Похищенная Любовь. Продолжение. Книга 2 Волошина Наталья

Книга2.Часть 5. Он свадьбу, не сможет пережить.

Я спустилась в гостиную теля. Не потому, что хотелось гулять. А просто чувствовалась необходимость выйти из номера. Спальни, где все пропахло супружеским сексом, запахом тела Валентина. Через несколько часов начнут стекаться гости на второй день свадьбы. У меня есть лишь пара минут свободного времени, пока Даневич не проснулся. Свободного? Я, наверное, уже никогда не узнаю, что это такое.

Мама всегда твердила, что любая нуждается в мужчине, за которым будет, как за каменной стеной. Мужчина, на которого можно положиться, и который будет заботиться о своей избраннице. Ну что ж, по маминым представлениям я выполнила этот план на все сто процентов. Выйдя за Валентина замуж, я уже не просто за каменной стеной, я внутри этой стены.

Я спустилась в холл, уселась на квадратный пуфик перед крошечным стеклянным столиком. Отсюда открывался чудесный вид на внутренний дворик отеля. Девушка, в строгой деловой форме поставила передо мной чашку капучино, вежливо улыбаясь. Она, наверняка моя сверстница, пронеслось в усталом мозгу.

Благодарю ее, и уясняю, то, что заметила еще вчера. Весь персонал рассматривает меня с интересом. Вчерашние официанты, бармен, тамада, а сейчас и эта милая девушка, которая принесла мне напиток. Зная систему этого бизнеса изнутри, понимаю, что за мной тянется шлейф сплетен. В их глазах я собой представляю воплощение настоящей золушки, и они пытаются рассмотреть счастливицу. Возможно, понять мой секрет. Только вот его нет.

Запахиваю кофту и погружаюсь в невесёлые размышления. Скорее всего в глазах этих работников я самый удачливый в городе человек. Только это не так. Я пленница, игрушка. Как ни банально распространённое выражение про золотую клетку, оказалось правдивым. Все вокруг было не ужасно, даже наоборот, красивый интерьер, вкусный напиток и Париж завтра.

Только почему у меня нет никаких эмоций? Почему я чувствую себя оболочкой, из которой вытянули все содержимое. Мне не хотелось смеяться, я не чувствую прелести этого напитка, нет желания бродить по улицам Парижа. Я просто сижу в полной эмоциональной тишине. Есть такое слово «прострация» – угнетённое, подавленное состояние и полное безразличие к окружающему. Вот именно его я бы применила к себе.

А что дальше я не знала. Должны же существовать в жизни хоть какие-то ориентиры. Какое-то направление, указывающее путь. А у меня сейчас нет. Нет ничего. Только выгоревшая душа.

Тут я почувствовала лёгкий шлейф запаха ментоловых сигарет, смешанный с французскими духами. Обернулась в ожидании увидеть носителя этого запаха. Видимо моё обоняние под воздействием стресса усилилось.

– Ну привет, Тамара. –Давно мы не виделись.

Напротив, меня стояла Алла. Стройная, сжимавшая ручки темно синей лакированной сумки. Ее белоснежные волосы переливались под выбивающимися из-под верхних витражей лучами утреннего солнца.

– Хреново выглядишь… Что, брачная ночь измотала тебя?

От ее наглости самоуверенности меня накрыло черной пеленой ненависти. Меня можно давить до определённого момента. Но потом я взрываюсь, никак не думая о последствиях взрыва. А сейчас я на такой грани, на которой еще ни разу не была. И увидеть перед собой эту холеную, самоуверенную стерву, слушать ее подколки выше моих сил. Не ей судить меня, и обсуждать моё состояние. Пусть идёт лесом, полем, к черту в зубы. Но меня не трогает. Я не в том состоянии, чтобы терпеть еще хоть одно надругательство. Даже от дочери всемогущего Ветрова.

– Не твоё дело. Грубо отрезаю, поднимаясь и планируя уйти.

– Он свадьбу, уверенна, не сможет пережить. Холодные глаза улыбаются, и смотрят на меня с превосходством.

–Кто именно? – я несу явную глупость, прекрасно понимая о ком, мы говорим.

Ее фальшивая улыбка выбивает почву из-под ног.

– Сержио. –Он тебя любил как ангела. –Ты казалась ему не такой, как все. –Ну что ж теперь оценит ваше шикарное торжество. –Твои слезы во время вручения подарка, ролики уже гуляют в интернете.

Блондинка даже градус улыбки не понизила. Смотрела на меня с этим снисходительным выражением, насмехаясь.

–Красивая церемония кстати. Трогательная.

Я понимаю, что мне хочется ее убить, размазать по стене. Впервые в своей жизни я мечтаю с кем то расправится физически, уничтожить. Как они мне все надоели, люди без души. Я останавливаюсь и пристально смотрю в ее самодовольную физиономию.

– А с чего вдруг такая забота о Сергее.

Чувствую… вот сейчас она получит всю порцию заслуженного презрения. Прикрываю глаза, на секунду, собираясь с мыслями. Глубоко вздохнув в упор, смотрю на застывшую, от моей наглости, Аллу.

– Или ты сама лично не помогала его убивать? –Уродовать и садить в подвал к твоему папаше?

С удовольствием отмечаю ее мёртвую бледность, проступающую на щеках.

– Может поэтому он тебя не смог полюбить, потому что знал, ты первая, кто ему в спину нож воткнёт?

– Не понимаю, о чем ты…

Она растеряна, и смотрит на меня в недоумении.

– Ну и дура…

Видя ее реакцию, понимаю, в самом деле она пребывает в неведенье.

– Попроси у своего отца записи, с подвала, где пытали твоего Сержио и приговорили к смерти. – Не собираюсь с тобой общаться, но ты задай этот вопрос отцу. –Пусть объяснит. –А потом подумай, что за любовь у тебя такая. –Любить, но позволять кому-то убивать любимого человека.

Я замолчала, тщательно пережёвывая следующую фразу.

–Или это у вас семейное. –Тогда не стоит искать себе мужчину, сразу ищи рабское существо, которое будет подхалимом твоего папеньки.

Мне было все равно на взгляды окружающих, на последствия. Терять по большому счету нечего. У меня полный анабиоз. Но пусть знает пусть ощутить хоть подобие той боли, которую терплю я.

Она догнала меня на лестнице, цеплялась за плечи и за материю свитера.

– Это правда, то, что ты говоришь?

Я улыбнулась устало.

–А ты как думаешь? –Зачем мне тебе врать. –Конечно правда. –Открой свои кукольные глазки. –Посмотри на реальный мир. –Твой отец объявил охоту за Седым, наказывая его за твою поруганную честь. –Он, наверное, его бы и убил… –Но только тот вырвался. –А теперь ты гуляешь на этой красивой свадьбе.

– Это ты его спасла?

Я горько усмехаюсь, и вижу, что ее глаза слегка увлажнились и лихорадочно блестят.

Возможно, она действительно его любила, может радоваться этой свадьбе, как возможности начать все сначала. Только вряд ли Седой простит ей поступки отца, а мне моё предательство. Мне вдруг становится жаль ее, как-никак у нас общее горе на двоих.

–Главное, что он не умер, успокойся.

Она не верящее смотрит на меня.

– Где он… Задаёт она вопрос, на который я не знаю ответ.

– Самое главное он жив, и не в подвале твоего отца, – отвечаю я абсолютно беспристрастно и ухожу, оставив ее переваривать случившееся.

Книга2. Часть 6. Я понимаю, Валик уже не может без меня.

«Но что же ты творишь, творишь, со мной, Париж?

За тобой летят одинокие тучи.

Но что же ты творишь, творишь, со мной, малыш?

Когда ты где-то рядом мне гораздо лучше.»

Париж мне понравился. Несмотря на внутреннее состояние, все же я была живым человеком. Поездка позволила сделать простой вывод – больше всего я люблю путешествовать. Узнавать новое, расширять кругозор, испытывать приятные, свежие эмоции. Не оценить красоту и историю Франции было невозможно. Даже в этом Даневич был последовательным. Привезти меня в самое романтичное место мира, покорить здешними красотами. Что может больше впечатлить девятнадцатилетнюю девушку?

Мы посетили почти все основные достопримечательности. И все свободное время гуляли по разным улочкам. Самая запоминающаяся поездка, лично для меня, была конечно же посещение Лувра.

Там я увидела Мону Лизу. Икону изобразительного искусства. И даже не было ожидаемых очередей. В музее для этой картины было отведено особое место в большом зале, где как оказалось, ее держат за бронированным стеклом. Я была поражена именно этой деталью. Картина взаперти. У меня появилось стойкое ощущение, что ее создатель обрёк женщину, изображённую на ней, навсегда быть заключённой в этом холсте. Меня передёрнуло от этих мыслей, и я попросила Валентина уйти отсюда.

Больше всего мне понравилась довольно мрачная картина «Орфей, ведущий Эвридику из преисподней».

Валентин не понимал моего восторга. Пришлось объяснять, что меня всегда привлекали легенды больше, чем картины. А это самое что ни наесть воплощение древнего мифа.

Лесная нимфа Эвридика была покорена музыкой и пением влюблённого в неё Орфея, согласилась стать его женой. Когда нимфа с дриадами танцевала в роще, её ужалила смертельно змея. Потерявший жену Орфей был безутешен. Он решил отправиться в подземное царство, и вымолить у Аида отпустить Эвридику с ним. Его музыка помогла ему убедить царя подземного мира. Лишь одно условие было выдвинуто легендарному певцу: не оглядываться – иначе Эвридика умрёт. Но он не вытерпел. Он повернулся удостовериться, что любимая следует за ним, и лишился Эвридики, теперь уже навсегда.

– Довольно сопливая история. – Протянул Валик. –Я думал в древности люди были более суровы.

– Люди всегда хотят услышать красивую историю, а для ее красоты нужен драматизм. – Настоящая любовь чаще всего драматичная вещь.

– Но не наша, -прошептал он, притягивая меня к себе и целомудренно целуя в лоб.

Понравился музей Родена, Нотр Дам, и его музей внизу. Мы гуляли по Монмартру, Монпарнасу, Елисейским полям, съездили в Дефанс. В уютных кафешках ели фирменные хрустящую французскую выпечку с разными начинками и запивали ее горьковатым кофе. Фотографировались на фоне древних зданий и сидели на мягкой траве напротив Эйфелевой башни.

– Красивая пара, – услышала я как то за своей спиной, комментарий пожилой русскоязычной туристки.

Я как раз забирала из рук Даневича, подаренный мне, букет нежных тюльпанов.

Наверное, так и было: красивая пара, красивый город и красивый жест. Если бы не одно, но. Седой, которого я не могла видеть. Но чьё невидимое присутствие как заноза жила в моем сознании.

Сергей казался гораздо ближе и роднее чем Валентин, который не выпускал меня из своих рук. Впечатанный в моё сердце. Образ, живущий под кожей, живущий в уголках бесчисленных драгоценных воспоминаний. Я была рядом с ним, а он рядом со мной. Он снился, потому что я звала его во снах. Моя душа рвалась к нему, осыпала ласками его тело. В слабой, бело серой дымке между явью и сном, я видела его стоящего рядом. Чувствовала его ладони, губы на себе. А иногда он приходил в сны окровавленный, избитый с печальными глазами. Протягивал ко мне свою ладонь и тихо звал

–Малышка…

Я просыпалась, словно ощущала его реальное присутствие. Приглядывалась, чтобы понять, что его рядом нет. И тогда моё сознание рассыпалось, разбивалось на невидимые осколки льда. Я и сама превращалась в кусок замёрзшей воды.

В нас с Валиком не было этой связи, той ниточки, что всегда была с Седым. Наша с Даневичем связь – это только цепь, сдавившая со всех сторон и меня и его. И вот ему важно прикоснуться, прижать, убедиться, что вот, я здесь рядом. Никуда от него не уйду, не денусь. Странно, болезненно. Эта цепь давит на меня, не даёт вздохнуть полной грудью. Ощутить себя прежней. Но не существует цепи, способной приковать моё сердце к нему. Нет такой цепи. А может быть есть. Только слишком многое, стоит между нами, и это невозможно изменить. И я не могу его простить за Серёжу. Это несправедливо, что я не могу.

Даневич, видя, что я проснулась, не даёт мне остаться наедине со своими мыслями. Лицо его омрачается. Он трогает меня, уговаривает, дарит обещания про новые подарки, впечатления, одежду, мелочи. Засыпает своей заботой. Видя, что на меня это не действует, он совершенно уверенно заявляет.

– Ты меня любишь! – Если бы не любила, ты бы со мной не была.

Железобетонная логика. Спорить бесполезно. Я и не спорила, слушала его тихий голос. Если бы я не любила, меня бы не было в его жизни с той секунды, как прозвучало его предложение выйти за него замуж. Если бы я остановила его тогда, в гостинице в горах. Я ведь могла остановить, прекратить, оборвать, исчезнуть из его жизни и никогда не пересекаться. Он бы забыл меня, и я тоже. На этом всё бы закончилось.

Я не остановила, не закончила. Влюбила в себя. Продолжала играть с огнём, даря надежду, не понимая, что нельзя недооценивать чужих чувств. Посчитав их незначимым, а потом… Когда я знала, что это серьёзно… Я сама виновата в случившемся. Я ответила на его чувства, подарила обещание, вступила в отношения.

Да о чём теперь говорить? Всё я прекрасно понимала и не оправдывала себя. Изначально, корнем зла была моя собственная безвольность. Я сама впутала Валентина и просто поплыла по течению, наши отношения, подготовка к свадьбе, представление в свет превратилось в неуправляемый бешеный поток, несущий в водоворот водопада.

Я подчинилась мужским рукам, позволяя устраивать свою голову на плече Валентина, выбрав позу поудобнее и заснула, прежде чем он дотянулся и поджёг сигарету. Так и не узнав продолжения того, что он хотел высказать.

А после возвращения, дни потянулись один за другим. Мирные, уютные … Когда со стороны всем казалось, что мы поразительно хорошо живём, и я всем довольна и счастлива. Валентин баловал меня, заваливая подарками, выкраивал каждую свободную секунду и спокойно засыпал по ночам, не терзаясь угрызениями и муками совести.

И трахал, каждый день, ночь, вечер, утро. Он брал меня, а мне приходилось исполнять свой супружеский долг. И Валентин превращал наш секс в постоянный марафон. Без ограничений и графика, словно поставил перед собой цель, заполнить собою. Сексом заставить принадлежать ему.

В те редкие моменты, когда он не ночевал дома, исчезая на несколько суток, становились праздником. Какие прогулки по городу? Чаще всего я тупо отсыпалась и восстанавливала силы, мечтая о том, чтобы он задержался подольше. Но когда он действительно задерживался, меня ждал террор в виде заключения под стражу. Я не могла выйти из дому без сопровождения, мои передвижения проверялись и согласовывались. И это повторялось снова по кругу.

Валентин откидывается на кровать, не отпуская меня, после секса. Удобно укладывает на себе. Я лежу на нём, обнимая, думаю отстранённо в медленном потоке мыслей, механически глажу его торс.

– Блин, курить хочется, – Валентин всегда радостный и вдохновлённый после занятий любовью. Такой оживлённый, как ребёнок, получивший долгожданную игрушку на новый год. Протягиваю руку, нахожу сигареты за спиной на столике, подаю ему, получаю затяжной поцелуй.

– Заботливая моя… –Тома, Тамарочка.

Валентин замолкает, подбирая слова, я закрываю глаза.

– Ты ведь меня любишь, правда? –Мне даже плевать, что ты мне все душу перевернула, честное слово.

Я притворяюсь, что засыпаю. Мужчина проводит пальцами по лицу, всматриваясь, изучая и не выдерживает. Начинает обводить каждую черту указательным пальцем. Я понимаю, Даневич уже не может без меня. И мне становится жутковато от этого понимания. Он не может не прикасаться, не трогать, когда мы рядом. Если я отстраняюсь, обижается. И я не отстраняюсь, я терплю. Валентин не может, Седой не мог.

Насмешка судьбы надо мной. Внешне я совершенно спокойно воспринимала происходящее, принимала и накапливала события в отдельную комнату своей души. Создавая подобие некоей защитной программы. Я не хотел уничтожать себя, занимаясь самокопанием, это было бессмысленно. И я просто отключала сознание, переживания для того, чтобы просто прожить еще один день.

Я смирилась, но в то же время продолжала вести невидимую борьбу, целью которой был нет, не побег, и не возвращение к Седому. Борьбу за себя как личность, как ценность в этом мире. Я мечтала, что когда-то перестану быть игрушкой в непредсказуемом потоке жизни…

Книга2. Часть 7. Боль сердца Седого.

За прошедших два года я сделал для себя несколько выводов. Главное средство разложения души – деньги.

Что дружба, зарождается обязательно в условиях трудных, в драке, а не на пьянке.

Понял, что человек сильнее всего помнит чувство ненависти. Ненависть может двигать вперёд намного эффективнее чем мечты. Понял разницу между бедностью, укрепляющей характер, и богатством, разлагающей человеческую душу. Понял, что первыми сдаются герои, они не сражаются до конца. В пути, самое важное это бойцовский дух и конечная цель.

Неразумное было решение Богомаза сдать меня Ветрову, в обход мнения Гурама. Он и помог отцу вытянуть меня полуживого из плена. Понравилось выражение глаз наёмников отца, когда они увидели меня в окружении трупов в подвале. Я бы и сам вырвался, если бы не нож, и сильная кровопотеря. Подмога оказалась как нельзя кстати.

Когда Семён разбудил дежурную медсестру, у той чуть истерика не приключилась, от взгляда на рукоять, торчащую между рёбер. Я улыбнулся ей, и подморгнул заплывающим глазом. Из рассечённой брови хлестала кровь, видок хуже некуда. Правую сторону лица заменяло кровавое месиво, эту часть я просто не ощущал.

Медсестричка довольно быстро привела дежурную бригаду.

В захолустной больнице, ночная смена почти всегда пьяная, эти были не исключением. Несмотря на этот факт заштопали меня сносно. Хотя и обещали, что от пулевого ранения, пальцы скорее всего обездвижатся, не понимая, почему я радуюсь этому.

Я боялся одного – потеряю руку. Времени от получения травмы и началом операции прошло больше шести часов, и конечность совсем занемела. Я попросту ее не ощущал, и это чувство полного отсутствия важной части тела, меня нехило пугало.

Потом в истории болезни найду надпись – шок второй степени. Врачи написали это, потому что боли я не испытывал. Вообще не чувствовал. Помню сильно позабавил врачей, привыкших к более впечатлительным и шумным пациентам.

Покушение на мою жизнь потрясло отца. Я не знаю, что он испытал, но, наверное, кадры из подвала стали веским аргументом. Он по-настоящему испугался за единственного отпрыска. С того момента почти все важные моменты в управлении он передал мне.

Провалявшись месяц под капельницами, я наметил план, как убрать Богомаза. Он стал первым в моем списке. Когда его начали судить по сфабрикованному делу, он даже не догадывался, что это моя личная месть. Врагов у него и без меня хватало. А когда у тебя конфисковывают все, садят за решётку и затевают громкий показательный процесс, искать виновных последнее дело. Когда механизм запущен, остановить его невозможно. В итоге она получит свои заслуженные 12 лет. Так и началось моё становление.

Сейчас Гурам подчиняется мне. Их с Богомазом группировку было несложно подмять под себя. Я уже хорошо знал весь бизнес, изнутри. Сам проварившись этой каше не один месяц. Важно, что все младшие партнёры меня уважали. Кто-то за силу и напор, кто-то видел во мне новое поколение, не только с криминальными началами, но и хорошим образованием и деловой хваткой. Так плавно весь бизнес перетёк под меня.

Был еще один важный момент во время выздоровления, кроме швов, перевязок и капельниц. Отец с ним временил, а я уже понимал, что произошло. Но запрещал себя хоть о чем-то думать пока не смогу встать с постели.

Отец аргументировал тогда «Лучше я, чем кто-то другой». Я думал, что готов к этому разговору. ДУРАК.

«Бог нам дал любовь, с ней словно крылья за спину»

Коротко, чётко, по существу, он рассказал о звонке Даневича. О свадьбе, произошедшей на шестой день, после звонка.

–Последнее, что тебе нужно знать. –Потом сам решай, что, да и как. –Мой совет – отпусти девочку, по всей видимости она счастлива.

Положил планшет и оставил меня с ним наедине.

«Дни и ночи в одиночке и так тысячи лет.

Прошу тебя, мне больно!

Умоляю, Боже, выключи свет!»

Я исписал своей кровью каждый сантиметр этих стен, Но тебе нет дела до этих глупостей.

Я понял, что она никогда меня не любила. Боялась, соглашалась, подчинялась … А любила этого холеного отморозка. Красивая, той красотой, которую я бы не смог описать. Белоснежное платье, пышная фата. Ее улыбка, слова свадебной клятвы. Танец, объятье, слезы и поцелуи. У меня впервые закружилась голова, и изображение плясало перед глазами.

«Тысячи страниц о тебе – ими растопил камин.

Моё сердце – камень, но, увы, кровит гранит.

Я – твоя ошибка, меня не исправить, легче устранить.»

Я пытался дотянуться до пачки с сигаретами. Рука забинтованная, с иглой в вене, не давала развиться движению в нужном направлении. Я выдернул катетер из вены и отшвырнул капельницу, вместе с бутылками медицинской глюкозы, в стену. Раздался звон и металлический грохот.

«Я замерзаю, будто зимой, нутро на излом,

Жара и зной, но меня морозит и бьёт озноб.

И непонятно, почему судьбой связан я с тобой,

Я люблю тебя тебе назло.»

Я без неё дышать не мог. Я жить без неё не мог. Я ее просил только об одном.

Она боялась меня. Моих порывов. У меня же это называлось, желанием любить, просто быть с тем, кто мне нужен.

И быть кому-то нужным, не Седой – авторитет, а я сам. Мальчик, потерявший маму, не знавший любви отца, оставленный один на один с жестоким миром. Я хотел любви. Хотел возвращаться домой, и знать, что меня ждут. Любой волк ищет место, своё место куда он всегда сможет вернуться. Знание, что его, где-то рады видеть.

И она меня ждала, обещала ждать. Рядом с ней мне не надо было быть волком. Я мог быть как все. Она обещала. ОБЕЩАЛА! И обманула, сразу одним махом. ПРЕДАЛА!

Я поднял здоровой рукой стол и отшвырнул вместе со всем содержимым в сторону. На лестнице раздались шаги. Отец Семён и еще двое из охраны осторожно входили в комнату.

Раненый волк, который не смог сразиться с сытой, хищной змеёй , которая отняла его волчицу. Его женщину …

– Серёжа, – вполголоса позвал отец, опасливо останавливаясь в нескольких шагах.

– Пошли вон…

Потом отец скажет, что это было страшно. Я был страшным.

На кровати, застеленной белым, черный экран планшета отражал яркую картинку. Идиллия двух воркующих голубков, обручальные кольца и страстные поцелуи под крики «горько».

Я с трудом оторвался от изображения, и посмотрел на застывших в дверях мужчин остекленевшим взглядом. Страшно, мёртво. Я их сейчас ненавидел, я весь этот мир ненавидел.

Проклятое, конченное место. Вперёд вышел Семён.

–Серый… –Давай водки выпьем, а…?

Очнулся. Обвёл комнату пустым взглядом.

Я тогда понял еще одно. Есть единственная боль, которую я не терплю. Боль сердца. Настоящая боль – немая, её не слышно, её не видно. Только бьёт она точно в цель, без жалости, нажимая курок, делая единственный выстрел, выворачивает внутренности, потрохами вынутыми из сердца. Меня накрыло тоской, глубинной, чёрной, больной…

– С тобой выпью, остальные пусть идут на хуй.

Отвернулся, просто стоял, кусая до крови губы, смаргивая непрошенную влагу. Стыдясь и злясь на себя и ненавидя за то, что эта влага заполнила глаза. Чувствовал, как лицо превращается в непроницаемую маску.

Автор нуждается в вашей поддержке. Только вы можете дарить вдохновение, ваши лайки, награды. И ваши бесценные комментарии, даже просто "спасибо".

Подписывайтесь на мою страничку.

Делайте репосты, чтоб другие знали о книге. Спасибо огромное!

 С любовью, ваша Наталья.

Книга2. Часть 8. Отпусти Валик.

– Ты пьёшь противозачаточные? – Валик не спрашивал, он утверждал.

Я отвернулась от него, отодвинулась максимально несмотря на то, что сидела в соседнем кресле на приёме в частной клинике. Костяшки побелели, сжимая подлокотник.

Меня всегда будет интересовать вопрос, зачем люди лезут в чужие дела. Прикрываются дежурной, ничего незначащей, фразой. «ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ ДЛЯ ВСЕХ»

Лучше? Отчаянно хотелось спросить, кому? Мне? Валентину? Или сегодняшнему гинекологу, женщине из разряда «новых, продвинутых специалистов». Со следами подтяжек на лице, силиконом в губах и абсолютным равнодушием ко всему, кроме денег.

Меня всегда располагали к себе, как пациентку, женщины в летах, со вселенским пониманием во взгляде. Именно такой доктор принял нас в первый раз. Три месяца прошло, а ожидаемой беременности не было. Мне были прописаны контрацептивы на четыре месяца. Необходимая мера, чтобы уравновесить цикл, и чтобы вскоре он запустился по-новому.

А я уверенна, что не в цикле было дело, а в ее взгляде на нашу пару. Даневич с восторгом в глазах и одним и тем же вопросом, когда, когда… И я молчаливая, с потухшими глазами.

Когда мы остались с ней наедине, Мария Васильевна прямо спросила:

– Не хочешь ребёнка?

Я опустила взгляд и сжала пальцы.

– Странно, мужик вроде любит тебя, и ребёнка значит любить будет.

Я подняла на неё взгляд не знаю с какой эмоцией. Наверное, просящей.

– Мне 19 лет…

Я хотела этой короткой фразой передать свою мольбу. Я мечтала об отсрочке, зачем и сама не знала. Но мудрая женщина протянула мне ее в виде рецепта, написанного корявым почерком. Позже такие же таблетки, тайком, полтора года носила мне мама.

Но не один обман не может длиться вечно. Тайна рано или поздно становится явью.

– Ответь только на один вопрос, Тома. –Один вопрос, хорошо?

Кивнула, понимая, что даже если не согласна придётся отвечать.

– Почему?

Для того чтобы понять, одного вопроса, одного ответа будет мало.

– Я думаю, это было бы ошибкой, рождение ребёнка сейчас.

Заявила смело, открыто смотря в его прищуренные глаза. Отчаянный шаг, над пропастью непонимания и не веры. Но и молчать, врать уже не могла …

Первые месяцы совместной жизни, находясь в шоковом состоянии или в состоянии какой-то прострации, я действительно не понимала, не ощущала последствий замужества и принадлежности Даневичу. Но потом я потихоньку начала выныривать из состояния моральной пустоты. Понемногу выбираться на берег реальности. И эта реальность оказалась нехорошей, пустой и давящей.

Учится, посещать колледж Валик не разрешал, как и свободно передвигаться. Последний год закончился купленным дипломом. О поиске работы даже речь не шла. Какая работа, ведь я должна родить ему наследника. У меня не было подруг, зато были охранники и жены деловых партнёров Даневича. Каждый мой шаг, каждый мой наряд, покупка, согласовывалась с Валентином. Мне даже карманных денег не полагалось. А зачем? Любая прихоть удовлетворялась полностью.

Однажды я захотела съездить к матери, и охранники меня попросту не выпустили, потому что не смогли выйти на связь с Валентином. «Не смогли согласовать» –короткий ответ, после которого я на целый день осталась в доме.

Спустя две недели после этого случая, когда Валентин заметил, что я практически не разговариваю и отказываюсь от походов в рестораны и мероприятия, согласился ослабить контроль. Улыбаясь, прижимая к себе, он заявил, что я могу развеяться и разнообразить досуг любыми курсами (конечно же на дому!), и прогулками с охраной. Он не хочет, чтобы я скучала, пока его нет рядом.

Я начала учить английский, но это мало что изменило… Дни шли, моё состояние ухудшалось, контроль за мной все рос.

Мы отпраздновали моё двадцатилетие в Турции, в шикарной гостинице, вот только гостей не полагалось. Теперь всюду и всегда вдвоём. Иногда мне казалось, что Валентин пытается меня спрятать от всего мира, закрыв на замок. И ему это удавалось очень хорошо. А последней решёткой на маленьком окошке свободы станет рождение ребёнка. Понимала, понемногу схожу с ума.

– Понятно. – Редко можно было увидеть, чтобы он настолько бесился, но, маска самообладания не сходила с его загоревшего лица. Только глаза полыхали гневом.

–Дома поговорим, схватил за руку и почти выволок из приёмного покоя. Усаживая в машину, молчал.

Мы приехали домой, он аккуратно закрыл дверь, никак не проявляя эмоций. Прошли в спальню.

–Показывай, где ты их держишь, обратился он ко мне.

–Зачем?

– Тома не перечь мне, не спорь.

–Я и не перечу, я спрашиваю.

– Затем, что я собираюсь спустить их в унитаз.

–Я против.

–Я не спрашиваю.

– Так спроси моё мнение. –Спроси МОЕ МНЕНИЕ. –Чего ты боишься Валик? –Боишься услышать, что никаких детей я не хочу, а хочу учиться, и жить нормальной жизнью. –Я ХОЧУ БЫТЬ СВОБОДНОЙ!

– Это уже даже не смешно. –Ты этого не можешь требовать.

Он подошёл ко мне и сильно тряхнул. Голова заболталась.

–Я сказал тебе отдай мне таблетки. –Или я их найду сам, переверну каждый угол этого дома. –Достану каждую мелочь, каждую тряпку, каждый твой маленький секрет, который задумала спрятать от меня. –Я твой муж, я твой, блять, законный муж. – заорал он, яростно, и выдохся сообразив, что я отвернулась. –Твою мать. –Не смей закрываться Тома. – Не смей!

Казалось он готов вырвать моё сознание, за то, что я сумела найти естественную и совершеннейшую защиту от него. Научилась морально, эмоционально закрываться: ни видеть, ни слышать. Я действительно хочу уйти, закрыться, спрятаться.

–Нет Тома, не ври хотя бы сама себе.

Он ловит мою руку, подтягивает к себе заставляя смотреть в упор на него.

– Признайся наконец, что ты его ждёшь. Ждёшь своего Седого. Трахаешься со мной и представляешь его, живёшь со мной, а будто с ним. Обещала забыть и не забыла. Обещала стать ТАКОЙ КАК Я ХОЧУ, и не стала.