Истребитель «Родина» Прошкин Евгений

Пролог

КОМА

Он начал с того, что сделал себе татуировку. Черный крест на сердце. Еще на пересылке, до того как попасть в «Каменный Чертог».

– В старые времена за крест ответить пришлось бы, – заметил художник, принимая у Андрея сигареты. – Его заслужить надо, потом уж колоть.

– Старые времена?

– Старые, добрые, я их еще застал. Это вы на все плюнули, беспредельное ваше племя. Ну гляди, каторжанин, встретишь кого из правильных, за масть он с тебя спросит.

– Это не масть, – сказал Андрей. – Это крест. Просто крест, и все.

Больше он ничего объяснять не стал. Художник и не требовал. Крест получился хороший: ровный и жирный. Как раз такого Андрею и хотелось.

Через два дня его забрали. Вывели из камеры, прощупали на одежде все швы и натянули до подбородка черную шерстяную шапку. Сняли ее только в самолете, когда Москва была уже в пятистах километрах позади. Будто от одного его взгляда в иллюминатор город изменился бы к худшему.

Весь полет Андрей провел в кандалах. За десять часов его дважды покормили – через трубочку, как паралитика, и один раз вывели в туалет – на цепи, как собаку.

От Москвы до Южно-Сахалинска он не произнес ни слова. О чем говорить с конвоирами? О том, что он невиновен?

Описание преступления тянуло на сценарий для целого сериала, прокурор зачитывал его часа полтора. Присяжные озадаченно хмурились, и чем больше им предъявляли доказательств, тем сильнее они сомневались, что Андрей справился в одиночку.

Живыми спасатели достали из воды лишь восьмерых. Паром «Данциг» принимал до пятисот пассажиров, плюс экипаж, плюс некоторое количество неучтенных лиц – когда это паромы обходились без «зайцев»? – всего около шестисот человек. Взрывные устройства были заложены не просто грамотно, а, как выразился прокурор, «оптимально, дьявольски оптимально!», и паром, расколовшись на три части, мгновенно затонул.

На поверхности осталось восемь человек, на берегу – фантастическое количество улик против единственного подозреваемого. Чуть позже – подследственного, затем подсудимого и вскоре осужденного на пожизненное заключение в спецлаге «Каменный Чертог».

Сразу после ареста Андрею сказали:

– Ты так наследил, что не найти тебя было невозможно. Ты специально завел все концы на себя. Мы понимаем: без поддержки ты бы это не провернул. Назови сообщников, и мы обсудим твое будущее. Пока нам есть, что обсуждать, но если ты откажешься…

Андрей отказался – назвать ему было некого.

Адвокат Иван Адольфович Мейстер, человек по-своему честный, заявил:

– Ты полностью изобличен, и мы можем сыграть только на отсутствии мотива. Поскольку твое участие в террористической организации не доказано, тебе предъявят «массовое убийство без определенной цели». Свободным ты не будешь уже никогда, но у нас есть шанс смягчить режим содержания. Я дам тебе пару советов, как можно обмануть психиатрическую экспертизу.

Андрей отказался – он никого не хотел обманывать.

Из присяжных в памяти остались двое: тусклая девица с испуганной мордочкой сектантки и багровый толстяк, непрерывно потеющий. На последнее заседание, которое транслировалось по Инфо, девушка надела строгое бежевое платье, а мужчина – парадный костюм с отливом. Оба голосовали «за». Вердикт выносили тайно, но Андрей получил тринадцать из тринадцати: «виновен». Девица покраснела и потупилась, толстяк посмотрел в камеру и едва заметно кивнул.

– Апелляцию я уже приготовил, – буркнул адвокат.

– Перспективы есть? – осведомился Андрей.

– Через пять лет можно будет подать первое прошение о помиловании.

– Перспективы… – повторил он, подставляя конвоиру запястья.

– После пяти лет прошения разрешается подавать ежегодно, – сказал ему вслед Мейстер.

За полчаса до посадки Андрею на голову снова надели шапку, затем спустили его по трапу, сунули куда-то в глухое нутро и под вой сирены повезли в порт. После броневика был катер. Андрея отвели в кубрик, пристегнули к креслу и задраили переборку. Несколько минут он сидел, вслушиваясь в далекие гудки, потом на палубе взревела турбина, и его вдавило в твердую спинку. До острова шли часа четыре, а возможно, и шесть: сидя в грохочущей темноте, Андрей потерял счет времени. Ему невыносимо хотелось чихнуть, но для разрядки чего-то не хватало. Так он и провел последний отрезок пути – мучаясь совершенно не тем, чем должен был мучиться на его месте любой человек.

Наконец турбина заткнулась, и Андрей ощутил толчок швартовки. Его вывели на пирс, и…

Это, как ни странно, было самым сильным воспоминанием. С него стянули шапочку.

Впереди высилась грязно-серая пирамида в дырявых лишаях зелени. Сопка вырастала из воды круто и словно бы внезапно, без всякого намека на отмель, и, тяжело карабкаясь к тучам, так же внезапно обрывалась. Километры свинцового неба – вверху, свинцовый океан – на многие мили вокруг.

Андрей обернулся – горизонт был ровным, как бетонная полоска причала, на которой он стоял.

– Гляди прямо, – сказал охранник. – Остров Шиашир, специальный лагерь «Каменный Чертог». Специальный, потому что для таких специалистов, как ты. Теперь неважно, кто ты и откуда. Теперь твоя родина и твоя могила здесь. Пошел!

Андрея толкнули в спину, и он, покачнувшись, двинулся по пирсу. Тропа над водой, омываемая тихим плеском волн, вела к сводчатому зеву. Ветер, сырой и плотный, как парус, выгонял из робы последнее тепло, а вместе с ним волю к жизни.

Его не карали, общество давно лишило себя этого права, но еще раньше оно рассталось с навязчивой идеей перевоспитания. От Андрея не ждали ничего – ни стона, ни смеха, ни раскаяния. Его просто изолировали, как заразного. Отныне свободное общество интересовалось лишь надежностью его клетки.

Лагерей надежней «Каменного Чертога» на Земле еще не бывало. Сюда ссылали со всего мира, даже оттуда, где заключенные питались крысами, но единственным, кто обрадовался переезду на Шиашир, был Дантист, серийный убийца из Южной Африки. Он сидел в соседней камере, хотя Андрей узнал о нем только из газеты.

Газету доставляли ежемесячно. Шестнадцатиполосный дайджест «Всё про всё за неделю» приходил комплектами по четыре номера. В одиночных камерах без окон и без радио, без права на переписку и на прогулку, заядлыми читателями становились даже неграмотные.

Андрей медленно раскладывал газеты по датам и приступал к чтению, как к сложнейшему из обрядов. Крошечная заметка о пожаре в Сиднее или о землетрясении в Бухаре давала достаточно пищи для воображения: он прикрывал глаза, запрокидывал голову и мысленно переносился туда, где не удосужился побывать раньше, будучи свободным. Андрей путешествовал по самым экзотическим уголкам планеты, домысливал недописанное и будто бы участвовал во всех праздниках, катаклизмах и открытиях.

Так он встретил Объединение. Статус «приостановленные гражданские права» голосовать на выборах не позволял, и кампания коснулась Андрея лишь косвенно. В тридцать первом номере газеты, датированным вторым августа, напечатали фотографии десяти кандидатов, а в номере тридцать пятом, который доставили той же партией, был уже один портрет – крупный, во всю полосу. Главной Шишкой Земли на ближайшие четыре года стала Алиса Майрон, белокурая модель из Дании. Планета ждала выборов несколько месяцев, Андрей же узнал результаты за пару минут. Отныне он жил в новом государстве под названием «Единство». Название Андрею не нравилось, но его никто не спрашивал.

Спустя полтора года Майрон заскучала, снялась в молодежном сериале, затем занялась певческой карьерой и вскоре объявила о сложении полномочий. Вторым Президентом Единства был избран доктор экономики Виктор Ф. Кастель, тщедушный старикан из Эквадора.

