Как мы меняемся (и десять причин, почему это так сложно) Элленхорн Росс

В духовных, религиозных и поэтических произведениях мы часто встречаем понятие «надежда». Между тем я рассматриваю ее как встроенный элемент нашей психологической и физической жизнеспособности. Более того, я верю, что надежда подкрепляет наиболее светское понятие – эволюцию. Именно она побуждает к действию, поддерживает наши стремления приспосабливаться и меняться, несмотря на мощные сдерживающие силы.

Наметив цель и продвигаясь к ней, вы вступаете в борьбу либо с тревогой («Если я не брошу курить, я могу умереть молодым»), либо с трудностями («Не так-то легко отказаться от никотиновой зависимости»), либо с тем и другим одновременно. Именно ваше отношение к угрозам и сложностям определяет готовность к переменам и способность следовать выбранным курсом. Надежда наделяет вас решимостью попытаться, силой духа, чтобы идти вперед, и способностью взять себя в руки и начать с нуля в случае неудачи.

Понимание, что надежда – основополагающий фактор (неважно, начинаете ли вы действовать или столбенеете, столкнувшись с проблемами и трудностями), сближает этот часто возвышенный термин с понятием эволюции. То, каким образом животное осознаёт угрозы и проблемы и взаимодействует с ними, становится основой выживания и эволюционного прогресса определенного вида.

Рога оленя, глубокомысленно раздумывающего, стоит ли бежать, услышав хруст ветки, с большой долей вероятности однажды окажутся над камином. А муравей, жалующийся на каждом подъеме, внесет большую неразбериху в строго организованный муравейник. У человека, напротив, выживание определяется не только «заводскими настройками». Сталкиваясь с угрозами и трудностями, мы часто анализируем и принимаем решения. Мы располагаем куда большим набором опций, чем «бей или беги», руководствуемся личными предпочтениями, культурными нормами и взаимодействуем с другими. Мы запрограммированы на неуверенность – включая уникальное осознание факта, что мы умрем, только неизвестно, когда или как. Способность преодолевать сложности зависит от нашего выбора, что означает, что мы постоянно сталкиваемся с возможностью неудач. Надежда позволяет мобилизовать энергию и нестись в будущее, несмотря на неуверенность. Более того, она наделяет нас способностью участвовать в человеческих взаимоотношениях: общаться, исследовать, проявлять любопытство, придумывать, открывать. Надежда – не только инструмент выживания в непредсказуемом мире, это настрой, превращающий способность выдержать неуверенность в особый человеческий дар – умение взаимодействовать с неизвестностью и извлекать из этого благо, не поддаваясь страху.

Что же определяет, удастся ли вам изменить свою жизнь?

Герой книги «Гарольд и фиолетовый мелок» путешествует не из жажды странствий: он ищет путь домой. Пункт назначения известен, и мальчик пытается любыми способами попасть туда. В случае с Гарольдом существует напряжение между реальностью и желаемым, о котором говорил Левин. Конфликт порожден надеждой вернуться домой, но это чувство одновременно становится инструментом борьбы с напряжением, позволяя искать пути, обходить препятствия и продолжать двигаться вперед.

Помните пример с велосипедом? Надежда неизбежно приводит к тому, что вы наделяете желаемый объект важностью и замечаете, что вам его не хватает. Но цель и смысл существования этого чувства в том, чтобы проделать путь от момента желания (сейчас) до момента обладания (когда-нибудь). Другими словами, надежда существует в ожидаемой реальности. «Временная перспектива», как определил бы ее (да, вы угадали!) Левин[51].

Он дает такое определение: «полная совокупность представлений индивидуума о своем психологическом будущем и психологическом прошлом, существующих в данный момент времени». В этом смысле надежда напоминает память официанта. Она порождена напряжением на промежуточном этапе: сегодня я нахожусь дальше, чем вчера, прямо сейчас я делаю шаг по направлению к чему-то и знаю, чего именно хочу достичь. Здесь и прошлое, и настоящее, и будущее.

Надежда помогает держаться, когда вы боретесь с чувством, что не хватает чего-то важного, необходимого вам, и способствует движению вперед, даже если не удается заполучить желаемое немедленно.

В своей самой знаменитой речи, в те черные для Великобритании дни, когда страна оказалась один на один с непреодолимым натиском фашистов, Уинстон Черчилль[52] выразил свое понимание надежды. Он заявил: «Мы пойдем до конца, мы будем биться во Франции, мы будем бороться на морях и океанах, мы будем сражаться с растущей уверенностью и растущей силой в воздухе, мы будем защищать наш Остров, какова бы ни была цена. Мы будем драться на пляжах, мы будем драться на побережьях, мы будем драться в полях и на улицах, мы будем биться на холмах; мы никогда не сдадимся».

Премьер-министр говорит больше о битве, чем о победе, не сдаваясь и не уступая. В его речи – стремление к чему-то лучшему и призыв двигаться вперед, к цели, неважно, меняется положение дел к лучшему или нет. Это и есть надежда.

Речь Черчилля – это список альтернативных путей борьбы. Как и Гарольд, который рисовал дороги к дому, Черчилль связывает надежду с понятием «никогда не сдаваться», изобретает и определяет новые способы попасть домой. В этом и заключается суть: преодолеть препятствие любым способом – обойти, подкопать, перепрыгнуть, пройти напролом.

По словам Чарльза Снайдера[53], ведущего теоретика социальной психологии, главный подарок надежды – это способность искать любые пути к желаемой цели. Когда надежда сильна и возникает препятствие, вы ищете обходные пути. В противном случае вы быстро сдаетесь, поскольку верите, что к цели можно попасть лишь одной дорогой. На мой взгляд, это означает, что надежда связана с анализом, способностью в разгар личностных изменений отстраниться и с максимальным охватом изучить все возможные альтернативы.

Надежда помогает двигаться вперед, несмотря на неудачи, используя самые нестандартные решения. В этом смысле она противоядие отчаянию. С надеждой вы никогда не поддаетесь унынию: если на пути препятствие, всегда есть другой выход. Нужно лишь научиться правильно использовать свой фиолетовый мелок.

Но хочу предупредить (и это еще один сложный парадокс), что надежда – это главная причина безнадежности. Эти два чувства находятся в связке «и… и». Без жаркого дыхания отчаяния за спиной не было бы потребности в надежде. А если бы не рискнули покорить амбициозные высоты, то не пали бы духом.

Надежда не отрицает, не уничтожает и не прогоняет уныние. Она помогает двигаться вперед, несмотря ни на что, даже если вам не удается получить желаемое прямо сейчас. Надежда может стать мощным стимулом, придавая силы идти дальше и анализировать способы достижения цели, даже если вы в темном тоннеле, конца которому не видно. Однако, фокусируя внимание на важном и значимом, она порождает чувство, что в случае неудачи вы не получите чего-то жизненно необходимого. Таким образом, надежда – это не только движущая сила в моменты отчаяния, но и прямая дорога к нему.

Если безнадежность, как я ее понимаю, – это чувство совершенной беспомощности, когда не удается получить что-то крайне необходимое, то вы придете к ней через надежду. Именно она приписывает значимость поставленным целям и указывает на отсутствие важного.

Взаимоотношения «и… и» между надеждой и отчаянием можно сравнить с покорением скалы. Чем больше желание, тем сильнее потребность заполучить недостающее. Именно поэтому чем выше вы взберетесь на гору надежды в поисках того, чего не хватает в жизни, тем больнее падать.

Приведу наглядный пример из жизни моего клиента, Марка[54]: что происходит, когда вы надеетесь на что-то и оказываетесь загнаны в угол.

Марк, мужчина под пятьдесят, обратился ко мне, чтобы справиться с тяжелым разрывом отношений с подругой. Он жаловался, что чувствует себя разбитым: «Не знаю, чего хочу, что люблю; не могу принять никаких решений. Часто не могу пошевельнуться, потому что не понимаю, что делать. Действую, только когда ситуация становится критической».

Марк был нежеланным ребенком и в детстве подвергался сильному эмоциональному унижению со стороны родителей. Оба оскорбляли его и умаляли его заслуги. Став взрослым, Марк испытывал чувство надломленности, отрыва от своего внутреннего ядра; он был неспособен осуществить даже самые незначительные цели. Во время одного из сеансов он рассказал историю из детства: «Я был один в своей комнате, когда кто-то включил в кабинете проигрыватель. Мне нравилась та песня, и я пошел послушать ее. Потом начал танцевать под музыку. Сначала я едва двигался, но затем увлекся, танцевал, играл на воображаемой гитаре и все такое. Я чувствовал себя счастливым, я чувствовал себя собой. Странно, что я почувствовал себя настолько свободным. Обычно я замыкаюсь в себе и боюсь веселиться, но в тот день я был слегка шальной. Танцуя, я налетел на проигрыватель, и пластинка стала заедать. Прибежал отец и наорал на меня».

Учитывая ужасное эмоциональное насилие, которому Марк подвергался в детстве, этот инцидент кажется незначительным. Однако он стал основополагающим в нашем курсе лечения как модель того поведения, которого Марк придерживался, будучи уже взрослым. Танцуя под музыку, он хотел испытать столь малознакомые ему, но необходимые в детстве чувства: резвиться, беситься, веселиться, вести себя непосредственно, фантазировать. Марк поднялся ввысь, наслаждаясь весельем, но падение показало, что такой полет опасен. Способность веселиться и чувствовать себя свободным превратилась в обязательство. Это история о глубоких страданиях, которые мы испытываем, когда надежда открывает двери в жизнь. Мы оставляем свое укрытие и, незащищенные, идем к цели. И в этом, наиболее уязвимом, состоянии мы получаем раны. Это история о безрассудстве и отчаянии. Она легла в основу лечения, поскольку иллюстрирует, как эти чувства заблокировали способность Марка надеяться. Они также вынудили его постоянно сомневаться в себе и других.

Я считаю, что фундамент надежды – это доверие в условиях неопределенности, то, чего Марк был лишен в детстве и что породило ощущение раздробленности. Это способность верить в себя, в других и в мироздание, не имея обоснований для этой веры. Надежда ведет нас сквозь отчаяние и неопределенность, и у нас появляется желание рисковать: мы уверены, что игра стоит свеч, что справимся с неизвестностью, что, даже если упадем, уцелеем и сможем восстановиться.

Говоря об этой уверенности, мы подходим ко второй части концепции Снайдера, касающейся надежды. Он называет ее «мотивационное мышление».

Снайдер считает, что надежда подразумевает не только поиск вариантов, но и способность «стимулировать себя через мотивационное мышление, изыскивая, как использовать эти варианты». «Мотивационное мышление», в понимании психолога, это уверенность в собственном мастерстве. «Люди с высоким уровнем надежды во внутреннем диалоге с собой используют такие фразы: “Я могу это сделать”, “Никто меня не остановит”», – пишет Снайдер[55]. Тот, кто полон упований, не только знает, куда хочет попасть и как туда добраться, но и изобретательно обходит препятствия на пути, веря, что обладает всеми необходимыми ресурсами, чтобы совершить это путешествие. Взрослому Марку не хватало именно мотивационного мышления, причиной чего стало крушение его надежд в детстве.

Исследования социального психолога Альберта Бандуры непосредственно касаются недоказуемой уверенности в собственном мастерстве. Он называет это «осознанной самоэффективностью». Бандура определяет ее как «веру людей в свою способность действовать так, что это окажет влияние на их жизнь». «Сильное чувство эффективности во многих отношениях способствует достижению целей и личному благополучию», – пишет психолог[56].

Люди, твердо верящие в свои способности, рассматривают проблемы как сложные задачи, требующие решения, а не как угрозы, которых следует избегать… Они ставят перед собой амбициозные цели и неуклонно движутся к ним. Сталкиваясь с неудачами, они удваивают усилия и быстро восстанавливают свое чувство эффективности. Такие люди считают, что причиной провала стали недостаточные усилия или скудные знания и навыки, которые можно восполнить. К сложным ситуациям они подходят с уверенностью, что смогут их контролировать.

Сложно представить человека, опирающегося только на одну надежду без осознанной самоэффективности. Вы должны верить в себя и в то, что вы меняете мир и движетесь вперед.

Понятия мотивационного мышления и самоэффективности подводят к другому термину, который, как и надежда, чаще ассоциируется с проповедью, чем с лекцией в области общественных наук: вера. Вера – это определенность, которая может основываться на фактах, но в конечном счете опирается на убеждения. Тот, кто полон надежд, верит – в себя, в других, в мироздание.

В отличие от надежды, психологические науки еще не изучили феномен веры. И это досадно, поскольку я полагаю, что она основополагающий фактор движения к изменениям. В моем представлении, в движении к прекрасным целям, несмотря на невысокие шансы и неизвестность в будущем, надежда невозможна без безусловной веры. Чтобы сказать «Я могу это сделать» и чувствовать, что способен изменить мир, нужно верить в себя, опираясь не только на факты, но и на убеждения.

Как и в случае с надеждой, основываясь на вере, вы рискуете. Когда вы совершаете решительный шаг, есть опасность, что ваши убеждения не заслуживают доверия или откровенно ошибочны.

Если надежда – это стремление к чему-то, что вы считаете важным и недостающим, то вера – это убежденность в способности заполучить это. Но продвигаться вперед, заручившись лишь поддержкой надежды, практически невозможно.

Мы говорим о вере и надежде, словно это взаимозаменяемые понятия. Но это не так. На самом деле они существенно отличаются, хотя одно из них и составляет часть другого.

Приведу пример из моей практики, иллюстрирующий разницу между надеждой и верой и их затейливое переплетение. Это история Бриджет и ее родителей – удивительного трио, обладающего уникальной способностью сохранять уверенность, несмотря на любые неприятности.

Бриджет 25 лет, она умна и обладает невероятным творческим потенциалом. Она создает свою линию одежды, снимает короткометражные документальные фильмы и вместе с многочисленными друзьями устраивает шикарные экстравагантные вечеринки. У Бриджет биполярное расстройство, ее преследуют длительные периоды острого маниакального состояния, характеризующиеся радостным возбуждением и обманчивым чувством непобедимости. В такие моменты девушка ведет себя безрассудно: спит с незнакомцами, уезжает далеко, выпивая за рулем, а однажды даже незаконно проникла в парк аттракционов. В периоды обострений Бриджет проходила лечение в психиатрических клиниках и не могла окончить колледж или удержаться на работе. Но каким-то образом она продолжала двигаться вперед и реализовывать свои творческие проекты, часто с блестящим результатом.

В отличие от многих моих пациентов, которые неоднократно пребывают в лечебных учреждениях, Бриджет не рассматривает свои психические проблемы в негативном свете. Нельзя сказать, что она беспечно относится к последствиям своего поведения в состоянии обострения. Но она полагает, что ее выходки «позволяют ясно понять суть жизни» и, хотя порой шокируют, они «всегда четко связаны с реальностью». Бриджет хотела, чтобы ей помогли управлять ее капризами, и в то же время говорила всем, что «не променяла бы свое биполярное расстройство ни на что в мире».

Я регулярно встречался с родителями девушки, когда они помогали ей в наиболее острой стадии кризиса. Дочь во многом походила на них. Они не опускали руки, когда Бриджет снова приходилось ложиться в больницу, и всегда рассматривали грядущий день как шанс все наладить. Когда дела обстояли скверно, родители активно искали новые решения и идеи. «Всегда есть выход», – как магическое заклинание твердила ее мать.

В отличие от многих, с кем я работаю, родители Бриджет не раболепствовали перед моим опытом. Они общались со мной как с равным, считая одни из моих идей хорошими, а другие – ошибочными. Дружелюбные и обходительные, они, однако, не тратили время на то, что не считали эффективным.

Я встретился с ними через три года, и за это время Бриджет удалось существенно наладить жизнь: она вернулась в колледж, ни разу не попадала в больницу и продолжала свои творческие проекты. Я знал, что ее ждет необычное, замечательное, захватывающее будущее. Признаться честно, в душе я немного завидовал девушке: ее страстному увлечению, желанию пробовать новое, столь изобретательному подходу к жизни.

Я попросил Бриджет присутствовать на встрече с родителями. В конце сеанса я спросил: «Что дало вам силы идти вперед? Я поразился вашему позитивному настрою и активности».

«Это все Бриджет, – ответила мать. – Знаю, все родители так говорят, но она и в самом деле потрясающая. Если бы вы знали ее так, как я, вы были бы уверены, что жизнь наладится. Мы никогда, никогда не теряли надежды».

«Она невероятно сильная, – сказал отец. – Я бы скорее ей доверил свою жизнь, чем кому-то другому. Она не пропадет, это очевидно».

Бриджет, смущенная комплиментами, пошутила: «Ерунда! Дело вот в чем: мои родители безоговорочно верят в меня. Я порядочно их напугала своими выходками, но они убеждены, что со мной все будет хорошо. Я бы сказала, что они мне доверяют».

Девушка была права: родители невероятно верили в нее и в ее способность идти вперед, несмотря ни на что. Это позволило им с надеждой смотреть в ее будущее. Другими словами, без веры не было бы и надежды.

Разница между надеждой и верой заключается в двух, казалось бы, незначительных словах: «на» подразумевает направленность действия на что-то, а «в» предполагает наличие ресурса внутри. Когда вы надеетесь, вы уповаете на что-то (как родители Бриджет, желающие ей более устойчивого состояния в жизни). А когда верите, вы убеждены в чем-то, что, как вы думаете, уже происходит и способно привести к тому, на что вы надеетесь (подобно убежденности родителей девушки в ее способностях). Когда мать Бриджет произносила свое магическое «Всегда есть выход», она имела в виду альтернативные пути к желаемой цели, и они вместе к ней двигались. Когда отец говорил, что доверил бы дочери свою жизнь, он констатировал несомненную уверенность в сегодняшней Бриджет.

Когда я думаю об этой семье, я сочувствую Марку. В то время как у Бриджет было все, чтобы не пасть духом и сохранить уверенность в себе, у Марка, как это ни прискорбно, таких ресурсов практически не было. Когда вы, как он, теряете надежду, вы теряете видение будущего, а следовательно, и направление. Когда вы лишаетесь веры, вы перестаете доверять себе, окружающим и существующему порядку. Когда ваша убежденность подорвана, движение вперед в вагоне надежды замедляется или прекращается. Вы не можете идти вперед к счастливому будущему без уверенности, что попадете туда.

Мартин Лютер Кинг[57] стоит вместе с Черчиллем на пьедестале великих ораторов, прославляющих надежду. В своей самой знаменитой речи он замечательно описывает живучесть и стойкость веры.

«Я не забыл, что некоторые из вас пришли сюда, имея за плечами великие испытания и невзгоды, – сказал Кинг в своей знаменитой речи “У меня есть мечта”. – Некоторые из вас пришли прямо из тесных тюремных камер. Некоторые пришли из мест, где стремление к свободе заставило вас страдать от бури преследований и колебаться под ветрами полицейской жестокости. Теперь у вас есть опыт созидательного страдания. Продолжайте работу, веря, что незаслуженное страдание спасительно».

Превратить «незаслуженное страдание» в нечто спасительное – одна из самых непростых задач. Умоляя людей совершить этот поступок, делающий их крайне уязвимыми, Кинг просит сделать гигантский скачок, основываясь лишь на вере, и в то же время выражает собственную убежденность в том, что они могут это сделать.

У слов «вера» и «доверие» один корень. Вера – это доверие, которому не нужны показания под присягой. Когда вы говорите «Я верю в тебя», вы выражаете доверие, основанное на убеждении. То же самое, когда звучит фраза «Вы можете это сделать». Выражаясь языком Снайдера, вы демонстрируете мотивационное мышление, или, в терминах Бандуры, – самоэффективность.

Вы взбираетесь к цели, которую сами установили, и с каждым шагом растет ее важность. Вы надеетесь, что усилия приведут к результату. Но надежда основана на вере, что вы продолжите взбираться, а если упадете, то возьмете себя в руки.

Что же питает эту уверенность? Откуда мы получаем информацию, что игра стоит свеч? Частично ее подтверждают измеримые факты из нашей жизни: вы многого достигли и знаете, на что способны, поняли, что окружающий мир милостив и позволяет получить желаемое. Как выразился Бандура: «Жизнеспособное чувство эффективности порождено опытом преодоления препятствий путем настойчивых усилий. Когда люди убеждены, что обладают всем необходимым для успеха, они стойко сражаются с невзгодами и быстро оправляются от неудач. Переживая тяжелые времена и сталкиваясь с проблемами, человек становится сильнее»[58]. Другими словами, чем больше у вас информации о том, на что вы способны, и доказательств, что вы можете довести задуманное до конца, тем сильнее ощущение эффективности.

Факты, данные – это очень важные факторы, они тренируют вашу способность принимать решения и действовать. Однако этого недостаточно.

На пути к цели вы также полагаетесь на другую, менее объективную и логически подкрепленную информацию. Она основывается на чувствах. Даже если вы учли все факты и склоняетесь к определенному варианту, его выбор и последующие шаги в этом направлении обусловлены сочетанием логики и эмоций.

Подумайте о тех решениях, которые вы принимаете в отношении своего будущего: в какой колледж пойти, на какую работу устроиться, на ком жениться, где купить дом, какую квартиру снять. Вероятно, вы взвесили все за и против, возможно, даже составили список. Но когда наступило время принимать решение, не свелось ли все к чувствам? Разве не сила положительных эмоций (воодушевление, сильное стремление, предвкушение, желание) или, когда вы противились чему-то, отрицательных (страх, тревога, отвращение) вела вас напрямую к окончательному варианту?

Это явление в социальной психологии воплотилось в теорию «эмоции как информация»: мы используем свои чувства как важный источник информации, раздумывая о следующем шаге.

Исследования в этой области подтверждают, что чувства («эмоциональный интеллект») помогают проявить больше гибкости при планировании, сделать его более творческим, выделяя хорошее и плохое[61], выбирая линию поведения и скорость реакции на важное событие. Другими словами, при принятии решения многое в прямом смысле зависит от интуитивной реакции.

Как отмечает в своих исследованиях нейробиолог Антонио Дамасио, делая выбор, мы зависим от «соматических маркеров». Это реакции организма, связанные с эмоциями: увеличение частоты сердцебиения, потные ладони, ощущение тошноты. Изучение соматических маркеров[62] привело к выводам, что люди, которые полагаются на чувства, быстрее принимают решения и эти решения чаще приводят к положительным результатам, по сравнению с теми, у кого эти маркеры не срабатывают (например, люди с повреждениями головного мозга). Действительно, индивидуумы с травмами отделов мозга, отвечающих за эмоции (например, миндалевидного тела), могут без конца приводить причины, почему нужно действовать тем или иным образом, и при этом не могут остановиться на каком-либо варианте.

Что же такого есть в эмоциях, что превращает их в особо важные источники данных в процессе принятия решений в отличие от модели с опорой исключительно на логику? Авторы теории «эмоции как информация» Клор и Колкомб[63] пишут, что «сигналы, поступающие от органов чувств, убедительны, поскольку спонтанно возникают внутри нас», что придает им особый вес, поскольку мы «рассматриваем себя как особенно достоверный источник».

Очень точно подмечено, но это не всегда так.

Сначала мы должны осознать, что заслуживаем доверия, что можем положиться на свои эмоции – другими словами, убедиться, что чувства передают значимую информацию.

Результаты работы Кента Харбера (моего компаньона в исследовании, о котором я скоро расскажу) свидетельствуют как раз об этом. Он обнаружил, что люди с более низкой самооценкой меньше склонны учитывать эмоции при принятии решений, чем те, у кого самооценка высока[64]. Харбер полностью согласен с учеными, которые считают, что, полагаясь на эмоции, индивид выбирает правильный вариант и делает это быстрее. Но сначала он должен научиться доверять источнику этих эмоций (то есть собственному «я») и уважать его. Другими словами, чтобы ввериться своим чувствам, взять их за основу при принятии решений и действовать, в первую очередь нужно поверить в себя[65].

Размышления перед лицом выбора во многом напоминают чтение газеты. Вам на глаза попадается информация, изложенная как факт. Вы так ее и воспринимаете, поскольку ощущаете, что газета – надежный источник. Чисто теоретически предположим, что кому-то факты из статьи не понравились. Собственное исследование он проводить не хочет, поэтому попытается убедить вас, что газетам верить нельзя – возможно, материал сфабрикован. Если вы не доверяете газете как источнику, вы не поверите и напечатанным в ней фактам. Поставьте под сомнение достоверность информационного канала и дискредитируете все сообщения из него.

Давайте вернемся к списку важных решений: работа, брак, дом. Харбер полагает, что способность принять такие решения обусловлена не только тем, что ваши чувства сильны, но и тем, что вы им верите – возможно, потому, что уверены в себе. Вспомните ситуацию, когда вы не могли определиться. Не исключено, что положительные эмоции были столь же сильны, а негативных не было (или наоборот), но вы не доверяли своей интуиции, потому что не верили в себя.

Этот механизм работает в преддверии или в процессе перемен. Существуют веские доводы в пользу положительного решения. Но вы доверяете чувствам и, следовательно, верите в себя. Возможно, необходимо и убеждение в том, что окружающие позволят вам пойти своей тропой. Без этой уверенности картина всегда неполная, а отношение к эмоциям такое же, как к сфабрикованным новостям из недостоверных источников информации.

Чтобы лучше разобраться с эмоциями и верой, давайте вернемся к Бриджет и ее родителям.

По роду работы я сталкивался с сотнями людей, которые, как и моя пациентка, переживали маниакальные состояния и последующую депрессию. Они были умны, многие отличались творческой жилкой, новаторством и импульсивностью, как и Бриджет. В числе многих других я убежден, что между маниакальным синдромом и творческим гением есть связь. Винсент Ван Гог, Вирджиния Вулф, Уинстон Черчилль, Вивьен Ли, Базз Олдрин, Эрнест Хемингуэй, Грэм Грин, Лу Рид и многие, многие другие вошли в историю как знаменитые лидеры и творцы, несмотря на поставленный диагноз (заметьте, часто заочно) «биполярное расстройство». Я был свидетелем последствий особенно острых эмоциональных колебаний, потери доверия к своим чувствам: «Я сейчас счастлив или приближается обострение?», «Я грущу от прощания с любимой или начинается глубокая депрессия?», «Если это так, неужели мое душевное состояние снова подвергнет меня риску и опасности?». Я полагаю, что недоверие к своим чувствам часто выражается в неспособности использовать свои незаурядные таланты. Вера родителей Бриджет в свою дочь, как и ее непоколебимая уверенность в себе, защитили от возможных эмоциональных травм в результате колебаний, транслируя, что, куда бы чувства ни завели девушку, и им, и ей можно доверять. Как она выразилась, эмоции «позволяют ясно понять суть жизни» и «всегда четко связаны с реальностью». Да, они обострены, но безошибочны.

Марк – совсем другое дело. Он научился не доверять важным позитивным и примитивным чувствам, связанным с непосредственностью и весельем. Они чаще всего предавали мальчика, и все заканчивалось наказанием. Сомнения в своих эмоциях подорвали его веру в себя как в источник всех возникающих проблем. Вывод, что позитивные ощущения приводят к плохим результатам, вынудил Марка жестко ограничить личностное развитие и чувствовать себя расколотым. У него не было внутреннего маяка, ведущего по жизни, потому что в его семье подобный опыт приводил к горьким разочарованиям.

Существует некая закономерность в идее Харбера, что неверие в себя ведет к отрицанию своих эмоций, а затем к проблемам с принятием решений и их реализацией. Я полагаю, что удар по вере может иметь обратный эффект. Вы сделали выбор и предприняли практические шаги. Произошло нечто неприятное. Вы делаете вывод, что чувства – информация изнутри – толкают на путь разочарования, и теряете уверенность в себе, которая и породила эти чувства.

Позвольте вкратце напомнить историю Марка с проигрывателем: он весело танцевал, а его подняли на смех. Мужчина использовал этот эпизод как модель, чтобы описать повторяющиеся схемы взаимодействия в своей семье и их влияние на него. Перед нами полная картина всех элементов силового поля и иллюстрация того, как разочарование может привести к неверию в себя.

Когда Марк начал танцевать, он действовал на основе своих эмоций. Это требовало достаточно мощной веры: было полно свидетельств, что потакание своим чувствам приведет к беде. В тот момент мальчик осмелился поверить себе как источнику информации. В глубине души он знал, что танцевать опасно и все может закончиться катастрофой. Но им двигала жажда улучить минутку веселья в безрадостной жизни; тоска по развлечениям перевесила страх возможного наказания за проявление независимости. Надежда твердила, что нужно поддаться настроению и танцевать, и это ощущение казалось правильным.

Каждое движение, каждое подтверждение из надежного источника, что действуешь правильно, было шагом вверх в гору мечты. Чем выше взберешься, тем больнее падать. Суровый окрик отца столкнул Марка с этой горы. Испытав глубокое разочарование в результате падения, мальчик сделал пару неутешительных выводов: лучше не доверять индивидууму, посылающему подобные эмоциональные сигналы (то есть себе самому), и рискованно быть самостоятельным, непосредственным, оптимистичным и питать надежду. Он убедился, что лучше замереть, чем танцевать. Это стало его убежищем, как симулирование смерти у животных, когда они неподвижно замирают на месте в попытке избежать опасности.

Знаменитый психиатр Рональд Лэйнг[66], чья фигура весьма неоднозначна, предложил термин «оцепенение» для типа поведения, которого придерживался Марк. По словам ученого, «оцепенение» (результат сильной уязвимости) – это «основной закон, предполагающий, что вселяющие наибольший ужас опасности можно перехватить, чтобы предварить их реальное наступление. Следовательно, отказаться от самостоятельности – значит тайно охранять ее; притвориться мертвым – значит сохранить жизнь»[67].

Оцепенение: не напоминает ли оно вам боязнь перемен?

Так и есть.

Описываемое Лэйнгом оцепенение восходит корнями к колыбели, к сплетению, с одной стороны, надежды получить пищу и тепло, а с другой – страха голода. Когда младенец рыдает, он полагается на свои чувства (голод, потребность в тепле). Он также испытывает надежду, взывая к удовлетворению своих потребностей и выражая страдания от отсутствия этого. Изучив тесные взаимосвязи между детьми и матерями (тогда еще только матерями) и угнетенное состояние детей, чьи потребности регулярно оставались без внимания, психологи дали определение такому самочувствию: «анаклитическая депрессия»[68],[69]. «Анаклитический» имеет греческие корни, происходит от слова, которое можно перевести как «опора», и обозначает острое желание получить заботу от того, кто за тобой ухаживает. Анаклитическая депрессия сопровождается глубокой пассивностью.

Малыши, родители которых отсутствовали, несмотря на удовлетворение всех физических потребностей – в еде, одежде и медицинской помощи, – без стабильных эмоциональных связей чувствовали себя подавленными. В конце 1940-х годов психоаналитик Рене Шпиц посетил сиротский приют для детей, чьи родители сидели в тюрьме или не могли заботиться о них по иным причинам[70]. Несмотря на добросовестность и ответственность, сотрудники не могли дать каждому ребенку эмоциональную реакцию, в которой тот нуждался. Даже сегодня снятые Шпицем фильмы и фотографии обескураживают. Многие дети безутешны в своем отчаянии, их плач напоминает страдания взрослого, переживающего горе. Еще хуже, пожалуй, наблюдать безразличие и подавленность. Часто неудовлетворенные эмоциональные потребности тормозят физическое развитие (это состояние носит название «замедленный рост изолированных детей»), становятся результатом болезней и даже, как это ни печально, смерти.

Похожее исследование[71],[72], посвященное типам привязанности, не столь зловеще, но впечатляюще демонстрирует, что происходит с детьми, чьи невербальные стремления к связям не находят стабильного отклика. Вы можете наблюдать резигнацию[73] в поведении детей, чьи потребности в тепле и питании не были удовлетворены: когда родители входят в комнату, малыши отклоняются от них, часто избегая эмоционального контакта (это явление также называют «избегающей привязанностью»). В тяжелых случаях такие дети полностью уходят в себя, мало двигаются и ни на что не реагируют. Когда это происходит, на них быстро вешают ярлык «задержка в развитии».

Хотя разочарование из-за неудавшихся личностных изменений вряд ли можно сравнить с опустошающими чувствами обделенных вниманием детей, это схожий опыт: вы надеетесь, опираетесь на свою веру и обнаруживаете, что не можете получить то, чего хотели. Когда вы рискнули и протянули руку к мечте, а все обернулось совсем не так, как вы ожидали, наблюдается схожее поведение: замкнутость и поиск точки опоры. Текущая реальность сопоставима с оцепенением. Отворачиваясь от источника надежды, чтобы избежать страданий, вы замираете.

Допустим, ваши предыдущие отношения закончились год назад болезненным разрывом и вы боитесь начинать все с начала. Наконец вы регистрируетесь на сайте знакомств и находите интересного человека. После первого свидания вас приятно волнует мысль о дальнейшем развитии отношений. Вы чувствуете, что это ваша вторая половинка, интуиция это подсказывает. Появляется надежда, вы проигрываете в уме воображаемые романтические сцены. Но ваш партнер не отвечает на звонки и сообщения. Вы раздавлены: чем сильнее надежда, тем глубже разочарование. Если бы вы не поверили своим чувствам, вы бы не решили, что этот человек вам нужен, не наделили бы его такой важностью. Теперь невозможность отношений с ним делает ваше желание еще более неистовым и навязчивым. Вы спрашиваете себя: «Почему я позволяю эмоциям взять надо мной верх?»

Это всего лишь первая попытка, но вы уже сомневаетесь, что способны встретить свою пару. Однако продолжаете попытки. Снова находите на сайте потенциального партнера. Интуиция подсказывает, что это правильный выбор, но вместе с тем вы говорите себе: не торопись, не принимай поспешных решений. Даже после нескольких свиданий, не доверяя своим чувствам и помня об ужасном разочаровании во время прошлого опыта, вы держитесь замкнуто и отстраненно. Как только появляется воодушевление при мысли о новых отношениях, вы эмоционально закрываетесь. В прошлый раз чувства взяли верх; теперь будет по-другому.

Вместо открытой ладони появляется сжатый кулак. Видя вашу сдержанность, партнер тоже не спешит открываться, чувства единения, которое могло бы привести к развитию отношений, не возникает. Вы решаете, что «нет контакта», и двигаетесь дальше. Но и после разрыва ничего не меняется: интуиция подсказывает, что это ваша пара, возможно, именно то, что нужно. Вы хотите попробовать снова и связываетесь с этим человеком, но уже поздно. И возникает мысль: «Почему я не прислушался к своим чувствам?!»

Вы разочарованы и сетуете, куда вас завела привередливость. Начинаете терять веру в себя, задаетесь вопросом, способны ли завести отношения. Вы также сомневаетесь, достаточно ли щедр мир вокруг, есть ли ему что предложить, может ли что-то заинтересовать и привлечь вас. В определенный момент вам действительно очень нравился этот человек. А вдруг это тот «единственный»? Вы снова заходите на сайт знакомств, находите подходящую кандидатуру и тут же закрываете ноутбук. Вы не хотите поддаваться эмоциям – они заставят вас поверить, что личная жизнь наладится, а разочарование приведет к растерянности. В отношении свиданий ваша жизнь замерла.

В этом примере оцепенение относится только к поиску второй половины, а не к существованию в целом, как у Марка. Вы не сворачиваетесь калачиком в кровати, не желая рисковать и реагировать на все соблазны жизни в лучших традициях анаклитической депрессии. Но что касается романтических отношений, здесь вы не сдвигаетесь с мертвой точки.

В одних сферах своей жизни вы можете с удовольствием продвигаться вперед, в других – притворяться мертвым, потому что для вас невыносима мысль, что надежды не оправдаются.

Возьмите паузу и подумайте, что вы сейчас делаете для саморазвития, что действительно стремитесь усовершенствовать, нехватку чего так остро ощущаете. Если бы я дал вам штамп «притворяюсь мертвым», уверен, вы бы нашли куда его поставить: йога, регулярные звонки маме, карьерный рост – с этим все хорошо, а здоровое питание и попытки возобновить игру в ракетбол – здесь штамп. В таких сферах надежда оказалась слабее неверия, и это уменьшило движущую силу, что толкала вас вперед.

Утрата веры также укрепляет сдерживающие силы, которые связывают вас. Когда вы теряете уверенность в себе и в мире, вскормленное тревогой осознание одиночества и ответственности за свое существование может стать невыносимым.

У вас в руках фиолетовый мелок – эта мысль одновременно будоражит и подстегивает амбиции. Это отличная возможность, и все-таки вам тревожно от осознания, что выбирать вам и только вы несете ответственность за последствия своих решений. А они много значат – ведь жизнь не продолжается вечно.

Двойной груз ответственности особенно ощутим, когда мы принимаем решение. Хочется заглушить это осознание, найти возможность избежать выбора. Личностные изменения – это тоже решение, причем важное, так как вы собираетесь преобразовать себя. Событие такого рода еще больше обнажает ощущение ответственности. Что произойдет, если вы решите, что фиолетовый мелок – средство ненадежное или, еще хуже, бракованное? Если такое случается, вы чувствуете, что в ответе за свою жизнь, и в то же время у вас нет инструмента, чтобы ее наладить. Каково ощущение? Это арифметика труса: ответственность за бытие плюс недостаток веры.

Полагаю, вы ощутите крайнюю беспомощность. Я думаю, именно она сковала Марка, зажав в тиски между нереализованными, но необходимыми потребностями и его неспособностью их удовлетворить. Хотя у детей, в отличие от взрослых, нет осознания ответственности и смертности, я полагаю, что именно острое чувство беспомощности как результат неудовлетворенных желаний лежит в основе депрессивного и замкнутого поведения. Это же чувство заставляет отступать тех, кто ищет себе пару: первоначальное разочарование ведет к настороженности и глушит искру, без которой новому роману не разгореться. Таким образом, безысходность становится самовнушенным пророчеством.

Мысль о том, что вы сами управляете кораблем существования, сама по себе тревожит вас. Беспомощность, ослабляя «субъектное мышление» и «самоэффективность», твердит, что, если даже вы осмелитесь взять на себя такую ответственность, вас ждет вечное блуждание. Считаете ли вы себя разбитым судном с течью, в принципе неспособным добраться до пункта назначения, или матросом, приближающимся к водовороту невозможных лишений, или и тем и другим – главное послание заключается в том, что вы не можете осуществить то, что должны. Это невыносимо, как и неописуемое страдание в крике ребенка. Экзистенциальная тревога усиливается от мысли, что вы не можете быть автором своей жизни, даже если хотите.

В такой ситуации самообман кажется весьма привлекательной альтернативой. «Просто скажи, что делать!» – просит ваше сознание, поскольку вы больше не доверяете себе взять штурвал и вести корабль своего бытия.

Это состояние прекрасно описывает сцена из телесериала «Дрянь»[74]. Его героиня с одноименным прозвищем раз за разом совершает ошибки и разочаровывается в себе и других. Но продолжает идти вперед, не падает духом и осмеливается оставаться такой, какая есть. Она не предает себя, не желает оцепенеть (в этом отношении Дрянь – настоящий герой, и телесериал в целом, я полагаю, об экзистенциальной смелости). Но все же всегда есть искушение затормозить и поддаться самообману. В одной из серий героиня после ряда болезненных неудач решает сдаться и жить так, словно выбора нет. Она приходит в исповедальню, и священник, ее друг (с которым она, со своей склонностью все портить, желает переспать), спрашивает, чего она хочет от жизни. Вот ее ответ: «Я хочу, чтобы утром кто-нибудь сказал мне, что надеть. Чтобы каждое утро мне говорили, что надеть. Чтобы советовали, что есть. Что обожать, что ненавидеть, когда впадать в ярость, что слушать, какую группу любить, на что брать билеты, о чем шутить и о чем – нет. Чтобы кто-нибудь сказал мне, во что верить, за кого голосовать, в кого влюбиться и как признаться в этом. Полагаю, что хочу, чтобы кто-нибудь подсказал мне, как прожить свою жизнь, отец мой, ибо на данный момент я думаю, что заблуждаюсь. Знаю, именно поэтому людям нужны такие, как вы, чтобы просто сказать, как поступить. Вы говорите, что делать и что получится в результате. И хотя я не верю в эту чушь и понимаю, что, с научной точки зрения, что бы я ни сделала, это не повлияет на итог, мне все равно страшно. Почему я боюсь?»[75]

Просто гениально. Именно так и происходит. Когда, пережив разочарования, вы перестаете верить в себя, мысль об ответственности и одиночестве, которая неизбежно возникает в ходе личностных изменений, пугает еще больше. И идея притвориться мертвым кажется разумной. Она защищает от осознания, что ты один, что все зависит от тебя и ты не в силах проделать путь из пункта А в пункт Б. Именно поэтому человек начинает искать ответы в окружающей действительности. Не потому, что они там, а потому, что мысль о том, что все ответы на свою жизнь нужно искать внутри себя, становится непереносимой.

Я хочу, чтобы кто-нибудь подсказал мне, как прожить жизнь.

Особенно непереносимо понимать, что ты беспомощен, совсем пал духом и неспособен выйти на нужную дорогу. Когда вы измучены такими мыслями, лишь одно способно вывести вас из оцепенения – надежда.

Если вы теряете веру в себя и в мир, надежда становится серьезным источником опасности, ибо соблазняет вас желаниями, которые, как вы опасаетесь, не в силах осуществить. И вы чувствуете себя разбитым.

Давайте вспомним сложную структуру надежды: определить важную цель, наметить план ее осуществления и быть уверенным, что успешно сможете пройти этот путь. Что происходит, когда последний компонент отсутствует? Вы знаете, чего хотите, как этого достичь, но не верите в себя? Если нет убеждения в собственной эффективности – способности успешно завершить начатое или взять себя в руки, если это не удалось, – вы не сделаете шаг вперед.

Надежда без веры – это кошмарное тревожное состояние. Вы понимаете, что не хватает чего-то важного, но не верите, что способны это заполучить или построить надежное судно, которое удержит вас на плаву в случае неудачи. Вы стремитесь попасть домой, но до смерти боитесь предпринять следующий шаг.

Подумайте о том, что вы хотите изменить в себе сейчас. Возможно, это что-то незначительное, а может, и нечто существенное, это неважно. Что вам мешает? «Я уже сто раз пробовал, и не получалось. Так будет и теперь». Или: «Не хочу чувствовать себя неудачником, если не добьюсь своего». Это говорит ваше неверие. Оно грызет вас, потому что надежда убедила, что желаемые перемены важны. Тогда часть вашего сознания пытается задушить надежду, преуменьшая значение ваших желаний. «Это не так уж важно», «Может подождать», «Есть и более значимые вещи в жизни».

Возникает конфликт. Надежда движет вас вперед к цели. И на этом пути тревожит мысль, что вы одиноки. Если вы не уверены, что можете осуществить желаемое или оправиться от поражения, надежда пугает, поскольку стремления и желания могут обернуться разочарованием и досадой. А еще вы потеряете веру в себя и в мир вокруг.

В подобной ситуации надежда, толкая вперед к цели и заставляя усомниться в своих силах, выглядит опасным искусителем. Она уговаривает ввязаться в обреченное на провал предприятие. Не веря в себя и боясь сделать следующий шаг, вы отвергаете надежду – вашего проводника и боевого товарища на пути к цели. Я назвал эту тормозящую защитную реакцию «боязнью надежды». Она увеличивает сдерживающие силы экзистенциальной тревоги, заставляя беспокоиться о возможном провале на пути к поставленным целям. Страх также ослабляет движущие силы и мешает прикоснуться к источнику перемен. Неважно, потерпели ли вы такие же разрушающие неудачи, как Марк, или все менее трагично, я верю, что способность осуществить личностные изменения в значительной степени обусловлена тем, насколько сильно вы боитесь надеяться.

В следующей главе вы узнаете об удивительных, многогранных и сложных взаимоотношениях между страхом и надеждой и ролью веры на пути вперед.