Маленькая опера Сэ Слава

Берта сделала знак, Арнольд отошёл.

Тони пальцем сдвинул парик на голове Берты.

– Я вспомнил, где видел эту милую улыбку и добрые глаза! – сказал Тони. – На объявлениях о розыске!

– Предупреждаю. Наше заведение курирует лично начальник тайной полиции!

– Тайная полиция защитит вас от пожара?

От отравлений, удушений, шальных пуль? А знают ли в полиции, что некий Бертран Пуанкаре, сбежавший из артиллерийского полка вместе с полковой кассой, выдаёт теперь себя за собственную сестру Берту Амбуаз, сбежавшую с любовником на Капри?

– Да вы подготовились! – сказала Берта с уважением.

Тони убрал секатор в карман.

– Я был в школе отличником. Так что там с оперой?

– Обожаю музыку!

Тони и Берта одновременно откинулись на спинки стульев, достали сигареты и закурили. Даже сигареты они держали одинаково, из чего ясно было – одного поля ягоды.

Следующим утром Берта шлёпала по коридору и стучала в двери номеров.

– Ватрушечки мои! Просыпаемся! Время петь оперу!

Сердитая, лохматая с утра Моника выскочила в коридор.

– Я не хочу! – возмутилась она.

– Кто не хочет оперу, тот поедет к пехотинцам! Встаём! Глаза рисовать не обязательно, но трусы наденьте. Всё-таки классическая музыка!

– Семь часов! – крикнул Макс из-за двери.

Из своей двери на цыпочках вышла Герда. В ночнушке, со сковородкой в руках, она устремилась вслед за Бертой и замахнулась.

– Я всё ви-жу! – пропела Берта, не оборачиваясь и не сбиваясь с шага.

Герда присела и быстро-быстро вернулась к себе.

Мотивационную речь Бено начал с главного, без лишних сантиментов:

– Мы поставим оперу! Вы – мои будущие артисты!

Артисты скривили носы.

– Это которое вчера было? – уточнил Арнольд.

– Вчера мы просто щупали рояль. Сегодня вы откроете себя с новой стороны!

– У меня все стороны открыты! – Герда покрутилась, задрала юбку и показала зад.

– Послушайте! Мне рукоплескали Ла Скала, Париж, Берлин и Вена. И ещё будут рукоплескать. Доверьтесь, и я стану вашим отцом в мире высокого искусства!

– У нас уже есть мать, нам её хватает с избытком! – объявил Арнольд. – В сравнении с Бертой вообще никто не мать.

– Подождите! Пусть расскажет! – вступилась балерина.

– Спасибо, фрау. Наша встреча – огромная для вас удача. Я могу научить петь любой предмет – стул, газету, хомячка. И даже таких калек, как вы, тоже научу.

– Удивительно. Трёх минут не говорит, а мне уже хочется ему врезать! – удивился Макс.

Арнольд, наоборот, не прочь был обрести новую профессию. Врач, плотник, пожарный, администратор и вышибала, он считал, что учиться никогда не поздно. Он поднял руку и подтвердил голосом:

– Я – за!

– Прекрасно! – обрадовался Бено. – Первый участник! Какие драматические амплуа вам ближе?

– В этом заведении я гинеколог. И пожарный. И вышибала. И дворник.

– А в музыкальном плане?

– Могу мести, тушить, лечить и вышибать под музыку.

– Понятно. Добро пожаловать! Кто ещё?

Макс подошёл близко, заглянул дирижёру в глаза, как заглядывают в тёмный скворечник.

– Уважаемый, здесь бордель! Когда эти женщины открывают рот, то виден асфальт!

– Фу, как грубо! – фыркнула Моника и бросила в Макса солонку. Тот увернулся.

– Хорошо, не асфальт. Ландыши и гиацинты! Вот эти картины на стенах, это похоже на оперу?

Бено улыбнулся.

– Дорогой друг. Я прекрасно отличаю вертеп от театра. Но я – Бенедект Фарнезе! В моих руках любой бордель станет театром! Короче. Завтра в десять, здесь же. Я принесу ноты. На сегодня достаточно, общение с идиотами быстро меня утомляет. Успешной вам работы!

Дирижёр был чем-то недоволен, хотя его даже не побили. Лишь только ушёл, Моника ударилась в воспоминания:

– А я в школьном хоре пела. Пока не залетела от завуча. Интересное было время!

Сострадательная Берта, хоть и выступала против постановки, выделила дирижёру комнату. Она вообще была сострадательным человеком. Покуда дело не касалось денег, конечно. Раз пьяный офицер стал лапать Герду как-то невежливо, особенно грубо. Девушка врезала кавалеру бутылкой. Офицер упал. Лёжа на полу, он вдруг засомневался, ухаживать ли ему дальше.

– Правильно, нахалов надо учить! – поддержала работницу Берта.

– Да! – крикнула Герда. – Пусть не думает, что за двадцать марок можно позволять себе грубости!

– Стоять! – скомандовала Берта. – Двадцать марок? Немедленно вернулась и попросила прощения у господина – кто он там? – майора! И сделала его счастливым! Через час зайду, проверю.

Герда в ответ фыркнула.

– Считаю до трёх, уже два, – сказала мамаша.

Танцовщица дёрнула плечиком, вздёрнула носик, скрестила ручки и сделала ещё десяток жестов, означающих крайнюю степень раздражения. Берта в ответ подбоченилась – и тем победила.

Девушка вернулась к пьяному майору. Улыбнулась дежурно, как кассир в гастрономе.

– Меня зовут Герда, в этот вечер я буду вашим ангелочком. Следуйте за мной. Можете ползком, если вам так удобней.

В другие, не связанные с деньгами моменты, Берта утверждала, что Герда ей как дочь. Показывала при этом руками довольно крупного младенца и всхлипывала.

Иногда Макс не выходил к началу программы. Зрители шумели, участники топтались в кулисах, шоу не начиналось. Берта говорила:

– Кажется, опять!

Дальше история развивалась по одному сценарию. Арнольд хватался за голову, бежал в комнату комика. Заставал того лежащим на диване, в халате, с картинно запрокинутой головой.

– О, нет, только не депрессия! – говорил администратор.

– Не шуми! Нельзя шуметь в комнате умирающего!

– А не хочешь ли пойти и умереть на сцене, при полном зале? Это ли не мечта артиста!

– Нет! Там я никому не нужен! Впрочем, как и здесь! – отвечал Макс.

Арнольд присаживался на край дивана и гладил ипохондрика по руке.

– Ну расскажи, что случилось.

– Мой талант меня покинул!

– Это невозможно!

– Вот задай тему для шутки!

– Венеция и гондольеры!

Даже ребёнок смог бы пошутить о гондольерах. Арнольд смотрел умирающему в рот, готовый хохотать и падать со стула. Но Макс лежал неподвижно, потом начинал рыдать вдруг, без предварительных даже всхлипов.

– Мой мозг мне не повинуется!

Комедиант зарывался в подушки, его плечи сотрясались. Арнольд гладил артиста теперь по спине.

– Такой большой мальчик, а плачет. Нехорошо!

Тут распахивалась дверь, заглядывала Берта.

– Ну?

Арнольд разводил руками:

– Сегодня его покинул талант!

– А в прошлый раз что было?

– В прошлый раз ретроградный Марс в Стрельце. И это не метафора.

Берта входила вся и поднимала Макса за воротник.

– Послушай, сучка крашеная, – говорила хозяйка, позёвывая. – Если я потеряю хоть одного клиента, ты до смерти будешь ссаться зелёными чернилами! Ты будешь вздрагивать от шагов в коридоре! Люди при встрече с тобой станут лысеть от ужаса! Я из тебя глаз высосу! Понял?

Макс прекращал рыдания, мелко кивал.

– А теперь собрал сопли, пошёл и очаровал наших гостей. И если хоть один не рассмеётся!!! – Берта показывала комику кулак.

Максу сразу становилось лучше. Он поднимался на ноги, сбрасывал халат, оказывался в надетом уже концертном костюме.

– Как моё лицо?

– Ты великолепен!

Макс выбегал вон.

– У тебя дар руководителя, – восхищался Арнольд.

– Я училась психологии у доктора Фрейда. Почти месяц. Потом он попросил меня вернуться в Голландию, а сам пообещал никогда сюда не приезжать. Во избежание конкуренции. После войны я открою клинику на базе борделя. На втором этаже, где сейчас садомазо. Ты не представляешь, сколько неврозов будет после войны. Золотое дно!

– Открой клинику сейчас. Мы все уже слегка нервные.

– Нельзя. У немцев сверхкомпенсация чувства неполноценности на почве зависти к пенису фюрера. Примерно за это они и расстреливают психоаналитиков.

– Чего?

– Ты не поймёшь. Это тебе не проституток спиртом протирать. Наука! Ну, пойдём, поржём. Макс уже начал.

Бено не знал отчего задержали шоу. Видел только как прибежал сияющий комик. Никто в зале и не подумал бы, что этот весёлый человек минуту назад лежал на пороге смерти.

– Привет, привет, мои бравые рыцари! Меня зовут Макс Лурье, я – ваше счастье!

Пьяный лейтенант крикнул из толпы:

– Иди в задницу!

– Поднимайся на сцену, я трахну тебя черенком от лопаты так, как это делали с тобой твои саксонские родители! – дерзко ответил конферансье.

В зале зашумели, друзья лейтенанта пытались остановить убийство.

– Пупсики мои! – обратился ведущий к военным. – Я знаю об армии всё! Это место, где спишь в обнимку с мужиками и всё равно не гомик!

– Шутить об армии просто. Многие генералы очень смешно шутят, несмотря на отсутствие мозга. Знаете, признаки современного солдата на восточном фронте? Седые волосы, вытаращенные глаза и умение гадить под таким давлением, что перелетаешь из своего окопа в соседний! Секрет наших военных успехов прост – родной командир значительно страшнее вражеского танка!

Из зала крикнули:

– А почему в армии нет женщин?

– Они не умеют одеваться, пока горит спичка! А ещё они забирают себе все колечки с гранат.

– Сам-то где служил?

– Помню только, что дело было в сапогах. Остальное отбили сержанты, чтоб не разболтал.

– Расскажи про собак в армии!

– Немецкие овчарки бьют других собак за то, что те не служили.

– А про артиллерию?

– Настоящий артиллерист, когда чихает, то откатывается на три метра назад. А когда на него орёт жена, артиллерист по привычке открывает рот.

– А как воюют французы?

– Французский солдат в 13 лет заканчивает школу, в 16 университет, в 18 становится художником, а потом 10 лет прячется от армии в лесу.

– А как воюют американцы?

– Однажды американцы высадились на японский остров. Сержант инструктирует бойцов. Говорит: «В воде бойтесь акул. На берегу не наступите на змею. Ягоды на острове отравлены. Воду не пейте, в ней лихорадка. В зарослях прячутся тигры и ядовитые пауки. Всё понятно? В атаку!»

Рядовой спрашивает:

– Скажите, сэр, нам точно нужен этот остров?

Из зала кричали:

– Выдумай новый анекдот, эти протухли!

Макс не смущался:

– Дураки вы! Вот будет у нас опера, узнаете, что такое настоящая тоска! Ни одной голой задницы, подпевать нельзя! Но это завтра. А сейчас – девочки, выпивка и никто в вас не целится! Радуйтесь, пейте, любите! Я, богоподобный Макс Лурье, весь вечер с вами!

Берта тоже похлопала и сказала Арнольду:

– Не представляю, что бы вы делали, если бы в коллективе не было психолога!

Иногда Матильда запиралась в своём номере и слушала. Звуки доносились отовсюду, на любой вкус. В зале грохотал рояль, в номерах ритмично трудились коллеги, где-то стонали, где-то пели, хохотали, аплодировали. Если какофония звучала тревожно, Матильда возвращалась в зал и внимательно разглядывала посетителей. Иногда шум не содержал в себе опасности. Тогда Матильда доставала из шкафа аккордеон, отвёрткой раскручивала винтики и разбирала инструмент. Внутри оказывалась портативная радиостанция, бутыль виски и бокал с толстым дном.

Сначала Матильда наливала щедро, до середины. Потом заводила патефон. Потом надевала наушники и, прихлёбывая, выстукивала сообщение.

– Лиса вызывает медведя. Лиса вызывает медведя. Ответь, лохматое чудовище.

Рация пиликала в ответ. Матильда умела понимать морзянку без записи.

– Медведь слушает, – отвечал невидимый собеседник.

– Медведь, как погода в зелёных дубравах?

– Лиса, дожди и туманы. Ничего нового.

– Медведь, забери меня в зелёные дубравы.

– Лиса, возьми себя в лапы. Как там зайцы?

– Зайцы ходят пьяные, хватают меня за задницу. Всё как обычно.

– Лиса, что известно о новых зайцах? Нужны номера дивизий и численность.

– Медведь, ушастые ублюдки все на одно лицо. Я не отличаю новых от старых. Медведь, я не выдержу, сбегу.

– Лиса, терпи.

– Пять лет терплю. Хочу домой.

– Не надо было грабить универмаг в Ист-Сайде. Теперь или тюрьма, или героическая служба в разведке. Мы же договорились.

– Медведь. В нашем борделе собираются ставить оперу.

– Лиса, ты трезвая? Какая опера?

– Неважно. Приходил очень важный заяц. Если я убью важного зайца, смогу вернуться домой?

– Лиса, никакой самодеятельности. Твоя работа – сбор данных.

– Чтоб вы все там сдохли, снобы! Конец связи.

– А ну-ка повтори, рыжая дрянь! Ты что сказала?

– Люблю, говорю. Скучаю. Отбой.

Матильда выключала сеть, убирала рацию, допивала виски, снова слушала шум, вздыхала и возвращалась в зал.

С прежним комендантом у Берты были прекрасные отношения. Дарственные талоны на обслуживание обеспечивали искреннюю, бескорыстную дружбу. Тот комендант прикрывал глаза на некоторые отклонения от устава бордельной службы.

От нового коменданта по спине тёк холодный пот и дрожали колени. Хотелось прыгнуть в окно и бежать, покуда ноги не сотрутся. Но бизнес не любит трусов. Ради процветания своего и девочек, Берта собралась в комендатуру. Пошла налаживать дружбу.

Комендант сидел за столом, но вскочил, лишь только Берта вошла. Настоящий джентльмен.

– Мадам! – воскликнул полковник.

– Густав! – выдохнула Берта. Она где-то читала, что с людьми нужно говорить их же языком, в том же тоне и манере. Схожесть вызывает симпатию. Ворчуны любят ворчунов, смельчаки – смельчаков, и только юмористы друг друга ненавидят.

Полковник поспешил навстречу, поцеловал руку, проводил к стулу, усадил.

– Я счастлив вас видеть!

– Я тоже немножко рада. Я даже вспомнила о вас. Два раза.

– Я бы хотел бросить к вашим ногам какую-нибудь небольшую страну. Что-то вроде Люксембурга.

В подтверждение своих слов Бирке откинул половинку глобуса – внутри нашлась накрытая поляна. Бутылки, сдоба, сыр, колбаса. Берта восхитилась:

– О боже, настоящий гастроном! Не знаю, что выбрать. Пожалуй, выберу всё!

Женщина разломила булочку, украсила её сыром и колбасой – всего побольше, и с аппетитом откусила.

– Мне нравится ваше жизнелюбие! – одобрил Бирке.

– Спасибо!

Разлили бренди, чокнулись, выпили. Не таким уж и страшным оказался комендант при ближайшем рассмотрении. Берта закинула ногу на ногу. И хоть рот был ещё набит, сказала заранее приготовленную фразу:

– Я пришла молить вас о защите!

– Ворота концлагеря открыты для ваших врагов! – заверил полковник.

– Отмените эту проклятую оперу!

– Что?

– Невозможно работать! Мы несём пользу Родине, не жалея вагин. И что? Сначала явился дирижёр, потом итальянский бандит. Оно нам надо? Мы государственные служащие! Солдаты морального фронта! Или аморального, не важно. Нам некогда заниматься ерундой!

– Прекрасно вас понимаю и поддерживаю, – заверил Бирке. – Но что же я могу сделать?

– Расстреляйте дирижёра и продюсера. Или повесьте. На ваш выбор.

Бирке нахмурился.

– К сожалению, не могу. Заказ на оперу пришёл сверху.

– В каком смысле? Насколько сверху?

– Выше не бывает.

Бирке кивнул на портрет вождя нации. Берте показалось, вождь с портрета кивнул утвердительно.

Хозяйка борделя не первый год на государственной службе. Примерно этого она и ожидала, хотя и надеялась избежать. Вздохнув, она полезла в сумочку и достала не самый тощий конверт. И сказала, понизив голос.

– Я всё понимаю. Ваша работа – следить, чтобы наши враги дохли с нужной скоростью. И мы, работники простыни и подушки, всегда готовы вас поддержать.

Говоря всё это, Берта сунула конверт в бумаги, лежащие на столе коменданта.

– Что это? – насторожился полковник.

– Где?

– В конверте?

– Деньги.

– Какие деньги?

– Деньги на танк.

– Какой танк?

– Тигр или пантера. Или ягуар. Что-нибудь кошачье, на ваш выбор. Мы, женщины, любим всё пушистенькое.

– Это взятка?

К такому повороту Берта тоже была готова. Она подпрыгнула от возмущения.

– Как вы могли подумать! Девочки собирали по пфеннигу, отрывали от завтраков! У некоторых ноги не сходятся от каждодневного усердия!

– Но что это значит?

– Это значит, что нельзя запретить человеку любить Родину тем способом, который ему ближе!

Берта попыталась забрать конверт, но Бирке перехватил руку.

– Нет. Мне дороги ваши отпечатки, – сказал он учтиво. И медово улыбнулся.

Берта тянула конверт к себе с необычной для женщины мощью.

– Я больше не хочу танк! – кряхтела она.

Бирке не сдавался.

– Тогда купите истребитель! – предложил комендант, багровея от натуги. Оба старались победить, ничего при этом не разорвав.

– Я расхотела технику! Планирую всё потратить на приобретение друга с генеральскими лампасами! – упрямилась Берта.

Бирке – вот что значит военный, – вдруг рванул конверт вдвое сильней, бумага выскользнула из пальцев, Берта осталась ни с чем. Если не считать потенциальное обвинение в коррупции, конечно. Довольный полковник откинулся в кресле.

– Думаю, что смогу вам помочь.

– Вы защитите моих девочек?

– Конечно! Я же ваш комендант! Вы в надёжных руках!

Берта сделала ещё один рывок, но Бирке оказался ловчее, успел убрать улику.