Холодное железо: Лучше подавать холодным. Герои. Красная страна Аберкромби Джо
Трясучка пожал плечами:
– Дело хозяйское. Главное, чтобы дело сделано было.
– Оно сделано.
– Значит, пять из семи.
– Пять из семи. – Счастливой она, однако, не выглядела. Не больше, чем солдат, плакавший над своим другом. Праздничного настроения не было ни у кого, даже у победившей стороны. Вот она, месть…
– Кто там кричит?
– Кто-то. Никто. – Трясучка снова пожал плечами. – Я птицу слушаю.
– Что?
– Меркатто! – В дверях сарая вдруг появилась Витари, скрестила на груди руки. – Взгляните-ка на это.
В сарае было прохладно и темно, лишь сквозь разломанный угол внутрь проникал солнечный свет, расчерчивая почерневшую солому яркими полосками, одна из которых протянулась через тело Дэй, лежавшее в несколько неестественной позе, с лицом, прикрытым сбившимися желтыми кудряшками. Крови на нем было не видать. И других примет насильственной смерти тоже.
– Яд, – буркнула Монца.
Витари кивнула:
– Да. Как ни парадоксально…
На столе неподалеку от тела стояло премерзкого вида сооружение из медных прутьев, стеклянных трубочек и сосудов необычной формы, под которыми пылали желто-голубые огоньки двух горелок. Содержимое в одних сосудах кипело и, перетекая по трубочкам, капало в другие. Смотреть на это Трясучке было еще противней, чем на труп юной отравительницы. Трупы – дело давно привычное, наука же – полная неизвестность…
– Чертова наука, – проворчал он. – Еще хуже магии.
– А где Морвир? – спросила Монца.
– Понятия не имею.
Все трое обменялись мрачными взглядами.
– Среди убитых его нет?
Трясучка покачал головой:
– Я не видел, как ни досадно.
Монца опасливо попятилась.
– Лучше ничего здесь не трогать.
– Думаете? – прорычала Витари. – Но что же произошло?
– Судя по всему, расхождение во взглядах между мастером и ученицей.
– Серьезное расхождение, – пробормотал Трясучка.
Витари медленно покачала вихрастой головой:
– Все. Я ухожу.
– Что? – спросила Монца.
– Выбываю. В подобных делах важно понимать, когда пора остановиться. Начались военные действия, а в них я стараюсь не участвовать. Слишком непредсказуем результат. – Она кивнула в сторону залитого солнцем двора, заваленного трупами. – Виссерин уже был для меня лишним шагом, а это – шаг еще дальше. К тому же неохота мне иметь на вражеской стороне Морвира. Обойдусь как-нибудь без того, чтобы поминутно оглядываться через плечо.
– Все равно придется оглядываться из-за Орсо, – сказала Монца.
– Это я знала, еще когда соглашалась работать. Деньги были нужны. Кстати, о деньгах… – Витари протянула к ней руку ладонью вверх.
Монца хмуро глянула на эту руку, потом уставилась ей в лицо.
– Вы оставляете меня на полпути. Полпути – половина договоренного.
– Что ж, справедливо. Чем все деньги и смерть, лучше половина и жизнь.
– Может, все же останетесь? Вы еще нужны мне. К тому же вам не быть в безопасности, покуда жив Орсо…
– Так действуйте, убейте этого мерзавца. Только без меня.
– Дело ваше. – Монца вынула из внутреннего кармана плоский кожаный кошелек, чуть подмокший с одного бока. Развернула его, достала листок бумаги, тоже с мокрым уголком, исписанный витиеватыми буковками. – Тут даже больше половины договоренного. Пять тысяч двести двенадцать скелов.
Трясучка насупился. Он до сих пор не понимал, каким образом такая куча серебра может превратиться в клочок бумаги.
– Дьявольские банки, – проворчал он. – Еще хуже науки.
Витари взяла бумажку, бросила на нее быстрый взгляд.
– Валинт и Балк? – Глаза ее прищурились даже уже обычного – достижение своего рода. – Надеюсь, по этой расписке заплатят. Если нет – не найдется такого места в Земном круге, где вы будете в безопасности от…
– Заплатят. Если есть что-то, что мне совершенно ни к чему, так это лишние враги.
– Тогда расстанемся друзьями. – Витари сложила листок, сунула к себе в карман. – Может, когда-нибудь еще поработаем вместе.
Монца посмотрела ей в лицо своим особенным прямым взглядом.
