Секта с Туманного острова Линдстин Мариэтт

17

Она проснулась с тревожным ощущением в животе. Высвободилась из объятий Беньямина, обвивающего ее, словно плющ. Подумала, что ей, наверное, приснился кошмар. Но когда вылезла из постели, ощущение только усилилось. От беспокойства возникла легкая дурнота. Проклиная маму, София подумала, что наверняка унаследовала ген тревоги.

Никаких причин для этого внезапного страха не было. С праздника, который они устраивали в честь Магнуса Стрида, прошло две недели. С тех пор Освальд пребывал в необыкновенно хорошем настроении, шутил и рассказывал персоналу на вечерних собраниях маленькие смешные истории. Он практически перестал трогать Софию таким странным образом. Иногда касался ее, клал руку ей на плечо, когда разговаривал с ней, но, казалось, по-дружески, – и ей стало казаться, что так оно всегда и было. Приближался Мидсоммар – праздник летнего солнцестояния, погода стояла прекрасная, и у них было больше гостей, чем когда-либо.

Не существовало абсолютно никаких поводов для беспокойства.

После долгого горячего душа София почувствовала себя немного лучше. Во время разговора у пруда Магнус Стрид что-то пробудил в ней. Она начала думать о будущем и о том, чем станет заниматься, когда истечет срок ее контракта с «Виа Терра». Возможно, работать в газете. Или писать книгу. Однако все это София держала про себя, поскольку Освальд наверняка не дал бы на все это согласия.

Перед уходом она, сев на кровать, растолкала Беньямина, напомнив ему, что через пятнадцать минут начинается утреннее собрание. Сама София на него больше не ходила. Вместо этого готовила офис к приходу Освальда, раскладывая все по местам: завтрак, утренние газеты и перечень его дел на день.

В то утро, даром что стояло лето, над поместьем лежал густой туман. Когда София вошла в офис, к ней вернулось ощущение беспокойства. Она раздвинула жалюзи, чтобы впустить в окна свет, но офис все равно оставался погруженным в серый полумрак, поэтому она зажгла несколько ламп, а потом подобрала с пола утренние газеты, которые всегда опускал в щель для почты в двери один из сотрудников.

Обычно София не читала газет, но именно этим утром просмотрела их. Почему, она так и не поймет. Возможно, поскольку думала, что ее уныние связано с чем-то произошедшим в мире… Иногда у нее бывали такие предчувствия.

София листала газеты, читала заголовки, но поначалу ничего особенного не находила. Новые опросы общественного мнения об отношении к различным партиям, прогнозы погоды на Мидсоммар и скандал, связанный с уходом за престарелыми. Но вот она дошла до газеты «Дагенс нюхетер».

Заголовок невозможно было пропустить:

«На Западном Туманном острове растет секта. "Виа Терра" – путь к свободе или к террору?»

Статья являлась сегодняшней передовицей. Поначалу София подумала, что ее, должно быть, написал кто-то другой; какой-нибудь безмозглый журналист, не имеющий о них ни малейшего представления. Она быстро пролистала газету до продолжения статьи – а там стояла маленькая фотография Магнуса Стрида, со сложенными на круглом животике руками и наиприятнейшей улыбкой на губах.

София, закрыв лицо руками, попыталась успокоить ставшее прерывистым дыхание. Немного посидела, уставившись в темноту ладоней, а затем снова глянула в газету. Заголовок не исчез.

Восемь часов. От Освальда никаких сообщений. У нее достаточно времени, чтобы прочесть статью. А прочесть ее необходимо до его прихода в офис.

Глаза помчались по тексту, пытаясь найти в нем хоть что-нибудь положительное. Что-то не сходилось. Стрид ведь должен был написать о них хорошо. Он превозносил программу, всегда выглядел веселым и тесно общался с Освальдом. Казалось, будто статья была написана кем-то другим – каким-то жаждущим скандала, отвратительным типом…

«На маленьком, покрытом туманом острове, неподалеку от побережья Бухуслена, пустило корни одно из самых странных движений нью-эйджа. Там обещают лучшую цивилизацию и новую надежду для человечества. Секта называется "Виа Терра"; ее лозунг: "Мы идем земным путем". Их лидер, двадцативосьмилетний Франц Освальд, бросивший Лундский университет, утверждает, что его целью является спасение человечества от ядов, стрессов и прочего зла. Их учение – ешь полезную пищу, высыпайся и совершай прогулки – обобщено в философских терминах, но тем не менее представляется просто разумным поведением, а не чем-либо, чего нельзя делать у себя в гостиной или в спортзале. Растущая толпа сторонников платит сотни тысяч крон за такую программу и несколько курсов по выдержке и технике расслабления.

Однако наибольшее беспокойство вызывает, пожалуй, то, что "Виа Терра", похоже, обладает магнетической, притягательной силой для власть имущих и представителей влиятельных кругов, включая индустрию развлечений.

Хотя эта секта – а надо сказать, что ее деятельность подпадает под любое определение данного слова, – утверждает, что нет ничего странного в том, чем они занимаются, тем не менее их посылы и методы имеют устрашающее сходство с другими группами, которые эксплуатируют свой персонал и своих членов. Молодые и преданные сотрудники ведут жизнь в коллективе, проживают в общих палатах, зарабатывают пару сотен крон в неделю и подчиняются малейшему взмаху руки Освальда. Похоже также, что представители высшего класса нашей страны и знаменитости всегда готовы вскочить в ближайший поезд, чтобы искать смысл и удовлетворение в этой поверхностной жизни».

Это катастрофа. Хуже, чем катастрофа. Убийственный удар. Освальд превратит их жизнь в ад.

Статья продолжалась в том же тоне, раскрывая, с чем они работают и какие гости принимают участие в программе. И конец был не лучше.

«Остается лишь проследить, куда направится "Виа Терра". Американский писатель Ф. Т. Барнум однажды написал, что каждую минуту рождается один доверчивый дурак. Поговорив с Освальдом и многими его подданными, можно констатировать, что слова Барнума сегодня столь же правдивы, какими были в XIX веке».

София перечитала статью. Пока читала, в ней бушевали и перемешивались разные чувства: презрение, злость, сомнение и страх. Сомнение в основном объяснялось тем, что в словах Стрида присутствовала некая правда, да и явной лжи София не обнаружила. Только новый угол зрения. Критический, под которым нельзя было увидеть ничего хорошего. Потом она подумала о книге, которую Стрид брал в библиотеке, и заинтересовалась, не является ли он немного извращенцем. Или, может, просто она не видит, к чему все идет с «Виа Терра»… Но больше всего София боялась того, что произойдет, когда в офисе появится Освальд.

Она подумывала даже, не спрятать ли газету, но эта мысль показалась ей абсурдной. Прикидывала, не пойти ли к себе в комнату и притвориться, что у нее температура. Освальд проявлял к больным безумную подозрительность, не терпел их возле себя. Идея казалась хорошей, пока София не сообразила, что кто-нибудь наверняка заставит ее измерить температуру – и тогда произойдет неизбежное. Когда Освальд прочтет статью, разразится дикий скандал. Скандал, который ей предстоит испытать на своей шкуре.

Зажужжал пейджер. Обычное сообщение. Он идет. София позвонила на кухню и заказала завтрак. Время тянулось медленно, но вот Освальд открыл дверь. По ее пристыженному взгляду и по осанке он сразу заметил, что что-то не так.

– В чем дело?

– Статья Магнуса Стрида… Вышла сегодня… – София протянула газету, словно собака, принесшая ее хозяину.

– И ты, конечно, прочла ее до меня.

– Я подумала, что мне следовало…

Он выхватил у нее газету, сел и принялся читать. София села за свой письменный стол и молча наблюдала за ним. Не смела даже изменить свое положение на стуле, хотя у нее начали болеть ягодицы.

Читая, Освальд никак не менялся в лице. Оно совершенно ничего не выражало. Тем не менее София видела: что-то происходит у него внутри. Легкое напряжение на уровне челюстей, медленно бледнеющая кожа… Но главное – от него исходило какое-то вызревающее отвратительное, мрачное ощущение, отравлявшее в комнате воздух. Внезапно она осознала, что Освальд смотрит на нее. Он не шевельнул ни единым мускулом, но его взгляд уже оторвался от газеты и был прикован к ее глазам. На мгновение ей подумалось, что он сейчас вскочит со стула и ударит ее. Но Освальд медленно поднялся, положил газету на письменный стол, вышел из офиса и закрыл за собой дверь. Его решительные шаги эхом отдавались в коридоре.

В течение трех следующих дней она его не видела.

Если б не персонал кухни, София всерьез волновалась бы за Освальда. Но в тот же день он позвонил им и заказал еду к себе в комнату.

Работавшая на кухне Лина заглянула в офис и сказала: «За ланчем Освальд поел хорошо».

София облегченно вздохнула. Тем временем слух о статье распространялся среди персонала и гостей с быстротой молнии. Поместье погрузилось в глубокое уныние. Повсюду были видны мрачные лица и печальные глаза. Буссе пытался подбадривать персонал на собраниях. Говорил, что Освальд, естественно, поможет им выбраться из ямы.

Но никто не знал, чем тот занимается у себя в комнате.

София нервно ходила по офису, толком не понимая, что делать. Придя туда на следующее утро, обнаружила, что лампочка на автоответчике Освальда буквально раскалилась: двадцать пять пропущенных звонков. София прослушала первый, оказавшийся от журналиста газеты «Афтонбладет», который хотел получить у Освальда комментарий по поводу статьи Магнуса Стрида. Следующее сообщение было от кого-то из газеты «Экспрессен». София выдернула вилку телефона из розетки, в полной уверенности, что Освальд не захочет давать какие-либо комментарии. Затем принялась убирать, сортировать бумаги и под конец, когда офис сверкал чистотой, начала читать на компьютере роман. После каждой главы прохаживалась по офису и смотрела во двор.

Около десяти часов она заметила за стеной толпу. Журналисты и фотографы с фотоаппаратами и камерами. Вероятно, они приехали на утреннем пароме.

София начала просматривать газеты – и ее опасения подтвердились. Другие издания ухватились за статью Стрида; некоторые – с ужасными предположениями по поводу происходящего на острове. Ее первой мыслью было, что родители, увидев это, упадут в обморок. Но как раз когда она собралась пойти в офис персонала, чтобы забрать мобильный телефон и послать им сообщение, в дверь постучали. Из кухни пришла Лина.

– Освальд говорит, что ты должна принять охранную фирму, которая приедет завтра рано утром.

– Охранную фирму?

– Да, он сказал, что они будут устанавливать на стене заграждение из колючей проволоки, чтобы никакие идиоты не лезли снаружи. Именно так он и сказал.

Поблагодарив Лину, София быстро нашла Буссе и рассказала ему о странном сообщении Освальда.

– Не вижу ничего странного, – сказал он. – Здесь полно журналистов. Если они всерьез захотят до нас добраться, им не составит труда перелезть через стену.

Следующим утром действительно прибыла охранная фирма. Пятеро мужчин работали весь день перед любопытными журналистами по одну сторону стены и онемевшими членами персонала по другую. Медленно, но верно ограждение на самом верху стены обретало форму.

София стояла во дворе вместе с Буссе и смотрела, как «колючка», словно огромный остроконечный змей, извивается вокруг поместья. Ей всегда нравилось стоять во дворе. Там приятно сочетались большое открытое пространство и природа… Но теперь Софии казалось, что это тюремный двор.

Когда все было закончено, мужчины подошли к ним с Буссе.

– Все сделано в точности как хотел ваш шеф, – сообщил один из них. – Сейчас я только покажу, как включается электричество.

– Электричество?

– Да, к проволоке подведено электричество, в точности как он заказывал. – Увидев ужас на лице Софии, мужчина рассмеялся: – Не волнуйтесь. Там не такое высокое напряжение. Никого не сожжет до смерти. Но основательный удар получить можно.

Буссе пошел за мужчиной к будке охранников, где находился рубильник. София осталась стоять, уставившись на заграждение. Все было как во сне, настолько отчетливом и резком, что он воспринимался реальнее, чем явь.

В тот вечер Освальд пришел в офис. Он казался выспавшимся и энергичным, а вовсе не убитым, как она ожидала. Его глаза так горели энтузиазмом, что он производил впечатление слегка безумного. Вернулось даже легкое высокомерное вскидывание головы.

– После ужина я хочу созвать на собрание весь персонал, – сказал Освальд. – Я имею в виду всех. До единого.

На пароме есть маленький чуланчик. Он находится на корме, где стоят во время пути машины. Чуланчик с предметами для уборки, недостаточно высокий для того, чтобы выпрямиться во весь рост. Но когда паром идет через пролив, им не пользуются.

Однажды я был там с Лили. Запер ее и напугал, но это другая история, которая сейчас не важна.

Пять часов утра, рассвет уже забрезжил.

Темнота превратилась в плотную серую дымку.

Три часа в чуланчике и еще один во время переезда. Ну что ж, пусть так. Это лучшее укрытие.

Запах пожара из усадьбы последовал за мной сюда. Он по-прежнему висит над островом, как пелена.

Но звуки машин, сирен, катеров и голосов стихли. Значит, они отчаялись. Меня больше не существует.

Я заползаю в чуланчик. Готовлюсь провести там много часов в темноте. О темноте я знаю все.

Темнота в подвале усадьбы. Омерзительный запах мужского пота.

Не видно, когда и откуда последуют удары.

Я закрываю за собой дверь и усаживаюсь на ведро. Ко мне приходят слова.

Заклинание, которое будет сопровождать меня в течение поездки. «Уничтожиться, восстать и вернуться». Как феникс восстает из пепла.

Время останавливается.

Внезапно я оказываюсь снаружи. Вижу весь остров сверху.

Ласкающие ландшафт первые лучи солнца. Деревья, дома и море.

Я понимаю, что покинул тело.

Что обладаю силами, о которых даже не подозревал. И что у жизни есть на меня феноменальные планы.

18

В большой столовой царила полная тишина. Столы отодвинули к стенам, а стулья поставили рядами так, что на них вплотную друг к другу сидели пятьдесят человек, устремив взгляды к подиуму, который соорудили для Освальда. Обычно в столовой слышались болтовня и шум. Сейчас они не разговаривали даже между собой. Тишина была не неловкой – скорее вынужденной и испуганной. Они ждали уже полчаса.

София сидела в первом ряду вместе с командой Буссе и главными ответственными за различные отделы. В самом последнем ряду находились те, кто угодил в немилость еще до газетной статьи: Мадлен, Хельге и парень из хозяйственного отдела, который чуть не разбил одну из машин Освальда, когда отгонял ее в автосервис. Средние ряды занимали остальные, сгруппированные по своим бригадам. Все было организовано в соответствии с инструкциями Освальда.

Наконец послышались решительные, хорошо знакомые шаги, но никто не решался посмотреть назад. Только София встала, чтобы посмотреть, не нужно ли Освальду что-нибудь; однако тот отрицательно покачал головой и жестом велел ей садиться. Встал за кафедру, положил перед собой лист бумаги и посмотрел на них со слегка озабоченным выражением лица.

– Мы немного побеседуем, – начал он. – И разберемся в том, что произошло за последнее время.

Освальд говорил дружелюбным тоном. Напряжение в группах слегка ослабло.

– Все очень просто, – продолжал он. – У нас был шанс донести учение «Виа Терра» до большого количества людей. Большинство из вас жопу рвали, чтобы помочь этому. Но кто-то за моей спиной снабжал Стрида ложью о нас, поэтому теперь мы должны найти источник утечки.

Взгляд Освальда посуровел, и он стал наобум пристально всматриваться в разных людей. По-прежнему стояла мертвая тишина. София даже слышала рядом с собой нервное дыхание Буссе. Освальд уставился на Улофа Хуртига.

– Улоф, ты был персональным куратором Магнуса Стрида. Может, ты немножко посплетничал?

Все обернулись и посмотрели на Улофа. София впервые видела его без приклеенной улыбки на лице. Обычно она слегка пробивалась у него в уголках рта, даже когда он бывал серьезен. Но сейчас Хуртиг стоял оцепеневший и бледный.

– Нет, Франц, ни в коем случае! Мы разговаривали только о его программе.

– Ты можешь обращаться ко мне «сэр». Кстати, все вы можете поступать так в дальнейшем. Как в США. Там лучше приучают своих сотрудников к дисциплине, чем в социалистической Швеции, – заявил Освальд. – Я надеюсь, что ты не лжешь, Улоф. Ты разве не понимаешь, что Магнус обвел тебя вокруг пальца?

– Да… сэр, понимаю.

Теперь Освальд смотрел на нее.

Не думает же он…

– А ты, София? Ты долго беседовала с Магнусом в библиотеке.

Когда она стала отвечать, голос ее зазвучал хрипло и странно.

– Мы говорили только о книгах, ни разу не переходя на личные темы.

Он продолжал смотреть ей в глаза. У нее по спине пробежал холодок, принеся с собой разные картины. Магнус Стрид у пруда. Его озабоченный взгляд и обращенные к ней вопросы о будущем. Но ведь это не имело никакого отношения к статье…

София уставилась на Освальда, попытавшись принять равнодушный вид.

– Я тебе верю, – наконец проговорил тот. – Ну ладно, если никто сейчас не сознается, вам придется выяснять это самим. У меня есть дела поважнее. Но прежде чем я уйду, нам надо немного поговорить о правилах в группе.

Он начал читать с лежащей на кафедре бумаги:

– Первое. Я хочу усилить отдел, занимающийся персоналом. Постоянно иметь одного охранника в будке и одного для патрулирования территории. Буссе надо выделить человека, который станет помогать ему с вопросами этики. Отдел персонала теперь подчиняется лично мне. Напрямую. Ясно?

Второе. В отделе персонала должна присутствовать программа для обращения с провинившимися. Им придется выполнять тяжелую физическую работу на территории поместья, нельзя будет разговаривать с остальным персоналом и категорически воспрещается общаться с гостями. Они будут носить красные бейсболки, чтобы все знали, кто они. Можете назвать эту программу «Покаяние» или как-нибудь в этом роде.

Он повернулся к Буссе, который усердно закивал.

– Да, сэр. Я займусь этим.

– Третье. Любой доступ к компьютерам, мобильным телефонам и всяким электронным штучкам с этой минуты запрещен. Даже в свободное время – хотя у меня есть сомнения в том, что оно у вас теперь будет. Компьютер в столовой следует отключить. Буссе, потом соберешь все остальное, что народ прячет по комнатам. Надо просто конфисковать все это дерьмо.

В голове у Софии промелькнула картина лежащего в комоде ноутбука. Необходимо спрятать его в более надежном месте.

– Четвертое. Сегодня вечером, перед уходом из столовой, вы должны написать краткий, но приветливый мейл семье и сообщить, что у вас очень много дел и вы какое-то время будете недоступны, но так, чтобы они не волновались. Можете написать сообщения от руки. Буссе, твой отдел отправит их с компьютера в столовой перед тем, как его отключат. – Внезапно Освальд рассмеялся. – Не смотрите с таким ужасом! Мы справимся с этим. Всего несколько недель – а потом все снова будет как обычно, и вы сможете писать твиты и мейлы, сколько пожелаете.

Кто-то из персонала нервно захихикал. Освальд вновь посмотрел на свои тезисы.

– И наконец, пятое. Никто из вас не покинет территорию без моего письменного разрешения. Фриск может, как обычно, заниматься закупками, но охранник должен записывать, когда тот уходит и возвращается в поместье. А теперь мне надо заняться более важными вещами. София, можешь оставаться здесь, пока вы не закончите. Но завтра ты нужна мне на месте, в офисе.

– Да, сэр.

Неужели она действительно произнесла такую вымученную и идиотскую фразу?

Освальд собрал свои бумаги, спустился с подиума, быстро прошел по проходу и закрыл за собой дверь столовой.

Из конца комнаты раздался крик:

– Черт возьми, Мадлен! Почему ты ничего не сказала? Я видела, что ты разговаривала с Магнусом Стридом!

Голос принадлежал Моне, которую словно подменили. С ярко-красным лицом она кричала, брызгая слюной и грозя пальцем поднявшейся с места Мадлен.

– Я ничего ему не говорила! Он просто спросил, как идут дела, и я сказала, что мне нравится работать на солнце. И всё.

– Ты врешь! Вы разговаривали долго.

Тут встала Катарина. Обычно она сохраняла полнейшее спокойствие, но, когда закричала на Мону ее голос звучал пронзительно и со странной хрипотой.

– А ты сама!.. Ты несколько раз сидела с ним в библиотеке одна. О чем это вы разговаривали?

Софию заинтересовало, почему Катарина защищает Мадлен. Они, видимо, стали подругами, когда пропалывали вместе клумбы.

Мона, казалось, не обращала на Катарину внимания. Она прошла назад, к Мадлен, встала напротив нее и, толкнув в грудь, крикнула этим новым, странным голосом:

– Я знаю, что ты врешь!

Затем снова толкнула Мадлен – на этот раз сильнее.

Все произошло стремительно. Вдруг оказалось, что Мадлен, повалив Мону на пол, сидит на ней верхом и, прижимая ей руки к паркету, кричит:

– Заткнись, заткнись! Мерзкая старуха!

Тут случилось нечто немыслимое: Мона, приподняв голову, плюнула Мадлен прямо в лицо. Плевок угодил в глаз, и Мадлен взвыла от злости. Прибежавший Буссе разнял их.

София просто стояла и ошеломленно смотрела на них во все глаза. Ей никогда не доводилось видеть ничего подобного в поместье, да и где-либо в другом месте тоже.

Потом ее взгляд упал на Беньямина, который сидел и тихонько ухмылялся.

– Ты находишь это веселым? – громко спросила она.

– Да, довольно забавным.

Все взгляды устремились на него. Даже Мадлен и Мона прекратили перепалку.

– Что же здесь забавного?

– Вся эта чехарда.

– Значит, к тебе это отношения не имеет?

– В общем-то, нет. С этим Стридом я не разговаривал. И вообще, не думаю, что крики к чему-нибудь приведут.

К Софии подошел Буссе.

– Ладно, угомонитесь! Беньямин ведет себя как скотина, но он все-таки прав. Нам надо браться за дело иначе. Вставайте по одному и отчитывайтесь в том, что говорили Магнусу Стриду.

– Все пятьдесят? – София посмотрела на него с недоверием.

– А ты знаешь лучший способ? Освальд ведь сказал, что хочет знать, кто болтун.

Она пожала плечами. Взглянула на Беньямина, строившего гримасы, и подавила порыв подойти и ударить его.

Буссе вызывал членов персонала, одного за другим, и расспрашивал их. Другие тоже набрасывались со своими вопросами. Это продолжалось почти три часа и в конечном счете ни к чему не привело, поскольку никто не хотел признаваться, что слил какую-то информацию. София так извелась, что у нее заныли ноги. Она постоянно посматривала на часы и думала о письмах, которые они должны будут написать своим семьям.

У Буссе делался все более отчаянный вид, поскольку они ни на шаг не продвинулись. Все, кого он поднимал, стояли неподвижно, точно куклы, и отрицали любые обвинения. Под конец Буссе повернулся к Софии и прошептал ей на ухо:

– Что нам делать дальше?

– Пусть все пишут мейлы домой.

– Да, но что мы скажем Освальду?

– Скажем, что будем разговаривать с каждым с глазу на глаз до тех пор, пока не обнаружим источник утечки. Возможно, виновному не так-то легко сознаться перед пятьюдесятью людьми.

Лицо Буссе просияло.

– Ты права! Так и поступим. – Сразу вновь наполнившись энергией, он обратился к персоналу: – С этим мы закончим позже. Сейчас вы должны написать семьям. Пишите на листке бумаги сообщение, а также свой электронный адрес и пароль.

– Я свой пароль не выдам, – снова возник Беньямин.

– Угомонись! Ты сможешь изменить его, когда в следующий раз зайдешь в почту.

Беньямин что-то недовольно пробурчал в ответ.

Когда София села писать мейл родителям, в голове у нее возник ступор. Горло опухло от сдерживаемых слез, под веками жгло. Однако она написала странное сообщение о том, что страшно занята и какое-то время не будет успевать писать или звонить. Оно звучало вовсе не так, как если б она писала его сама. Но София вконец устала и хотела лишь одного: пойти и лечь спать. Тем не менее они продолжали до глубокой ночи. Требовалось выделить персонал для офиса Буссе. Никто из ответственных не хотел отдавать никого из своих, поэтому развернулась ожесточенная борьба, шедшая, пока хозяйственный отдел и двор не сдались и не предложили двоих человек из своего состава.

Наконец они закончили. Воздух в столовой стал спертым, и София вышла во двор подышать. Было почти пять часов. Уже рассвело, и розовое летнее небо с легкой облачностью предвещало хороший день. Она немного побродила по газону, промочив в росе туфли и нейлоновые чулки. Посмотрела на шипастое проволочное заграждение. Попыталась вновь вызвать в себе приятное ощущение, испытанное ею, когда она проходила тезисы и парила над землей, как ласточка. Но оно не возвращалось.

Беньямин сразу отправился в комнату; когда пришла София, он уже спал. Его одежда валялась разбросанной по полу, а сам он тяжело храпел под одеялом. София открыла ящик комода, где лежал завернутый в простыню ноутбук, но не могла придумать, куда его перепрятать. Решив, что сверток выглядит как сменное постельное белье, она оставила ноутбук в комоде. Медленно разделась, приготовила форму на завтра, потолкала Беньямина, пока тот не подвинулся, посмотрела на часы и сообразила, что ей через два часа вставать. Затем погасила свет и погрузилась в глубокий сон.

Сейчас я сделаю перерыв в рассказе.

Совсем ненадолго, чтобы кое-что объяснить. Вы, наверное, задавались вопросом насчет Лили. Почему так произошло, или почему я в тот вечер не вытащил ее из сарая.

Поэтому важно, чтобы вы поняли ход моих мыслей. Как я управляю своей жизнью.

Я смотрю на жизнь как на игру, и существует много разных способов, как играть, только выбирай.

Однако у игры должны присутствовать четкие правила, и у нас с Лили они были. По вечерам она становилась моей рабыней. Мы с ней играли в такую игру, и ей это нравилось. Настолько, что она просила и уговаривала меня поиграть: идти на больший риск, делать более опасные вещи.

Но тем вечером она нарушила правила.

Своими криками и, разумеется, пожаром Лили учинила страшный кавардак и подвергла меня серьезной опасности. А в таких случаях нужно первым делом думать о себе.

Я полагаю, что Лили в каком-то смысле изжила себя. Ей было здесь не место, она была слишком мягкой и доверчивой.

Иногда я думаю о ней, не без того. В ней чувствовалось нечто особенное.

Однако она являлась лишь частью игры, шахматной фигурой, которую вывели из игры и использовать ее уже больше нельзя.

Сейчас я дам вам совет: смотрите на жизнь как на игру, тогда она не будет казаться такой серьезной.

Остальные люди – просто шахматные фигуры. Они могут наделяться различными ролями и даже устраивать неприятности. Но главная роль принадлежит тебе, и у тебя всегда есть выбор: воспользоваться ими или убрать в сторону.

И не будь таким чертовски чувствительным, поскольку, если ты им позволишь, они поступят с тобой так же.

Вот так обстояло дело с Лили. А теперь пойдем дальше.

19

Она освободилась. По крайней мере, на пару часов. Испытывала странную гордость от того, что сумела выговорить себе немного свободного времени. И точно знала, как распорядится им.

Был один из тех дней, когда все удавалось. Когда София вошла в офис, Освальд уже сидел на месте. В виде исключения он не отнесся к ней, как к воздуху. Даже не пожаловался на то, что она на пять минут опоздала.

– София, сегодня у нас ожидается посетительница. Ее зовут Кармен Гардель, и она одна из лучших специалистов по пиару в стране. Она поможет нам положить конец всей той лжи, которую пишет о нас пресса.

София ничего не знала о том, что писала пресса, поскольку после статьи Магнуса Стрида был введен полный запрет на чтение газет. Она даже не читала потихоньку газеты Освальда, но поняла по его тону, что СМИ усиленно обсасывали «Виа Терра». Да, действительно, какая-то Кармен с низким и хриплым голосом пару раз звонила и спрашивала Освальда. София даже подумала, что он состоит с ней в связи.

День проходил быстро. Освальд энергично работал. Он выдавал разные директивы, которые София перепечатывала и передавала персоналу. Речь в них в основном шла о том, что следовало исправить: о поломанном заборе вокруг фермы, об увядшей клумбе, которую требовалось засадить заново, и о новых охранниках, по-прежнему бегавших повсюду одетыми как крестьяне. Между диктофонными записями Освальд тихонько напевал. Периодически он посматривал на нее и улыбался. Работать с ним в этот день казалось по-настоящему приятным.

Около пяти часов он встал и выключил компьютер.

– Сейчас мы с тобой немного пройдемся по территории, дабы убедиться, что все выглядит хорошо. Я хочу, чтобы Кармен приняли наилучшим образом. Возьми с собой блокнот.

Во дворе их обдало свежим ветром. Солнце светило на оставшийся с Мидсоммара праздничный шест с увядшими цветами и зеленью. Его установили исключительно ради гостей – персонал в настоящее время ничего не праздновал. Новые правила Освальда вступили в силу и неукоснительно выполнялись. Подразумевалось, что все будут работать сверхурочно, и это являлось доказательством их преданности. Возникло также молчаливое соглашение, что неправильно ложиться спать, пока Освальд работает. В результате персонал частенько следил за его окнами, пока свет не погаснет, и только после этого решался идти по кроватям.

Рабочие дни стали долгими, а полноценный ночной сон – роскошью. Сам Освальд приходил в офис по утрам довольно поздно, в то время как персонал собирался на заре, но об этом никто даже не заикался. Кроме того, увеличился личный штат Освальда, чтобы поддерживать его, пока он разбирается с неприятностями, с которыми никто другой справиться не мог. У него появился повар, который готовил ему еду; кто-нибудь из хозяйственного отдела заботился о его комнате, одежде и разных других личных вещах. Для Софии это означало лишь уменьшение рабочей нагрузки.

Освальд с возмущением указал на праздничный шест.

– Его надо немедленно убрать. Кто, черт возьми, оставил его здесь? Найди Буссе, чтобы он этим занялся.

София собралась было сказать, что за праздничные шесты отвечает не Буссе, а хозяйственный отдел, но прикусила язык, поскольку как раз в этот момент со стороны гостевых домиков показался Буссе и подбежал к ним.

Освальд уже успел всерьез разозлиться.

– Узнай, кому пришло в голову оставить во дворе этот омерзительный шест. Его необходимо немедленно убрать. Это выглядит полным идиотизмом. Здесь что, по-прежнему никому ни до чего нет дела?

София что-то пробормотала, а Буссе заверил, что займется шестом.

– Теперь пойдем в комнату Кармен, – сказал Освальд Софии. – Я вчера объяснил Анне, как эта комната должна выглядеть.

Анна несла главную ответственность за все, что касалось гостей: за проживание, обслуживание и питание. Она уже ждала их возле гостевых домиков. Вообще-то, Анна была в группе королевой красоты: фигура – песочные часы, восхитительно красивое лицо. Однако, когда поблизости находился Освальд, она превращалась в мокрую курицу Это проявлялось настолько явно, что вызывало у Софии ощущение неловкости. Анна смотрела на Освальда остекленевшим взглядом, разговаривала девчоночьим голосом, дрожащим от усердия. Заигрывания Анны и холодная надменность Освальда входили в полное противоречие между собой. Он всегда находил повод для возмущения, и все заканчивалось слезами в глазах Анны и яростью Освальда.

В его отсутствие она с удовольствием рассказывала маленькие веселые истории о том, как он говорил ей всякое разное, словно они были лучшими друзьями, и остальным это по большому счету действовало на нервы. София покосилась на Анну. Интересно, каково это – постоянно жить с такой безответной любовью?

Начиналось все хорошо. Комната была проветрена, кровать тщательно застелена. На подушку положили шоколадку, на ночной столик поставили бутылку игристого вина. Ванная комната сияла чистотой. Возле ванны висел белый махровый халат. Освальд несколько раз огляделся и удовлетворенно кивнул.

Но вдруг между бровями у него образовалась маленькая морщинка.

– Цветы!

– Цветы? – София взглянула на вазы, заполненные белыми розами.

– Я говорил: пионы!

Анна пристыженно посмотрела на Освальда.

– Почему вы поставили в вазы розы?

– Сэр, мы подумали, что, может быть, розы хорошо подойдут…

У Освальда напряглись челюсти.

– Вы что, такие идиотки? Вы не отличаете розы от пионов? Они ведь не похожи. Неужели у нас в поместье нет пионов?

– К сожалению, нет. Но, сэр, я этим займусь.

– Я тебе не доверяю. София, тебе придется организовать это. Я хочу, чтобы были пионы. Не знаю, когда закрывается цветочный магазин; возможно, уже поздно… Тогда нарви диких цветов, только не любых. Нужны действительно красивые букеты. Типичные для шведских шхер цветы. У тебя остался час до приезда Кармен. Я полагаюсь на то, что ты это устроишь.

София кивнула. Цветочный магазин закрылся еще в пять часов, но это не имело значения, поскольку она точно знала, где можно найти красивые дикие цветы, – видела в прошлом году, как они росли вдоль ручья возле домика Карин Юханссон.

София побежала к себе в комнату и надела вместо туфель кеды. Они так по-дурацки смотрелись с пиджаком и юбкой, что, взглянув на себя в зеркало, она громко засмеялась.

Охранник, выпуская ее в калитку, тоже странно посмотрел на нее.

Оказавшись снаружи, София немного постояла. Вдохнула воздуха и почувствовала себя свободной и ожившей, как теленок, которого только что выпустили на пастбище. Избрав кратчайший путь до домика, она всю дорогу почти бежала. Начало июля и к тому же выходной – вероятность, что Карин в домике, была велика.