Мой плохой босс Шэй Джина
Чтобы не упустить ни секунды спектакля, мне приходится переехать к барной стойке. И тут, с еще одной порцией виски, насладиться зрелищем.
Ну, а что, я, в конце концов, заслужил это веселье.
Парни, столпившиеся у дверей вип-кабинета, гогочут, посвистывают.
Госпожа синий чулок явно пришлась им по вкусу. Какой непривередливый у них однако вкус. Я не завидую – делать мне больше нехер.
Стыдно ли мне? Нет, мне не стыдно. Пусть это будет ей уроком. Пусть сейчас она напугается и прикусит свой наглый язычок, спрячет голову в трусы и больше никогда не будет смотреть в сторону тех мужчин, которые ей не по зубам.
Ничего серьезного ей парни все равно не сделают, вряд ли хоть кто-то из них хочет сесть, а сейчас в ресторане много свидетелей. Да и сомневаюсь я, что кто-то заинтересуется сиськами Хмельницкой на серьезных щщах.
Правда, я отдаю отчет – вероятнее всего, в понедельник я буду подписывать её заявление об уходе. Ну и черт с ней, рынок труда полон безработных главных бухгалтеров. У меня даже есть на примете пара знакомых, с отличными рекомендациями.
Уволю, в понедельник же и уволю, и пусть катится куда-нибудь к боссу своего унылого уровня. А если она попросит прощения за свою наглость – я даже не заставлю её отрабатывать две недели позора. Может быть. Интересно, много ли фоток парни сделают? И как долго оно будет летать по рабочим чатам в качестве страшилки?
А если будешь плохо работать, придет госпожа главный бухгалтер и тебя трахнет. Смотри, какая у неё унылая задница!
Ребята у вип-кабинета оживляются, там явно происходит какая-то движуха.
Кажется, Хмельницкая прорывается с боем. В чем мать родила, точнее в чем ожидала меня. То есть в одном белье. Пока его мне не очень видно. Хотя, не очень-то и хотелось.
Ирину зажимают в дверях курьер и Игнат. Мой зам прихватывает госпожу главную бухгалтершу за задницу. Виталик – за грудь, кажется, даже зажимает между пальцами соски. Виталик, окстись, за что ты лапаешь? И как только рука поднимается? Или что, думаешь, она тебе премию за такое лишнюю выпишет? Ну-ну. Ты посмотри, на какие подвиги некоторые ради денег идут.
Я вот не знаю, сколько мне нужно приплатить, чтобы я даже на аналогичный подвиг пошел.
Охает и сгибается пополам Игнат – ему мегера всаживает кулаком в живот. С размаху. Ну, что ж, это ему наказание за тот фант, пожалуй. Гена валит все на него. Так что так ему и надо.
Вскрикивает и Виталик – курьеру настолько глубоко вгоняют каблук в ногу, что мне аж дистанционно больно. Ну, хоть не в пах, скажи спасибо, Виталик.
– Ну, и кто следующий хочет сесть за домогательство? – Ирина рычит, яростно, и от этого её рыка даже мужики шарахаются. Ну вот. И как хотеть вот такое? У меня вот лично бы уже от этого упал бы. Терпеть не могу скандальных баб.
– Дебилов нет? Ну надо же, вот это действительно откровение! – ядовито сплевывает Ирина, и уже без препятствий шагает в зал. Кажется, даже не замечая, что на ней из одежды только трусы и чулки, а лифчик после пальцев Виталика – немного сбился, и из-под кружева выглядывает розовый сосок.
Сосок. Сквозь кружево. Я почти ослеп.
Ирина подходит ко мне, замирает в двух шагах, даже не обращая внимания на то, что на неё, почти голую, оборачиваются её же коллеги. Судя по её лицу – она и без трусов могла бы пройтись.
А я – пытаюсь наладить собственное дыхание, потому что виски у меня совершенно не тем горлом пошло.
Ох…
Оказывается, под скафандром главной бухгалтерши скрывалась очень-очень горячая девочка…
Фееричнее открытия эта ночь для меня не могла приготовить. Никогда не верил дебильным киношкам, в которым одним переодеванием делали из чучела секс-бомбу.
В этом конкретном случае обошлось одним раздеванием.
Я её жутко состарил, кстати, вот сейчас, без очков, с распущенными волосами и без мешка, скрывающего фигуру, становится очевидно, что она совсем молодая. Лет двадцать пять, не больше.
А грудь у неё весьма аппетитная, кстати… Оказывается, и двоечка может заставлять истекать слюной. Понятно, почему не смог удержаться Виталик. Не понятно, почему мне теперь хочется ему вырвать руки из плеч. С корнем.
Грудь грудью, но и все остальное у Ирины – очень даже… Можно захлебнуться слюной, нечаянно.
Подтянутая задница, длинные ноги в темных чулках.
Чулки!
Вот уж чего я точно не ожидал увидеть на нашей Мисс Просроченная Девственность, так это чулки.
Мне казалось, что Ирина под своими штанами носит одни только панталоны, бабушкины, по колено, в розовый цветочек. А вот надо же, какая красота, оказывается, у меня под носом бегала, прятала под штанами проститутку.
И вот от этого я отказался.
Знал бы – может, и подумал бы, стоит ли затевать всю эту хрень.
Но сейчас – не время для сожалений. Сейчас – время пожинать. И я в самом деле жду. Жду своей победы. Когда же наша Ирочка покраснеет, спохватится, что так опозорилась на всю фирму, расплачется и убежит.
А она же смотрит на меня с кипучей яростью и бесит меня тем, что не сдается.
Я ей насмешливо улыбаюсь, салютую стаканом с виски, глотаю его.
За твои сиськи, дорогая! И за то, что они у тебя есть, и за то, что такие красивые.
Она выдирает у меня стакан из пальцев и швыряет его об пол. И стакан разлетается вдребезги, привлекая к себе внимание уже всего зала. Хотя на нас и так уже почти вся фирма пялилась.
Ох, ни хрена себе, какие мы, оказывается, дерзкие. И это вдруг люто меня заводит, заставляет кровь в венах кипеть еще сильнее. Теперь я еще больше хочу её поражения.
– Ты ничего мне сказать не хочешь, Антон Викторович? – рычит госпожа главный бухгалтер. И где-то в глубине моей душонки, еще не совсем убитой безжалостными законами рыночной экономики, скребется совесть. Может, это я все-таки зря? Хотя нет.
Это стоило того.
Каждая секунда этой стычки.
– За бой посуды ты сама заплатишь, Ирина Александровна, – безмятежно откликаюсь я, опираясь на барную стойку обоими локтями.
Сложно ей не восхищаться. Десять из десяти мне знакомых женщин вот после этого – сбежали бы в слезах, а эта нет, стоит тут, напротив меня, скрестив руки на красивых сиськах. Будто и не в трусах стоит посреди ресторана, а в королевской мантии. Я даже не ожидал, что у неё на это хватит духу.
И я снова ощущаю это странное чувство, когда хочется только замереть и следить за каждым её движением. Как тогда, на танцполе, перед тем, как она ушла в вип-кабинет.
– То есть извинений я не дождусь, правильно? – яростно выдыхает Хмельницкая.
– Нет. Ну почему. Дождешься. Если произнесешь их сама, – я пожимаю плечами, – если хочешь, могу подсказать текст. Простите, Антон Викторович, что предложила вам свою унылую персону. Больше так не буду. Очень раскаиваюсь.
На бледных скулах Хмельницкой расцветают алые пятна. Дракониха, как она есть.
Ирина шагает ко мне. Сгребает меня за галстук, двумя резкими движениями наматывает его на свой кулак. Это настолько дико и неожиданно, что я чуть не давлюсь собственным языком, глядя в кошачьи яркие зрачки Хмельницкой.
– О да, Антон Викторович, – горячее дыхание госпожи главного бухгалтера проходит по моим губам, – я действительно чрезвычайно раскаиваюсь, что предложила себя такой твари, как ты. Мне действительно ужасно стыдно, что я опустилась настолько. Не бойся – больше не опущусь.
Все её слова – почти те же, что ей продиктовал я. Но она – переворачивает их с ног на голову, так, что уже в моей груди разливается яростный жар. Не бойся? Это она раскаивается в том, что запала именно на меня? Да что эта сучка о себе возомнила?
Я не знаю, что на меня находит – я подаюсь вперед, пытаясь накрыть своим ртом её наглые губы, которыми она так дерзко пытается меня ставить на место. И сам на себя матерюсь. Я что, реально хочу её целовать? С какого хрена?
Но я – хочу.
И член в моих штанах уже дыбом стоит, непонятно отчего, но сомнений нет – именно на эту обкуренную бабу. Я смертельно хочу её трахнуть. Еще пять минут назад не хотел, а сейчас – дым из ушей вот-вот пойдет, если я этого не сделаю.
Вот только Хмельницкая не только уворачивается от моего рта, уклоняясь от поцелуя, но и с неожиданной силой дергает мой галстук так, что я вдруг оказываюсь на коленях посреди ресторанного зала.
Виски был лишний. Наверное – весь. Это из-за него я не устоял на ногах.
Но какая же наглая сука… Меня! Швырять на колени! Перед всей фирмой! Да я же её в асфальт на офисной парковке вкатаю, и каток сверху поставлю!
А вот почему я не встаю, пораженно пялясь в зеленые глаза Ирины? И почему язык за моими зубами такой ватный? Вот это действительно загадка!
– Вот так ты должен стоять, щенок, – шипит Ирина, – и не сметь открывать свою грязную пасть без моего разрешения.
Она охренела! И этот её шепот внезапно звучит почти оглушительно. Я замечаю, что и звукач вырубил музыку, чтобы не упустить ни слова из нашей перепалки. Все-таки хлебом не корми этих идиотов, дай какое-нибудь зрелище.
И все-таки – она охренела. Окончательно! Как она вообще смеет так вести себя со мной? И уж тем более, отшатываться от меня так, как сейчас.
С таким отвращением на лице, будто она только что съела живого червяка и без соуса. Ирина отворачивается и уходит обратно, к вип-залу, и почему-то те мужики, которые еще пять минут назад снимали её на телефоны – шарахаются с её пути, стоит только Ирине задеть их взглядом.
А я смотрю на шикарную задницу Хмельницкой в сумасшедших черных стрингах и понимаю, что вообще-то – у меня стоит до сих пор. И не думает падать.
Наверное, дело в её заднице… Ну или в сиськах. В чем же еще
Глава 4. Ирия
Руки у меня трясутся.
Я держу их под ледяной водой, бьющей из крана, но они все равно трясутся.
В уме я представляю, как выдаю Антону Верещагину одну пощечину за другой, до тех самых пор, пока мои ладони не запылают, а звон в его пустой голове не станет слышен всем окружающим.
Дура! Какая же я дура!
И вот ради этого куска дерьма я собиралась завязать с Темой? Боже, не-е-ет, ни за что в жизни. Уж лучше вообще ни с кем вне Темы не связываться, там хотя бы понятные мне люди. Те, которые не делают ничего не логичного. Те, которые хотя бы пытаются слушать правила и говорить, что хотят и чего не хотят.
Смотрю на себя в зеркало, поправляю на носу очки. Простые нулевки, их я ношу просто для имиджа. Неровные красные пятна покрывают лицо и шею. Красотка, Ира, ничего не скажешь!
Одежду я из вип-кабинета забрала, оделась в туалете, теперь вот стою и пытаюсь выдохнуть, пытаюсь унять ярость, кипящую в моей крови.
Тварь! Какая же тварь!
Нет, я не буду размазывать слезы по лицу, и рыдать: “Почему?”
Нет никакого честного ответа на этот вопрос. Потому что Антошеньке так приспичило. Потому что ему все это показалось очень весело.
Просто потому, что он – мудозвон редкостный. И я ведь об этом знала, только почему-то решила, что меня его мудизм никак не заденет.
Самообманываться – это самая вредная привычка человека.
Я не понимаю только одного – что я ему такого сделала? Он же сам ко мне пришел. Сам пригласил меня на танец. И если я ему не нравлюсь – что, сказать было сложно? Почему просто было меня не отшить?
И зачем вообще было подходить?
Ключевой вопрос – зачем было так-то мудить?
И все-таки, зачем было подходить?!
Дверь туалета приоткрывается и в него просовывается одна осторожная голова. Секретарша мудака Антошеньки – Наташа. Глаза вытаращенные, охреневшие.
– Можно, Ир?
Я киваю. Пока не могу говорить – не хватает воздуха. И цензурных слов.
– Ну, Антон Викторович и… – Я качаю головой перебиваю Наташу посреди фразы. Я и так знаю, что он – сука. И раньше знала. Правда совсем не замечала за ним вот такого скотства в адрес женщин. Тем более, что я вообще не знаю, какие слухи сейчас уже успели разойтись по бухающим на корпорате коллегам.
Хотя – многие видели, как Антон со мной танцевал. И куда я пошла после – тоже. И в каком виде оттуда выскочила и при каких условиях. Внятную, хотя и далекую от реальности версию они уже сочинили.
– Ирка, ну ты даешь, Верещагина – и на колени. Посреди зала. – Наташа шепчет это с восхищением. И пусть меня обычно коробит эта “Ирка”, сейчас мне не до формальностей и обращения по имени отчеству.
Уголок моего рта удовлетворенно дергается.
Да, это было восхитительно. Хоть и мало. За свое гадство Антон Верещагин не отделался бы столь малой кровью. Да, порку за такую провинность я бы ему устроила такую – он две недели бы на своих совещаниях только стоял.
И какая жалость, что нельзя.
В моих висках по-прежнему шумит и бьется голодная ярость. Ох, не один удар плети бы достался шикарной заднице этого поганца.
Будь он только в Теме…
Будь он только моим…
Боже, Ира, и зачем ты сейчас об этом думаешь? Вот сейчас? Когда ясное дело, что больше никак твои мысли этого мудака касаться не могут. Хотя в таком случае этой ситуации вообще бы не было. И все-таки…
И все-таки – нет.
Нет – значит «нет». Это закон для всех, кто в Теме.
Антон Верещагин мне ясно показал – я его не интересую.
Да и если бы интересовала – я его уже не хочу. Бессмысленно тратить свои силы на этот кусок дерьма. Это насколько сильно мне надо пасть, чтобы захотеть его снова? Я же не могу спустить ему это просто так.
– Ир, – тормошит зависшую меня Наташа, и я вздрагиваю и гляжу на неё.
– Тебе водки может принести? – сочувственно интересуется секретарша Антончика. Может, он её специально подослал? Озарение это накатывает на меня внезапно. Паранойя – это вообще очень полезная привычка.
Пальцы нашаривают кулон на моей шее. Стискиваю его и выдыхаю.
Я помню, зачем его ношу.
Три вздоха, три выдоха.
Контроль эмоций – вещь полезная. Ярость можно отложить чуть-чуть, хотя – мне очень нужно дать ей выход. Но здесь – я этого не сделаю. Не могу. Нету возможности.
– Водки не надо, – я качаю головой, приводя мысли в четкий алгоритм, – а вот сумку принеси от моего столика. Синюю такую, от…
– Да знаю я твою сумку, – отмахивается Наташа буднично и выскакивает из туалета. Возвращается через три минуты с моей сумкой в руках.
– Антон Викторович за своим столиком, – ябедничает она, – продолжают бухать. Правда, уже не ржут. Морда у него мне не понравилась. Злой!
– Ничего, – я мстительно улыбаюсь, припоминая, как швырнула щенка на колени перед собой. Ну, и перед кучей зрителей, естественно.
Какие охреневшие у него были в этот момент глаза, м-м-м, красота. Еще бы кляп добавить – и вообще была бы идеальная картинка.
– Ему полезно, да, – хихикает Семенова, будто подтверждая эту мою мысль про кляп.
Вообще – Наташа довольно рано получила «прививку Верещагиным». Сколько раз он её поимел, прежде чем она поняла, что ничего серьезного он ей предлагать не будет?
Передумала, замутила с нашим начальником транспортного цеха. Кажется, осенью они собирались пожениться. Счастливая женщина. Умная!
Не то что некоторые.
– Ир, а что ты дальше делать будешь? – осторожно интересуется Наташа, пока я роюсь в сумке, проверяя вещи.
Телефон, карточки, ключи от квартиры, ключи от личного номера в клубе, рабочие ключи… Боже, нахрена я на корпоратив взяла столько ключей – на кастет бы хватило! Хотя, какая из связок вообще лишняя?
Интересный вопрос. И мой, и Наташин – оба хороши.
– Домой поеду, – отвечаю я ровно, – сама понимаешь, праздновать юбилей фирмы я уже не хочу.
– А потом? Что с работой? – у Наташи заинтересованные глаза. И я припоминаю, что там у неё с дипломами, и мне хочется закатить глаза.
– Уволюсь я, уволюсь, можешь готовиться выбивать перевод с должности на должность, – фыркаю я. Хочется ей стать кем-то большим, чем простая секретарша в этом гадюшнике? Хочется вымаливать на коленях перед мудаком повышение? Пускай. Не мне её осуждать.
– Да ты чего, Ир, – Наташа обиженно машет на меня рукой, – я не из-за места. Просто… Не хочется больше… Ему кофе таскать. Как-то мерзко после сегодняшнего.
Вопреки всему моему цинизму – я верю. Ведь может же ей действительно быть мерзко обслуживать «милейшего» Антона Викторовича. И может хотеться повышения, зарплата у меня выше, чем у неё.
Правда, если было бы по-настоящему мерзко – она бы, наверное, тоже уволилась, но это слишком, наверное.
Ну – для меня не слишком. Я не буду больше тратить свое время в «Верещагин и Co» – делать мне больше нечего. Пусть в своем дерьме варятся сами.
– Спасибо за поддержку, Наташ, – спокойно благодарю я. Реально есть за что. В конце концов – она мне не подруга, она мне подчиненная, которую я жестко штрафую за задержки с оформлением документов. Но посочувствовать она пришла. И нужно сказать – это выходит у неё искренне.
– Ой, да ладно, – Семенова отмахивается, – честно, я думала, тебе тут платки понадобятся, хотела тебе сказать, что бабы наши на твоей стороне, а ты – вон какая. Спокойная.
– Ох, если бы…
Я неровно вздыхаю.
Спокойствием мое состояние не называется. Ну, у этого разговора все-таки имеется положительная сторона – я больше не напоминаю своей пятнистостью леопарда и руки, которые просто сводило от желания сжаться на горле Антона Верещагина, больше не трясутся.
– Ну, давай тут, Ирка, держись! – Наташа грозит мне кулаком и покидает туалет.
Забавный жест. Держись, а то я тебя еще побью, сделаю больно, станет еще хуже.
Радуясь долгожданному уединению, я достаю телефона. Сейчас – мне никто не мешает поговорить, ни свидетели, ни мое нервное состояние.
Тот, кто мне нужен, отвечает со второго гудка. Днем – отвечает с первого, но сейчас все-таки глухая ночь на дворе. Хотя я точно знаю, у Прохора на мой номер стоит эксклюзивный гудок. И что очень ценно – он живет не так далеко.
– Доброй ночи, Ирия.
Он скучал. Это ощущается по тону голоса, в котором звенит напряженное желание угодить. Проша – уже опытный, почти профессиональный раб. Из тех, кто немыслимо кайфует, становясь на четвереньки и подставляя спину для плети.
– Я могу приехать сегодня. Как госпожа. Хочешь?
Прохор замолкает с той стороны трубки.
– Сегодня – бесплатно, – добавляю я, – все как обычно, по стандартному договору.
В наш стандартный договор с Прошей входит стандартная порка и укрощение. Никакого секса. В конце концов – Проша хорошо и прочно женат, и жена у него славная. Очень-очень правильная. Кто виноват, что её образцовому очень высокопоставленному муженьку, два раза в неделю очень не хватает приключений на задницу?
– Ну? – поторапливаю я, дожидаясь Прошиного ответа. В конце концов, это не по нашему с ним графику. У него просто может не быть возможности.
– Очень хочу, госпожа, приезжайте, конечно, – Прошин тон заставляет меня успокоиться еще сильнее. Ничего на свете нет вкуснее, чем этот сладкий вкус чужой готовности к служению. Жаль, конечно, что это не Антон Верещагин готов целовать мои туфли, ну ладно. У меня богатое воображение. Я представлю.
– А жена?
– Я найду что сказать.
До сих пор не знаю, что он с ней делает – врет или говорит правду. Странная у них семейка, ей богу.
– Я буду через час.
В конце концов, зачем-то же я вожу целый багажник с инструментарием.
– Жду, госпожа.
Сбрасывая вызов, я смотрю в зеркало и чувствую себя действительно спокойнее. Цель есть, и спать сегодня с невыпущенным наружу гневом я не лягу.
Можно и правда уже ехать.
Я наконец выхожу из туалета. На самом деле я проторчала там минут сорок, не меньше, приводя себя в порядок, одеваясь и успокаиваясь.
Прохожу через зал с ровной спиной и без оглядки. Мужики с моего пути разлетаются будто голуби. Правильно, уроды, вам лучше бежать от меня как можно дальше. Вам же лучше, если мне будет нечего вам припомнить. Дольше проживете. И зарплаты целее будут.
В конце концов, именно я в фирме Верещагина больше всех знаю, кому не додается штрафов за нарушение рабочего расписания, за невыполнение должностных инструкций и так далее.
И за две недели отработки – я ого-го сколько выдам своей «любви» всем, кого я запомнила по толпе идиотов, вломившихся ко мне.
Еще бы придумать, как Верещагину такие проблемы устроить, чтобы и самой не пострадать, а ему чтобы было как можно более «весело».
Я ощущаю взгляд Антона. Злой – да. Злой, пристальный, безотрывный. У выхода я даже останавливаюсь, оборачиваюсь. Да, не ошиблась. Реально смотрит на меня, как Раскольников на старуху-процентщицу. Только топора не хватает. Сразу видно, что не может мне спустить этот позор перед всей фирмой. Не умеет Антоша проигрывать. Совершенно.
Я улыбаюсь ему как можно более высокомерно, касаюсь губ кончиками пальцев и посылаю ему воздушный поцелуйчик.
Обращайся еще, щенок, могу вытереть тобой пол в любое время дня и ночи. Не пожалею твоей дорогой рубашечки.
И все-таки – какая красивая тварь! Аж больно на него смотреть.
Антон улыбается мне в ответ – и тоже как-то неприятно, с предвкушением. И мне не нравится это выражение на его лице. Совсем не нравится.
Хотя похер мне на его мысли.
Что он мне может сделать, к чему я не готова?
На работе я – идеальный сотрудник. Не прикопаешься. Я ж специально строила такой имидж. Так что по статье меня не уволишь. А не по статье – я и сама уйду. Не буду так оскорблять нашего нарцисса моей «унылой персоной».
У самого выхода в ресторан я натыкаюсь на нашего финансового директора Смалькова.
Геннадий Андреевич явно пытается перегородить мне дорогу, стремясь не дать мне пройти.
– Ирочка, а вы куда, вечер еще не закончился? – он косит под блаженного, и как нарочно меня раздражает все сильнее. И злость, только-только притихшая в ожидании встречи с Прошей, снова начинает меня одолевать. С каждой секундой – все сильнее.
– У меня – закончился, – едко отрезаю я. Больше регламент и субординация не для меня, и трепетать перед друзьями ублюдка я не буду.
– Ирочка, ну оставайтесь, – с такой фальшивой приязнью просит Смальков, – вы же произвели фурор.
С куда большим удовольствием я бы произвела террор. Кровавый. Одному конкретному ублюдку – своему непосредственному боссу.