– Минуты буду считать.
Витари сделала несколько шагов спиной вперед, потом повернулась к солнечному квадрату двери.
– Я упал в реку! – сказал Трясучка ей вслед.
– Что?
– Когда был молод. В первый раз в бою побывал. Напился, пошел отлить и упал в реку. Течение стащило с меня штаны и самого выбросило на берег аж через полмили. Когда я до лагеря добрался, синий был с головы до ног и трясся так, что не знаю, как пальцы не поотваливались.
– И?
– За это меня и прозвали Трясучкой. Помните, вы спрашивали? В Сипани? – И он усмехнулся. Научился, кажется, видеть забавную сторону.
Витари застыла ненадолго черным силуэтом в дверях, потом вышла.
– Ну, начальник, похоже, остались только вы да я…
– И я!
Трясучка мигом развернулся на голос, схватившись за топор. Монца приняла боевую стойку, наполовину вытащив меч. И оба увидели свесившуюся с сеновала голову Ишри.
– С прекрасным днем вас, мои герои. – Она заскользила по лесенке лицом вниз так плавно, словно в перевязанном теле ее, казавшемся без плаща неправдоподобно тонким, не было костей. Легко соскочила на ноги и медленно двинулась по соломе к трупу Дэй. – Один из ваших наемных убийц убил другого. Вот они, убийцы…
Ишри взглянула на Трясучку черными как уголь глазами, и он крепче стиснул топор.
– Проклятая магия, – проворчал. – Еще хуже банков.
Она крадучись, сверкая белозубой коварной усмешкой, подошла к нему, коснулась пальцем лезвия топора и мягко повернула его в сторону двери.
– Я так понимаю, своего старого друга Кари Верного вы убили и теперь довольны?
Монца резко задвинула меч обратно в ножны.
– Верный мертв, если это то, что вас интересует.
– Странная у вас манера праздновать. – Ишри воздела к потолку длинные руки. – Месть свершилась! Восхвалим же Господа!
– Орсо еще жив.
– Ах да. – Ишри так широко распахнула глаза, что Трясучка даже испугался – не выскочат ли. – Когда Орсо умрет, вы наконец улыбнетесь.
– Что вам за дело до того, когда я улыбнусь?
– Мне? Никакого. Вы, стирийцы, имеете привычку бахвалиться, но никогда при этом не завершать начатого. Я рада, что нашла одного, который способен довести работу до конца. Любыми средствами, пусть даже хмурясь при этом. – Она провела ладонью по столу, потом небрежно накрыла ею и загасила пламя горелок. – Кстати, о средствах… вы, насколько я помню, сказали нашему общему другу Рогонту, что сможете привести ему Тысячу Мечей?
– Если император даст золото…
– В кармане вашей рубашки.
Монца, сдвинув брови, вынула что-то из кармана и поднесла к свету. Трясучка увидел у нее в руке большую монету, испускающую то особенное, теплое сияние, которым золото так и притягивает к себе человека.
– Очень мило… но одной маловато.
– О, будет больше. Горы Гуркхула состоят из золота, как я слышала. – Ишри поглядела на пролом среди обугленных досок в углу сарая и весело прицокнула языком. – Еще кое-что могу.
Затем она изогнулась, легко, как лиса сквозь изгородь, выскользнула в эту дыру и исчезла.
Трясучка, выждав мгновение, подошел к Монце.
– Не могу понять толком, но есть в ней что-то странное.
– Чутье на людей у тебя удивительное, это правда, – сказала она без улыбки и, повернувшись, вышла вслед за Витари из сарая.
А он постоял еще немного, хмуро глядя на тело Дэй. Подвигал мускулами лица, чувствуя, как натягиваются и отзываются болью шрамы. Коска мертв, Дэй мертва, Витари ушла, Балагур ушел. Морвир сбежал и, надо полагать, переметнулся на сторону противника. Распалась веселая компания… Впору затосковать всем сердцем по друзьям минувших дней, братству, в которое он некогда входил, объединенному общим делом. Пусть даже заключалось оно лишь в том, чтобы остаться в живых. Ищейка, Хардинг Молчун, Тул Дуру. Даже Черный Доу – они знали, что такое законы чести. Но все кануло в прошлое, и он остался один. Здесь, в Стирии, где ни у кого не сыскать законов чести, которые и впрямь что-то значили бы.
Впору расплакаться.
Трясучка почесал шрам на щеке. Осторожно, кончиками пальцев. Поморщился, поскреб сильнее. Потом еще сильнее. И, зашипев сквозь зубы, отдернул руку. К нестерпимому зуду прибавилась еще и боль. Как же этот шрам чесать-то, чтобы не становилось хуже?..
Вот она, месть…
Старый новый капитан-генерал
Всевозможных ран Монца успела повидать без счета. Наносить их было ее профессией. И на тела, изуродованные всеми мыслимыми способами, насмотрелась. Раздавленные, разрубленные, исколотые, обгоревшие, повешенные, с содранной кожей, выпущенными кишками. Но, казалось, что ничего страшнее, чем шрам Кола Трясучки, на лице живого человека она еще не видела.
Начинался он как розовое пятно возле уголка рта, переходил в неровную канавку, ведущую к скуле, в палец толщиной, там расширялся и ручьем изъязвленной плоти вливался в глаз. Щека вокруг и крыло носа усеяны были красными, воспаленными точками и жилками. Тонкий косой шрам имелся и на лбу, половина брови отсутствовала. А сам глаз… Размером больше, чем второй, ресниц нет, веки сморщены, нижнее отвисает… Когда Трясучка моргал правым глазом, левый только подергивался и оставался открытым. Какое-то время назад ему случилось чихнуть, и глаз сжался, как глотающее горло, лишь эмалевый зрачок по-прежнему таращился на Монцу из розовой дырочки. Ее чуть не вытошнило. Тем не менее, словно оказавшись во власти каких-то страшных чар, она начала посматривать то и дело на Трясучку в ожидании, не произойдет ли это снова. Такому нездоровому любопытству весьма способствовало сознание того, что взглядов ее украдкой он не видит.
Ей следовало чувствовать себя виноватой. Ведь глаза он лишился из-за нее. Следовало чувствовать сострадание. В конце концов, у самой были шрамы, вполне безобразные. Но вместо этого она с трудом сдерживала отвращение. Лучше бы скакать по другую сторону от него… Но теперь уже поздно. Лучше бы ему никогда не снимать повязку… Но не скажешь ведь, чтобы намотал ее снова. Монца твердила себе, что шрамы еще подживут, будут выглядеть не так страшно.
Наверняка.
Но не намного.
Тут Трясучка повернулся к ней, и она сообразила, почему всю дорогу он смотрит на луку седла. Правый глаз уставился на нее. Левый, посреди жуткого шрама, по-прежнему глядел вниз. Причиной сего кошмарного косоглазия была соскользнувшая эмаль.
– Что? – спросил он.
– Твой… э-э-э… – Она показала на его лицо. – Сполз чуточку.
– Опять? Вот дрянь. – Он приложил к глазу палец и сдвинул эмаль наверх. – Так лучше?
Теперь фальшивый глаз уставился прямо вперед, а настоящий по-прежнему смотрел на нее. Выглядело это, пожалуй, еще хуже, чем было.
– Намного, – сказала Монца, силясь улыбнуться.
Трясучка смачно выдал какое-то ругательство на северном.
– Результаты поразят, сказал этот ублюдок? Ну, погоди, попаду я еще в Пуранти, загляну к тебе…
За поворотом тропы они наткнулись на первый пикет наемников – кучку сомнительного вида вояк в разнокалиберных доспехах. Старшего среди них Монца узнала. Поскольку, командуя Тысячей Мечей, считала своим долгом знать по имени и в лицо каждого ветерана, а также то, на что тот способен. Этого матерого старого волка, прослужившего капралом уже лет шесть, если не больше, звали Секко.
Он ткнул в их сторону копьем, когда они с Трясучкой перешли с рыси на шаг, и соратники его мигом взяли на изготовку арбалеты, мечи и топоры.
– Кто идет?..
Она откинула капюшон.
– А ты как думаешь, Секко?
Язык ветерана тут же примерз к нёбу, копье в руке безвольно опустилось. Монца с Трясучкой беспрепятственно миновали пикет и вскоре оказались в лагере, обитатели коего уже проснулись и приступили к обычным утренним ритуалам, готовясь к выступлению. Несколько человек лишь бросили мимолетный взгляд, когда они двинулись по тропе, верней, по широкой полосе грязи между палатками. Еще несколько вытаращили глаза. Заторопились следом, встали вдоль тропы, держась, правда, на расстоянии. До Монцы донеслось:
– Это она.
– Меркатто.
– Живая?..
Она ехала мимо них совсем как раньше – расправив плечи, задрав подбородок, с презрительной усмешкой на устах, не глядя по сторонам. Словно для нее они были ничто. Словно она была существом высшего порядка. А про себя не переставала молиться об одном – только бы они не поняли того, чего никак не могли понять на самом деле, но вдруг… От страха у нее сосало под ложечкой.
Вдруг поймут – она сама не знает, что делает, и нож способен прикончить ее так же верно, как любого другого человека…
Но никто с ней не заговорил и тем более не попытался остановить. Наемники в большинстве своем трусы похлеще даже, чем обычные, мирные люди. Убивают лишь потому, что для них это самый легкий способ добывать средства к существованию. Наемники в большинстве своем знать не знают, что такое верность, изначально. И командирам своим не преданны, не говоря уж о нанимателях.
На это-то она и рассчитывала.
Палатка капитан-генерала с красным флажком, болтавшимся тряпкой на верхушке центрального шеста, державшего небрежно натянутый, местами провисший холст, стояла на возвышении посреди большого расчищенного участка. Монца пришпорила коня, поднимаясь к ней, стараясь ничем не выдать волнения, от которого сжималось горло. Старая, хорошо знакомая игра. Выкажи хотя бы тень страха – и все пропало.
Соскользнув с седла, она небрежно обмотала поводья вкруг тонкого ствола молодого деревца. Обошла привязанную кем-то здесь же козу, приблизилась к входному пологу. Нокау, гуркский изгнанник, охранявший палатку капитан-генерала еще во времена Сазина, выпучил на нее глаза, забыв даже обнажить свою кривую саблю.
– Закрой рот, Нокау. – Монца на ходу поддела рукой в перчатке его отвисшую челюсть – аж зубы клацнули. – Ждешь, пока птичка гнездо совьет? – И, откинув полог, вошла.
Тот же стол, только карты на нем других земель. Те же флаги на стенах, часть которых завоевана ею у Душистых сосен, на Высоком берегу, в Масселии и Каприле. И то же кресло, разумеется, выкраденное, по слухам, Сазином из обеденного зала сезалийского герцога в тот день, когда была основана Тысяча Мечей. Оно стояло на двух ящиках, дожидаясь задницы нового капитан-генерала. Ее задницы, если будет благосклонна судьба.
А она, злодейка, как хорошо знала Монца, обычно таковой не бывает.
Возле этого импровизированного помоста стояли, негромко переговариваясь меж собой, три капитана, старейшины великой бригады – Сезария, Виктус, Эндиш. Троица, которую Бенна уговорил сделать капитан-генералом Монцу. Троица, которая уговорила Карпи Верного занять ее место. Троица, которую Монце предстояло уговорить вернуть его ей.
– Так-так, – пророкотал Сезария.
– Ну-ну, – пробормотал Эндиш. – Никак это Змея Талина…
– Палач Каприле собственной персоной, – проскулил Виктус. – А где Верный?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Не придет. Вам, парни, нужен новый капитан-генерал.
Троица обменялась взглядами. И Эндиш, прицокнув языком, всосал воздух сквозь желтые зубы по мерзкой привычке, одной из многих омерзительных черт этой длинноволосой крысы в обличье человека.
– Между прочим, мы сами уже пришли к такому выводу.
– Верный был хорошим парнем, – прорычал Сезария.
– Слишком хорошим… для работы, – добавил Виктус.
– А настоящий капитан-генерал должен быть злобным куском дерьма.
Монца оскалилась:
– Злобы в каждом из вас хватает. И больших трех кусков дерьма во всей Стирии не сыщешь. – Она не шутила. Надо было скорей прикончить эту троицу, чем Верного. – Многовато дерьма, однако, чтобы командовать друг другом.
– Это правда, – кисло молвил Виктус.
Сезария вскинул голову.
– Нам нужен кто-то новый.
– Или кто-то старый, – сказала Монца.
Эндиш ухмыльнулся своим дружкам.
– Между прочим, мы сами уже пришли к такому выводу, – повторил он.
– Молодцы. – Все шло даже более гладко, чем она надеялась. Восемь лет на посту командира Тысячи Мечей сделали свое дело – Монца знала, как управлять подобными людьми. Легко и просто, с помощью жадности. – Я не из тех, кто позволит маленькому печальному недоразумению встать на пути больших денег. И ничуть не сомневаюсь, что вы тоже не из тех. – Она показала им монету Ишри, на одной стороне которой красовалось изображение императора, на другой – пророка. Бросила ее Эндишу. – Таких будет целая куча, если перейдем к Рогонту.
Сезария насупил косматые седые брови.
– Выступить за Рогонта против Орсо?
– Опять пройти с боями всю Стирию? – Виктус вскинул голову, звякнув цепочками на шее. – По тем же землям, где воевали последние восемь лет?
Эндиш перевел взгляд с монеты на Монцу и надул прыщавые щеки.
– Не многовато ли сражаться придется?
– Со мною во главе вы всегда побеждали.
– О да. – Сезария махнул рукой в сторону рваных флагов. – С тобою мы завоевывали славу. Есть чем гордиться.
– Но попытайся заплатить этим шлюхе… – расплылся в улыбке Виктус.
Этот хорек никогда не улыбался, и Монца заподозрила неладное. Кажется, над ней издевались.
– Послушай, – Эндиш, взявшись одной рукой за подлокотник капитан-генеральского кресла, другою стер пыль с сиденья, – все мы не сомневаемся ни на миг, что, когда доходит до сражений, генерала лучше тебя и представить невозможно.
– Тогда в чем же дело?
Виктус, поморщившись, прорычал:
– В том, что мы не хотим сражаться! Мы хотим грести… чертовы деньги!
– Кто и когда приносил вам больше денег, чем я?
– Гм, – сказал кто-то у нее под ухом.
Монца резко развернулась и застыла, не донеся руку до рукояти меча. Перед нею, смущенно улыбаясь, стоял Никомо Коска.
Без усов, с обритой головой. Шишковатый череп и острый подбородок покрывала лишь черная с проседью щетина. Сыпь на шее побледнела, превратилась в россыпь бледно-розовых пятнышек. Глаза были не такие запавшие, как раньше, лицо не подергивалось, на лбу не блестел пот. Но улыбка осталась прежней. Улыбка, и озорной блеск в темных глазах. Тот самый, что играл в них, когда Монца встретила Коску впервые.
– Рад видеть вас обоих в добром здравии.
– Э-э-э… – промычал Трясучка.
Монца, растерявшая все слова, издала какой-то задушенный звук.
– Я тоже чувствую себя прекрасно, тронут вашим участием.
Коска, хлопнув растерянного Трясучку по спине, двинулся в глубь палатки. Вслед за ним вошли и расположись вдоль стен другие капитаны Тысячи Мечей – люди, чьи лица, имена, достоинства или, напротив, отсутствие таковых были ей хорошо известны. Последним через порог шагнул плотный, коренастый мужик почти без шеи, в поношенной куртке. Глянул на Монцу, проходя мимо, и поднял брови.
– Балагур? – прошипела она. – Думала, вы уже в Талине!
Он пожал плечами с таким видом, словно это не имело никакого значения.
– Я туда не поехал.
– Да уж вижу… проклятье!
Коска поднялся на ящики, где стояло кресло, эффектным движением развернулся к собранию. Где-то он успел разжиться шикарной черной кирасой с золотым орнаментом, мечом с вызолоченной рукоятью и прекрасными черными сапогами с блестящими пряжками. Бдительный Балагур встал рядом, скрестив руки на груди. И Коска опустился в кресло столь помпезно, словно оно было троном, а сам он императором. Едва задница его коснулась сиденья, капитаны разразились сдержанными аплодисментами – похлопывая пальцами о ладонь с деликатным изяществом знатных дам, посетивших театральное представление. Точь-в-точь как они аплодировали Монце, укравшей в свое время это кресло. Она, пожалуй, рассмеялась бы, не будь так муторно на душе.
Коска от аплодисментов отмахнулся, в то же время явно на них напрашиваясь.
– Не стоит, не стоит, право. Но возвращение радует.
– Как, черт побери, ты…
– Выжил?.. Рана оказалась не столь смертельной, как мы все думали. Благодаря мундиру талинцы приняли меня за своего и передали в руки замечательного хирурга. Ему удалось остановить кровотечение. Две недели я провалялся в постели, потом бежал через окно. И встретился там, в Пуранти, со своим старым другом Эндишем, который, по моим предположениям, мог быть не против смены руководства. Он и был не против, как и остальные его благородные соратники. – Он указал на капитанов, собравшихся в палатке, потом ткнул себя пальцем в грудь. – И вот я здесь.
Читать бесплатно другие книги:
