Слой Ноль Прошкин Евгений
Пролог
Конец света начался десятого июня в 17:20 по Московскому времени и длился около часа.
Евгений Сидорчук, ведущий аналитической программы «Между прочим», запнулся на полуслове и, неэстетично шмыгнув носом, дико посмотрел куда-то в сторону. В студии кто-то кашлянул и громко выругался. Затем случилось и вовсе невероятное: камера отъехала назад и развернулась. Телезрители обнаружили, что серебристая панель за спиной Сидорчука торчит посреди темной комнаты, похожей на подсобку электриков, а рядом стоят еще две камеры, десяток прожекторов и какая-то девица в джинсах. Девица ошалело оглядывалась, словно не понимала, где она находится. Сидорчук тоже как будто не понимал. Потом сбоку что-то рухнуло, раздался глухой дуплет, и половина фонарей погасла. На экране возникла заставка, но через пару секунд исчезла и она.
Виктор ухмыльнулся и взял в руки пульт. Убавив громкость, он несколько раз переключил программу – везде было одно шипение. Спутниковая антенна некоторое время еще принимала «Би-Би-Си» и китайский «Жибао», но вскоре сигнал пропал и там.
Мухин снова хмыкнул, но уже растерянно, с какой-то безотчетной тревогой. Пересев за компьютер, он набрал испанский с виду адрес «chtosluchilos». В непрерывно обновляемом разделе «hotnews» болталась единственная фраза: «КАЖЕТСЯ ВСЕ ВОКРУГ». Больше там не было ничего. Если б автор не тратил времени на рефлексию и не писал слово «кажется», то вероятно, успел бы добавить что-нибудь еще – кто эти «все», где это «вокруг», и в чем, собственно, дело.
Хотя Виктор, кажется, догадывался и сам.
Спустя минуту монитор погас, а из системного блока послышался разочарованный вздох вентилятора. Мухин перевел взгляд на отключившийся телевизор, потом осторожно поднял с базы трубку радиотелефона. Молчание. Проверять люстру не имело смысла.
Бросившись к тумбочке, Виктор вывалил из нее всякий хлам и разыскал упаковку пальчиковых батареек. Срок годности давно истек, но минут на десять их должно было хватить. Вставив батарейки в карманный приемник, Мухин повращал ребристое колесико. Эфир был чист – местами что-то потрескивало, но принять эти помехи за передачу не дерзнул бы даже уфолог.
Виктор вышел на кухню и, открыв оба крана, задумчиво покусал губу. Воды не было – ни горячей, ни холодной.
Все совпадало. Он не мог в это поверить, однако сценарий отыгрывался четко и последовательно: телевидение, интернет, насосные станции, наверняка – лифты, и еще… Мухин знал, что будет дальше. То есть не знал, конечно, но почти уже не сомневался: так и будет.
Как в недавнем сне.
К сновидениям, гороскопам и прочей ереси Мухин относился скептически, но на прошлой неделе ему приснилось нечто настолько странное, что он до вечера ходил как пришибленный. С работы отпросился еще утром – в голову все равно ничего не лезло. Пошлялся бесцельно по улицам и вернулся домой. Пиво, несмотря на жару, пить не стал. Решил: если завтра мозги не вправятся – надо идти к врачу.
На следующий день все прошло, и Виктор сам уже не понимал, что это на него вчера накатило. Ну, кошмар. С кем не бывает? И, главное, не сказать, чтоб это произвело на Мухина какое-то впечатление: сон был скорее абстрактным, чем реальным, но что-то от него вроде бы осталось – неувиденное, недосмотренное. Будто за сном скрывалась целая история или даже целая жизнь. Из той жизни Виктор помнил только конец, и сейчас он повторялся – шаг за шагом.
Мухин для очистки совести пощелкал выключателем – свет не горел.
За окном вдруг залаяла собака. Взрослая овчарка то подбегала к хозяину, то вновь отпрыгивала, словно сомневаясь: кусать или не кусать. Хозяин, пузатый тип в красных штанах, лишь бестолково вертел головой. Неожиданно он отпустил поводок и направился куда-то через газон. Собака заскулила, но осталась на месте и улеглась между каруселью с одиноким грустным мальчиком и песочницей. Карусель поставили совсем недавно, подшипник еще не стерся, и она крутилась, почти не тормозя. Пока Мухин на нее смотрел, она сделала десять или двенадцать оборотов, – мальчик за все это время не пошевелился.
