Отражение сна Лялина Юлия

Об авторе

Клац… клац… клац… Дзынь! Печатная машинка – тяжёлая, тугая, звонкая – появилась в доме как инструмент для подготовки научных статей, а заодно стала детской игрушкой. Придумываешь строчку, приносишь родителям бумагу и карандаш, чтобы записали её печатными буквами (прописные читать ещё не умеешь), отыскиваешь нужные буквы на клавишах машинки – и вот мысль переносится из головы на бумагу, превращается в текст, «настоящий», почти как в книжках. Магия! Пускай даже этот текст состоит всего-то из десятка слов и посвящён рифмованию слов «Винни-Пух» и «лопух».

Следующий шаг – лет через шесть. Здесь уже не Винни-Пух, а аж целый апокалипсис: история о том, как планете грозит гибель от взрыва звезды, а потом внезапно не грозит. И уже не одна строчка, а несколько страниц.

Подростковый возраст подкинул идею, как превратить свою любовь к текстам в работу. Дочь физиков, уродившаяся махровым гуманитарием, решила стать журналистом. И стала: окончила журфак МГУ, больше 10 лет проработала по специальности. А затем дозрела до того, чтобы не только редактировать чужие тексты, обозревать чужие произведения, играть с чужими персонажами, но и создавать что-то своё. Тогда написала свою первую книгу – «Отражение сна».

Глава 1. В космос и дальше

Предложение поработать на выходных – штука неприятная, но привычная. Предложение поработать во сне – непривычное абсолютно. Настолько бредовое, что даже интересное. Сейчас было сложно вспомнить, с чего этот полночный бред начался. Одно было ясно наверняка: он даже не думал заканчиваться.

Марина, проигнорировав пушистое касание подплывшей рыбы, украдкой вдавила ногти в ладонь – сильно, но безрезультатно. Комната, наполненная то ли воздухом, в котором можно плавать, то ли водой, которой можно дышать, никуда не делась. Как не делся и собеседник – выглядевший словно пришелец из прошлого и говоривший словно гость из будущего. Точнее, в речи у него были и новые, и старые слова, смешивавшиеся между собой в странный коктейль. А смысл этих слов, словечек, а иногда и словес сводился к тому, до чего современная наука ещё не дошла. Впрочем, в науке ли нужно было искать ответ?

– И каков же принцип действия… – Марина широким жестом обвела комнату, собеседника, плавающе-летающих тварей, струившийся из ниоткуда свет, стараясь подобрать умное определение; но ничего не подобралось. – …м-м-м, всего этого?

– Резонный вопрос! – собеседник одобрительно кивнул. – С ответа на оный мы и начнём следующий этап ассессмента.

– А почему не продолжим этот? – раздразнённое любопытство взбунтовалось против шехерезадских уловок. К тому же не хотелось уходить, не поняв, о чём они договорились. Что такое «ассессмент»? Слово вроде знакомое… Угнетение? А, нет, это харассмент. Тогда что-то типа собеседования?

– Я бы и рад, но увы, вам пора.

– Куда? Почему?..

Вместо ответа собеседник указал на очередную рыбу. Она была ещё назойливее предыдущей и как раз наворачивала очередной круг около Марининой головы, будто назначила ту планетой, а себя – орбитальным спутником. Проплыла перед глазами, приблизилась к уху… и запела.

Хлопок, ещё хлопок… Есть! С третьего раза ладонь приземлилась на смартфон. Марина наощупь отключила песню-будильник – когда-то любимую, а теперь осточертевшую, но слишком привычную, чтобы от неё избавиться.

Остальное тоже шло своим чередом: обычное начало обычного дня. Помыться, позавтракать, сесть за компьютер и погрузиться в работу, от которой нельзя спрятаться дома, потому что она живёт прямо в этом самом доме, на столе в пяти шагах от кровати: с недавних пор Марина работала удалённо.

Дело за делом, как шаг за шагом. Однако споткнуться можно даже на давно протоптанной тропе. Стоило только прикрыть глаза, чтобы дать им отдых от экрана, как из секунды темноты, словно кит из капли воды, вынырнул забытый сон. Такой цветной, подробный, манящий, что просто не имел права быть правдой.

Марина вспомнила всё, что случилось прошлой ночью, воспоминание пронеслось у неё перед глазами, как фильм, поставленный на быструю перемотку.

Начался-то сон банально: Марина работала, склонившись над планшетом и как раз дорисовывая последнюю деталь. И тут – плюх! – по экрану растеклась здоровенная клякса. Капнувшая с кисти, в которую превратилось электронное перо. Наяву следовало бы метнуться за салфеткой и протереть экран, но у снов своя логика. Марина заворожённо смотрела на переливы краски, влажно блестевшей на кисти и, кажется, мерцавшей. Такой сразу захотелось раскрасить ногти… нет, руки целиком… нет, всё тело! Марина взяла кисть поудобнее и принялась за дело. Вдоль блёклых и гладких линий вен протянулись другие линии – разноцветные и витиеватые, складывавшиеся в какой-то орнамент. На ступнях расцвели живописные цветы. На глазах… так, стоп. Не перебор ли это – вслед за веками разрисовывать глазные яблоки? Но повинуясь искажённой логике сна – или наваждению, Марина занесла кисть над левым глазом. И даже не моргнула, когда с кисти сорвалась очередная густая капля, которая тут же лишила её зрения. Правда, всего на мгновение: когда Марина проморгалась, вокруг была комната-аквариум, напротив – незнакомец, а впереди – смутные, но интригующие перспективы.

Раньше сны казались чем-то вроде фильма в 4D-кинотеатре – увлекательным аттракционом, который существует лишь в голове своего зрителя. Теперь они, если туманные намёки незнакомца были правдивы, могли оказаться чем-то вроде параллельного мира или глобальной сети. Есть интернет – а это пусть будет сомнинет.

…ах да, «если». Разогнавшееся воображение на полном ходу врезалось в скепсис. Почти наверняка не было никакого незнакомца, а был всего-навсего очередной сон – более подробный, лучше запомнившийся, но и только.

Ещё пара процентов вероятности приходилась на гипноз или розыгрыш. Впрочем, некому и незачем было такое делать. Да и сложно: одно дело – подбросить канцелярскую кнопку на чужой стул, и совсем другое – подбросить сновидение в чужую голову.

Пожалуй, был всего один способ прояснить ситуацию – и Марина собиралась им воспользоваться.

Не каждый понедельник бывает таким продуктивным, какой стала эта пятница: вся текучка была разобрана, детали побочного заказа обсуждены, эскизы сделаны. Но работа – коварная вещь: когда силы на исходе, она наваливается со всех сторон, зато если вы сами хотите погрузиться в неё, чтобы отвлечься от чего-нибудь (например, от смеси тревоги и предвкушения, наполняющей тело покалывающей щекоткой, словно вместо крови по венам побежало шампанское), она совершает почти невозможное – вдруг берёт и заканчивается. По крайней мере, до следующего трудового дня.

– Ты океаническая свинья, а не морская свинка, – упрекнула Марина упитанную Пелагею, приводя в порядок её дом. Грызун в ответ, может, и покрутил бы пальцем у виска – но у него были слишком короткие лапки. И слишком мало шансов понять человеческую речь: из звуков Пелагея реагировала только на шорох насыпаемого корма да на постукивание рукой по поддону клетки. В общем, она была отличным слушателем.

За вечер повседневные домашние дела тоже оказались сделаны. К часу ночи закончились даже те, которые месяцами откладывались «на ближайшие выходные».

Усталость накопилась – но сна не было ни в одном глазу. Травяной чай, тёплый душ, ночная прохлада из распахнутой форточки – ничто не помогало. «Наиболее ожидаемое событие наименее вероятно» – старая отцовская присказка была удручающе верна.

Марина пыталась успокоить себя тем, что рано или поздно организм возьмёт своё, ведь нельзя же никогда не спать. А собеседник вряд ли ждёт её, поглядывая на карманные часы и нетерпеливо цокая языком. Однако вместо расслабления она ощущала всё нараставшее беспокойство – словно вдалеке слышался последний свисток готового к отправлению поезда.

Небо становилось всё светлее – пока не рассвет, но уже предчувствие рассвета. Как нота «ля», с которой начинается настройка оркестра перед концертом. Да, вот уж действительно «ля».

Притаившиеся в углах густые тени становились всё меньше и прозрачнее, словно плавились от первых лучей солнца. Плавилось и Маринино терпение. Холодных мест на подушке не осталось – та была изверчена так и эдак. Что ж, видимо, не судьба. Ночь ускользала, а вместе с ней ускользала надежда. Несложно накрутить саму себя и поверить в любую ахинею, ухватившись за шанс хоть на шажок отступить от привычной колеи; сложно потом не упасть духом, глядя на развеивающийся мираж.

Марина сглотнула горечь разочарования, будто ложку гадкого, но эффективного успокоительного. И сама не заметила, как задремала.

Та же комната, тот же незнакомец в кресле напротив. Хотя можно ли считать незнакомцем того, с кем вы уже общались раньше?

– Кто вы? – не самое вежливое начало разговора, но из толпы помчавшихся наперегонки вопросов этот успел первым.

– Куратор, к вашим услугам. Я задолжал вам объяснение, не так ли?

Марина энергично кивнула. И минут через десять уже чуть-чуть жалела о том, что добилась ответа, и сильно жалела о том, что при ней не было хотя бы блокнота с карандашом. Записать или зарисовать, чтобы позже спокойно обдумать, было бы гораздо легче, чем утрамбовывать в голову всё и сразу.

– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, – Куратор заметил её ошалелое состояние и предложил перейти от теории к практике.

А Марина, видимо, всё ещё была ошалелой, поэтому согласилась.

Башня – простая и удобная форма; по крайней мере, так пояснил Куратор. Марине эта башня простой не казалась – она напоминала помесь торта и штопора: этажи-«коржи» соединялись винтовой лестницей. Окна комнат, видимо, находились на внешней стене здания, а двери выходили внутрь башни – в атриум. Обычно атриумы хорошо освещены, но только не здесь: внутренний двор-колодец был будто столп ночной тьмы. Зато пол и стены испускали блёклый светло-серый свет, разбавлявший ночь до состояния сумерек. Башня была светлым цилиндром, надетым на тёмную ось.

Лестница пронизывала этаж за этажом, но всё никак не кончалась. По левую руку темнела пропасть двора-колодца, по правую располагались кольца-коридоры с дверями, ни одна из которых не походила на другую ни размером, ни цветом, ни отделкой. Марина заметила дверное разнообразие где-то на третьем витке – до этого слишком заботилась о том, чтобы не споткнуться: перил на лестнице не было, как не было и ограждений на этажах, а Куратор даже не думал предложить ей руку, хотя при его учтивости она этого почти ожидала.

Вот уж кто чувствовал себя как рыба в воде – или как танцор на балу: Куратор двигался быстро и легко, его шаги были почти бесшумны. Угнаться за ним было сложно; угнаться и вдобавок что-то говорить – ещё сложнее, но Марина всё-таки попробовала:

– Куда мы идём?

– Вниз.

– А что там?

– Врата.

Странно. Недавно слова Куратора лились потоком, а теперь падали скупыми каплями. То ли красноречие иссякло, то ли место было неподходящим для разговоров. Задумавшись об этом, Марина едва не запнулась. Пожалуй, сейчас стоило сосредоточиться на самом пути, а не на его цели.

Некоторое время прошло в молчании и сосредоточении. А потом стало очень жалко дервишей: бедняги кружатся, и кружатся, и кружатся… Правда, танцующие дервиши вращаются вокруг своей оси, а Марина вращалась вокруг оси башни, но от этого было не легче. Внимание поплыло, голову наполнил туман, словно от укачивания, и стали слышаться какие-то звуки, похожие на шёпот десятков голосов, доносившийся со всех сторон. Только разобрать в этом шёпоте не получалось ни словечка.

Кувырком по лестнице или кулём в пропасть – вопрос был лишь в том, как она упадёт. И когда. Сам факт падения был, считай, делом решённым – всё к тому шло. Как вариант, они пройдут Землю насквозь и вынырнут где-нибудь посреди Тихого океана.

Работать во сне всё-таки было гораздо сложнее, чем отдыхать, – пускай до работы дело ещё не дошло. Если спуск по лестнице такой муторный, то что же будет дальше?..

Но всё когда-нибудь заканчивается. Закончился и спуск – Марина с Куратором очутились перед исполинской дверью, потемневшей от времени, тяжёлой даже на вид. И не имевшей ни замочной скважины, ни засова, ни ручки. Впрочем, ничто из этого и не понадобилось: когда Куратор потянулся к ней, дверь открылась сама собой.

Что ж, на месте Куратора Марина тоже не хотела бы описывать словами то, что было за порогом. Они прошли по узкому каменному берегу и теперь стояли на краю то ли большого колодца, то ли маленького пруда. В котором поблёскивала жидкость – но явно не вода. По поверхности пробежала рябь – хотя воздух в зале был неподвижным. Марина наклонилась вперёд, пытаясь прикинуть глубину. Глубина прикидываться отказалась. Зато она согласилась принять Марину в себя, так и манила погрузиться в непроглядную пучину, притягивала почти физически…

Марина отпрянула. Сердце стучало как бешеное, словно она была мышью, в последней момент вырвавшейся из-под змеиного гипноза. Очень захотелось проснуться.

– Испугались? – в голосе Куратора звучало весёлое любопытство, но в глазах веселья не было.

Марина вновь почувствовала себя мышью – на сей раз лабораторной. Не самое приятное ощущение.

– Это проверка?

– Ну разумеется, – Куратор пожал плечами; его взгляд стал менее пронизывающим. – Вы пока не умеете ничего, только входить в свои собственные сны. Однако Врата… – он указал на пруд-колодец, – …помогают входить в чужие сновидения. Хотите попробовать?

Марина нервно облизнула пересохшие губы. Это был как выбор между красной и синей пилюлями, и ответ «нет» стал бы синей. А ответ «да» отчего-то отправлял в забег по её спине целую толпу мурашек. Но со страхом было смешано предвкушение – да и что плохого может случиться во сне?

– Хочу!

– Тогда ваше желание сейчас исполнится.

Раздался сухой треск, и Куратор протянул ей половину какой-то кривой палки, которую только что разломил. Хотя ещё секунду назад у него в руках ничего не было.

– Э-э-э… Лоза? Или волшебная палочка?

– Скорее, палочка-выручалочка, – Куратор усмехнулся. – Она поможет вам вернуться. А теперь экспресс-инструктаж: наблюдать, не вмешиваться, избегать кошмаров. Готовы?

Упоминание кошмаров Марине совсем не понравилось: по рассказу Куратора выходило, что это чудовища, рождённые сном разума. Однако любопытство подталкивало её вперёд, как ветер в спину. Марина решительно кивнула.

– Это как учиться плавать. Почти. Прыгнете – и где-нибудь да выплывете, – напутствовал её Куратор.

– Что ж, тогда как в холодную воду! – она зажмурилась, зажала одной рукой нос и сделала шаг вперёд.

Холодно не было. Мокро не было. Ощущения погружения – и того не было. Марина рискнула приоткрыть один глаз. И тут же изумлённо распахнула оба: где-то далеко внизу светилась незнакомая планета. От живота Марины пуповиной тянулся трос, соединявший скафандр с космической станцией.

Динамик взорвался треском и паникой:

«Срочно занять места в спускаемом аппарате, на нас движется комета. Повторяю: срочно занять места в спускаемом аппарате, отстыковка через десять секунд. Девять. Восемь…»

Сердце пропустило удар. Когда спишь, забываешь о нереальности сна.

Пристёгнутому рядом космонавту было ещё хуже: услышав сообщение, он в отчаянии схватился за шлем. Исходивший от бедолаги ужас стал почти осязаемым – и сон отозвался на него: глаза обожгло приближающимся светом, послышались рёв кометы и звон оборвавшегося троса – космонавт, бешено дёргаясь, полетел навстречу полыхающей смерти. Марина с силой оттолкнулась ногами от станции, стараясь догнать, дотянуться рукой… Но не успела. Сон лопнул.

– Ты идёшь? Хоровод собирается! – мимо пронеслась девушка, свежая, словно майский ветерок.

– А? – только что Марина была в космосе – и вдруг очутилась на лугу.

Невозможные звуки бедствия сменились вполне реалистичными и приятными звуками праздника на природе: слышались пение и смех, кто-то играл на флейте, заливались журчащими трелями жаворонки, деловито жужжали шмели…

От катастрофы к пасторали меньше чем за секунду. Уф-ф, ничего себе у вас «уроки плаванья».

Марина не умела танцевать – но здесь дружелюбная толпа подхватила её, закружила, и ноги сами собой пустились в пляс. Не любила ходить босяком – но здесь трава была такой густой, такой мягкой, что даже мысль об обуви казалась кощунством. Не чувствовала себя спокойно среди незнакомцев – но здесь все были словно давние приятели, такие же милые и радостные, как девушка-ветерок. В этом сне хотелось остаться.

Всё быстрее кружился хоровод, всё громче звенел смех, всё задорнее играла музыка… И вдруг она стала мерзкой. Пронзительной. Пищащей.

Марина успела отыскать глазами девушку – та удивлённо нахмурилась, досадливо закусила губу. И проснулась.

Снова резкое переключение. Пожалуй, выпадение из одного сна и впадение в другой – самое неприятное. Хуже даже, чем встреча с кометой-убийцей: о той хотя бы предупреждали.

Никакой ненаучной фантастики, никакого сельского праздника – на этот раз вокруг был офис. Одинаковые столы, одинаковые компьютеры, одинаковые перегородки. Людей офис тоже постарался привести к общему знаменателю: сосредоточенные лица, строгий дресс-код. Вот и Марина была уже не в скафандре или сарафане, а в деловом костюме.

Как говорил Куратор, во сне могут действовать десятки, сотни людей, но лишь один из них будет настоящим – сновидец; остальных создадут его память, фантазия, подсознание. Для начала нужно научиться находить этого сновидца. Он – хозяин сна, центр сна, всё остальное зависит от него. Если ему грустно, то сон мрачнеет; если весело, то сон наполняется светом и теплом.

Здешнему сновидцу было тускло. Немного блужданий по офисному лабиринту и внутренней игры в «горячо-холодно» – и Марина нашла его. Чуть лысоват, чуть сутуловат, среднего возраста, но глубоко въевшееся в лицо выражение безнадёги старило его лет на десять. Такого человека трудно было бы нарисовать, настолько он казался непримечательным, каким-то полустёртым. Причёска обычная, костюм обычный (разве что мешковатей, чем у коллег), даже на рабочем столе ни смартфона, ни фотографии кого-то близкого, ни хотя бы любимой кружки.

Созданный им сон казался гораздо живее него самого. Десятки звуков сливались в объёмный фоновый шум. И запахи не были забыты: откуда-то доносился аромат кофе, а от женщины за соседним столом веяло нежными цветочными духами.

Однако ещё живее была возникшая на горизонте грозовая туча – медленно, но неотвратимо надвигался человек, являвший собой жутковатую смесь бульдога с носорогом. За такого передрались бы зоопарки всего мира, если бы не боялись, что он распугает всех посетителей, а то и вовсе сбежит, разломав прутья клетки голыми руками.

Пока не удавалось расслышать, что грозовой человек говорил сотрудникам; зато было видно, как при его приближении деревенели их спины и суетились пальцы.

Марина оглянулась на сновидца – и вздрогнула от удивления: тот стал ещё более полустёртым, вот-вот просвечивать начнёт. Такая обречённость бывает у школьника, который пришёл с несделанным домашним заданием на урок к самой суровой учительнице и услышал громовое: «Сдаём тетради!»

Атмосфера сделалась настолько гнетущей, что даже посторонней наблюдательнице стало не по себе. Марина юркнула за свободный стол и уставилась в монитор так сосредоточенно, будто решила побороться за звание «Лучший сотрудник месяца». Очень хотелось перепрыгнуть в какой-нибудь другой сон, но это ж уметь надо – а она пока не умела. Единственный выход – дождаться пробуждения сновидца. Увы, тот всё никак не просыпался, словно для него не существовало разницы между ночным кошмаром и дневной реальностью.

Тяжёлые шаги прямо за спиной. К счастью, не остановились – гроза прошла стороной. Волна воздуха принесла терпкий шлейф одеколона и сигаретного дыма, пропитавших грозового человека насквозь.

Тут бы наконец расслабиться, но опустилась зловещая тишина. Шаги стихли у стола несчастного сновидца.

– Ваш проект должен быть сдан через три дня, – шеф не утруждал себя ни приветствиями, ни вопросами, он сразу начал с приказа.

– Мы успеваем: вот, поглядите, этот и этот участки готовы, этот на тестировке, осталось дождаться только…

– Никаких «дождаться». Покажете мне его после обеда.

– Но он будет готов лишь к завтрашнему утру – команда и так работает сверхурочно…

– Это ваши проблемы. Поторопитесь – и чтобы сегодня всё было у меня.

Сновидец сник. Однако собрался с духом и мягко возразил:

– Это физически невозможно: один человек на больничном (он всё равно работает – удалённо; но продуктивность упала, и мы стараемся его не нагружать), другой уволился, стажёр ещё не обучен.

– Значит, команда неэффективна. Подготовьте мне отчёт о каждом.

– Какой именно отчёт?

– Сами знаете – под сокращение.

– Но… но у команды и так не хватает рабочих рук!

– Значит, будет хватать.

Абсурдность этого заявления обескуражила только сновидца, он выглядел как выброшенная на берег рыба: выпучил глаза, открыл рот – и молча закрыл. Шефа ничто не смутило, он уже переключился на следующего. Точнее, на следующую – соседку сновидца, ту самую женщину с цветочным парфюмом:

– Так-так-так, Вера, что тут у нас?.. – в хриплом голосе появились игривые нотки. От этого он стал ещё гаже.

Шеф наклонился, чтобы посмотреть в монитор сотрудницы, и как бы невзначай опёрся о спинку её стула. Сотрудница, почти вдавившись в столешницу, наклонилась тоже – не чтобы приблизиться к монитору, а чтобы отдалиться от шефа.

– Валерий Михайлович, мы не закончили, – не известно, по каким углам своей души сновидцу пришлось собирать крохи храбрости, но он их всё-таки собрал. Даже прекратил растворяться – наоборот, стал отчётливее, чем раньше.

– Закончили, – шеф и не взглянул на него. – Отчёт тоже жду сегодня.

Запас храбрости был мал и быстро кончился. Сновидец перевёл невидящий взгляд на свой монитор и весь как-то выцвел. Он сидел неподвижно, и казалось, однажды он просто врастёт в своё рабочее место, сам станет неодушевлённой частью офиса, не более чем предметом интерьера.

Шеф тем временем тоже будто врос в пол за спиной Веры. Или прилип – причём не только к полу. Дело было посреди бела дня на глазах у многолюдного офиса – однако таково коллективное одиночество: люди близко, но не близки. Каждый сам по себе и сам за себя.

Тяжело быть в такой ситуации. Тяжело даже наблюдать за ней со стороны. Смотреть и ничего не делать, словно руки и ноги скованы кандалами беспомощности.

Лицо Марины обожгло стыдом и гневом. Пусть вокруг был всего-навсего сон, пусть она не должна была вмешиваться – сейчас всё это не имело значения, необходимо было сделать хоть что-то. В руку удобно легла беспроводная мышь – и тут же отправилась в полёт. Мишенью стал не шеф, а мусорное ведро (хотя невелика разница): электронный грызун был лёгким, но удар пластика о пластик получился достаточно громким.

Шеф недоумённо-сердито обернулся на звук. Сновидец тоже вышел из оцепенения. Оба стали озираться по сторонам и почти одновременно вычислили причину шума. Ещё секунду назад Марина скрывалась в тени на задворках кордебалета – и вдруг попала в перекрестье софитов.

– А вы, собственно, кто? – рыкнул шеф.

Сновидец, наверное, спросил бы вежливее. Но суть вопроса, читавшегося в его глазах, была той же.

Плохо. Очень плохо. В сон попал элемент, которого не должно было там быть. И хозяин сна заметил, что что-то не так.

Сейчас бы в лучших традициях пришельцев сделать шаг вперёд и пропищать: «Не бойтесь, жители офиса, я пришла с миром», да только вот напал ступор. Кажется, нарушать правила, которые перечислил Куратор, всё-таки не стоило.

Сновидец, почуяв чужака, сжался и стал почти совсем незаметным. А шеф, наоборот, пошёл в наступление.

– Кто. Вы. Такая? – его бульдожья челюсть выдвинулась вперёд ещё сильнее, показались зубы. Они были жёлтыми, длинными, острыми – и становились всё острее. Набрякшее лицо поплыло, изменилось, оно уже не было лицом человека.

Марина рефлекторно попятилась и выставила перед собой единственное оружие – обломок кураторской палки. Обломок был размером с карандаш, таким максимум можно ткнуть в глаз. Если, конечно, чудовищные зубы не откусят тыкающему руку.

Сон наполнился страхом, отвращением – и подгнившим весельем.

– Я знал, я так и знал, – сновидец глядел на шефа со странным удовлетворением. Так мог бы смотреть крестьянин на графа, застукав его со своей женой – из которой граф уже допивал последние капли крови.

А вот Марине было не до веселья – она продолжала пятиться. Смотреть на монстра, уже опустившегося на четыре лапы и вспарывавшего когтями ламинат, было страшно. Но повернуться к нему спиной – ещё страшнее.

Присел. Передумал нападать? Нет… готовился прыгнуть.

Кулак хрустнул. Или в кулаке что-то хрустнуло. Крепко сжатая в руке палка дрогнула. Треск, искры – Марина отбросила загоревшуюся деревяшку, которая тут же принялась дымить, словно возомнила себя сигнальным костром или дымовой шашкой.

Спина врезалась во что-то, плечи попали в захват, по уху мазнул незнакомый голос:

– Тш-ш, всё хорошо. Только не закрывай глаза! Мы быстро.

Сложно доверять тому, кто подкрадывается со спины; но этот кто-то по крайней мере был человеком. И от него не несло тьмой и жутью. Марина кивнула.

– Вот и молодец!

Дальше сразу несколько вещей произошли почти одновременно. Хватка исчезла. Раздалась пара сухих хлопков-выстрелов. Монстр взревел. Из-за спины Марины в атаку бросился мечник. Замах, удар, вопль. Голова монстра упала со смачным звуком – но не осталась на месте. Она покатилась по полу, оставляя за собой пятна чёрной крови. Хуже того: она всё ещё бешено вращала глазами, скалилась, искала, в кого вонзить клыки. И нашла. Из груди офисной работницы – Веры, да? – вырвался полувсхлип-полустон, когда последним рывком голова устремилась к ней. Однако на сей раз помощь к ней пришла: сновидец каким-то абсолютно нереальным (хотя почему бы и нет? Это ведь был его сон) движением взлетел из-за стола и спустя мгновение приземлился прямо на голову чудища, с хрустяще-чавкающим звуком дробя кости и давя то, что скрывалось под ними.

– Ого, – мечник присвистнул. – Силён, брат!

– Это, эт-то… – сновидец жалобно булькнул, в последний момент сдержав рвотный позыв.

Он с ужасом глядел на свои ноги, по щиколотку погружённые в то, что раньше было головой монстра. Впрочем, кровавые останки уже начали рассыпаться чёрным песком – так же, как рассыпалась обезглавленная туша.

– А, это обычный кошмар! Мощноват, конечно… Но я говорил не о нём, а о тебе.

– Об-бо м-мне?.. – точно, теперь сновидец ещё и заикался. Словно и не он только что победил чудовище и спас прекрасную даму.

Марина вглядывалась в каждую деталь, чтобы не упустить ничего важного. А заодно чтобы поменьше замечать, как у неё самой тряслись коленки. Сновидец был в шоке – но при этом выглядел по-настоящему живым. Его коллега Вера спрятала лицо в ладонях. Другие сотрудники замерли в немой сцене – как механические куклы, у которых одновременно кончился завод. Похоже, без внимания сновидцев их сны останавливаются, а здешнему сновидцу сейчас было совсем не до офиса.

Незнакомец-стрелок задумчиво рассматривал узоры чёрного песка. Однако сам он был поинтереснее останков монстра: выглядел так, будто ворвался в сон из какого-нибудь азиатского боевика про крутых спецназовцев, круто надирающих зад злодеям (тоже, конечно, крутым).

Незнакомец-мечник был ещё причудливее: этакий богатырь в растянутых трениках и супергеройской маске. А голову монстру он отрубил узким восточным мечом – но сейчас его руки были пусты. Куда подевался меч? Ножен видно не было…

– …хотя нас тут аж четверо, в том числе новенькая, – продолжал объяснять «богатырь»; Марина встрепенулась, услышав намёк на себя, и навострила уши. – А ты продолжаешь держать сон – да и вон какой он у тебя крепкий, детальный! Кошмар был сильным, опять же. Ты, короче, подумай на эту тему.

На какую тему? Марина, пропустившая почти весь разговор, подумывала вклиниться и спросить, но тут мечник обернулся, встретился взглядом со стрелком. За одну секунду и без единого слова они сказали друг другу достаточно. Мечник продолжил что-то оживлённо втолковывать сновидцу, а стрелок шагнул к Марине. Он по-прежнему молчал, но Марина каким-то внутренним чутьём поняла, что он сейчас сделает.

– Как я погляжу, с Алексами вы уже познакомились, – Куратор был сама невозмутимость.

Марино сердито зыркнула на него. Куратор в ответ улыбнулся. Пожалуй, ей стоило бы сперва встать с пола и перестать дрожать, а потом уже устраивать расстрел глазами. Но пол, хоть был холоднющим и грозил отморозить всё сокровенное, никак не отпускал. Казалось, она может просидеть так вечность.

Сами Алексы (если так их звали) остались позади, в офисном сне. А она вылетела оттуда, как пробка из бутылки: Алекс-стрелок не поскупился на ускорение. Схожим образом несколько пловчих-синхронисток выбрасывают одну из них в воздух, чтобы получился красивый элемент. Алекс-стрелок выбросил Марину, чтобы она вернулась в башню, в зал с прудом-колодцем. Где её поджидал Куратор.

– Они тёзки, что ли? – хотелось свернуть на какую-нибудь безопасную тему.

– Вовсе нет. Но это сейчас не важно – в отличие от вашего первого опыта хождения по снам. Как впечатления?

Марина снова покосилась на Куратора. Он шутил? Вроде нет. Сердился? Тоже непохоже. При этом не покидало ощущение, что ему было известно о произошедшем.

– М-м-м… Необычно. Больше всего понравились танцы на лугу.

– А меньше всего – стычка с кошмаром? – так и есть, он всё знал. – «Наблюдать, не вмешиваться, избегать кошмаров», помните?

Марина вздохнула, признавая очевидное. Если путешествие по снам было чем-то вроде вступительного экзамена, то она его провалила.

– Кошмары опасны, – Куратор посерьёзнел. – Молодой кошмар может разве что напугать; но чем он старше и сильнее, тем выше риски.

– Полезный факт, – Марина подтянула колени к подбородку и обхватила их руками. – И он был бы ещё полезнее до всего этого, а не после.

– О, вы так думаете? Давайте проверим.

Не жалея своего костюма-тройки, Куратор уселся на пол напротив Марины. Протянул к ней кулак и плавно раскрыл его ладонью кверху. На ладони диковинным цветком распустился огонь, языки пламени облизывали пальцы Куратора и рукав его рубашки, доходили до запонки, но не причиняли никакого вреда. Заворожённая Марина потянулась к нему – и тут же с коротким вскриком отдёрнула руку: пламенный цветок оказался очень жгучим.

– Что и требовалось доказать, – Куратор покачал головой, на секунду сжал руку, и огонь исчез.

– Но вас-то он не жёг! – было не столько больно, сколько обидно.

– Огонь – всегда огонь. Вы знаете об этом с детства, но всё же повели себя опрометчиво.

– Мы же во сне, здесь всё может быть.

– Только если вы умеете управлять сном – да и то до известных пределов. А пока не умеете, любопытство может сослужить вам дурную службу.

Марина сникла. Неприятно, когда кто-нибудь делает тебе замечание; вдвойне неприятно, когда он при этом абсолютно прав.

Но что-то не давало ей совсем упасть духом, маленькая искорка надежды ещё не потухла. Что же? Ах да, вот оно:

– Подождите-подождите… «Пока»?

Куратор улыбнулся снова, на сей раз – одобрительно. Кажется, она уже начинала потихоньку различать оттенки его вечных улыбок.

– Да, «пока». У вас есть шанс научиться.

– Это реклама?

– Это предложение.

– «Предложение, от которого нельзя отказаться»? – некстати вспомнилась фраза из старого фильма. Странно, ведь Куратор был совсем не похож на мафиозного дона. Но разбуженная его огнём подозрительность зажала Марине рот, помешав радостно воскликнуть: «Согласна!»

– Отчего ж? Можно. Скажете «нет» – и ваша жизнь останется ровно такой, какой была до нашей встречи.

Марина помолчала, ища подвох и осторожно подбирая слова. Наконец подобрала достаточно нейтральные:

– А если я скажу «да»?

– Тогда ваша жизнь изменится.

– К лучшему или к худшему?

– Да кто ж вас знает? – Куратор развеселился непонятно из-за чего. Однако быстро вернулся к серьёзному тону. – Защита мира снов и мира яви друг от друга – важное дело. Оно принесёт вам новые возможности и, не буду скрывать, новые трудности. Вы многим сумеете помочь; но чем оно обернётся для вас самой – никто не знает наперёд. Одно можно сказать наверняка: как раньше уже не будет.

Н-да. Похоже, весь мир и волшебную палочку в придачу здесь не дарят. Зато и пустых обещаний вроде как не дают.

У Марины под языком скопились колючки, и проглатывать их совсем не хотелось. С другой стороны, одна эта ночь дала ей больше, чем многие годы до неё. Слишком много плохого, чтобы согласиться; слишком много хорошего, чтобы отказаться.

– Можно не отвечать сразу, а сначала подумать?

– Разумеется. Думайте столько, сколько сочтёте нужным.

– А если я буду думать, ну, например, десять лет?

– Значит, я буду ждать вашего ответа десять лет.

Такой покладистости Марина не ожидала. Куратор то ли не особо стремился её рекрутировать, то ли был мастером скрытности и непредсказуемости. Было абсолютно неясно, как к нему относиться: он вызывал интерес, но не вызывал симпатии. Что ж, возможно, это было к лучшему.

– Как передать вам мой ответ?

– Сообщите лично, – он снова усмехнулся. – Стоит вам захотеть – и вы окажетесь в башне, в вашей комнате.

– А как мне оказаться в моей реальной комнате, той, которая наяву? – Марина опасливо покосилась на пруд-колодец. Хотелось верить, что существует какой-то иной выход отсюда.

– О, это ещё проще. Вы хотите проснуться?

– Хочу.

– Так просыпайтесь!

По небу разлилась розово-золотистая акварель. Только рассветное солнце куда-то подевалось. Пару секунд Марина недоумённо искала его взглядом, прежде чем поняла: это не рассвет, а закат.

Зрение всё ещё было нечётким, Марина потянулась потереть глаза – и ойкнула: кожа пальцев слегка покраснела и болела пощипывающей болью. Слабый, но вполне настоящий ожог.

Глава 2. Суперконтроль

«Сделай себя супергероем!» – подмигивал с плаката нарисованный качок. «Твоё тело – твои правила!» – всплывал рекламный баннер на сайте. «Научно-исследовательская корпорация „Альт“ совершила революцию в биопрограммировании: её технология „боди-контрол“…» – Роб выключил телевизор, пока на экране не появились фотографии довольных учёных и смущённого подопытного, в котором даже подслеповатая соседка миссис Раззл легко узнала бы самого Роба.

За последние месяцы его достало всюду натыкаться на свою физиономию, и он старательно избегал рекламы и новостей. Но учитывая размах рекламной кампании «Альта», проще было бы сбежать на необитаемый остров. Или отключить себе зрение – наверняка он теперь умел и такое.

Что он точно умел, так это управлять своими температурой, пигментами, гормонами (даже чуть не стал дофаминовым наркоманом, но задолбался убирать побочные эффекты). Чуть быстрее заживлять наносимые ему повреждения. Гораздо быстрее худеть и накачивать мышцы. И никогда не спать.

Забавно. Он ведь и сдался-то «Альту» на опыты, чтобы по-быстрому раздобыть денег на «фильм мечты»: приснившаяся ему идея была так хороша, что Роб в угаре вдохновения набросал сценарий за каких-то пару дней. И даже Дик, мать его, Томпсон впервые соизволил признать, что тут есть потенциал; но вложиться чем-нибудь, кроме снисходительного одобрения, отказался. Гранты и кредиты не светили, продавать было особо нечего. Тогда Роб продал себя.

Что ж, деньги он получил. И порцию славы в придачу – хотя не о такой славе он мечтал: то какой-нибудь сопляк просил подписать рекламный буклет, то фанатики обзывали сатанинским отродьем, бунтующим против божьего замысла (это-то ещё ничего), и старались поджечь его квартиру (а вот это было уже неприятно).

Паршивей всего было то, что обещания «Альта» выполнялись. Всё больше функций организма переходили под контроль Роба. А значит – переставали работать сами по себе. Съел хот-дог – изволь выделить нужные ферменты. Вышел на солнцепёк – потей как тварь, давай-давай, а то опять схлопочешь тепловой удар. И ещё десятки вещей, о которых нормальный человек даже не задумывается, Роб теперь должен был отслеживать всегда. Без перерыва.

Пару недель назад у него во сне остановилось сердце. Потому что Роб расслабился и не заставлял его биться. Стоит отдать «Альту» должное: датчики зафиксировали это сразу же, реанимобиль (замаскированный под службу доставки – ведь никто не должен знать, что супергероев нужно спасать) примчался через минуту, будто из-под земли выпрыгнул. Что-то медики принесли с собой в чемоданчиках, что-то и так было в квартире Роба наготове. Короче, его откачали. Но спать ему больше было нельзя.

Ну, дельфины же как-то справляются, верно? Хитрые улыбчивые твари. У них полушария мозга спят по очереди. Роб попытался взять с них пример – но после второго приезда доставочного реанимобиля отказался от этой идеи. С тем же успехом он мог пытаться освоить эхолокацию.

Медики «Альта» только пожимали плечами: мол, его организм неплохо справляется без сна. Они не уточняли «пока справляется» – но Роб отчётливо слышал это в их голосе. Он вообще был смышлёным парнем и ещё в палате «Альта» догадался, что стал не единственной «лабораторной крысой». Зато стал единственным суперменом, продемонстрированным широкой публике. Что случилось с остальными подопытными, Роб благоразумно решил не спрашивать.

Хотя в последнее время его всё чаще посещали такие мысли. Высказать всё «Альту». Или – ещё лучше! – журналистам, те за такую сенсацию удавятся. Или плюнуть на всё, сбежать, в пути содрать и выковырять из себя датчики «Альта» и наконец-то заснуть. Безо всяких реанимобилей – и без пробуждения.

Когда твой текст читает главная Муза, трудно сохранять спокойствие. Марина машинально заправила выбившуюся прядь за левое ухо. Вскоре заправила другую прядь за правое. На этом уши закончились, а переживания, наоборот, прибавились. Ну что – получилось? Нет? По лицу Хлои – той самой Музы – ничего нельзя было понять. Её голубые глаза быстро двигались влево-вправо, но в остальном лицо оставалось неподвижным, словно маска из тёмного дерева.

Музы у древних греков были статными девами в светлых пеплосах; для пущего колорита древнегреческая муза могла нацепить на голову венок или томно тренькать на лире. Музы у сноходцев были иными – и занимались иным. Напротив Марины сидела старушка в вязаной кофте, длинной юбке и больших очках, делавших её невероятные глаза вообще какими-то инопланетными. Этакая стереотипная учительница или библиотекарша. Может, кем-то из них она и была – наяву. Но в мире снов Хлоя, по словам Куратора, наработала уже на охапку «Оскаров» и «Пулитцеров». На её счету были сотни успешно сочинённых, поставленных и внедрённых сновидений.

Что Куратор умел поистине мастерски, так это создавать ощущение, будто за ближайшим поворотом тебя ждёт приключение, чудо или хотя бы ответ на главный вопрос вселенной. Причём он не врал – просто умел правильно подать факты. Сюда добавить похвалу, туда подсыпать интригу, украсить необычностью – вуаля, деликатес готов! Состряпанная им наживка выглядела так аппетитно, что её тут же хотелось заглотить.

После истории с кошмаром и ожогом Марина пообещала себе быть осторожнее. Но Муза, настоящая сноходческая Муза… Это всё равно что увидеть Деда Мороза верхом на единороге. Обещанную встречу с ней Марина ждала долго – и наконец дождалась.

Ради встречи с Хлоей не жалко было проспать всё воскресенье – чтобы подстроиться под её часовой пояс. Хорошо, что не нужно было подстраиваться под язык: во сне не существовало языковых барьеров, все понимали всех. В реальности между Хлоей и Мариной были тысячи километров; во сне, который они сейчас делили на двоих, между ними был только журнальный столик.

– Ты ведь рисуешь, верно? – оказалось, Хлоя уже дочитала.

– Скорее, штампую, – улыбка планировалась шутливой, но получилась кривоватой.