Стандарт возмездия Абдуллаев Чингиз

Глава 3

В ресторане отеля «Метрополь» по вечерам бывало особенно шумно. Сюда, в центр города, по ночам устремлялись десятки людей, сумевших сделать огромные деньги за то небольшое время в начале девяностых, когда клич «обогащайтесь» был особенно громко слышим. Миллионы людей разорились, но десятки и сотни стали баснословно богатыми, приватизируя государственную собственность, получая в собственное управление государственные заводы и фабрики, нефтяное и газовое оборудование. Гигантские деньги, исчисляемые миллионами и миллиардами долларов, делались на разнице внутренних и внешних цен, когда размеры взятки государственным чиновникам могли исчисляться миллионами долларов, а размеры получаемых прибылей превышали всякое воображение.

Тогда и стали открываться в центре города рестораны и отели, рассчитанные на самых богатых, самых ловких, самых предприимчивых дельцов, успевших правильно и вовремя понять новые правила игры. «Метрополь», «Савой», «Балчуг», «Националь», прежде обветшалые и запущенные гостиницы, перестраивались, превращаясь в высококлассные отели, в которых цены зашкаливали за пределы разумного. Начали открываться рестораны, где посетители швыряли за один ужин несколько тысяч долларов.

За столиком, стоявшим в углу зала, сидели трое молодых людей. Они излучали ту наглую уверенность в своем превосходстве, с какой обычно в ресторанах вели себя бандиты или переодетые сотрудники милиции. Судя по мощным бицепсам, бритым затылкам и презрительным взглядам, они принадлежали к первой категории людей, так как у милиции давно не было средств на эксперименты подобного рода и походы своих переодетых сотрудников в рестораны такого класса.

– Ты уверен, что он придет? – спросил один, тот, что был поменьше ростом.

– Уверен, уверен, – упрямо сказал другой, – и что это ты так дергаешься? Обязательно придет, он сам просил нас сюда приехать. Ты не переживай, Колян, он придет обязательно.

Коля обиженно покачал головой:

– Я и не переживаю. Просто неохота вечер терять. Могли бы девочек снять.

– Это правильно, – поддержал третий, – только Слава верно говорит: если он сам назначил, значит, приедет. А если не приедет, поедем развлекаться.

Этот был выше ростом и имел очень выразительное запоминающееся лицо с тяжелыми кустистыми бровями и свернутым в сторону носом. Он уже давно смотрел на сидевших в другом конце двух молодых особ и улыбался.

– Кирилл прав, – рассудительно сказал Слава, – чего ты все время дергаешься, Коля? Вечно ты торопишься. Помнишь, как в прошлом году из-за твоей торопливости чуть в засаду не попали?

– Вспомни еще кое-что, – огрызнулся Коля, наклоняя голову, – может, расскажешь, как ты в детстве от девочек бегал?

Его собеседник побледнел. Он был гораздо симпатичнее своих напарников и выглядел менее агрессивно. Рыжеватые волосы, правильные черты лица. Только когда он улыбался, щели между редкими зубами портили его лицо. Теперь, усмехнувшись, он сжал вилку.

– Ты мне не шути. Я тебе пошучу.

– Иди ты... – огрызнулся Коля, – видишь, у меня настроения нет, а ты меня цепляешь.

– Ладно, мужики, – кивнул Кирилл, – подождем еще полчаса и отваливаем. Не нравится мне в этом бардаке. У нас в любой забегаловке и девочки лучше, и музыка круче.

– А чего ты вообще сюда приперся? – не унимался Слава, которого, очевидно, задели слова Коли о девочках. – Сидел бы в своей дыре и щупал бы своих прыщавых прошмандовок.

– Ну ты сегодня какой-то ершистый, – угрюмо заметил Кирилл, – я ухожу. Нечего мне здесь больше делать. – И в этот момент Слава толкнул его в бок.

– Он пришел, – тревожно прошептал Слава, показывая глазами на вход, где официант встречал солидного незнакомца лет пятидесяти, одетого в скромный темный костюм. У незнакомца, несмотря на не очень пожилой возраст, была почти седая голова. Глаз не было видно из-за затемненных очков. Он внимательно оглядел всех троих, вскочивших при его появлении, остановился на лице каждого и затем, усмехнувшись, коротко сказал:

– Давайте знакомиться. Меня зовут Афанасий Степанович.

– Коля, – быстро сказал первый.

– Слава, – не очень охотно вымолвил второй.

– Кирилл, – еще менее охотно буркнул третий.

– Очень приятно, – кивнул Афанасий Степанович, – сейчас подойдет мой товарищ, он задержался в гардеробе, и мы начнем беседу. Надеюсь, вы уже в курсе, зачем мы вас сюда позвали?

Они переглянулись.

– Не совсем, – сказал Слава, – нам просто передали, чтобы мы были здесь сегодня вечером, чтобы встретиться с вами.

– Вы меня видели раньше? – уточнил Афанасий Степанович.

– У Горелого, – пояснил Слава, – вы однажды к нему на дачу приезжали, а я там дежурил. Он мне тогда вас и показал.

– Отлично, отлично, – кивнул Афанасий Степанович и обернулся в сторону подходившего к ним человека, – познакомьтесь, это мой друг, мой очень давний и старый друг Константин Цапов. – Подошедший кивнул сидящим молодым людям и сел на стул рядом с Афанасием Степановичем. Он выглядел лет на тридцать пять. Гибкий, подвижный, с мелкими чертами лица, выступающими немного скулами, темными волосами. Глаза зеленоватые, словно у кошки, приготовившейся к прыжку.

– Ну, теперь мы все в сборе, – улыбнулся Афанасий Степанович, – и можем начать наш разговор. – Он достал из кармана и положил на стол небольшой предмет. – Не обращайте внимания, – улыбнулся он. – Это для желающих нас услышать. Чтобы наш разговор остался тайной.

Кирилл и Коля переглянулись. Слава пожал плечами.

У них еще не было даже кличек, заменявших имена. Все трое молодых людей были примерно одного возраста – лет по двадцать пять – двадцать шесть. Все трое считались лучшими «бойцами» подмосковной группировки Горелого и приехали сюда по личному приказу одного из паханов. Кирилл и Слава служили раньше в десантных войсках, а Коля проходил службу во внутренних войсках. Все трое были хорошо подготовлены физически, к тому же имели сравнительно чистое прошлое, не замаранное судимостью. И хотя у всех давно накопились большие счета, которые им могли предъявить правоохранительные органы и по которым их вполне можно было отправить в «камеру смертников», тем не менее пока все трое считались образцовыми гражданами своей страны, имеющими паспорт, московскую прописку и избегающими конфликтов с законом, представители которого не могли на них выйти.

– Вам, очевидно, уже передали, что мне нужна ваша помощь, – начал беседу Афанасий Степанович, когда подошедший официант замер за его спиной. – У вас есть рыба? – спросил гость. – Принесите мне одну порцию. А моему другу что-нибудь мясное. Лангет или какой-нибудь бифштекс.

– Что будете пить? – уточнил официант.

– Бутылку водки и две бутылки минеральной, – распорядился Афанасий Степанович, даже не обращая внимания на уже стоявшие на столе две начатые бутылки. – Мне нужна ваша помощь, – продолжал он после того, как официант отошел от них. – Горелый сказал мне, что я могу вполне на вас рассчитывать. Именно поэтому я вас сюда и пригласил. Чтобы вы привыкали к шикарной жизни, ребята. У вас впереди вся жизнь, еще можно в ней многое успеть.

Все трое хранили молчание. На их лицах была презрительная скука и непонимание.

– Да, – разочарованно произнес Афанасий Степанович, – мои рассуждения вас, кажется, мало трогают. Вы не любите лирику, тогда перейдем к прозе. – Он оглянулся на своего молчаливого спутника. – Предлагаю работу, – сказал Афанасий Степанович уже совсем другим, деловым и сухим тоном. – Условия следующие. Вы сопровождаете машины с грузом, охраняя их. И получаете за это сто тысяч долларов. Вас устраивает такая сумма?

Молодые люди переглянулись. Все были потрясены услышанной суммой. Афанасий Степанович внимательно наблюдал за ними.

– Вы ничего не ответили.

– А что нужно будет делать? – спросил наконец Слава на правах старого знакомого.

– Перегнать груз из Средней Азии в Белоруссию, – охотно пояснил Афанасий Степанович.

– И все? – недоверчиво уточнил Слава.

– Все, – кивнул их заказчик, – груз должен дойти в полной сохранности. Кроме вас, там будут еще и другие охранники. А вашим командиром поедет мой друг Цапов. Вас устраивает такая работа? – Трое ошеломленно молчали. Сумма была внушительной. Они снова переглянулись.

– Что мы должны делать? – спросил на этот раз Кирилл.

– Я же объяснил – охранять груз, который вы повезете. И больше ничего. Вам выдадут оружие, справки о разрешении на ношение оружия. Все как полагается. Как только груз придет в Брест, сразу получите сто тысяч. Я думаю, что это очень деловое и весьма выгодное предложение. Горелый сказал мне, что пришлет своих лучших ребят.

На этот раз не выдержал Коля.

– Что за груз?

Блеснули стекла очков Афанасия Степановича.

– Это вас не касается, – очень твердо сказал он, – ваша задача доставить груз. Излишнее любопытство никогда не приводит к добру.

– Согласны, – быстро сказал Слава, испугавшись, что Коля все может испортить своим очередным вопросом.

– Вот и прекрасно, – усмехнулся Афанасий Степанович, – значит, через три дня вам нужно быть на даче Горелого. За вами придет туда машина. Как раз в пятницу.

Официант принес заказанные блюда, разлил водку по рюмкам.

– За наш успех, – сказал Афанасий Степанович и, не чокаясь, выпил. Все молча последовали его примеру. Константин взглянул на ребят своими зелеными глазами и только пригубил свою рюмку.

Афанасий Степанович не спеша закусил и, посмотрев на все еще ошалело сидевших молодых людей, спросил:

– У вас есть еще вопросы?

– Что нам с собой брать? – спросил Слава.

– Что обычно берут в дальние походы? – пожал плечами Афанасий Степанович. – Вы же были, наверно, в пионерских лагерях. «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы пионеры – дети рабочих», – неприятным фальцетом пропел он и, вздохнув, добавил: – Какое время было прекрасное. В общем, берите все, что хотите, но не больше одной сумки или рюкзака. Еду брать не надо, спиртное тем более. Считайте, что вы выступаете в поход. Вы ведь бывший десантник, – обратился он к Славе, – знаете, что обычно требуется в походе. И не забудьте взять свои личные документы. Надеюсь, они у вас в порядке?

– Ясно, – сказал Слава, посмотрев на своих товарищей.

– О нашем разговоре не должен знать никто, – предостерегающе сказал Афанасий Степанович, – ни любимая женщина, ни родные, ни друзья. Вам доверяют важное дело, а болтунов мы не любим. Если кто-нибудь вздумает проболтаться, пусть сразу вешается на первом суку, иначе мы отрежем болтуну его длинный язык. – Он выразительно посмотрел на молодых людей, сидевших напротив него.

– Не пугай, папаша, – выдохнул Коля, – мы уже пуганые.

– А я не пугаю. Пугаю я по-другому, гораздо страшнее. Я просто предупреждаю. Если кто-нибудь из вас не хочет получить такие деньги или тем более сомневается в своих силах, пусть останется дома. Мы это скорее поймем. Потом, на трассе, сходить уже не позволим никому. Надеюсь, это вы осознали? – Он опять посмотрел на всех троих парней, сидевших перед ним, и стукнул ладонью по столу. – Вот и все, – сказал Афанасий Степанович напоследок, – наш разговор закончен. Можете уходить. До свидания. Ужин оплачу.

Они поднялись. Коля явно хотел еще что-то спросить, но Кирилл толкнул его в бок, не давая раскрыть рта. Они кивнули на прощание и гуськом вышли из ресторана.

– Быдло, – поморщился Афанасий Степанович, – я специально пригласил их в этот ресторан, чтобы они смотрелись здесь как грязные пятна на чистой скатерти. Настоящее быдло. – Жестом руки он подозвал официанта. – Все убрать, – поморщившись, приказал он, – и очень быстро. – Константин почти не притрагивался к своему блюду. – Выпьем кофе, – предложил Афанасий Степанович, убирая в карман скэллер, искажающий любую магнитную запись в радиусе двадцати пяти метров. Цапов не произнес ни слова, словно все шло по заранее расписанному сценарию. Кофе они выпили в полном молчании. И лишь затем вышли из ресторана, при этом выходивший последним Цапов, не глядя на счет, просто оставил на столе триста долларов.

Уже сидя в роскошном «Мерседесе», за рулем которого находился личный телохранитель Афанасия Степановича, он, наклонившись, тихо спросил:

– Вы им доверяете? – Афанасий Степанович снова достал из кармана скэллер. Проверил его. И лишь затем негромко сказал:

– Разумеется, нет.

– К чему тогда эти эксперименты? – не понял Цапов.

– Логика игры, – усмехнулся Афанасий Степанович, – мы уже давно подозреваем, что Горелого умело ведут сотрудники МУРа. У него было несколько очевидных промахов и провалов, которые логически невозможно объяснить. Конечно, у него должен сидеть агент уголовного розыска. Но вычислять его путем сложных комбинаций, разыскивать, а потом убирать – все это займет довольно много времени. Я уже не говорю о том, что все это достаточно сложно. У Горелого под рукой полсотни ребят, и проверять каждого нужно будет как минимум месяц-два. Значит, на наши поиски мог уйти целый год. А у нас нет столько времени в запасе. – Он достал зубочистку и поднес ее ко рту. Поковырялся в зубах и, удовлетворенно кивнув, нажал на кнопку подъемника стекла. Выбросив зубочистку, он закрыл окно и продолжал объяснять: – Мы исходили из того непреложного факта, что любые слухи или обрывки информации в той или иной мере могут доходить до МУРа, кстати, значительно улучшившего свою работу за последние два года. А это значит, что скрыть сам факт каравана почти невозможно. Слишком много людей в этом задействовано, слишком много людей об этом знает. И какая-то информация наверняка могла просочиться в милицию или в ФСБ. А это значит, что они пойдут на все, чтобы внедрить своего человека в экспедицию, узнать, какой груз и куда он идет. И главное, каким маршрутом идет.

Он поправил очки.

– Остальное вычислить несложно. Они просто наверняка сделают так, чтобы Горелый прислал ко мне именно их человека. Каким образом, я еще не знаю, но сделают. Они могут убрать другого, временно задержать, арестовать, лишь бы расчистить дорогу для своего. У Горелого было три дня. И он отобрал вот этих ребят. Значит, я могу почти уверенно сказать, что один из них наверняка работает на другую сторону. Ничего особенного в моих рассуждениях, как видишь, нет. Чистая логика.

– Тогда зачем они нам нужны? – пожал плечами Цапов. – Я могу убрать их всех троих прямо сегодня ночью. Зачем играть в кошки-мышки?

– Мой дорогой Константин, я всегда очень ценил твои способности крушить чужие головы. Но иногда нужно работать и собственной головой. Если мы сейчас уберем этих троих, милиция и ФСБ снова начнут делать судорожные движения. Они станут слепыми, а внезапно ослепший человек, пытаясь нащупать дорогу, начинает лихорадочно махать руками перед собой. Вот они и начнут сразу «махать руками». Понимаешь, о чем я говорю?

Цапов недовольно дернул плечом.

– Не совсем, – честно признался он.

– Они сейчас убеждены, что все знают. Что имеют глаза и уши в виде своего человека в нашем караване. Но как только мы его уберем, они сразу решат, что ослепли, и начнут судорожные движения, которые нам совсем ни к чему. Их человек – как бы иллюзия зрения для милиции и ФСБ. Они пытались с его помощью обмануть нас, а получится, что с его помощью они лишь обманули себя. Разве тебе не доставляет удовольствия такая игра?

Холодное лицо Константина Цапова не выражало никаких эмоций. Афанасий Степанович вздохнул:

– Вижу, что не доставляет. Что ж, у каждого свои маленькие радости. Во всяком случае, выкинь из головы свое нелепое решение о ликвидации всех троих. Я доставлю тебе такое удовольствие чуть позже, когда они будут уже не нужны. Тем более что деньги мы им все равно платить не собираемся.

Константин, все-таки изменившись в лице на мгновение, быстро взглянул на сидевшего рядом с ним Афанасия Степановича, и тот засмеялся, довольный произведенным эффектом.

– Они же даже в дорогом ресторане нормально посидеть не могут. Зачем им такие деньги? Это неправильно, Константин. Бог должен давать деньги только тем, кто умеет их ценить. А всем остальным они просто ни к чему.

Афанасий Степанович вздохнул, снял запотевшие очки, протер платком. И уже очень серьезно добавил:

– А для себя ты должен сделать памятку, все время помня о том, что один из них предатель. И если ты его вычислишь раньше, то можешь делать с ним все, что захочешь, только после моего разрешения. Ты понял, Константин, только после моего разрешения. С тобой поедет Раскольник. Он сделает все, как нужно.

– Тот самый? – спросил Константин, второй раз теряя привычную выдержку за время их разговора.

– Да, тот самый. Я держал его в резерве достаточно долго. У него нюх на сотрудников милиции. Он их чувствует, как хорошая собака чувствует кошку за дверью. И уверяю тебя, что он сумеет достаточно быстро узнать, кто из этих троих молокососов стучит в милицию. Очень быстро.

– Я могу ему доверять?

Афанасий Степанович удивился:

– Безусловно. Как самому себе. Я знаю Раскольника уже двадцать лет. Это настоящая сволочь. Без нервов и без эмоций. Если будет нужно для дела, он может удавить собственную мать. У него нет ничего святого, и он не верит ни во что, кроме самого себя. Ни в Бога, ни в дьявола. Он сделает все, что ему прикажут. А приказывать будешь ты, Константин. И только вы двое в караване будете знать о сотруднике милиции, который сопровождает наш груз. Я хочу, чтобы вы его нашли. Но, найдя, не трогайте его. Мне нужен живым этот тип, только живым. Я хочу узнать некоторые маленькие секреты Горелого. Раз этот агент делится с милицией, он может поделиться и со мной. – Он помолчал и добавил: – Только ты, Константин, и Раскольник. Только вам я доверяю эту тайну. Это слишком важный груз, чтобы мы могли ошибиться. Может быть, самый важный в нашей с тобой жизни. И второго шанса у нас не будет никогда.

Глава 4

В Ашхабаде было тепло. Это он почувствовал, едва сойдя с самолета. И сразу увидел большой лозунг, прославлявший Туркменбаши. Туркменский язык был очень похож на его родной, азербайджанский, и Рустам Керимов знал, что Туркменбаши называют президента Туркмении, ставшего главой всех туркмен. Скромный, малоизвестный, внешне неприметный бывший Первый секретарь ЦК маленькой среднеазиатской республики вдруг стал именоваться столь звучным титулом, печатать собственное изображение на национальных деньгах, переименовывать города и улицы в свою честь.

Это был удивительный парадокс, равного которому мировая история еще не знала. Выросшие и сформировавшиеся в советской системе, всю свою жизнь верно и преданно служившие партии, образцовые коммунисты, решительно искоренявшие любые проявления местного национализма, люди, которым Москва безусловно доверяла и которых назначала на самые высшие должности в республиках, вдруг в одночасье сделались убежденными националистами, патриотами, ратующими за суверенитет, и руководителями своих отделившихся суверенных государств.

Бывшие первые секретари местных компартий, члены и кандидаты в члены Политбюро ЦК КПСС становились президентами своих государств, круто меняя курс. Прежние убежденные интернационалисты, всю свою жизнь покорно соглашавшиеся с тактикой Москвы по расстановке национальных кадров, они вдруг стали ратовать за развитие собственного народа. Искоренявшие религию и сносившие храмы и мечети, они вдруг становились набожными и начинали восстанавливать ими же снесенные храмы и мечети. Прежние верные коммунисты, еще благоговейно державшие свои партийные билеты, они вдруг за одну ночь превращались в пламенных антикоммунистов. Все, что они говорили, все, чему посвящали свою предыдущую жизнь, оказывалось забытым и преданным во имя собственной власти. Все прежние идеалы оказывались ложными, провозглашались новые.

Никто не видел в этом ничего зазорного. Никто особенно не возражал и тем более не смеялся. Как если бы в одну ночь все губернаторы царской России сделались бы убежденными комиссарами и, надев красноармейские буденовки, с шашкой в руках принялись бы отстаивать советскую власть. Или все губернаторы Америки вдруг в один день стали бы убежденными коммунистами, атеистами и провозглашали построение социализма своей явной и тайной верой. Земной шар дрогнул бы от смеха. Но он не дрогнул от смеха, когда бывшие убежденные коммунисты и члены партии, дослужившиеся до самых высших постов в этом государстве и в этой партии, вдруг легко открещивались от собственной прежней жизни, круто меняя собственные ориентиры.

Рустам не любил политиков. Он не любил их еще и потому, что в его собственной родной республике политические интриги и недомыслие политиков стоило жизни многим тысячам его соотечественников. Остановив первую попавшуюся машину, он попросил отвезти его в город.

Он и раньше бывал в Ашхабаде, в этом уютном, небольшом, чистом городке, служившем раньше пограничьем между Россией и Ираном и ставшем после советской власти столицей республики. В нем было как-то спокойно, тепло. Словно барханы окружавших Ашхабад пустынь не доносили сюда людскую суету и ненависть, позволяя городу блаженствовать в своем одиночестве. Но за последние несколько лет город очень изменился. И дело было не в обилии портретов и фотографий Туркменбаши, в общем-то, оставшегося относительно порядочным человеком. Изначально порядочный и мягкий, он не стал устраивать кровавой диктатуры из собственного правления, а постарался извлечь максимум возможного из уникальной ситуации, в которой его маленькая республика неожиданно стала обладателем несметных богатств газа и нефти.

Возводились огромные комплексы современных роскошных отелей, строились новые дома окружавшей Туркменбаши челяди, обустраивались улицы и площади города. Город становился более современным, больше походил на столицу, теряя свое очаровательное уютное своеобразие. Пески барханов уже не могли спасти горожан от стремительно надвигавшейся цивилизации, делая их одновременно заложниками и участниками этого «броска страны в двадцать первый век».

Водитель долго кружил в старом квартале, не находя нужного Рустаму дома. Наконец, расспросив соседей, они остановились около темно-синей свежевыкрашенной двери. Рустам расплатился и вошел в дом.

– Салам аллейкум, – привычно произнес он традиционное мусульманское приветствие.

– Аллейкум салам, – отозвался старик, сидевший на ковре во дворе дома, – заходи, дорогой, – сказал он почему-то по-русски. Рустам прошел по ковру, опустившись на него рядом с хозяином дома и положив рядом свой небольшой чемоданчик.

– Почему вы решили, что я говорю по-русски? – улыбаясь, спросил он старика на местном диалекте.

Тот улыбнулся в свою седую бороду.

– Вид у тебя очень городской. А городские все говорят по-русски. Да и приехал ты, видимо, издали. У тебя лицо местного человека, но не обожжено нашим солнцем. Давно ты здесь не бывал, сынок.

– Давно, – согласился Рустам, – я не из Туркмении. Я из Баку. У меня к вам важное дело, уважаемый Курбан-ака. – Старик невозмутимо перебирал темно-голубые четки в руках. Рустам невольно обратил внимание на их красивые узоры. Они были из бирюзы.

– Принесите нам чай, – негромко приказал старик, обращаясь к кому-то внутрь дома, – кто тебя прислал, сынок? Зачем тебе понадобился старый Курбан? Кому я еще могу быть нужен?

– В Баку вас помнят, уважаемый, – наклонил голову Рустам, – нам нужна новая партия товара. И знающие люди рекомендовали вас, Курбан-ака.

– Знающие люди? – старик продолжал перебирать четки, метнув в непрошеного гостя острый взгляд. – Какие люди? Я никого у вас не знаю.

– Я племянник Кафара Кафарова, – негромко произнес Рустам, – мой дядя говорил перед смертью, что вы можете всегда помочь в нужный момент. Вот поэтому я к вам и приехал.

– Кафар покойный был хорошим человеком, – невозмутимо сказал старик, – но тебя я не знаю. Какой ты племянник? У Кафара не было братьев.

– Я сын его сестры Маир.

– Это хорошо. Кафар был моим большим другом, пусть Аллах упокоит его душу. Он, несчастный, так мучился, когда умирал. У него ведь была язва?

– Нет, – сдержал улыбку Рустам, не поддавшийся на примитивный трюк, – он умер от разрыва сердца.

– Что ты говоришь? – почти искренне огорчился старик. – Какой был человек Кафар. Настоящий мужчина. – Молодой человек вышел из дома с подносом в руках. Он расставил пиалы, поставил два чайника, сахар, традиционные хлеб и сыр и, поклонившись, ушел в дом. Курбан убрал четки и взял один чайник, разливая его в пиалы на правах хозяина дома.

– Когда он умер? – спросил старик, не поднимая глаз на своего гостя.

– В прошлом году. Двенадцатого мая, – вежливо ответил Рустам, понимая, что проверка продолжается.

Старик подвинул ему пиалу с чаем.

– Ты родственник моего друга, – торжественно сказал он, – и проделал большой путь. Пей чай, мы еще успеем обо всем поговорить. Ибад, – крикнул он, не поворачивая головы.

Из дома снова вышел тот самый молодой человек. Подошел к старику и, наклонившись, внимательно выслушал быстрый шепот хозяина дома. После чего кивнул головой и снова ушел в дом.

– А почему не приехал сын Кафара, твой брат Алескер? Я помню, какой он был еще совсем маленьким, – улыбнулся старик, – и он меня хорошо знал.

– Алескер сидит в тюрьме, – печально ответил Рустам, – нужно заплатить большие деньги, чтобы вытащить его оттуда. Поэтому я и приехал к вам, уважаемый Курбан-ака.

– Тебе нужны деньги? – оживился старик. – Для сына моего друга мне ничего не жаль. Скажи, какая сумма тебе нужна, и мы доставим ее в Баку. Можешь не беспокоиться, за сына Кафара я заплачу нужную сумму.

– Спасибо, уважаемый Курбан-ака, – поставил пиалу на ковер Рустам, – но нам не нужно давать в долг. Деньги мы и сами можем найти. Мы хотим продолжить дело нашего дяди. И поэтому я приехал к тебе за помощью. Нам чужих денег не нужно. Родную кровь мы освобождаем только при помощи своих кровных денег.

Старик снова взял свои четки.

– Красиво говоришь, – вздохнул он, – очень красиво. А что у тебя на уме – никто не знает. Сейчас времена плохие, люди совсем озверели, никто друг другу не верит.

Рустам вежливо слушал.

За его спиной скрипнула калитка, но он не повернул головы, зная, что невежливо отворачиваться от пожилого человека, когда он говорит. За спиной раздались торопливые шаги. Рустам по-прежнему сидел, глядя в глаза хозяину дома. Тот оценил его мужество и улыбнулся. Рядом с ними встали два человека.

Рустам посмотрел на них снизу вверх.

– Это мои друзья, – улыбнулся Курбан, – сейчас ты поедешь с ними и немного отдохнешь. А завтра мы поговорим о делах. – Рустам понял, что проверка еще не кончилась.

– Хорошо, – сказал он, поднимаясь с ковра, – спасибо вам, Курбан-ака.

– Это тебе спасибо, дорогой, что не забыл старика, приехал сюда. Иди с миром, завтра мы обо всем поговорим, – улыбнулся старик.

Рустам наклонился, чтобы поднять свой чемоданчик, но его опередил один из конвоиров, успевший поднять чемодан раньше. Рустам пожал плечами и пошел к калитке, сопровождаемый двумя молодыми людьми. На улице уже стояла машина, за рулем которой сидел еще один человек.

– Садись, – хмуро показал на заднее сиденье конвоир. Рустам не заставил себя упрашивать. С его стороны дверь, конечно, не открывалась. Как и окно. Он усмехнулся и сдвинулся ближе к двери. Когда уселись другие двое, водитель медленно отъехал от дома.

– Куда мы едем? – спросил Рустам.

– Отдохнешь немного, – немногословно ответил сидевший рядом с водителем черноусый незнакомец, очевидно, старший в этой группе.

Оставшийся в доме Курбан после ухода гостя резким движением руки выплеснул уже остывший чай из пиалы и налил новый. После чего снова крикнул:

– Ибад!

– Я здесь, хозяин, – наклонился к нему молодой человек, стоявший за его спиной.

– Сегодня позвони в Баку нашим друзьям. Пусть узнают все на месте. Был у Кафара такой племянник или не был. Мне нужно все знать до завтра.

– Понял, хозяин.

– И пусть узнают, когда арестовали сына Кафара, – напомнил Курбан, – мне это тоже очень важно знать.

Глава 5

Они сидели в автомобиле уже больше трех часов. Наблюдение за Кудрявцевым велось сразу из двух автомобилей. Один находился позади дома, на тот случай, если вдруг Кудрявцев решит выйти с черного хода. Другой автомобиль стоял напротив дома, чуть в стороне от выхода. И находившиеся в нем Виноградова и Айрапетян терпеливо ждали, пока владелец фирмы Роман Кудрявцев, которому, собственно, и принадлежали этот дом и фирма, соизволит наконец покинуть особняк. Его «шестисотый» «Мерседес» уже стоял у подъезда, но хозяина фирмы все еще не было видно.

– Может, он просто задержался, – посмотрела на часы Виноградова.

– Обычно он выходит отсюда в семь часов вечера. А сейчас уже девятый час, – нервно сказал Айрапетян, тоже посмотрев на часы, – нужно было каким-то образом войти в его офис и установить там нашу аппаратуру.

– Ты же сам говорил, что там сильная охрана и американская электронная система слежения, – напомнила Виноградова.

– Ну и что? Любую систему можно обмануть, – резонно заметил Айрапетян, – просто обидно, что мы сидим здесь глухие и слепые. – Он поднял переговорное устройство. – Первый, я Третий. Что у вас?

В другой машине, находившейся за домом, сидели Матюшевский и Двоеглазов. Ответил сам подполковник:

– Пока тихо. Как у вас?

– Ничего определенного. Автомобиль клиента стоит у подъезда уже целый час. Но его самого пока не видно.

– Вас понял. Отбой.

Последние несколько лет во время служебно-розыскных действий любой оперативной группе ФСБ или МВД в Москве приходилось маскироваться и не передавать в эфир прямые тексты бесед. Преступники все чаще и чаще располагали более совершенной аппаратурой для прослушивания и заранее узнавали обо всех планах оперативных сотрудников.

– Почему он не выходит? – в который раз нервно спросила Виноградова. Она была даже более нетерпелива, чем по-восточному эмоциональный и экспансивный Айрапетян. Тот пожал плечами.

– Думаешь, я знаю? Я сам уже нервничаю. Может, сходить посмотреть?

– Не дури, – отвернулась Виноградова, – я серьезно говорю.

– Я тоже серьезно.

– Нужно было более тщательно проверить его фирму, – недовольно заметила Виноградова, – мы бы больше узнали о его делах.

– Каким образом? – вздохнул Айрапетян. – Был бы здесь Георгий, мы могли хотя бы подключить МВД и их отдел по борьбе с экономическими преступлениями. Сабельников с Матюшевским два дня сидели, но ничего не нашли. Похоже, в его фирме все чисто, а свои дела он устраивает где-то на стороне.

– Ты сам-то в это веришь?

– Не очень. При желании всегда можно что-нибудь найти. Неуплату налогов, скрытые счета, разные махинации. Но за два дня они ничего не нашли. Нужна была более комплексная проверка. А Рустам улетел? – вдруг спросил Айрапетян, знавший об особых отношениях Виноградовой и Керимова.

– Улетел, – кивнула она, – а Георгий полетел следом за ним в Баку.

– Мне всегда не нравятся такого рода командировки, – признался Айрапетян, – действуешь почти на удачу. Повезет, не повезет. Шансы примерно равны. Не нравятся мне такие командировки. Слишком велик риск.

– Ты что-то стал слишком рациональным, Эдик, – подозрительно посмотрела на него Виноградова, – хотя если сейчас в здании что-нибудь произойдет, ты сразу ринешься туда, забыв обо всякой осторожности.

– Это разные вещи, – возразил тот, – одно дело притворяться бандитом, другое бить им морды. Это разные вещи, Надя.

– Внимание. Кудрявцев вышел из здания, – посмотрела в сторону «Мерседеса» Виноградова. Айрапетян поднял переговорное устройство.

– Клиент появился у банка, – быстро сказал он, – садится в машину.

– Сейчас подъедем, – передал Матюшевский.

– Два дня следим, и все безрезультатно, – пожаловался Айрапетян, отключаясь, – может, он действительно стал чистым бизнесменом?

– Ты считаешь, что в Москве есть «чистые бизнесмены»? – удивилась Виноградова.

– Смотря относительно чего, – рассудительно сказал Айрапетян, поворачивая машину следом за выезжающим «Мерседесом».

– Третий, я Первый, где вы находитесь? – спросил Матюшевский.

– Едем в центр, – доложила Виноградова, – видим клиента.

– Мы следуем за вами, – отозвался Матюшевский – там за рулем сидел Двоеглазов.

– Он, наверное, едет домой, – сказал Айрапетян, – сегодня опять ничего не случится. За ним нужно следить в субботу-воскресенье, когда его семья уезжает на дачу и он остается дома один. Обычно мужчины в такое время словно срываются с цепи.

– Очень тонкое наблюдение, – невозмутимо произнесла Виноградова, – следи лучше за машиной. – У нее была короткая стрижка «каре» и прямой аристократический нос. Большой чистый лоб, упрямый подбородок, тонкая линия губ. Она с одинаковым успехом могла появиться и на фешенебельном приеме, и в обычной забегаловке, поднимая воротник своей куртки и сохраняя на лице то неприступное выражение богини, которое бывает свойственно только очень уверенным в себе красивым женщинам.

– Они сворачивают к дому, – разочарованно произнес Айрапетян, – по-моему, мы можем ехать к себе.

– Давай все же проводим его до дома, – предложила Виноградова. – Первый, я Третий, – вызвала она Матюшевского, – клиент едет домой.

– Вас понял. Мы возвращаемся. Проводите его домой и тоже возвращайтесь. Наверно, сегодня он уже никуда не поедет.

– Вас поняла, – отключилась Виноградова.

– Я же говорил, – зло заметил ее напарник, – мы просто служим почетным эскортом этого Кудрявцева.

«Мерседес» выехал на Кутузовский проспект. – Почему они все живут только в таких местах, – пробормотал Айрапетян, – можно подумать, что этот проспект намазан медом. Или на них так действует имя Брежнева, который здесь жил?

«Мерседес» въехал во двор, и Айрапетян затормозил свою «девятку» у дома, не решаясь въехать во двор. Из «Мерседеса» выскочил охранник, открывающий дверцу автомобиля, а уже затем появился респектабельный Кудрявцев, одетый в легкий светлый плащ.

Он улыбнулся.

– Мы можем уезжать, – сказал Айрапетян.

И в этот момент из подъезда соседнего дома быстро вышли два человека.

– Подожди, – крикнула Виноградова. Двое незнакомцев сделали несколько шагов по направлению к Кудрявцеву, доставая из карманов пистолеты.

Телохранитель – высокий, широкоплечий молодой человек, весь интеллект которого отражался в его растерянном глуповатом лице, – не успел даже среагировать.

Виноградова достала свой пистолет.

Один киллер вскинул оружие. Первым же выстрелом он отбросил несчастного на тротуар, второй был уже контрольным. Телохранитель дернулся и умер, так и не узнав, что случилось с его хозяином.

Айрапетян тоже достал свой пистолет.

Второй киллер выстрелил в машину. Послышался звон разбитого стекла. Еще один выстрел, и водитель уткнулся в руль своего автомобиля.

Кудрявцев, стоявший словно вкопанный, очнулся и побежал к подъезду своего дома. Но между домом и его машиной уже стоял первый киллер.

– Стой! – закричала Виноградова, стреляя в воздух. Киллер колебался всего лишь секунду. За это время Роман Кудрявцев налетел на него, и они покатились по тротуару. Второй киллер поспешил за машину, и в этот момент Виноградова выстрелила второй раз. Прямо в него. Киллер ответил двумя выстрелами в ее сторону.

– Пригнись, – закричал Айрапетян, прыгая из автомобиля и тоже стреляя в сторону второго нападавшего.

За машиной катались по земле, избивая друг друга, Кудрявцев и его убийца. Пистолет отлетел в сторону, и теперь оба рассчитывали на свои кулаки. При этом вальяжный и заматеревший Кудрявцев явно уступал более молодому и сильному убийце. Надежда продвинулась вперед, выстрелив еще один раз. Первый из нападавших ударил Кудрявцева несколько раз по лицу и достал из кармана нож.

Виноградова выстрелила в него, но пуля просвистела над головой. Нападавший оглянулся. Надежда прицелилась и еще раз предостерегающе крикнула:

– Стой!

Убийца занес руку с ножом, но выстрел Виноградовой достиг цели. Киллер с криком упал на землю. Пуля попала ему прямо в руку. Второй нападавший понял, что они провалили задание, и бросился бежать. Немногочисленные прохожие в испуге попрятались по подъездам, робко выглядывая оттуда.