает ли это, что вы полагаете, что он невиновен?

– Да, – самоуверенно ответил Себастиан.

– Почему же он тогда здесь сидит?

– Потому что у меня нет полномочий, чтобы его отпустить.

Флавия расплылась в улыбке. Себастиан наблюдал за ней. Возможно, маленький шанс все-таки есть.

– То, что думает Себастиан, не обязательно совпадает с мнением Госкомиссии, – быстро вставила Ванья. – Он не полицейский.

Однако в одном пункте она была с ним согласна. В ее записях тоже стоял большой вопросительный знак вокруг сведений о ружье. Как раз там она уловила в интонации какую-то фальшь. Нюансы были ее сильной стороной. Билли иногда называл ее человеком-детектором лжи.

– У него есть алиби, – настаивала Флавия.

– Иногда человек создает себе алиби, если знает, что его в чем-то заподозрят. – Ванья закрыла блокнот и посмотрела адвокату в глаза. – Ружье по-прежнему может оказаться орудием убийства, даже если он не держал его в руках сам.

Себастиан скрестил руки на груди и с некоторым восхищением прислонился к окну.

– И возможно, только возможно, ваш клиент знал, что ружьем воспользуются, – закончила Ванья.

Работа по заказу. Или, пожалуй, скорее какая-то дружеская услуга. Себастиан мысленно кивнул. Это по силам даже алкоголику с плохим самоконтролем. Седер прожил в здешних местах всю жизнь. Унаследовал родительский дом. Он должен знать кое-каких охотников и землевладельцев, которые разделяют его мнение о Карлстенах. Кто-нибудь наверняка задолжал ему услугу. Расстрелять семью – адская услуга, но если Карлстены поссорились со многими, такое не исключено.

Алкоголь, тестостерон, стремление по-собачьи метить свою территорию.

Себастиану доводилось видеть людей, делавших странные вещи.

– Поэтому он останется здесь, – заключила Ванья, встала и направилась к двери. Себастиан остался стоять, глядя, как она уходит.

Она молодец. Действительно молодец.

Его дочь.

Когда они подъезжали к одиноко стоящему двухэтажному дому, примерно в двадцати минутах езды от города, их сопровождали последние лучи дневного света. Просторный светлый дом выглядел красиво и опрятно. Только слегка покачивающаяся на ветру бело-синяя оградительная лента показывала, что за красивым фасадом скрывается трагедия. Фредрика припарковалась рядом с белым «Ниссаном», который, как предположил Торкель, принадлежал самой семье. Она вышла из машины, сухо кивнула в сторону дома и осталась ждать. Билли припарковался рядом, быстро выскочил, поднял заднюю дверцу багажника и достал свою сумку. Торкель остался сидеть, присматриваясь к дому.

Перед ним предстала прямо идиллическая картина: дом, окруженный большим полем и несколькими живописными лиственными деревьями, которые только что начали покрываться почками. Чуть дальше вдоль шедшей параллельно полю дороги располагалось несколько темно-красных сараев и большая застекленная теплица. Насколько понял Торкель, Карлстены занимались, в небольшом объеме, экологическим сельским хозяйством, специализируясь на выращивании корнеплодов.

Он вышел из машины и подошел к каменной стене, образующей внушительный квадрат вокруг дома и расположенного перед ним газона. С внутренней стороны стены к ней были прислонены два небольших велосипеда для мальчиков, один синий, а второй зеленый. Ими явно активно пользовались. Чуть поодаль он увидел песочницу со стоящими на деревянной раме пластмассовыми игрушками. Похоже, мальчикам тут жилось хорошо. Большой участок, много места, чтобы свободно играть.

От дома им навстречу направлялся мужчина в защитном костюме. Скорее всего, местный криминалист, который, по словам Эрика, еще не должен был уехать.

– Госкомиссия? – спросил мужчина Фредрику, которая по-прежнему стояла возле ворот.

– Да, – ответила Фредрика. – Ты возьмешь их на себя? У меня есть другие дела.

– Само собой, – сказал мужчина и повернулся к шагнувшему вперед Билли. Они пожали друг другу руки.

– Билли Русен, а это Торкель Хеглунд. Руководитель расследования, – представил их Билли.

Мужчина любезно кивнул обоим.

– Фабиан Хельстрем. Добро пожаловать.

Появление Госкомиссии его, казалось, ничуть не задело. Хорошее начало. Когда они забирали дела, Торкелю доводилось встречать значительно более холодный прием.

Они втроем двинулись к дому.

– Тела мы увезли, но я многое заснял.

– Мы кое-что видели в отделении. Вы, похоже, отлично поработали, – честно сказал Торкель. Насколько он мог заметить, пока команда Эрика ничуть не опростоволосилась.

– Спасибо. Тут довольно большое поле деятельности. Преступник побывал и на первом, и на втором этажах, так что я еще далеко не закончил.

– Какова степень уверенности в том, что преступник был один?

– Довольно большая. Мы обнаружили повсюду следы от ботинок сорок четвертого размера.

– А это не мог быть отец семейства?

Фабиан покачал головой.

– У него был сорок шестой или сорок седьмой размер, и среди его обуви ботинок с подходящей подошвой мы не нашли.

Они подошли к входной двери и остановились, чтобы надеть бахилы и резиновые перчатки. Торкель сразу увидел на каменном полу перед ними большие пятна засохшей крови.

– Карин Карлстен, мать, лежала здесь, – подтвердил Фабиан, указывая в сторону прихожей. – Мы предполагаем, что ее застрелили первой и что она открыла преступнику дверь.

Торкель кивнул и отступил на шаг. Хотел получить общую картину. Дверь, за ней прихожая, кровь. Он понял, что ему не хватает Урсулы. Дело не в том, что Билли некомпетентен, напротив, он работал вместе с Урсулой и так многому научился, что у Торкеля не было более предпочтительной кандидатуры. Но Билли не Урсула. Никто не умел так, как она, увидеть взаимосвязь, маленькую деталь, способную продвинуть расследование вперед.

– Когда соседская девочка обнаружила мать, входная дверь стояла открытой? – спросил он через некоторое время.

– Да, и мы не нашли каких-либо повреждений на двери черного хода или окнах, поэтому мы исходим из того, что преступник вошел и вышел этим путем.

Фабиан повел остальных двоих в дом. Сразу за прихожей открывалась большая кухня. Перед накрытым для завтрака столом лежал перевернутый стул. Повсюду кровь. На столе, на полу, и даже расположенная в нескольких метрах стена забрызгана кровью. Было не особенно трудно угадать, где лежала жертва. Вытекшая кровь образовала на половике возле перевернутого стула контуры маленького тела.

– Георг Карлстен, восемь лет, – уточнил Фабиан более слабым, чем прежде, голосом. Он присел и указал на кровавые следы маленьких босых ног, которые вели из комнаты и с каждым шагом утрачивали четкость, а потом и вовсе исчезали неподалеку от большой лестницы.

– Его младший брат тоже находился здесь.

– Кто, черт возьми, способен на такое? – вырвалось у Билли, который, присев, рассматривал отпечатки маленьких ног. – У них было много врагов?

– Пока мы обнаружили только этого Седера. Но многие считали их слегка не от мира сего, с их экологией и борьбой за окружающую среду. Немного чудаковатыми, – ответил Фабиан.

Торкель глубоко вдохнул, у него внезапно возникло очень неприятное ощущение: что-то в мисочке с овсяными хлопьями на столе и в присутствующей повсюду крови делало случившееся таким будничным и одновременно отвратительным.