Тайна смерти Рудольфа Гесса: Дневник надзирателя Шпандау Плотников Андрей

Глава 2. Заместитель фюрера (Февраль 1986 года)

Западный Берлин, 1 февраля

С 16.00 заступаю «чифом». А пока еду из Потсдама в Западный Берлин на дежурство. В отделении у нас три машины. На черной «Волге» обычно ездит советский директор МТШ. Но иногда она возит и надзирателей на смену. Красные «Жигули» шестой модели, как правило, используются для хозяйственных нужд, но периодически совершают поездки и в Шпандау. Чаще же всего смену надзирателей обеспечивает зеленый микроавтобус РАФ или просто «Рафик». За исключением дня-паузы, три раза в сутки один из автомобилей везет из Потсдама в МТШ очередного дежурного надзирателя и возвращается с надзирателем, закончившим смену. Водителями автомобилей являются солдаты срочной службы, прикомандированные к отделению МТШ из Отдела внешних сношений штаба Группы советских войск в Германии.

Несмотря на то, что в Потсдаме мы располагаемся рядом с границей с Западным Берлином, проехать из одного города в другой просто так нельзя. 13 августа 1961 года руководством ГДР было принято решение о закрытии границы с Западным Берлином, и вся западная часть Берлина была окружен стеной. Теперь это инженерно-оборудованная и укрепленная государственная граница Германской Демократической Республики с Западным Берлином. Для проезда через стену и въезда в Западный Берлин существуют только несколько специально оборудованных контрольно-пропускных пунктов. Через один из таких пунктов – КПП Штаакен, мы обычно въезжаем в Западный Берлин. Дорога до КПП занимает около получаса.

Наш «Рафик» приближается к КПП Штаакен. Пограничники ГДР знают наши машины и открывают «зеленую линию». При нашем приближении шлагбаум заранее поднимается, и мы без остановок въезжаем в пограничную зону. Проезжаем около 50 метров и, через предупредительно открытый очередной шлагбаум, попадаем на нейтральную полосу. Еще около 50 метров, и нас встречает пост западноберлинской полиции. Как и в ГДР, шлагбаум предупредительно открывается. Мы в британском секторе Западного Берлина. До МТШ остается минут 10–15 езды.

Построенная в 1961 году стена физически разделила Берлин на две части. Многие жители Берлина в один день лишились работы или квартиры, многие семьи оказались разделены. Вместе с возведением стены были отрезаны основные городские коммуникации: водопроводы, канализация, газопроводы, электросети. Берлинский метрополитен был разделен на две независимо работающие транспортные системы. Некоторые, бывшие ранее едиными линии, оказались разорваны. Две линии западноберлинского метро идут из западной части города в западную часть через восточную часть. Поэтому на этих двух линиях в общей сложности 15 станций, находящихся в восточном секторе, закрыты. Это – так называемые «станции-призраки». Аналогично устроены линии метро, находящиеся в основном в ГДР и частично проходящие под землей через Западный Берлин.

На смену в МТШ принято приходить минут на 10–15 раньше срока. С учетом дороги советские надзиратели должны своевременно выезжать из Потсдама. Французские надзиратели также пользуются своим служебным транспортом для поездок на смену в МТШ. Американские и британские надзиратели приезжают в МТШ на личных автомобилях.

Мы подъезжаем к МТШ. На входе в тюрьму французский часовой отдает честь. Сегодня в полдень французский караул пришел на смену английскому, и французский директор стал председательствовать на заседаниях директоров. Все идет по заранее расписанному плану.

Тюремный сад, 5 февраля

С 8.00 дежурю на воротах. Идет обычная дневная суета. Пришли на работу секретари, городской почтальон принес почту, французский офицер проверил караул. Около 10 часов в дверь позвонил незнакомый мужчина. Я открыл смотровое окно в воротах, незнакомец представился:

– Пастор Габель, – и протянул оформленный по всем правилам пропуск в МТШ. Проверив пропуск, я открыл дверь, пастор направился в главное здание тюрьмы. Религиозное обслуживание заключенных предусмотрено Уставом МТШ. Духовное лицо назначается Дирекцией тюрьмы. С 1977 года тюремным пастором является Шарль Габель – капитан французской армии, военный духовник французского гарнизона в Западном Берлине. Чаще всего пастор приходит к заключенному по средам в первой половине дня. За прошедший месяц работы у меня не было дежурства в среду в этот период времени, поэтому с пастором мы встретились впервые. Часа через полтора пастор покинул тюрьму.

После обеда у меня дежурство в блоке. Заключенный традиционно дремлет после приема пищи, я беру предназначенные для него газеты и располагаюсь в своем кресле. В газете «Франкфуртер Альгемайне» между зияющих окон от вырезанной цензорами запрещенной для заключенного информации нахожу интересную статью: Великобритания и Франция объявили о своих планах построить тоннель под проливом Ла-Манш. Из четырех предложенных вариантов выбран один. Осталось окончательно урегулировать вопросы, связанные с финансированием строительства. В тоннеле планируется проложить две железнодорожных колеи и открыть движение высокоскоростных поездов. Таким образом, в Лондон можно будет безопасно приехать из любой точки Европы на поезде. Интересно, сколько времени займет такая поездка из Германии? В 1941 году перелет Гесса из Германии в Англию на двухмоторном истребителе-бомбардировщике Ме.110 занял около шести часов. Этот полет расколол всю жизнь «заместителя фюрера» на две части. Какие мысли и воспоминания придут теперь в голову «заключенному № 7», когда он прочитает эту статью?

Заключенный проснулся, сходил в туалет и направился в гардеробную комнату одеваться. Предстоит прогулка. Санитар Мелаоухи убрал оставшуюся после обеда посуду, поправил кровать, помог «номеру семь» одеться. Вдвоем с заключенным мы спускаемся на лифте вниз и выходим в сад.

Тюремный сад – большой засаженный деревьями участок земли позади основного здания тюрьмы. До прибытия семерых заключенных здесь росли сорняки и одичавший кустарник. Эти джунгли много лет никто не обрабатывал. Заключенным было поручено привести это место в порядок. Главным планировщиком и создателем тюремного сада был «заключенный № 5». Альберт Шпеер, архитектор, который должен был придать новый облик Берлину, для своей кипучей деятельности имел в саду всего несколько досок и кучу кирпича. Руки, которые в былые времена наметили для Германии проекты нового монументального архитектурного стиля, соорудили две простые скамьи под деревьями. В саду Шпеер полностью показал себя. Под его руководством заключенные проложили дорожки и сделали маленькие грядки, за которыми каждый лично ухаживал. Между собой семеро заключенных стали именовать это место «сад Шпеера» или «рай Шпеера». На кухню из сада доставлялись свежие бобы, капуста, сельдерей, свекла, картофель, лук, салат, тыква, петрушка и даже клубника. Но согласно порядку, существующему в тюрьме, семерым заключенным запрещалось есть клубнику, которую они разводили. Это был уже «комфорт».

Гесс писал родным, что он «потеет как негр», когда сажает помидоры, морковь и капусту. На самом деле он совсем не восхищался работой в саду. Он жаловался, что должен выращивать табак для рабов никотина, в то время как сам был приверженцем здорового образа жизни. Еще на Партийном съезде 1938 года он призвал политических руководителей Германии отказаться от курения и алкоголя и посвящать ежедневно один час своему здоровью, так как «здоровье национал-социалистических вождей принадлежит нации». В тюрьме же, перед любой работой в саду «заключенный № 7» старался куда-нибудь скрыться. Директора неоднократно обсуждали между собой вопрос: есть ли у них право заставлять заключенных работать в саду? Правовая инстанция рассмотрела создавшееся положение. Приговор суда не предусматривал ни одиночного заключения, ни принудительных работ. Положение было достаточно спорным. Но советская сторона все же настояла на том, что заключенные ввиду совершенных ими преступлений заслуживают принудительных работ и одиночного заключения. Сотрудники МТШ как легенду рассказывают историю о том, что во время работ в саду Гессу предложили полить грядки, на что он ответил:

– Отдайте шланг Дёницу, он у нас главный специалист по воде.

В 1970 году с учетом состояния здоровья заключенного в Устав МТШ были внесены изменения, и теперь от него не требуется никакой тяжелой работы, а сад предназначен только для прогулок.

История тюрьмы Шпандау, 8 февраля

Сегодня работаю старшим дневной смены. На воротах дежурит англичанин Орвин, в блоке – француз Морель. Заключенный в добром здравии. Он позавтракал, отдохнул, занимается личными делами. Дежурство идет своим чередом. Примерно в 11.30 Морель покидает пост и идет на обед. Через час в блок приходит Орвин. «Номер семь» к этому времени уже закончил обеденную трапезу и дремлет. Мне тоже можно идти обедать.

Февраль – это в МТШ «французский» месяц. В частности, это значит, что за меню в столовой для персонала тюрьмы в этот месяц отвечает французская сторона, а конкретно – помощник директора надзиратель Деденон. Поэтому надзиратели – помощники директоров в свои месяцы не ходят на дежурство в тюрьму, а сосредотачиваются на закупке продуктов, составлении меню, контроле приготовления пищи. Ну, и конечно, каждая сторона старается внести в рацион какие-то свои национальные особенности. Французы дают на обед красное вино. Оказывается, бокал красного вина в обед совсем не мешает дежурству надзирателей. По рецепту Деденона повар египтянин Хано готовит замечательный луковый суп. Ну а главной изюминкой французской кухни в МТШ считается мясо лягушки под белым соусом с рисовым гарниром. Обед закончился, надо возвращаться на пост.

В 14.10 Орвин вывел заключенного на прогулку. Спустя полчаса я на лифте спускаюсь вниз и отправляюсь в сад с проверкой. «Номер семь» гуляет по дорожке, британский надзиратель Орвин находится рядом. Все в порядке. Обратно я возвращаюсь пешком по крутой винтовой лестнице. Я прохожу свой этаж, открываю ключом дверь, загораживающую проход на верхние этажи, и поднимаюсь на второй этаж. Если первый этаж тюрьмы имеет отдельное перекрытие, то вышестоящие два этажа представляют собой единое пространство с поэтажными проходами и выходящими на них дверями камер. Типичная многоэтажная тюрьма. Застекленные окна в потолке дают приличное освещение, позволяющее ориентироваться на этаже.

Здание тюрьмы было построено в период с 1878 по 1881 год. После завершения строительства до 1919 года здесь размещалась военно-дисциплинарная тюрьма. В период с 1919 по 1939 год в тюрьме Шпандау содержались преступники-рецидивисты. Во время Второй мировой войны здание использовалось в качестве военной тюрьмы предварительного заключения, а также пересыльного пункта для заключенных, направляемых в концлагеря. В ней содержались военнопленные различных национальностей, а также военнослужащие Вермахта, ожидающие приговора трибунала. После вынесения приговора заключенные тюрьмы Шпандау направлялись либо в места заключения, либо на казнь. Некоторые смертные приговоры приводились в исполнение непосредственно в тюрьме. Об этом свидетельствуют находящиеся в подвале здания тюрьмы «камера смертников», а также демонтированная из «операционной комнаты» гильотина. Имеются также данные, согласно которым в 1939 году часть тюрьмы была освобождена и использовалась для проведения медицинских исследований на заключенных. Однако следов захоронения на территории тюрьмы не обнаружено.

Здание тюрьмы имеет три полных этажа и полуподвальный цокольный этаж. Оно построено в форме креста и рассчитано на содержание 600–800 заключенных. В настоящее время используются только первый этаж и часть цокольных помещений. Первый этаж расположен довольно высоко над уровнем земли, поэтому со стороны его можно принять за второй. В цокольном этаже сейчас расположена кухня для приготовления пищи заключенному, котельная и некоторые вспомогательные помещения.

Во многих камерах тюрьмы сохранились надписи, сделанные на стенах бывшими заключенными на немецком, польском, чешском, французском, английском и других языках. Имеется несколько надписей на русском языке, однако установить по ним каких-либо конкретных лиц, бывших узниками в тюрьме Шпандау, не представляется возможным.

Вдоль длинного ряда дверей, ведущих в камеры, иду к фасадной части здания и попадаю в тюремную церковь. По высоте она занимает два этажа и раскинулась на всю ширину главного здания. Церковь прекрасно освещена, благодаря огромным окнам в виде арок на всю стену. Фотографии МТШ с видом главных ворот и части основного здания гуляют по многим мировым изданиям. И совсем немногие люди догадываются, что видимая за главными воротами часть здания с арочными окнами является тюремной церковью. В помещении хорошо сохранилась мебель, подернутая слоем пыли. На одной из стен размещен огромный оргн – музыкальный инструмент, которому могли бы позавидовать многие европейские храмы. К сожалению, систему воздуховодов кто-то демонтировал, инструмент молчит.

Я возвращаюсь в блок, в книге дежурного записываю:

«14.45. Проверил заключенного на прогулке. Замечаний нет».

Робинсон, 10 февраля

С 0.00 заступил в блок. Заключенный уже спит и, вероятно, видит хорошие сны, потому что лицо его спокойное и расслабленное. Я иду в комнату старшего дежурного надзирателя. Сегодня «чиф» – американец Робинсон. Он идит в кресле, положив на рабочий стол ногу на ногу, и читает газету. Привычка американцев класть ноги на стол не нравится всем другим надзирателям в МТШ, но сделать ничего невозможно – такова их национальная традиция. Больше всего в этом меня поражает не только неуважение к собеседнику, но и к своему собственному организму. Ведь убрав ноги со стола, они тут же пьют на этом столе кофе и едят сэндвичи. По нашим понятиям – полная антисанитария!

Я наливаю чашку кофе, располагаюсь на диване, предлагаю Робинсону партию в шахматы. Он согласен и убирает ноги со стола. Расставляем фигуры, игра начинается. Я не являюсь профессионалом в шахматах, Робинсон тоже, поэтому игра идет с переменным успехом, главное – общение.

Робинсон расспрашивает о новом советском руководителе – Генеральном секретаре ЦК КПСС Михаиле Горбачеве. Американец считает, что он сильно отличается от предыдущих советских лидеров. Особенно Робинсону нравится то, что Горбачев готов разговаривать с американцами и обсуждать любые вопросы. И, конечно, импонирует первая встреча Горбачева с президентом США Рональдом Рейганом в Женеве для обсуждения вопросов ядерного разоружения несколько месяцев назад. Лично Робинсон считает, что у двух стран – США и СССР накоплено очень много ядерного оружия, его можно безболезненно сокращать. Со своей стороны, я честно рассказываю, что люди в Советском Союзе, помимо международных успехов, связывают с Горбачевым и надежды на изменения внутри страны. Он молод, активен, у него есть все возможности улучшить жизнь людей. Робинсон согласен. Оказывается, у советских людей и американцев много общего. Разговор переходит на Афганистан. Робинсон говорит о захвате Афганистана советскими войсками и необходимости вывода их. Я напротив, рассказываю об интернациональном долге и помощи афганскому народу. Если бы Америка не поставляла оружие афганским бандитам, там давно был бы уже мир и порядок. Американец считает, что США поставляет оружие коренным жителям для защиты своей страны от нападения СССР. По данному международному вопросу у нас разные точки зрения, но мы, не повышая голоса, продолжаем двигать фигуры по шахматной доске.

Постепенно разговор переходит с международных тем на бытовые. Самая интересная – борьба с алкоголизмом. Я рассказываю, что с приходом к власти Горбачева в СССР принят «сухой закон», ограничивающий производство вина, водки и других алкогольных напитков. Многие винные магазины закрыты. У меня на родине – на Кубани вырубаются виноградники. Хотя, по моей личной оценке, это неправильно. Почти в каждом дворе на Кубани всегда делали свое вино или гнали самогон. Пить или не пить зависит от человека, а не от ограничения спиртного. Простыми запретами пьянство не искоренить. Робинсон согласен. Он с подробностями рассказывает, что в начале века в США тоже был принят «сухой закон». Однако тут же появилось много банд гангстеров, которые занимались контрабандой спиртного и наживали себе большие состояния. Эти банды воевали между собой и с полицией. Дед Робинсона был в ту пору полицейским, участвовал в стычках с бандитами и рассказывал о тех жестоких временах внуку. Робинсон считает, что «сухой закон» в СССР долго не протянет.

За разговорами и шахматами время пролетело быстро. Следующие четыре часа мне предстоит дежурство на воротах.

«Пауза», 11 февраля

Сегодня у советских надзирателей «пауза». Мы не едем в МТШ, но с утра собираемся в своем офисе. По дороге обращаю внимание, что возле моста Глиникебрюкке необычная суета: походы к мосту перекрыты полицией ГДР и людьми в штатском, на подъезде к мосту припарковано много гражданских и полицейских автомобилей. Может кто-то пытался перебежать через границу в районе моста? А может ждут какое-нибудь высокое лицо с инспекцией? У собравшихся в офисе моих коллег тоже много разных предположений.

Около 11 часов дня кавалькада автомобилей на большой скорости подъехала к мосту со стороны Потсдама. Часть автомобилей осталась у моста, а несколько – отправились на мост. Что происходило на середине моста нам не видно. Однако минут через пятнадцать с моста на большой скорости съехали несколько машин и, не останавливаясь, направились в сторону Потсдама. Часть стоявших у моста машин ринулась вслед за ними. Колонна скрылась из вида. Полиция начала снимать оцепление. Что это было?

Вдруг радио «Би-би-си» передало сообщение:

«Только что на мосту Глиникебрюкке, соединяющем Западный Берлин и Потсдам, произошел обмен освобожденного из заключения советского диссидента Анатолия Щаранского и трех агентов западногерманской и американской разведок, задержанных в социалистических странах, на пятерых шпионов социалистического блока, арестованных на Западе».

Мировая история творится рядом с нами.

Жизненный путь «заместителя фюрера», 12 февраля

С 16.00 заступил в блок. Я приехал на смену минут на двадцать раньше срока, так принято в МТШ. Заключенный еще переодевается после прогулки. Он медленно с определенными усилиями снимает с себя верхнюю одежду, переобувается. Опираясь на палку и слегка приволакивая ногу шаркающей походкой направляется в камеру. Типичный старик. А когда-то одним из его титулов был – «заместитель фюрера».

Рудольф Вальтер Рихард Гесс родился в египетском портовом городе Александрия 26 апреля 1894 года в семье предпринимателя, владельца экспортно-импортной фирмы Importfirma He & Co, стоявшего во главе немецкой диаспоры в Египте. В то время Египет был английской колонией. В доме отца – Фрица Гесса часто бывали английские офицеры, маленький Рудольф играл с английскими детьми. С тех времен у него и зародилась любовь к далекой могучей стране – Великобритании.

До четырнадцати лет мальчик жил с родителями в Александрии, а в 1908 году Рудольфа поместили в школу-интернат в Бад-Годесберге на Рейне. Через три года семнадцатилетнего выпускника интерната отправили в Швейцарию в коммерческое училище. Через год, по окончании обучения, Гесс переехал в Мюнхен и устроился на работу в торговую лавку. По примеру отца его ждала купеческая карьера. Но началась Первая мировая война.

В августе 1914 года 20-летний Гесс вступил добровольцем в 7-й Баварский полевой артиллерийский полк, откуда позже был переведен в 1-й Баварский пехотный полк. С полком он отбыл на Западный фронт. Он отличился в боевых действиях и в 1916 году получил унтер-офицерское звание, а в октябре 1917 года – звание лейтенанта резерва. Был дважды ранен, был награжден Железным крестом обоих классов. Весной 1918 года после нескольких просьб он был командирован в школу летчиков. По окончании школы Гесс получил направление на фронт, но в ноябре 1918 года война закончилась. В декабре месяце лейтенант Гесс был уволен с военной службы. Он вернулся в Мюнхен. Как и большинство немцев, он воспринимал проигранную войну как личную боль и считал германских парламентских политиков изменниками.

В 1919 году, как бывший фронтовик, без экзаменов, Гесс поступил на экономический факультет Мюнхенского университета. Весной 1920 года в мюнхенской пивной «Штернэккерброй» студент Гесс услышал оратора от Немецкой рабочей партии (ДАП) – одной из множества небольших националистических групп в Баварии. Это был Гитлер. Он высказывал идеи, которые были близки и Гессу: «Версальский договор – преступление руководства страны перед немецким народом. Буржуазное правительство изменило фронтовым солдатам. Закулисные руководители всего этого – евреи». Речь произвела на Гесса большое впечатление, и он решил вступить в партию. Вскоре партия сменила название на Национал-социалистическую немецкую рабочую партию (НСДАП). Вместе со своей подругой Ильзой Прель, впоследствии ставшей женой, Гесс расклеивал партийные плакаты, распространял листовки, организовал по приказу Гитлера первую «студенческую сотню» для военизированных подразделений НСДАП – Штурмовых отрядов (СА).

В июле 1921 года Гитлер возглавил партию и стал председателем НСДАП, а Гесс постепенно все больше превращался в секретаря Гитлера. Он начал последовательно создавать миф вокруг своего «трибуна». Тот титул, которым в 1933 году уже каждый ребенок в Германии именовал Гитлера, ридумал Гесс. Он первый стал называть Гитлера «фюрер», то есть «вождь народа».

В ноябре 1923 года Гитлер впервые попытался творить историю. За год до этого Муссолини в Италии своим походом на Рим показал, как можно завоевать власть в находящемся в глубоком политическом кризисе государстве. 8 ноября Гитлер решился на государственный переворот. Он вместе с группой вооруженных штурмовиков ворвался в мюнхенскую пивную «Бюргербройкеллер», где собрались члены баварского правительства. Он решил взять в заложники руководителей земли Бавария и вынудить их поддержать поход на Берлин. Немаловажную роль в проведении «Пивного путча» сыграл Рудольф Гесс, являясь руководителем студенческого батальона СА. Но уже на следующий день путч был подавлен. В течение нескольких дней были арестованы все его лидеры кроме Геринга и Гесса, они бежали в Австрию.

Последовавший за путчем судебный процесс Гитлер использовал как политическую сцену для своего ораторского таланта. Пассажи из его оправдательных тирад перепечатывали газеты. Неудавшийся переворот стал триумфом. Приговоры мятежникам были мягкими. Гитлера приговорили к пяти годам тюрьмы и к штрафу на сумму 200 золотых марок с перспективой условного освобождения в случае хорошего поведения через шесть месяцев. Видя это, Гесс отправился в Мюнхен, чтобы сдаться властям. «Больше, чем Учителю, мне не дадут», – успокаивал он своих родителей. После нескольких дней процесса Гесс был осужден на 18 месяцев тюрьмы и помещен вместе с Гитлером в крепость Ландсберг. Гесс получил камеру рядом с Гитлером, при этом двери камер никогда не запирались.

Находясь в заключении, Гитлер планировал будущее национал-социалистического движения и работал над книгой «Майн кампф» («Моя борьба»). Гесс играл при этом несколько ролей сразу: партнера в споре, изобретателя рубрик и подопытной публики. Его прямое влияние на идейную конструкцию, которую Гитлер создал в своей книге «Майн кампф», было значительным. Гесс при этом был не только секретарем, который печатает рукопись для автора, но и консультантом. Прежде всего, в книге Гитлера нашли отклик геополитические тезисы университетского учителя Гесса генерала в отставке профессора Карла Хаусхофера. Студент Гесс был ассистентом профессора, часто бывал у него дома с частными визитами и научное кредо учителя сделал своим. Его основная идея гласила: «Немецкому народу не хватает витального (жизненного) пространства, которое можно найти только на востоке». Эта идея стала центральным стержнем и во внешнеполитической части книги «Майн кампф».

В Ландсберге Гитлер также разработал новую концепцию партийной борьбы. «Мы должны проникнуть в Рейхстаг, – заявил он. – Нам понадобится больше времени для того, чтобы победить марксистов по числу голосов, чем для того, чтобы их перестрелять, но, в конце концов, их собственная конституция гарантирует нам путь к успеху». В тюрьме узники пробыли недолго. Уже в декабре 1924 года Гитлера освободили под честное слово, а через некоторое время, следом за ним вышел на волю и Гесс.

После освобождения из Ландсберга Гитлер начал добиваться своей цели легальными средствами. Предвыборные поездки, партийные мероприятия и речи, речи, речи – НСДАП начала свой долгий поход за голосами избирателей. На первых порах дело шло туго. НСДАП на выборах в Рейхстаг до 1930 года никогда не набирала больше 2 % голосов. В годы борьбы Гесс постоянно находился рядом со своим «вождем». В качестве секретаря он составлял планы поездок и ездил вместе с Гитлером с одного мероприятия на другое. В официальной обстановке они обращались друг к другу на «Вы», в личных отношениях давно уже перешли на «ты». Остальные приближенные отмечали стабильно благожелательное отношение вождя к Гессу. В июле 1929 года Гесс был назначен личным адъютантом Гитлера.

В эти годы Гесс уже был чем-то вроде «серого кардинала» партии. Он занимался и сбором пожертвований, хотя все еще не имел никакого официального титула. Выгодные контакты с рурскими промышленниками, были, прежде всего, делом Гесса. Их щедрые пожертвования позволили НСДАП опередить на очередных выборах все прочие партии.

Экономический кризис, безработица и агония правительства превратили НСДАП в массовое движение. На выборах в Рейхстаг в июле 1932 года партия получила 37 % голосов, больше, чем другие партии. Но ожидания Гитлера, что его назначат рейхсканцлером, не сбылись. Обе радикальные партии – национал-социалисты и коммунисты достигли того отрицательного большинства, которое полностью блокировало работу парламента. В результате – парламент был распущен.

В декабре 1932 года Гитлер назначил Гесса руководителем Центральной политической комиссии. Он стал своего рода генеральным секретарем партии, с полномочиями, которые на бумаге распространялись на все подразделения НСДАП. Вся партийная пресса и все депутаты, выбранные от НСДАП, были поставлены под контроль Гесса. А 30 января 1933 года Гитлер стал рейхсканцлером и уже 21 апреля назначил Гесса «заместителем фюрера». Но с новым титулом не было связано никакое увеличение реальной власти. Заместителем Гесс считался только внутри партии, а в ней, как руководитель Центральной комиссии, он уже был формально вторым человеком по рангу после Гитлера. Для Гесса это повышение означало нечто другое: он стал самостоятельным публичным деятелем.

А. Гесс и Р. Гитлер в 1930-е годы

«Легенда МТШ», 14 февраля

С 0.00 заступил дежурить на ворота. Американец Новак, которого я сменил на дежурстве, поведал печальную весть: умер американский надзиратель Фаулер. Не стало «легенды МТШ». Вечная ему память!

В 1952 году «заключенный № 3» фон Нейрат тяжело заболел и находился при смерти. Директора уже разработали меры, которые следовало бы принять в случае его смерти. Предполагалось, что в случае кремации трупа вся процедура заняла бы три часа. За это время труп отвезли бы в крематорий, и, после краткого богослужения, пепел доставили бы назад в тюрьму. Было решено сделать это в ночное время, поставив в известность полицию и соорудив ограждение, чтобы удержать демонстрантов подальше от тюрьмы. Умершего должны были сопровождать: тюремный пастор, директора, надзиратели и 20 человек караула. Чтобы вызвать как можно меньше инцидентов с толпой демонстрантов на улице, директора наметили отправить другую процессию в качестве обманного маневра. Координация маршрута движения и действий «процессии прикрытия» возлагалась тогда на Фаулера. Однако Нейрат поправился и в 1954 году был освобожден досрочно по состоянию здоровья.

В 1955 году по состоянию здоровья был освобожден «заключенный № 4» Эрих Рэдер, приговоренный Нюрнбергским трибуналом к пожизненному заключению. 1 октября 1956 года по истечении десятилетнего срока заключения освобожден «заключенный № 2» Дёниц. В 1957 году по состоянию здоровья освобожден приговоренный к пожизненному заключению «заключенный № 6» Функ. Когда 16 мая в 14 часов 23 минуты он под руку с женой выходил из тюрьмы, Фаулер дежурил на воротах и закрывал за бывшим заключенным тюремную дверь. В МТШ оставались еще трое заключенных.

В 4.00 старший американский надзиратель Робинсон пришел из блока мне на смену. Я выразил ему соболезнование в связи со смертью Фаулера. Робинсон посетовал, что раньше американских надзирателей было четверо, а не пятеро, как предусмотрено Уставом тюрьмы. Теперь их осталось вообще трое. Поиск, проверка и оформление нового сотрудника займет определенное время, в течение которого американским надзирателям придется дежурить не по восемь часов, как обычно, а по двенадцать. Иначе невозможно соблюсти график дежурств по тюрьме и обеспечить одно из главных требований – одновременное нахождение на смене надзирателей из трех государств.

Я заступил на пост в блоке. Заключенный спит, в блоке тишина, все нормально. Около 7 часов утра пришел санитар Мелаоухи.

– Сегодня будем купаться, – сказал он мне и начал готовить ванну. Вопрос о купании был согласован санитаром с заключенным еще вчера. «Номер семь» проснулся, как обычно долго потягивался, сделал легкую зарядку, потом вышел из камеры и отправился в ванную комнату. Санитар помог ему раздеться, залезть в наполненную ванну, а затем долго мыл его разными шампунями. Потом насухо вытер все тело махровым полотенцем, феном высушил голову. Процедура приема ванны завершилась. А тут и французский надзиратель Одуэн пришел мне на смену.

Французская инспекция, 17 февраля

С 8.00 дежурю на воротах. Утро ничем не выделяется от других. Листаю оставленную кем-то в дежурном помещении западноберлинскую газету. Небольшая заметка рассказывает о побеге двух жителей Восточного Берлина в Берлин Западный. Мужчина приобрел легковой автомобиль – подержанную иномарку. Самостоятельно изготовил поддельные дипломатические номера, полностью внешне соответствующие номерам автомобиля одного из дипломатических представительств, расположенных в Западном Берлине. Вечером вдвоем с женой они подъехали к контрольно-пропускному пункту, расположенному на границе двух Берлинов, – «Чекпойнт Чарли». Этот КПП постоянно используют дипломаты для поездок из одной части города в другую, поэтому машина с дипломатическими номерами сначала не вызвала подозрений. Пользуясь сумерками и замешательством пограничников ГДР, семейная пара без остановки проехала два кордона. Когда объявили тревогу, их автомобиль был уже рядом с нейтральной полосой. Он резко набрал скорость, и легкий шлагбаум не смог его остановить. Нейтральная полоса на этом КПП очень маленькая, поэтому через несколько секунд беглецы были уже под охраной западноберлинских полицейских.

Часам к одиннадцати французский караул начинает строиться во внутреннем дворе тюрьмы. Как пояснил мне выходящий из МТШ секретарь Мукенгешай, ожидается инспекция коменданта французского сектора. Однако прошло полчаса, инспектирующий не появился. Французский караул вернулся в караульное помещение. Вероятно, что-то пошло не по плану.

После обеда иду дежурить в блок. Старший смены надзирателей англичанин Босуорт сразу дает пояснения: инспекция задерживается. Приход инспекции в блок намечен теперь на 14.00, поэтому прогулка у заключенного будет после инспекции и время прогулки сокращается. Нарушаю традиционную послеобеденную дремоту заключенного, рассказываю ему об инспекции и изменении прогулки. Он в курсе сегодняшнего распорядка, но задержкой инспекции недоволен и что-то возмущенно бурчит себе под нос.

Вскоре в сопровождении советского и французского директоров в блок прибыл комендант французского сектора Западного Берлина бригадный генерал Поль Каварро. Он поинтересовался у Мелаоухи состоянием здоровья заключенного, зашел в комнату старшего смены и со всем окружением направился к камере. Я поздоровался с пришедшими и открыл дверь камеры. «Номер семь» встретил инспекцию стоя у своей кровати. Генерал дежурно поинтересовался у него состоянием здоровья, получил ответ, что все нормально, и собирался выйти из камеры. Но заключенный вдруг взял со столика у кровати приготовленную заранее газету «Франкфуртер Альгемайне» и, показывая на большую дырку на странице – результат работы цензора, сказал:

– В этой газете испортили интересную статью о комете Галлея. Дайте, пожалуйста, указания, чтобы мне принесли эту статью.

– Хорошо, – кивнул в ответ Каварро и процессия покинула блок.

Инспекция МТШ может быть полной или сокращенной, в зависимости от желания инспектирующего. Полная инспекция занимает примерно 40–45 минут, сокращенная – около двадцати. Сегодня француз провел сокращенную инспекцию. При полной инспекции осматриваются все помещения в блоке: телевизионная, гардеробная, библиотека, кладовая с личными вещами заключенного и другие. Кроме того осматривается кухня, где готовят пищу для заключенного, подвальные помещения, карцер, комната с гробом. При желании, инспектирующий может осмотреть верхние этажи главного здания. Французский генерал все это уже видел, поэтому сегодня решил не тратить время понапрасну. Ему предстоит еще провести строевой смотр личного состава караула и проверить несение службы часовыми на постах. А затем, по традиции, его ждет праздничный обед в нашей столовой в компании всех директоров тюрьмы и приглашенных лиц.

Инспекция закончилась. Я даю команду заключенному собираться на прогулку. Минут через сорок мы на лифте спускаемся вниз и идем в сад. Сделав два круга по центральной дорожке сада, «номер семь» направляется к садовому домику на отдых. Садовый домик появился в Шпандау в 1978 году. Кому принадлежит идея его установки сегодня доподлинно не известно. Примерные размеры домика – три с половиной на два с половиной метра. Это легкое сооружение в форме прямоугольного параллелепипеда, очень напоминающее морской контейнер. Снаружи домик обшит белыми пластиковыми панелями. Некоторые надзиратели даже называют его «Белым домом», но это не нравится американцам. Домик расположен недалеко от центральной дорожки, тропинка к его дверям вымощена красным камнем. Дверь домика и маленькое окно смотрят на дорожку. А противоположная сторона домика, выходящая в сад, – полностью стеклянная с широкими раздвижными дверями. Внутри домика находится маленький журнальный столик, кресло, стул, две скамьи и вешалка для одежды. Вся мебель в домике легкая и обстановка может быть быстро изменена. Возле кресла стоит торшер, включенный в розетку, с длинным проводом-удлинителем. Это позволяет перемещать светильник в любое место домика, не выключая из розетки. «Номер семь» использует торшер при чтении газет.

Я отпираю дверь домика, пропускаю вперед заключенного, захожу сам. «Номер семь» располагается в кресле у окна, я на стуле. На окне есть Т-образная ручка, которую «номер семь» использует в качестве опоры, садясь в кресло и вставая. Очень удобно. Сегодня на улице теплая погода, светит солнце, и, несмотря на зиму по календарю, пахнет весной. У меня на родине это называется «февральские окна». Заключенный поднимается с кресла и просит меня переставить его поближе к стеклянной стене. Я переношу кресло, «номер семь» усаживается вновь. Он достает из кармана маленький будильник в футляре, переставляет стрелку звонка, ставит часы на столик. За стеклянной стеной великолепная картина зимнего сада: нетронутая снежная целина, деревья и кусты покрыты снегом, искрящимся на солнце. Изредка шапка снега срывается с веток деревьев. Вокруг тишина. «Номер семь» располагается поудобнее, прикрывает глаза. Февральское солнце греет приветливо и комфортно через толстое стекло.

Схема садового домика

Через 15 минут звонок будильника прервал дремоту заключенного. Он потянулся, посидел еще немного, сложил будильник, встал и вышел наружу. Традиционные два круга по центральной дорожке сада и мы возвращаемся в блок.

Истопник, 21 февраля

С 16.00 дежурю на воротах. Вошел французский караул. Вышел секретарь Сартор. Повар заключенного Моте закончил работу и покинул тюрьму. Истопник Икак Мата зашел в дежурную комнату сдать ключи от котельной. Он загрузил уголь в бункер, проверил работу автоматики. До утра в тюрьме будет гарантировано тепло, Икак Мата может идти домой.

Чернокожий истопник – уроженец Экваториальной Гвинеи. Его страна получила независимость от Испании в 1968 году. В 1970 году Экваториальная Гвинея взяла курс на дружбу с СССР и другими социалистическими странами. В 1974 году Икак Мата – выпускник школы в гвинейском городе Бата, член Единой национальной партии трудящихся был направлен на учебу в СССР в город Минск. За два года он освоил русский язык, а затем окончил экономический факультет Минского университета. Однако в 1979 году на его родине произошел военный переворот, президент страны и многие лидеры народного движения были убиты, тысячи людей оказались в тюрьмах. Национализированная прежним правительством частная собственность была возвращена бывшим владельцам. Страна ограничила сотрудничество с социалистическими странами и стала активно развивать отношения с Испанией и США. Возвращаться домой после окончания университета Икак Мата никак не мог. В Минске он женился на русской девушке Наташе, у них родилась дочь, но жить в СССР молодые люди не захотели. После нескольких переездов по европейским странам семья остановилась в Западном Берлине. Икак Мата работал дворником, рабочим на стройке, грузчиком. Наконец ему удалось устроиться истопником в тюрьму Шпандау, это – значительный успех. Истопник не забыл язык своего племени – буби. Он знает испанский и французский – официальные языки его страны. Он в совершенстве владеет русским. Чтобы найти работу в Западном Берлине Икак Мате пришлось выучить немецкий. А так как в МТШ много англоговорящего персонала, то в настоящее время истопник с успехом осваивает английский язык. Не во многих организациях мира уголь в котельной кидает такой полиглот!

Сейчас Икак Мата задержался у меня в комнате дежурного и жалуется на жизнь. Его жена – дипломированный врач, выпускница белорусского мединститута. Но в Западном Берлине не признают советские дипломы о высшем образовании. Кроме того, чтобы работать в такой социально значимой сфере как медицина, иностранец обязан в совершенстве знать немецкий язык, а для этого пройти языковые курсы и сдать экзамен. Поэтому Наташа работает пока уборщицей в одной из больниц, учится на курсах.

Наш разговор прервал стук в дверь. Французский офицер просит открыть ворота, чтобы вывести сменившийся караул. Он уже построен у ворот во внутреннем дворе тюрьмы и только ждет команды для движения. Я прощаюсь с Икак Матой, выпускаю французских военных. Дежурство продолжается.

В 20.00 меня меняет американец Джордан. Я иду в блок. Около 9 часов вечера заключенный направляется в телевизионную комнату, я располагаюсь рядом. Мы смотрим новости. В мире ничего необычного не происходит. В Западной Германии идет борьба между партиями ХДС и СДПГ, в нее все активнее вмешиваются «Зеленые». Франция ведет войну в Северном Чаде. После военного переворота формируется новое правительство Гаити. Советский Союз начал строить в космосе орбитальную станцию «Мир». Заключенный отдает мне пульт от телевизора, идет в туалет и готовится ко сну. Я переключаю канал за каналом и вдруг встречаю художественный фильм, рассказывающий о России начала века. Но сразу видно, что снимались не русские актеры, да и сцены русского быта показаны на западный манер. Я листаю программу телепередач. Фильм называется «Доктор Живаго», американская экранизация одноименного романа Бориса Пастернака6. В СССР этот роман, как и все творчество Пастернака, находится под запретом. Интересно, что же такого страшного написано в романе, что он попал под запрет?

Фильм дублирован на немецкий язык и, судя по программе, недавно начался. Вялотекущая любовная мелодрама на экране никак не затрагивает. Подобных сюжетов на местных телеканалах мелькают сотни. Но привлекает попытка американцев показать русскую жизнь так, как они ее представляют. Как же мало они о нас знают! Русские так не ходят, не жестикулируют, да и чай пьют по-другому. Но постепенно сюжет затягивает, на неточности все меньше обращается внимания. На экране идет война: грохочет артиллерия, рвутся снаряды, в упор бьет пулемет. Вдруг из камеры заключенного доносится возглас:

– Ruhe!7

Все надзиратели знают, что таким образом «номер семь» дает понять, что он готов ко сну и просит соблюдать тишину. Лишать заключенного сна не входит в мои обязанности, поэтому я делаю звук телевизора тише. А телевизионный роман о любовном треугольнике продолжается. Но фильм явно затягивается по времени. Скоро завершение смены, конца фильма не предвидится, а я так и не понял, почему у нас в стране запретили это произведение Пастернака?

«Серый кардинал» Германии, 24 февраля

Еду на вечернюю смену в МТШ. Наш «Рафик» проезжает пригороды Потсдама, вырывается на автобан и направляется в сторону КПП Штаакен. Три автострады, построенные еще в 30-е годы, расположены веером и связывают Западный Берлин с Западной Германией. Эти три дороги используются, в основном, для транзитных перевозок и поездок жителей Западного Берлина и Западной Германии. Но проходят они по территории ГДР, поэтому весь транспорт на время поездки должен соблюдать законы этой страны. Полицейские ГДР призваны контролировать движение на автобанах, и они делают это мастерски. На участке дороги, где водители часто превышают скорость, в кустах у дороги располагается полицейский с прибором измерения скорости. Метров через 300–500 стоит автомобиль полиции, куда передаются данные от наблюдателя в кустах. После долгого стояния в очереди на пограничном контроле при выезде из Западного Берлина водители радуются свободе и жмут на газ. Тут их и поджидает возмездие. Штраф за превышение скорости составляет 30 марок ГДР. Но у транзитных водителей нет при себе марок ГДР и им разрешается рассчитаться марками ФРГ. Это просто, так как официальный обменный курс восточной и западной марок, установленный в ГДР, – один к одному. На «черном» рынке за одну западную марку дают три восточных. За сутки по автобанам проходят десятки тысяч транзитных автомобилей.

Вечернюю смену я начал в блоке. Все идет своим чередом. «Заключенный № 7» поужинал и дремлет, полулежа в кровати с салфеткой за воротником – умиротворенная картина. А ведь он был преемником Гитлера, которого по праву считают исчадием ада на земле. Как он им стал?

Я уже писал, что в апреле 1933 года Гитлер назначил Гесса своим заместителем по партии. Его основная функция состояла в том, чтобы обеспечивать выполнение партией задач, возложенных на нее фюрером, представлять позицию партии в государственных и законодательных органах с тем, чтобы «все полнее осуществлялись требования национал-социалистического мировоззрения». Партийной империи подчинялись сотни тысяч политических руководителей. Осенью 1933 года Гесс получил пост имперского министра без портфеля и стал полноправным членом правительства. Специальным указом на него был возложен контроль над всей деятельностью нацистского правительства и других государственных органов.

Для выполнения порученных ему задач Гесс создал организацию, сродни министерской, которая в отдельных случаях исполняла функции того или иного министерства. Так, «ведомство Риббентропа» в Берлине должно было играть роль теневого Министерства иностранных дел. Кроме того, под руководство Гесса была передана Заграничная организация НСДАП. Внешне она должна была держать немцев, проживающих за границей, в курсе всего происходящего в рейхе, позволяя им ощущать себя частицей германского общества. Под официальной вывеской фактически скрывалась служба пропаганды, пятая колонна, фактически разведывательная служба. По «всем вопросам технологии и организации» под началом доктора Фрица Тодта в Берлине была создана так называемая «организация Тодта», прославившаяся строительством автострад и монументальных оборонных комплексов и имевшая прочные связи во всех сферах германской промышленности. Управление организацией осуществлялось из канцелярии «заместителя фюрера». Под контролем Гесса был также создан департамент народного здравоохранения с двумя вспомогательными службами «по расовой политике» и «по исследованию родства», функции которых состояли в выявлении еврейской крови. К 1939 году подобных подразделений в прямом подчинении Гесса насчитывалось более двадцати, наиболее важным из которых был «Центр связи и разведки». Таким образом, секретарь, всегда работавший рядом с Гитлером, превратился в главу учреждения.

Очень быстро Гесс завоевал народную любовь и наряду с Герингом стал самым популярным политиком Германии – после Гитлера, разумеется. Его влияние на массы было огромным. Его рождественские обращения по радио, проводимые под его руководством ритуальные массовые принесения присяги Гитлеру при свете факелов и под барабанную дробь, речи, которые он с пылающими глазами произносил на партийных съездах – всем этим Гесс внес большой вклад в становление национального самосознания Германии.

Рудольф Гесс выступает по радио с рождественским обращением к народу Германии

Гесс принял активное участие в выработке законодательных норм против евреев. Начиная с марта 1933 года евреи легальным путем постепенно вытеснялись из жизни германского государства, чему, в частности, способствовал и подписанный Гессом декрет, исключавший их право требовать компенсации за понесенный ущерб в результате погромов. Затем появился закон, запретивший евреям состоять на государственной службе. Шаг за шагом запреты распространились на трудовую деятельность и в других профессиональных сферах. В сентябре 1935 года печально знаменитые Нюрнбергские законы, защищавшие «германскую кровь и честь», запретили браки и внебрачные отношения между евреями и гражданами германской и родственной ей крови. Он был подписан Гитлером как руководителем государства, имперскими министрами внутренних дел и юстиции и заместителем фюрера Рудольфом Гессом – имперским министром без портфеля.

После реорганизации Гитлером военного и политического руководства 4 февраля 1938 года Гесс вошел в состав так называемого Тайного кабинета. 30 августа 1939 года он стал членом исполнительного Совета по обороне.

1 сентября 1939 года, в день начала Второй мировой войны, Адольф Гитлер выступал перед депутатами Рейхстага. Он появился на заседании в новеньком полувоенном мундире без знаков различия:

– Я не хочу ничего иного, кроме как быть первым солдатом Германского рейха. Вот почему я снова надел тот мундир, который с давних времен был для меня самым святым и дорогим. И сниму его только после победы, ибо поражения я не переживу. Если в этой борьбе со мной что-то случится, моим первым преемником станет мой товарищ по партии Геринг. Вы будете обязаны подчиняться ему, как фюреру, с такой же слепой верой и повиновением, как и мне самому. Если же что-нибудь случится и с Герингом, следующий на очереди мой преемник – партайгеноссе Гесс.

Рудольф Гесс и Вячеслав Молотов

Обычный день, 26 февраля

С 8.00 заступаю старшим смены. Очень удивляюсь при входе в МТШ, потому что гремя ключами дверь отпирает сам американский директор тюрьмы Кин.

– Господин Кин, Вас понизили в должности и перевели в надзиратели? – с улыбкой интересуюсь у него.

– Да, не справился с обязанностями директора, – шутит он в ответ.

На самом деле все объясняется просто. После смерти Фаулера американские надзиратели остались втроем и вынуждены дежурить не по восемь, а по двенадцать часов. Устав МТШ не запрещает такую практику, главное – соблюдается основное правило: наличие на смене представителей трех государств. Однако работу по двенадцать часов не одобряет американское трудовое законодательство, накладывающее жесткие ограничения на максимальное количество часов, которые работник должен отработать за неделю. Американцы уже ведут работу по оформлению нового надзирателя, но это не делается быстро. Поэтому американскому директору приходиться регулировать ситуацию с рабочим временем и иногда самому выходить на смену в качестве надзирателя, чтобы соблюдать нормы американского трудового законодательства в отношении своих подчиненных. Сегодня директор Кин отработал ночную смену в блоке и на воротах, и американский надзиратель Новак в ближайшее время подойдет ему на смену. Я желаю Кину хорошего завершения дежурства и иду в блок.

Господин Кин работает в МТШ в качестве американского директора уже почти четырнадцать лет с 1972 года. Но более известным во всем мире является его предшественник – Юджин К. Берд. Подполковник Берд был кадровым военным, служил в американском секторе Западного Берлина, а с 1964 по 1972 год занимал должность американского директора МТШ. Пользуясь своим служебным положением, американец собирал материал для книги и вел с «заключенным № 7» беседы на различные, в том числе «запрещенные» темы, пытаясь, в частности, выяснить: знал ли Гитлер о подготовке полета Гесса в Великобританию в 1941 году? Знал ли Гесс о плане нападении Германии на Советский Союз до своего вылета? Берд записывал беседы с заключенным на магнитофон, при этом пытаясь сохранить в тайне свою деятельность. Но американские спецслужбы узнали о неформальных контактах директора с заключенным и сделали доклад главе миссии США в Берлине. Берд был допрошен, помещен под домашний арест, а затем снят с должности американского директора МТШ. На этом закончилась и военная карьера подполковника. После отставки Берд остался жить с семьей в Западном Берлине. Правительство США официально запретило Берду публиковать книгу о Гессе. Но бывший директор игнорировал запрет. В 1974 году в Лондоне вышла его книга «Самый одинокий человек в мире: история о 30-летнем тюремном заключении Рудольфа Гесса». И хотя книга не вызвала эффекта разорвавшейся бомбы и не привела к раскрытию ранее неведомых межгосударственных тайн, но дала повод для новой активизации движения за освобождение Гесса во многих странах.

Помимо американца Новака вместе со мной на дежурстве еще француз Пэнсар. «Номер семь» жалуется на легкое недомогание, поэтому санитар Мелаоухи проводит более глубокое обследование заключенного с помощью медицинского оборудования, имеющегося у него в кабинете. «Номер семь» расположился на кушетке в комнате санитара, а Мелаоухи подключает к нему то одни, то другие датчики, снимает кардиограмму, измеряет давление и температуру. Через некоторое время осмотр заканчивается, по длинному тюремному коридору заключенный отправляется в свою камеру. Интересуюсь результатами обследования. По мнению санитара, у «Деда» есть проблемы с работой сердца, периодически бывает нарушение сердечного ритма. Вероятно, на фоне легкой простуды появилось некоторое дополнительное недомогание. Но санитар не может сам ставить диагноз. Результаты обследования он передаст директорам, а те врачу французской стороны, так как сейчас в тюрьме «французский» месяц. Французский военный врач обсудит этот вопрос со своими коллегами-союзниками на очередном заседании врачей, и они совместно поставят диагноз и назначат лечение. При необходимости, врачи проведут дополнительное обследование, а могут даже рекомендовать директорам пригласить нужного врача-специалиста со стороны.

Около 10 часов в дверь блока позвонили. Я открыл. Пастор Габель пришел к заключенному для проведения религиозной службы. На нем сутана, на груди большой крест, в руках Библия. Пастор с заключенным направились в камеру, в которой стоит клавесин. Пастор включил проигрыватель, поставил пластинку, и они вдвоем стали слушать музыку. По-моему, Бетховен. Когда пластинка закончилась, пастор открыл Библию и стал вслух читать псалмы. Завершив чтение, собеседники перешли к неспешному тихому разговору. Наблюдение за заключенным и процессом религиозной службы является обязанностью надзирателя в блоке. Но Пэнсар читает газету, сидя в своем кресле. Да и о чем волноваться? Габель уже девять лет является тюремным пастором и практически каждую неделю посещает заключенного. Он офицер армии союзников, а значит, к нему должно быть полное доверие. К тому же, Габель и Пэнсар – соотечественники-французы. Однако все надзиратели знают, что пастор уже имеет замечания от дирекции тюрьмы за беседы с заключенным, выходящие за рамки его обязанностей, а год назад он получил даже письменное уведомление от британского директора следующего содержания:

«Мне поручено от имени дирекции напомнить Вам действующие правила относительно отношений с заключенным № 7. Инструкция от 1947 года запрещает любую разновидность личных отношений с заключенным. Ваша духовная деятельность не дает Вам в этом отношении никакой особенной привилегии. Дирекция с сожалением восприняла известие, что Вы обсуждали с заключенным статью, появившуюся недавно в немецком журнале “Бунте”. Дирекция надеется, что это нарушение правил останется исключением».

Пастор с заключенным вместе прочитали молитву «Отче наше» и служба на сегодня закончилась.

Морель, 28 февраля

Сегодня ночь я работаю «чифом». Заключенный спит, в тюрьме тишина. Французский надзиратель Морель, дежурящий в блоке, заходит ко мне в комнату старшего смены. Он наливает себе кофе, располагается на диване. Морель – любитель бульварных романов. Небольшие книжечки в мягких обложках он читает на каждом дежурстве. А еще Морель любит французское вино. Маленькая фляжка с красным вином постоянно скрывается в его карманах. Невысокого роста седой француз с добрым лицом работает в МТШ почти тридцать лет. В ноябре 1959 года именно Морель обнаружил Гесса в постели, истекающим кровью. Заключенный пытался покончить собой. Для этого он разбил стекло своих очков и осколками разрезал вену поперек запястья. «Номер семь» использовал представившуюся возможность, когда Ширах и Шпеер работали в саду в присутствии надзирателя. Морель перетянул заключенному руку и поднял тревогу. Вскоре прибыл советский врач. Он осмотрел рану и заявил, что имела место попытка сознательного самоубийства. Под местной анастезией врач тут же в тюрьме зашил рану. После этого случая у Гесса были изъяты все острые предметы: очки, ручки и даже зубные протезы. Эти вещи он теперь мог использовать только под надзором.

