Джек Ричер, или Синяя луна Чайлд Ли

Глава 26

То, что произошло дальше, не имело никакого отношения к сложной триангуляции сигналов сотовых телефонов или показаний навигатора, определявших местонахождение с точностью до половины ярда. Значительно позже Ричер узнал, что все было сделано старым добрым способом. Случайный парень в случайной машине вспомнил инструктаж, полученный перед выходом на дежурство. Ничего больше. Будь внимателен. Мужчина и женщина.

Ричер и Эбби зашагали направо, собираясь потом повернуть налево, но прежде им требовалось пройти через квартал, вымощенный булыжником, по узкому тротуару, ограниченному справа непрерывной последовательностью окованных железом погрузочных платформ в задней части зданий, выходивших на соседнюю улицу, а с левой стороны прерывающейся цепочкой припаркованных автомобилей. Были заполнены не все места. Может быть, половина.

Одна из машин стояла неправильно. Не в ту сторону. И на крыше у нее не было вечерней росы. Задней части мозга Ричера потребовалась доля секунды, чтобы активировать переднюю. Дверца машины со стороны водителя распахнулась, появился пистолет, за ним рука, а потом и сам водитель. Через мгновение он уже присел за открытой дверцей и прицелился в открытое окно. Сначала в Ричера. Потом в Эбби. Снова в него и в нее. Туда и обратно. Как в телесериале. Он давал понять, что держит на прицеле обоих. Он был в синем костюме с туго затянутым красным галстуком.

Они не станут в меня стрелять. Они хотят задать вопросы.

Психодинамика. Как в театре.

Одна из вещей, на которые нет однозначного ответа.

Пистолет был далеко не новый, потертый «Глок 17». Двуручный хват. Оба запястья лежат на резиновой прокладке окна. Указательный палец на спусковом крючке. Пистолет не дрожал. Движение слева направо и обратно строго по горизонтали. Достаточно компетентно, вот только стрелок занял крайне нестабильное положение, к тому же бессмысленное, потому что дверца машины не давала защиты от пули. Лучше, чем алюминиевая фольга, но не намного. Умный стрелок встал бы прямо, опираясь запястьями на верхнюю часть двери. Доминирующая позиция. Из нее легче перейти в любое другое положение — к ходьбе, бегу или драке.

— Держите руки так, чтобы я их видел, — сказал парень.

— У нас проблема? — спросил Ричер.

— У меня — нет, — ответил наставивший на них оружие тип.

— Хорошо, — ответил Джек. — Рад слышать. — Он повернулся к Эбби и сказал, понизив голос: — Ты можешь отойти за угол, если хочешь. Я присоединюсь к тебе через минуту. Он просто собирается задать мне парочку вопросов.

— Нет, она останется, — сказал парень. — Вы оба.

Мужчина и женщина.

Ричер снова повернулся к нему лицом, воспользовавшись коротким движением, чтобы скрыть шаг вперед.

— И зачем нам здесь оставаться? — спросил он.

— Вопросы.

— Ну так задавай.

— Вопросы задает мой босс.

— И где он?

— Скоро будет здесь.

— А что у него на уме?

— Очень многое, я уверен.

— Ладно, — сказал Ричер. — Убери пистолет и подойди, мы подождем его вместе. Прямо здесь на тротуаре. Пока он не появится.

Державший их на мушке тип оставался за дверцей, не меняя положения. Пистолет не шевелился.

— Ты все равно не сможешь им воспользоваться, — сказал Ричер. — Твоему боссу не понравится, если он приедет и увидит, что ты убил нас, или ранил, или мы находимся в шоке или коме. Или страдаем от посттравматического стрессового расстройства. Он хочет задать нам вопросы. И получить внятные ответы. Да и полицейским такое не понравится. Мне без разницы, какие у вас с ними договоренности. На ночные выстрелы полиция должна реагировать.

— Ты считаешь себя умником? — осведомился Синий Костюм.

— Нет, но я надеюсь, что ты неплохо соображаешь, — спокойно сказал Ричер.

Пистолет не шевелился. Что вполне устраивало Ричера. Сейчас самой важной частью являлся спусковой крючок. В особенности палец, соединенный с центральной нервной системой. А она могла замерзнуть, пусть даже временно, из-за сомнений, предположений и самых разных мыслей.

Или хотя бы слегка замедлиться.

Ричер сделал еще один шаг, приподнял левую руку ладонью наружу и слегка похлопал воздух успокаивающим жестом, но также показывая, что им необходимо решить срочную проблему. Взгляд головореза в синем костюме следовал за левой рукой Ричера, складывалось впечатление, что он забыл про правую, которая также пришла в движение, но гораздо медленнее, и незаметно скользнула в правый карман, где лежал «Хеклер и Кох», который, как совершенно точно знал Ричер, находился в рабочем состоянии.

— Мы подождем в машине, — сказал Синий Костюм, — а не на тротуаре.

— Ладно, — не стал возражать Джек.

— С закрытыми дверями.

— Конечно.

— Вы сзади, а я впереди.

— Пока не приедет твой босс. Он сядет рядом с тобой. И будет задавать вопросы. Таков наш план?

— А до тех пор вы будете помалкивать.

— Конечно, — снова согласился Ричер. — Ты победил. Ведь пистолет у тебя. Мы сядем в машину.

Громила удовлетворенно кивнул.

После чего все было просто. Он убрал пальцы с рукояти пистолета, опустил их на резиновую окантовку окна, собрался, как пианист перед сложным пассажем, что могло быть сигналом о достижении решающего соглашения, но на самом деле являлось простой физикой, потому что громила намеревался изменить позицию, выпрямиться и восстановить равновесие. Однако он находился в неудобном положении довольно долго, и тело у него затекло в нескольких местах. В результате он контролировал пистолет не так надежно, рукоять ушла немного вниз, а дуло — вверх. Это означало, что непосредственная угроза на данном этапе отступила, если они готовы сотрудничать. Однако, скорее всего, причина состояла в естественном обратном вращении относительно спускового крючка.

Ричер оставил свой «Хеклер» в кармане, сделал длинный шаг вперед и не слишком сильно ударил ногой в дверцу, которая отлетела и звучно стукнула парня по коленям; импульс силы отбросил его, мучительно медленно, но непреодолимо, и он опрокинулся на спину, беспомощный, как черепаха. Руки метнулись назад, чтобы смягчить падение, «Глок» выпал и заскользил по тротуару с пластиковым звуком. Но громила перекатился в сторону и практически мгновенно, без заметных усилий, вскочил на ноги. Атлетичный и ловкий, что он продемонстрировал несколько минут назад, когда выпрыгнул из машины. Из чего следовало, что Ричер опоздал на полшага.

Его противник легко переместился в сторону, уходя от все еще распахнутой дверцы, после чего мгновенно изменил направление движения, подался вперед и попытался нанести Ричеру быстрый удар правой в лицо, однако тот все видел, поэтому резко повернулся и принял его на плечо. Не слишком сильно, но это увеличило расстояние между ними, что позволило бандиту снова отпрыгнуть в сторону и посмотреть вниз в поисках пистолета.

Ричер также был спортивным, но скорее тяжелоатлетом, к тому же не обладал особой ловкостью. Он был быстрым, но далеко не самым быстрым, не умел мгновенно менять направление движения, из чего следовало, что ему потребовалась доля секунды, в течение которой он сохранял нейтральную позицию, и его противник предпринял очередную атаку, но Ричер вновь ушел от удара. Однако, как и прежде, тип в синем костюме успел благополучно отскочить назад, продолжая искать взглядом упавшее оружие. Ричер наступал, делая по полшага, уклоняясь и уворачиваясь. С одной стороны, он двигался сравнительно медленно, но с другой — его было трудно остановить, в особенности такими слабыми ударами; к тому же противник постепенно уставал и его дыхание становилось все более тяжелым.

Однако он продолжал отступать.

Ричер его преследовал.

Бандит нашел свой пистолет. Он задел его краем ботинка, и «Глок» переместился на дюйм с характерным пластиковым звуком. Противник Ричера замер на несколько мгновений, думая с такой же быстротой, с какой двигался, а потом, изогнувшись, устремился вниз; правая рука описала длинную дугу. Он рассчитывал подхватить пистолет и отскочить на безопасное расстояние. Инстинктивный расчет, основанный на пространстве, времени и скорости, на всех четырех измерениях, а также его собственных способностях и возможностях противника, которые он оценил даже с запасом, — и все равно получалось, что времени у него хватит. Интуитивные подсчеты показали Ричеру, что громила прав и ему его не опередить.

Однако недостатки Джека компенсировались достоинствами. Его конечности двигались медленнее, потому что были не только тяжелее и толще, но и длиннее. А ноги — очень длинными. Он сделал шаг левой и, вытянувшись вниз, нанес удар правой ногой, точно мощный и жестокий взмах крыла, не имевший конкретной цели; его устраивало попадание в любую часть тела своего противника в произвольный момент времени.

Он попал в голову. Дурацкий результат. Четырехмерная геометрия допустила ошибку. Легкое колебание, первобытный выпад Ричера, спровоцированный инстинктом, наполненным древней агрессией «все-или-ничего». Громила решил не опускать голову и вытянуть вперед руку, чтобы наверняка достать пистолет, а потом откатиться в сторону, но Ричер уже был здесь, как бейсболист-бэттер, заранее наносящий удар по быстро летящему неправильному мячу, тут нет никаких сомнений; и висок его противника вошел в соприкосновение с рантом ботинка Ричера. Не идеальное попадание, но близкое к нему. Шея громилы сильно дернулась, и он рухнул щекой на тротуар.

Ричер не сводил с него глаз.

— Ты видишь его пистолет? — спросил он у Эбби.

— Вижу, — ответила та.

— Возьми. Указательным и большим пальцами, за рукоять или ствол.

— Я знаю как.

— Просто проверял. Так всегда безопаснее.

Эбби метнулась вперед, схватила «Глок» и отскочила назад.

Тип в синем костюме по-прежнему не шевелился.

— Что мы будем с ним делать? — спросила она.

— Оставим здесь.

— А потом?

— Нам нужно забрать его автомобиль.

— Зачем?

— Сюда приедет его босс. Он должен получить правильное послание.

— Ты не можешь объявить им войну.

— Они ее уже объявили. Мне. Без всякой видимой причины. Поэтому сейчас я предлагаю им первый серьезный ответ. Я говорю, что им следует пересмотреть свою политику. Стандартный дипломатический ход. Как при игре в шахматы. Он даст им шанс перейти к переговорам. Без оскорблений и обид. Надеюсь, они меня поймут.

— Мы говорим об албанской мафии. Ты один. Фрэнк прав. Ты спятил.

— Но это уже происходит, — сказал Ричер. — Мы не можем перевести стрелки часов назад, не можем захотеть, чтобы все исчезло. Теперь нам придется приложить все силы, чтобы разобраться с возникшими проблемами. Оставлять машину здесь нельзя. Это будет выглядеть слишком мягко и смиренно. Как если б мы сказали «ой, простите». Как если бы не собирались ничего такого сделать. Нам необходимо произвести впечатление. Мы должны сказать: «Не надо с нами связываться, или вы получите удар по голове, а вашу машину угонят». В таком случае они отнесутся к нам серьезно и станут действовать с тактической осторожностью. И соберут крупные силы.

— Но это же плохо.

— Только в том случае, если они нас найдут. А если нет, у них появится больше прорех, через которые нам будет легче перемещаться.

— И куда мы станем перемещаться?

— Я полагаю, наша основная цель — встреча лицом к лицу с их главным боссом. Аналогом Грегори.

— С Дино… Это безумие.

— Он просто один человек. Как и я. Мы можем обменяться мнениями. Я уверен, произошло недоразумение.

— Я должна здесь работать. По одну сторону Центральной улицы или по другую.

— Я приношу свои извинения.

— И правильно делаешь.

— Именно по этой причине мы должны проделать все как следует. Мы должны играть на победу.

— Ладно, мы заберем машину, — сказала Эбби.

— Или можем ее сжечь, — предложил Ричер.

— Угнать лучше, — возразила она. — Я хочу унести отсюда ноги как можно скорее.

Они отъехали на четыре квартала и оставили автомобиль на углу, с ключами в зажигании, с четырьмя распахнутыми дверями и поднятыми крышками капота и багажника. Посчитав, что так будет символичнее. А потом пошли к дому Бартона кружным путем и, оказавшись в нужном квартале, проверили все четыре стороны, прежде чем подойти к двери. Бартон и Хоган не спали и ждали их.

С незнакомым Ричеру мужчиной.

Глава 27

Благодаря волосам и коже гость музыкантов выглядел на десять лет моложе, чем на самом деле, из чего следовало, что он принадлежал к поколению Ричера, но был меньше и аккуратнее. Проницательные, внимательные глаза сидели глубоко по разные стороны клинка носа, длинные вьющиеся волосы в беспорядке падали на лоб. Одет он был скромно, но со вкусом, в хорошие туфли, вельветовые брюки, рубашку и пиджак.

— Это человек, о котором я тебе рассказывал, — сказал Хоган. — Пехотинец, знающий разные языки. Его зовут Гай Вантреска.

Ричер протянул руку.

— Рад познакомиться.

— Взаимно, — ответил Вантреска, и они пожали друг другу руки, а потом все повторилось с Эбби.

— Ты быстро сюда добрался, — сказал Ричер.

— Просто не спал, а живу я рядом, — объяснил Вантреска.

— Спасибо, что согласился помочь.

— На самом деле я здесь по другой причине. Пришел, чтобы отговорить тебя от твоей затеи. Ты не должен связываться с этими людьми. Их слишком много, они слишком отвратительные и слишком хорошо защищены. Такова моя оценка ситуации.

— Ты служил в военной разведке?

Вантреска покачал головой.

— В бронетанковых войсках.

Командир роты во времена холодной войны, так сказал про него Хоган.

— Танки? — спросил Ричер.

— Их было четырнадцать, — ответил Вантреска. — Все мои. Все смотрели на восток. Счастливые дни.

— А зачем ты учил языки?

— Я думал, что мы победим, рассчитывал, что мне доведется управлять гражданским округом. Ну, или заказывать вино в ресторане, встречаться с девушками… Это было очень давно. К тому же мне платил Дядя Сэм. В те времена в армии любили образование. Все получали ученые степени.

— Слишком много, слишком отвратительные — слишком субъективные понятия, — сказал Ричер. — Мы можем поговорить об этом позднее. Но вот слишком хорошо защищены — совсем другое дело. Что тебе об этом известно?

— Я занимаюсь корпоративным консалтингом, — ответил Вантреска. — Главным образом физической безопасностью зданий. Но я многое слышу, и мне задают интересные вопросы. В прошлом году проводился интегрированный федеральный опрос, и оказалось, что две самые законопослушные общины в Америке — это украинцы и албанцы, живущие в нашем городе. Они даже не получают штрафы за парковку. Из чего следует, что у них очень тесные связи на всех уровнях правоохранительных органов.

— Но должна же где-то проходить красная линия, — возразил Ричер. — Сегодня я сказал одному из бандитов, что ночная стрельба на улицах города вызовет негативную реакцию полиции, и он не стал спорить. Более того, согласился со мной, потому что раздумал стрелять.

— К тому же у нас вот-вот начнет работать новый полицейский комиссар, — продолжал Вантреска. — Они нервничают. Но по их сторону линии существует множество скучных невидимых вещей. В целом дело не в стрельбе на улицах. Речь идет о тех, кто незаметно осуществляет сговор с потенциальным свидетелем, о котором никто не узнает, скорее всего, в доме самого свидетеля, выбирая многозначительное место вроде спальни маленькой дочери. Они объясняют, что память — очень странная штука, она обманчива и нет ничего зазорного в том, чтобы сказать: послушайте, я просто не могу вспомнить. Мои знакомые говорили, что подобные случаи трудно расследовать, зато легко похоронить.

— Сколько их здесь?

— Слишком много. Их слишком много, они слишком отвратительные и слишком хорошо защищены. Тебе не следует с ними связываться.

— Где находилась твоя рота во время войны?

— Рядом с наконечником копья.

— Иными словами, противник имел колоссальное преимущество в численности с первого дня и до самого конца, — заметил Ричер.

— Я понял твой довод. Но у меня было четырнадцать американских танков, лучших боевых машин в мире. Они подобны механизмам из фантастических романов. Мне не приходилось разгуливать по Фульдскому коридору[6] в брюках и пиджаке.

— Как всегда бывает с теми, кто служит в бронетанковых войсках, ты склонен преувеличивать важность машин. Иными словами, ты чувствовал себя гораздо опаснее, чем они. Они имели превосходство в численности, но ты был круче. Однако их совершенно определенно защищала вся их гигантская нация. В твою пользу говорил лишь один фактор из трех. А два из трех — против. И все же ты завел бы двигатели, если б получил соответствующий приказ.

— Я понял твой довод, — повторил Вантреска.

— Ты рассчитывал на победу, — продолжал Ричер. — И поэтому учил языки. Сейчас мне больше ничего знать не нужно. Будем решать проблемы по мере их поступления. Сначала я хочу выяснить, что написано в посланиях, затем воспользоваться полученной информацией, чтобы понять, что делать дальше. Пока объявлять боевую готовность нет необходимости. И не нужно никого предупреждать.

— А если то, что нам удастся выяснить, окажется бесполезным?

— Неприемлемый результат. Неудача может быть только в планировании. Не сомневаюсь, что этому тебя научили в Германии.

— Ладно, — не стал спорить Вантреска. — Будем решать проблемы по мере их поступления.

Они принялись за работу на кухне, начав с украинского языка. Вантреска восхитился съемкой Эбби. Очень остроумно и эффективно. Он постучал пальцем по экрану в сложном синкопированном ритме — воспроизведение, пауза, воспроизведение, пауза — и сразу стал читать с застывшего экрана, сначала медленно и запинаясь, а иногда и вовсе останавливаясь.

У него с самого начала возникли лингвистические проблемы. Это были текстовые сообщения, полные незнакомого сленга, однобуквенных сокращений, внутренних аббревиатур, не говоря уже о массовых грамматических ошибках, если только они не являлись заранее оговоренным и сознательным упрощением. Никто не знал. Вантреска сказал, что расшифровка займет у него некоторое время, поскольку ему придется делать перевод с чужого языка, одновременно разгадывая шифр. Или даже два шифра, учитывая невнятные аллюзии и элизии, которые использует каждый уважающий себя гангстер.

Эбби взяла свой лэптоп и начала работать с Вантреской бок о бок — переводила отдельные слова при помощи онлайновых словарей, искала однобуквенные сокращения и акронимы в языковых блогах и на сайтах любителей редких слов, делала заметки на листках. Кое-что вставало на свои места, но работа шла медленно. Пока им не удалось извлечь каких-то важных сведений из столь малого количества информации. Эбби провела съемку так быстро, как только осмеливалась, — пять, десять, пятнадцать, двадцать секунд; она записывала на скорости, стараясь поскорее закончить. И теперь яркие и размытые записи давали тысячи и тысячи слов, каждое из которых становилось загадкой, вызовом, а большинство имели два или три значения.

Ричер им не мешал. Он остался в гостиной вместе с Бартоном и Хоганом, среди барабанов и усилителей. Один из них был серым, размером с холодильник, на решетке восемь грязных кругов. Ричер уселся на пол, опираясь на него спиной, и перестал двигаться. Бартон положил свою побитую гитару на колени и принялся наигрывать на ней, не подключаясь к усилителям, наполняя комнату тихими волнующими нотами.

— Ты думаешь, мы победим? — спросил Хоган. — И Вантреска сумеет справиться с языками?

— В целом я думаю, что мы одержим победу, — ответил Ричер. — Технически я считаю, что мы закроем их до того, как они закроют нас. Трудно назвать это победой, если учесть, какой хаос воцарится, но в любом случае наконечника копья давно нет. Боюсь, твой друг зря потратил время в школе.

Бартон сыграл нисходящее арпеджио, слабеющий минорный аккорд, закончив его ударом по открытой нижней струне. Если б он был подключен к усилителям, то разрушил бы дом. А так струна гремела и стучала о лады, но не выдавала ничего фундаментального.

— Теперь ты — наконечник копья, — сказал Бартон, посмотрев на Ричера.

— Я не собираюсь начинать войну, — отозвался тот. — Мне нужны лишь деньги Шевиков. И даже если я не сумею получить их легким путем, я все равно их добуду, уж поверьте мне. Я не испытываю необходимости встречаться с врагом на поле боя. Более того, с удовольствием избежал бы этого.

— У тебя не будет выбора. Они наверняка надежно спрятали Труленко. Один защитный слой за другим. Я видел, как они это делали, когда в одном из их клубов появляется кто-то важный. Выставляют одного человека в углу и одного у двери, а также возле соседней двери; кроме того, рядом крутятся еще два парня.

— Что ты помнишь про Труленко?

— Он был компьютерным фанатом, как и многие парни вроде него. Я даже как-то подумал, что неправильно выбрал свой путь. В старшей школе у меня очень неплохо получалось. Теперь ботаны стали миллиардерами, а мне едва хватает на жизнь. Наверное, стоило изучать программирование, а не музыку.

— Если б он сейчас работал, то чем занимался бы?

— А он работает?