Слой Ноль Прошкин Евгений
– Куда летим? – поинтересовалась Люда, одергивая разноцветную вязаную юбку. Устроившись на плюшевом сидении, она тут же достала «Пегас» и смрадно закурила. Кроме сомнительной юбки на ней была красная шерстяная кофта, застегнутая на две английских булавки.
– Ты чего так одета? – бросил Мухин, заглядывая в салон. – Как с паперти пришла…
– Вот, довел людей, харизматик дешевый! – процедил Немаляев. – «С па-аперти»!.. Спасибо, не с панели!
– Сан Саныч! Вы что такое говорите?! – возмутился Виктор.
– Ладно, Вить, остынь, – сказала Люда. – Куда мне на панель-то? Мне уж тридцатник, не потяну я… Так зачем нам самолет?
– Сам пока не знаю. Но не в Москве же это, наверно, находится… Боря, ты Корзуна сюда доставил? Где его искать-то?
– Витя, ты президент, или нет? О!.. Ты же и про Установку разузнать можешь! – Борис хлопнул себя по лбу, затем прошелся ладонями по груди и коленям, получилось что-то вроде «цыганочки», но в несколько усеченном виде. – А мы-то!.. Ты же про нее все можешь!.. За пять секунд!
– Конечно, могу, – усмехнулся Мухин. – Все, и при том за пять секунд. Вовик! – окликнул он. – Есть где-то на земле такая фиговина… В общем, аппарат или установка… приборчик, ясно? Какой-то очень секретный. От него мир на куски разваливается. Точней сказать не могу, сам не в курсе. Короче, надо его найти – с чертежами, со всей требухой. Ясно?
– Ясно, Виктор Иванович. Буду работать, – ответил Вовик и, отвернувшись, пробормотал себе под нос что-то еще.
– Клоун ты, Витя, – удрученно произнес Немаляев. – Вот, почему мы в дерьме… И как это ты президентом стал?
– Сам удивляюсь. Да мне уж не долго, не переживайте. Петя такой подкопчик сделал… Здесь не просто анархия – черт-те что скоро начнется… Вовик! Ты говорил, что уже связывался.
– С кем, Виктор Иванович?
– Ну, с лидером Народного Ополчения.
– Он крайне ненадежен.
– Это не важно. Позвони-ка ему, прямо сейчас.
– И… что?..
– Скажи, Мухин его в гости зовет. Пусть сюда приезжает, к телецентру.
– А мы… мы так и будем тут стоять? – опешил начбез.
– Да. Пока всех не соберем.
– Кого «всех»?.. Виктор Иванович, простите, я вас перестал понимать.
– Это очень плохо, Вовик. Звони.
Тот отошел на пару шагов и, коротко переговорив по телефону, вновь обратился к Виктору:
– Петр Еремин просил передать, что приедет не один.
– А с кем?
– С Ренатом. – Вовик пожал плечами.
– Так это же прекрасно! – воскликнул Мухин.
Он хотел было сесть в машину, но раздумал и, угостившись у Людмилы одеревенелой «пегасиной», закурил.
– Виктор Иванович… – молвил Вовик. – Сейчас передали… Я бы не стал беспокоить, но…
– Не стесняйся, – поддержал Виктор.
– Звонили из канцелярии. Вам пришла телеграмма… очень странная… как раз под ваше настроение.
– Ну?..
– Я велел ее прислать на всякий случай. Там в салоне ноутбук лежит…
Мухин отстрельнул окурок и, забравшись в лимузин, включил компьютер. На мониторе появился отсканированный текст:
«МОЛНИЯ ТЧК
МОСКВА ЗПТ КРЕМЛЬ ЗПТ ПРЕЗИДЕНТУ ТЧК
МОЛНИЯ ТЧК
МУХИН ВСКЛ СРОЧНО ПОЗВОНИ БОЛЬНИЦУ 7 ВСКЛ КОСТЕ РАСПИСАНИЮ СУЛЬФА ВСКЛ ПОСЛЕ СУЛЬФЫ ТИРЕ ДРОВА ТЧК
ВЕЧНО ВАШ ТИРЕ САМЫЙ АКТИВНЫЙ ПЛЕМЯННИК ЕЖ РАКОВ ТЧК ЛТП 3 ЗПТ ПОДОЛЬСК ТЧК»
– Слово «молния», дурак, два раза написал, – проронила Люда. – Еж Раков – это имя такое?.. Поляк, что ли? Или он имел в виду «ешь раков»?..
