То, что приходит по ночам Чеширская Евгения

Не знаю почему, но мой муж всегда обожал эти раздражающие звенящие штуки – ветряные колокольчики. Он тащил их отовсюду с упорством попугая, развешивая на всех доступных поверхностях, несмотря на мои отчаянные протесты. Говорил, что музыка ветра не пускает в дом призраков – его так бабушка учила. Я лично думала, что это чушь. Меня раздражали громкие, не слишком приятные уху звуки, и мы часто ссорились из-за этого.

В тот день, когда муж погиб, я выкинула их все до единого. Каждый колокольчик, каждую звенящую ленточку… Я выбросила все! И, может это ужасно, но впервые за все годы нашего брака, почувствовала себя свободной…

На третий день после похорон я проснулась от медленного перезвона откуда-то из глубины дома. Первая моя мысль «Ну вот, опять он со своими идиотскими штуками». Вторая… Я кинулась обыскивать дом. Я могла поклясться, что выкинула ВСЮ музыку ветра до последнего сувенира! Но… Что тогда звенело в моем доме?

Источник обнаружился на чердаке. Звенела – совершенно непонятно как – коробка, куда я сложила всю коллекцию мужа. Выброшенная мной коробка! Я лично, своими руками отнесла ее на помойку! И сделала это снова, как только поняла, что жуткие звуки не прекращаются.

Чтобы следующей ночью снова проснуться от тех же самых звуков! Это было мое проклятие! Я не стала выбрасывать коробку, я сожгла ее на заднем дворе, с радостью пританцовывая и наблюдая, как трескаются ракушки и тлеют перья. Но…

Нет, этой ночью я проснулась не от звона. От дыхания. Тяжелого, болезненного дыхания прямо рядом со мной. Открыв глаза, я увидела ИХ… Высокие, бледные, с запавшими глазами и безгубыми ртами, они стояли над моей кроватью и смотрели на меня, тяжело дыша провалами на месте носов. Они… просто были, а я понимала, что не могу пошевелиться. Хотела кричать, но не могла даже моргнуть, чтобы прогнать эти ужасные… Видения? Призраков? Что-то, что стояло и смотрело, и по капельке, по ниточке вытаскивало из меня жизнь.

А потом зазвенел колокольчик. Слишком маленький, еле слышный, он был едва различим через шипящее дыхание этих существ. Но… Видимо звук колокольчика раздражал не только меня. Существа кривились, корчились, пытались зажимать отсутствующие уши, и в конце концов ушли, а я смогла сделать первый нормальный вдох.

Я выбросила и сожгла всю музыку ветра моего мужа. Кроме одной. Крошечный брелок на его комплекте ключей, маленький колокольчик с привязанной к нему китайской монеткой, дешевый сувенир… Я просто забыла про него, ведь он не звенел ежесекундно и не мешал мне. А в результате именно эта маленькая безделушка спасла мою жизнь.

Теперь уже я собираю свою коллекцию музыки ветра, а тот брелок всегда ношу с собой. Да, звуки все еще раздражают меня, но, к счастью, не только меня. Те существа больше не приходили. Ни разу.

Получается, мой покойный муж тоже видел их, и пытался меня защитить?

Крылатые качели летят, летят, летят…

Детский летний лагерь, молодая вожатая, едва после университета… Банальный сюжет для какой-нибудь мелодрамы, правда. И я бы не возражала, если бы это была мелодрама. Но то, что со мной случилось…

Это была моя первая рабочая смена в лагере. Детишек мне дали средних – по 10-12 лет – спокойных, из хороших семей, и в целом я не ждала от работы никаких таинственных приключений. Проснулись – построились – сходили на зарядку – заплели всех девочек вместе с напарницей – позавтракали и так далее по графику, приклеенному на стену и красиво разрисованному маркерами. Мы пели песенки, участвовали в конкурсах, решали какие-то детские проблемы, в основном про любовь и отнятые друг у друга вещички. Словом, все как у всех.

Повторюсь, дети у меня в отряде были исключительно спокойные и послушные. Да, они могли шалить, как и любые другие, но после отбоя все лежали по кроватям и не пытались вылезать через окно на прогулку, как ребята из старших отрядов, или просачиваться неизвестно каким образом под запертые двери корпуса, чтобы сбежать «к маме», как совсем малыши. Остальные вожатые жаловались на разное, в том числе, пару раз за смену мы реально шли с фонариками вылавливать по кустам нарушителей из соседних корпусов. Но только не мои дети, нет.