В дверь постучали, и Виктор, вздрогнув, оторвался от окна. Он никого не ждал. Тут же постучали снова – гулко, ладонью по обивке, и от этого звука ему стало как-то не по себе.
На площадке стоял сосед – тощий, но патологически бодрый мужик в шортах, сетчатой майке и, как всегда, без тапочек.
– Чего не открываешь? – спросил он недовольно. – Звоню, звоню!.. У тебя это… тоже тока нет?
– Звонок-то не работает.
– А, ну да. А то я звоню-звоню…
– Ты бы обулся, – сказал Мухин. – Воды нет, с грязными ногами спать придется.
– Воду скоро дадут, – заявил сосед.
– Думаешь?..
– Это внизу, в седьмой, сантехнику меняют. Час-два, и дадут.
– Радио послушай.
– А на кой оно мне? Радио!.. Я его никогда не слушаю.
Сосед помялся, спешно придумывая новую тему. Месяц назад он раскодировался и теперь считал, что каждый обязан ему налить.
Кое-как от него отвязавшись, Мухин закрыл дверь и бесцельно побродил по квартире. Делать ничего не хотелось.
В дверь опять постучали, и Виктор, тихо злясь, пошел открывать. Вместо соседа за порогом оказался какой-то полугей-полупанк – крашеный «перьями», с осветленной «эспаньолкой» и с двумя тяжелыми кольцами в ушах.
– Здравствуй, Витя, – улыбнулся он.
– Ты кто?
– Войду, не возражаешь?
Мухин возражал, поэтому припер дверь ногой. Незнакомец тоже припер – снаружи, и негромко сказал:
– Пусти, у нас времени мало.
Не дожидаясь ответа, он вставил в щель топор для рубки мяса и расширил ее сантиметров до десяти.
– Не бойся, убивать я тебя не буду, – произнес он спокойно.
Виктор, почему-то совсем не волнуясь, накинул на дверь цепочку и побежал за ножом.
«Это, наверное, сон, – мелькнула теплая мысль. – Сны иногда повторяются».
В прихожей раздался треск, затем шаги по паркету: раз, два, три, четыре. Столько было от входа до кухни – Мухин жил в малометражке.
Выбрав в ящике тесак посолидней, он резко развернулся.
– Не надо, Витя, помереть ты еще успеешь, – сказал гость. Топор он держал на замахе, и что-то в его позе говорило: он действительно рубанет. И не промажет.
– Чего тебе надо? – спросил Мухин, откладывая нож на стол – но не очень далеко.
Незнакомец это заметил и одобрительно кивнул.
– Окна у тебя на северо-запад?
– По-моему, да… – оторопело ответил Виктор.
– Хорошо. И небо чистое. Если повезет, мы их увидим. Электричество давно отключили?
– Полчаса где-то… А ты что, из домоуправления?
– Меня Константином зовут, – представился гость и, перебросив топор, протянул руку.
На правом предплечье у него была наколота какая-то затейливая дрянь с окровавленными отростками и выпученными глазами.
– Не обращай внимания. Такой уж у меня здесь вид, – сказал Константин, словно его вид зависел от кого-то другого.
Если не считать сережек и бородки – и, естественно, топора, – налетчик выглядел почти заурядно: лет тридцати с небольшим, жилистый. Лицо у него было не злое. Нормальное лицо.
Мухин, помедлив, ответил на рукопожатие – все равно это ничего не меняло. Зарубить его могли и так, без знакомства.
– Ты что-нибудь помнишь? – спросил Константин.
– В смысле?..
– В прямом. Прошлую жизнь помнишь? В первом слое.
– Чего?!
– Ну не в первом, конечно… Кто их нумеровал, слои? Хотя стоило бы… Так помнишь, или нет?
– Не понимаю, – нахмурился Мухин.
Константин очевидно был помешанным, и это несколько увеличивало шансы с ним справиться.
– А понимать, Витя, ничего и не надо. Надо вспомнить. Ты ведь здесь совсем недавно.
– Здесь?..
– В этом слое. Можно сказать: в этом мире, но «слой» будет точнее. Сюда тебя перекинуло девять дней назад, и все девять дней мы тебя искали. Нашли, к сожалению, поздновато… Уже под самый конец.
– Конец чего?
– Ну, как бы это попроще… Человечества, Витя. Конец местного человечества.
– Местного… – механически произнес Мухин. – Вот что, – сказал он, подумав. – Денег у меня не много, но тысячу могу дать. Тысячи хватит?
Константин взглянул на топор и приставил его к стене. Кажется, он подбирал какие-то нужные слова, – нужные для того, чтобы поделиться своим безумием с нормальным, трезвым человеком. И разумеется, он их не подобрал.
– Н-да… Поздно уже. Запомни хотя бы адрес: улица Возрождения, дом двадцать один. Повтори.
– Если это так важно, я запишу, – с готовностью предложил Виктор. Судя по всему, псих был не буйный, могло и обойтись.
– Запишешь?!
Константин вдруг расхохотался – искренне и так заразительно, что Мухин и сам невольно гыгыкнул.
– И на чем же ты запишешь? – спросил гость, досмеиваясь.
– На бумаге, на чем еще.
– И как ты ее туда возьмешь?
– Куда?
– В другой слой, – ответил Константин неожиданно мрачно. – Хватит дурака валять. Запомнил адрес?
– Возрождения, двадцать один, – повторил Мухин.
– Отлично. Только не забудь его… как ты целую жизнь забыл. И не одну, между прочим…
– Да ничего я не забыл! – возмутился Виктор. Общаться с сумасшедшими ему не приходилось, но в принципе он знал, что спорить с ними нельзя. Однако этот, стильный, его допек. – Я ничего не забыл, и ниоткуда меня не перекидывало, ясно? Я тут родился, в Москве.
Константин посмотрел на часы и подошел к окну. Топор он беспечно оставил у стены – то ли провоцировал Виктора на крутой поступок, то ли был совсем болен.
– Ладно. Объясню, что успею… – молвил он, щурясь на солнце. – Ты, как и многие в этом слое, перекинутый. Но в отличие от других, ты себя осознаешь. Правда, сейчас я бы этого не сказал… Ты помнишь предыдущие жизни. Должен помнить, во всяком случае…
Мухин, не слушая этот бред, тихонько шагнул вправо, постоял возле холодильника, убедился, что маньяк увлечен созерцанием неба, и шагнул еще. Топор оказался на удивление удобным.
– Кончай свой балаган, – торжественно объявил Виктор. – Лежать! Руки за спину!
Константин никак не реагировал, лишь прильнул ближе к окну.
– Летят… – зачарованно сказал он. – Вот они какие…
– Кто? Глюки твои?
– Нет. Головные части.
– Какие еще части? – опешил Мухин.
– Боеголовки, – отозвался гость. – Сколько раз это видел, а все не могу привыкнуть…
– Что ты видел?
Константин показал на дальние многоэтажки – выше, едва проявляясь в пронзительно-голубом небе, висело несколько темных точек, штук пять или шесть.
– Они летят быстро, – сказал он. – Через минуту будут здесь
– Боеголовки?! И… что?..
– И все, – пожав плечами, ответил гость. – Все.
Мухин вглядывался сквозь пыльное стекло, пока не заслезились глаза, пока он с ужасом не убедился, что точки движутся – и движутся прямо на него.
– Не бойся, ты это уже переживал.
– Девять дней назад?..
– Смотри! – воскликнул Константин. – Красиво… Это будет как закат. Яркий, похожий на рассвет. Только ни хрена это не рассвет… Закат. Самый последний.
Темные точки заметно выросли в размерах и начали расходиться в стороны.
Карусель во дворе давно остановилась. К ней подбежала собака и, потыкавшись мордой в ноги оцепеневшего мальчика, завыла – по-волчьи, со смертельной тоской.
Часть 1
СЛОЙ
Глава 1
Виктор обогнал пыльный фургон и вернулся в правый ряд – сзади неслась вереница одинаковых черных «Шевроле».
– А кругом курьеры, курьеры… Тридцать тысяч одних курьеров… или сорок? Не помню… – пробормотал он и, очнувшись, ударил по тормозам.
Водитель фуры вильнул влево и просигналил – длинно, с негодованием. Кажется, он еще что-то орал в открытое окно, но Мухин не расслышал.
Отдышавшись, Виктор открыл дверь, но тут же захлопнул – мимо, капризно бибикнув, пролетел шустрый «Запорожец». Надо было отъехать подальше от дороги, и он нерешительно тронул педаль.
Машиной Мухин управлял впервые – если не считать детского опыта, когда отец, крепко выпив, позволил ему «покуролесить». Батя тогда прямо так и сказал: «Витька, хочешь покуролесить?» И двенадцатилетний Витька покуролесил. Две «Волги», гаишный «Жигуль» и столб – спасибо, что деревянный. С тех пор Мухин за руль не садился.
Он медленно отпустил сцепление, и машина плавно покатилась вперед. Сообразив, что надо наконец свернуть, Виктор прижался к канаве и остановился. Ничего необычного он, вроде бы, не делал. Ноги как-то сами разобрались с педалями, пальцы толкнули ручку, выключая скорость. Это было совсем просто – слишком просто для второго раза.
Мухин растерянно пощупал карман рубашки и обнаружил водительское удостоверение. Свое. «Стаж с 1990 года». Однако поразило его не это. Он знал, где лежат права, – вернее, знал, что у него их нет, не было и никогда не будет, а рука… она взяла, и достала их из кармана. А он… Виктор и карману-то удивился – летом он предпочитал носить футболки. И, кстати, он ненавидел сандалии, особенно такие – черные, с кондовыми пряжками…
Выйдя из машины, он удивился еще больше: у него была темно-синяя «девятка»… но вспомнил он об этом, лишь посмотрев на нее со стороны. Теперь, когда он увидел, это было естественно и бесспорно, но ведь еще секунду назад… Он не знал, на чем ехал.
Виктор озадаченно погладил лоб и обошел автомобиль. Это ничего не дало. Обычная тачка, забрызганная, с неглубокой царапиной на заднем крыле. На крыше – багажник с какой-то облезлой тумбочкой. Зачем она ему?..
Он сосредоточился, но из сплошной мути вынырнуло лишь одно: царапина. Это его тревожило. Придется выправлять, подкрашивать… Геморрой тот еще. Сосед по «ракушке», чайник долбаный, как начнет на своей «Ниве» заезжать… Вот и вчера – рулил-рулил… Виктор чувствовал, что добром не кончится, но убрать машину поленился. Там бы для «Икаруса» места хватило, не то что для «Нивы»! Не вписался, чайник…
Вчера?! – чуть не крикнул Мухин.
Вчера его «девятку» никто не мял – потому, что ее не было, «девятки». Прав не было, не было этой дурацкой тумбочки. А что тогда было?..
А был один только закат, неожиданно осознал Виктор. Последний закат – и больше ничего.
Он проверил часы: десятое июня, четверг, 19:00. Ну да, он специально в четверг поехал – всю пятницу и в субботу до обеда трасса будет забита, люди на дачу попрутся. А он? И он тоже… на дачу.
Виктор увидел километровый столбик и, подойдя ближе, разглядел табличку: «42». Откуда?.. Куда?.. И, пока он возвращался к машине, в памяти прорезалось: Минское шоссе.
Мухин даже засмеялся – настолько ему полегчало. Сон. Конечно, сон! Ему уже несколько раз снилось что-то подобное. Деталей он не помнил, но само ощущение врезалось в память здорово. Электричество, вода… что там еще? Боеголовки… Чушь собачья!
Упоминание о собаке что-то в нем задело, но Виктор поспешил загнать эту мысль подальше. Он сел в машину, завел мотор и, пропустив «Москвич» с прицепом, быстро набрал скорость.
«Две «Волги» и милицейская тачка,” – хмыкнул он. Что за бред? Когда это с ним было? Не было этого. В восемнадцать лет записался в автошколу и как все нормальные люди получил права. И жена у него тоже с правами.
Виктор покосился на безымянный палец. Обручальное кольцо было на месте.
– Куда же оно денется? – спросил он вслух, словно с кем-то споря. – И кольцо, и жена… Настя, – сказал Виктор с запинкой и сделал вид, что сам этого не заметил.
Чем больше он себя уговаривал, тем явственней проступали черты его настоящей жизни. В голове еще витала какая-то дымка, но Мухин уже разделил воспоминания на вымышленные и реальные. Точки в небе, мужик с топором, конфуз на передаче «Между прочим» – все в корзину. Наплевать и забыть. И что это за название – «Между прочим»!? Нет такой программы!
Виктор обрадовался, как здорово он себя подловил, – не себя, разумеется, а тот внутренний голос, который хотел его запутать…
Он вдруг понял, что это смахивает на шизофрению, и, скроив в зеркало идиотскую рожу, сказал:
– Переутомился ты, дружок. Надо бы к врачу сходить. Мозги – дело такое… Лучше раньше, чем…
Не закончив, он издал какой-то жалобный звук и закрыл рот. Ему показалось, что он это уже слышал – слово в слово. Или… он сам это говорил. Самому себе. Только не здесь.
«Не здесь?! – возмутились остатки рассудка. – А где же?»
«Во сне, во сне, – попытался он себя успокоить. – Там, где боеголовки и Константин с топором».
Странно, но имя жены ему далось труднее. Оно пришло не сразу, будто его кто-то подсказал. А Константин из кошмара – вот он, пожалуйста…
Мухин раздраженно махнул рукой и пообещал себе больше об этом не думать. Вот царапина на крыле – другое дело. Там и жестянка, там и покраска… Будь он проклят, чайник на «Ниве»!
Перед железнодорожным мостом стоял огромный указатель со стрелкой на Минск, и Виктор удовлетворенно покивал. Все правильно. Минское шоссе, и… и…
Не выдержав, он снова затормозил.
Невозможно… Виктор не помнил, где его дача. Помнил, что на даче ждет Настя, то есть жена, и про недостроенную баню тоже помнил, но где находится все это счастье, он сказать не мог.
Мухин вынужден был признать, что кроме этого провала есть еще и другие. Например, та «Нива»… Какого она цвета? Забыл. Что за чайник ее водит? Лысый, усатый, молодой, старый? Может, женщина?
Может, и женщина…
Виктор понял, что забыл о себе почти все. Вернее, что-то он помнил, но это смахивало на конспект: не память, а теоретическое знание, его личного опыта оно не касалось. Это была… память о чужой жизни.
Ему стало неимоверно душно. Мухин выскочил из машины и бессильно привалился к ней спиной – колени тряслись с такой амплитудой, что проезжавшие мимо могли принять это за танец. Дунул ветерок, и мокрая рубашка прилипла к телу, но холода Виктор не чувствовал – он стоял с закрытыми глазами и молился лишь об одном: проснуться… проснуться побыстрей…
Такое ему уже снилось. Иногда сон раскладывается, как матрешка: просыпаешься, проходит время, и ты опять просыпаешься. Но ведь когда-то это кончается!
По мосту загрохотали вагоны, и Виктор открыл глаза. Машинально сосчитал: девятнадцать… двадцать… двадцать один. На последнем, двадцать первом рефрижераторе было написано: «АО Возрождение». Нет…
Он попытался отвлечь себя на что-нибудь прозаическое, например, на вчерашнюю вмятину, но понял, что не может сказать с уверенностью, какое из задних крыльев ему поцарапали.
– Левое! – отчаянно крикнул он и резко повернул голову.
Не угадал.
Виктор со стоном опустился на сидение и обнял руль. Поглазел на улетающие в сторону Минска автомобили и, вздохнув, потихоньку тронулся. Доехав до перекрестка, он выкрутил руль до упора и газанул – «девятка» взвизгнула скатами и помчалась обратно в Москву.
Чтобы не сойти с ума, Мухин включил радио. Сквозь бесчисленные мальчишники и девишники местами прорывались то «Раммштайн», то «Апокалиптика», но в целом все было культурно.
Наткнувшись на блок новостей, он увеличил громкость – по радио говорили о встречах в Кремле, о премьерах в «Пушкинском» и о долгах.
Виктор поймал себя на том, что весь этот мир воспринимает так же, как и свою биографию, – конспективно. Отрывок галлюцинации с явлением Константина и ядерной войной казался намного богаче – там были и цвета, и запахи, и настоящий страх. А здесь был какой-то перечень из фактов и событий, в которых он якобы участвовал.
Там – боялся, здесь – участвовал… Большая разница. Только где «здесь»?.. Где «там»?..
Мухин открыл «бардачок» и, не глядя выбрав кассету, воткнул ее в магнитолу.
– А в ШИЗО нет телеви-изора-а!.. – заревело из динамиков.
Он ударил по кнопкам, сразу по всем, и на лету поймал выскочившую кассету. Оказывается, он слушал «Привет с зоны № 8». В «бардачке» нашлись предыдущие семь «Приветов», и еще пяток альбомов с недобрыми мужчинами на обложках. Там же валялась полупустая пачка «Винстона» – наверно, от жены, – и еще какой-то журнальчик.
Мухин педантично, одну за другой, вышвырнул кассеты в окно и переложил журнал обложкой вверх.
«Проблемы зоологии в средней школе».
Надо же, он и не думал, что в школах с этим проблема, – в смысле, с зоологией. Виктор вообще ни о чем подобном не думал. Он попробовал соотнести зоологию со своим опытом – в мозгу что-то тренькнуло, но так хило, что он лишь замычал и бросил журнал обратно.
Ближе к Москве его начало одолевать какое-то смутное желание, скорее даже влечение. Оно было сродни голоду – Мухин чувствовал, что выдержит еще час или два, но не больше. У поворота на «Профсоюзную» неудовлетворенность усилилась, и к ней добавилось тошнотворное ощущение невесомости. Терпеть это было невыносимо.
– Уж не наркоман ли ты, дружище? – пробормотал он.
Виктор промаялся еще минут десять, пока случайно не наткнулся взглядом на обычную коммерческую палатку. Сигареты!
Мухину стало досадно – насколько он, молодой и цветущий, зависит от какого-то дыма, однако эти здоровые мысли не помешали ему сцапать нагревшийся прикуриватель и глубоко затянуться.
Никотин с канцерогенами дал ему то, чего не дали бы в этот момент все женщины мира, – избавление от глухой пустоты. Не выкурив сигарету и на треть, Виктор насытился и брезгливо выкинул ее на улицу. Пачку он сунул в карман, к водительскому удостоверению. Он уже осознал, что без этого ему не обойтись.
Семьянин, дачник, автомобилист, курильщик, любитель блатных песен – перечислил про себя Мухин. Предположительно – зоолог. Наверное, можно было добавить еще десяток пунктов. Но как с этим списком жить, когда это только список, и ничего более? Дьявол, да о чем речь, если он даже к жене на дачу попасть не может?! Единственное, на что он был способен, – это вернуться домой и ждать просветления. Оно просто обязано наступить, иначе…
Про «иначе», Мухин додумать не успел – взгляд споткнулся об отсутствующие «ракушки». Так бывает: идешь к чему-то знакомому, но в последний момент видишь, что того, к чему шел, нет на месте. И тогда кажется, что куда-то проваливаешься, как будто собирался поставить ногу на ступеньку – а ступеньки и нет. И гаражей тоже…
Виктор был уверен, что «ракушки» здесь стояли. Штук двадцать – длинный ряд, отгораживающий детскую площадку от домов. Он не мог поручиться, что какая-то из них точно принадлежала ему, – теперь это и не имело значения – но они тут были.
Мухин вышел из машины и побродил вдоль газона. Ни отметин на асфальте, ни вырезанного дерна – никаких следов. Бордюрный камень весь лежал в целости и сохранности, а ведь в прошлом году его вывезли, причем со скандалом: пенсионерки стихийно организовались в пикет, и автовладельцам пришлось дополнительно скидываться по сотне, – все это Мухин прекрасно помнил, хотя… если «прекрасно», то вряд ли это…
Вряд ли это здесь, понял он.
В глубине двора гавкнула собака, судя по голосу – крупная, не меньше овчарки, и Виктор, обернувшись, вновь испытал что-то похожее на падение. За кустами он обнаружил карусель – обычную, на одном подшипнике, левее находилась неряшливая песочница, еще левее стояла лавочка. На ней сидел хозяин собаки – пожилой добряк в красных спортивных штанах.
Это по нему выла овчарка…
Когда?! Где?!
Мухин, как близорукий, поднес часы к лицу. Десятое июня, четверг, 20:05.
Это было сегодня. В этом самом дворе. Но только не здесь. Это произошло там, где еще в прошлом году поставили «ракушки», там, где несколько часов назад вспыхнуло и погасло солнце. Там, где он когда-то жил.
Виктор поднял глаза к своим окнам. Вот, значит, куда он приехал, вот, какой адресок у него в голове вертелся. Адрес оттуда, из недавнего кошмара. Из его старой жизни.
У Мухина возникло желание зайти к себе в квартиру, но он даже не стал с ним бороться – он заранее знал, что никуда не пойдет. В окне висела чужая сиреневая занавеска, на балконе стоял то ли рулон линолеума, то ли кусок широкой трубы – не важно. Это был чужой рулон и чужой дом.
Виктор посидел в машине, послушал радио, выкурил, уже без горячки, со вкусом, еще одну сигарету и достал паспорт.
Данные совпадали: Мухин Виктор Иванович, «родился», «выдан» и так далее. С полузнакомой фотографии пялилась его собственная физиономия: смугловатая кожа, густые брови, глаза замутненные, но с блеском, под ними глубокие тени, на щеках – темные впадины. Видок, откровенно говоря, нездоровый. Фотограф, сволочь, лишнюю лампочку зажечь пожалел.
Почти на каждой странице в паспорте оказывалась какая-нибудь печать: группа крови, отметка о высшем образовании, штамп военкомата.
Ближе к концу, после незаполненной графы «Судимость», Мухин нашел страничку «Прописка». Вероятно, в паспортах здесь указывали все, вплоть до анализов.
Прочитав адрес, Виктор его тут же вспомнил – но лишь через мгновение после того, как разобрал казенные закорючки. Теперь, разобрав, он мог описать свое жилье достаточно подробно – начиная от планировки и заканчивая цветом наволочек. Но это – теперь. А раньше?.. Только что, до подсказки, он даже не представлял, куда ему податься.
«Академическая». Это недалеко.
До новой квартиры он добрался минут за двадцать – вырулил обратно на Профсоюзную, проехал в сторону центра, чуть-чуть попетлял во дворах и наконец нашел дом, в котором проживал уже пять лет.
Ключей на связке было четыре штуки, но к замку почему-то ни один не подошел. Виктор позвонил.
Внутри клацнуло, и перед ним возникла худая фигура в семейных трусах.
– Здрасьте, Виктор Иваныч, – сказал молодой мужчина, скорее даже юноша. Небритый, нечесаный, с фантастически волосатыми ногами.
– Здорово.
Оттеснив соседа – или родственника? – Мухин шагнул в прихожую. Сосед-родственник посторонился, но неохотно, с каким-то театральным недоумением.
– Слушаю вас, Виктор Иваныч. Забыли чего?
– Я?.. – Мухин увидел в зеркале свое перекошенное лицо. – Я тут живу.
Незнакомец облокотился о стену и беспомощно улыбнулся.
– Живете?..
Из комнаты вылезла его подруга в тельняшке, едва прикрывавшей то, за что ее любил красавец в трусах.
– Здравствуйте, Виктор. Договорились же: без звонка вы нас не навещаете. Мы гарантировали порядок, это да, но ведь не каждый день! Обои не рвем, паркет не царапаем…
Мухин начал прозревать. Очевидно, они с женой сдали квартиру этим сосункам.
– Ребят, вы будете смеяться, но я и правда забыл… – кисло произнес он. – Забыл, где я сейчас обитаю. Головой немножко ударился и… фьють. Как ветром.
Квартиросъемщики напряженно переглянулись.
– Да мы не знаем, – сказала девушка. – Откуда нам знать?
– Телефон-то я, наверно, вам оставлял.
– Так вы и телефон забыли?!
– Сильно ударился, – признался Мухин. – Очень сильно.
Юноша отклеился от стены и принес тетрадный листок.
– Пожалуйста. Светлане Николаевне привет передавайте, – сказал он и приоткрыл дверь, намекая, что Виктору уже пора.
– А Светлана… Светлана Николаевна – это кто?
– Так она же у нас преподает!
Читать бесплатно другие книги:
