Обретение ада Абдуллаев Чингиз

– Безусловно, – подхватил Юджин.

Они вошли в номер. Хлопнула дверь. Из соседнего номера вышли двое незнакомцев и, подойдя к висевшему слева светильнику, сняли небольшой прибор, фиксирующий разговоры в коридоре. Войдя в номер, они коротко доложили сидевшему в кресле третьему незнакомцу:

– Нам удалось записать их разговор в коридоре. По-моему, они говорили о чем-то важном.

– Включайте, – разрешил их руководитель.

Один из вошедших включил аппарат, снятый в коридоре.

Раздалось громкое шипение.

– В чем дело? – недовольно спросил сидевший в кресле. – Опять ничего не получилось?

– У одного из них в кармане был скэллер [3], – зло пробормотал мужчина, – кажется, повреждена вся лента.

В соседнем номере Кемаль Аслан, продолжая разговаривать со своим юрисконсультом, вдруг написал на листке бумаги: «Кажется, в последнее время наблюдение за мной несколько усилилось. Подключают профессионалов». Льюис, прочитав, достал из кармана сигару, спички, спокойно закурил и поджег записку. После чего кивнул, наблюдая, как пылает бумага. И только после этого сказал:

– Вы всегда казались мне чрезвычайно внимательным человеком, мистер Кемаль Аслан.

– Черт бы вас побрал, – разозлился третий, – опять ничего не вышло.

– Нужно просто арестовать обоих.

– Это вы расскажите их адвокатам, – третий, поднявшись с кресла, направился к дверям и, уже выходя, обернувшись, добавил: – Постарайтесь хотя бы записать их разговор в номере. Хотя подозреваю, что мы не услышим ничего интересного.

И вышел, мягко затворив за собой дверь. В соседнем номере шла неторопливая беседа двух деловых людей, внешне ничем не отличавшаяся от любой беседы такого рода. Агенты уныло записывали разговор, уже не надеясь на удачу.

– Мы не согласны, – зло говорил стоявший у моста высокий мужчина в штатском, – это, в конце концов, просто унизительно. Вы предлагаете глупые, нереальные условия.

– Почему, – возражал его собеседник, говоривший по-русски с очень сильным характерным немецким акцентом, – ведь вы все равно должны будете оставить это оборудование и помещения. А мы предлагаем вам хорошую сумму.

– Это вам так кажется. По оценкам ваших экспертов, только оборудование может стоить десятки миллионов марок. Мы не согласны на такую сумму.

– Полковник Волков, – вздохнул немец, – я вас понимаю. У вас есть полномочия от ваших руководителей. Но и у меня есть свои. Поймите, я не могу, не имею права предлагать вам больше, чем мне разрешили.

– В таком случае передайте, что мы настаиваем на той сумме, о которой мы первоначально договаривались. – Волков посмотрел на проезжавший мимо автомобиль. Проехав метров сто пятьдесят, автомобиль остановился, и из него вылезла целая компания молодых, явно загулявших людей. Несколько парней и девушек приехали сюда, на место бывшей берлинской стены, чтобы снова увидеть это историческое место и набрать камней, уже ставших сувенирами во многих странах мира. Двое молодых людей весело толкали своих спутниц, и те кружили у моста, беспрерывно щелкая фотоаппаратами.

Немец поежился, отворачиваясь от приехавших. Его явно коробило такое отношение молодых людей к недавней трагедии разделенной страны.

– Я передам ваши пожелания, полковник, – сказал он, посмотрев на часы, – но мне кажется, в наших общих интересах договориться побыстрее, пока этого не сделали другие.

– Что вы имеете в виду? – быстро спросил Волков.

– Ничего. Просто мы имеем сведения, что не все в вашей стране согласны с переменами, происходящими в нашей. И мы готовы к любому развитию событий, даже самому худшему.

– Не нужно меня пугать.

– Боюсь, вы не поняли, – вздохнул немец, – это я не вас, это я себя пугаю. В Литве ваше руководство применило спецчасти КГБ и войска. Они сделали то, о чем их просил в свое время Хонеккер в Восточной Германии. Тогда они не захотели выводить из ангаров советские танки. Теперь, видимо, кто-то в Москве решил, что пришло время. И заметьте, это уже не в первый раз. Нам кажется, что в вашем руководстве скоро будут перемены. Отставка Шеварднадзе и события в Литве – очень нехороший симптом. Может оказаться, что нам просто не о чем будет договариваться.

– Это нас не касается, – дернулось лицо у полковника, – меня не уполномочили вести подобные беседы. Так что мне передать? Вы согласны с нашими условиями?

– Да, – вздохнул немец, – придется согласиться. Я передам ваши пожелания. Учтите, что мы в одинаковой степени заинтересованы сохранить все в строжайшей тайне.

– Поэтому наши переговоры попали в печать? – зло спросил полковник. – Поэтому о них знает уже пол-Европы?

– Что вы говорите? – явно испугался немец. – В какую печать? Мы ничего не сообщали.

– Ваш «Шпигель» опубликовал статью, что советские генералы торгуют оружием и разбазаривают имущество Западной группы войск. Вы не читали статью в ноябрьском номере журнала?

– Это был просто пробный камень, – успокоился немец, – кажется, у вас так говорят. Они решили запустить такую утку на основании многочисленных фактов кражи имущества армии вашими солдатами и офицерами. Против руководства Западной группы войск у них пока нет ничего конкретного. Они решили таким образом устроить скандал, в результате которого могут всплыть дополнительные подробности. Скандальная статья, даже без упоминания имеющихся фактов, служит как бы резонансом, прелюдией к большому скандалу, и тогда масса свидетелей, решивших, что редакция располагает подобным материалом и кто-то уже опередил их в даче свидетельских показаний, бросается в объятия журналистов, пытаясь продать и свою информацию подороже. Это типичный трюк наших журналистов. Вы можете ни о чем не беспокоиться.

– У нас говорят: дыма без огня не бывает, – угрюмо огрызнулся полковник. – Возможно, проболтались ваши люди.

– Нет, нет, – поспешил успокоить немец, – мы специально все проверяли. У них нет против нас никаких доказательств. Это только начало игры. Не обращайте внимания на подобные статьи.

– Стараюсь, – пробормотал полковник, – хотя в последнее время вы нас подводите. В свете начавшихся изменений в мире я бы советовал вам быть поосторожнее.

– Вы про Кувейт? – понял немец.

– И про Кувейт тоже. По моим сведениям, американцы начали сегодня широкомасштабную войну против Ирака. Пока моя страна соблюдает нейтралитет и даже внешне на стороне западной коалиции. Но ведь в Москве все может поменяться.

– Вы думаете, ваше руководство может поддержать Саддама Хусейна? Но ведь это катастрофа! Начнется третья мировая война. Американцы уже не уйдут с Ближнего Востока, пока не освободят Кувейт. Это для них уже вопрос принципа.

– Нет, – ответил полковник, – я не думаю, что дело может дойти до мировой войны. Просто руководство в Москве может несколько подправить свою позицию, и тогда американцы не будут столь нагло и беспардонно вести себя в мире. Вы меня понимаете? При этой ситуации наши войска еще очень долго будут находиться в Германии. И тогда нам придется заново пересматривать весь комплект наших договоренностей. Или еще конкретнее – просто отменить их.

– Вы не верите в быструю победу американцев?

– Нет, в это как раз я верю. При всем своем бахвальстве иракскому лидеру не устоять против объединенной коалиции союзников. Просто не тот уровень противостояния. Когда за спиной Саддама нет сильного союзника, он не продержится. Это очевидно. Но в любом случае нам надо быстрее договориться, – подвел итоги полковник. – О наших переговорах уже знают в Москве. И знают совсем не те люди, которых мы считаем своими союзниками.

– Я вас понимаю, – немец вздохнул. Ему всегда трудно давался разговор с этим мрачным полковником.

– Все еще может измениться, – мрачным голосом заметил Волков и, показывая на веселящихся молодых людей, неприятным голосом добавил: – Может, они и правы, что собирают камни с разбитой стены. Может, вместо этой стены будет другая – еще выше и крепче прежней.

Немец испуганно открыл рот, но ничего не сказал, не решаясь спорить. А полковник, довольный эффектом, повернулся, чтобы уйти.

– До свидания, – Волков, засунув руки глубоко в карманы пальто, зашагал в сторону своего автомобиля.

Немец смотрел ему вслед и, лишь когда полковник скрылся за поворотом, повернулся и медленно пошел в другую сторону. Он вдруг с ужасом подумал, что его недавний собеседник может оказаться провидцем. И почти с суеверным страхом посмотрел на то место, где на его памяти всегда стояла стена. Эта проклятая для любого немца стена, отделявшая один мир от другого. И редко находились «сталкеры», согласные на опасные путешествия из одного мира в другой. Когда-то немец прочел книгу русских фантастов Стругацких и решил, что Зоной они называли Западный Берлин, в который так стремились попасть тысячи немцев из восточной части города.

Молодые люди по-прежнему дурачились у моста, не обращая внимания на проходившего мимо незнакомца. Правда, одна из девушек, снимая ночной город, почему-то крупным планом сфотографировала проходившего мимо мужчину. Но это была очевидная случайность, даже расстроившая девушку.

В Софии их встречали два сотрудника американского посольства. Уильям с юмором подумал, что в другие времена эскорт для встречи был бы куда внушительнее и мог состоять из отрядов советских и болгарских контрразведчиков. Крах всей системы стран Варшавского Договора начался с Польши. Как только советское руководство разрешило Ярузельскому провести в Польше действительно демократические выборы, вопрос был решен окончательно и бесповоротно. Может, даже раньше. Он был решен еще в начале восемьдесят девятого, когда Горбачев пошел на первые относительно демократические выборы в СССР и разрешил трансляцию со съезда Советов на весь мир. И мир дрогнул, понимая, что в Советском Союзе происходят действительно небывалые перемены.

Летом восемьдесят девятого мир увидел и второй путь развития социализма. На центральной площади Пекина были безжалостно расстреляны китайские студенты, осмелившиеся заявить о приоритете демократических прав и свобод в несвободном обществе. Горбачев сделал выводы из этого расстрела. Состоявшиеся в Польше демократические выборы принесли, как и ожидалось, победу «Солидарности», и в социалистической Европе возникло первое несоциалистическое правительство Мазовецкого.

Потом была «бархатная» революция в Чехословакии, где интеллектуал Гавел возглавил движение двух соседних народов – чехов и словаков – к долгожданному обретению свободы. Наконец, осенью этого года пала берлинская стена – символ разделения Европы, и буквально сразу, почти через месяц, был расстрелян еще один отживший «динозавр» старой когорты руководителей – Николае Чаушеску. Дольше всех продержался Тодор Живков, но и тому пришлось пройти через горькое разочарование от предательства своих сторонников, измены друзей, публичное унижение, домашний арест и суд, выяснивший внезапно, что за всю свою долгую карьеру и почти сорокалетнее правление страной Живков был виноват в «неправильной раздаче служебных квартир и выдаче материальных пособий чиновникам из партаппарата». Поистине приходится удивляться человеческой породе. Не найдя ничего другого, «демократический суд» осудил человека на основании вздорных обвинений, человека, объективно так много сделавшего для своей страны и жившего по другим законам, в другой системе координат.

И много ли вообще абсолютных диктаторов в истории, которые после четырех десятилетий абсолютного правления могут быть обвинены лишь в подобных нарушениях? «Воистину, история – бесстыдная девка», – думал Тернер, сидя в машине, направляющейся к зданию американского посольства. Он не любил и не принимал непонятной для любого нормального американца социалистической системы с их непонятными моральными ценностями. Но как объективный человек видел, что поднявшаяся волна антикоммунизма в Восточной Европе часто не имела ничего общего с подлинно демократическими устремлениями немногих настоящих демократов. Просто на смену одним коммунистам, лишенным должной гибкости и понимания момента, приходили другие – более беспринципные и ловкие. Или коммунистические догмы менялись на антикоммунистические, и они были одинаково беспощадны к инакомыслящим и колеблющимся.

В посольстве их уже ждали. Из-за сложного положения в городе гостей разместили прямо на квартире одного из дипломатов, находившейся недалеко от посольства. По просьбе Тернера к ним прикрепили автомобиль без водителя. Его спутник Томас Райт неоднократно бывал в Болгарии и мог вполне обходиться без сопровождения американских дипломатов. С огненно-рыжей шевелюрой Томас был похож скорее на немца или чеха, чем на типичного американца. На лице у него были даже веснушки, и в сочетании с курносым носом и крупными глазами это придавало ему какое-то удивленное и одновременно почти детское выражение. Но оно было обманчивым. Томас Райт был не просто прекрасным офицером ЦРУ, владевшим несколькими восточнославянскими языками, он уже успел отличиться в Чехии и Болгарии в прежние годы и имел неплохой опыт для работы в паре с таким профессионалом, как Уильям Тернер. Они даже не взяли с собой местного резидента ЦРУ, который в это время отдыхал в Италии.

Первый визит уже на следующий день американцы нанесли в институт, где учился Кемаль Аслан.

Райт рассказывал всем, что они американские операторы, приехавшие снимать фильм о добившемся поразительных успехов в их стране бывшем болгарском гражданине Кемале Аслане. Им охотно шли навстречу, показывая документы и ведомости успешной учебы Кемаля в институте. И хотя с тех пор прошло более двадцати лет, многие документы сохранились и были в хорошем состоянии. Не было лишь одного – фотографий Кемаля Аслана. Не удалось обнаружить и его личного дела в архиве института. К удивлению декана, хорошо помнившего своего студента, фотографии Кемаля Аслана не было даже среди архивных документов выпускников института. Правда, после окончания своего курса студенты все-таки сфотографировались вместе, но там была настолько маленькая и плохо узнаваемая фотография Кемаля Аслана, что его невозможно было даже отличить от других сокурсников. Добросовестный Райт переснял эту фотографию, решив, что в лабораторных условиях можно будет увеличить ее до приемлемых размеров.

Целый день в институте не принес более ничего, кроме этой фотографии и пространных рассуждений декана факультета, разглагольствовавшего о пользе горной металлургии в деле укрепления новых болгарско-американских отношений. Уставшие, они возвращались в свое временное жилище.

– Если так пойдет и дальше, мы узнаем много нового, – невесело пошутил Томас, – но, кажется, это нам мало поможет.

– Ты записал адрес, где он жил?

– Это здесь недалеко.

– Давай поедем туда, – предложил Уильям.

– Прямо сейчас?

– Может, хоть там что-то найдем. – Райт свернул в какой-то переулок, съезжая с проспекта. Через полчаса они нашли дом, в котором раньше жил Кемаль Аслан со своей матерью. В результате еще получасовых поисков им удалось найти соседку, знавшую семью Кемаля. Но ничего конкретного узнать не удалось. Мать Кемаля Аслана давно умерла, а сам он после аварии уехал в Турцию к своему дяде. В их квартире давно жили чужие люди. Соседка помнила еще, как они переживали за несчастного парня, попавшего в тяжелую катастрофу.

Уильям с трудом сдерживал негодование, слушая женщину. Он понимал, что ничего конкретного здесь узнать не удастся. Но, терпеливо слушая перевод пунктуального Райта, пытался найти рациональное зерно в словах старой женщины. И вдруг…

– Где он лежал? – спросил Тернер, поймав новую мысль.

Райт спросил и получил ответ, добросовестно переводя название больницы.

– Все, – сразу же поднялся Тернер, – поблагодари эту женщину. Скажи, продолжение ее истории мы выслушаем в следующий раз.

Когда они снова сидели в машине, Райт осторожно спросил:

– Вы что-то решили?

– Завтра едем в эту больницу, – кивнул Тернер, – мне интересно, как он так быстро выздоровел. После комы. И сразу стал финансовым гением. И немного шпионом.

– Мне говорили, что после комы бывают изменения, – заметил Райт.

– В худшую сторону, – возразил Тернер.

– Может, он стал гением после удара, – пошутил Райт.

– Вот мы это и проверим. Судя по рассказу соседки, он лежал там несколько месяцев. Значит, должны остаться врачи, санитары, люди, которые его помнят. История его болезни. Завтра едем в эту больницу, – решительно закончил Тернер.

На следующее утро выпал снег, и им пришлось долго добираться до больницы, дороги были завалены снегом. В больнице пришлось ждать приема у главного врача. Их принял пожилой человек лет шестидесяти пяти. Это был главный врач больницы Бонев.

– По какому делу вы приехали, господа? – спросил главный врач. – Мне передали, что вы прилетели из Америки и хотите узнать историю болезни одного бывшего нашего пациента.

– Да, – подтвердил Уильям, когда Томас перевел ему на английский слова врача, – мы хотели бы более подробно узнать историю болезни лежавшего у вас пациента. Он был в довольно тяжелом состоянии, но сумел выжить. И даже восстановить работоспособность.

– Кого именно? – спросил Бонев.

– У вас лежал больной Кемаль Аслан. В настоящее время он американский гражданин, – сказал Тернер, наблюдая за реакцией своего собеседника.

Тот вздрогнул. Или Тернеру показалось, что Бонев вздрогнул?

– Почему именно этот пациент вас интересует?

– Он лежал в вашей больнице семнадцать лет назад, – сказал Тернер, – и тогда ему удалось восстановиться после тяжелейшей аварии. Мы снимаем о нем фильм и хотели бы знать более подробно об этом случае.

Врач внимательно слушал.

– Согласитесь, история интересна сама по себе, – продолжал Тернер, внимательно наблюдая за сидевшим напротив пожилым врачом, – этнический турок, родившийся в Америке и переехавший затем в Болгарию, попадает в тяжелую автомобильную катастрофу, впадает в кому, врачи чудом спасают ему жизнь. А затем он приходит в себя, переезжает к родственникам сначала в Турцию, а затем в Америку и становится крупным бизнесменом. Прямо американская мечта. Материал так и просится на пленку.

– Что вам конкретно нужно? – спросил врач.

– История его болезни, воспоминания его лечащих врачей, может, какие-нибудь подробности из истории его жизни, – невозмутимо заметил Тернер, слушая, как Томас Райт переводит его слова.

– Хорошо, – неожиданно легко согласился Бонев, – историю болезни вы можете прочесть в кабинете моего заместителя. Я попрошу, чтобы вам принесли ее. Поговорить с врачами вряд ли возможно. Некоторые заняты на операциях, а один из наблюдавших его врачей умер восемь лет назад.

– Кто делал ему операцию? – спросил Райт.

– Я, – спокойно ответил Бонев. Глаза за толстыми стеклами очков смотрели строго и спокойно. Или его уже ничто не могло взволновать?

– Вы можете вспомнить какие-нибудь подробности? – оживился Томас, задавая вопрос уже от себя.

– Все есть в его деле, – сухо заметил Бонев. И Томас исправно перевел его слова.

– Тогда мы не будем вам мешать, – почему-то сразу сказал Уильям, и сидевший рядом с ним Райт даже удивленно оглянулся на своего шефа, проверяя, правильно ли он понял эти слова. Бонев кивнул, давая понять, что разговор закончен. Он не подал на прощание руки, только встал из-за стола, когда иностранцы выходили из кабинета.

Томас тихо спросил Уильяма:

– Почему вы так быстро закончили разговор? Старик мог рассказать нам много интересного. Мне кажется, можно было расспросить его подробнее.

– Нет, – покачал головой Уильям, – не подойдет. Главный врач из той когорты старых коммунистов, которые не любят изменять своим идеалам. Для него мы представители того самого мира, который они так не хотели принимать и который в конце концов победил их систему. Я могу заранее сказать, что мы ничего не найдем в медицинских документах нашего подопечного. Ничего необычного. А врачи нам ничего не расскажут. Да и сам Бонев не отличался особой словоохотливостью.

– Тогда зачем мы сюда приехали? – не сдавался Райт.

– Мне важно было знать, как именно была проработана схема отправки Кемаля Аслана в нашу страну. Конечно, он работает на русских, но мы пока не знаем ответа на главный вопрос, который нам поставили. Он настоящий турок, и КГБ, используя его несчастную жизнь, лишь вынудило работать на них, или это советский офицер-нелегал, которого мы можем арестовать только на основании незаконного въезда в нашу страну? Хотя боюсь, что в больнице мы ничего не узнаем. Но зато увидим документы. Это очень важно. – Они прошли по коридору, и приветливая секретарь Бонева проводила их в кабинет, расположенный напротив кабинета главного врача. Почти сразу им принесли большую папку, заполненную документами и фотографиями.

Райт бросился листать фотографии. Потом поднял голову и посмотрел на спокойно сидевшего Уильяма Тернера.

– Я понял, – сказал он очень тихо, – я все понял. Если дело в такой сохранности находилось целых семнадцать лет, значит, кто-то был в этом заинтересован.

Тернер кивнул головой.

– Здесь вся история болезни, – показал на документы Томас, – есть и фотографии больного. Хотите, я сделаю снимки?

– Как хочешь, – ответил Тернер, – думаю, они совпадут с фотографиями нашего клиента.

– Он лежал в коме несколько месяцев, – продолжал читать Райт.

– Выпиши сроки, обрати внимание на фамилии всех врачей. Бонева мы уже знаем. Кто другие? Может, среди них были и молодые люди. И проследи, как быстро проходило его восстановление.

Райт исправно записывал все данные.

Сидевший в своем кабинете Бонев долго молчал, глядя в зеркальную поверхность стола, обхватив голову руками. Затем, словно приняв какое-то важное решение, поднял трубку телефонного аппарата и набрал чей-то номер. Затем сказал:

– Это говорит Бонев. Они сегодня приходили ко мне.

– С кем они встречались? – спросил его собеседник.

– Кроме меня, ни с кем. Сейчас они в больнице, изучают дело нашего бывшего больного.

– Спасибо, товарищ Бонев. Держите и дальше нас в курсе. Думаю, они выйдут на лечащего врача. Действуйте как договорились. До свидания.

– До свидания, – Бонев положил трубку и вытер потное лицо. Впервые в жизни он чего-то боялся, словно делал нечто недостойное и подлое. Но не позвонить он просто не мог. И это он отлично сознавал.

Он ехал в своем «БМВ», часто останавливаясь на перекрестках даже тогда, когда это не было вызвано необходимостью. Наблюдая за спешившими позади его автомобиля машинами в зеркало заднего обзора, он пришел к выводу, что может наконец ехать совершенно спокойно. И все-таки еще дважды до назначенного места он проверял, убеждаясь, что за ним никто не следит. И лишь подъехав к нужному ему дому, быстро запер автомобиль и поспешил к подъезду, набирая нужный код. Дверь автоматически открылась, и он вошел в подъезд. Оказавшись в лифте, он нажал вызов нужного ему этажа. Лифт бесшумно заскользил наверх и остановился на четвертом этаже. Незнакомец вышел из лифта и, подойдя к дверям квартиры, трижды позвонил. Дверь открылась почти сразу.

– Привезли? – спросили его вместо приветствия, и незнакомец вошел в квартиру, доставая из кармана конверт.

В просторной гостиной сидело трое. Двое из вальяжно расположившихся на диване господ хотя и одеты в дорогие модные костюмы, однако те сидели на них непривычно, так что чувствовалось: в военной форме генералов они смотрелись бы гораздо лучше. Они и были генералами. На третьем штатский костюм сидел гораздо лучше. Он и открыл дверь, протягивая левую руку за конвертом. Получив конверт, поспешно вскрыл его, достал листок бумаги. Только прочитав написанное, он наконец облегченно вздохнул и громко сказал:

– Все в порядке. Это то, что нам нужно.

– Полковник Волков, – обратился к прибывшему один из сидевших на диване – полный высокий мужчина с опухшим, одутловатым лицом, – надеюсь, вы нигде не останавливались?

– Нет, товарищ генерал, – заявил полковник, проходя в комнату. Сняв пальто и шляпу, он бросил их в прихожей, а затем, не спрашивая разрешения у сидевших на диване генералов и не обращая внимания на третьего генерала, стоявшего у дверей гостиной, спокойно уселся в кресло. – Я же говорил, что они согласятся на наши условия.

– Это только начало, – заметил стоявший в дверях генерал.

Он был левшой и поэтому, когда брал конверт, протянул левую руку. Генерал Сизов был представителем Главного разведывательного управления Министерства обороны СССР в Германии и привык ходить в штатском костюме. Оба других генерала входили в командование Западной группы войск и больше привыкли к своим военным мундирам. Но в интересах безопасности операции все трое приехали на эту квартиру, переодевшись в штатское. Полковник Волков был сотрудником особого отдела, давно выполнявшим наиболее щекотливые поручения командующих Западной группы войск СССР в Германии.

– Вы посмотрели? – спросил первый генерал у Сизова. – Там правильно указаны все данные?

– Не беспокойтесь, – чуть улыбнулся Сизов, – я немного понимаю в банковских документах. Деньги переведены точно по счету. Теперь наша задача раздробить их и перевести на счета каждого. Это уже не так сложно.

– Надеюсь, – проворчал другой генерал. Он был представителем авиации и имел менее расплывшееся лицо, чем его армейский коллега. Может, потому, что иногда, вспоминая молодые годы, садился в кабину самолета.

– Это ваша задача, – почти приказным тоном заметил армейский генерал, – как и куда переводить деньги. Мы делаем свое дело. Остальное нас не касается.

– Конечно, – сразу согласился Сизов, – все будет так, как мы договаривались.

– Хорошо, – армейский генерал тяжело поднялся с дивана. За ним встал и другой. Полковник нехотя поднялся с кресла. Наглеть абсолютно не входило в его планы. Видимо, это понял и армейский генерал.

– Ну-ну, – сказал он, снисходительно улыбнувшись. – Смотри не перестарайся, – и вышел из гостиной, забирая свое пальто. За ним поспешил и его коллега из авиации. Он ничего не сказал, просто кивнул. Когда за ушедшими закрылась дверь, Сизов нахмурился.

– С ума сошел совсем. Что себе позволяешь? – спросил он у Волкова.

– А пусть знают, гниды, что они такие же воры, как я, – отрезал Волков, снова усаживаясь в кресло. – Строят из себя героев, а сами проморгали все, в рот Горбачеву смотрели, когда он Германию сдавал, и все время поддакивали. А теперь норовят поскорее все распродать. Не люблю я их.

– Ты дурака не валяй, – заметил Сизов, – свою нелюбовь при себе держи. Они старше тебя по званию. Ты в их присутствии дерьмо подбирать должен, а ты строишь из себя Штирлица. Я тебе оторву яйца, чтобы ты понял, с кем дело имеешь.

– Ладно, – нехотя сказал Волков, – больше не буду.

– И вообще, больше не приезжай сюда, – жестко приказал Сизов, – твоя рожа здесь всем знакома. Наверное, соседи уже с тобой здороваются.

– Я по ночам приезжаю, – заметил Волков, – не нужно делать из меня дурака. Я все-таки столько лет работаю.

– А ведешь себя как дурак. Узнал наконец, кто из твоих людей проболтался?

– Нет, – отвернулся Волков, – ищем пока. Ничего не нашли.

– И документов нет?

– Нет. При нем их не было. Мы даже его автомобиль осмотрели.

– Дурак ты, Волков, – снова сказал генерал, проходя к столику, где стояло несколько бутылок. Выбрав водку, он налил себе небольшую рюмку и залпом выпил. Потом сел на диван.

– Не понимаю я вас, особистов. Как вы работаете? Столько лет в Германии, а ничего сами не можете. И этот прокол с резидентом КГБ. Ну откуда Валентинов мог узнать про твои переговоры? И какой ты, к черту, особист, если приехавшая «шляпа» из Москвы узнает все через несколько дней. Значит, это его агентура работает лучше, а не твоя.

– Ничего себе «шляпа», – заметил для порядка Волков, – он был полковником КГБ. У них есть своя агентура в Германии, особенно в Восточной зоне, вы ведь лучше меня это знаете. Наверное, вышел на нас через своих агентов.

– Которых ты пока не знаешь, – заметил Сизов, – и мало того, что не знаешь, но и не хочешь узнать. Что за дурацкая идея была с убийством Валентинова в Праге? Почему вы не можете работать нормально? Только арестовать или убить – вот ваши методы. Да и то, пользуясь услугами дешевых солдатских стукачей, которые не хотят вкалывать на дембелей и предпочитают более легкую жизнь. О чем еще с тобой можно после этого говорить? Устроил стрельбу в центре города, убрал резидента КГБ. Думаешь, там все такие же дураки, как у вас в военной контрразведке? Я не сомневаюсь, что скоро прилетят их люди расследовать это убийство. Уже наверняка сидят в Праге. Там хоть не наследили?

– Мои люди умеют работать, – обиделся Волков, – мы тоже не в игрушки играем.

– Это ты Крючкову расскажешь, когда он тебя допрашивать будет. Зачем нужно было стрелять в Валентинова? Можно было проследить его связи, выяснить, с кем конкретно из агентов он встречался, узнать о наличии его агентуры. Так нет. Сразу стреляете в спину.

– У нас есть запись их беседы со связным, – хмуро заметил Волков, – ему приказали срочно вылетать в Софию, а оттуда в Москву. Мы прослушали разговор специально нацеленным микрофоном. Эта последняя разработка позволяет слушать разговор на расстоянии километра от места встречи говорящих.

– Тоже мне, разработка, – улыбнулся генерал ГРУ, – я тебе потом наши приборы покажу. Они по колебанию оконных рам весь разговор записывают. Новейшие установки отдают сначала в разведку, к нам, а уже потом передают вам для прослушивания пьяных разговоров наших офицеров и генералов, ругающих Советскую власть и вас больше всего на свете.

Волков ничего не ответил.

– Где запись разговора? – спросил Сизов.

Полковник достал из внутреннего кармана пиджака небольшой магнитофон и включил его.

«– Как дела? – послышался голос связного.

– Это я должен спрашивать, – пробормотал Валентинов, – может, вы наконец объясните столь срочный вызов? Я бросил все свои дела, чтобы примчаться сюда.

– Правильно, – сказал связной, – получен новый приказ из Москвы. Срочно сворачивайте всю работу и выезжайте в Болгарию, оттуда можете вернуться в Москву, вам будут подготовлены соответствующие документы».

Сизов нахмурился. Волков усмехнулся и, поднявшись с кресла, прошел к столику, налил себе немного виски. За время, проведенное в Германии, он приучился к этому крепкому напитку.

«– В Болгарию, – усмехнулся Валентинов, – у них такой же бардак, как и везде. Раньше из Западной Европы ездили через ГДР или Чехословакию. Новые времена?

– Мне не поручали обсуждать с вами такие детали, – быстро ответил связной.

– Конечно, не поручали. Значит, конец. Передайте, я все понял. Завтра утром вылетаю в Софию. Канал связи прежний?

– Да».

«Кажется, эти типы были правы», – огорченно подумал Сизов. У них действительно не было другого выхода. Он уже ждал, чтобы Волков выключил магнитофон, когда снова раздался голос резидента:

«– Вас что-то беспокоит?

– Нет-нет, ничего. Просто мне хотелось бы поскорее закончить нашу встречу. Что у вас по нашей группе войск в Германии? Вы подготовили все документы?

– Да, конечно. Я возьму их с собой. Очень неприглядная картина».

– Стоп, – быстро приказал Сизов, – перемотай еще раз, я послушаю. Какая картина?

– Неприглядная, – явно наслаждаясь произведенным эффектом, заметил Волков, – а вы говорите, что мы не умеем работать.

Сизов махнул рукой, уже не обращая внимания на слова полковника. И снова услышал: «очень неприглядная картина». И ответ связного, огорчивший его более всего остального.

«– Я передам в Москву. В Софии вас будут ждать.

– Прощайте.

– Прощайте. Желаю успехов».

Лента закончилась.

– Все? – спросил Сизов.

– Все, – подтвердил Волков.

– Связного вы отпустили?

– А вы хотели, чтобы мы и его убрали? – спросил полковник.

– Не говори глупостей, – нахмурился генерал, – я всегда был против ваших методов работы. Но где эти документы? Куда он их дел?

– Мы их не нашли.

– Он сказал: «Завтра выезжаю в Софию и возьму документы с собой». Значит, документы были с ним в Праге. Нужно было более тщательно осмотреть его автомобиль.

– Мы смотрели. Там их не было.

– Может, твои люди их просто не заметили?

– После нас смотрели специалисты чешской криминальной полиции. Они тоже ничего не нашли, – стараясь не реагировать на нервное состояние генерала, терпеливо ответил Волков.

– Нужно было выяснить, где он жил, и посмотреть в его номере, – пробормотал Сизов.

– Тоже сделали, – сказал Волков, – обыскали номер в отеле. Все просмотрели. Документов там никаких не было. С собой он их, конечно, не брал. Во всяком случае, при себе их у него не было, иначе бы мы нашли эти бумаги.

– Тогда куда он их дел?

– Не знаю.

– А я знаю, Волков. Я знаю, что будет, если эти документы попадут в Москву, в КГБ или ЦК КПСС. Меня не тронут, я посредник и нигде не фигурирую. А вот тебе, полковник, и твоим людям будет плохо, очень плохо. Боюсь, что даже генералам будет не так плохо, как вам. Они просто расхитители социалистической собственности. А вы убийцы, полковник. Убийцы и изменники. Вам даже парашу не разрешат убирать за ними. Вас просто расстреляют. Это ты, надеюсь, понимаешь?

– Понимаю, – Волков отвернулся и тихо добавил: – Я все понимаю. Но документов у него с собой не было. Двое моих людей сидят в Праге и живут в том самом номере отеля, где жил Валентинов. Они даже паркет разбирали. Весь номер простучали. По сантиметру. Я им даже аппаратуру послал в Прагу. И ничего они не нашли. Никаких бумаг в номере нет.

– У него наверняка была своя агентура в Праге, – уставшим голосом заметил генерал, – постарайтесь выйти на его людей. Может, удастся найти хоть какие-нибудь концы. В любом случае эти документы должны попасть к вам раньше, чем они попадут в Москву. Только тогда ты можешь спокойно хамить своим генералам. Только в этом случае, Волков. И пить твое любимое виски. Ты ведь уже нашу водку не пьешь, тебе нужно шотландское дымчатое. Совсем загордился, полковник, решил, что бардак в стране – и ты на коне. Забыл, как все в жизни меняется. И если ты документы не найдешь, то… сам понимаешь… При всех других вариантах тебя ждет пуля в затылок в лагерях Нижнего Тагила [4]. Устраивает тебя такая перспектива?

Вместо ответа Волков коротко выругался и, снова поднявшись, налил себе уже гораздо большую порцию виски, выпил одним залпом и только потом сказал:

– Найду я эти чертовы документы. Из-под земли достану, но найду.

– Правильно. И очень быстро, иначе КГБ сумеет просчитать, кто был заинтересован в убийстве резидента Валентинова. Теперь давай о главном – через три дня получишь новый конверт. Обговори другой банк, в который они должны перевести деньги. На этот раз это будет люксембургский банк. Я дам тебе точные реквизиты. И объясни, что мы будем каждый раз менять банк, куда они будут переводить деньги. Ты меня понимаешь?

– Они говорят, что им удобнее в немецкий банк.

– Это им так удобнее, – заметил Сизов, – а нам нет. Поэтому пусть выполняют все условия по нашим договоренностям. Понял?

– Да.

– Теперь можешь идти. Машина у тебя внизу?

– Конечно.

– Мог бы приехать и на такси.

– В такую погоду? – изумился Волков. – На улице собачий холод. Где я найду ночью такси? Да и потом – таксисты с Западной стороны не любят ездить в Восточную зону. Они еще плохо ориентируются и боятся сюда ездить.

– Хотя бы поменяй машину, – посоветовал генерал, – и будь осторожен. Какой номер на твоем «БМВ», прежний?

– Ну конечно.

– Увидимся через два дня. До свидания.

Волков кивнул и, поднявшись, вышел, захватив свое пальто и шляпу. Закрыл за собой дверь. Вызвал лифт. Уже в подъезде надел пальто, шляпу и, подняв воротник, поспешил к машине.

Сизов следил за мелькнувшей фигурой из окна квартиры. Заметив, как машина отъехала, он подошел к телефону. Немного подумал и, подняв трубку, набрал номер.

– Это я, – сказал он, – действуйте как договорились. Номер его автомобиля прежний.

– Вас понял, – услышал он ответ и сразу положил трубку.

«Так надежнее», – подумал генерал. Пусть хоть немного понаблюдают. Может, это он сам проболтался. Или, еще хуже, работает на нескольких хозяев. Нужно будет звонить в Москву, доложить, что первые поступления уже прошли. А эти армейские генералы думают, что он старается ради них. При этой мысли Сизов улыбнулся. «Действительно смешно», – подумал он.

В этот день было обычное совещание у председателя КГБ. Докладывали руководители главных управлений и отделов. Больше обсуждали положение на Ближнем Востоке и в Кувейте. После того как все вышли, Крючков попросил задержаться Шебаршина.

– Какие-нибудь новые данные по убийству Валентинова у вас уже появились? – осведомился своим бесцветным голосом Крючков.