А тут, практически за два дня до прощального костра, сижу в своей комнате, спать ложусь и слышу из приоткрытого окна звук… Скрип-скрип, скрип-скрип… Так старые качели рядом с нашим корпусом скрипят. Мы миллион раз просили завхоза их смазать, но тот все рассказывал, что нечем, денег нет, как-нибудь потом обязательно.

Ну, думаю, ветер, будет мне на ночь музыкальное сопровождение. Но зачем-то в окно выглянула и… едва не поседела на месте. На площадке под фонарем, на тех самых старых качелях сидит девочка и качается, а рядом с ней две мои малышки-кудряшки стоят, с одной босой ноги на другую переступают, очереди ждут. Я прямо как была – в одной ночнушке – в окно прыг и за ними. Кричу, чтобы немедленно возвращались, опасно же!

Они меня услышали. Мои замерли сусликами, на девочку смотрят, а та с качелей спрыгивает и бежать в лес. Еще и моих за руки за собой тащит. Но я была начеку – в прыжке подлетела, девчонок схватила, не даю им идти. Девочка рукой махнула, посмотрела на меня как-то странно, и в одиночестве в лес убежала. А у меня еще сильнее паника – я ж даже не знаю, с какого она отряда! Где ее потом по лесу искать?!

И своих бросить тоже не могу. В результате засунула их через свое же окно в корпус и по рации остальных вожатых подняла. Собрались около качелей, я им этот кошмар пересказываю, а они… Нет, те, кто, как и я, новички, перепугались и уже были готовы бежать прочесывать лес, но тут старожилы нас и тормознули.

– Как она выглядела? Девочка эта? – говорят. Я и описываю, что обычная девочка, волосы темные, длинные, наверно мучается по утрам с прической, в какой-то рубашке… И вообще, какая разница, как она выглядит, если ребенок пропал, может потерялся и ему нужна помощь?

А меня опять тормозят, мол, погоди, не спеши. И рассказывают жуткое.

Девочка действительно сбежала из лагеря в лес и потерялась. Только вот было это лет 10 назад. Именно такая – длинноволосая, в рубашке и шортах. Когда нашли – было уже поздно, она замерзла насмерть под каким-то кустом. Скандала не случилось, как-то этот случай замяли, ну, воспитательницу и вожатых из ее отряда уволили за то, что не уследили.

А потом дети стали пропадать. Вроде вожатые и двери на ночь запирают, и окна, а все равно нет-нет, да хоть один ребенок за смену пропадет. Кого-то находили сразу, кого-то, как я своих, ловили еще на старте, кому-то везло меньше… Те, кто выживал, потом о девочке говорили, что их в лес поиграть звала.

Лагерь хотели даже закрывать, потому что не людям с нечистью бороться, но как-то отстояли. Оконные рамы в комнатах заменили на те, которые вообще не открываются, замки на двери установили, правила эти странные ввели – я им еще удивлялась первое время – чтобы перед сном вожатые обходили отряд, проверяли, все ли на своих местах, и запирали комнаты, дежурства обязательные назначили… В общем, справились кое-как.

То, что случилось тогда, именно моя вина – я забыла запереть двери в девчачью комнату. Вот призрак и нашла способ выманить своих жертв. К счастью, все обошлось, никто не пострадал, кроме моей психики – я с тех пор с детскими лагерями завязала навсегда.

Салочки в Купальскую ночь

Стояла чудесная летняя ночь, все по заветам классиков – трава колыхалась от ветра, речка журчала, комары звенели, офигев от неожиданного пира, трещал костер… Вот только именно в ту – необычную, Купальскую, ночь на берегу творилось древнее колдовство. Конечно, кто-то чуть менее лирически настроенный, обозвал бы эти игрища по-другому, но наши герои предпочитали величать все именно колдовством.

Особую ценность и заклинательность всему придавала отличная пятилитровая бутыль батиной настойки на сливе. Именно благодаря ей и костер горел, и мясо жарилось в отдалении на мангале, и девки бегали вокруг совсем голенькие, радуя глаз всех желающих полюбоваться на веселый праздник. А что? Все свои, ночь Купальская, самое время венки плести, через костер прыгать, да в салочки играть. В салочки…

Вот только необычные это были салочки. Когда Машка мне предложила именно их, у меня аж мороз по коже прошел. Мало того, что сама игра едва ли не ужаснее пряток, ну, по своему сакральному значению (я тогда по магии жутко убивалась) – слепой ищет зрячего, мертвый ищет живого и вот это все, так еще и в Купалу.

– Мань, да ты совсем того, что ли? Ладно через костер, ладно венки, но это? Не знаешь, что ли, что это ритуал такой, священный? Какую девку парень в лесу словит, та его будет, на ночь или на жизнь земную, – говорила я в надежде заставить подругу передумать. Но Машкины глаза уже горели знакомым всем друзьям бесовским огнем – салочкам быть. И никакие мои древние суеверия их не остановят.

А я как чуяла – ужасная это затея. Даже назло сама себе прыгать через костер отказалась и веселиться с остальными – тихо сидела под кустом и портила остальным настроение своей мрачной рожей, хотя на самом деле читала заговоры на благополучие и плела обереги для всех веселящихся на берегу.

Один только к началу салочек доплести не успела. Пока Машка рассказывала правила игры, я эти обереги всем на шею одела, якобы для антуража, только парню Машки и не хватило, вернее он сам отказался траву на себя напяливать. А потом еще на всякий случай от себя добавила, что древняя магия – это не шутка, и что, если они не готовы пожениться по древним традициям, лучше бы прекратить все прямо сейчас.

Но меня никто даже не дослушал. Девчонки уже завязывали глаза своим кавалерам, а потом под громкий крик и улюлюканье ломанули в пролесок ближайший. Парни, дав им фору в пять секунд, кинулись следом. То, что случилось дальше, я знаю только со слов Машки, и дальше, для удобства, буду рассказывать от ее лица.

– В общем, мы побежали, но заранее договорились своим парням поддаваться, чтобы конфуз не случился. Сама понимаешь, не хотелось бы, чтобы мой Лешка какую-нибудь Каринку под кустом завалил… Ну, вот бегу я, краем глаза Лешку отслеживаю, и на остальных кошусь. Миха уже Юльку поймал и… ну, того самого, Даник с Ленкой вокруг березы круги наматывают – она ржет, но не сдается, остальные тоже то тут, то там вскрикивают и стонут на разные голоса… Я уже прилично так от остальных отбежала, поворачиваюсь, а Лешки моего нет. Вернулась, подумала, может ногой за корягу зацепился и валяется где-то. Прошла по кустам, едва не получила по лбу от Юльки за то, что процессу мешаю, а потом…

Стон знакомый услышала. Думаю, ну, все, приплыли. Поймал-таки мой Каринку, а может еще кого. Иду на звук – и правда Лешка, спина его голая с родинками, вот только под ним… Лучше бы, блин, Каринка. Бревно! Бревно, Лесь, настоящее! А Лешка знай себе стонет, и имя мое в процессе выкрикивает.

Я тогда не испугалась вообще. Разозлилась жутко, ржать еще хотела и понять не могла, чего больше хочется – толи убивать этого древоточца, толи падать от смеха… Вежливо его так по плечу стучу, говорю ему, что он дерево чпокает, а не меня, а тот…

Лесь, поворачивается мой Лешка, а у него глаза – чисто стеклянные. Пустые, зрачок весь радужку перекрыл, жутко… И улыбается. Представляешь, улыбается, как дурак. Я как заору на весь лес, в лоб ему со всей дури треснула, он аж упал со своей колоды. А та… Вот, блин, честно, мы столько не выпили, чтобы подобные глюки ловить! Колода эта корни выпустила и в лес почапала, как живая. Не покатилась, а именно на корнях своих пошла, только ее и видели.

Лешка в себя пришел, лежит, моргает, понять ничего не может. Я его на себя кое-как закинула и бегом из леса бежать, ну, насколько смогла. И остальным кричу, чтобы убирались… Ну, это ты знаешь, видела, как мы все голопопые прочь бежали с криками.

Думала, что на этом все и закончится. Домой вернулись, вроде нормально было, и Лешка такой же, как всегда. Только вот с тех пор наперекосяк все пошло. Он же у меня веселый всегда был, душа компании, модник еще тот. А тут – бриться перестал, мыться, прости, Господи, перестал, вместо клубов все в лес тянется. Даже в машине едем с ним, а он с тоской такой в сторону деревьев смотрит.

Я поначалу шутила, что по полюбовнице своей деревянной затосковал, а потом поняла, что не шутка это вовсе. Это когда он реально в лес стал уходить. Возьмет рюкзак и пропадет на пару дней, потом вернется, вроде как обычно, и снова через пару дней опять в лес… А однажды ушел, да и не вернулся больше.

Дальше я уже, и сама участие в поисках принимала. Действительно, ушел Лешка в лес, и больше его не видели. Искали долго, через три года официально умершим признали… Так и сгинул парень. Объяснять, что Лешачиха его в лес утащила, я никому не стала. Зачем? У людей и так горе. Только вот предупреждала я их – не надо в салочки в Купальскую ночь играть, ритуал это, да не простой – венчальный. Вот и повенчался Леха с Лешачихой, а куда жене без мужа…

Из поезда не выходи

1000 километров под мерный стук колес поезда – что может быть прекраснее? Так я думала, запрыгивая в 12 вагон, и привычно уже располагаясь на законной нижней полке. В те времена я постоянно моталась с одного конца страны в другой. Такая у меня была работа – я поезда видела чаще, чем родную мать, но мне нравилось, правда. До этой самой, последней в моей жизни поездки.

Билет (почему-то не именной, просто с номером вагона и местом) я покупала с рук у какого-то мужчины, и до последнего волновалась, что это обман, но делать было нечего – в кассе развели руками и сказали, что нужно ждать до завтра. А у меня лишний час – лишняя копейка, так что пришлось рискнуть. Но на удивление все прошло замечательно, даже слишком. Проводник только как-то странно на меня посмотрел, но ничего не сказал.

Вторая странность, если это можно было так назвать, случилась тоже на перроне. Ну, все же знают эти бесконечные давки, когда каждому надо быть непременно первым, даже если поезд стоит больше часа? Так вот, не в этом поезде. Причем направление было южное, популярное, да и поезд вполне приличный, с новыми вагонами, а ощущение складывалось, что я во всем поезде одна одинешенька. В вагоне – никого! И в купе, где я благополучно разместилась, пусто… Но билетов на сайте и в кассе точно не было! Куда люди-то делись? Но я тогда подумала, что, может, они дальше по ходу следования сядут, и… забила. Не стала обращать внимания на то, что меня не касается. Спать легла.

А когда проснулась – примерно через час или около того – по вагону уже ходили другие пассажиры. Только мое купе все еще пустовало, но это же к лучшему, правильно? Только один раз ко мне проводник заглянул и дежурно спросил, все ли у меня хорошо. Я ответила, что вполне, и на этом мои беседы с людьми закончились.

А потом случилась третья странность. Обычно-то как? Очереди в туалет и к бойлеру с водой, кто-то ругается, кто-то на гитаре играет, новые пассажиры заходят, старые мигрируют туда-сюда, в общем, типичная жизнь поезда, как она есть. Но не в этот раз. Да, люди ходили – я слышала их шаги за дверью – но стоило мне выйти в туалет, в коридоре тут же наступала тишина. Не прятались же они от меня, правда? А было похоже, что именно прятались – шмыгали по своим купе, запирали двери и молчали. Только все тот же проводник иногда выглядывал по своим делам. Я из интереса дверь в купе закрывать не стала – и люди тоже перестали выходить, так и сидели по своим купешкам. Дверь закрыла – опять зашаркали…

Странный это был поезд. Или вагон, не знаю. Может только мне так повезло… Но в остальных вагонах, куда я смогла заглянуть, пока меня вежливо не попросили вернуться к себе, было ровно то же самое…

А где-то посреди ночи поезд остановился. Резко, рывком. Я аж чуть с полки не упала, и проснулась. По расписанию до ближайшего города было еще три часа пути, но опять же, может техническая остановка или что-то такое…

Но по коридору снова раздались шаги. И голоса. Слов было не разобрать – что тоже было нифига не нормально – они сливались в один разноголосый гул. Слышался скрип колесиков чемоданов, какая-то толкотня, словом, обычные звуки от людей, покидающих поезд. Вот только за окном стояла темнота, ни станции, ни даже фонаря какого-то просто не было.

Я хотела было выйти, посмотреть, но обнаружила, что моя дверь… заперта снаружи! Проводник просто закрыл меня в купе! Зачем? Я прилипла к окну в надежде разглядеть хоть что-то и увидела…

Люди. Старые, молодые, совсем дети… Они шли от вагонов куда-то в темноту один за другим, четким, нерушимым строем. Никто не спотыкался, что было просто невозможно в темноте, никто не жаловался, не пытался выйти из строя. У одних в руках были вещи, у других – ничего. Они просто шли. И в этом было что-то жуткое, страшное, какая-то неизбежность…

Я заколотила в дверь и закричала изо всех сил. Проводник отпер меня с недовольным лицом, и я оттолкнула его, чтобы выйти вслед за людьми. Почему-то мне казалось это важным, самым важным – я знала, что должна быть там, помочь этим людям, что бы они ни делали…

Но мне не дали этого сделать. Уже практически у самого выхода из вагона проводник нагнал меня, скрутил и впихнул в ближайшую дверь – своего же купе – заперев ее снова.

– Сиди тихо, умоляю, – почему-то шепотом попросил он и снова вышел. Я слышала, как уже другие люди входят в вагон – они снова говорили, толкались, тянули сумки, ругались, а проводник, пытаясь перекричать шум, повторял, что с животными нельзя, что багаж только один в одни руки, что документы нужно предъявлять еще на перроне. Если бы он был – тот перрон…

Потом, когда все закончилось и поезд тронулся, проводник выпустил меня и сказал возвращаться в купе.

– А по поезду лучше не ходи, не надо. Ты их пугаешь,– сказал, и освободил проход. И тут я увидела ИХ. И поняла, почему мне лучше сидеть на месте…

Нет, это были люди, определенно. Но какие… Двое мужчин в спортивках стояли у окна и разговаривали о чем-то. У одного не было половины лица, а у второго рука висела на тоненькой полоске кожи. Чуть дальше женщина с разорванным животом выговаривала что-то ребенку, у которого из глаза торчал длинный металлический штырь. Старуха у кулера выглядела нормально, если бы только не черви, периодически вылезающие из ее рта…

И эти, в отличие от предыдущих попутчиков, меня совершенно не боялись. Они… присматривались. Все, как один. Поворачивали головы в мою сторону, пока я шла до своего купе, перешептывались, пытались коснуться… Проводник кричал на них что-то, и они послушно расступались в стороны, но все равно я чувствовала на себе их взгляды…

В ту ночь я больше не заснула. Поезд останавливался еще три раза, и каждый раз пассажиры выходили из вагонов, а на их место заходили новые. Только к утру, практически за пару часов до прибытия на конечную станцию, двери перестали хлопать, а люди ходить. И я смогла выбраться наружу, не боясь увидеть то, что не должна.

Первым делом я ломанулась в туалет, где меня вырвало. А потом пошла за ответами к проводнику. Он-то должен был знать, что происходило с поездом и КЕМ были эти люди…

Проводник не стал отпираться или делать вид, что ничего не понимает.

– Понимаешь, – устало заговорил он, – Есть такие поезда… Ты никогда не купишь на них билета – билетов в продаже нет. Все места заранее зарезервированы… Другими. Они едут четко по расписанию – своему расписанию – и развозят… Души? Астральные проекции? Как это правильно называется? На такие же астральные, несуществующие станции. Что с ними происходит дальше – живые не в курсе, и слава богу. Тебя вообще не должно было быть в этом поезде. Ты живая, а сегодня их время.

Я посидела, подумала, кто из нас больше чокнутый – я или проводник…

– А зачем вы работаете в этом поезде? Если он не для людей?

– Платят хорошо, – пожал тот плечами. – Ну, и обычно без сюрпризов проходит. Покойники – они вообще мирные, только если живые в их дела лезть не пытаются, намного более мирные, чем живые. Это вот ты мне всех пассажиров перебаламутила – всю дорогу успокаивал…

С тех пор я на поездах больше и не ездила. Машину в кредит взяла – так спокойнее. А то мало ли, какой еще поезд мне попадется…