«Каменный Чертог» продолжал стоять, как скала. Он и был скалой – но скалой обитаемой. Двести камер по девять квадратных метров, двести темных нор с плохой вентиляцией.

Андрей не превратился в животное, хотя считал, что имеет на это право. Возможно, потому и не превратился. Он желал использовать свои права осознано – именно теперь, когда присяжные усекли его свободу до крошечного обрывка.

Девять квадратных метров и двадцать четыре часа в сутки. Не так уж это и мало.

Он начал с обычных отжиманий. Двадцать раз за подход – смешной, позорный для молодого мужчины результат. Андрей довел его до пятисот, потом принялся класть на затылок подушку. Потом – свернутый матрас.

Он не поддерживал форму, а приобретал ее заново. Для чего – он не знал и сам. Не от скуки и уж конечно не в надежде когда-нибудь выйти. В это Андрей не верил. Тем яростней он тренировал свое тело, обреченное состариться и сгинуть в одном из двухсот гнезд термитника под названием «Каменный Чертог».

Жизнь продолжалась – стремительная, полная ярких событий, – жизнь на большой земле. Андрей читал газеты. Потом заползал под кровать, хватался за отполированную перекладину и жал ее от груди – до полного изнеможения.

Казалось, это были самые насыщенные годы в истории человечества. О взорванном пароме забыли, а компенсации, выплаченные родственникам погибших, давно растворились в единой экономике. Виктор Ф. Кастель не пел, не танцевал и не снимался в кино. Второй Президент был скучным человеком, его любили меньше, чем Алису Майрон, но детская смертность в Африке начала снижаться, в Байкале опять завелась рыба, а вечный конфликт на Ближнем Востоке постепенно угас. Микробиологи наконец-то получили вакцину от Нильской лихорадки. Астрономы обнаружили поблизости новую звезду.

Звезду нарекли Викторией – вряд ли случайно.

Автоматическая станция, работавшая на орбите Нептуна, сообщила, что вокруг Виктории вращаются четыре планеты, одна из которых скорее всего пригодна для жизни.

На Кольском полуострове завершились испытания ионного двигателя. Космическое Агентство приступило к строительству мощного стартового комплекса в пригороде Найроби. Семь световых лет до Виктории новый носитель должен был преодолеть за тридцать один год.

Андрей много об этом думал. В частности, о том, что через тридцать лет он еще не умрет. Когда люди высадятся на Земле-2, он по-прежнему будет сидеть в «Каменном Чертоге».

Пятый год заключения подходил к концу, близился шестой. Никаких надежд Андрей с ним не связывал, но все-таки ждал – после полных пяти лет можно было впервые подать прошение о помиловании… которое не станут и рассматривать. Человечеству не было дела до особо опасных преступников, человечество шагало вперед – так размашисто, что от этой поступи захватывало дух даже в камерах Шиашира.

Открытие, сделанное в Новосибирском Академгородке, решило проблему утилизации отходов.

Группа индийских программистов разработала новый гиперпротокол, превративший Инфо в Единую Сеть – полноценную и действительно универсальную информационную систему. На фоне всеобщего объединения это было воспринято как должное.

Конструкторы из КБ «Евразия» объявили, что у них готова новая версия двигателя. Время гипотетического полета к Виктории сокращалось в полтора раза. Впрочем, тема колонизации уже отошла на второй план, ее затмили новые открытия и новые достижения. Слившись в одно государство, Земля словно очнулась.

Шиашир продолжал упираться макушкой в пасмурное небо. Андрей тренировался и ждал следующего года. Читал старые газеты и снова тренировался.

Все пролетело мимо: слияние государств, победа над эпидемией, начало второй космической эры, информационный бум и наступление энергетического изобилия. Сидя в камере, Андрей упустил даже войну. Странную короткую войну, закончившуюся полным поражением.

В мае доставили газеты за апрель, из них Андрей узнал, что Земля принадлежит уже не людям. Статья была небольшой и на удивление блеклой, поначалу он принял ее за неудачный розыгрыш, однако номер был датирован не первым апреля, а двадцать пятым.

На следующее утро, получая завтрак, Андрей схватил охранника за рукав.

– Это правда? – спросил он. – В газете. Там написано… Неужели это правда?!

Охранник помедлил и, впервые нарушив инструкцию, ответил:

– Да.

– Захватили Землю?! И ты… продолжаешь тут разносить свою кашу!

– Уже две недели.

– Две недели?! Как это? Как?!

Охранник шлепнул в миску овсянки и пожал плечами:

– Нормально.

Ее подняли из капсулы последней, когда обе летные смены уже погрузились в коматозный сон. Одевшись, она вышла к общему отсеку, в центре которого медленно вращалась объектная модель планеты. Она уже видела эти океаны и эти материки, но здесь они казались другими. Пушистая зелень лесов, рябь синей воды, голубое сияние атмосферы – все это было живым.

– Гипервизуализация, – пояснили из-за плеча. – В таком масштабе поверхность должна представляться ровной.

– Спасибо, я знаю. – Она обошла шар и отыскала черную точку. – Вашингтон?

– Уошингтон, с ударением на первый слог. Столица планеты.

– Стив, не следует меня инструктировать, мой курс значительно шире вашего.

– Я лишь хотел быть полезным.

– Будете. – Она не спеша двинулась против вращения глобуса. – Судя по отсутствию аварийных докладов, план отрабатывается штатно?

– Результаты превосходят ожидания.

– Это настораживает.

– Не могу с вами согласиться. Две недели – достаточный срок не только для структуризации общественного мнения, но и для его коррекции.

– Две недели? – недоуменно произнесла она.

– Экипаж предпочитает местную лексическую базу. Возможно, это следствие глубокого погружения в курс, – ответил офицер по-итальянски. – Думаю, при вашей должности этого также не избежать, – добавил он по-японски и, уловив внимательный взгляд, оговорился: – Прошу прощения, мне не нужно было…

– Готовьте челнок, Стив. Кто сейчас на борту?

– Только мы и дежурная смена. Экспедиция давно внизу. – Он помедлил. – Я могу задать вопрос?

– Этого права вас никто не лишал.

– Вы намерены приступить к активным действиям?

– Для чего еще мне спускаться на поверхность?

– Вы считаете, что сопротивление неизбежно?

Она пристально посмотрела на Стива:

– Займитесь челноком.

Когда офицер покинул отсек, она вновь обошла модель – прикоснулась к теплой воде экватора, обожглась о ледяную шапку, погладила кудрявый массив Южной Америки. Под ладонью в атмосфере взвивались и утихали прозрачные буранчики. Мир был чистым, богатым и безмятежным.

Она шагнула в сторону и скрестила руки на груди. Планета продолжала вращаться, демонстрируя себя наивно и беззащитно, как ребенок. Мир, живущий вне Войны.

«Мир, доживший до Войны», – мысленно поправилась она и повторила это на шестнадцати земных языках. Синтаксические конструкции отличались, но в одном они совпадали: между прошлым и настоящим была большая разница. Именно это она и хотела сказать:

– Всему когда-нибудь приходит конец.

Часть первая

БЫСТРО И БЕЗБОЛЕЗНЕННО

А вдруг всё то, что ищем,

Обретается при вскрытии

Телесного родного дорогого себя…

Е. Летов, «Вселенская большая любовь»

Враг был похож на торгового агента. Или на инспектора налоговой полиции. Или на мелкого клерка. Он был похож на кого угодно, только не на захватчика.

– Мы не захватчики, – сказал он бесцветно. – Наше присутствие на Земле ограничено рамками Миссии.

Он мог бы давать уроки сценической речи: дикция была эталонной, хотя голосу не хватало живой интонации. Но Андрея смутило другое.

– Нет, мысли мы не читаем, – отозвался пришелец. – Вам необходимо лучше контролировать мимику.

Крейсер «Адмирал Мельник», последний русский корабль, построенный для войны, стоял твердо, как остров. В большом иллюминаторе плескалось ласковое небо без туч и без солнца. Двухместная офицерская каюта напоминала недорогой, но приличный гостиничный номер: здесь все было добротным и чистым. Над столом висел портрет смеющейся женщины – в углу перламутровой рамки торчала сухая ромашка.

С трудом от нее оторвавшись, Андрей повернулся к пришельцу – тот медленно прохаживался вдоль свободной стены.

– Называйте меня Стивом, – неожиданно проговорил он. – Это упросит нашу коммуникацию.

Андрей вздернул брови. Из космоса являются гуманоиды – являются так убедительно, что за несколько дней покоряют всю планету. При этом одного из оккупантов зовут Стив… Спасибо, что не Иван Иваныч. Впрочем, у Стива была типичная североевропейская внешность, и это имя ему подходило. Гуманоиду Стиву было лет сорок – по земным меркам.

Андрей поймал на себе холодный взгляд и придал лицу нейтральное выражение.

– Стив… Это ваше имя для нас? – спросил он.

– Нет, это мое подлинное имя. – Пришелец остановился у стола и равнодушно посмотрел на цветок в рамке. Андрей подался вперед, но Стив предупредил его взмахом ладони: – Я знаю, вы не намерены причинить мне вред. Но вам лучше сидеть.

– Вы теперь всегда будете объяснять, что лучше, а что хуже? Хотя конечно. Вы победители.

– Мне безразличны ваши оценки. – Стив снял со стены портрет и положил его на стол. – Не будем терять времени. Я предлагаю вам сотрудничество.

– С вами?!

Пришелец промолчал, ответ не требовался.

– На свободе полно народа, но вы обращаетесь ко мне, – сказал Андрей. – Значит, вам нужно что-то особенное. Или свободы как таковой на Земле больше нет, и все люди уравнялись в правах с заключенными спецлага?

– Мы не захватчики, – повторил Стив. – Мы не желаем вам зла. Жертвы, понесенные вами во время первого контакта, – он не запнулся ни на секунду, так и сказал: «контакта», – были неизбежны и минимальны. Около четырехсот человек. В масштабах планеты эта цифра…

– А ваших? – прервал его Андрей.

– Разумеется, у нас потерь не было.

– Всего четыреста, – проронил он. – На каком-то несчастном пароме – и то погибло больше.

– Хорошо, что вы сами затронули эту тему. Мы изучили ваше дело и не нашли в нем противоречий. Единственная непроясненная деталь: у вас не было повода. В целом ситуация выглядит так, – Стив снова забродил по каюте. – Законопослушный гражданин, не замеченный в связях ни с экстремистскими организациями, ни с представителями преступного мира, самостоятельно приобретает крупную партию взрывчатки. Перевозит ее на большое расстояние и профессионально минирует гражданское судно, а после акции возвращается к привычной жизни. Вывод. – Он развернулся к Андрею. – Ваше дело сфабриковано. Технически – безукоризненно, по сути – грубо. Убить без повода способен лишь сумасшедший. Вы не безумец. Вы жертва. В гибели парома «Данциг», вероятнее всего, повинны ваши спецслужбы, но нас это не касается.

– Вы просто решили восстановить справедливость, – горько усмехнулся Андрей.

– Нет. Мы не склонны вмешиваться в ваши внутренние дела. Без особой необходимости, – монотонно добавил он. – Для нас вы не герой и не злодей. Вы кандидатура.

Андрей догадался, что подобные разговоры ведутся и с другими кандидатурами тоже. «Адмирал Мельник» бросил якорь в нескольких милях от Шиашира – что-то около пяти минут на вертолете. Андрея доставили на борт в одиночестве, но вряд ли крейсер пришел к острову только ради него.

– Вы правы, мы рассмотрели дела всех заключенных «Каменного Чертога», – отозвался Стив. – Но это не значит, что все заключенные вызвали у нас интерес.

– Я что, какой-то особенный?

– Напротив. Вы обыкновенный. Типичный представитель своей расы.

– Почему вы так на нас похожи? – резко спросил Андрей.

Стив завершил очередной круг и опустился на второй стул.

– Разница есть, – сказал он. – Иначе мы бы не предлагали вам сотрудничество.

– Вы говорите на моем языке. Сколько вы их знаете, земных языков?

– Столько, сколько мне необходимо. – Он сделал паузу, и Андрей вновь почувствовал, что его просвечивают до костей. – Не нужно пытаться взять инициативу, это ничего не решает. У нашей беседы возможны только два финала: либо вы соглашаетесь, либо нет. Остальное не имеет значения.

– Либо соглашаюсь, либо… – пробормотал Андрей и посмотрел пришельцу в глаза. – Нет.

Стив не моргнул.

– Готовитесь к пыткам, – констатировал он. – Вы неверно представляете наши этические установления. Мы склоним вас к сотрудничеству быстро и безболезненно. Мы не грозим вам страданиями. Мы предлагаем избавление от страданий.

«Вот почему они вербуют здесь, на Шиашире», – сообразил Андрей. Он ожидал пояснений, но пришелец молчал – долго, пока Андрей не созрел для следующего вопроса.

– Хотите позвонить? – опередил его Стив. – У вас за спиной.

Андрей рывком обернулся и увидел серый прямоугольный щиток.

– Это каюта для старших офицеров. Сейчас пароли сняты, терминалом можно пользоваться.

Панель, пискнув, отъехала в сторону, и в квадратной нише показался экран с вертикальной клавиатурой.

– Номер вы, конечно, не забыли.

Андрей дернул плечом.

– Впервые за пять лет позвонить домой, – неопределенно проговорил Стив.

– Что вы имеете в виду?

– Пять лет – большой срок. Многое успело измениться.

– Что?!

– Вас никто не ждет.

Андрей замер с вытянутым пальцем.

– Да говорите же!

– Ваша супруга жива, но она…

Андрею вдруг все стало ясно. Гораздо больше, чем сказал пришелец.

– Что с матерью? – тихо спросил он. – Что с отцом?

– Они умерли еще в первый год. Администрация тюрьмы не сочла нужным вас известить.

– В «Каменном Чертоге» запрет на общение с большой землей.

– Вы их защищаете? – Стив как будто удивился, хотя интонация оставалась прежней. – Мы выяснили, где захоронены ваши родители. Вы сможете навестить могилу. Мы ориентируемся в ваших традициях: для вас это важно.

– А в чем еще вы ориентируетесь?

– Ваша супруга переехала и взяла другую фамилию. Кроме того, она сменила имя.

– Понятно. – Андрей нажал «сброс» и, медленно закрыв панель, подошел к столу.

– Мы ее разыскали.

– Как у вас все легко… Разыскали…

– Сеть – одно из немногих достижений человечества, которыми мы рады пользоваться. Вы будете звонить?

– Зачем, если я даже имени ее не знаю?

– Теперь она Ирина Дмитриенко.

– Какая мне разница? Моего звонка она не ждет.

– В данный момент ваша супруга находится дома. Линия свободна.

Андрей покивал, но к терминалу не вернулся.

– Оставьте ее в покое. Ирина Дмитриенко мне не нужна, мою жену звали иначе.

– Да, вас предали. У вас отняли все.

– Я понял. – Андрей стиснул зубы, но улыбнулся. – Вам нужно добровольное сотрудничество. Вы могли бы заставить, но вы хотите убедить. И вы пытаетесь доказать, что моя родина не стоит плевка. Со мной обошлись несправедливо, но это не повод самому становиться падалью. Это не оправдание. Лично для меня.

– Вы переоцениваете силу слов. Мы продолжим разговор завтра.

– И что, интересно, изменится?

– Ваше мнение.

– А если нет?

– Завтра мы встретимся еще раз. Вы будете готовы с нами сотрудничать. Но это завтра, а пока вас проводят в каюту. Там вы приведете себя в порядок. Чуть позже вас посетит парикмахер. Потом будет ужин, а после ужина вы получите то, чего не имели пять лет. Блондинка? Брюнетка? – с каменным лицом осведомился пришелец. – Хорошо. Это тоже возможно.

– Что вам надо?!

– До завтра, Андрей.

Переборка открылась – в офицерской каюте это была обычная деревянная дверь, – и из коридора заглянула полная немолодая женщина.

– Только без рук, парень, – предупредила она. – Я не по этой части, я горничная.

– Не льсти себе, – буркнул Андрей.

Женщина добродушно пихнула его локтем и пошла к трапу.

– Давно на них работаешь? – спросил он.

– С первого дня, почти три недели. Не отставай.

– Платят прилично?

– Сколько и раньше.

– Детей убить угрожали? Иголки под ногти засовывали?

– Детей у меня нет, а ногти, – горничная пошевелила пальцами, – ногти тоже в порядке.

– Тогда зачем ты с ними?

– Объявили набор сотрудников, я и устроилась. Да ты не смущайся, они как люди.

– Не пойму, что с вами случилось, – прошептал Андрей. – Пока я сидел, вы все сошли с ума.

– Ваше мнение? – спросил Стив, прикрывая дверь.

– Рано судить. – Женщина отвернулась от монитора. – Много эмоционального шума.

– Да, люди кричат лицами. Из-за этого их не всегда хорошо слышно.

Стиву нравилось, что они хоть в чем-то совпали, и это, разумеется, отразилось на его физиономии. Он не считал нужным это скрывать. Женщина в кресле примирительно моргнула:

– Вы неправильно меня поняли, Стив. У нас с вами нет проблем. Вы решили мне помогать, того же требуют и ваши обязанности. Ничего сверх должностной инструкции. Когда мне понадобится что-то неординарное, я сообщу. А пока продолжайте работать.

– Как вам сегодняшний кандидат?

– Продолжайте работать, – настойчиво повторила женщина.

Она собиралась подняться, но передумала и вновь посмотрела на экран. Трансляция была остановлена в том месте, где кандидат выходит из каюты. Он сказал: «вы все сошли с ума». Реплика была излишне эмоциональной, но искренней, этим он и отличался от многих предшественников. «Гражданское самосознание» – по-английски это звучало гораздо лучше, но женщина не сразу переключилась: со Стивом они говорили по-русски. Крейсер находился в русскоязычной зоне, и это было естественно.

Для нее уже многое стало естественным, в том числе и бытовая хронометрия в неделях – нерациональная, но принятая на всей Земле. Никто из экспедиции не планировал ассимилироваться, но курс глубокого погружения в земную культуру, который отряд прошел в полете, не оставлял выбора. Если бы экипаж знал, сколько времени придется потратить на реабилитацию, восторгов было бы меньше. Хотя и в этом случае никто бы не отказался.

Потому, что цель у них – святая.

Женщина поморщилась: про «святость цели» тоже было из местного, из какого именно – сразу и не скажешь. Английский?.. Да, пожалуй. Немецкий?.. Несомненно. Русский?.. Тем более.

Она попробовала перевести круг своих обязанностей – получилось коряво: «обнаружение и устранение внешней угрозы». Приемлемый вариант пришел на ум чуть позже. Самой близкой вновь оказалась русская версия, со всеми ее дополнительными смыслами. Одно слово: контрразведка.

Ванна – большая, неправильной формы, была уже наполнена, рядом на хромированной перекладине висела новая одежда. Прежде чем залезть в воду, Андрей посмотрел, какие ему приготовили вещи. Полотняные брюки и просторная рубаха на трех пуговицах, после робы это казалось шиком.

Низкая этажерка была уставлена пузырьками и склянками – Андрей взялся было в них разбираться, но, опомнившись, просто вылил в воду пару флаконов посимпатичней. В центре выросла гора искрящейся пены, и он, замирая от счастья, рухнул в нее, как в сугроб.

Минут десять Андрей не мог даже мычать. Потом собрался с силами и перевернулся на спину. Еще десять минут блаженства. Если бы в этот момент кто-нибудь вошел…

Он стер с лица пену и взглянул на дверь. В коридоре раздались шаги – деловые, торопливые, легкие. Кто-то процокал мимо, и снова все стихло. Андрей, вдохнув, погрузился в воду с головой. Он готов был раствориться – и частично уже растворялся: лунки в пене приобрели синеватый джинсовый оттенок.