Магистраль Прошкин Евгений

Он уже убедился, что мелкие поправки в магистрали возможны, — значит, возможны и более существенные. У него появилось ощущение, что он пропустил несколько важных лекций, хотя прогуливать занятия было бы в высшей степени глупо. Он и не прогуливал. Кажется…

— Почему я должен тебе верить? — спросил он.

— Первая здравая мысль, Шорох. Действительно, почему?… А скажи-ка, май фрэнд, что случилось с Дроздом?

— По башке схлопотал…

— По башке?! — удивился Лис.

— По лбу.

— Великолепно!

— Потом его отвезли за город… И запихнули в «Запорожец».

— И все?

— У него забрали синхронизатор.

— Значит, по версии Дрозда, это нападение с целью отнять железку. И зачем она мне? У меня своя есть. И твоя, — напомнил Лис. — А в пятидесятом их можно купить хоть коробку… — Он покосился на часы и молча взял у Олега еще одну сигарету. — Простой финт: выдать компенсацию за вторжение, чтобы ты боролся не с нарушителем, а с оператором. Но на такую дешевку попадаются только полные олухи… — Лис поймал свирепый взгляд Олега и примирительно добавил: — Или новички… О чем он тебя просил? Предупредить?

— Да. Сказать ему, чтобы он не открывал тебе дверь.

— Значит, откроет… После получит в лобешник и очнется за рулем раритетной тачки. Без синхронизатора. Явится к вам на базу… уже с синяком?…

— С шишкой…

— Ну да… и с жалобами на местных хулиганов. Попробует запустить все по второму кругу и пошлет тебя на опережение.

— А если он запустит опять, если кто-нибудь придет не за час, а за два и в итоге успеет?

— Нормальные люди такие операции больше одного раза не исправляют — слишком сложно. Когда чувствуешь, что кто-то вмешивается, кто-то не слабее тебя самого, тут же бросай, это мой совет. Иначе будете петлять, пока совсем друг друга не запутаете… Вообще-то я здесь с утра сижу, — рассмеялся Лис. — Все сигареты выкурил. До-олго тебя ждал…

— Так ты… заранее?! — воскликнул Шорохов. — Ты что же, встроил меня в свой план изначально?…

— Это Дрозд тебя встроил, а я только учел. С обстоятельствами не надо бороться, их надо использовать. — Лис снова посмотрел на часы. — Без двадцати уже… Пора, наверно, побеспокоить.

— Ровно в семь, — возразил Олег.

— Какая разница? Звонок обычный или с дрежем?

— «Дзы-ынь… дзынь-дзынь… дзы-ынь…» — изобразил Олег.

Сорвав со шпингалетов коридорную дверцу, Лис прошел вправо и остановился у пухлой обивки с бронзовой табличкой «131».

— Шапку надвинь! — прошептал Олег. Отмахнувшись, Лис четыре раза надавил на кнопку, как только ему открыли, пальнул в проем из станнера. Толкнув дверь, он чуть сдвинул тело и поманил Олега.

— Давай вместе, один не допру…

— Ты что?… Ты все делаешь не так! — горячо заговорил Шорохов. — Он не должен был тебя видеть, он…

В прихожую выглянула средних лет женщина и, ойкнув, сползла по стене. Лис воткнул станнер в ремень и взял Дрозда за ногу.

— Все не так! — отчаянно повторил Олег.

— Да… — крякнул Лис. — Бери его… На кухню, что ли?.. Нет, в комнату…

— Он же все по-другому помнит! Как в первый раз было!

— Ты неусидчив. Сорок минут перед тобой распинался… Сюда его неси… Сорок минут!.. А ты и не въехал. Не было никакого «первого раза», понятно?

Они перенесли тело в спальню, но на кровать его закидывать поленились и положили на пол. Дрозд не двигался и смотрел строго туда, куда поворачивалась голова.

— Как это не было?! — спохватился Шорохов.

Лис заволок в комнату женщину и пристроил ее рядом с парализованным оператором.

— Баба должна быть местная, — пробормотал он. — Разберутся…

— Но первый раз… — выдавил Олег.

— Ты утомляешь, фрэнд. «Первый раз» — это какой? Когда Дрозду разбили лоб и куда-то отвезли? Во сколько это было?

— Я же говорил: в семь вечера.

— Вот! А сейчас еще без пятнадцати. И по башке его лупить не надо, он и так в кондиции. Разве нет?…

Шорохов закусил губу.

— Да…

Лис порылся в гардеробе и достал оттуда плотный фланелевый мешочек на шнурке. Сделал он это совершенно уверенно — похоже, место, где лежали бриллианты, ему было известно.

Он вышел из комнаты, и через секунду в туалете раздался рев бачка. Вернувшись, Лис скомкал пустой мешок и сунул его себе в плащ.

— Не по силам ты ношу выбрал, Дроздяра…

— Ты высыпал их в унитаз? — тревожно спросил Олег.

— Считай, что камней здесь и не было.

— Думаешь, Дрозд исправит свое вторжение?…

— Думаю, найдется тот, кто все это компенсирует. И самого Дрозда… тоже компенсирует… определенным образом. — Лис извлек мнемокорректор и выставил на дисплее: «реж. непрерыв., сектор 72-00-00». Закрыв мужчине и женщине по трое суток, он отрывисто произнес: — Без десяти семь. Надо идти.

— Стой! Ты что, собрался их бросить?! Никто из наших не знает!..

— Для нас это скорее хорошо, чем плохо.

— А довести до конца?… Их нужно передать Службе. Дрозда, по крайней мере.

— За доставку нарушителей мне не платят, — сказал Лис, направляясь к прихожей. — Идешь, нет?… Или тут останешься? Чужую шишку получать.

— Ты его все-таки сдал… — догадался Шорохов, — Но не Службе…

— Тем, кого он собирался кинуть, — утвердительно закончил Лис.

— И они сюда нагрянут, в семь часов ровно. И разобьют ему башку, и…

— Зачем? Он и так лежит. Удар в лоб, поездка за город и прочее — это все могло быть. Но этого не будет. Нет причины — нет следствия.

— Ты такой же предатель, как и Дрозд… — медленно выговорил Шорохов. — Просто сейчас твои интересы совпали с интересами Службы. И то — частично.

Лис вышел из квартиры и кинул ему в руки скрученный ремень.

— Счастливо…

На старт он не потратил ни одной лишней секунды — дата в синхронизаторе у Лиса была набрана загодя.

Внизу тронулись оба лифта, и Шорохов, подозревая, что это едут за Дроздом, торопливо затюкал по маленьким клавишам.

Лис лишил его возможности что-либо исправить — появился здесь утром и… ждал, вот и все. Как просто и как сложно… Олег снова ему позавидовал — но уже не благородно, а по-черному. Лису всего-то и нужно было, что время и место. Остальное — переменные, так он сказал. Все — переменные: Шорохов, Дрозд, женщина-посредник, успевшая разве что пискнуть, какой-то фантастический «Запорожец»…

Шорохов посмотрел на табло и шмыгнул носом. Что его особенно смущало, так это красный «запор» и вообще вся история с поездкой Дрозда на двенадцатый километр. Откуда она взялась, если ее не было? И, главное, уже не будет…

Видимо, оттуда же, откуда и разговор про сигареты «Новость», ответил себе Олег. Разговор, который помнит только он. Эти события — из плоскости вероятного, из некой несостоявшейся реальности, не вошедшей в чистовую редакцию магистрали. Вроде галлюцинации. Вроде ложной памяти. Там все это и осталось — в мусорном ведре, куда, кроме него, никто никогда не заглянет.

Олег включил синхронизатор без одной минуты семь — оба лифта уже поднялись, и створки дрогнули, начиная раздвигаться. Не мудрствуя, он выбрал точку, где они расстались с Лопатиным, — половину пятого утра. Шорохов еще надеялся предупредить самого себя, но уже слабо — по логике вещей, «Вольво» Василия Вениаминовича в этом дворе и не появлялся.

Он вышел из подъезда и огляделся. Логика торжествовала: машины не было. Шорохов постоял полчаса, выкурил три сигареты и, смертельно окоченев, пешком отправился к метро. Пока он добрел до станции, она уже открылась.

«Почти утро… — подумал Олег отстранение. — Это скорее хорошо, чем плохо… Только вот вопрос: когда же мне спать?…»

Теперь он понял, на что жаловался двойник и чем он пугал. Месяца не понадобилось, хватило и половины суток, чтобы прочувствовать это на себе: синхронизатор не дает дармового времени, а, наоборот, отнимает. Шорохов был принят в Службу около одиннадцати вечера и к семи утра умудрился дополнительно «сжечь» часов пять. Эта мысль кружила голову и не позволяла сосредоточиться.

Таким, сонным и потерянным, Ася его и встретила. Она стояла у своего номера и пыталась вытащить застрявший ключ.

— Не рановато собралась? — спросил Олег.

— Шорох, милый, помоги, — сказала она, тоже довольно вяло. — Столько маялась, а тут еще такое счастье: к себе попасть не могу.

— Слушай, Прелесть… Ты меня извини, ладно?

— За что? — удивилась Ася. Как будто искренне.

— За то… За ночной концерт…

— Мне-то какое дело до твоих концертов? Значит, вместо того чтобы спать, ты тут развлекаешься, да? А я всю ночь пашу… Да ты сам знаешь…

— Что я знаю? — насторожился Шорохов.

— Здра-асте… Он же при тебе меня захомутал. Только вошла, не успела раздеться…

— Кто «он»? — Олег наконец справился с замком, но в комнату Асю не пустил.

— Лопатин… Ты что, Шорох, белены объелся? Ты мне сам трубку передал! Он на мобильник позвонил, мобильник был у тебя.

— Ах да… — Олег прочистил горло. — Разве у меня?…

— Ты же пьян, скотина… — Ася прищурилась. — У тебя глаза совершенно стеклянные. Дае-ешь, напарничек!..

Шорохов ощупал куртку — принесенный официантом телефон так и лежал во внутреннем кармане. После вызова Лопатина Олег взял его с собой — не ломиться же к Асе в номер. По второму-то разу…

— Ну чего встал? Не задерживай. Спать хочу, сил нет… — Она отвела его руку и, войдя к себе, презрительно повторила: — Дае-ешь…

Олег хотел спросить ее еще, но тут в кармане завибрировала разбуженная трубка.

— Привет, Шорох! — гаркнул Лопатин с омерзительной бодростью. — Отдохнул? К службе готов?

— Вы это серьезно?…

— Я специально тебя не трогал, — заявил шеф. — Прелесть ночью неотложную операцию отработала, а тебе я тайм-аут решил устроить. Потому, что сегодня… Сегодня, Шорох, тебя ждут великие дела! Я уже внизу.

— Да… — вякнул Олег, — Да, Василий Вениаминович, я буду через минуту… нет… через три.

Ася заперла дверь и, не исключено, уже заснула.

Шорохов вошел к себе в номер и удрученно опустился на стул возле стены. Он-то переживал, что не поставленная Дрозду шишка собьет филигранную настройку причинно-следственных связей… Ведь с этой шишкой из магистрали исчезла и целая событийная цепочка — пусть тонкая, но бесконечно длинная… А в это время кто-то рубанул сплеча и одним махом отсек здоровенный ломоть. Олег опасался, что создал новую редакцию реальности… Извольте: есть уже и новейшая. Без истории с Дроздом, без аврального ночного вызова… Вернее, с вызовом, но для Прелести. Сам же Олег, оказывается, дрых…

Шорохов вышел из гостиницы и, энергично сбежав по ступенькам, направился к синему «Вольво». Он, как и обещал, задержался всего на три минуты. Сто восемьдесят секунд, в течение которых он проспал добрых десять часов. Затем поковырялся с корректором, пока строка на табло не приняла следующий вид: «реж. фрагмент., скал, сектор 00–00…00-00, выбор».

Он закрыл себе все, касавшееся операции с Дроздом. Прикинул, что и во сколько делал по своему субъективному времени, и, набрав параметры, закрыл — подчистую. Иначе было невыносимо. Заодно Олег избавился и от похабного эпизода с проституткой — чтоб совесть не угрызалась понапрасну, раз уж сама Ася ничего не помнила. Шорохов оставил себе только один кусочек длительностью сорок минут — беседу с Лисом.

После этого он умылся, позавтракал конфетой и к сто восьмидесятой секунде вернулся обратно.

— Прекрасно выглядишь, — заявил Лопатин. — Ну что, мнемокорректор не так страшен? Простой пробел лучше, чем несколько версий одного и того же события.

Шорохов напряг память, но не выжал из нее ровным счетом ничего. Он помнил лишь сам факт коррекции — да еще какой-то отдельный лоскут: черное окно, площадка у лифта, оператор по имени Лис… Это совсем не тревожило и сильно смахивало на давнишний сон.

— А вы, Василий Вениаминович?… Вы это помните? То, что я забыл.

— Не помню, но знаю. Так, в общих чертах,… Мне по должности положено.

— И-и… что же там было?

— Рутина, Шорох. Служба. Наша с тобой работа.

* * *

На то, чтобы освоиться, у Олега был час. Он слонялся по тесной двухкомнатной квартире где-то в Кунцеве, постепенно погружаясь в чужой быт и все отчетливее понимая, что выпускной тест — это проверка не только для Рыжей, но и для него самого.

Арендованные у местной ФСБ технари спешно развешивали «жучки» и камеры. На Олега они смотрели с профессиональным безучастием и лишь изредка, когда он явно мешал, нейтрально-вежливо просили посторониться. Ни он, ни квартира, ни объект слежки их не занимали совершенно — видимо, отношения между двумя Службами здесь были теплыми, и людей Лопатину прислали лучших.

Сам Василий Вениаминович сидел возле дома в фээсбэшной «Скорой помощи» и тоже ждал.

Олег, посвистывая, вошел на кухню. Один из техников колупал пыльную сетку вентиляции, и Шорохов, чтобы его не раздражать, отвернулся. На столе стояла пустая, но не чистая пепельница, рядом лежал коробок спичек и открытая пачка «Явы». Других сигарет, насколько Олег заметил, в доме не водилось. Вздохнув, он сунул свой «Кент» в задний карман и закурил эти.

Кухня, как и вся квартира, была неудобной, загаженной и, несомненно, обжитой. На полках теснились жестяные банки с крупами и всякими рожками-макаронами, в щербатой эмалированной раковине лежала тарелка с присохшими остатками картофельного пюре. В холодильнике, кроме нескольких свертков, оказалась черная кастрюлька, похожая на старушечий ночной горшок, а в ней — нечто похожее на его содержимое. Рыжая, несмотря на свою гиперкоммуникабельность, — хотя возможно, что как раз и благодаря ей, — была женщиной одинокой. И ее клон ничем от нее не отличался.

Он — или, может, «она»? — вместе с полной копией памяти приобрел и все остальное: характер, темперамент, привычки. И судьбу. Клон очнулся в этой малометражке и начал жить — сразу, без паузы. Жить за Рыжую, которая тем временем высаживалась из автобуса на территории учебной базы.

Сейчас ее — или все-таки «его»? — куда-то спровадили, и Рыжей предстояло на час-полтора вернуться к себе. Из душного июля — в морозный декабрь. Без последних шести месяцев. С большущей дыркой в памяти.

Вскоре техники закончили и, по-прежнему не реагируя на Олега, удалились.

Через несколько минут в квартиру поднялся взволнованный Лопатин. Следом за ним тащили носилки со спящей Рыжей.

— Ну что, сориентировался? — спросил он.

— Вроде бы… — сказал Шорохов, выкидывая окурок в форточку.

— Тебе не надо вникать во все. Это и невозможно. Достаточно зацепиться за пару деталей, очень мелких и: очень обыденных, и на них играть. Прелесть — молодец. Не забыл, чем она на твоем тесте занималась?

— Гм… — Олег помялся. — Как же забыть…

— Она резала колбасу! — с восторгом произнес Лопатин. — Одно дело, когда незнакомая женщина крутит в руках бокал с шампанским, и совсем другое — когда она шурует у тебя в холодильнике. Гениально!.. Придумай для Ирины что-нибудь похожее.

«Ирина! — спохватился Шорохов. — Действительно Ирина. А то все Рыжая да Рыжая…»

Он был уверен, что вспомнил бы ее имя и сам, — как вспоминал многое, когда это требовалось, но подсказка Лопатина не помешала.

Рыжую Иру, все еще в бессознательном состоянии, переложили на кровать. В одном из санитаров Олег признал солдатика, ежедневно подметавшего дорожку напротив школьного корпуса, но здороваться было вроде как неуместно: и белые халаты, и вся церемония смахивали на приготовления к похоронам. О том, что Рыжая не мертва, можно было лишь догадываться — выглядела она паршиво.

«Санитар» вставил в пневматический шприц мягкую ампулу и, прижав ствол к тонкому предплечью Ирины, посмотрел на Василия Вениаминовича.

— Давай… — сказал тот.

Шприц коротко пшикнул — на бледной коже осталось маленькое красное пятнышко, словно от комариного укуса.

— У тебя пять минут, — предупредил Лопатин Олега и вслед за помощниками покинул квартиру.

Шорохов, спохватившись, метнулся на кухню. Как встретить Рыжую после пробуждения и чем ее озадачить, он все еще не придумал. Олег взял было сигареты, но тут же бросил. Снова сунулся в холодильник, но, наткнувшись взглядом на сальную кастрюлю, захлопнул дверцу. Фантазия буксовала.

Чувствуя, что истекают уже последние секунды, Шорохов забежал в ванную и принялся сбрасывать с себя одежду.

«А чего я так нервничаю?… — подумал он и вдруг замер. — Рыжая тест не пройдет, это известно… Двойник сказал, что все провалятся…»

Выйдя из ступора, Олег продолжил раздеваться в еще более ускоренном темпе.

«Ничего пока не известно, никто пока не провалился… — шептал он, стягивая носки. — Это все в будущем, а будущее меняется… Оно только для них незыблемо, для тех, кого… да!.. А для нас, для вырванных из магистрали, оно в тумане. Его еще нет, оно только будет… потому оно и будущее…»

Шорохов залез в темную ванну и, судорожно отвернув оба крана, перекинул рычажок смесителя. Спустя мгновение в комнате упал стул, и Рыжая сказала, весьма удивленно:

— Бля!..

Олег еле сдержался, чтоб не заржать, и взял кусок мыла, весь облепленный рыжими волосами. Мимо ванной протопали босые ноги, — он застыл и прислушался, — затем грохнула какая-то сковородка и зачиркали спички. Шорохов принялся поливать себя из душа. Сейчас она войдет… Она войдет и…

— Да-а-а… — протянули на кухне. Включилось радио.

— В Москве десять утра, и вы слушаете…

— Какой «десять», козел драный?! — взорвалась Рыжая. — Какой, нахер, «десять»? Вы что, свихнулись все?!

Приемник умолк, пятки прошлепали обратно, и она снова завалилась на кровать. Олег понял, что сюрприз под угрозой. Сняв с перекладины несвежее полотенце, он кое-как вытерся и начал одеваться. Халатиком он, в отличие от дальновидной Прелести, не запасся. Подумал: если Рыжая зайдет сейчас — будет глупо. Либо уж совсем голый, либо…

Олег успел натянуть и носки, и джинсы, и все остальное. В ванную так никто и не заглянул.

Отрепетировав у зеркала выражение крайнего безразличия, он вышел в коридор. Покосился на бусинку телекамеры возле вешалки, растерянно развел руками и направился в комнату. Нужно было совершить что-нибудь предельно прозаическое, и Шорохов совершил: достал платок и высморкался.

— Как спалось? — спросил он.

— Да ё-моё!.. Вон, и по ящику тоже…

Шорохов обернулся к телевизору — шел выпуск новостей, показывали репортаж о подготовке к Новому году.

— Вчера еще лето было, — не глядя на Олега, проронила Рыжая. — Сегодня уже зима…

— Зима, — равнодушно подтвердил он.

— Да какая же зима, когда лето! Только… только, черт, холодно…

Олег вздрогнул. «Холодно». Это было первое слово, которое он услышал от Аси, и оно врезалось ему в память, как легендарное «Поехали!» Гагарина или «Лед тронулся» Бендера-Миронова. Врезалось так, что, наверное, останется уже навсегда.

Он помнил все — каждую Асину черточку, каждое движение. Проснувшись в чужом и невозможном декабре, он вцепился в нее, как в единственную частичку реальности. И все запомнил. Особенно морского конька… скрывшегося до весны под тонким черным свитером.

А эта… валялась в постели, взбивая ногами комковатое одеяло и непрерывно почесывая терпкие подмышки. Она таращилась в телевизор и на Олега даже не смотрела. Рыжая, разумеется, его не узнала, но ей было все равно.

«А что же тогда отмочил Иван Иванович? — озадачился Шорохов. — Если его даже к пересдаче не допустили… Что-нибудь похлеще? Вообще не проснулся? Или, наоборот, поднял хай? Кидался ножами?…»

Вслед за Ивановым на ум опять пришла Прелесть и та сцена, когда Иван Иванович в очередной раз позабавил сокурсников дурацким вопросом. И… Ася ему ответила. В бункере она сказала, что Иванова не знает, тем не менее Шорохов отлично помнил их разговор. У них были дискуссии и раньше, и позже, но эти две реплики Олег мог воспроизвести почти дословно.

Иванов: «Ясли самые крутые операторы создадут банду, кто их победит?»

Ася: «Сначала надо определить, кто из оперов круче, а таких конкурсов Служба не проводит».

Так или примерно так… И Прелесть не могла забыть Иванова, Кого угодно, только не этого долговязого чудака… Разве что ей скорректировали пару секторов… Нет, Иван Иванович учился с первого до последнего дня, и удалить его из памяти можно, лишь закрыв все полгода. Но в таком случае Ася не знала бы и Олега. Опять не то…

— Эй, красавец… а ты чего здесь тусуешься? Ну, наконец-то…

— Ты чей, красавец? Танькин? Это она тебя тут оставила или ты сам?… — Рыжая выгнула шею и посмотрела на Олега снизу вверх. И приоткрыла рот.

Этого еще не хватало… Да под тремя телекамерами…

Шорохов отстранился и, отобрав у нее пульт, переключил канал. Надо было развивать тему провала в памяти, иначе зачем этот тест?

— Красавец, но ведь сейчас лето!.. — жалобно промолвила Рыжая.

На экране дети лепили снеговика.

— Зима, Ирочка, — возразил Олег с садистским удовольствием.

Он снова переключил программу — снова удачно: бульдозер сгребал колотый лед в огромную кучу.

— Зима, милая, зима… — проговорил Шорохов. — Праздники на носу. Елка, шампусик… Погода только фиговая. Холодно.

Олег беспомощно оглянулся на камеру, и сразу, будто этого — то ли слова, то ли взгляда — от него и ждали, в комнату вошел Василий Вениаминович.

— Благодарю, Шорох.

— Да за что?…

— В принципе не за что. Скажем, за искреннее желание помочь ближнему.

— Срезалась?…

— Ты же сам видишь. — Лопатин, сняв шляпу, скрылся на кухне.

Олег поплелся за ним, Рыжая тоже вроде засобиралась вставать, но как-то неспешно.

— Я не согласен, — заявил Шорохов, усаживаясь через стол от Лопатина. Рядом получилось бы слишком интимно: табуретки на пяти квадратных метрах стояли плотно, двигать их было некуда. — Ситуация спорная, Василий Вениаминович, не правда ли?

— Нет, не правда. Я для себя все выяснил, и этого достаточно.

— Критерии не определены. Кому-то, например, может показаться, что…

— У нас не Олимпиада, Шорох, — оборвал Лопатин. — Критерий один, его определяю я.

Олег молча покрутил в руках пачку «Явы», затем вытряс из нее сигарету, но тут же бросил на стол и достал из кармана «Кент».

— Я вот что хотел спросить, Василий Вениаминович… Рыж… Ирина скоро займет свое законное место. А тот, кто все это время ее дублировал…

— Не шифруй, мы ее сейчас закроем. Окончательно.

— Что будет с ее клоном? Не могут же они дальше вдвоем…

— В расход, — коротко ответил Лопатин.

— Что?… Они же, как люди! — воскликнул Шорохов.

— Почему «как»? Люди и есть. Обычные люди. — Он положил голову на сцепленные пальцы, борода встопорщилась и нацелилась на Олега. — Когда кушаешь телятину, не стоит думать о телятах. Не связывай эти вещи — вредно для желудка. — Глядя, как закуривает Олег, Лопатин вытащил трубку, но набивать ее не стал. — В каждом деле есть свои издержки, Шорох. Большая пила — большие опилки.

— Щепки… — машинально поправил тот.

Рыжая, то ли проголодавшись, то ли осознав, что у нее дома сидят два посторонних мужика, все-таки соизволила выйти из спальни — одергивая на животе жилетку и загребая ногой рваный тапок.

— Ее прошлое — это ее проблемы, — сказал Олег. — А в школе она не глупее других была.

— Другие мне тоже не понравились, — отозвался Лопатин.

— Подвиньтесь, папаша… — Рыжая пихнула его коленом в спину и, пробравшись к холодильнику, извлекла оттуда хвостик копченой колбасы.

— Как не понравились? — оторопел Шорохов.

— Наша Прелесть сегодня ночью потрудилась ударно. Я всех посмотрел и всех забраковал.

— И какие же там были претензии?

— Разные. Ну, засиделись мы с тобой… — Лопатин пригладил бороду и убрал трубку. — Пора, Шорох.

— Погодите! Иванов на чем засыпался?

— Хватит меня допрашивать!

— Это личное, Василий Вениаминович. У нас с ним в школе большие нелады были, и мне просто интересно. С ним, наверно, такая же история? — Олег показал глазами на жующую Ирину. — Бабы, водка, музон?…

— Такая же… — нехотя ответил Лопатин. Шорохов отвернулся к окну.

Спиртное Иван Иванович, по его собственным утверждениям, игнорировал. На базе это проверить было трудно, но Шорохов не сомневался, что так оно и есть, пьяного Иванова он не мог и представить. С женщиной Иван Иванович пал, когда иные уже познали в группе всех и пошли познавать по второму кругу. Что же касается музыки, то к любым ее проявлениям Иванов был глух.

«В школе операторов он учился, — отметил Олег, — но, кроме меня, его никто не помнит».

Шорохов уже привык периодически обнаруживать у себя мелкие провалы, но это было что-то иное; противоположное.

«И это скорее плохо, чем хорошо», — подытожил он чьими-то чужими словами.

— О чем речь? — запоздало поинтересовалась Рыжая.

— Девка безумная, это да, — сказал Олег. — Но в школу-то ее взяли…

— Туда много кого берут… — Лопатин хлопнул себя по коленям и встал. — Последнее время все больше швали попадается… Да, — вздохнул он, оборачиваясь на Ирину. — Одна шваль.

Тренькнул курок станнера, и Рыжая, прислонившись к холодильнику, осела на пол. Затем беззвучно сработал корректор, и визит незнакомцев исчез из ее жизни, как до этого исчезла школа.

Лопатин подтолкнул Олега к двери. Техники и двое «санитаров» были уже в квартире.

— Она их увидит, и ее придется закрыть еще раз, — проронил Шорохов.

— Еще не раз и не два, — ответил Лопатин. — Пока с легендой все не утрясется… Это не совсем просто.

Олег спускался по лестнице, а в голове все вертелась одна и та же фраза. Он ведь тоже пришел в Службу недавно, а значит, «шваль» — это в определенном смысле и про него. Олег внутренне сопротивлялся, но аргументы попадались какие-то неказистые.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Ценой двух человеческих жизней удалось российским спецслужбам предотвратить передачу в ЦРУ засекрече...
Все началось как легкий, ни к чему не обязывающий «курортный роман», со скуки заведенный российской ...
«Все было неправильно. Этого не должно было произойти ни при каких обстоятельствах, но это произошло...
Эксперт – аналитик Дронго берется за абсолютно безнадежное дело – поиски исчезнувшего архива литовск...
Разведка – это искусство. Эксперт-аналитик Дронго владеет им в совершенстве. Вояж по Западной Европе...
Действие цикла рассказов происходит во время Наполеоновских войн....