Я просто шагаю мимо, огибая Смалькова и уворачиваясь от той его руки, которой он попытался меня удержать.
Выхожу на парковку перед рестораном.
И вот тут меня ждет еще одно неприятное откровение.
На том месте, где я оставляла свою машину, ничего нет…
Вот же сучонок… И только мне не говорите, что это не он!
Глава 5. Ирия
Телефон, карточки, ключи от квартиры, ключи от личного номера в клубе, рабочие ключи…
Как я сразу не заметила, что ключей от моей машины в сумке нет?
Угнал, пьяная тварь. Или кому-то отдал, чтобы тот угнал.
Я бы подумала на эвакуатор, но я парковалась правильно, и номера были чистые, да и не успел бы он приехать за полчаса.
Нет. Не эвакуатор. Разве что он реально мимо проезжал. Случайно.
Случайнее него могло быть только НЛО в этом районе Москвы.
– У вас что-то случилось, Ирина Александровна?
Сахарный голос. Бархатный. На данный момент – голос, заставляющий весь мой мир подернуться алым туманом.
Голос Верещагина.
Он стоит за моей спиной, вышел с одной очевидной целью – поглумиться. Стоит, расставив ноги, запихнув ладони глубоко в карманы брюк. На губах – ехидная резиновая улыбка.
Мы сталкиваемся яростными взглядами – и мне очень странно, что после этого вселенная не взорвалась. И мудак не испарился на месте. Что со мной? Я теряю форму?
И все-таки даже сейчас, когда он люто меня бесит – я все равно им любуюсь. Мне было мало его на коленях. Хочу еще.
Я бы порола его три раза в неделю. И может быть, полгода спустя он бы отработал болью свою дрянную натуру. Почему я раньше её не видела? Почему не понимала, насколько глубоко в его душе находится дно?
– Я ведь напишу заявление об угоне, Антон Викторович, – я говорю это серьезно, спокойно – ведь еще раз вывести меня из себя этому козлу не удастся, – и на моей сумке наверняка найдутся чьи-то отпечатки. И на камерах ресторана наверняка кто-то засветился. А в тачке моей – модуль спутникового отслеживания.
– Ужасно интересно и очень ответственно, – Верещагин кивает, склоняя голову набок, – вот только, почему вы рассказываете об этом мне? Думаете, я имею какое-то к этому отношение? Это обвинение? Знаете, сколько поимеет с вас мой адвокат за такие оскорбления?
– Оскорбишь тебя, как же, – шиплю я раздраженно и шагаю подальше, чтобы не продолжать этот идиотский разговор. Отвесить ему пощечину мне хочется все сильнее. Две. Три…
Он же ни черта не понимает. И вместо того чтобы притухнуть и свалить из поля моего зрения, он продолжает доводить меня до ручки.
И почему именно меня? С чего такая сомнительная честь?
То есть перетрахать четыре десятка баб за год – это нормально по его критериям, и лишь я не только не достойна члена его высочества, но и воспринимаюсь им как девочка для битья. Вот только он не на ту напал.
Я переживу сегодня без сумки из моего багажника. У Проши в брюках непременно найдется ремень, а большего мне и не нужно.
Хотя это безумно несправедливо, что именно Проше достанется за ублюдка Верещагина. Он же к жене еле живой поползет… Ну, если, конечно, вынесет всю мою ярость.
Я иду не оборачиваясь. Телефон достаю из сумки. Мне нужно такси хотя бы…
Бах!
При моей комплекции и каблуках – когда в меня врезается мужик в полтора раза тяжелее меня – я чуть не лечу на асфальт. Удерживаюсь на ногах только каким-то чудом. А вот телефон из руки вылетает, падает на парковочное покрытие, чтобы… тут же оказаться под каблуком мужского ботинка.
Стекло жалобно хрустит…
Сука!
– Вы не ушиблись, Ирочка, я такой неловкий, – ядовито интересуется Верещагин. Да – это он меня толкнул. И это он раздавил мой телефон…
Читать бесплатно другие книги:
