Изольда Великолепная Демина Карина
Тем более ели они более чем символично.
Затем в покои допускался куафер – некий гибрид парикмахера и косметолога. Первое наше знакомство было не слишком удачным, поскольку сей очаровательный мужчина, чем-то напоминавший бочонок в кружевах, вознамерился сбрить мне брови. Я ответила, что лучше бы ему не пытаться.
Куафер настаивал.
Я пригрозила, что его самого налысо обрею. И парик надеть отказалась. Рыжий. Черный. Белый. Любой. И даже розовенький, щедро усыпанный стразами. Правда, потом выяснилось, что стразы – это натуральные алмазы, ибо меньшее мне по статусу не положено… а если мне не по вкусу алмазы, то их тотчас заменят на сапфиры, рубины, изумруды… Ну да не важно. Мода модой, а здравый смысл здравым смыслом.
Здешняя мода – отдельный разговор.
Когда-то, просматривая исторические фильмы, я люто завидовала героиням. О, как хотелось мне примерить роскошное платье века этак восемнадцатого… семнадцатого… чтобы юбки, кружева, корсеты.
Можно себя поздравить – сбылась мечта идиотки.
Платьев у нашей светлости целая комната. А к ним – кружевные воротники, нижние юбки, верхние юбки, рубашки, корсеты, панталоны с шелковыми чулками, к которым в комплекте шли атласные подвязки. Сам по себе каждый предмет – произведение искусства. Но вот носить это…
Чулки норовили соскользнуть. Панталоны были жутко неудобны, хотя бы потому, что застегивались сзади. В рубашках я путалась, а корсет, который дорогая моя Гленна затягивала с особой тщательностью, придавал моему облику не только изящество, но и требуемую бледность. К бледности прилагались устойчивый звон в ушах, мошкара перед глазами и прочие явные признаки кислородного голодания.
Я искренне пыталась отбиться от высокой чести, но выяснилось, что корсет – едва ли не самая важная часть туалета благородной дамы. И после долгих препирательств, где рассудок явно пасовал перед чувством долга, мы с Гленной сошлись на том, что его просто не будут шнуровать так туго, а то нашей светлости дороги ребра и мозг еще, как подозреваю, пригодится.
А что талия чуть больше положенного модой – так я привыкла.
Кринолины тоже пришлись мне не по нраву. Да и много ли радости в том, что к вам, полузадушенной корсетом, крепят конструкцию, напоминающую гигантский абажур. На конструкцию укладывают юбку, потом – нижнее платье. А уж на него – верхнее. Выглядит, безусловно, потрясающе, но вот передвигаться в такой «сбруе» крайне неудобно. Я терпела. И мысленно прикидывала, как бы половчей революцию устроить. Для начала, к примеру, трусы изобрести. А там, глядишь, и до лифчика дело дойдет. Мне-то он ни к чему, но некоторым дамам явно пригодится.
Если серьезно, то я помню наш с Урфином разговор и чем больше думаю, тем яснее осознаю правоту тана. Я не вернусь домой? Пускай. Начинают ведь жизнь с чистого листа, и что за беда, если открыт этот лист в другом мире. Здесь я богата и знатна. У меня есть собственный замок, трехпалубная галера и супруг, который когда-нибудь да объявится.
Морально я готова к встрече. Ну, более-менее.
– …Ваша светлость. – Из задумчивости меня вывела Тисса, самая юная из моих фрейлин.
Их, вообще, было восемь. Все как на подбор – молоды, прекрасны по местным меркам и знатны. Леди Лоу – дочь самого лорда-канцлера. Леди Ингрид – лорда-казначея… и так далее. Леди Тисса выделялась не только возрастом – на вид ей было не больше шестнадцати, а на самом деле, подозреваю, меньше, – но и какой-то ненаигранной робостью. Краснела она столь же легко, как и бледнела. А от обмороков благоразумно воздерживалась.
– Вы желали бы надеть синее или зеленое? – Леди Тисса указала на платья, которые принесли в комнату. Оба наряда выглядели уныло одинаковыми. Крой. Ткань. Только синее было расшито розами, а зеленое – астрами.
Нет, с местной модой определенно пора что-то делать.
– Конечно, синее! – решила за меня леди Лоу. – Оно оттенит чудесный цвет глаз вашей светлости.
Глаза у меня серые и не особо выразительные, так что вряд ли цвет платья сыграет какую-то роль. И мне, честно говоря, действительно плевать. А вот Тисса покраснела, уши ее и вовсе стали пунцовыми.
Я пожалела девочку.
– Зеленое. – Я улыбнулась Тиссе, но она поспешно отвернулась, как будто стеснялась смотреть мне в глаза. И я догадывалась о причинах такого стеснения.
Кто на свете всех милее, всех румяней и белее? Ответ известен – наша светлость!
У нашей светлости чудесная фигура, от которой веет юностью. А короткие волосы вовсе не недостаток, потому что в нашей светлости недостатков нет.
Кожа смугловата? Как свежо!
Брови на отведенном природой месте? Как естественно и оригинально!
Уши не оттопырены и губы пухловаты? Это придает нашей светлости индивидуальность.
А еще у нас со светлостью оригинальные суждения и эксцентричный юмор. Мы вообще столь необычны, что у неподготовленных людей, вроде лорда-канцлера, икота начинается.
Ложь. Каждое слово, каждый поклон, сама эта готовность потакать во всем – ложь. Правда – в случайно пойманных взглядах, в которых я читала и удивление, и презрение, и плохо спрятанную злость. Похоже, я заняла чужое место. Чье? Леди Лоу, благородной до того, что сама мысль о служении кому-то повергает ее в ужас? Но леди слишком хорошо воспитана, в отличие от нашей светлости, чтобы этот ужас демонстрировать.
Дебеловатой сонной Ингрид, которая почти дружелюбна, но куда хуже владеет собой, и порой сквозь маску ее безучастия прорывается этакая брезгливая жалость. Наверняка они судачат о нашей светлости. И тень этих разговоров мешает Тиссе смотреть мне в глаза.
Как-нибудь переживу.
– А давайте играть в цветы! – воскликнула леди Тианна, существо легкое и в принципе беззлобное. Колибри злыми не бывают. – На фанты!
– Без меня. – Я знала правила игры, то же самое, что игра в города, но только с цветами. Нарцисс, сирень, незабудка, астра… ничего сложного. Это было даже весело, и проиграть я не боялась.
Скорее уж боялась выиграть.
Наша светлость выигрывали всегда. По официальной версии – благодаря незаурядному уму, обширным познаниям и так далее. Сначала было приятно. Потом… мерзко. Этакая победа с тухлым запашком.
– Чур, кто задание не выполнит, тот фант теряет! – поддержала Тианну леди Лоу. – Или выкупает! А деньги мы раздадим бедным.
Подозреваю, что леди Лоу если и видела бедных, то издали, а то и вовсе полагала их мифическими персонажами вроде единорогов. Но благотворительность – вечная тема. И фрейлины охотно поддержали идею. Мне оставалось лишь согласиться и указать на ту, которая начнет вязать цепочку слов. Выбор я сделала быстро:
– Тисса, ты будешь первой… Назови мне цветок на букву «а».
– Азалия! – воскликнула Тисса. Девочка обожала игры и веселилась настолько искренне, что мне самой становилось радостно.
– Ятрышник!
– Куколь!
– Это не цветок!
– Нет, цветок!
– Ваша светлость, скажите ей! – воззвали хором и громко, позабыв, что леди полагается говорить тихо, а желательно и вовсе не говорить, но лишь взирать на собеседников с печалью в очах.
Для пущей печальности нижние веки чернили.
– Цветок, – вынесла я вердикт.
– Лилия…
– …раз, два, три… фант! Ваша светлость!
Фанты передавали мне, и постепенно на серебряном подносе собралось множество очаровательных мелочей. Колечки, брошки, атласные ленточки и бантики, которыми украшали прически, заколки для волос и даже изумрудный браслет, отданный леди Лоу небрежно, словно он ничего не стоил.
Основное веселье началось, когда пришла пора возвращать фанты. Не сказать чтобы задания отличались разнообразием, в основном они были творческими. Стихи, сочиненные тут же по опорным словам, рисунки на песчаной доске… выпрошенная через окошко роза, за которой все вместе спускали веревку, сплетенную из атласных лент. У леди Лоу оказалось неожиданно приятное сопрано, а баллада о любви простого рыцаря к леди тронула не только мое сердце.
– Пусть остается. – Леди благородно отказалась от браслета. – В пользу бедных.
Последним фантом было колечко, простенькое, я бы сказала, чересчур простенькое, без каменьев, гравировки и вообще каких бы то ни было украшений. Да и сделано не из золота.
– А этому фанту… – Право загадывать перешло к леди Лоу. Она сделала вид, что думает, и на идеальном лбу появилась крохотная морщинка. – Этому фанту… подарить поцелуй Чуме!
Тисса сдавленно всхлипнула, а леди Лоу, будто не слыша, велела:
– Гленна, будьте добры, прикажите тану Атли явиться.
Вот на этом месте веселье меня покинуло. Я еще не понимала, что происходит, но, судя по белому – белее меловой пудры, которой фрейлины пользовались без всякой меры, – лицу Тиссы, задание было вовсе не смешным.
Вмешаться? Отменить? И нарушить правила игры? Оставить все как есть?
Урфин не похож на человека, который причинит вред ребенку. Или похож?
– Тисса, милая, ты доставляешь волнение ее светлости, – промурлыкала Лоу, беря несчастную за руку. – Это же шутка, не более того…
Ох, что-то я сомневаюсь. Надеюсь, у тана Атли хватит ума сказаться больным.
Увы, удача была не на моей стороне. Урфин предстал передо мной, аки Сивка-Бурка. Выглядел он, кстати, куда лучше, чем в прошлый раз.
– Ваша светлость! – Церемонный поклон в его исполнении не выглядел смешным. А вот у меня чертовы приседания, которыми полагалось приветствовать лордов и леди, до сих пор не получались.
– Рады видеть вас в добром здравии, тан Атли, – без тени радости сказала Лоу. – И просим прощения, если оторвали от важных государственных дел, но…
Она подтолкнула Тиссу, которая пребывала в состоянии, близком к обмороку.
– …у леди Тиссы к вам дело. Оно не займет много времени.
Следовало бы остановить этот цирк, но меня охватило странное оцепенение. Я, и Лоу, и прочие фрейлины, внезапно притихшие, ставшие похожими на перепуганных пташек, что жмутся друг к другу, ища поддержки, смотрели, как Тисса подходит к Урфину.
Поднимается на цыпочки.
Касается губами щеки и в следующий миг падает.
Урфин успел подхватить ее.
– Мы играли в фанты, – выдавила я в ответ на взгляд Урфина. Было в его глазах что-то помимо удивления. Ярость? Обида?
Не знаю.
Тиссу уложили на диванчик и принялись обмахивать. Костяные веера стучали, сталкиваясь друг с другом.
– Встреча с вами взволновала бедняжку, тан. – Лоу вытащила ажурный флакон с нюхательной солью. Но и это радикальное средство не привело Тиссу в сознание. – Она так много слышала… всякого… думаю, с сегодняшнего дня она и вовсе будет вами очарована.
– Увы, мое сердце отдано лишь вам, – очень медленно произнес Урфин. – И это чувство столь огромно, что я готов умолять лорда-протектора оказать мне высокую честь и донести до вашего отца скромную мою просьбу. Теперь, полагаю, ее исполнят.
Леди Лоу все же не всегда справлялась с эмоциями. Сквозь трещины в ее маске проглядывало искреннее отвращение, к которому примешивалась изрядная толика брезгливости.
Урфина здесь не просто недолюбливают. Его откровенно ненавидят.
И боятся.
Хорошее сочетание, нечего сказать.
– Вы знаете, что это невозможно. – Леди Лоу сумела взять себя в руки.
– Невозможное не всегда является недостижимым. Леди, – Урфин поклонился, – ваша светлость. Надеюсь, не слишком помешаю вашему веселью. У меня есть новости для вас.
И требуют они частной беседы.
Я уже думать начинаю так, как они здесь говорят: половина мыслей вслух, вторая – для внутреннего пользования.
– Оставьте нас, – велел Урфин, и его приказ был исполнен незамедлительно. Даже Тисса, которую совокупными усилиями вернули в сознание, ушла.
– Это была дурная шутка. – Урфин произнес это после секундной паузы.
– Я уже поняла. – Колечко все еще было у меня. Простенькое. Дешевенькое. Наверняка оно много значило для Тиссы, если она предпочла переступить через свой страх, но не потерять кольцо. – Простите, что втянула вас… тебя.
– И ты прости, что не предупредил. С ними… надо быть настороже. Особенно с некоторыми.
Это он о леди Лоу?
Урфин занял мягкий табурет, один из тех, что полагались фрейлинам. На стульях в присутствии нашей светлости сидеть не дозволялось.
– Твой муж возвращается, – сказал тан Атли.
Возвращается… я ведь ждала. Не то чтобы с надеждой, скорее с опаской, и, пожалуйста, дождалась. Екнуло сердце, сжалось болезненно, и слезы на глаза накатили.
Вот еще… леди не плачут.
– И… и когда?
И не заикаются тоже. Леди воспринимают супруга как неизбежное зло. К мужу, как и к неудобным туфлям, надо лишь привыкнуть. Сначала жмут, натирают, но со временем, глядишь, разносятся.
– Два дня. Три дня. Четыре. Как лошади пойдут. Не надо бояться. Пожалуйста.
А я и не боюсь. Я испытываю сердечный трепет вследствие тонкой душевной конституции.
– И еще одно. Я хотел бы кое-что показать тебе. За пределами дворца. Ты же не против небольшой прогулки по городу?
Еще спрашивает! Мне осточертело уже сидеть с многозначительным видом, разыгрывая изящную леди, которая слишком уж изящна, чтобы придумать себе хоть какое-то занятие.
После возвращения фрейлин я вернула Тиссе ее колечко, а заодно, поддавшись внезапному порыву, стянула с пальца собственное. Благо драгоценностей у меня с избытком.
– Ах, ваша светлость! – К леди Лоу вернулась прежняя ее безмятежность. Она присела у моих ног с вышиванием, всем своим видом демонстрируя, что досадное недоразумение, имевшее место, забыто и не следует уделять ему слишком уж много моего высочайшего внимания. – Вы очень добры к бедной Тиссе.
Тисса с искренней радостью демонстрировала подарок фрейлинам. Они охали, ахали и славили мою неслыханную щедрость.
– А вы – не очень.
– Ничуть. Я искренне хотела помочь бедняжке.
Доведя до обморока? Интересный способ.
– Вы прибыли издалека… – Леди Лоу ловко управлялась с иглой, прокладывая контур рисунка. Бабочка? Цветок? Неудобно спрашивать, но до чертиков любопытно. – У вас, верно, иные обычаи. У нас же девушка, не имеющая иного приданого, кроме имени, рискует навеки остаться в девичестве.
Ужасная участь, надо полагать.
– А род Тиссы не столь уж знатен. Был. И тан Атли – лучшее, на что она может рассчитывать.
Еще немного, и я поверю в благие намерения…
Помню, куда ведут.
Глава 5
Чужие города
Я памятник себе воздвиг нерукотворный…
Слова отца семнадцати детей при известии о скором появлении восемнадцатого
Этот город – самый лучший город на земле… ну, на этой земле определенно.
С замковых высей он и вправду казался рисованным. Этакая акварель из плоских крыш, выжаренных местным солнцем добела, зеленых парковых аллей и узких улочек.
Мы вышли рано, я уже и забыть успела, каково это – просыпаться до рассвета. И Гленна, ворча, что их сиятельство переступили все возможные границы приличий и воспользовались моей неопытностью, подала платье. Наряд был простым, невзрачным и вместе с тем удобным: юбка из плотной ткани, свободная рубашка на завязках и безрукавка. Последняя была расшита мелким речным жемчугом, но все равно по сравнению с прочими моими платьями выглядела бедно, если не сказать убого.
– Хорошо для купчихи, – сказала Гленна, когда я спросила ее, как выгляжу. – Не для вашей светлости.
А по-моему, мило. Главное, что в кои-то веки я могу дышать свободно.
И в дверной проем, что характерно, прохожу без посторонней помощи.
Тан Атли также выглядел не совсем обычно. На смену яркому сюртуку пришла куртка из коричневой кожи, панталонам – простые штаны. В руках его сиятельство держал широкополую шляпу с квадратной пряжкой.
В тени стены, бледная и дрожащая, стояла Тисса.
– В-ваша… с-светлость, – произнесла она, заикаясь, и отчаянно покраснела, – д-доброе утро.
– Доброе.
Утро и вправду было добрым. Солнечный круг завис над Кривой башней, которая, в противовес названию, была пряма, аки шест стриптизерши. Небо розовело, еще не отойдя после ночи, и одинокая звезда задержалась над стеной. С моря тянуло прохладой. Мешались запахи земли, дерева и дыма, копченого мяса и свежевыпеченного хлеба.
– Дамы, вы выглядите просто превосходно. Прошу вас. – Урфин взял под руку меня и Тиссу, которая вовсе, казалось, лишилась способности говорить. Ну вот зачем было ее тянуть?
Ах да, наверное, нашей светлости неприлично разгуливать по городу на пару с их сиятельством, вот и выделили сопровождение. Впрочем, если так, то лучше Тисса, чем леди Лоу.
– Итак, перед вами внутренний двор замка. – Урфин взял на себя обязанности экскурсовода. – Сюда допускаются лишь избранные, а потому мы перейдем туда, где и подобает быть людям нашего сословия. Сословий всего три. Высшее, к нему относятся лорды и леди. Они владеют землями и стоят над всеми по праву благородного рождения. Среднее – горожане и земледельцы, чей труд позволяет жить и горожанам, и лордам. Ремесленники, из которых наибольший вес имеет гильдия оружейников. Ученые люди и торговцы. Третье сословие – черное, или низшее. Бродяги. Нищие. Бездетные вдовы. Женщины… некоторые женщины, упоминать о которых в вашем присутствии не следует. Воры. Убийцы.
– Вы забыли еще одно сословие упомянуть. – Тисса говорила так тихо, что я едва-едва слышала ее. – Немое. Это рабы, ваша светлость.
Рабы? У них здесь рабство не отменили? Но я не видела никого в ошейнике, или с клеймом, или… Вообще, что я знаю о рабах? Ничего.
– Точно. Забыл. Как хорошо, что всегда найдется кто-то, кто напомнит! Немые. Рабы и должники, работающие на откуп. Но вряд ли вы столкнетесь с кем-то столь ничтожным. К лорду или леди следует обращаться в зависимости от титула. Ваша светлость – к мормэру, его супруге и детям… но здесь так обращаются лишь к тем, кто принадлежит к роду Дохерти.
То есть это мой супруг и я?
Или есть еще кто-то? Какое непростительное отсутствие любопытства.
– Тана и его домочадцев следует величать «ваше сиятельство».
Замечательная лекция, еще бы прочитал он ее недельки на две-три раньше, совсем бы цены их сиятельству не было бы.
– К людям уважаемым из прочих сословий обращаются «мэтр» или «сул». Верно, Тисса?
Та пискнула что-то неразборчивое.
Меж тем мы пересекли границу стены, толщина которой меня поразила, и оказались на широченном мосту. Выложенный камнем, он был метров пять шириной и держался на массивных цепях, уходивших куда-то в стены. Под мостом протекала река, но выяснилось, что это всего-навсего ров.
– Во время прилива вода поднимается и попадает в трубы, – охотно пояснил Урфин. – Ров наполняется. А на отливе шлюзы отсекают воде путь. Стены рва выложены камнем. И пересечь его при поднятом мосте затруднительно.
За мостом началось то, что Урфин назвал Низким замком, но, по-моему, это было настоящим городом, мозаикой из камня всех цветов. Желтый песчаник. Серый гранит. Гранит красный, как свежая кровь. И темно-зеленый, с атласным отливом.
– Если обратишь внимание, то мы все время идем вниз. Некогда замок был построен на вершине горы, и городу оставалось лишь приспособиться.
Террасы, соединенные каналами и мостиками до того хрупкими, что и ступить страшно. Укрепленные колоннами и лесами стены. И каменные козырьки, нависающие над домами. На некоторых росли деревья, иные были покрыты толстым слоем мха.
– Некогда здесь было весьма грязно. И благородные леди предпочитали сидеть в Высоком замке.
Судя по выражению лица Тиссы, она была бы рада вернуться и посидеть еще немного.
А мне нравилось. Я остановилась у фонтана, в котором плавали толстогубые карпы, и Урфин купил у старушки кулек с кашей. Карпы подплывали к поверхности воды и разевали пасти. Они были ленивыми и наглыми, почти как голуби, что облюбовали другой фонтан и других старушек…
Низкий замок от города отделяла стена, но ворота здесь не имели ни решеток, ни стражи, а потому разделение это я сочла весьма условным.
– Еще лет двадцать тому простолюдинам, кроме тех, кто состоит на службе, было категорически запрещено подниматься в замок, – пояснил Урфин. – Кайя многое изменил.
– Лорд-протектор велик, – сказала Тисса.
– И широк. – Урфин остановился перед лужей, в которой грелась вислоухая свинья. Последняя знать не знала, что перед нашей светлостью лежать нельзя, разве что с особого дозволения.
– Увы, некоторые реформы имеют непредсказуемые последствия, – дав свинье пинок, который та приняла с христианским смирением и лишь перевернулась на другой бок, Урфин предложил мне руку и помог перебраться через лужу. Идти пришлось по узкому и хлипкому бортику.
За Тиссой он тоже вернулся, но та вскинула подбородок, подняла юбки и гордо наступила в грязь. Туфли на ней, как и на мне, были отнюдь не шелковые, а вполне себе крепкие, подходящие для прогулок подобного рода, но мне почему-то стало неприятно.
– Там у нас Кифский рынок, – Урфин сделал вид, что ему все равно, – туда мы заглянем на обратном пути…
– А к морю?
Рынок – это замечательно, шопинг я люблю, пусть тут он будет и с оттенком хорошо выдержанного ретро, но море я люблю больше, правда, и видела-то его раз в жизни.
Мы с Машкой отправились в Крым. Точнее, Машка с друзьями и я в нагрузку, как теперь понимаю. Тогда все казалось великолепным. И долгое путешествие в общем вагоне, где было жарко, людно и воняло пролитым пивом. И скалистый берег. И палатки, и костер, и вечно подгоревшая еда, и даже Машкино молчание, полное холодной брезгливости. Она рассчитывала на совсем другой Крым, а мне было достаточно моря. Вода от края до края. Небо, которое почти отражение воды. Белая нить горизонта. И лунная дорожка от берега до звезд.
– Мы пойдем к морю? – Я дернула Урфина за рукав. – Пожалуйста.
– Конечно. Но чуть позже.
– В-ваша светлость, – Тисса догнала меня и пошла рядом, нарочно держась подальше от тана, – благороднорожденные дамы не ходят к морю.
– Почему?
– Не ходят, – повторила она, глядя под ноги. – Не принято.
Значит, примем. Нельзя же всю жизнь провести в каменной коробке за вышиванием! А Урфин вел нас по узким улицам. Дома смыкались друг с другом плотно. И камень был одного цвета – желтоватого, костяного. Порой в него попадали вкрапления темной глины или же дерева.
– Хлебопекарни… лавки зеленщиков… коптильни… – Урфин не переставал говорить, но остановиться и рассмотреть поближе хотя бы вот того смешного человечка, который прямо на земле разложил цветастый платок и на нем смешивал травы, не позволял. – Алхимические мастерские… аптекарни… там дальше – Дымная часть…
Над городом и вправду поднимались дымы.
– Кузницы. А слева – Шелковая улица. Ткачи обитают… мыловарни… красильщики, но туда соваться не стоит.
Я не успевала ничего рассмотреть! Интересно же! И, зазевавшись, я на секунду отстала. Но этой секунды хватило, чтобы оказаться в цыганском круговороте.
Мелькали яркие юбки, звенели серьги и бубны, гортанный голос требовал позолотить ручку, на которой и без того было изрядно золота. Мне предрекли счастливую жизнь и троих детей, но тут же пригрозили проклятием, снять которое…
– Кыш пошли, – рявкнул тан Атли, выдергивая меня из хоровода. В левой руке он держал мальчишку самого разбойного вида. – Отдай!
Мальчишка зашипел и задергался, но, не получив свободы, выплюнул белые жемчужины. С моей жилетки срезал? И когда только успел!
Вот ведь, мир другой, а цыгане те же. И Урфин подтвердил догадку:
– Люди дороги не знают границ. Мир их не держит. По-моему, не видит даже.
Нищий, ловкий, как закаленный в мусорных боях помойный кот, прошмыгнул меж цыганами, и белые жемчужины исчезли.
– Леди, не отставайте, умоляю, мы уже почти пришли.
– Куда?
К огромному строению, которое не отличалось ни красотой, ни изяществом, а только размерами и цветом. Черные стены его жадно пили солнечный свет, но камень оставался холодным – я проверила, прикоснувшись тайком. Ни окон. Ни статуй с барельефами. Ни каких бы то ни было украшений.
Единственная дверь – чугунные створки с натертыми до блеска, натруженными петлями – распахнута настежь. К двери ведут три ступени, и на каждой сидит по старухе. Урфин бросил им горсть монет.
– Леди Тисса подождет нас здесь.
Это уже была не просьба, но приказ. И Тисса не осмелилась ослушаться. Мы же вошли в храм. Почему я решила, что это именно храм? Просто уж больно он не похож на все прочие виденные здесь здания. Темно. В первый миг темнота оглушила. И я схватилась за руку Урфина просто чтобы убедиться – он рядом.
Здесь каждый сам по себе.
Ни нефа. Ни алтарей. Пустота, расцвеченная свечами. Робкие огоньки их – близкие звезды, к которым меня ведут. Звуки странным образом исчезают, и это правильно – в храме необходимо уединение.
Я не религиозна. Я была и в церкви, и в мечети, и в синагоге, всякий раз поражаясь той особой красоте, которая наполняет любой, без исключения, храм. И даже этот, безымянный, был удивителен своей безбожной простотой.
Постепенно тьма отступала. Она отползала, оставляя лужи остекленевшей черноты, и собственные мои отражения смотрели из них. Отражения отличались друг от друга, и потому казалось, что они все – я, только та, которая могла бы быть.
– Когда я впервые попал на другой лист, – голос Урфина был тих, но все равно раздражал это место, – меня удивила вера. Бог как существо, сотворившее мир и до сих пор за ним присматривающее? Люди-дети и рай как награда за хорошее поведение? Я не оскорбляю тебя?
– Нет.
– Хорошо. Мне бы не хотелось. Листов множество. Есть такой, где люди приносят Богу все самое лучшее, а сами живут в нищете. Есть другой, где в правители выбирают лишь безумцев, потому что думают – Бог говорит через них. Есть третий, где безглазые жрецы взвешивают на особых весах добрые и злые молитвы, говоря, что делать человеку. Их цель – соблюсти равновесие.
– Странно.
Мы шли. Темнота делала огромное здание и вовсе бесконечным. Остались позади созвездия свечей, и на полу прорезались жилы белого света. Они сплетались друг с другом в причудливые сети и поднимались, разрезая пространство. От них не исходило тепло.
– Здесь же думают, что Творец, тот самый Творец, который дал миру начало, ушел. И нет нужды молиться ему.
Сети соединились. Белый свет сделался ярким, резким.
– А кому здесь молятся?
– Смотри! – Урфин отступил, оставляя меня наедине с… чем?
Не алтарь. Не иконостас. Картина?
Красный конь встал на дыбы. Пасть его разодрана удилами. Кровь мешается с пеной, и кажется, что жеребец вот-вот рухнет от непомерного усилия. Копыта готовы обрушиться на землю, на меня, смять и раздавить. Сполохи пламени скользят по клинку, по алым доспехам, которые сами будто бы сотворены из живого огня.
Взгляд рыцаря полон гнева.
«И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч…» – Я не понимала, откуда берутся эти слова, но они были правильны и единственно возможны.
– Кайя Дохерти, – Урфин не позволил мне отступить, а ведь больше всего мне хотелось нырнуть в темноту, спрятаться и от коня, и от меча, и от самого всадника, – лорд-протектор. И нынешнее воплощение войны.
А по совместительству мой супруг.
Эк меня угораздило, однако.
Глава 6
Рабы (не)мы
А потом он украл из дворцового зала шкуру тигра, завернулся в нее и грабил по ночам одиноких прохожих…
Правдивая история из жизни лорда-советника, седьмого тана Атли, рассказанная зеленщицей со слов ее троюродной сестры, которой случилось помогать на замковой кухне
– Спокойно, Иза! – Руки Урфина были надежной опорой, пусть бы я и не собиралась по местной традиции лишаться чувств. Война? Ничего страшного. У всех свои недостатки. Я тоже не ангел господень. – Ты вряд ли когда-нибудь увидишь Кайя в этой ипостаси.
– Почему?
– Ты женщина.
Читать бесплатно другие книги:
