Неизвестные рассказы сыщиков Ивана Путилина, Михаила Чулицкого и Аркадия Кошко Кош Алекс

Психология

Как просто, психологически просто попадаются иногда преступники, доказательством чего может послужить следующий факт.

В богатом доме N-вых, известных в шестидесятых годах театралов, был принят молодой человек Z., которому очень симпатизировал хозяин дома. Когда у N-вых устраивались домашние спектакли, Z. принимал всегда в них деятельное участие в качестве исполнителя и считался весьма способным актёром.

Зная его в продолжение пяти лет, N-вы составили о нём настолько хорошее мнение, что когда он сделал предложение их дочери, то они охотно согласились назвать его зятем.

В то время когда Z. был женихом, N-вы праздновали какое-то семейное торжество. Пришло много приглашённых. Оживлённые танцы затянулись за полночь…

После ужина, когда гости из столовой снова перешли в зал, Z. начал прощаться сначала с хозяевами, потом с гостями.

– Куда вы? – удерживали его хозяева. – Повеселитесь!

– Не могу, завтра утром у меня дела.

Ушёл. На другой день N-в не нашёл на своём письменном столе в кабинете массивного золотого портсигара. Начались тщательные поиски – нигде нет. Пошли догадки, соображения. Первое подозрение пало на одного военного, впервые посетившего дом N-вых. Все остальные же были очень хорошо знакомы для того, чтобы обвинить кого-нибудь из них в воровстве. На прислугу тоже трудно было подумать, потому что это были старые испытанные люди.

Проведя в напрасных поисках пропавшей вещи целый день, N-в решил на другое утро заявить о происшествии в Сыскную полицию.

– Простите меня, барин, – сказал старик-камердинер, – если я позволю себе доложить вам о своей догадке.

– Говори!

– Портсигар ваш взял не кто иной, как Z.

– С ума ты сошёл! – накинулся на него N-в. – Кто же может на него подумать? Он вхож к нам пять лет, кроме того, это наш будущий родственник.

– Может, и ошибаюсь, конечно, но только по всем признакам это так…

– Что такое ты заметил? Говори!

– Вчера, уходя, Z. дал мне на чай два рубля.

– Ну так что ж?

– А между тем, вот сколько уж лет он к нам не ходил, а только в большие праздники давал по полтине… Кроме того, опять мне удивительно стало, что он перед уходом, когда все гости оставались, ко всем прощаться подходил. Господа обыкновенно, ежели раньше других уходят, так потихоньку, чтобы никто не замечал их. Не нарушают, значит, веселья. А этот, по-моему, нарочно показывал, что уходит, чтобы не подумали потом на него насчёт пропажи.

Эта «психология» камердинера заставила призадуматься барина. А что если это так?

N-в на другой день, ни слова не говоря домашним, отправляется к Путилину и сообщает ему о пропаже и, кстати, приводит психологию своего камердинера.

– А что вы думаете? – говорит Путилин. – Очень возможно, что ваш лакей прав…

Подарок на память

Путилин рассказывал чрезвычайно интересный случай из жизни императора Николая Павловича.

В старое время славились театральные маскарады, устраивавшиеся в Большом театре. Они процветали и посещались лучшим петербургским обществом. Сам государь нередко посещал их и был близким участником искреннего веселья, царившего в пёстрой толпе присутствующих.

Николай Павлович, как известно, вообще был доступен и прост в обхождении, но во время маскарадов в особенности он не любил никого стеснять своим присутствием. К нему совершенно свободно подходили маски и беседовали. Он охотно вступал в разговор с незнакомыми и бывал очень доволен, если встречал весёлых, остроумных собеседниц. Несомненно, многие из масок, удостоившиеся милостивого внимания императора, кичились этим, а некоторые даже извлекали существенную пользу.

Однажды, например, ловкая и элегантная маска своим увлекательным разговором до того заинтересовала государя, что он, проговорив с ней довольно долго, спросил её: не желает ли она чего-нибудь на память о приятно проведённом для императора вечере?

– Вы слишком милостивы, ваше величество, – отвечала маска, – я так сметлива вашим вниманием, что, наоборот, желаю просить вашего позволения сделать мне самой вашему величеству подарок на память о сегодняшнем маскараде.

– От души приму, – ответил государь, улыбаясь, – но только мне интересно, что ты мне можешь подарить?

– Со мной этого подарка нет, но я буду просить позволения прислать его завтра вам во дворец.

– Прекрасно!

– Пообещайте его принять, а также пообещайте сделать распоряжение, чтобы он был вам доставлен без задержки.

– Об этом не беспокойся, милая маска. Присылай, и он будет у меня. Поверь, я его сберегу.

Каково же было удивление императора, когда ему на другой день в виде подарка было прислано трое малюток-детей, судьбу которых неизвестная вручала его безграничной доброте.

Государю так понравилась эта шутка, что он принял участие в этих детях и приказал определить их в институт на его счёт.

Петербургские «ужасы»

Роковое совпадение

В церковной сторожке много лет ютился старик, исправляющий обязанности привратника.

Знакомые богомольцы оделяли его медяками, которые он припрятывал на инвалидность. Однажды он решился израсходовать двадцать рублей на покупку нового пальто – старое сильно поистрепалось, лет пятнадцать не видело оно ремонта.

У сторожа этого был знакомый человек из мастеровых, с которым он дружил и водил компанию: в праздник после обедни бывал с ним в трактире и угощался чаем. А нередко даже заходил к нему на квартиру, чтобы проведать.

Как-то приходит к старику мастеровой и просит «на одёвку» новое пальто:

– Нынче на именины зван к куму, так желательно почище одеться.

– Что ж, – согласился старик, – я с удовольствием, только ты его не порви или не загваздай…

– Ну вот ещё! – возразил мастеровой. – Нешто я не знаю, что вещь новая. В цельной сохранности завтра утром доставлю. Будь благонадёжен.

Старик снял с гвоздя своё новое пальто и отдал его своему приятелю. Тот быстро снял с себя своё старое дырявое, сложил его комком на сундуке и облачился в новое.

Старик его проводил, закрыл за ним дверь и, так как время было вечернее, вскоре лёг спать.

Утром рано обнаружено было убийство. Старика нашли в сторожке мёртвым в обстановке, указывавшей на цель грабежа. Всё перерыто, разбросано, замок у сундука взломан.

Что именно похищено – никто не мог указать, потому что никто в точности не знал имущественную наличность покойного. Таким образом, следственное производство было затруднено.

Но вдруг один из понятых заявляет следователю:

– Пальто нового нет… Старик намедни справил себе тёплую одежду…

Наткнулись на драную одежонку мастерового.

– Это чьё бы такое было?

Следственная власть начала было торжествовать, очевидно, напали на след.

Начались розыски.

Обнаружить приятеля убитого старика было, конечно, нетрудно. Нашли мастерового и с уликами налицо.

– Откуда у тебя это пальто?

Мастеровой повалился в ноги:

– Ей-богу, не трогал старика! Пальто хотя и его, но он мне дал его в одолжение надеть на вечер, когда я к куму на именины ходил.

Мастерового, разумеется, арестовали. Показывали ему его драное пальто, найденное в сторожке, он его признал своим.

Всем было ясно, что сторож убит непременно этим мастеровым, воспользовавшимся и сбережениями убитого старика, и его новым пальто. Однако, как мастерового не пытали, а в преступлении он не сознавался. Стоял на своём, что знать ничего не знает.

Следователь ему доказывал:

– Если ты не убивал старика, так почему ты не явился на другое утро и не заявил о том властям, что брал у сторожа на подержание пальто?

– Боялся… Не хотел впутываться в дело…

– Так неужели же ты думал, что тебе удастся это скрыть? Если ты действительно не виноват, так это ещё хуже. Ты сам на себя навлёк подозрение.

Дальнейший ход дела также складывался не в пользу обвиняемого. Уж вскоре должен был состояться и суд. Из прикосновенных к делу лиц почти никто не сомневался, что мастеровому не миновать Сибири.

Однако справедливость восторжествовала. Путилину удалось поймать какого-то мелкого воришку, выданного полиции его товарищем, желавшим благодаря каким-то хитроумным комбинациям отделаться таким образом от наказания. Воришка возмутился предательством товарища и, в свою очередь, выдал его как действительного убийцу церковного сторожа…

Когда мастерового отпустили на волю, посадив на его место действительного преступника, он запил горькую и сделался бродяжкой.

Несколько раз уличался он в мелких проделках и, когда попадал к Путилину для «внушения», всегда горько жаловался па судьбу.

– Как тебе не стыдно бездельничать? – усовещивал его Иван Дмитриевич. – Мог бы работать, ты, слава богу, знаешь ремесло…

– Нет, уж где мне, – печаловался пропащий человек, – видно, у меня судьба такая… Всё равно… Чуть по занапрасну в каторгу не ушёл…

Так это роковое совпадение обстоятельств и загубило несчастного.

Жена и муж

В восьмидесятых годах была изловлена шайка мошенников, промышлявшая в притонах чрезвычайно успешно и ново, в смысле оригинально задуманной комбинации. К содержательнице притона является утром красивая эффектная дама и выражает желание поселиться у неё, мотивируя своё желание местью к внезапно покинувшему её мужу. Хозяйка, разумеется, принимает её с распростёртыми объятиями… Вечером вдруг появляются полицейский офицер, двое понятых и взволнованный господин, который заявляет полицейскому чуть ли не со слезою в голосе:

– Она здесь! Я знаю…

– Тише, успокойтесь, – удерживаете его тот.

– Она хочет меня скомпрометировать, но я этого не потерплю…

На шум выходит хозяйка, разумеется, перепуганная:

– Что такое?

– Вы скрываете мою жену… Я буду на вас жаловаться… Господин полицейский офицер, потрудитесь составить протокол.

– Какую жену?

– Марью Николаевну N.

С хозяйкой чуть не обморок. Марья Николаевна – это та, которая явилась к ней утром.

– Возьмите её, ради бога… Не кричите только…

– Нет, этого я так не оставлю! Прошу составить протокол.

Боясь скандала, хозяйка умоляет кончить дело миром.

– Я обесчещен, я осрамлён, – вопит несчастный супруг, – я вам покажу, – грозится он хозяйке, – как сманивать замужних женщин… Я вам покажу!

– Не волнуйтесь, – говорит ему полицейский, – я с удовольствием составлю протокол, но, мне кажется, это дело лучше покончить миром.

– Согласен, – вдруг решает обманутый муж, – пятьсот рублей!

Идёт торговля. На трёхстах или около того сходятся. Хозяйка даёт деньги и отпускает жену.

Жена уходит понурая, в слезах, муж её упрекает в вероломстве, полицейский уговаривает их помириться, и с этим все удаляются. Эффект получается полный.

Нужно ли пояснить, что и муж, и полицейский, и понятые были переодетые мошенники, которые подряд несколько дней со стереотипной точностью проделывали эту штуку с различными хозяйками, пока, наконец, их не накрыли на месте преступления.

Убийство портнихи{2}

Несколько лет тому назад зимой поступило заявление в управление участка одной из заречных частей города Петербурга о том, что портниха Варвара Семёнова, исчезнув неизвестно куда, не является домой уже три дня. Через два дня после поступления этого заявления на Неве в сугробе снега был найден труп неизвестной молодой женщины. На шее зияла большая рана. Убийство, по-видимому, было совершено кинжалом или ножом.

Личность убитой была установлена в тот же день. Труп оказался пропавшей без вести портнихи Варвары Семёновой. Дело представлялось загадочным и таинственным, так как убийство было совершено, по-видимому, не с целью ограбления – на убитой не только все вещи были целы, но даже не был похищен и кошелёк с тремя рублями.

Неонилла Филимонова, у которой Варвара Семёнова снимала комнату, рассказала, что покойная была скрытного характера и о себе не любила говорить. Очень часто она уходила на работу в разные семейные дома, ночевала же всегда дома. Ни один мужчина в гости к ней не приходил. Жила она скромно и была очень трудолюбива. Всегда что-нибудь шила и только изредка читала. В последнее время не раз у неё были заплаканы глаза. На вопрос: «не случилось ли что-нибудь с ней?» отвечала, что у неё болят глаза и что у неё нет никаких причин плакать.

Немного больше света пролила на дело постоянно бывавшая у Варвары Семёновой её подруга Мария Петрова. По её словам, недели за две до убийства Семёнова, которую она застала в слезах, призналась ей, что она полюбила одного господина и была счастлива в течение нескольких месяцев. Теперь же предстоят ей тяжёлые дни, потому что приезжает из провинции в Петербург жена любимого ею человека. Как зовут этого господина и где он живёт, сказать не захотела.

На столе в комнате Варвары Семёновой было найдено адресованное на её имя нераспечатанное письмо, полученное на третий день после её исчезновения. «Милая Варя! Почему ты вчера не пришла? – писал кто-то. – Ведь ты хотела ещё раз у меня побывать. Жду тебя сегодня. Получил телеграмму, что приедет ещё через неделю. Приходи же! Твой Н.».

Неизвестного господина Н. никто из окружавших Варвару Семёнову вместе с ней не видел, и разыскать его представлялось очень трудным.

Во время похорон Семёновой подошёл к шедшей за гробом Неонилле Филимоновой какой-то прилично одетый господин и спросил, кого хоронят и на каком кладбище.

– А вы разве знали Вареньку? – спросила Филимонова, ответив на заданные ей вопросы.

– Да… Нет… – пробормотал неизвестный, сел на извозчика и уехал.

Когда агент сыскной полиции узнал об этом, он сейчас же сообразил, что если неизвестный господин являлся на похороны, он непременно посетит и могилу. Поэтому он отправился на дежурство к кладбищенскому сторожу. Действительно, на следующий день приехал какой-то господин с венком и попросил сторожа указать могилу Варвары Семёновой. Выследить и открыть звание этого господина, уже не было трудно. Это был землевладелец Николай Михайлович Стукин. Было выяснено, что после отъезда жены в имение Стукин проживал в квартире вдвоём с лакеем Иваном Хохликовым и что Варвара Семёнова часто приходила к Стукину.

Хохликов словоохотливо и откровенно описал жизнь своего барина. Он рассказал, что Варвара Семёнова постоянно шила бельё для Стукиной и у них на квартире, и у себя на дому. Весной барыня уехала в имение на юг, и с тех пор Семёнова стала приходить к барину сначала редко, а потом почти каждый день. Оставалась она с ним вдвоём по несколько часов… По их разговору и обращению между собой он не сомневался, что Семёнова находится с барином в любовной связи. В последнее время, когда было получено известие о скором возвращении барыни, Семёнова заскучала. За три дня до находки трупа Семёновой она была у барина и ушла куда-то вместе с ним. Уходя, барин сказал, что домой возвратится не скоро. Ушли они часов около 9 вечера, а пришёл домой он около 3 часов ночи.

Стукин сначала попробовал было отрицать своё знакомство с Семёновой, но когда узнал о показаниях своего лакея, объяснил, что он желал скрыть свои отношения с Семёновой потому, чтобы не дошли эти слухи до его жены. С Варварой Семёновой он действительно был в близких отношениях, но в последнее время решил прекратить эту связь навсегда. Объявив об этом Семёновой, он дал ей двести рублей и попросил её больше к нему не приходить. Проводив её вечером до Невского проспекта, он отправился в клуб. Прощаясь, Семёнова, по-видимому, искренно его полюбившая, сказала, что она хочет побывать у него ещё раз и обещала прийти на следующий день. Не дождавшись её в условленный час, он написал ей письмо, на которое ответа не получил. Убита Семёнова, по его мнению, с целью ограбления, так как при ней не было найдено данных им ей двухсот рублей.

При осмотре квартиры Стукина было обращено внимание на висевший на стене вместе с разным оружием большой финский нож. Клинок ножа был совершенно чист, но на чехле были заметны свежие следы крови.

Стукин выразил по этому поводу своё крайнее удивление и заявил, что происхождение пятен он объяснить не может, тем более что в течение нескольких лет он не брал этого ножа в руки. Складывалось полное убеждение в виновности Стукина. И, действительно, улики против него были неотразимы. Последний, кого видели вместе с Семёновой перед её убийством, был он. Хотя объяснение Стукина о том, что он был в клубе до 3 часов ночи и подтвердилось, но он мог явиться в клуб и после совершения убийства, тем более что установить час, в котором он пришёл в клуб, не представилось возможным. Свежие пятна крови на чехле финского ножа, который по своим размерам подходил к отверстию раны, указывали на орудие преступления. Мотив совершённого преступления был ясен. Стукин желал прервать свои отношения с Семёновой, а она не хотела. Он ждал приезда жены, боялся, чтобы до неё не дошли слухи об его связи с Семёновой, и поэтому смерть её была для него желательна. Заявление его о том, что он передал ей двести рублей, было голословным. Письмо написал с целью иметь документ, служащий доказательством его невиновности.

Так посмотрели на дело судебные власти. Стукин был привлечён к ответственности по обвинению в убийстве Семёновой и заключён под стражу.

Агент сыскной полиции, однако, смотрел на дело другими глазами. Он предполагал, что убийство совершено не Стукиным, а кем-либо другим. Он сильно подозревал Хохликова, хотя данных к изобличению его у него пока никаких не было. Пока агент раздумывал, что бы ему предпринять для раскрытия истины, утром неожиданно явилась к нему какая-то молодая девушка.

– Я Софья Семёнова, сестра убитой Вареньки, – пояснила она, – только что приехала из провинции за вещами, оставшимися после смерти сестры.