Люби Небесное Левонович Ольга
Вся чернуха жизни нашей пёстрой
Как песок скрежещет на зубах.
Нет покоя в соснах, травах росных,
Холод в сердце, горечь на губах.
Плещут вихри огненные, гнутся.
Маску мести не содрать с лица.
Силы нет прозреть и оглянуться…
Злом – по злу! И – схватке нет конца.
А Россия ещё жива
А Россия ещё жива!
С тонкой тропочки не свернула.
Поседела её голова –
Горя много она хлебнула.
Молча, тихо она глядит,
Как беснуются на экранах
Люди-звери (ужасен вид),
Душам чистым наносят раны.
Как пытаются доказать:
Оскотинились наши души.
Их корёжит при слове «мать».
И «Россия» им режет уши.
Мать Расеюшка отдохнёт,
Поглядит и светло, и свято,
Распрямится и отряхнёт
Мошек разных с холщёвого платья.
Бандиты
Бандиты хозяйничать вздумали в доме.
Их норов – безжалостен, лих.
Ни горе, ни слёзы, ни детские стоны
Не стали преградой для них.
Не люди – рабы, исполнители злые,
Живыми ушедшие в ад.
Нас будят раскаты небес громовые,
Чтоб мы оглянулись назад.
Чтоб подняли головы, и ужаснулись:
Ползёт беспросветная мгла.
Как нужно тряхнуть,
чтобы все мы – проснулись,
Увидели плевелы зла?
Ной
Ковчег нелепый строит старый Ной.
А мы смеёмся. Мы поём и пляшем,
Забыв, какою страшною ценой
Оплачен долг непоправимый, страшный.
Стальные птицы падают с небес,
Холмы могильные на месте небоскрёбов.
Мы жаждем развлечений и чудес,
Не замечая, что шумим у гроба.
Нам застит очи вековой обман,
Что смерть в дома чужие только вхожа.
Пустые домовины по домам,
Невидимые, высятся в прихожих.
…Ной строит ковчег… Мы глазеем беспечно:
Скорбя, он несёт на плечах
Тяжёлые доски. А дни быстротечны!
Уж первые капли стучат.
Господь хранит планету
Всего, всего должно быть в меру.
Жары и стужи, сильных гроз…
Господь хранит планету, верю.
Цветущий сад, дыханье роз,
Живой компьютер – пчёлок в улье –
Он изобрёл, и водопад…
А мы, испорченные, – пули,
И прочий смертоносный ад.
И нынче бесится природа:
То град, то жар, не перечесть…
Для вразумления народа,
Чтоб знали, что Хозяин есть.
Мир осыпается
Мир осыпается. Размыты берега,
Сползают в воду рыхлыми пластами.
Метелью огненной охвачена тайга.
Дельфины вспарывают отмель животами.
Мир содрогается. На землю с высоты
Летит не град, а ледяные камни.
Сжирают оползни дороги и мосты.
Безжизненно-пусты глазницы зданий.
В огне и пепле падают дома…
Асфальт в крови.
Сквозь дым проходят тени.
Льды тают. На экваторе – зима.
Мир непокорный рухнул на колени.
Паучья сеть, с названьем «интернет»,
В мозги вживляясь, землю облепила.
Мир бабочкою бьётся. Меркнет свет.
Открыто правит бал лихая сила.
Личины сброшены. И леденеет кровь
От злобы, очерствелости, бесстыдства.
И в души, где ещё жива любовь,
Игла с дурманом норовит вонзиться.
Несчастный мир. Он катится во тьму,
Визжа, стеная, хохоча, кривляясь.
Но руки тянут Ангелы к нему,
Теряя силы, удержать пытаясь.
…Мы, против воли, в гуще новостей.
Участники и очевидцы битвы.
Земля в смятении. И кружатся над ней
Слова последней, горестной молитвы.
Одуванчики закрылись…
Одуванчики закрылись.
Холод. Тучи. Редкий дождь.
Выйди, солнце, сделай милость.
Без тебя по коже дрожь.
А в Москве-то разгулялся
Сильный ветер-хулиган.
Рвал плакаты, завихрялся,
Превратился в ураган.
Он, как демон непокорный,
Что свою покинул клеть,
Вырывал деревья с корнем,
Рушил всё и сеял смерть.
В ход пошли столбы и крыши,
И людей не пощадил…
К нам пришёл уже поникший,
Видно, выбился из сил.
…Есть и в наших душах смерчи,
Вихри злобы – будь здоров…
Вышли – было бы не легче.
Наломали б тоже дров.
Мы разделились
Мы разделились на друзей-врагов.
Мы раскроили мир на свой размер.
Мы вылепили собственных богов,
Религию сплели из ложных вер.
И удивляемся: качается земля,
Пугает и уходит из-под ног.
Но не даёт гордыня умолять,
Просить, чтоб пощадил нас добрый Бог.
Игра
Парень компьютер включает.
Метко стреляет, быстро.
Ангел стоит за плечами.
Вздрагивает от выстрелов.
Телевизор
Телевизор – сладкая отрава.
Ложь, иллюзия покоя и любви.
Хорошо в мечтах туманных плавать,
Новости горячие ловить.
Погружаться в призрачные страхи,
Видя чудищ – ёжиться, потеть,
Волноваться, жмуриться и ахать.
Знать – исчезнут, если захотеть.
Повреждать свою святую душу,
Но тянуться к пульту всё равно.
Вновь приходят, загражденья руша,
Бесы в дом… Подумаешь, кино…
Душу лечит Божия реальность.
Для души скучна она, сера.
Снова убегает в виртуальность,
До самозабвенья, до утра…
Радость тихая – наряд неяркий леса,
Свежий блеск заснеженных полей
В ней не вызывают интереса.
Тошно в жизни, оглушённой, ей.
Новости
Вся семья приросла к телевизору.
Поглощает поток новостей.
Там на выбор любая провизия,
Винегреты вестей и страстей.
Иссушается мозг, выпивается,
Незаметно, под визги реклам.
Даже стих мой сейчас спотыкается:
Тянет силы бормочущий вамп.
Голоса, голоса накалённые,
Барабанный ритмический звук.
Очи в очи, глаза остеклённые…
Пьёт энергию … телепаук…
Наши души
Мы не стяжали непрестанной молитвы.
Мы не достигли чистоты сердца.
Наши мысли – словно могильные плиты.
Нам от дум некуда деться.
Что нам делать, немощным, хилым?
Ни поста достойного, ни молитвы.
Скот – о скотском, а мы до могилы
Всё – о жвачке, не слыша Ангелов пенья.
Как магнитом, нас тянет к мерцающим монстрам.
Там дурман, там отрава, там чувственный опий.
Представляется: так легко и так просто –
Штепсель выдернуть… Но скука утопит.
Наши души уже задыхаются.
Едва слышно «спасите!» пищат-голосят.
Из последних сил трепыхаются.
Жить хотят.
Вести
Нелепые мысли и страшные вести
С экранов, журналов в мозги западают.
И тем, кто скандально и шумно известен,
Внимает бездумно толпа молодая.
О Церкви – с насмешкой, о бедах – смакуя,
Кричат они громко, с настроем резвиться.
Пусть фейки, подлоги и пишут вслепую,
Но как озабочены имиджем лица.
Их слушать не нужно, их лучше не трожь.
Она агрессивна, спесивая ложь.
Желаем коктейлем вестей насладиться?
Довольно глотка, чтоб всерьёз отравиться.
В журналах
В журналах глянцевых – гламурное житьё.