– Самый Активный Племянник Еж Раков, – сказал Борис, покатываясь. – Да это Сапер! Испугался, небось, что с такой подписью телеграмму не примут. Зашифровал, потратился…
– Мог бы и попроще как-нибудь… – ответила она. – А «ТЧК ЛТП 3 ЗПТ»?.. Это что за ерунда?
– Это, Людочка, не ерунда, а лечебно-трудовой профилакторий номер три. Занесло же его… Ну, а Костик, стало быть, в психушке. Давай, Витя, а то сульфу вколят, потеряем человека на сутки.
– Вовик!..
– Да, Виктор Иванович, – устало произнес тот.
– Немедленно свяжись с Подольском. Седьмая больница… это дурка. В ней Константин Роговцев обитает. А еще в третьем ЛТП у нас… как его?..
– Геннадий Павлушкин, – подсказал Немаляев.
– Да, Павлушкин. Тащите обоих сюда. Живо!
– Виктор Иванович!.. – умаляюще протянул Вовик.
– Не гони, мужик! – прикрикнула Люда. – Тебе сам Президент задание дает!
Начбез, изнывая, снова отошел в сторону и вытащил рацию.
– Избавляться надо… – тихо заметил Немаляев.
– От кого? – не понял Мухин.
– От всех, Витя. Через ближайшее окружение к тебе проще подобраться.
– Вы это бросьте, Сан Саныч. Что за сталинизм, в самом деле?
– Действительно, Витя, – сказал Борис. – Кто этот Вовик в другом слое? Ты знаешь?.. Вот так. И никто не знает. Или не Вовик, а еще кто-то – горничная, шофер, повар… Сколько слоев Макаров охватил? Тоже неизвестно. Где-нибудь кого-нибудь он обязательно разыщет. И твой официант проткнет тебя твоей же вилкой…
– Да нет у меня официантов! Байки это все!
– Ты, может быть, забыл… В нулевом слое умирать нельзя. Если все получится, то вот эта самая оболочка останется единственной. Вот как она есть – с кариесом, с мозолями… Что там у тебя еще?.. Ты как хочешь, а я на твоем самолете не полечу.
– Здесь нельзя… умирать нельзя… – машинально повторил Виктор и оглядел всех троих.
Они только прикидывались, что им не страшно. Или даже и не прикидывались – просто он сам, Президент Мухин, разучился бояться и видеть страх в других. Что могло его напугать с таким начбезом, как Вовик, да с двадцатью лучшими охранниками в каждой смене, а если по форс-мажору, то и с сотней… Да что там сотня! Весь спецназ ГРУ к его услугам, все краповые и-какие-там-еще береты, все боевые пловцы, вся десантура, все ВВС, ВМФ, ПВО, а если очень сильно обидят, то и стратегические войска с двадцатью тысячами боеголовок – и однозарядных, и разделяющихся, и прочих всяких разных…
Конечно, страх как ощущение в нем не пропал, но он приобрел иное качество: страх задеть рукавом бокал на ужине у испанского короля, страх возвышения оппозиции, и… все-таки страх смерти. Не метафизический, а унизительно бытовой: страх, что однажды ты перестанешь Быть.
Мухин вспомнил, как они теоретизировали о планах Макарова, и убедился, что все это были не домыслы. Прошло не так много времени с тех пор, как он впервые встретился с Костей и осознал, что смерти, в принципе, нет… но он уже привык, он намертво успел привыкнуть и к своему бессмертию, и к той неограниченной свободе, которую приобрел, утратив самое главное, что дала человеку природа, – инстинкт самосохранения. Он, Витя Мухин, не везунчик и не герой, перестал цепляться за жизнь, перестал трястись за свое тело, и этим стал выше других – всех, включая и Президента Мухина. Так ему казалось раньше.
Теперь, в шаге от победы, он наконец понял, что случится, когда они заглушат Установку. Да ничего особенного. Десяток перекинутых – или миллион?.. сколько их бродит по слоям? – превратятся в обычных людей. Они станут равны своим оболочкам и дальше будут жить как все – со страхом смерти. С тысячекратно возросшим ужасом перед пустотой, через которую они проходили буднично и легко, как через тамбур электрички. Они выключат Установку и сами себя погубят – не на сто процентов, но на девяносто девять в периоде. Отрежут себе дополнительные возможности, отдадут все, чем обладали сверх человеческой меры. Они вернутся в стадо – исключительно добровольно. Иначе, если позволить миграции дойти до нулевого слоя, они потеряют и это.
– А может… – неуверенно произнес Мухин. – А стоит ли оно того?..
– Не дури, Витя! – сказал Борис.
– Синица в руках, да?..
– Журавли-то наши улетели. Хватит уж, попользовались… Вариантов нет, остался только худший, Макаровский. Он ведь тоже к одному слою все сведет, но не к этому, а к своему. А при таком ассортименте, как у него… Я думаю, там будет еще менее симпатично, чем здесь.
– Да… Да, наверно, ты прав…
– Виктор Иванович! – Вовик скривился, будто у него одновременно заболели зубы, почки и желудок. – К вам тут еще народ рвется. Я уж и не знаю… Сегодня всех пускать, или как?
– Кто там?
– Представился телезрителем Корзуном… А, вы же на его вопрос отвечали! Корзун Матвей Степанович, кажется. И еще один тип, назвался по фамилии. Шибанов.
– Пусть идут, – разрешил Мухин.
– Куда идут?
– Сюда.
– Есть, понял, будет сделано… – сокрушенно произнес Вовик.
На улице окончательно стемнело. В небе грохнуло, и пустая стоянка перед зданием телецентра озарилась голубым. Едва Корзун с Шибановым добежали до машины, как ливанул дождь. Омоновцы из оцепления подняли воротники и принялись тихонько пританцовывать.
– Все на месте? – спросил Шибанов.
– Нет еще. Ждем двух боевиков и двух алкоголиков, – сообщил Вовик, раскрывая большой черный зонт.
Корзун на ходу запрыгнул в распахнутую дверцу и, лишь увидев Мухина, сообразил, куда он попал.
– Телевизор я смотрел, – сразу объявил он. – Впечатлило.
Через минуту на черном «БМВ» с тремя мигалками привезли Сапера и Костю – прямо в больничных халатах. «Самый Активный Племянник Еж Раков» был невообразимо худ, с последним коричневым зубом во рту и грязными трясущимися руками. Виктор все ждал, когда Сапер попросит выпить, но тот терпел. Константин выглядел значительно лучше, хотя глаза у него сияли, как стоп-сигналы.
– У нас с Костей больнички заборами соприкасаются, – пояснил Сапер. – Соседи мы, во как…
Спустя еще пару минут прибыли Петр с Ренатом. Ренатик явился на аудиенцию к Президенту в кирзовых сапогах. За левым голенищем омоновцы обнаружили у него какой-то музейный револьвер, за правым – «финку». Мухин отнял у начбеза рацию и, вызвав «самого главного», поинтересовался:
– Ты кто будешь, в каком звании? Майор? Хорошо, майор. Какие погоны хочешь завтра пришить?
Вскоре Ренат был уже около лимузина, правда, все-таки без оружия.
– Куда поедем? – спросил он, забираясь внутрь.
Вдесятером на двух диванах было тесновато. Людмила нашла панель кондиционера и включила его на полную мощность.
– Матвей… – Борис посмотрел на Корзуна. – Ты чего молчишь?
– А, ехать-то? Ехать прилично… Местечко называется Кетой.
– Это где ж такое? Точно не подмосковье…
– Кетой – это, Боря, остров в Тихом океане.
Петр и Костя присвистнули.
– Территория-то наша?
– Центральные Курилы, – сказал Корзун.
– Тогда нет проблем, – ответил Мухин. – Вовик! Самолет готов? – спросил он, высовываясь из машины.
– Пять минут, Виктор Иванович. Только… извините, я вас в этой компании не отпущу.
– Кстати! Ты узнал про Установку?
– Я думал, вы шутите… Слишком мало информации. «Аппарат», «установка»… «мир на куски»… Звучит сомнительно, Виктор Иванович. Я бы на вашем месте…
– Ладно, ладно. Да, забыл тебя предупредить – ты же в отпуске, Вовик. Со всей своей кодлой.
– Не понял…
– Все ты понял. – Виктор захлопнул дверь.
– И еще водила, – проронил Немаляев.
Мухин опустил в передней спинке звуконепроницаемое стекло.
– Тебя, кажется, Серегой зовут? Вот что, Серега. Ключ – в замке, сам – на выход. Бегом.
– Чур я поведу! – загорелся Ренат.
– Сиди! – одернул его Костя. – Я!
– Ты же полчаса, как из дурдома вышел… – проговорил Петр.
– Заткнулись все! – рявкнул Мухин. – Блин… Кто у нас президент?! Ни разу такой тачкой не управлял… Пятьсот «лошадей» под капотом, коробка-автомат, да еще зеленая улица… Чума!
– Да еще менты честь отдавать будут! – добавил Ренат. – В натуре, чума…
Глава 33
В «Домодедово-2» Вовик приехал быстрее – на то он был и начбез, чтоб везде успевать. Президентский «Ту-134» с триколором во весь борт стоял возле терминала. Вокруг заняли огневые позиции стрелки в черном.
– Не пойдет, – заявил Немаляев, выбираясь из лимузина. – В этот гроб с крыльями и сам не поднимусь, и вам не позволю.
– Да его каждый день проверяют! – гордо произнес Мухин.
– А проверяльщиков кто проверял? То, что у них дедушки в полицаях не служили, – это, наверно, правда. А то, что среди них нет перекинутых?.. Кто поручится?
– Верно, Витя, – вступился Шибанов. – Воевать с Макаровым – значит воевать против всех. Потенциально.
– Не наседайте на человека, – сказал Борис. – Он сам все знает. Надо же президенту покочевряжиться… Самолет мы меняем, Витя.
К машине подбежал запыхавшийся Вовик.
– Виктор Иванович! Премьер звонит, – пробормотал он, тыкая в Мухина телефоном.
– Отставить.
– У него что-то срочное, он…
– Отставить, говорю! Ты лучше поинтересуйся насчет рейсов. Мне нужен готовый самолет – большой, чтоб долететь без посадок. И без пассажиров, разумеется.
– Да что за беда, Виктор Иванович! – воскликнул Вовик, яростно сжимая трубку. – В стране кризис, а вы…
Он с отчаянием посмотрел на новую президентскую свиту. Костя и Сапер стояли в отсыревших байковых халатах. Сапер по дороге посеял правый тапок и все стремился занять позу цапли, но ежесекундно терял равновесие. Тело клиента ЛТП баланс не держало – возможно, перевешивала тронутая циррозом печень. Ренат и Петр будто явились со съемок батального эпизода – оба в странной полувоенной форме, оба в пыли и глине. На светло-зеленый китель Петра были нашиты черные адмиральские погоны. У Рената на рукаве красовался мичманский штат с перекрещенными пушками. Похоже, рода войск в Народном Ополчении еще только формировались. Шибанов, видимо, выскочил из дома в чем был. А был он в синих шерстяных рейтузах и линялой голубенькой майке. Разболтанные сандалии при каждом шаге лупили его по пяткам, как китайские массажные шлепанцы. Борис приехал к телецентру в старых джинсах, коричневом пиджаке и сомнительной тинейджерской бейсболке. Перед тем как перекинуться он либо выгуливал во дворе собаку, либо собирал бутылки – там же. Людмила, слегка смущаясь, одергивала свою кошмарную юбку и тем постоянно обращала на себя внимание. Сан Саныч выглядел как рядовой нищий пенсионер: лоснящиеся брюки по щиколотку, твердые, деревянные на вид ботинки и трогательная застиранная рубашечка с щербатыми пуговицами. Из всей компании более-менее прилично был одет лишь Корзун. Ну и, понятно, Президент.
– Вам этого не простят, – выдавил начбез.
– Кто не простит? – удивился Виктор.
– Народ.
– О-о!.. Милок, плохо ты наш народ знаешь, – сказал Немаляев. – Народ у нас замечательный. Прощать любит – страсть! Хобби у него такое.
– Не надо меня учить, – раздраженно ответил Вовик. – Как хотите, Виктор Иванович, но одного я вас никуда не отпущу. Если безумие нельзя остановить, в нем нужно участвовать…
– Вообще-то, он нам пригодится, – заметил Шибанов. – Только оружие оставь, служивый. А лучше давай я сам тебя обыщу.
– Не спорь, Вовик, – сказал Мухин. – Такое у меня условие. Ты один, без своих пацанов, без стволов, и что там у тебя еще в запасе… вот без всего этого. Тогда летишь с нами. А теперь сообрази-ка насчет самолетика.
– Так он же готов, Виктор Иванович!
– Этот не годится. Ты нам сделай обычный, «Ил-86», наверно. И с полными баками.
– Баки всегда полные заливают… – растерянно произнес он. – А куда летим?
– Курилы – это где у нас?.. Камчатка, Сахалин, Владивосток… Что там поближе?
– Южно-Сахалинск ближе. Но без дозаправки туда никак… Либо в Хабаровске садиться придется, либо в Новосибирске. Виктор Иванович!.. – Эта триада…
– Какая еще триада?.. Бог мой, ты об этом?! Политика тут ни при чем. Нет, Вовик… нет, ты не поймешь… Мы с тобой по разные стороны находимся. Видим одно, а говорим… каждый о своем. Чтобы ты меня понял, тебе надо… надо хотя бы раз… умереть тебе надо, Вовик. Что, не хочется? Вот такие дела…
«Ил-86», готовившийся к рейсу на Пекин и уже объявленный к регистрации, сняли с полета и отрулили к закрытому терминалу. Немаляев велел экипажу выстроиться на полосе.
– Я, Витя, падал уже с неба-то… – улыбнувшись, сказал он. – Причем, на правительственном самолете падал, не на каком-нибудь там… Ощущения не из тех, что можно порекомендовать друзьям. Ну ты посмотри… – он прошел вдоль всей шеренги, от седого внушительного командира до белобрысой бортпроводницы. – Где гарантия, что через пару часов в них не перекинет кого-нибудь из Макаровских?
– А кто поведет?
– Сапер имеет кое-какой опыт. И я на спортивных моделях летал когда-то. На истребителе тоже пробовал… Нам бы только взлететь, а дальше автопилот справится.
Виктор ступил на трап первым. Следом за ним двинулся начбез, но Шибанов схватил его за плечо.
– Ку-уда! Цацки-пецки вытряхивай.
– Оружие?.. Да здесь и сдать некому. На землю, что ли?
– Клади на землю. Со стволом в салон по пройдешь.
– Клади, Вовик, – обреченно молвил Мухин. – То, чего ты боишься, совсем не страшно. Бояться другого надо.
– Виктор Иванович… Ну связь-то я возьму? – Он сбегал к лимузину и вернулся с двумя спутниковыми телефонами.
– Взрывчатки внутри нет? – несерьезно спросил Шибанов.
– Отстаньте вы от него, – бросил Виктор. – Все равно…
Людмила догнала его на середине трапа и, опустив голову, сказала:
– Да. Я чувствую…
– Что?
– Мы не долетим. Я перед смертью… всегда… Вот и когда ты в палату ко мне зашел – тоже… Я сразу поняла: ты это сделаешь. Я попрошу, и ты сделаешь.
– Ты попросила, и я сделал, – хмуро ответил Виктор, пропуская ее вперед.
Внутри было свежо и так тихо, что после аэродрома заложило уши. Над креслами горели желтые бусинки дежурного освещения; Мухину захотелось сесть, выпить два-три пузырька из дьюти-фри бара и уснуть. А когда проснуться – обнаружить себя уже кем-нибудь другим.
– А я, между прочим, без претензий, – сказала Людмила с таким опозданием, что Мухин не сразу и сообразил, о чем это она.
– Не упрекаешь, стало быть… Боишься.
– Я?.. Тебя?!
– Куда ты пошла? Иди вперед, в бизнес-класс.
– Да, он же пустой, – спохватилась Люда. – Нет. Я тебя не боюсь, Витя. Но… Я вот, например, с Ренатом не смогу больше общаться… Ну, нормально общаться, как с человеком. Он меня убил… однажды.
– Я в курсе…
– Да нет, я не о том!..
– Ясно…
– Я благодарна, очень благодарна…
– Тебе у иллюминатора нравится? Садись сюда, здесь удобно. Пойду остальных рассажу…
– Витя! – окликнула она с какой-то безысходностью.
– Что? – Мухин встал в проходе, но не обернулся.
– Ты же не стюард, Витя…
– Я президент, – кивнул он. – Смотри в окошко. Будет тошнить – возьмешь пакет…
Шибанов поднялся в салон последним и, приказав пилоту отогнать трап, направился к кабине. Мухин из интереса пошел за ним.
Сапер был уже на месте. Всклокоченный, явно нездоровый человек в халате с биркой «Подольский ЛТП-3» за штурвалом выглядел более чем сомнительно.
– Все нормально, ваше величество, – хмыкнул он. – Вы только под руку мне не каркайте, хорошо?
Виктор посмотрел вниз – земля была так далеко, словно они уже взлетели. Асфальт после дождя блестел, длинные блики от сигнальных фонарей сливались в косую решетку. Кроме огней и их отражений, впереди все было угольно-черным, и Мухину вдруг показалось, что, едва тронувшись, они разобьются об этот мрак насмерть.
Сапер довольно уверенно пощелкал тумблерами и запустил двигатели. Затем, игнорируя вопли диспетчера, вырулил на взлетную полосу и увеличил мощность. Корпус мелко задрожал. Всем стало весело и жутко.
– Виктор Иванович! – крикнул начбез, тыкая пальцем в иллюминатор.
Перед правым крылом, размахивая руками и уморительно подпрыгивая, бесновался капитан первого ранга с маленьким плоским кейсом.
– Витя… – простонал Константин. – Это же твой черный чемоданчик!..
– Ни фига он не мой… Да пошел ты!.. – безмолвно проартикулировал Мухин и показал офицеру средний палец.
– А если война начнется?
– Без меня не начнут, – ответил он. – Это во-первых. А во-вторых, чемоданчик – так, фикция. Думаешь, там «красная кнопка»? Хрен! Я, как дела принял, сразу же в него слазил. Никаких кнопок – трубка телефонная и скважина для ключа. И ключ там же, в чемоданчике. Чтоб не потерялся.
Самолет сдвинулся с места и быстро набрал скорость. Светящаяся разметка побежала куда-то вниз, под брюхо, – Виктор и не заметил, как они уже были в воздухе.
– С этим, кажется, долетим, – сказал, отдуваясь, Вовик.
Все собрались в первом отсеке – шума двигателей здесь было почти не слышно, а кресла стояли мягкие и широкие.
– Ну, Матвей Степаныч, дорогой… – не спеша выговорил Мухин. – Теперь у нас времени много, часов двенадцать, как я понимаю… Колись, что ты у своих грузчиков выведал.
– Сейчас окажется, что ничего, – нервно хохотнула Люда.
Корзун недовольно на нее покосился, потом с превосходством оглядел остальных.
– Да уж выведал, – веско произнес он. – Установку, или «Изделие» построили как альтернативу атомной бомбе, точнее – альтернативу проигрышу в ядерной войне… еще точнее – как версию абсолютного проигрыша. Попросту говоря, эта установка – генератор большой «китайской ничьи». Кстати, те, кто над ней работал, так ее и называли.
– «Китайская ничья?» – недоуменно переспросил Немаляев.
– Вот именно. В случае победы наиболее вероятного противника… или какого-нибудь еще, пусть и менее вероятного, Изделие должно было уничтожить все. Как минимум – всю планету, но поскольку в Советском Союзе подобные объекты строили с десятикратным запасом…
Людмила подавилась соком и, прокашлявшись, принялась отряхивать кофту.
– Дата постановки на боевое дежурство – второе января тысяча девятьсот пятидесятого года, – продолжал Корзун. – Принципиальное устройство интересует? Профессор Фаворский, работавший в группе Капицы… ну, собственно, он тогда был еще не профессором, а обычным политзеком… из третьей волны, послевоенной.
– Много лирики, – нахмурился Шибанов.
– Что-то я не соображу… – признался Борис. – Аппарат, вызывающий конец света? Ладно, допустим. Но какое он имеет отношение?..
– Год сходится, – обронил Мухин. – Пятидесятый.
– Но его же пока не включили. Если бы включили, то…
Корзун присел на подлокотник и тихо сказал:
– Изделие работает.
Люда хотела поставить стакан, но не донесла его до столика, и сок полетел прямо на юбку.
– Его включили, – промолвил Корзун. – Второго января тысяча девятьсот пятидесятого года. На холостом ходу, если можно так выразиться… Чтобы войти в штатный режим, Изделию требуется тридцать семь суток, поэтому его не глушат. Современная война – это война быстрая, и ждать целый месяц, пока оно снова запустится, невозможно.
– Изделие работает… – завороженно повторил Константин. – Давно уже работает… И мы все живем при конце света. Дайте мне выпить…
– И это еще вхолостую! – подчеркнул Ренат. – А если ее того?.. На полную катушку, а?!
– Я думал, конец света будет похож на какой-то салют, – сказал Петр. – А тут что-то вялотекущее…