Дар. 12 ключей к внутреннему освобождению и обретению себя Эгер Эдит Ева

Кэролайн рассказывала, что, в то время как некоторые друзья и близкие, помогая ей справляться с травмой, проявляли чрезмерную заботливость, другие, напротив, старались преуменьшить значимость случившегося.

– Людям часто становится неловко об этом узнавать, – объясняла она. – Они не хотят об этом говорить. Они думают, что если не будут упоминать о страшном, то оно быстрее забудется. Все уже в прошлом, все уже сделано, и надо жить дальше. Знаете, как они называют то, что случилось со мной? Это для них «несчастный случай». Но я не наткнулась на пистолет, и он не выстрелил сам, случайно! Люди просто избегают оперировать такими понятиями, как «преступление» и «стрельба».

Даже свекор Кэролайн и дядя Майкла – человек, видевший, в каком она была состоянии сразу после ранений; человек, взявший в свой дом на три-четыре месяца всю семью сына и опекавший невестку, когда она не могла ничего делать самостоятельно, – даже он заявил соседям и знакомым: «Она вернулась к нормальной жизни, она уже стопроцентно в норме».

– Серьезно? В норме? Ты что, издеваешься? – отреагировала Кэролайн с горькой усмешкой.

Однако свекор сам верил своим словам, и эта вера поддерживала его.

Сейчас, конечно, во многом жизнь наладилась. Мальчики стали мужчинами, женились, у них появились свои дети. Кэролайн и ее муж живут в США. Они спрятались от мести Майкла в другой стране, их защищает, как они думают, государственная граница. Действительно, шансы выследить их и свести с ними счеты за то, что Кэролайн свидетельствовала против него, у Майкла ничтожны – они почти невероятны. Но страх, ее страх, никуда не делся.

– Он был членом нашей семьи, – объясняла мне Кэролайн. – Он жил в нашем доме. Мы во всем ему доверяли. А последнее, что я от него услышала: «Не знаю и зачем я это делаю»?! Если он – член семьи – не знал, почему убивает жену своего брата, то где гарантия, что не придет кто-то другой и не захочет – просто так, без всякой причины – причинить мне боль?

По словам Кэролайн, она до сих пор живет в постоянном страхе и ожидании, что кто-то завершит начатое Майклом. Не выходит на улицу, не ухаживает за садом, так как боится, что к ней могут подойти незаметно сзади, – хотя раньше очень любила гулять и заниматься цветами. Даже в собственном доме Кэролайн всегда настороже, она не передвигается по нему без тревожной кнопки – на нее быстро жмешь, когда кто-то вламывается в твое жилье. Жизнь останавливается, если Кэролайн случайно где-то ее забывает, – она всегда должна держать эту кнопку при себе.

– Какое-то время я пыталась жить в том доме, где он в меня стрелял, – рассказывает она. – Я и мысли допустить не могла, что позволю ему отнять у меня мой дом. Я собиралась вернуться в него.

Но было слишком страшно и больно жить там, где она чуть не погибла. Они уехали далеко – в благополучное и дружелюбное место на юге США; они живут рядом с красивым озером, где по выходным катаются на лодке. И даже сейчас она живет в страхе.

– Шестнадцать лет существовать в таком состоянии – это не жизнь, – сказала она.

Она чувствовала себя пленницей прошлого и отчаянно хотела освободиться.

Пока мы беседовали, я успела разглядеть в ней человека полного любви, силы и решимости. Для себя я отметила, что выстраиваются четыре схемы поведения, удерживающие Кэролайн в прошлом, в плену ее страха.

Прежде всего она растрачивала много энергии, пытаясь изменить свои чувства, то есть убеждала себя чувствовать совсем не то, что испытывала на самом деле.

– Я везунчик, – заявила она. – Меня судьба хранит, я знаю! Я жива. Меня окружают любящие люди.

– Да! – говорю я. – Все так. Но не пытайтесь подбадривать себя искусственно, когда вам грустно. Не поможет. Вы лишь начнете обвинять себя, что вам не становится так хорошо, как должно быть. Попробуйте вместо этого другое. Примите свои чувства. Горечь. Страх. Печаль. Просто признайте свое право так чувствовать. И хватит думать о чужом мнении. Перестаньте заботиться о том, одобряет вас кто-то или нет. Люди, даже самые близкие, не проживут за вас вашу жизнь. И чувствовать за вас они тоже не могут.

Помимо того что Кэролайн подавляла в себе печаль и страх, убеждая себя, что не испытывает их, она пыталась оградить от своих переживаний и всех окружающих. Люди, которые нас любят, желают для нас лучшего. Они не хотят, чтобы мы страдали. Именно поэтому всегда есть соблазн показывать им ту версию себя, которую они хотят видеть. Но когда мы отрицаем или преуменьшаем свои чувства, они возвращаются бумерангом.

Кэролайн рассказала, что после того, как в нее стреляли, они с мужем завели собаку. И все годы у них обязательно жили собаки – одна за другой. Но когда умер их последний пес, муж сказал, что ему нужно время, прежде чем они возьмут нового щенка. Он не понимал, что для Кэролайн было необходимо присутствие собаки в доме, – это давало ей чувство уверенности и обеспечивало ее безопасность.

– Я так злилась. Но не могла ему об этом сказать. Логично было бы объяснить: «Я боюсь оставаться одна, без собаки». Но я этого не сделала. Думаю, он бы понял, но я не хотела, чтобы он знал, что у меня страх все еще так силен. Не знаю почему.

Я сказала ей, что так она оберегала его от беспокойства. От чувства вины. Но, не подпуская его к своим проблемам, она обделяла его. Отказывала ему в возможности защитить ее.

Кэролайн сказала, что так же поступала с пасынками.

– Думаю, они не догадывались, в какой я оказалась ловушке. Я старалась не показывать им этого.

– Но вы живете во лжи. В собственной семье вы не можете быть самой собой. Вы лишаете себя возможности быть свободной. И своих родных тоже. Ваша линия поведения и то, как вы боретесь со своими сложными эмоциями, стали новой проблемой.

Ограждая близких людей от своих переживаний, Кэролайн таким образом избегала нести за них ответственность.

И пока страх продолжал брать верх над ней, она наделяла Майкла и связанное с ним прошлое слишком большой властью.

– Мы с мужем были женаты всего три года, как это случилось, – рассказывала она. – Мы только-только становились семьей, его ребята уже принимали меня как свою новую мать, впереди была новая прекрасная жизнь. И Майкл все отнял.

Ее подбородок напрягся. Она сжала руки в кулаки.

– Отнял?

– Он напал на меня. Пришел ко мне в дом с пистолетом. Всадил мне в голову две пули и бросил умирать.

– Да, у него было оружие. Да, вы сделали то, что и должны были сделать, чтобы выжить. Но никто не может отнять ваш внутренний мир и вашу ответственность за себя. Зачем вы наделяете этого человека такой властью над собой?

Кэролайн стала жертвой чудовищного преступления. И жертвой ее сделали самым безжалостным и жестоким образом. Она имела полное право чувствовать что угодно по этому поводу: гнев, злость, страх, скорбь. Майкл едва не лишил ее жизни. Но произошло это шестнадцать лет назад. Даже когда его выпустили условно-досрочно, он представлял собой лишь весьма отдаленную угрозу, поскольку их разделяла государственная граница, у него не было права на выезд и в любом случае он не смог бы ее найти. И тем не менее Кэролайн, прочно укоренив его в своем сознании, тратила на мысли о нем уйму сил. Пора было избавляться от этого. Пора было проявить свой гнев и выплеснуть его вон из себя, чтобы он перестал наконец отравлять ее душу и ее жизнь.

Я попросила ее мысленно посадить Майкла на стул, связать его и начать избивать. И обязательно орать на него, выкрикивая что-то вроде «Как ты мог так со мной поступить?!». Распалить свой гнев и дать ему выход. Прокричать его.

Кэролайн сказала, что очень боится это делать.

– В своей жизни вы уже усвоили, что такое страх. Хотя, когда появились на свет, понятия о нем не имели. Не позволяйте страху захватить ваш мир. Любовь и страх не могут уживаться. Хватит! На жизнь в страхе у вас нет времени.

– Если я дам волю своей злости и начну бить его от души, то даже от стула, на котором он сидит, ничего не останется.

– Он был больным человеком. У больных людей больное сознание. И как долго вы намерены терпеть, чтобы такой человек навязывал вам условия вашей жизни? Выбор за вами.

– Не хочу больше бояться, не хочу больше испытывать такую грусть, – сказала она. – Мне одиноко. Я от всего спряталась, не завожу новых друзей, не начинаю новых дел. Чувствую себя запертой в самой себе. Лицо всегда замкнуто, с единственным выражением тревоги и вечно поджатыми губами. Все время нахожусь в напряжении. Подозреваю, что мой муж хотел бы вернуть ту счастливую женщину, на которой когда-то женился. И я сама