Сандор / Ида Кадефорс Сара

Мама вздрогнула и резко села в кровати. Огромные глаза удивленно смотрели на Иду. Ида отпрянула. Они пристально разглядывали друг дружку. Ида опомнилась первой. Она благодарно улыбнулась маме и положила руку ей на плечо.

– Это я. Извини.

Мама потихоньку пришла в себя.

– Ты чего? Что ты тут делаешь?

– Я не знала… Просто хотела проверить…

Мама снова откинулась на подушку, обхватила голову руками и заохала.

– Бедная я. Моя голова… – Она сморщилась, посмотрела на Иду и улыбнулась.

– Доченька, ты поела? Надо есть. А ты разве не?.. Сегодня же не выходной? Тебе в школу не идти?

У Иды комок к горлу подкатил. Эта жалкая попытка поступить «как мама» бесконечно растрогала Иду, и та нежно погладила маму по щеке, как будто это она была мамой, а мама – ее больным ребенком.

– Сейчас пойду, – Ида обняла ее, вдохнула мамин запах. Отвращения она больше не чувствовала – просто хотела попрощаться перед уходом.

Мама рассеянно обняла ее в ответ.

– Ясно… Ты аккуратнее. Пока, солнышко.

Ида постояла еще немного, а мама отвернулась. Опять лицом к стене. Вот черт!

– Может, займешься чем-нибудь сегодня? Хотя бы выйдешь воздухом подышать? – Она услышала, как вымученно это прозвучало, и едва не заплакала.

В ответ мама лишь тихо пробормотала что-то, но не «обязательно, так и сделаю», а скорее нечто противоположное. Ида сглотнула, поморгала, чтобы слезы не потекли по щекам, и, покинув тошнотную комнату, отправилась в школу. Шлак, а не жизнь!

* * *

– Ты глянь – спать можно стоя! – сказал Тоббе, уткнувшись в книгу. Сандор, уже с рюкзаком за плечами, стоял на пороге и смотрел на часы. Ну всё, теперь они точно опоздают.

– Мы сейчас не успеем.

Тоббе по-прежнему пялился в книгу.

– Спят и вроде как привязанные. Глянь!

Он возбужденно сопел. Пахло от него потом. Как всегда. Может, сказать ему? Но как начать? «Кстати»? Или наоборот – «я тут давно хочу тебе сказать»? Не проканает. Ему, скорее всего, будет до лампочки. «От меня плохо пахнет? Ясно. И чего?»

Тоббе не унимался.

– Это потому, что в космосе нет ни верха, ни низа.

Сандор раздраженно фыркнул, но тут же оборвал себя. Тоббе так общается, и почему бы не пойти ему навстречу. Уж Сандору-то следует понимать, каково это, когда тебя не воспринимают всерьез. Он заглянул в книгу.

– Ух ты!

Тоббе весь светился от признательности.

– Вот так они на МКС, этой новой станции, и спят. Круть, да?!

– М-м-м.

– И раньше, на «Мире», тоже так было.

– Вон оно чего…

– Ты прикинь, а? Спать стоя!

Нет уж, хватит. Сандор посмотрел на часы и делано ужаснулся.

– Ой! Давай быстрее!

– Я туда полечу, клянусь!

– Да, пора бы. Уже без двадцати.

– Жить на такой станции… Грузовые корабли привозят им воду, еду, книги – вообще всё, что нужно.

– Удобно.

И то верно.

– Ты прикинь, а? Сиди себе и целыми днями ставь научные эксперименты. Прямо как специально для меня работа.

– А я буду на большой сцене танцевать. Мне это больше нравится.

Сандор ждал, что на это скажет Тоббе, но тот и бровью не повел, а всё пялился в книгу.

– Вроде как возникает такое чувство, как будто…

– Тоббе, я пошел!

На хрена он вообще изображает тут доброго приятеля, если Тоббе в ответ даже напрягаться не собирается? Он вообще знает, куда Сандор ездит четыре раза в неделю? И понимает, что они разные, как ночь и день? И понимает ли, почему они сдружились?

– Иду.

Наконец-то. Они миновали спальню родителей Тоббе. Папа, сидевший в одних трусах на кровати, поднял руку.

– Привет!

– Здравствуйте, – ответил Сандор и поспешил в прихожую.

– Пока, пап! – беззаботно крикнул Тоббе.

* * *

Она нетерпеливо топталась возле лифта. На часах было без десяти. У соседей открылась дверь. О нет, только не сегодня! Ну разумеется, это была Ванья, и она тоже опаздывала. Во всём своем великолепии Ванья выплыла на площадку. На плече болтается черный рюкзак, челка закрывает пол-лица. До омерзения идеальная прическа – волосы только что вымытые и незавитые. Каждый волосок на своем месте, ни один не торчит, хоть обыщись. Так и тянет взять ножницы и обрезать эту гладкую блестящую занавеску, одним движением уничтожив саму сущность этой дуры.

Ванья заперла дверь. Господи, сделай так, чтобы лифт приехал, пока она не заметила Иду! Но нет. Обернулась. Как всегда, они даже не кивнули друг другу.

Стояли молча, на безопасном расстоянии друг от друга. Ванья с ног до головы оглядела соседку. Ида же пыталась казаться непринужденной. И знала, что у нее это получается.

Ну же! Лифт пришел через сто лет. Ида открыла дверь. Ванья быстро проскользнула внутрь вперед Иды. Вот зараза!

Ванья, не отрываясь, смотрела Иде на ноги, всем своим видом излучая почти болезненную неприязнь. Ида отвечала ей безудержной ненавистью – ничего не могла с собой поделать.

– Ты уверена, что расчесалась именно сто раз?

Ванья явно растерялась.

– А то, может, схалтурила, – продолжала Ида, – всего-то девяносто восемь раз расческой махнула…

Ванья скривилась и отбросила челку в сторону. Отвратная челка! И сама Ванья такая же, прямая и угловатая.

– На улице плюс два, а ты в капроновых колготках? – Ее взгляд вновь переполз на ноги Иды.

Глаза как ледышки. И холодная, словно про себя, улыбочка. Лифт остановился.

Ванья толкнула дверь и, гордо вскинув голову, вышла.

– Смотри придатки не застуди.

* * *

Оставался всего один урок. А ведь еще утром казалось, что впереди целая вечность, что этот день никогда не закончится и Сандор навсегда останется в школе, пленник вселенной исписанных шкафов, плевков и сломанных унитазов. Здесь он умрет, не успев вырасти и ничего не достигнув. Он вспомнил фильм, который как-то принес Арон и в котором все дни были одинаковые. Арона прямо трясло от смеха, а на Сандора фильм навел тоску. Всё было почти как в его жизни: дни охожи один на другой и одинаково бестолковые. Ничего нового.

Последний урок. Вокруг Сандора выросла звуконепроницаемая стена: он слышит, но не слушает. Остальные сбились в группки, громко беседовали и размахивали руками. Только он и еще пара человек сидели за партами и ждали, когда начнется урок. Аманда устало улыбнулась ему, демонстративно вздохнув. Они с Ширин отличницы. С ними Сандор неплохо ладил.

В класс вошла Берит Валлгрен, прямая и подтянутая, быстро кивнула сидевшим. Следом за ней появился какой-то высокий светловолосый тип лет двадцати с чем-то. Внимательным взглядом он окинул класс, и некоторые из присутствующих умолкли.

Берит откашлялась и шикнула:

– Ну, по местам!

Большинство, хоть и неохотно, послушались.

– Сегодня у нас гость из ССР, – объявила она.

Сердце заколотилось быстрее.

– Кто-нибудь слышал про ССР?

Большинство недоверчиво выжидали. Кто-то продолжал болтать.

– Совсем ничего? Союз сексуального равенства, – громко и четко выговорила она, – неужели не слышали о таком?

Слово «сексуального» подействовало – повисла тишина.

Мужчина представился. Звали его Кент, и ему было двадцать восемь лет. О чём пойдет речь, почти никто не понял, разве что до них дошло, что связано это с сексом.

Кент улыбнулся. Он рассказал, что работает организатором досуга в Гётеборге, но, кроме того, проводит беседы с учениками старших классов. Класс затаил дыхание. Сандор почти слышал их мысли. «Так о чём речь-то пойдет? О сексе?» Кент радостно улыбнулся, словно тоже услышал этот вопрос.

– О том, каково это – быть гомосексуалом.

Класс во все глаза смотрел на гостя. Один Тоббе рассеянно и совершенно равнодушно уставился в окно.

Сандор опустил глаза. Он знал, что некоторые переглядываются и гримасничают. Самые мерзкие – Бабак, Валле и еще одна троица. Под кем-то скрипнул стул, еще кто-то зашушукался. Что еще происходит в классе, Сандор не знал. Он уставился в столешницу, чувствуя, как тело под майкой горит. Краснота медленно поднималась вверх по шее, расползалась по лицу и щекам, а изменить это Сандор не в силах. Господи. Лишь бы никто не заметил!

Кент словно вообще ничего не заметил, а может, ему было плевать. Как ни в чём не бывало он рассказывал и объяснял, каково это – быть геем, говорил, что многие в их возрасте размышляют о своей сексуальности. Когда ему было пятнадцать-шестнадцать, он до смерти боялся самого себя и своих так называемых особенностей, но на самом деле гомосексуальность – совершенно естественная вещь, такая же, как и гетеросексуальность, любовь от пола не зависит. До сознания Сандора добирались лишь отдельные фразы.

– О нас, геях, до сих пор существует много предрассудков. Вот я, например, разве выгляжу как гей? – Он развел руками. – Ну? Я действительно похож на гея?

Кто-то сказал, что нет, не похож.

– То-то и оно. А вы тоже полагаете, что геи как-то по-особенному выглядят?

На хрена он то и дело повторяет это слово? Гей. Сандора едва не трясло. В ушах почему-то звучало «пей», отчего перед глазами всплывали два жирных алкаша.

– Ну так как же выглядят геи?

До Сандора донеслось невнятное шушуканье. «Как Сандор… Сандор… Сандор…»

Берит Валлгрен шикнула, но Кент, ничего не заметив, продолжал:

– Полагаете, такой мужчина должен быть женственным, да? Носить украшения, краситься и вести себя как девушка?

Голоса становились всё громче и почти переросли в ровный гул. «Сандор… Сандор… Сандор…» Берит снова зашипела на них, а Аманда обернулась.

– Заткнитесь! – раздраженно бросила она.

– Это не так. Гомосексуалы ничем не отличаются от всех остальных. Все люди разные, как и вы здесь…

В бубнеже позади уже можно было различить отдельные слова. Двое, а может, и трое повторяли: «Сандор… Сандор… Сандор…», и Кент, видимо, наконец-то это услышал. Он умолк и растерянно оглядел класс. Но бормотание не стихло. Кент замер в нерешительности. Но вот их взгляды встретились, и Кент всё понял, и в глазах его Сандор заметил сострадание. Может, он вспомнил себя неуверенным пятнадцатилетним подростком? Да пошел ты! Катись к чёрту! Сандор вовсе не желал оказываться с ним в одной лодке. У него с Кентом ничего общего нет и не будет. Пускай этот Кент не лезет к нему и оставит всё как есть. Потому что, пока он не приперся сюда и не понес весь этот бред про гомосексуальность и геев, всё было вполне сносно.

Шушуканье продолжалось. Кент смотрел на Сандора. Сандор думал, что вот-вот потеряет сознание. Но тут Кент отвел глаза и серьезно посмотрел на класс. Его взгляд перескакивал с одного ученика на другого и наконец остановился на шепчущем что-то Бабаке. Он что, прикрикнет на него? Похоже на то. Интересно, Бабаку прямо сейчас прилетит или Кент перемены дождется? Взгляд, словно лазерный луч, прожигал Бабака насквозь. Бабак заерзал и замолчал. И только тогда Кент отвернулся от него и, как будто ничего не произошло, улыбнулся.

– Я играю в хоккей и жую снюс. И еще я гей.

* * *

В кафе. Как всегда, потому что на математику идти неохота. Сюзанна влюбилась в новый чай. До этого она обожала ревень со сливками, а когда он ей надоел, перешла на земляничный и теперь пила только такой. Типа, глупо брать обычный эрл-грей или черную смородину: «Господи, до чего ты скучная! Надо же когда-нибудь и новенькое попробовать!» Она с преувеличенным энтузиазмом хлебала третью чашку земляничного чая: «М-м-м!» И время от времени косилась на Иду – уговорила ее взять то же самое.

– Правда же, вкусно?

Конечно, нет. Пластмасса.

– Неплохо, ага.

Перед Терезой стоял стакан горячей воды. Она назвала это «серебряным чаем» и сказала, что ничего другого ей не хочется, но Ида понимала: она врет. Просто это бесплатно. Ну и чего не признаться? Взять и сказать, что денег нет, а те, что были, она спустила вчера в баре. Да они потому сюда и ходят, что горячую воду тут наливают бесплатно. Во многих местах берут пять крон, а где-то и восемь. За горячую воду! Оборзели.

Ида всё грызла себя за то, что прогуляла урок. Если ее не аттестуют по математике, то не возьмут в старшую школу. А она вообще хочет туда? Ну да, иначе чем тогда заниматься вместо школы? Вытирать столы вонючей тряпкой? Нет уж, при одной мысли об этом начинало тошнить. Бр-р, таскать грязные кофейные чашки, салфетки и окурки.

– Вы выбрали предметы на следующий год?

Подруги вопроса не расслышали – уткнулись в журнал с длинноногими моделями.

– Ясное дело, мисс Вермланд. Она тут самая симпатичная, – Сюзанна решительно отставила чашку. Тереза пролистала журнал до фотографий в полный рост.

– Лицом, может, и да. Но ляжки как у коровы, – она ткнула пальцем в коленку мисс Вермланд, – ты глянь. Это чё, красиво, по-твоему?

– Так что вы, какие предметы выберете?

Они оторвались от журнала.

– Это прямо сейчас надо решить? – жалобно протянула Сюзанна.

– Но рано или поздно придется ведь?

– А мне вообще плевать, – сказала Тереза.

– Разумно, – одобрила Ида.

Сюзанна опять посмотрела в журнал.

– Чё сразу «как у коровы»? По фотке и не скажешь.

Ида уставилась в окно. Ничего не происходит – ни там, снаружи, ни здесь, внутри. Пройдет время, и в один прекрасный день Иде исполнится тридцать шесть, она постареет и подурнеет, а ни образования, ни работы у нее не будет. Зато наверняка будет депрессия. Да и может ли быть иначе?

– У меня нет будущего.

Подруги оторвались от журнала.

– В смысле?

– Я ни на что не гожусь.

Сюзанна уставилась на Иду.

– Ты чего, спятила? У этой вон вообще ноги как у коровы!

Ида пожала плечами.

– У меня оценки хреновые.

Тереза раздраженно посмотрела на нее.

– А у нас тогда какие?

– Угу. Но мне просто хочется быть, ну, типа, поумнее, что ли.

– Хотеть не вредно, – съехидничала Сюзанна. Тереза недоверчиво покосилась на Иду.

– Даже трехлетки знают: если чего-то больше всего хочется, можешь сразу об этом забыть.

– Может, если считать себя умным, и правда таким станешь? – предположила Ида.

– Чего-о? Да расслабься уже. Некоторые просто изначально умнее.

Разговор закончился. Тереза вернулась к журналу.

– Мисс Вестерготланд лучше всех, это понятно. Всё при ней: и волосы красивые, и мордашка ничего, и фигурка отличная.

– Она какая-то слишком тощая. Выглядит прямо мерзко. Ида, как тебе?

– Да они все примерно одинаковые… Но почему мы неумные-то? Разве это очевидно?

Подруги вытаращили глаза, точно она сморозила глупость.

– Одинаковые? Ну не! В каком месте они похожи-то?

– Мне просто так кажется! Я о том, что в голову-то мне никто не заглядывал – откуда же мы тогда знаем, умная я или дура?

Сюзанна вдруг задушевно улыбнулась Иде.

– На следующий год пошлем тебя на кастинг. Ты идеально подойдешь.

В Иде проснулась злость. Она глубоко вздохнула и быстро улыбнулась.

– Мило с твоей стороны, но я не…

– Да тебе как раз туда дорога.

– Я недостаточно…

– А вот и нет.

– …недостаточно…

– …высокая, – Тереза огласила этот приговор с убийственной серьезностью.

Ида с Сюзанной удивленно посмотрели на нее.

– Ты просто ужасно низенькая. Надо быть метр семьдесят, не меньше.

Спорить Ида не стала. Ее всё устраивало. Не быть ей мисс Швецией, и что с того?

– Для модели достаточно, ага. Но не для мисс Швеции, – злобно парировала Сюзанна, – а ты что, завидуешь?

У Терезы даже рот приоткрылся от удивления.

– Чему? Ты ведь даже фотку не посылала!

Сюзанна пожала плечами.

– Ну, не знаю. Показалось. А ты свою что, послала? И прокатили?

Тереза побагровела.

* * *

Он шел и глаз не мог оторвать от виляющей задницы, туго обтянутой блестящей тканью. На такие попки просто невозможно не смотреть. Блин, вот отстой. Время от времени Сандор переводил взгляд, но тот сам собой поворачивался к Стине. К ее попе. Он взглянул на шагавшего рядом с ним Тоббе. Тому Стинина задница была до лампочки, словно никакой Стины и вовсе не существовало.

Такие туфли, как у Стины, клянчила Нора, но мама запрещала. И вовсе не из-за цены. В них ногу свернуть – раз плюнуть. Длинные волосы волнами ниспадали на спину. Белокурые, но у корней почти черные. Задница вихлялась из стороны в сторону. Это с ним что-то не то? Он просто обычный кобель? Или это у нее попа такая красивая? А может, сама Стина красивая? Сандору ужасно не хотелось походить на всех остальных – ведь он-то не такой, как они. Но сейчас выходило, что особенный тут Тоббе. Или притворяется, а на самом деле, когда Сандор не видит, украдкой посматривает на Стину?

– Как по-твоему, она красивая? – прошептал Сандор.

От неожиданности Тоббе вздрогнул.

– Чего? Кто?

– Стина.

– Стина? А что с ней?

Сандор шикнул и ткнул пальцем в фигуру впереди. Тоббе посмотрел на Стину так, точно впервые ее увидел.

– Ты спросил, красивая ли она?

– Ага. Тебе как?

Тоббе озадаченно нахмурился. Господи, он что, сам не знает, что думает? Сказал бы хотя бы, что считает ее вызывающей. Ведь он, наверно, так должен думать? Но Тоббе явно встал в тупик. Это же не про археологические открытия и не про первооткрывателей XII века. Тоббе настороженно смотрел на Стину и силился придумать ответ.

– Красивая… – нерешительно протянул он, – не знаю…

Но Сандор решил не отступать.

– Просто скажи, да или нет. Скажи, что думаешь.

– Да, но… Красивая? Что именно красивое у нее?

– Что именно?.. Да просто красивая! Целиком!

Он не узнавал собственный голос. Тоббе опять посмотрел на Стину и вздохнул, честно пытаясь что-нибудь сказать.

– Да я ж только сзади сейчас ее вижу.

Сандора охватило бешенство.

– Но ведь ты ее и спереди видел!

– Это верно… А тебе самому она как?

Сандор наконец определился.

– Нет, по-моему, она некрасивая. Какой-то от нее дешевкой несет. В смысле, стиль у нее такой. Она не в моем вкусе.

Сандор оторвал взгляд от Стининой задницы. Чуть поодаль у сосисочной сидели Бабак и Валле. Твою ж мать. Вся решимость, переполнявшая его пять секунд назад, сразу испарилась. Но его они пока не заметили, занятые Стиной. Бабак присвистнул, а за ним и Валле, но Стина не обращала на них никакого внимания.

– Эй, Стина, подойди-ка сюда! – заорал Бабак, но девушка прошла мимо. – Стина? – В голосе парня вдруг послышалась неуверенность. Однако Стина лишь подняла руку и показала ему средний палец.

– Ты чё, стерва, совсем охренела? – буркнул он злобно.

– Сучка! – поддакнул Валле.

– Шлюха поганая!

Стина остановилась и медленно повернулась к Бабаку.

– Бедняжка Бабак, – ласково пропела она, – нелегко тебе живется.

Торжествующая улыбка сползла с лица Бабака, он хотел было нахамить в ответ, но сдержался и лишь промычал что-то себе под нос. Он проиграл. А в следующий момент увидел Сандора с Тоббе. И ухмыльнулся.

– Здорво. Завел себе нового дружка-гея? И как, получил удовольствие?

Ничего не ответив, Сандор прошел мимо. Стина обернулась и посмотрела прямо на него. Она закатила глаза, точно желая показать, что о Бабаке и Валле у них с Сандором мнение одинаковое. И что эти двое просто уроды.

Сандор тоже закатил глаза.

* * *

Ида поглядывала на них в приоткрытую дверь. Вся семья за столом. Сюзанна передразнивала Бритту Вернерссон – выпятила вперед верхнюю челюсть, имитируя неправильный прикус, и прошепелявила: «Вы долшны ощень штараться…» Родители и младший брат захихикали, но мама тут же добавила: Бритта не виновата, что у нее такой прикус, и «она хочет, чтобы все были очень усердными, поскольку это последний класс».

На столе горели свечи. Из кастрюль шел пар, пахло вкусно – домом. И выглядело как дома. Папа нудел, что Сюзанне нужно больше зубрить. Он сказал, что «она может, если только захочет, надо только попытаться». Сюзанна вздохнула и сказала, что сейчас всё так сложно. Папа предложил помочь, если ей хоть в чём-то нужна помощь. Мама уговаривала мальчика есть больше овощей. И опять спросила, точно ли Ида ничего не хочет. Ида услышала, как Сюзанна ответила, что Ида не голодна.

В животе заныло.

* * *

Педик. В сущности, это ерунда. Некоторым приходится жить на два дома, в каждом – по отдельной комнате и по два комплекта зубных щеток и одежды. У одних родители классные, а других избивает или насилует грязный вонючий дядя. Господи, да на что он вообще жалуется? Бабак и Валле ни разу его не избили, не засовывали голову в унитаз, не заставляли жевать снюс до рвоты, ничего подобного. И у него даже друг есть. Ну да, с Тоббе толком ни о чём не поговоришь, и временами он как чокнутый, ну и что? У некоторых и такого нет. А еще у Сандора есть семья. Надо просто открыть рот и сказать как есть: «Они называют меня педиком, что мне делать?» Главное – сказать, и тогда они точно услышат.

Он подтерся и спустил воду. Затм медленно мыл руки, рассматривая свое лицо в зеркале. Видел ли он нового Сандора? Рубаха-парень, который напрямую выкладывает всё о своих проблемах? Да, именно так. Настало время перевести отношения с родителями на новые рельсы. Сломать лед и всё такое.

Мама была в кухне – слушала радио и готовила. Он посмотрел на ее спину под блузкой. Рыхлое тело жило своей жизнью. Когда-то она была стройная и крепкая. Давно, еще до рождения Сандора, когда она была примой в Будапеште.

– Мама?

– А? – спросила она, не оборачиваясь.

– Что ты делаешь?

– Ш-ш-ш!

Как будто передавали что-то важное. На самом же деле рассказывали о насекомых. О жуках-навозниках из семейства пластинчатоусых. Ей-то что до них?

Сандор уселся за стол, но с чего начать, не знал.

– Уф-ф, – выдохнул он.

Мама молниеносно обернулась.