Старина Морель хорошо помнит, что в те времена отношения между тремя заключенными были очень натянутыми, они были вынуждены приспосабливаться друг к другу. Особенно большой антагонизм существовал между Ширахом и Гессом, и Шпееру приходилось играть роль моста в отношениях между двумя соседями по камере. Один из директоров тюрьмы в докладной записке констатировал: «Ширах ненавидит Гесса». Однажды Ширах подошел к Морелю, который в тот момент дежурил в блоке, и рассказал, что Гесс не выполнил порученную ему работу по уборке. Морель сделал Гессу замечание и вместе со старшим надзирателем заставил его закончить уборку.

В 1965 году у Шираха возникли проблемы со зрением: отслоилась сетчатка, и он практически ослеп. Требовалась операция. Между директорами тюрьмы возникла длительная и жаркая дискуссия о целесообразности перевода Шираха в госпиталь. Британский и американский врачи настаивали на направлении заключенного в госпиталь для обеспечения качественного лечения. Советская сторона считала, что операция может быть проведена прямо в тюрьме. И все-таки директора пришли к согласию о проведении операции в британском военном госпитале. Морель сопровождал Шираха при перевозе в госпиталь и может рассказать, что надзиратели столкнулись в ходе этой госпитализации с большими проблемами. Это был первый случай временного вывоза заключенного за пределы тюрьмы, порядок действий не был отработан. Госпиталь не был приспособлен для содержания военного преступника, для обеспечения полной безопасности. Кроме того, пришлось организовывать дежурство надзирателей сразу в двух местах: в тюрьме и в госпитале. Тем не менее все трудности были преодолены. Английский военный офтальмолог сделал Шираху операцию. Однако зрение не улучшилось. Вскоре Ширах был возвращен в тюрьму. Через некоторое время французский директор МТШ выступил с предложением о проведении повторной операции с использованием новой технологии – лазерного луча. Для этого предлагалось пригласить немецкого профессора Майера-Швинерата из Эссена. И снова директора вели долгие споры о возможности такой операции. Ведь в соответствии с уставом МТШ оперировать нацистского преступника может только врач одной из четырех держав. В конечном итоге, после согласований вопроса в Москве, Лондоне, Вашингтоне и Париже, согласие было достигнуто. Немецкий профессор прибыл в Берлин и провел операцию. К Шираху вернулось зрение.

А 1 октября 1966 года Морель был старшим ночной смены надзирателей, как я сейчас. Несколькими часами ранее, ровно в полночь 30 сентября, Шпеер и Ширах покинули тюрьму, их двадцатилетний срок заключения закончился. В МТШ остался только «заключенный № 7». В то утро, в 6 часов утра американский надзиратель, дежуривший в блоке, разбудил заключенного, выдал ему очки. «Номер семь» заправил постель, пошел в туалет, не посмотрев ни разу на камеры своих товарищей по заключению, и вернулся назад, на завтрак. Морель вместе с американским надзирателем контролировал все движения заключенного. Состояние его было подавленным, существовала опасность, что он вновь может попытаться покончить с собой.

Мы пьем с Морелем кофе и беседуем о берлинской погоде, о том, что городская слякоть уже надоела, как и вся зима. Но скоро придет весна и это радует. Француз допил кофе, вымыл чашку, достал из кармана книжку с романом и отправился на свое место дежурства в блок.

Глава 3 Полет в Великобританию (Весна 1986 года)

Директора, 6 марта

Лучи утреннего весеннего солнца сквозь жалюзи на окнах проникают в комнату дежурного на воротах. Здесь у меня началась дневная смена. На улице чувствуется запах наступающей весны, который навевает далекие от работы мысли. Но трудовой день начался, надо работать.

Около 10 часов в тюрьму приехал советский директор подполковник Черных. Сегодня четверг – день заседания директоров. В этом месяце Черных председательствует на заседании, поэтому ему необходимо проверить готовность к подписанию проекта совместного протокола, составленного по результатам предыдущего заседания. Кроме того, надо еще раз уточнить формулировку вопросов, которые он сегодня предложит рассмотреть своим коллегам. Вскоре прибыл британский директор подполковник в отставке Ле Тиссье. За ним появляется дуайен директорского корпуса – американский директор господин Кин. Последним из директоров в ворота МТШ я впускаю французского директора господина Планэ. Директора совместно несут коллективную ответственность за безопасность тюрьмы, но каждый из них кроме того также курирует какую-либо сторону деятельности администрации. Советский директор отвечает за найм и организацию работы несоюзного персонала. На британского директора возложена эксплуатация и поддержание в надлежащем состоянии всех тюремных построек. Кроме того, он осуществляет связь с оккупационными властями, ведь Шпандау находится в британском секторе Берлина. Задача американского директора в МТШ – закупка и обеспечение функционирования технических систем и оборудования. Французский директор контролирует всю финансовую деятельность тюрьмы.

Господин Планэ – всего третий французский директор за всю историю МТШ: в кадровом вопросе французы придерживаются тактики стабильности. Британцы меняли своих директоров 14 раз, американцы – 15. Подполковник Черных – 21-й советский директор тюрьмы.

В зависимости от актуальности и остроты обсуждаемого вопроса, заседания директоров могут длиться один час, а могут и десять. По любому обсуждаемому вопросу необходимо достижение полного единогласия всех четырех сторон. Если единогласия достичь не удается, любой из директоров обладает правом вето, аналогично применяемому в ООН.

В комнате заседаний директоров стоит большой стол, за которым и проходят переговоры. Помимо директоров на них присутствуют переводчики и секретари тюрьмы в качестве стенографистов. Заседания директоров проводятся постоянно, несмотря на любую сложность международной обстановки. Они шли и в дни строительства берлинской стены, и в дни знаменитого танкового противостояния на переходе Чекпойнт Чарли. Были моменты, когда замирали всякие контакты между правительствами СССР и других стран-союзников, но и тогда дискуссии в Шпандау продолжались, и тюрьма служила своеобразным мостом между Востоком и Западом. В МТШ ходит легенда, что в конце октября 1962 года, в самый разгар Карибского кризиса, когда мир стоял на пороге Третьей мировой войны, на очередном заседании директоров МТШ до позднего вечера шли споры по двум вопросам: нужно ли забирать у заключенного Гесса матрац для того чтобы он поднялся, и нужно ли приобретать новый коленный бандаж для Шираха.

Изменения на границе, 10 марта

Я еду на утреннюю смену. На КПП Штаакен появилось новое сооружение. Почти на самом выезде с территории ГДР в нейтральную зону смонтировано новое заграждение – движущийся заградительный барьер. Огромный бетонный стержень, сечением примерно метр на метр и длиной метров пять, установлен на маленькие железнодорожные колеса и ходит по рельсам, перегораживая трассу и намертво преграждая путь любой технике. В обычном состоянии барьер отодвинут с проезжей части, заторможен стопором и с помощью нескольких больших пружин находится во «взведенном» состоянии. При попытке силового прорыва в сторону Берлина на любом автотранспорте, дежурный нажимает кнопку, освобождается стопор и барьер перекрывает дорогу. Прорваться в Западный Берлин на автомобиле на КПП Штаакен теперь вряд ли возможно.

На территории Западного Берлина навстречу нам выстроилась многокилометровая пробка легковых и грузовых автомобилей. Сегодня суббота и тысячи западных берлинцев на выходные дни стремятся выехать на отдых в Западную Германию на своих автомобилях. Западноберлинская полиция никаких проверок не проводит, только упорядочивает выезд в нейтральную зону. А вот пограничники ГДР работают в поте лица, но пропускной способности КПП не хватает для такого потока машин. Поэтому пробка на переходе каждую неделю начинает выстраиваться с вечера пятницы.

О Горбачеве, 18 марта

Весна все больше дает о себе знать. На кустах и деревьях в саду МТШ набухают почки. Но сегодня дует ветер и на улице ощущения комфорта нет. «Заключенный № 7» как обычно прошелся по садовой дорожке и мы с ним сидим в садовом домике. Здесь уютно. Я листаю газету, заключенный дремлет в своем кресле. Через некоторое время будильник нарушает его сон. Несколько раз зевнув, потянувшись и окончательно проснувшись он тоже берет газету и вдруг спрашивает:

– Ну, как Горбачев?

Не так давно в Москве прошел очередной съезд Коммунистической партии Советского Союза8 и западные издания неоднократно писали об этом событии. Их привлекает новый многообещающий термин «гласность». Избранный год назад генеральный секретарь ЦК КПСС им тоже во многом импонирует. Вот и сейчас «номер семь» увидел в газете фотографию Горбачева и решил поинтересоваться.

Я начинаю рассказывать, что пришел новый руководитель страны, молодой и у людей с ним связано много надежд на то, что жизнь будет еще лучше. «Номер семь» с легкой улыбкой замечает:

– Молодой. Совсем молодой.

Он теряет интерес к беседе так же быстро, как и начал ее.

Питание заключенного, 22 марта

День я сегодня работаю старшим смены. Около 12 часов раздается звонок в дверь. Я открываю. С тележкой, на которой возят пищу заключенному, у двери стоит повар Коррейа Дос Рейс. Я забираю тележку, закрываю дверь. Два повара готовят еду для заключенного: португалец Коррейа и индиец Моте. Их кухня расположена на цокольном этаже главного здания тюрьмы. Три раза в день, приготовив пищу, повара привозят ее на тележке к дверям блока и передают старшему смены надзирателей. Я открываю салфетку, накрывающую тележку. Сегодня на обед «номеру семь» приготовлен португальский суп-пюре и тушеная треска с овощами. Португалец любит готовить свои национальные блюда, а заключенный доволен такой кухней. Я передаю тележку санитару, и Мелаоухи везет ее в блок к камере.

Диетическое питание рекомендовано для заключенного директорами несколько лет назад. А раньше все было по-другому. В соответствии с Уставом МТШ калорийность питания заключенных в Шпандау должна соответствовать норме немецкого тюремного пайка. Дополнительное питание могло выдаваться только по предписанию офицера-врача в связи с болезнью заключенного или в связи с его слабым физическим состоянием. В начальный период работы МТШ это требование неукоснительно соблюдалось. Но со временем западные партнеры в свои дежурства стали баловать узников и улучшать их меню. Вопрос о рационе питания был в те годы одним из самых конфликтных в обсуждениях союзников. Директора и военные врачи месяцами спорили о том, сколько калорий необходимо для каждого заключенного. Зимой, когда заключенные работали только в блоке, клеили конверты, все соглашались с рационом питания по третьей категории. Но когда заключенные выполняли тяжелую работу в саду, западные союзники настаивали на введении второй категории (1999 калорий в день). Одним из аргументов было то, что заключенные в Шпандау в отличие от заключенных других тюрем не могут получать передачи продуктов. Советская сторона не соглашалась со второй категорией. Вопрос питания вышел за пределы тюрьмы и обсуждался в посольствах и даже правительствах стран-союзников.

Показательной является директива, полученная американским директором от своего руководства и прямо предписывающая в месяц американского председательствования «производить позволительное улучшение норм снабжения и увеличение питания для заключенных, страдающих сахарным диабетом или анемией». Для этого полагалось получить «в небольшом количестве масло, мармелад, мясо и сухое молоко». Дополнительный паек ни в коем случае не должен был превышать 1000 калорий. При этом американскому директору было рекомендовано: «Все соглашения об обращении с заключенными, которые мы подписали вместе с тремя державами, интерпретируйте гуманно и великодушно».

Курт Вальдхайм, 28 марта

Заключенный что-то пишет сидя на кровати в камере. Я перебираю предназначенные для него газеты, лежащие на столике в коридоре. У меня вечерняя смена в блоке. Надо скоротать время и что-нибудь почитать. Но сегодняшняя пресса, как никогда ранее, полна больших дыр – результат работы цензоров. Пару дней назад газета «Нью-Йорк Таймс» опубликовала статью, обвинявшую бывшего Генерального секретаря ООН Курта Вальдхайма в участии в военных преступлениях нацистов во время Второй мировой войны. Ранее эта информация не была известна мировой общественности. Вероятно, она и дальше оставалась бы секретной, но сейчас Курт Вальдхайм стал кандидатом в президенты Австрии. Скоро выборы и соперники наносят удар. Конечно, окончательный выбор будут делать граждане Австрии, однако бывший Генеральный секретарь ООН – фигура глобального масштаба. Поэтому информационные агентства мира на все лады склоняют и развивают появившуюся новость о нацистском прошлом кандидата. Последствия этого мирового бума конкретно для МТШ – большие дыры на многих страницах во всех четырех разрешенных газетах.

Читать в газетах нечего, я иду в телевизионную комнату, переключаю канал за каналом. Советский Союз направил первую экспедицию на новую космическую станцию «Мир». Заключенному будет интересно. Ливийские ракетные катера пытались атаковать американскую авианосную группировку в Средиземном море. Два ливийских катера потоплены, потерь у американского флота нет. Интересно, зачем Ливии атаковать хорошо охраняемые авианосцы? Но основная новость – Курт Вальдхайм и его военная служба. Документальные кадры о расцвете нацизма и нацистских преступлениях идут по всем каналам. В одном из роликов мелькает наш «заключенный № 7» рядом с Гитлером в роли «заместителя» на партийном съезде. На другом канале вижу его рядом с Герингом во время судебного процесса в Нюрнберге. А ведь это все запрещенная для заключенного информация. В программе телепередач нет никаких пометок цензора. Но они и не могли заранее предвидеть такой вал информации о нацизме по всем каналам. Запретить полностью просмотр телевизора? Для этого потребуется единодушное решение директоров. Пока оно будет достигнуто, история с Куртом Вальдхаймом уже забудется. Поэтому, если «номер семь» решит традиционно посмотреть перед сном новости, то французскому надзирателю Парамону, который сейчас дежурит на воротах, придется на месте принимать решение – что запретить, а что разрешить смотреть. Впрочем, Парамон, как это часто бывает, вполне может остаться сидеть в своем кресле и даже не войти в телевизионную комнату. В этом случае заключенный останется один на один со своим запретным прошлым.

Слежка, 30 марта

Через контрольно-пропускной пункт Штаакен въезжаем на территорию Западного Берлина. И вдруг сразу после КПП за нашим «Рафиком» пристраивается черный «Опель». Сначала не обращаю на него внимание, но через какое-то время становится понятно, он следует именно за нами. Кто это и что хочет? Может быть это британская военная полиция усилила меры безопасности в своем секторе и негласно охраняет нас от возможных инцидентов? А может наоборот, члены неонацистской организации, выступающей за свободу Гесса, отслеживают передвижение надзирателей МТШ? Тогда с какой целью? Взорвать? Расстрелять?

С широкого проспекта сворачиваем на тихую улочку Вильгельмштрассе, на которой расположена МТШ. Автомобильного движения здесь практически нет. «Опель» следует за нами. Слева от дороги начались казармы британской пехотной бригады, до въезда в тюрьму остается метров двести. «Опель» снижает скорость и сворачивает с дороги в переулок направо. Кто это был?

Врачи, 3 апреля

Сегодня «заключенному № 7» предстоит медицинский осмотр. Он проводится каждый месяц всеми четырьмя союзными врачами. Если же у заключенного возникают какие-то проблемы в течение месяца, то врач председательствующей стороны в любое время суток готов прибыть в Шпандау по звонку старшего дежурного надзирателя. Помимо медицинского осмотра в этот день проходит и заседание союзных врачей, а вместе с ним и своеобразная передача ответственности за здоровье заключенного от одного врача другому. Сегодня советский врач «передает» опеку над заключенным американскому врачу. Осмотр «номера семь» проводится в комнате санитара, в которой имеется и некоторая аппаратура для диагностики. Мелаоухи тоже слегка волнуется: как коллеги-доктора оценят его деятельность?

«Заключенный № 7» в сопровождении надзирателя приходит в комнату для осмотра, санитар помогает ему разместиться на кушетке. Я, как старший смены, тоже обязан присутствовать на этой процедуре. Через некоторое время раздается звонок в дверь, и я впускаю в блок четырех союзных врачей.

Консилиум начинается с вопроса к заключенному о его самочувствие. Сначала «номер семь» жалуется на небольшие боли в области желудка. Потом рассказывает о проблемах с мочеиспусканием. Судя по лицам врачей и уточняющим вопросам, все эти проблемы им уже знакомы. Но вдруг заключенный заявляет:

– В последнее время у меня появились трудности с работой сердца. Я чувствую, что сердце бьется неравномерно, то замедляясь, то ускоряясь. Прошу установить мне кардиостимулятор.

Честно говоря, я слышал о такой штуке, но что это конкретно – не знаю. А «номер семь» говорит уверенно и со знанием дела. Когда он так подготовился? Американский врач, на правах старшего, пытается объяснить заключенному, что для установки кардиостимулятора нужна операция, а в его возрасте любая операция может быть опасна. Поэтому рекомендовать или не рекомендовать операцию можно будет только после всестороннего обследования и длительного наблюдения. Но «номер семь» непреклонен:

– Я знаю, операция проходит без общего наркоза. Поэтому, думаю, что она не опасна.

Врачи не стали продолжать дискуссию, а перешли непосредственно к осмотру пациента. Потом заключенного попросили вдохнуть воздух и подуть в трубочку, проверили объем легких. Затем санитар измерил температуру, давление, разложил заключенного на кушетке и подключил датчики электрокардиографа.

Я уже знаю, что если врачи решатся на операцию или какое-то серьезное лечение, то это будет происходить в британском военном госпитале. Там имеется специально оборудованная палата, готовая в любой момент принять заключенного. В этом случае старший дежурный надзиратель и надзиратель в блоке будут дежурить в госпитале возле заключенного, а в МТШ останется только один надзиратель у главных ворот.